Алиса(БЛ), Ульяна(БЛ)

Продолжение
Глава 1 http://vn.reactor.cc/post/2062463
Глава 2 http://joyreactor.cc/post/2074551
Глава 3 http://vn.reactor.cc/post/2121739
Глава 4 http://vn.reactor.cc/post/2146027
Глава 5 http://vn.reactor.cc/post/2165923
Глава 6 http://vn.reactor.cc/post/2193107

VII
Тамбурины судьбы

Предпоследний день смены начинается удивительно спокойно. Утром просыпаюсь в прекрасном состоянии духа. Шесть утра, а сна ни в одном глазу. Хочется переводить старушек через дорогу, подсаживать выпавших птенцов обратно в гнезда и помогать белочкам собирать запасы. Причем делать это все, непременно, радостно и с доброй улыбкой. А старушки в ответ будут крестить меня в спину, птички щебетать над головой, а белочки провожать, прыгая по веткам. Даже ледяной душ настроение не портит, а только добавляет оптимизма. Вспоминаю, что у нас, вроде как, футбольный матч запланирован на сегодня. Остаются две проблемы: идти ли на линейку, и, чем занять вторую половину дня. Памятуя болезненное самолюбие вожатой, решаю согласовать с ней это мероприятие, пусть поставит где надо галочку и отчитается, не знаю уж перед кем, так что, жди меня – линейка.
Но еще до линейки прибегает Саша, приносит железную кружку с вареньем.
– Вот, возьми. - И застенчиво улыбается.
Все таки, это не Славя. Похожа – да и, наверное, со временем и характер будет похожий, но, вот эта застенчивая улыбка – это её. У Слави этого не было, а я представил себе, как Саша, через несколько циклов встречает такой улыбкой очередного запоздавшего пионера у ворот лагеря, и даже пожалел, что не я буду этим пионером. Даже ерничать не хочется, и спрашивать про варенье: «Что мол, в банку не влезло?» Вообще, или Саша изменилась за вчерашнюю вторую половину дня, или, может, мое отношение к ней. Еще сутки назад не воспринимал ее никак, а сейчас вот смотрю в эти глаза и вижу там маленькую, ну не совсем маленькую, конечно, а так, примерно лет десяти, девочку. Очень славную девочку, по ошибке попавшую в семнадцатилетнее тело. Одна надежда, что догонит и выровняется. Тут, кстати, вспоминаю, что есть одно дело, с которым лучше Саши никто не справится.
– У тебя почерк хороший? Должен быть хороший.
– Почерк? Да, наверное. – И опять фирменная улыбка, Саша не дразнись.
– Тогда у меня к тебе «малэнькое, но атвэтствэнное поручэнье!»
Где-то я их видел… Ага, вот они. В недрах шкафа нахожу стопку бланков почетных грамот. Отбираю по пять штук с золотой и серебряной каймой, достаю ручку, показываю на стол.
– Садись и пиши.
«Футбольная команда п/л «Совенок. За участие в финальной игре».
Надо же, чем-то октябрят моих отметить, если вожатой наплевать. А ведь они старались, и на игре еще постараются, я уверен. Корявый текст получился, но сочинять некогда было, вот все в течение пяти минут придумалось.
– Спасибо огромное, Ляксандра, а то я бы понаписал. Дети бы обижались потом.
– Нет, на тебя обижаться не будут. Они тебя любят. Жаль, что, когда я тут маленькая отдыхала у нас такого тренера не было.
Это мы уже вышли из спортзала и движемся в сторону Генды.
– А ты здесь раньше отдыхала? В этом лагере?
– Ага, каждый год. И когда маленькая была, и сейчас.
Какие интересные сведения иногда на нас сваливаются. Дети все таки здесь растут. Надо будет еще порасспрашивать, если не забуду. Если не забуду и если успею. Времени то осталось всего-ничего — завтра же отъезд.
– Меня папа Ляксандрой зовет, когда настроение хорошее.
– Понятно. А братья и сестры у тебя есть?
– Нет, я одна у родителей.
Да, это точно не Славя, но как похожа.
– А то я девочку встречал, ну копия твоя.
– Да, мне говорили, ее Славяна зовут. Нет, это не моя сестра.
Логичным был бы следующий вопрос: «А где ты была, когда она здесь отдыхала?» Но не решился, вдруг услышу в ответ: «На центральном складе, стеллаж пять, место четырнадцать», или что-то подобное.
Против опасений, линейка никак не нарушает возникшей гармонии между мной и здешней вселенной, и проходит гладко и бесконфликтно. Ольга Дмитриевна объявляет о завтрашнем отъезде, бубнит про образцовых пионеров, оглашает, очевидно, планы на день, каюсь, я опять пропустил этот момент, я оглашаю свои планы. ОД благосклонно кивает, что-то записывает в блокнотик и закрывает линейку. Про наше вчерашнее приключение ни слова. То, что амазонки никуда этой ночью караулить никого не ходили, тоже не всплыло. Спросил у Ульяны перед завтраком, не хотелось ли им в старом лагере в засаде посидеть? На что получил ответ: «Мы что, больные? Ну, вообще то, была такая мысль, но мы ее по-бо-ро-ли!» Кстати, приходит в голову, что здешний лагерь — первый, где я боле-менее регулярно посещаю линейки, и вообще, э-э-э-э… участвую в лагерной жизни. Дожили! Представляю себе, как я втянулся, мне понравилось, и я превращаюсь во вторую Ольгу Дмитриевну. Не сдержавшись фыркаю, Ульяна принимает это на свой счет.
– Что я смешного сказала?
– Нет, ничего, это я так, о своем. Ты тут не причем.
– А все таки?
– Хочешь все знать? Ну, если хочешь – держи, я представил себя на месте вожатой. Это меня и рассмешило.
Ульяна серьезно смотрит на меня.
– Не вижу ничего смешного, у тебя бы получилось. Уж точно не хуже, чем у Ольги!
Как меня «Совенок» то искалечил, оказывается. Сказал бы мне кто подобное, в прошлых жизнях. Да и не сказал бы никто, никому и в голову бы не пришло. Второй сигнал за сегодняшнее утро: первый был от Ляксандры, а это второй. Надо что-то менять
– Это вряд ли. Я и пионером то никогда не был, и так вдохновенно нести чушь на линейках тоже не умею.
Тут уже фыркает Ульяна:
– Не умеешь — научим!
Посмотреть на футбол собралось пол лагеря. Видимо здешний мир настолько беден развлечениями, что даже рядовой детский междусобойчик, если назвать его красиво: «Отчетная игра детской футбольной секции», – собирает трибуны. Вспомнил же, кстати, и похожую историю с концертом в «родном» своем лагере. Это вам не мифический кошкоробот. Когда увидел полную трибуну народу, стало как-то неудобно и за то, что у нас всего по пять человек в каждой команде, и за то, что провел-то всего две ленивых тренировки. Ну чему, спрашивается, бывший игрок юношеской команды может научить за две тренировки? Но игра прошла на ура, видимо создатели здешнего мира знали о футболе только то, что он существует. Недостаток техники и сыгранности октябрята заменяли азартом, азартом заражали и публику. На награждении вылезла Ольга и опять несла что-то про «образцовых пионеров». А я стоял, скучал и думал: «Покажите мне этих образцовых пионеров». А еще зародилась мысль-шутка: «А не разбудить ли в Ольге Дмитриевне человека?» Проблема одна, я не знаю с какой стороны за вожатую взяться (гусары, молчать!), но будет так доставать — обязательно разбужу.
А после обеда накатила хандра. Не хотелось никого ни видеть, ни слышать. Взял лодку и уплыл на остров Длинный, там меня точно никто не станет домогаться.
Есть тут в лесу место непроходимо заросшее кустарником и дикой смородиной. Кустарник растет столь плотно, что между стволами приходиться протискиваться, если только ты вырос чуть крупнее Ульянки. Так вот, если все же протиснуться между стволами, то можно выйти на небольшую, где-то с половину волейбольной площадки, поляну, я ее случайно открыл, в один из ранних своих разведочных выходов и, не похоже, чтобы кто-то, кроме меня про эту поляну знал. Вот туда я и направился.
На поляне завалился в траву и, заложив руки за голову, уставился на облака. К черту всю эту компанию: одержимую вожатую, амазонок, Лену с её проблемами, октябрят, Ляксандру и бабу Глашу. Что, вон тем облакам до нас всех, пусть даже эти облака и не настоящие. Полчаса или сколько то там ни о чем не думалось, потом, сам собой стал складываться стишок:

Вот лагерь, в который приехал Семен…

Да уж, лагерь. Пионерский лагерь «Совенок», он же объект «Убежище» образца 1987 года. Это он, получается, на семь лет младше меня, только я вырос, а он застрял в том лете. Он в этом лете, в этом лете навсегда… м-да. Кстати, с сезонами здесь полный бардак. Сирень цветет, одновременно-же и земляника созрела, дотянулся до куста дикой смородины — сорвал одну ягоду: бр-р-р-р… Ну и кислятина, хотя, тоже созрела. Полный лес грибов, опять же и всякой мелкой непуганой живности. Из крупных птиц мы имеем сову — одна штука, а самое крупное животное, это барсук, тоже одна штука. А пшеница в полях вокруг лагеря еще зеленая и только-только колоски показались. Что еще странного? Каждую ночь полнолуние, да.

