Алиса Двачевска
»Фанфики(БЛ) Бесконечное лето Ru VN Лена(БЛ) Алиса(БЛ) очередной бред Дубликат(БЛ) Визуальные новеллы фэндомы
Дубликат. Часть 5.
Глава 1 http://vn.reactor.cc/post/2900488Глава 2 http://vn.reactor.cc/post/2906357
Глава 3
Пятница. 19-00. Алиса Двачевская. Где-то.
И все-таки: нам сейчас направо — в ту сторону, где должен оставаться лагерь; или налево, куда ушел поезд и где, на дальнем краю поляны, виднеются какие-то сараи?
Поглазев вслед поезду, мы сначала вернулись к месту нашего отдыха, собрали вещи, а сейчас опять стоим на рельсах и крутим головами. Направо? Налево? Открываю рот, чтобы предложить идти направо — к лагерю, или что здесь находится на его месте, но Ленка меня опережает.
— Алиса. Скоро стемнеет.
— Я не боюсь. И по рельсам-то мы не заблудимся.
— Я тоже не боюсь. Но фонарика нет и можно сломать ногу. — Ленка поднимает на меня глаза. — Здесь даже днем можно сломать ногу.
Да, здесь даже днем можно легко сломать ногу. Я согласна. Сенька говорил, что мы очень быстро восстанавливаемся и перелом срастается часа за полтора. Даже после моей стрелы Сенька… Черт, не надо об этом. «Сенька, я знаю, что ты меня давно простил, но все равно...» — мысленно обращаюсь к нему. И еще, я не хочу на себе проверять скорость заживления ран и сращивания костей. Я смотрю налево, в сторону сараев.
— Ленка. У нас пол пачки печенья, четыре куска хлеба, фляжка воды и половина кружка колбасы. Мы проживем без ужина, чтобы съесть это на завтрак? — И сама же и отвечаю. — Надеюсь, что проживем.
Эти пятьсот метров мы преодолеваем часа два, из них час уходит на последние пятьдесят. Очень обидно, глядя под ноги, видеть как следующая шпала сменяет, при каждом шаге, предыдущую, а потом поднять голову и обнаружить, что ты нисколько не приблизилась к домику. Ну, почти не приблизилась. А еще обиднее смотреть, как всякие мелкие птички летают над тобой туда-сюда и их ничто не задерживает. Но все когда-нибудь заканчивается и мы устало перешагиваем через поваленную ограду. Не знаю кто здесь жил. Может быть стрелочник. За серым от времени дощатым сараем оказывается спрятан маленький домик из силикатного кирпича.
— Алиса. — Ленка смотрит на меня и, кажется, смотрит виновато. — Я подумала сейчас. Что обратно в лагерь мы бы могли дойти быстрее, чем шли сюда.
А Ленка права. Хочется съязвить, но это позже. Сейчас, когда мы неизвестно где, не стоит ругаться.
— Ленка, еще неизвестно, может ты и правильно нас сюда привела. Еще неизвестно, что там на месте нашего лагеря. — И мысленно добавляю: "Но напомни мне, пожалуйста, что я собираюсь поругаться с тобой, когда мы вернемся".
Пятница. 23-30. Елена Тихонова. Домик стрелочника.
Когда пришли к домику уже темнело. Странно подумать, что когда-то здесь, в этом месте, жили люди, но домик — вот он. Домик из белого кирпича под шиферной крышей, заброшенный огород, колодец, закрытый крышкой, дощатый туалет, сарай и баня, которую мы издалека приняли за второй сарай… Сразу за огородом проходит насыпь с рельсами и единственной ручной стрелкой.
Сначала я предложила переночевать в сарае, но Алиса возмущенно фыркнула, подергала дверь домика, потом внимательно осмотрела крыльцо и дверь, и достала откуда-то сверху ключ. Замок с трудом, но поддался и мы оказались внутри.
— Добро пожаловать, дорогая подруга Алиса!
— Ну и ты тоже… заходи. — Иногда мы с Алисой случайно ухитряемся быть на одной волне.
Домик встретил нас густыми сумерками, поэтому первое, что сделала Алиса, это щелкнула выключателем. Потом щелкнула им еще несколько раз, но лампочка от этого не загораелась.