А это пшеница,
Которой много в полях колосится.
Вокруг лагеря,
В который приехал Семен...

Квазизамкнутая система пространственных вакуолей. Ежику же все понятно! А живут в этой системе квазиживые: квазипионеры и их квазивожатая. Пять тысяч Семенов, пять тысяч Алис, пять тысяч Ольг Дмитриевн, в общем всех по пять тысяч. Ну, в семье не без урода, поэтому отклонения встречаются. Вот, одно из них сейчас лежит, облака разглядывает, поправка — квазиоблака.

А это девица.
С косой цвета спелой пшеницы,
Которой много в полях колосится...

Не так то все просто, с обитателями. Ну, допустим есть пять тысяч Славь со сроком жизни в две недели. Ну, можно взять одну, поковыряться в настройках, и сделать из Слави Славяну, с неопределенным жизненным циклом. Некрасиво, конечно, так говорить, и не дай бог такое ковыряние в своих настройках пережить, но получилось удачно. Это даже если отвлечься от моего отношения к Славяне. Сомневаюсь я, что с живым человеком такое получится. Но вот откуда возникла Ляксандра, я не понимаю. Как будто, однажды, из этого лагеря выдернули Славю и системе пришлось срочно создавать замену.

А это вожатая,
Не пьяная и не помятая.
К которой Семена приводит девица.
С косой цвета спелой пшеницы…

«Вожатая» рифмуется еще и с «бесноватая», но я все же не рискнул. Интересно, есть ли у Ольги Дмитриевны реальный прототип, или это продукт исключительно программный? Тут оба варианта равновероятны, ничего не могу сказать.

А это Ульянка.
Малолетняя хулиганка,
Которую часто ругает вожатая.
Ни разу не пьяная и не помятая…

Как получится с Ульянкой и Алисой? Вот вопрос. А еще, если я уеду со всеми на автобусе, вернусь ли я в этот же лагерь? Славяна то уехала и не вернулась. Это вопрос номер два. Рискнуть, и поставить эксперимент: остаться в лагере в день отъезда? Что там Пионер говорил, кажется, что просто засыпал, а просыпался в автобусе? То есть, пока не заснул, то ничего и не происходит, так выходит? Вот еще мысль: если я засыпаю, причем явно недобровольно засыпаю, значит все черные дела здесь происходят пока мы спим. Значит я такая же часть всей системы, как и все остальные, только с чуть большей автономией. Значит, чтобы не уснуть придется выпить весь запас кофе у бабы Глаши? Баба Глаша мне не простит. Любопытно, как сочетается в одном человеке повариха из пионерлагеря и человек из научной среды? Но ведь сочетается же.

– Сбежал от всех? А ведь тебя по всему лагерю уже ищут!
Помяни черта, он и придет.
– Официально ищут, или только отдельные личности?
– Ну, в эти детали я не собираюсь за тебя вникать. Твой лагерь, сам и разбирайся.
Поворачиваю голову, отводя взгляд от облаков.
– Давно не появлялся. Ты, конечно, нематериальная проекция, но не возвышайся надо мною башней. Сядь, посиди.
Пионер обходит меня и пристраивается рядом, усевшись на траву. Однако для нематериальной проекции он траву эту ощутимо приминает. Нехотя спрашиваю:
– Все царствуешь? Ты там хоть короновался уже? Или, может, божеством себя объявил, земным воплощением Великого Генды?
– А ты все бегаешь? Понимаешь же, что ТАК отсюда нет выхода.
– Всё лучше, чем твой метод. Зачем пришел?
– Вот забеспокоился, как ты там? А тебя на старом месте нет! Пришлось попотеть, пока нашел.
– И кто там, вместо меня, на старом месте? А у меня, как видишь, все без изменений.
– Не скажи, ты вот лично между лагерями путешествовать теперь можешь.
– Так и ты можешь. Разница в том, что меня лично перебрасывает куда-то без моего ведома, а ты попадаешь в виде проекции, но, зато, по своему выбору.
– С поварихой здешней общался.
– Ты тоже общался, и на тебя она, до сих пор, обижается, понял, говорит, ее не так, и теперь дел наворотил.
– Ну, знаешь, после того, что тут устроил этот кружок физиков, мои лагеря, это просто детская игра в куклы.
– В куклы, да. Ну, ничего другого я от тебя и не жду.
Кого, интересно, принцессой нарядил?..
– Кого то принцессой назначил и в домик посадил, кому то руки и ноги оторвал.
– Слушай, оставь свое морализаторство при себе. Знаешь же, что это бесполезный спор.
Лица Пионера я, как обычно, не вижу. Это даже не тень, а просто взгляд на нем не задерживается, вот такая магия. А еще я, к сожалению, даже ударить его по этому лицу не могу, нематериальные проекции, они такие. И все таки, что ему надо?
– И все таки, ты же не просто так меня искал?
– Я пришел напомнить о своем предложении.
– Присоединиться к тебе? Видел я этих присоединившихся. Уж лучше безмозглым аборигеном-репликантом быть.
– Ну зачем так грубо? Им не так плохо живется, как ты думаешь, а, во-вторых, если не хочешь, давай просто договоримся, хоть на словах. Меня устроит.
– О чем нам договариваться? Не воевать между лагерями? Так это глупо, как ты это себе представляешь? А о чем еще? Информацией делиться? Так делимся же, а всю информацию все равно никогда друг-другу не отдаём.
– Да ты пойми, что таких, как мы здесь единицы. Которые что-то знают, понимают, осознают себя и хотят действовать! Мы вместе держаться должны. Мы вырваться сможем только объединив все усилия!
– Зачем вместе? Знаешь, - говорю, я, пока, сам по себе похожу. А то пять тысяч пионеров, как вырвутся на свободу. Все разом и в одном городе.
– Ну, смотри, я ведь не в последний раз к тебе прихожу. Времени у нас вагон и маленькая тележка.
Молчим, глядя на облака.
– Ладно, мне пора. А вот тебе от меня подарок: в мозгу у каждого из твоих «репликантов» есть личность кого то из создателей лагеря. Это мне твоя повариха рассказала, они, таким образом, личного бессмертия достичь пытались.
– Пока. А вот тебе уже от меня подарок: отсюда, действительно, нет выхода. По крайней мере тот наш коллега, он сидит с наполовину стертой памятью, в специально созданном для него макете города, хотя и свято верит, что вырвался в реальный мир.
– Пока. В любом случае, приятно было с живым человеком поговорить.
Поворачиваю голову — Пионера уже нету, нету и на траве никаких следов от него. Вот умеют же люди оказываться там, где им нужно. А что там сейчас, в моем родном лагере, он так и не сказал.