— Для начала предлагаю поискать свечи.
— Алис. А удобно? Без спросу, в чужом доме?
— Ленка, ты же следопыт! Ну-ка, скажи, когда здесь последний раз были хозяева?
Вот такое у нас сложилось разделение ролей: в лесу лидирую я, а там, где живут или жили люди — Алиса. Ну и пусть так и будет. Наш дуэт, он, все равно, временный. Слишком уж мы разные.
Домик совсем маленький.
Крошечные сени, (Или это лучше назвать прихожей?) где рядом с входной дверью висит на стене умывальник, а на умывальнике пристроен окаменевший кусок мыла. Напротив умывальника, на гвозде висят брезентовый плащ и железнодорожная фуражка поверх плаща, а на полу, под плащом, стоят резиновые сапоги. Здесь свечей нет. Открываем вторую дверь и заходим в сам домик.
Единственная комната, разделенная пополам кирпичной печью. В кухонной половине, куда ведет дверь из прихожей: стол, две табуретки, шкафчик в углу, старинный холодильник (шнур с вилкой на конце висит на дверной ручке) и несколько поленьев около печки. В жилой части комнаты: кровать без матраца и диван, шифоньер, стол и тумбочка с радиолой.
— Ленка, не стой, ищи свечки. А то скоро совсем темно будет, а у меня только зажигалка.
Алиса проходит в спальню и начинает шарить по шифоньеру, а я начинаю искать на кухне. На этот раз нам везет: мне попадаются в ящике стола два небольших огарка, а Алиса достает из шифоньера нераспечатанную коробку со свечами. Вовремя — в домике уже совсем темно.
Зажигаем один огарок и, при его свете, находим в шкафчике подходящее блюдце, на котором этот огарок и устанавливаем.
— Ну вот, а ты хотела в пыльном сарае ночевать!
Алиса победоносно смотрит на меня, потом, внезапно, морщит нос и чихает, смазывая эффект. Мне весело и я смеюсь. Алиса еще пытается злиться, но не выдерживает и начинает смеяться вместе со мной.
— Может. Осмотримся снаружи? Пока не стемнело?
Алиса, продолжая улыбаться, кивает. Я задуваю свечку и мы отправляемся на экскурсию.
Солнце уже наполовину спряталось за лесом и скоро спрячется совсем. Поэтому осмотреться особо не получается. Я, в первую очередь, бросаюсь к колодцу, с трудом откидываю тяжелую крышку и заглядываю внутрь. Из колодца тянет холодом и сыростью, и виднеется отражение неба. Трос намотан на ворот, перевернутое ведро находится тут-же, около колодца.
В-ж-ж-ж… Смотрю, как сматывается трос с ворота. Плюх! Заглядываю в колодец, но уже слишком темно и ничего не видно. Начинаю крутить ворот. Тяжело — я все-таки девочка. Но кручу рукоятку, натирая ладони и слушая как скрипит ось. Вышла из бани Алиса, подбежала ко мне, встала с другой стороны, тоже взялась за ручку и начала помогать.
— Это ты правильно про колодец вспомнила. — Говорит Алиса. Оглядывается на баню, смотрит на меня и жалобно продолжает. — Очень хочется помыться. Без ужина я потерплю, а помыться — хочется.
Я хочу ответить вслух, но мы уже подняли ведро, поэтому только киваю — Алиса права. Ставим ведро на землю и, первое, что делаем, это пробуем воду на вкус, зачерпывая ее в пригоршни. Прежде всего она холодная, но, во-вторых, и удивительно вкусная. Считаем потребность в воде, оказывается, что нужно ведер пять.
— А мыло?
— Все там есть. И мыло и мочалка, и полотенца, и тазики, даже шампунь. Только веников нет.
— А дрова?
— Полный сарай!