Слышу, кто-то зовет меня. Ульяна?
– Вот ты где! Тебя вожатая по всему лагерю обыскалась и уже собралась в милицию звонить!
Хотел бы я увидеть здешнюю милицию, хоть раз.
– А с чего она меня обыскалась то?
– Ну как же, обед пропустил, ужин пропустил, лодки одной нет. Она решила, что ты сбежал! Ну, или утонул. Хорошо я лодки пересчитала, все на месте, на одной только Лена на Ближний уплыла.
Вот как мой побег на лодке обернулся. Он теперь, похоже, зашит в коллективную память системы.
– Интересно, как думаешь, что бы она стала делать, если бы я действительно сбежал? Стоп! Я что ужин пропустил? Ведь всего-то на полчаса прилег.
– Пропустил. А там котлеты давали… А у тебя тут хорошо. Почему я про это место раньше не знала?
«А в тюрьме сейчас ужин. Макароны дают...», – киноклассика вспомнилась.
– Гм. Наверное потому, что это моё место.
– И что, мне совсем-совсем нельзя сюда приходить?
– А если я скажу «Нет», как я это проконтролирую? И что я тебе сделаю? Главное, не пакости здесь: битое стекло, окурки, консервные банки, кострища, пр… прочее. Ну, ты поняла. Ладно, пошли, действительно, скоро уже темнеть начнет.
Пробираемся через кустарник, а когда под ногами появляется тропинка Ульянка поворачивается ко мне и говорит:
– Гад ты, Семен. Мог бы и предупредить, чтоб не теряли.
– Ульяна, знаешь такое волшебное слово «проспал»?
На опушке, в самом начале тропинки нас встречает Алиса, и не похоже, чтобы она собиралась пропускать меня в лагерь. Вид у нее такой, как будто хочет закатить мне оплеуху, но сдерживается.
– Сволочь ты! Ладно — вожатая, но хоть кому из нас мог бы сказать, что с тобой все в порядке!
Они с Ульянкой сговорились, что ли? Я ведь не давал и повода, и обещаний. Интересно, как я мог сказать, если меня не было в лагере? Однако монолог продолжается:
– Собрался удирать — беги, но предупреди, хоть кого-нибудь!
Значит, в моё утопление не верят, а вот побег считают реальностью. Я же вроде не рассказывал, как из лагерей бегал. Или рассказал, не помню. Нет, не рассказывал, никому, кроме Славяны. Точно, коллективная память.
Пока все это происходит я, на всякий случай, перехватываю ладонь Алисы и слегка ее сжимаю.
– А почему ты решила, что я сбежал? Я уйду отсюда, когда буду готов и сочту нужным, но постараюсь, чтобы вы об этом узнали. До бункера бы, ушел по английски, а сейчас уже нет. И вообще…
А что «вообще», я придумать не могу. Пауза затягивается и я только машу рукой.
– Ладно, я к себе. Если хотите продолжить ругаться — пойдемте со мной.
Обхожу Алису и не торопясь иду в сторону спортзала. Чем-то эта сцена напомнила мне мой первый день здесь. Алиса возмущенно фыркает и направляется следом.
– Имей в виду, ужин давно закончился, колбасу ты позавчера сожрал, так что кормить мы тебя не будем.
– Ничего, консервами перекушу. Две банки и пакет сухарей у меня еще остались.
Пока идем к площади стремительно темнеет.
– Подожди, - Алиса меняет гнев на милость, пошли уж в столовую.
В столовой Алиса приносит из буфета несколько булок и пару пакетов кефира. Ульянка, откуда то с кухни, котлету на тарелке. Сижу, жую бутерброд из сладкой булки и холодной котлеты, запиваю кефиром, просто царский ужин. Алиса читает мне нотацию, что-то о моей ответственности, кажется, и о их беспокойстве. Позавчера я на нее орал, сегодня она мне нотацию читает, гармония. А ведь волновались за меня они, совершенно искренне. Жаль, что волновались, но приятно, что искренне, но жаль, что волновались, и далее по кругу.
– Мне жаль, что я заставил вас волноваться, но вины я за собой не чувствую.
– Да все, проехали, но ты, все равно, гад.
Потом, возникает пауза…
– Знаете что, девчонки, завтра же отъезд, и я, наверное, с вами не поеду, коль уж вожатая решила, что я сбежал, я и ей на глаза показываться не буду, так что, считайте это нашим прощальным ужином.
В столовой свет, только от уличных фонарей, но я вижу, что лица у девчонок вытягиваются совершенно одинаково.
– Мы что, больше никогда не увидимся?
– Если бы это от меня зависело. Я, попробую вас встретить здесь, хотя, меня обычно выкидывает на неделю позже, чем вас. Так что, постарайтесь случайно не застрелить меня.
– Ну вот опять ты…
– Шучу я. Не обижайтесь, все будет нормально.
Девки мои, я почти серьезно об этом. Я хочу, чтобы вы сохранили полную память, и действовали по собственной воле, вот как сейчас, а не так, как вам навязывает программа.
– Семен, а можно серьезный вопрос?
– …
– Как ты к нам относишься?
– Сестренки мои, понятно?
Я, на самом деле, даже к вожатой так отношусь, она в той же ловушке, что и все мы.
– А подробнее?
– Что подробнее? Про искусственных людей читали в справочнике? Вот, все мы из одной колбы выбрались. Только воспоминания чужие, о прошлой жизни, которые мы считаем своими. И свои, о жизни в «Совенке», у одних полные и настоящие, а у других порезанные, подчищенные и заново записанные. Мне просто повезло чуть больше чем вам.
– А как у тебя все началось?
– Со случайной записки к самому себе «Ты здесь не просто так!» Я тогда ничего еще не знал, не понимал и не помнил, и написал записку по какому то наитию. А потом пошло по нарастающей.
– А лет тебе сколько?
А кой тебе годик...
– Я года на два постарше Ольги Дмитриевны, это если верить чужим воспоминаниям. Ну и вас, лет на десять - двенадцать, соответственно.
– Семен, а можно еще один вопрос? - это Ульянка.
– Ну задавай, - вздыхаю. Раз уж у нас начался вечер вопросов и ответов.
– Только он секретный, Алиса, выйди, пожалуйста.
Алиса только качает головой и выходит. Из дверей на кухню говорит:
– Ульянка, у тебя время, пока я стаканы помою.
Ульянка серьезно смотрит на меня, а потом тихо спрашивает:
– Семен?
– Что?
Очень долгая пауза, а потом Ульянка слегка краснеет и отводит глаза:
– Нет, ничего, я так.
Ульяна пододвигает стул и садится рядом со мной прижавшись к моему боку.
– Девушка, не слишком ли часто ты так стала сидеть?
– Нет, не слишком.
В этот момент входит Алиса, окидывает нас взглядом и встав в позу «руки в боки» передразнивает вожатую:
– Вы же пионеры, Семен, Ульяна! Как вы себя ведете? Ульяна, ты же еще маленькая, а у тебя Семен, девушка есть, и вообще, ты Ульяну в два раза старше!
– Иди сюда, сестренка, у меня второе плечо свободное.
Алиса еще раз меряет нас взглядом, принимает нормальный вид и садится рядом, тоже прижимаясь ко мне, а я обнимаю их обеих и чувствую, как они расслабляются. Забавно, но кроме ощущения теплоты и заботы о девках, во мне сейчас нет ничего. Сказал бы мне кто об этом три дня назад.
– Алис, а почему ты решила, что я маленькая? Семен вон на десять лет старше, чем кажется. Может и мне уже скоро двадцать четыре?
– Так и веди себя на двадцать четыре, а не воруй чужие котлеты и не пугай Лену кузнечиками.
Аргумент убойный и Ульяна временно замолкает.
А вечер личных вопросов продолжается, девки хотят все знать:
– Семен, а расскажи еще, как ты жил в «Совенке»?
– Плохо жил. Как будто меня окружали роботы из дурной фантастики. Всегда одни и те же слова, одни и те же поступки, я всегда знал, что будет завтра, послезавтра, через три дня… Помнишь, Ульяна, нас в библиотеку отправили? Вот тогда я, как раз воспользовался своим опытом... Я тогда сел с тобой в столовой за один столик, а дальше все пошло по сценарию, ты облила меня супом, вожатая оставила нас убираться, а потом отправила в библиотеку и ни от тебя, ни от нее ничего уже не зависело. Я злой был на тебя тогда, но все равно неприятно было, не люблю я этого. Еще раз прости меня.
– Гад ты, Семен, - беззлобно произносит Ульянка, и тычет меня пальцем в бок.
– Я знаю, третий раз за сегодня слышу про гада. И такое в каждом лагере... Развлекался тем, что задавал вам неудобные вопросы и смотрел, как вы выкрутитесь. А если с кем подружишься, тот, как-то постепенно очеловечивается, и в последние день-два раскрывается. А на следующий цикл ждешь этого человека, а для него все по новой началось, с нуля – готов болванчик, знаешь как мне было плохо от этого. А если кого из вас оттолкнуть на пятый день, то с вами тогда трагедия и беда происходит. Вы же не роботы, все таки, вы же тоже чувствуете, свободы вас лишили, но эмоции и чувства оставили. Так и держался на дистанции от вас. Не знаю, из жалости к вам, или из жалости к самому себе.
Алиса чуть сильнее прижимается ко мне.
– Плохо же тебе было...
– Семен, я тебе обещаю, что мы в болванчиков обратно не превратимся! – Это уже Ульянка. А дальше что – рассказывай.
– Дальше совсем тоска заела, решил сбежать из лагеря. Долго готовился – сбежал, вот с тех пор бегаю от лагеря к лагерю. А еще хочу, чтобы тут было побольше людей и поменьше роботов.
Ладно, засиделись мы, давайте по койкам уже. Завтра меня не дергайте тогда, а я буду в засаде отсиживаться.
– Мы только поесть тебе принесем!
– Ульян, вот исключительно на твои способности по добыванию еды и надеюсь.

Когда подходил к спортзалу услышал звуки со стороны бадминтонной площадки. В голубоватом свете фонаря видно, как взлетает воланчик. Все верно, сегодня, в это время там должна быть Лена. Не хотел идти, а ноги сами понесли, да и попрощаться надо. Пришел, сел поодаль, смотрю. Играть Лена так и не научилась.

Вот девушка, с романтической книжкой,
Которая прячет ножик под мышкой.
Которую часто пугает Ульянка,
Которая малолетняя хулиганка.

– Привет. А я не верила, что ты сбежал.
Лена меня заметила, подошла, присела рядом. Сегодня на ней веселая и приветливая личина. Ох Лена, не завидую я своему двойнику, разбираться в тебе ему предстоит долго и упорно, не знаю, справится ли за 20 лет. Хотя, в любом образе, ты, конечно, исключительно мила. Гм, почти в любом.
– Привет, а почему одна ракеткой машешь? Саша спит уже?
– Ну да, она знаешь какая, все-таки правильная. Если в десять отбой, значит в половину одиннадцатого она уже под одеялом.
– Слушай, если у тебя есть настроение, расскажи, пожалуйста, как там у тебя с моим сиамским близнецом все заканчивается?
Лена грустнеет.
– Это важно?
– Ты знаешь, я думаю да. Я знаю, ты врать не будешь, но и фактами не манипулируй, пожалуйста, как ты умеешь. Если не хочешь, то лучше не отвечай вовсе.
– Ну почему, если важно, то я отвечу. Обычно я говорю вожатой, что у меня тут дела и я уеду на рейсовом автобусе. Когда все уезжают, я привожу его в лагерь, мы остаемся вместе до вечера, а вечером уезжаем на четыреста десятом.
Ну слава богу, как я и думал. А то я боялся, что сон Лены, о котором она рассказала не просто сон.
– Понятно. А автобус во сколько?
– А вот, как раз сейчас, в половину одиннадцатого где-то.
– Ну, завтра тебе можно будет вместе со всеми уехать. В чем-то, правда, и по моей вине.
– Ты же пообещал, что он вернется?
– Лен, я сказал, что есть очень большая вероятность. И, я считаю, что да – вернется. Потерпи, пожалуйста, только, моё общество еще одну смену и всё.
– Твоё общество я согласна потерпеть.
– Вот и славно. А можно я еще вопрос задам?
Полчаса назад меня амазонки терроризировали, а теперь я пытаю Лену.
– Задавай.
– Вот вы садитесь в автобус, по дороге засыпаете, а когда ты просыпаешься, его уже нет. Так?
– Так. Просыпаюсь, его уже нет.
– А когда возвращаешься сюда, и встречаешься с ним, он что-нибудь помнит?
– Нет, мне все приходится начинать заново. Остальные тоже мало что помнят, в основном, только, как зовут друг-друга, да где что находится.
– Спасибо Лен. Больше тебя вопросами мучить не буду, я знаю, ты не любишь откровенничать. Я вообще то попрощаться подошел. Если уж вожатая считает, что я сбежал, то не буду ее расстраивать.
– На 410-м уедешь? Хочешь, вместе уедем?
Преувеличенно активно машу руками.
– Ни-ни-ни-ни-ни… А то мой индийский брат-близнец ревновать будет. Я, пожалуй, пешком. До трассы доберусь, а там на попутке. Ладно, до свиданья. Еще встретимся.
– Конечно.

Позже, когда уже лежал под одеялом — думал: получается, как я и предполагал, Лена сейчас, где-то в той же стадии, что и я несколько десятков циклов назад, и ей какого то толчка не хватает, чтобы начать осознавать себя, а я, значит, ее разговорами к этому подталкиваю, разговорами и запиской этой дурацкой. Ну и ладно, ну и хорошо. А потом вспомнил Толика, как он мне одобрительно подмигнул, когда застал меня за рисованием плана лагеря. Да, тут есть над чем подумать.
И, уже засыпая, пожалел о том, что не простился с моими октябрятами и с Александрой. Больше, пожалуй, мне никто в лагере и не дорог.

Продолжение
Глава 1 http://vn.reactor.cc/post/2062463
Глава 2 http://joyreactor.cc/post/2074551
Глава 3 http://vn.reactor.cc/post/2121739
Глава 4 http://vn.reactor.cc/post/2146027
V
Введение в специальность