И вот, где-то к полуночи, мы заканчиваем мытье и стирку и развешиваем наши вещи на найденной тут же в бане бельевой веревке, которую протягиваем от бани до крыльца домика. Алиса еще фыркает: «Жаль — некому подглядывать!» И еще и подначивает меня: «Ленка, ты же художница. Нарисуй, как мы тут голые ночью белье развешиваем». Не надо меня подначивать! Делаю полшага назад и внимательно рассматриваю Алису с головы до ног, а потом — в обратном порядке: одно полотенце на голове, второе, то что Алиса обмотала себе вокруг бедер, свалилось. Света поднявшейся Луны вполне хватает чтобы рассмотреть все детали. А Алиса ожидаемо смущается: «Ленка, не вздумай! Я же пошутила!» Я киваю, примирительно улыбаясь, но какая-то зарубка в голове остается. Не сейчас, не завтра, но может когда-нибудь…
Суббота. 01-00. Алиса Двачевская. Домик стрелочника.
Наконец-то улеглись. Пока нашли в шифоньере чистые и целые простыни, пока разложили и застелили диван… Пока десять раз перепроверили, что в бане, в печке, все прогорело. Пока переделали еще кучу всяких внезапно возникших, но неотложных дел.
Ленка легла к стене, завернулась с головой в простыню, и сразу уснула. А я лежу на своей половинке дивана, вдыхаю затхлый запах давно покинутого домика, и мне не спится, и мысли в голову лезут. Это Ленка сейчас должна копаться в себе и переживать, а я, как натура грубая и бесчувственная, должна спать без сновидений. Но вот, оказывается, бывает и наоборот.
Начинаю с перечисления событий сегодняшнего дня: линейка, завтрак с Ленкой, короткий разговор с Санькой… Ох, бедная Санька. Я-то одна в домике, а она с Ленкой. Безответная любовь — Сенька пропал, а теперь и Ленка. Не спит ведь Санька, наверняка не спит. Отвлеклась я, что там дальше? Начало экспедиции, ручная стрекоза… Стрекозы, приручать которых я, оказывается, научила Ленку, когда мне было восемь, а ей семь. Получается, что мы, действительно, были подругами, потому что чужую девочку я бы учить такому точно не стала. Весь день хотела еще расспросить Ленку о нас, но так и не решилась — боюсь, не знаю чего, но боюсь. Дальше: отдых этот и сон, во время которого нас и закинуло непонятно куда, вспоминаю, как Сенька рассказывал про поселок Шлюз и железную дорогу. Может быть. Сенька скупо и нехотя о нем рассказывал, как будто о чем-то неприятном. Завтра про Шлюз с Ленкой поговорю, все равно туда идти — больше некуда. Домик этот, кто и когда его построил, кто и когда в нем жил? Дядька какой-то, худой и длинный, это если судить по футболкам и рубашкам найденным в шкафу. Где-то Сенькиных габаритов…
Интересно, что мы совсем не испугались, когда нас перекинуло сюда во время сна. Ни сразу, ни чуть попозже. Как будто это обычное дело — такой переход.
Ну хорошо. А что завтра-то делать? Не знаю. Это Сенькино дело — думать и планировать — он у нас стратЭг и голова у него большая. А я всего-лишь неплохая гитаристка-любитель и плохая помощник вожатой.
Не спится. Осторожно, чтобы не разбудить Ленку, встаю и, как была голяком, иду на крыльцо, прихватив по пути табуретку. Сплошной разврат. Видела бы Ольга, как две пионерки, на одной кровати (простите — диване), в костюмах Евы. А куда деваться, если все наше белье пропотело и пришлось стирать, не одевать же его на себя после бани? А чужие затхлые футболки одевать противно. А может Ольга и не такое видела, за двадцать с лишним-то лет.
Мысли перескакивают. Двадцать с лишним лет. Это мне, получается, сколько? Тридцать семь — самое малое. А может и больше. Накину еще лет пять, ну и еще года три, для круглого счета. Девочка Алиса, ты хорошо сохранилась в твои сорок пять годиков. Да ну, что за бред? Ну, не совсем бред, но… Это этому телу — сорок пять. А выглядит как новое, а всё дело курсе омолаживания каждые две недели. Кому бы продать рецепт? Я тогда себе новую гитару куплю, много новых гитар... Вагон, не меньше.
Что же там мне снилось между циклами? Нет, совершенно не помню. Обрывки есть, а цельной картины не складывается. А вот про стрекозу я сейчас вспомнила.