Вчера отправил Ульянку спать в тренерскую на свое место, а сам устроился в кладовой почитать найденную в библиотеке тетрадку. Вертелся на стуле так и эдак — и неудобно, и планки спину режут, и сидеть жестко. Наконец, отодвинул стол и стул подальше, а сам подтащил мат под лампочку, и лег. Понял что решение прилечь было ловушкой, но уже ничего не мог сделать, тетрадь выпадала из рук, а глаза закрылись без моего участия. Показалось даже, что мат подо мной слегка покачивался и я заснул.
Снился мне бункер под старым лагерем, стол, а скорее пульт с наклонной столешницей, какие то старомодные приборы. Я сидел на таком же жестком и неудобном стуле, как у меня в кладовой, позади меня и чуть справа, я не вижу, но знаю точно, еще один стул и стол. За тем столом сидела девушка с которой я там, во сне, хорошо знаком. Наверное она мне даже нравилась. Может быть и я ей тоже. Но вот как ее зовут, я не помню сейчас и не помнил во сне, сон такой, ничего не поделаешь. Перед девушкой тетрадь, такая же, как та, что я забрал из библиотеки. Девушка ее старательно заполняла. А потом я понял, что сейчас произойдет несчастье, и я знаю, как этому несчастью помешать. Но решил сперва спасти девушку. А для этого надо было встать и вытолкнуть ее из бункера в коридор. Именно вытолкнуть, а не попросить уйти, а все потому, что я не помню ее имени. Но я не смог, по законам сна, ни встать, ни заговорить. И тут загремел звонок аварийной сигнализации. Бункер как то незаметно превратился в погреб под библиотекой, а звонок сигнализации сменился звонком будильника.
Это не звонок, а будильник. Поискал рукой вокруг себя, но не смог его найти. Постепенно просыпаясь сообразил, что звук идет откуда-то сверху, и то нарастает, то ослабевает. Сел. Бабах! Мам-ма! Что-то прилетело мне в лоб и будильник замолчал. Вместо будильника теперь стал слышен исключительно жизнерадостный смех, а я проснулся окончательно.
Эта рыжая, проснулась раньше меня, взяла мой будильник, привязала его к лампочке над моей головой, запустила звонок и отправила будильник качаться, как маятник. А когда я, полупроснувшийся, подскочил, голова моя пересеклась с траекторией будильника. Было больно.
- Ах ты...!! - Запускаю в Ульянку тетрадью. Даже попал. Злость прошла, а Ульянка перестала хохотать, подошла и села рядом со мной на мат.
- Семен, ну прости, я не хотела, чтоб ты ударился, я только хотела чтоб ты проснулся.
- Сколько время?
- Шесть утра.
- Зачем? До подъема еще час, до линейки еще два часа, а до завтрака еще три!
- Ну, ты же не хотел, чтобы нас вместе в спортзале поймали, а вожатая раньше встает, может придти. И Алиса скоро вернется, а меня нет в домике — она волноваться будет.
- А зачем для этого меня то будить?
- Ты же запираешься всегда, когда спишь, на ключ, вот я и подумала.
- Подожди, а откуда ты знаешь, что я запираюсь? Так это ты в первый день приходила?
Молчит, покраснела, глаза опустила, сейчас заревет.
- Имей ввиду, я уже видел, как ты ревешь, ничего нового я уже не увижу. Можешь, конечно, пореветь, но лучше рассказывай спокойно.
Ульяна делает несколько вдохов и прерываясь, но все же удержавшись от рыданий продолжила.
- Ну да, это я приходила. Мы решили… Я хотела тебя ...
Длинная пауза. Пришел Ульяне на помощь, и, вопросительно глядя на нее, провел пальцем поперек своего горла. Ульяна только молча кивает несколько раз.
- А смогла бы?
- Я, я не знаю.
Все таки разревелась, сидит, уткнувшись мне носом в бок и всхлипывает, а я размышляю. Если Ульянка действовала от себя, как личность, то не факт, что смогла бы, а вот если была под программным принуждением, то вполне. Кстати, не факт же, что и Алиса случайно в меня попала из арбалета, может Алиса и не хотела, а наверняка и не хотела, но управляющая программа заставила, а уж потом их мозги интерпретировали эти действия, как несчастный случай. И еще, повторяется старая история, Ульянка, в моем обществе, стремительно очеловечивается. Надо как то прекратить этот процесс, если смогу, чтобы потом не было мучительно больно. Вот тут я и сплоховал, не хватило сил оборвать отношения.
- Семен, ты не сердишься на нас?
- Ты знаешь, кое-что зная о вас, я не сержусь. Но я еще не решил, что мне с вами делать.
- А что ты знаешь о нас?
Ляпнул не подумав, пришлось выкручиваться.
- Вот, когда решу, как с вами быть, тогда и узнаете. Ну давай, поднимайся, и дуй домой к себе, а то, действительно, сейчас Алиса придет. Только умойся, вон, хоть в душевой.
Наконец выпроводил Ульянку, посмотрел, как она бежит к себе в домик, на ходу махнув мне рукой, прежде чем свернуть на главную аллею и скрыться, вернулся обратно в спортзал и, действительно, заперся. Бережёного - бог бережет, что бы там не говорила баба Глаша. До линейки еще полтора часа, лезу под душ, под холодный душ, вода льется сверху из бака установленного на крыше, который нагревается на солнце, а в полседьмого утра душ, конечно-же, холодный. После душа сажусь, наконец то, за тетрадку. Вчера то я сонный был, а в погребе просто ее бегло проглядывал. А сегодня утром мне отчего-то страшно тетрадку открывать. Сижу несколько минут, тупо верчу манускрипт в руках, наконец, решительно открываю на первой странице. Пф-ф-ф... Вся моя решительность сморщивается, как старый воздушный шарик. Какая то, неизвестная мне девушка, писала в этой тетрадке черновик отчета о практике в пионерском лагере «Совенок». Позвольте, но как же формулы и графики? Перевернул тетрадку и открыл с другой стороны - конспект лекций по физике, не более. Закрываю тетрадку и прячу ее в рюкзаке, надо будет потом выбросить незаметно. Однако, пора на линейку.
Уже запирая спортзал сообразил, что неплохо бы прикинуть — что делать сегодня. Собственно, нужно покопаться в старом лагере и в бомбоубежище, а еще тренировать октябрят, сам напросился и сам же пообещал — деваться некуда. Исходя из этих двух дел буду импровизировать остальное
Еще на подходе к площади меня перехватывает Ульяна. Опять Ульяна! Исключительное зрелище — встревоженная Ульяна.
- Что стряслось у тебя?
- Семен, Алиса потерялась.
- То есть как потерялась? Из старого корпуса не пришла что ли?
- Да. Должна была прийти к линейке, а ее нету, до сих пор.
- Ну, «До сих пор», это полчаса всего. Может задержало что-нибудь. Может к завтраку подойдет. Вожатой сказала? Она что?
Нас прерывает начало линейки, поэтому приходится слушать ежедневную порцию чуши от Ольги Дмитриевны. Я задремываю под ее бубнение, и едва не просыпаю вопрос обращенный ко мне.
- Семен, какой у вас на сегодня план работы?
- Ну, э-э-э, до обеда планировалась тренировка с младшим отрядом, а после обеда — могу подменить вас на пляже, и вы позавчера про секцию для старших говорили, хочу лодки проверить. Но Ольга Дмитриевна... мне Ульяна сказала, что Алиса до-сих пор не вернулась. Маловероятно, конечно, но, вдруг случилось, что. Может поискать ее?
Вожатая, подумав несколько секунд.
- Двачевская просто заснула на посту! Я хочу, когда она, наконец, проспится и появится, лишить ее звания своей помощницы и попросить вас взяться за эти обязанности. Вы можете ее поискать, но, конечно, не в ущерб работе по вашему плану.
Линейка закончилась, а меня сразу же берут в оборот мои зайцы.
- Семен. А тренировка сегодня будет?
- Будет-будет, после завтрака жду вас на поле.
На завтраке присел рядом с Ульяной. Ульяна кислая, вяло ковыряет вилкой в каше. Похоже, кроме нее, исчезновение Алисы никого не волновала.
- Так и не появилась?
- Нет.
- А раньше бывало такое? А в прошлые ц... смены? - Чуть не проговорился.
- Нет, никогда.
- Ладно давай подумаем, где она может быть.
- Да что думать то? В старый лагерь идти надо!
Я тогда вот и поддался Ульянкиной панике, по крайней мере, даже не сообразил, что, в сущности, Алисе ничего не грозило. Ну воскресла бы, самое позднее, в следующем цикле, это в самом худшем случае. А тут начинаю прикидывать варианты, вдруг она где-то со сломанной ногой ползет в лагерь истекая кровью и обливаясь слезами, и прочую чушь. Если бы не это, то отделался бы от Ульянки, отправил бы на поиски ее одну в конце концов, спокойно дотянул бы до конца смены и свалил на поезд. Но, правда, и свой интерес у меня тоже есть.
- Давай сделаем так, я сейчас проведу тренировку. Обещал, деваться некуда, а ты, пока принеси альпинистскую веревку, метров двадцать, мощный фонарь, бутербродов, воды, спички, упаковку бинта и рюкзак, все это тащить. - Не знаю, зачем я столько всего перечислил, наверное, подсознательно хотел чтобы Ульянка подольше побегала.
- Фонарь, веревку, рюкзак... ага, я побежала!
Надо же, как мало надо, чтобы человека успокоить, ребенок вернулся в привычное состояние прямо на глазах.
А я пошел на стадион вспоминая все, что знал о тренировках футболистов. Октябрята не подвели, явились все, кто вчера записался. Чертыхнулся про себя, что не взял никакой бумажки, хоть бы так имена запомнить. Ну, двоих я знаю, а остальных, пока, только в лицо. Запустил разминку, потом раздал мячи из кладовой, начал объяснять и показывать, как правильно вести и отбирать мяч. Неожиданно увлекся, удивительно, но и октябрятам понравилось, поэтому приход Ульяны встретил с сожалением. Скомандовал конец тренировки, разрешил остаться на поле и поиграть.
Ульянка принесла все заказанное, кроме веревки. Веревка есть в клубе, но кибернетики упираются, и согласны отдать только мне лично. Пошли в клуб.
- Вы пошто боярыню обижаете, старцы? Пошто шпагату пожалели? Ведь не корысти ради.
- Не корысти, говоришь? Верно, не корысти ради, а пакости для.
- Вот видишь Ульяна, какая у тебя здесь репутация? И, признайся, что не на пустом месте.
Веревку мне все же дают, предварительно поглумившись, а потом Шурик спрашивает
- Вы и правда собрались Алису искать?
- А что? Остальные то не шевелятся.
- Ну, у нас, как бы свои дела.
Шурику, похоже, стыдно. Он переглянулся с Электроником, перемигнулся с ним о чем то, потом идет к верстаку и сдергивает с него одеяло.
- Вот, возьми, испытаешь в полевых условиях.
Мама моя дорогая! Арбалет. Арбалетище! Средневековье, мракобесие и джаз. Здоровенная дура весом, осторожно поднимаю, уж никак не меньше десяти килограмм. Материала пошедшего на приклад хватит на пару Буратин. Дуга, похоже, из рессоры той несчастной Волги, что стоит у столовой. Рядом полено, насквозь пробитое цельнометаллической стрелой.
- Только стрелы береги, их всего пять штук.
- А как вы его натягиваете?
- Вот!- Предъявляется механизм переделанный из автомобильного домкрата.
Представляю себя в шахте с этим чудовищем. Мало того, что он здесь нафиг не нужен, так и таскать на себе его приятного мало. Но свой отказ объясняю другой причиной.
- Ребята, пока я его заряжу, меня десять раз голыми руками убьют, лучше ножик какой дайте.
Вот так, укомплектовавшись, спасательная экспедиция, в лице пионера и пионерки, в полдень четвертого дня, наконец, выходит из базового лагеря.
Два идиота топают в старый лагерь. Был бы я мудрецом, я бы еще вчера догадался, что этим все закончится, ведь даже к мысли этой подходил, но увы. Мы - спасательная экспедиция, неофициальная, просто Чип и Дейл. Ульяна, хоть и девочка, но явно не Гайка, а я не Вжик и не Рокфор, так что только Чип и Дейл, ну а спасаем мы тогда кого? Малдуна? Наверное да, его, рыжий, худой, и вляпывается куда-нибудь. Только этот Малдун женского пола, Малдун-тян. Нет, не поймут - дикие люди. На обратном пути расскажу им какую-нибудь историю про Чипа и Дейла, выдав за собственное сочинение. Кстати, идиот здесь один, и тот я, Ульянка то вполне искренне действует.
Нас никто не провожает. Мелюзга живет своей жизнью, вожатая убеждена, что Малдун-тян проспала и сейчас просто прячется, а я бы еще, на ее месте, проверил сохранность единственной в лагере бутылки водки, остальные пионеры заняты своими делами. И где же тот отрядный коллектив, в который мне предлагалось влиться? Сейчас разбудим Малдун-тян, отправлю амазонок в лагерь, а сам пошарю по кладовым и шкафам, наверху и в бункере.