Мы с Ленкой на пляже, Ленка в одних трусиках, а я уже большая, мне целых восемь лет, и мне нужно носить купальник. Мы уже поплескались на мелководье, мы уже построили башню из песка, мы уже позакапывали друг-дружку в этот песок и опять поплескались на мелководье. Я попыталась научить Ленку плавать, у меня ничего не получилось, я за это на Ленку обиделась и накричала на нее. Кажется Ленка вот-вот заплачет и убежит, и я, чтобы загладить вину, беру ее за руку и веду к границе песка и травы.
— Знаешь, у меня есть ручная стрекоза. Хочешь, я тебя с ней познакомлю?..
А потом Ленку зовет женщина, удивительно похожая на неё. Ленка улыбается мне так, как здесь она улыбается только Саньке и Сеньке, говорит: «Пока!» — и убегает.
Да, это ценное воспоминание. И, я считаю его своим воспоминанием, чьим бы оно не было на самом деле. Ленка, оглядываюсь на закрытую дверь домика и улыбаюсь, все же она неплохая девушка, хоть часто и любит делать все исподтишка. И то, как она тащит на себе Второго из цикла в цикл, как надеется, что он завтра проснется, вызывает восхищение и сочувствие.
Вдруг кажется, что по огороду, от железной дороги к домику, кто-то идет — стрелочник. Причем не старый, а такой, как парни в нашем отряде — семнадцатилетний. Даже испугалась на секунду: стрелочник здесь, а я тут, в чем мама родила! Нет, это просто показалось, это всего-навсего игра лунных теней и света на стене сарая, это вовсе не стрелочник.
Посидела на крыльце, голову освежила, теперь пора и спать. Вторая попытка. Опять, опасаясь разбудить Ленку, ложусь на диван…
Что там у нас завтра?.. Нет, так я никогда не усну. Давай-ка, Алиса, посчитаем баранов. Раз, два, три… тридцать семь.
Бесконечное лето Ru VN Фанфики(БЛ) Алиса(БЛ) Ульяна(БЛ) Славя(БЛ) Лена(БЛ) лагерь у моря Ольга Дмитриевна(БЛ) Лагерь у моря (БЛ) Визуальные новеллы фэндомы
Лагерь у моря часть 52. Рут Алисы.
Страница фанфика на ФикбукеЧасть 50
Дискотека шла полным ходом, а я наблюдал за ней с периферии, сидя на скамейке. Мику перебирала весь свой арсенал из самых разных композиций, некоторые, для меня звучали впервые.
"-Не удивительно, - вмешался Шиза, - скорее всего, авторство и исполнение тоже принадлежат этой очаровательной хафу".
После того как ушла Ульянка, я вдруг почувствовал себя одиноким. Несмотря на громкую музыку, много людей вокруг, и залитую разноцветным светом площадь. Для меня, без рыжиков, всё вокруг вновь затихало и теряло краски. Посмотрев на небо, и глубоко вдохнув, я закрыл глаза. Этот лагерь, эти девочки, они изменили мою жизнь. Док больше никогда не станет прежним. Разве прежний Док, сидел бы тут на танцах? Да в жизни бы сюда не пришел! Прошлое такое мероприятие, я просидел возле обсерватории, любуясь ночным морем и запивая одиночество колой. Правда, тогда мне составил кампанию Толик. Интересно, где он сейчас?
Не знаю, сколько так прошло времени, пока мне на глаза не опустились теплые ладони. Я молча положил на них свои, чувствуя руками их тепло и мягкость.
-Алиса, - мир снова наполнялся звуками и красками, прогоняя внезапную хандру, и я негромко добавил - я тебя узнаю, в любом случае.
-Прямо в любом? – спросил сзади немного ехидный, но такой любимый голос.