- Семен, а ты почему арбалет не взял?
- А вам он хоть раз понадобился? Кроме единственного случая?
- Ну вот, ты нас так и не простил. А мне что теперь самой застрелиться?
- Не поможет.
- Семен, расскажи про ту девочку, которую ты искал?
- Зачем?
- Ну интересно же. Ты ее любишь, да? Как вы с ней познакомились?
Ага, сейчас расскажу, особенно последний пункт, ты же задумываться начнешь, вспоминать всё, а потом еще и вспомнишь, и в себя придешь. И что с тобой делать после этого? Не за собой же по лагерям таскать. Молчу, не отвечаю.
- Семен, Семен...
- Что?
- Мы пришли.
И правда, сквозь просвет между кустами уже видно здание старого лагеря, а вооон там я шнурок завязывал, когда первый раз амазонок увидел. До здания метров пятьдесят по открытому пространству, а я стою, и не решаюсь шагнуть. Так и представляю себе, как арбалетный болт прилетает в меня с чердака. Со страху, чего только не сделаешь. Объясняю Ульянке, почему мы встали, та пренебрежительно фыркает, потом выходит на поляну, свистит в два пальца, мне аж завидно стало, что я так не умею и с криком «Алиса, это мы!» бежит к зданию. А я опять представляю себе картину со стрелой с чердака, на этот раз по Ульянке. Ульянка, однако, добежала спокойно, сейчас стоит на крыльце, приплясывает, меня ждет. Мне рюкзак бежать мешает, поэтому иду спокойно, но подлое ожидание выстрела осложняет жизнь. Иду не сводя глаз с чердака.
- Ты почему так медленно шел? Меня пауты всю съели уже!
Заходим внутрь. Днем старый лагерь являет собой печальное зрелище мерзости запустения. Никакой мистики. Ульяна несется на чердак перепрыгивая через три ступеньки, я, внимательно оглядываясь, поднимаюсь следом. На чердаке девочки устроились совсем не плохо. Тропинка просматривается из окна почти до самого «Совенка», из противоположного окна видна река, кусок берега с замусоренным пляжем и тот самый железнодорожный мост на горизонте. Умилительно выглядит веночек лежащий на подоконнике. Вчерашний, или позавчерашний, судя по цветам. Все на месте, но Алисы нет. Я даже поискал глазами пустую бутылку, Алисе такое вполне могло придти в голову, но нет.
- И где она по твоему может быть?
0 Я не знаю, Семен... Я думала она здесь
Ну, я тоже на это надеялся, что девушка просто проспала линейку и завтрак, а сейчас отсиживается, пока вожатая не остынет. А проспать есть на чем, вон, в углу матрас с одеялом, кстати, одеяло аккуратно сложено, либо им этой ночью вообще не пользовались, либо уже встали, собрались, и ушли.
- Ну и что дальше будем делать? Где искать?
Возвращаемся назад, заглядывая в каждую дверь. Я, наконец-то, уяснил для себя планировку здания. На втором этаже две спальни, видимо, мальчиков и девочек, холл, и комната вожатого. На первом этаже еще две спальни, столовая, с каморкой поварихи, и пара комнат помельче, или кружки там какие были или медпункт. По дороге поднимаю все бумаги, какие попадаются на глаза. Старые детские книги, без конца и без начала, обрывки газет, накладные на постельное белье. Похоже, что тридцать — сорок лет назад здесь был самый обычный пионерский лагерь. Это если забыть о бомбоубежище, конечно. Какие то заинтересовавшие меня бумаги сую в рюкзак, вечером буду разбираться. Ульяна косится в мою сторону, зло сопит, но помалкивает.
- Теперь мы с чистой совестью можем сказать, что Алисы здесь нет. Давай думать, где еще она может быть.
- Может, в бомбоубежище?- Ульяна показывает на люк в полу. Люк, кстати, расчищенный, его явно открывали недавно.
Алиса, одна, в бомбоубежище, без фонаря, в полной темноте. Сомнительно.
- Вы там были? Далеко заходили?
- Нет, не далеко, пока люк было видно, дальше не ходили. Алиса не захотела.
- Как ты думаешь, почему не захотела с тобой, а одна вдруг, захочет. Ты вот тоже боишься в домике одна ночевать. Давай дальше думать. Тропинка в лагерь одна, разминуться мы не могли, в ваших шпионов, прости меня, но я просто не верю, потому и арбалет не взял. Вам мозги дурят, а вы и ведетесь.
Открыли люк, покричали, позвали Алису, закрыли люк. Сидим молча, размышляем. Я вспоминаю про своих двойников, как их баба Глаша назвала, «проекции», про анонимные проекции и, дальше, вплоть до самого Пионера. Копаюсь в его памяти, но никакого намека на здешний лагерь не нахожу. В любом случае, озеро, кажется, стоит проверить. Сама Алиса туда вряд ли сунется, а вот с посторонней помощью — вполне. Озеро, кстати, на плане лагеря не обозначено, так что аборигены о нем могут и не знать. Предлагаю Ульянке подождать здесь, а сам собираюсь к выходу.
- Я здесь одна не останусь! Я с тобой!
- Ну пошли. Страшно, что ли? Ты ж не боишься одна ночью по лесу шастать, я знаю.
- По лесу не боюсь, а тут — жутко. Кажется, что те пионеры никуда отсюда не уехали.
До озера днем пятнадцать минут хода. Осторожно выглядываю на памятную поляну — никого. Вот кострище позавчерашнее, вот пустая консервная банка, вот зимняя куртка висит. Ульяна притихла и жмется позади. Пока оглядываюсь на противоположной стороне зашевелились кусты и на поляну вышла Лена. Господи! Лена то как здесь? Потом вспоминаю слова Ульянки, что Лена тут, вроде как, в патруле. Потом вспоминаю привычку Лены незаметно подбираться. Лена оглядывается вокруг, и, не заметив нас, неслышно ступая подходит к дереву, снимает с него зимнюю куртку и удаляется в ту же сторону, откуда пришла.
Алисы на поляне явно нет и никогда не было. Других укромных мест в округе я не припомню. Есть еще одно озеро, где любила купаться Славя, но до него довольно далеко. Возвращаемся к старому лагерю.
- Давай пройдем еще раз вдоль тропы и посмотрим внимательно, может следы какие увидим.
- Давай.
Возвращаемся к «Совенку» по тропе, я по правой стороне, Ульянка по левой, отвлекаясь на все, что вызывает подозрения. Наконец Ульяна что- то находит, и зовет меня.
Подбегаю. Ульяна стоит перед дырой в земле, из дыры тянет сыростью. Сразу вспоминаю поиски Шурика в прошлой жизни. Падение Алисы в обрушившийся туннель, это тоже часть сценария?
- Стой, отойди от края!
Достаю веревку, надо же, пригодилась. Привязываю к дереву и так, держась за веревку, подхожу к краю дыры. Осторожно заглядываю вниз, потом уступаю место Ульяне. Похоже, мы нашли то, что нужно. На полу куча свежей земли, и на этой куче ясно видны отпечатки. Кто то свалился сверху, потом встал, опираясь на руки, потом сошел с на твердый пол, оставив следы от сандалий.
Зовем Алису по одиночке и дуэтом. Реакция нулевая. Хочешь, не хочешь, но придется лезть. Проверяю еще раз, как держится веревка и спускаюсь через провал в туннель. Следом Ульянка спускает на веревке рюкзак, а за рюкзаком спускается сама. До поверхности метра четыре, без веревки явно не выбраться.
- Куда пойдем искать? В какую сторону?
Расходиться сейчас явно не стоит, даже в шутку этого не предлагаю. Рассуждаю вслух: «Назад — выход к бункеру, и, через бункер, к старому лагерю, вперед — к провалу в шахту и по лабиринту под Генду, или, если в шахту не спускаться — под пионера у ворот лагеря. Вряд ли Алиса с ее фобиями ломанулась вперед, по неизвестному туннелю, уж скорее пошла назад, в надежде выбраться в старый лагерь. Хорошо если так, потому что в панике могла и ломануться, а потом ищи ее по всей шахте». И, уже обращаясь к Ульяне: «Ну что, пойдем, для начала назад? Алиса, конечно, люк не открывала, но может где в туннеле сидит, или разминулись мы с ней».
Подергал еще раз веревку, нацарапал на стене туннеля стрелку, и пошли. Через 50 метров натыкаемся на брошенный разряженный арбалет, похоже, мы на верном пути.
- Ульян, как вы арбалеты заряжаете, они же тугие?
- Вдвоем. Одна держит, вторая тянет.
- Семен, а ты все таки шпион. Откуда ты все тут знаешь?
- Я не шпион, просто я тут уже был (мысленно дополняю, что десятки раз был), а память у меня хорошая.
- Семен.
- Что?
- А когда ты тут был, если позавчера только приехал?
- В прошлой жизни. Мы уже пришли, видишь свет, видишь дверь?
Над входом в бункер тускло светит дежурная лампочка, берусь за штурвал и начинаю крутить. Механизм туго, но идет, наконец замок щелкает и дверь слегка отходит. Бункер ярко освещен, во всяком случае, после туннеля, на стеллажах все те же приборы, все то же барахло в шкафах, двухэтажные кровати вдоль одной из стен, и, на одной из кроватей, уткнувшись лицом в стену, лежит Алиса.
Ульяна сразу же бросается к ней, а я осматриваюсь еще раз и подхожу к шкафу с книгами. Да, похоже, здесь есть чем поживиться. Оборачиваюсь назад, Алиса зло смотрит на меня.
- Ты это ищешь? - В меня летит какая то книжка.
Ловлю, кидаю ее, не глядя на стол, а сам скидываю со спины рюкзак.
- Ты долго тут сидеть собираешься? Имей ввиду, на этот бункер я сам глаз положил, и... я здесь был раньше тебя.
- Давай-давай, командуй, я же робот, а «робот должен исполнять приказы человека, если это не противоречит первому закону».
- Ты что, сюда забралась Азимова читать? Так у него еще и нулевой закон есть. Хотя эту часть, кажется, еще у вас не перевели. А уж как ты три дня назад по первому закону потопталась, я просто молчу.
Надоело мне прятаться, умалчивать и уклоняться, гори оно все огнем. Захотелось залезть на памятник и начать раскрывать глаза пионерам и персоналу.
- Во первых, психиатров здесь нет, и лечить тебя я не собираюсь! Хочешь быть роботом — будь им! Во-вторых, - кидаю в Алису пакет с бутербродами, ешь! Зря, что ли тащил. Как поешь, пойдем в лагерь, по дороге расскажешь, что там тебе в голову взбрело, а от вожатой я тебя прикрою. А я пока почитаю, чем ты там в меня запустила. Мне твои истерики за все циклы уже вот где! То орет, то ластится, щас узнаю, какая муха тебя укусила. Робот она! Вы не роботы, вы просто болванчики какие то. Знала бы ты, как мне надоела ваша еженедельная амнезия! Ваше идиотское поведение! В моем телефоне интеллекта больше! «Где мы находимся? - Где то на юге» «А когда автобус придет? - Тебе что здесь не нравится?» «Какое сегодня число? - А тебе зачем?» «А откуда ты приехала? - С холодного севера.» «Синюю линию на карте видишь? - Какую линию?». И на каждый, на каждый простой вопрос следует идиотский ответ ни о чем. В каждом цикле каждого лагеря! Только встретишь живого человека, сразу же раскидывает и не найти! Только приведешь в чувство кого то из вас, кучу сил, нервов, душу свою тратишь на это, и бац! Через неделю она опять как робот ходит, ничего не помнит, ничего не знает, и весь сценарий повторяется! А двойники эти: один минигитлер - свою империю строит, второй — маньяк, садист и убийца, и то, что это на почве несчастной любви, я, что - его пожалеть должен? Слезы ему вытереть? А то, что вами управляет, почему то просто стерло ему память и отправило в ссылку со всеми удобствами. И ведь притом вы же люди, я же вижу! Я сам в вашей шкуре не знаю сколько времени пробыл. Знаешь, как это обидно, когда понимаешь наконец КАК ты существуешь? Нашел бы автора всей этой комедии, голову в задницу бы ему засунул, перегнув через спину!
Ору на девчонок, еще долго ору. Наболело за столько времени. Алиса, что-то сказать пытается, Ульянка просто испуганно смотрит. Алиса мне, по большом счету, безразлична, а вот Ульянку я зря напугал. Думаю об этом, пока набираю воздуха, и мне становится стыдно. Истерика, конечно, вышла шикарнейшая, но мне все равно стыдно, нельзя так.
- Простите меня! - говорю девушкам, ставлю рядом с пакетом с бутербродами термос с чаем, надо же, как Ульянка расстаралась, а я на нее орал.
Сам беру стул, беру со стола ту книжку, которой Алиса в меня запустила, и ухожу в предбанник, прикрыв за собой дверь. В предбаннике прижимаюсь лбом к влажной бетонной стене и, некоторое время, просто стою. Наконец сердце успокаивается, я устраиваюсь на стуле под лампочкой и начинаю читать, сперва просто, чтобы остыть, потом, постепенно, вчитываюсь.

«Объект «Убежище», Справочник для руководства страны» Введение на пол книжки и дальше все подробно по алфавиту и по разделам. Что я понял и как я понял.
Вся эта красота начала создаваться сразу после войны и предназначалась для спасения высшего руководства в условиях ядерной зимы. Были созданы вот такие лагеря, то есть изначально лагерь был один, но, во первых, академики научились сворачивать пространство в пузырь, потом научились создавать устойчивые системы из таких пузырей, а потом научились размещать в каждом пузыре по копии лагеря, вместе с копиями обитателей. Так и представил себе пионеров подвергающихся углубленному медосмотру, а параметры самых здоровых из них записываются на большие катушки с магнитной лентой. Отличие копий от прототипов на уровне биологии или там физики справочник толком не объяснял, да я и не понял бы, а отличия на уровне сознания были следующими, каждая копия обладала несколькими уровнями самосознания и свободы воли, от абсолютного выполнения программы, до самостоятельного принятия решений, однако все они могли управляться с центральных ЭВМ лагерей, и главной ЭВМ, да, так и написано ЭВМ, а не компьютеров. Копии могли быть восстановленными в случае разрушения, да и сами по себе обладали высокой способностью к регенерации. Назначение обитателей лагерей было одно, носить записанное на незадействованных нейронах сознание какого-нибудь члена Политбюро, пока его тело хранится где-то в ванне с жидким гелием. Чтобы собственная личность копии не вытеснила и не повредила случайно драгоценную личность вождя, раз в две недели происходило обновление организма копии и обнуление приобретенной ею памяти. Дальше шло описания функционирования «Совенка» в критической ситуации, порядок эвакуации членов Политбюро, и порядок их реэвакуации и прочая, и прочая. Лагеря многократно дублировались для надежности, число программ по которым могли действовать искусственные существа, было огромным, это не считая самостоятельных их поступков. Существовала и система связи между отдельными лагерями, в общем, целый замкнутый, в справочнике написано «квазизамкнутый», и, по своему, бесконечный мир.