Я обернулся, и застыл, просто потеряв дар речи. Алиса пришла в потрясающем наряде: черное платье, с открытой до середины спиной, и смелым декольте. Оно облегало фигуру девушки так, словно пошито на заказ, сантиметр к сантиметру. Обволакивая груди и талию, тонкая темная ткань подчеркивала соблазнительные изгибы, заканчиваясь, немного не доходя до коленок. Кроме того, этот ходячий соблазн сегодня была в колготках, через которые просвечивала её гладкая загорелая кожа. Дополняли образ девушки черные туфли, на невысоких каблуках, и такого же цвета перчатки. Распущенные рыжие волосы, цвета расплавленной меди, слегка прикрывали обнаженные плечи и шею. От моего внимания вся такая боевая Алиса, буквально час назад заехавшая по лицу вожатому, застеснялась как…Хотя почему как, она и есть молоденькая девушка. Еще недавно девочка.
"-Ага, до встречи с тобой, - усмехнулся Шиза, - челюсть с пола подними, ты смущаешь нашего ангела!".
-Нет слов, - искренне сказал я, целуя запястье неприкрытое тканью, - ты просто обворожительна.
-Мне Мику выбирать помогала, - призналась Алиса, по глазам видно, что девушка довольна произведенным впечатлением. А я думал об одном, боже храни Мику! - почти весь день по магазинам бегали. Видел бы ты, с каким боем мы отвоевывали перчатки.
Алиса улыбнулась, всем нутром чувствовалось, что эта улыбка для меня. Я ни разу не видел, чтобы рыжая улыбалась так кому-нибудь, кроме нас с мелкой диверсанткой. Одно это наполняло душу теплом. И как я раньше жил, без этой улыбки?
Музыка сменилась на медленную, и я галантно подал руку рыжей. Мгновение Алиса сомневалась, посмотрела по сторонам... Особое внимание, уделяя Ольге и Лене. Ольга посмотрев на нас пожала плечами, мол, что с вами поделать. А Лена стояла возле одной из стел, и смотрела в небо, фиолетовые хвостики грустно поникли, взгляд стремился вдаль. По белому платью девушки, светлыми пятнышками бегали зайчики от висящих на стеле гирлянд. Подумалось, может и она тоже, чувствует себя одинокой? Как я минуту назад.
Танцевать с Алисой, было одно удовольствие, не думал, что однажды смогу так наслаждаться банальной дискотекой. От фигурки девушки, веяло теплом и легким флером духов, волосы пахли шампунем. Алиса даже накрасила губы, весьма умело подобрав красный цвет. И сейчас они манили загадочным блеском и влажностью. Сегодня вечером, мне было всё равно, сколько вокруг людей, смотрят ли они на нас. У меня в объятиях было чудо. Рыжий хулиганистый ангел, спустившийся по ошибке с небес. Мы танцевали уже третий танец, когда Шиза не выдержал.
"-Сколько розовых соплей, - проворчал он, - мне сейчас плохо станет! Не пора ли валить отсюда? Разумеется в охапку с Алисой".
-Алиса, любимая, - шепнул я в ушко девочке, - как думаешь, нам на сегодня хватит танцев?
Под рукой, спинка девушки покрылась мурашками. Алиса зарделась, но решительно кивнула. И мы тихонько испарились, прошмыгнув прямо по краю площади.
-Фух, - сказала Алиса, присев на скамейку и переводя дыхание, она закинула ногу на ногу, - не помню, когда последний раз так танцевала. Не то чтобы мне очень нравились дискотеки.
-Как и мне, - прозвучал мой ответ, - вот только любое событие, куда мы идем вместе, превращается в праздник.
Кажется, эти слова её окончательно смутили, Алиса подняла голову наверх, и я с трудом удержался, чтобы не поцеловать открытую шею. Такой одуряющий запах пота и духов, донес от неё легкий порыв ветра.
Алиса старалась не смотреть мне в глаза, и я видел только её соблазнительную спину и рыжий затылок. Внезапно она хихикнула, проследив направление её взгляда, усмехнулся и я. Кто-то маркером исправил на столбе плакат, рекламирующий очередной крем "Бархатные ручки". Заменив букву "р", в слове ручки, на "с".
"-Ха, вот вандалы, - в голосе Шизы, явно звучало одобрение. - Помнишь, как мы переправили букву "м", на "л"? В объявлении: Магазину требуются мучницы. А тут смотри, детишки дальше пошли".
-Алиса, - тихо позвал я, и когда девушка повернулась, посмотрел прямо в янтарные глаза, - ты мне доверяешь?
И, дождавшись утвердительного кивка…
-Шифт!
Миг, и звуки музыки затихают, мир окутывает легкая тишина. Именно приятная тишина, а не давящее звенящее безмолвие. Застывают танцующие на площади, замирают колышимые ветром листики на деревьях. Вот уже не двигается трава, и ночные бабочки возле фонарных столбов, оказались вмурованы в воздух. Осталась только ночь, звезды над головой, и такая любимая малышка рядом…
Для Алисы прошло меньше секунды, а мы уже сидели на крыше. Под нами был теплый плед, а рядом шампанское и два бокала. Вдалеке шумела музыка, и море. По запотевшей бутылке скатывались капли, образованные конденсатом. Рыжая удивленно смотрела на меня.
-Каждый раз удивляюсь, - сказала она, почему-то ощупывая себя с ног до головы. Думает я опять стащил её лифчик?
-Привыкнешь, - отмахнулся я, - у нас ещё вся жизнь впереди. Я разлил пенящийся, игристый напиток по бокалам, и мы выпили. Я держал эту бутылочку в холодильнике как раз для такого случая. Много раз пресекая коварные поползновения в её сторону, от моего друга из соседнего корпуса.
-Если ты не найдешь себе другую девушку, - с непонятным тоном проговорила Алиса, облизнув губы, - видела я как ты мило беседовал с Леной недавно.
-Так, а ну-ка, - я уселся на плед, вытянув ноги, и уложил рыжую макушку себе на колени. – Я просто ей помогал, и ничего больше. В моем сердце, есть место только для одной наглой рыжей моськи!
Я стал щекотать бессовестную девушку, тонкая ткань совсем не защищала бока девочки, от моих ловких пальцев. В глазах смеющейся Алисы отражались звезды и луна. Тут, на крыше, не было постоянного освещения, но так уж совпало ясное небо с почти полной луной, стали неплохой заменой лампочкам. Сейчас всё вокруг, заливал мягкий бледный свет, тени вокруг были зыбкими, а лунные блики делали мир призрачным. Будто нереальным.
-Прекрати! – наконец взвизгнула рыжая, запросив пощады, - я больше не буду, честно! Верю тебе, верю!
-Вот и славно, - остановил я экзекуцию. Одну ладонь, положив под голову Алисе, чтоб девочке было удобнее, а второй накрыл её мягкий животик. Сквозь тонкую ткань, чувствовалось как упругая и одновременно нежная кожа, едва уловимо двигается в такт дыханию. Алиса смотрела на меня не отрываясь. Обычно долгий взгляд меня раздражал, но с рыжиками было иначе. Я готов был всю жизнь, провести под сенью этих ласковых глаз. И Ольга называла её бунтаркой? Да девочке нимб можно вешать над головой!
"-Любовь слепа, - прозвучал внутренний голос, - у ангела неплохо поставлен удар правой, и ведет она себя так по-доброму, только с двумя в этом лагере…".
-Знаешь Алиса, - сказал я, поглаживая животик девушки, которая замерла лежа головой на моих коленях. И, вроде, была совсем не против. – Как считаешь, родители отпустят тебя ко мне? Сразу не отвечай, просто подумай…
Глаза девочки сразу стали печальнее. Неужели, я просто разрушил волшебство момента? Ведь лагерь это здесь, это новая жизнь, которая длится лето. А я взял и просто…Эх. Док, ты ду-ра-к!
-Давай сменим те… - попытался я перевести разговор в другое русло.
-Нет Док, всё в порядке, правда. – Прошептали любимые губы, - рано или поздно, ты бы и так узнал.
Лежа на спине, Алиса скрестила руки на груди, словно пытаясь согреться. И правда, немного прохладно тут, наверху. Накрыв девушку уголком пледа, я удостоился благодарного мурлыканья, когда рыжая потерлась лбом о мою руку.
-У меня нет родителей, - голос девушки был спокоен, даже не печален. Было видно, что время притупило боль утраты. – Я их и не помню почти. Авария. Несчастный случай.