Задумываюсь, похоже, что с развалом СССР лагеря начали жить собственной автономной жизнью. Найти бы этих академиков и засунуть их в здешние циклы, так чтобы они все понимали, все знали, но не могли отсюда выбраться.
А еще есть вопрос: «Я то кто?», - циклам не подвержен, внешнему программному управлению вроде тоже, но то, что я не член Политбюро, я больше чем уверен. И еще вопросы: откуда я знаю бабу Глашу, кто она такая, и какую ответственность несет за происходящее?
Девушки сидят за дверью, о чем то тихо разговаривают, слов отсюда не разобрать, да и не надо. Оставляю все вопросы на потом, поднимаюсь со стула и захожу обратно в бункер. Девушки, поели, что уже радует, сидят рядышком, на меня поглядывают. Глаза красные, по понятным причинам.
- Пошли, до «Совенка» я вас доведу, вещи свои заберу, а потом разбежимся, живите, как знаете.
Подбираю свой рюкзак, кидаю туда «Справочник» и направляюсь ко второму выходу. Однако проникнуть в старый лагерь не удалось, выход из бункера оказался заблокированным. Алиса хмыкает и говорит в полголоса: «Вот потому я здесь и оказалась». «Это карма твоя такая», - отвечаю ей. Смотрю на девушек внимательно: «Лучше, идемте со мной, все равно вас на веревку подсадить кто-то должен». Этот аргумент убеждает, девчонки, наконец, встают с кровати и всем своим видом показывают полную готовность двигаться. Возвращаемся, наконец, к провалу, я же прихватил с собой еще и фомку, сейчас отправлю девушек наверх, а сам пройдусь по шахте и выберусь через Генду.
Однако, за все время наших похождений наверху уже стемнело, сквозь провал одиноким глазом светит какая-то звезда. Интересно, здесь те же звезды, что дома, или тоже искусственные, и, где именно, кстати, мой дом? Может он здесь?
- А ты помнишь свой дом? - Алиса подала голос.
Разговаривает, это хорошо, значит не насмерть обидел. А ведь два часа назад еще думал - какая мне разница, но вот успокоился, и оказалось, что есть она - эта разница. И еще, я, выходит, вслух про звезды сказал, совсем плохой стал, однако.
- Помню Алис, очень хорошо помню.
- Завидую. А я вот свой почти нет. Пыльный южный город с населением в сто тысяч, квартира в двухэтажке, двор огороженный сараями. Турник, веревки для белья, сосед с мотоциклом возится. А Ульяна, вон, свой вообще не помнит.
- Ну, так я и постарше вас буду, хотя, если я помолодел лет на десять, то, может и вы. Ладно, хватит лирики. - Дергаю веревку. Ну, кого первую подсадить?
- А тебя кто подсадит? Мы то тебя не вытащим.
- А я уж сам, как нибудь, ножками по коридорам.
- Э, нет, так не пойдет. Мы с тобой!
- Ага, мне то надо, а вам то зачем? Ваших шпионов там нет, прошу поверить мне на слово.
- Да что ты, с этими шпионами! Они не наши, и, спасибо тебе...
- Не за что, если соскочите, вы, может, еще проклянете меня за все, так что, считайте, что мы в расчете, за... вы поняли за что.
- А расскажи еще.
- О чем?
- Ну, о себе, о других лагерях, о нас в тех, других лагерях
- Ага, о девочке той расскажи, наконец, - Ульяна тоже включается в диалог.
- Тебе еще рано об этом слушать, отвечаю строгим голосом, да еще и от педагога, - сам не выдерживаю, сам же и фыркаю. Ну, хотите слушать — слушайте.
Пока идем до провала из коридора в шахту, и там, до первой развилки рассказываю о себе, о своей жизни до «Совенка», о попадании сюда.
Алиса все так же боится коридоров и туннелей. Когда спускались в провал категорически отказалась спускаться первой или последней, чтоб не оказаться одной.
- Слушай, что за фобия у тебя глупая. Сама то понимаешь, что страх на пустом месте?
- Нету у меня никакого страха!
А сама жмется поближе, все норовит между мной и Ульянкой спрятаться. Переглядываюсь молча с рыжухой.
- Ну да, боюсь я темных коридоров! И, сколько помню, всегда боялась.
- Все нормально. Все мы чего то боимся.
Когда дошли до первой развилки я задумался. К Генде — налево, в забой, куда мне надо — направо, выход под пионеров у ворот — назад через провал и дальше по коридору. Неохота все тайники вот так вот взять и выдать, но, наверное, придется. Я только что решил этот лагерь на девчонок оставить, целиком, и, надеюсь, что они его к нормальной жизни вернут. Плюс, двойники мои про свойства бункера ничего не знают, надеюсь, девчонки смогут этим воспользоваться.
- Запоминайте дорогу. Вообще, выход — налево, но сейчас нам — два раза направо.
В забое все так же сыро и темно, и белеет придавленная камнем записка.
Славяна гораздо суровее, но, где-то в ней спит Славя. Вот и записка оказалась очень теплая и ламповая, совершенно в Славином стиле. Представляю себе ее улыбку, улыбаюсь сам, прячу записку в карман, достаю из другого кармана заранее заготовленную свою «семен, 35 цикл от выхода» Дописываю ниже: «Славяна, мы встретимся», пририсовываю сердечко, и прижимаю тем же камнем. Имя мое так и написано, с маленькой буквы. Все же у меня Семен ассоциируется с тем, кто ушел, а я, же непонятно кто, как там баба Глаша назвала, «проекция»? Ну, тоже неплохо, не хуже «репликанта».
- Это мы сейчас в почтовом ящике и камере хранения побывали. От цикла к циклу здесь можно сохранить небольшие вещи.
Двинулись обратно до первой развилки, и дальше к Генде. По дороге рассказываю девушкам о Семене, кстати и о его гареме, и о том, как он уехал на автобусе. От Семена перехожу к двойникам, рассказываю про Пионера, рассказываю про еще одного пионера и про его историю, не так жестко, как, когда приводил Славяну в чувство, но рассказываю.
- И не вздумайте вздыхать, что, мол, романтика! Этот романтик вырезал десятка три лагерей. Есть у меня подозрения, что они, сейчас, восстанавливаются заново, и это, как раз те лагеря, по которым я проехал перед вашим. Лагеря в порядке, но обитатели их, двойники ваши... Сашу вашу вспомните, так вот с ними все еще хуже.
Лекция прерывается небольшим расширением в коридоре. Садимся передохнуть. Сразу же понимаю, что хочу есть и спать. Прошлую ночь толком не поспал, да еще и Ульяна разбудила и не ел ничего кроме завтрака, надо было хоть сухой паек в бомбоубежище взять, все равно запас походный пополнять надо.
- Семен, а расскажи про девочку то, это от нее записка?
- От нее. Я вам про пионера-романтика только что рассказывал. Так вот, она уцелевшая обитательница лагеря с другой стороны ареала этого романтика. Если еще раз к вам попадет, уж отнеситесь к ней хорошо. Славяна ее зовут, если забыли, и она двойник вашей Саши.
Дальше идем молча, еще несколько поворотов налево, и вот она старая дверь. Перед тем, как открыть дверь на мгновение замираю, вдруг Шурик там.
- Долго еще?
- Нет, почти пришли. Мы сейчас где-то под кочегаркой. Нам вон в ту дверь, и дальше по коридрору.
Пройти по коридору до конца, подняться по скобам, взломать решетку — с фомкой и дурак сломает решетку, и, здравствуй газон, здравствуй площадь! Воздух, небо, звезды... Падаем все втроем на траву и некоторое время просто смотрим на небо. Сейчас к себе и спать, надо будет сказать завтра вожатой, что Алиса в дыру в земле провалилась, а веревка послужит доказательством. А еще поужинать было бы совершенно неплохо, можно у Алисы ключи от столовой попросить, но вдруг баба Глаша не спит, а общаться мне с ней совершенно не хочется. Поэтому будем доедать сухой паек. Нехотя поднимаюсь на ноги, собираюсь попрощаться, но урчащий живот меня опережает. Неловкая пауза с моей стороны, а Алиса реагирует первой.
- Ты же не ел с утра! Идем к нам, мы тебя покормим!
Хватает меня за одну руку, тут же Ульянка хватает меня за другую, и обе синхронно тянут меня к домику.
- Сдаюсь, сдаюсь, сдаюсь... ведите, кормите. Рюкзак только подберу.
Ульяна оглядывается на Генду: «Надо же, никогда бы не подумала, что там люк». Лагерь давно спит. Будильник в спортзале, телефон я уже и не помню, где оставил и когда оставил, но, по ощущениям, первый час ночи. Лечь бы спать до двух, хоть просплю часов пять тогда. Жара отпустила, всяческие ночные насекомые и птицы летают над головами. Наши три пары ног слышно, наверное, даже на спортплощадке. Сейчас еще Ольга Дмитриевна придет на огонек.
Внутри домик амазонок в точности такой, как и в прочих лагерях. Ульяна лезет в шкафчик и достает батон колбасы и полбуханки хлеба, Алиса лезет в свою тумбочку и достает, нет, не бутылку «Столичной», а электрочайник.
- Садись, кормить тебя будем, спаситель ты наш, а ты, пока рассказывай дальше.
- Ты знаешь, что вы двое, не считая Славяны, первые здесь, кто мне поверил. Правда, Лена еще, вроде бы, поверила Семену, но это только предположение.
- Ты нам зубы не заговаривай, лучше еще что по делу расскажи.
А по делу — утомили они меня, голова не соображает уже вовсе, только бы добраться до подушки, даже та мысль, что милитаризм здешних обитателей и отстрел семенов связан с реакцией общелагерного центра управления на Палача. Просто потом, когда тревогу отменили это забыли довести до здешних обитателей.
Оглушительно зеваю. Однако сегодня доброта здешних амазонок не знает границ. Меня приглашают остаться. На тех условиях, что девушки спят на одной кровати, а я на другой. Сил никаких нет, даже на пошлые шутки. Выключаем свет и засыпаем.