Алиса повернулась на бок, спиной ко мне, лицом к морю. Она глубоко дышала, и теплый воздух пробегал по моей ладони, на которой примостилась мягкая щечка. Вторая рука, теперь была на её талии. Я просто не мог перестать касаться, такого милого и родного тела.
-Родственники не захотели брать к себе, и последние несколько лет… - на миг она замолчала, а потом снова повернулась, и продолжила, смотря прямо на меня. – Детдомовская я. Док.
-Только не надо меня жалеть! – сказала она, заметив, как изменился мой взгляд. – Я привыкла. Всегда была сильной… Знаешь, ты второй в лагере, кому я это рассказала.
-Дай угадаю, - усмехнулся я в ответ, - кроме меня, это знает ещё одна маленькая сладкоежка, да? Ну и твоя вожатая, из документов.
-С Ульянкой мы уже не первый год знакомы, - подтвердила Алиса. - Она как младшая сестренка, которой у меня никогда не было.
-Мне повезло, Док. Не думала, что однажды вытяну счастливый билет. – Алиса поднялась, и уселась ко мне на колени. – Я встретила тебя. Обычно, мальчики меня раздражают. Еще с детдома, где часто приходилось даже драться с ними. Но ты, другое дело. Ещё в первую нашу встречу, сердце забилось чаще. К тому же: ты Ульянку вылечил, спас меня, потом спас целый лагерь.
-Всегда был добр к нам, - после этих слов, она замолчала. И просто обняла меня, прижавшись всем телом, и уткнувшись носом мне в плечо. Так тепло. – Ульянка, первые дни, только о тебе и говорила. Когда ты пропал, я первый раз за последние годы, плакала…
-Алиса, до встречи с тобой, моя жизни была серой, - сказал я, поглаживая спину доверчиво расслабившейся рыжей, - учеба-дом, дом-работа. Я уже давно не живу с родителями.
-Они, видишь ли, хотели, чтобы сын продолжил семейный бизнес, - пояснил я, в ответ на вопросительный взгляд, - у нас небольшой ресторанчик в провинции, и мне приписывали неплохой кулинарный талант. Но я выбрал другой путь, уехал в большой город, легко поступил в медицинский. Разбив тем самым их надежды.
"-Вот и встретились, два одиночества, - произнес альтер-я, - кстати, Чувак. Не тормози, девочка ждет между прочим".
Выпитое на голодный желудок шампанское, ударило девочке в голову. Щеки и носик Алисы, представляли собой сплошную красную полоску. Двачевская обнимала руками мою шею, удобно устроившись на коленях, и, по-видимому, не собиралась менять дислокацию. Не отрываясь от блестящих янтарных глаз, я осторожно притянул её к себе. Кожей я чувствовал, как грудь малышки двигается в такт дыханию. Слышал биение наших сердец.
-Алиса, - шептал я заветное имя, какие ещё нужны слова? Только одно имя. – Алиса…
Её губы были мягкими, влажными, с легким привкусом помады. Было ощущение, что мы целуемся целую вечность, даже дыхание сбилось. К тому моменту, как мы смогли оторваться друг от друга, я уже гладил бедра девушки, задрав подол черного платья. Гладкие, манящие. От столь желанной кожи, меня отделяла лишь тонкая ткань колготок. Алиса облизнула губы, своим мокрым язычком, ещё недавно дарившим мне несравненное блаженство.
-Что? Прямо здесь? – усмехнулась она, посмотрев сначала на мой возбужденный взгляд, а потом на джинсы, ставшие весьма тесными.
Вместо ответа, я впился в нежную, податливую шею и целовал, целовал,целовал используя язык и губы. Лишь самую малость соленая кожа, влажная после танцев, каждый её сантиметр сейчас в моей власти. Пока девочка ворочалась на моих коленях, тщетно стараясь сдержать стоны, я стянул с неё трусики, прямо из-под короткого подола. Рыжая приподняла одну ногу, позволяя избавить её от мешавшего предмета гардероба. Черные кружевные трусики, оказались на её правой лодыжке.
Рубашка полетела на землю, а за ней пояс, джинсы…
-Как хорошо, - на выдохе простонала она, пока я, потеряв абсолютно весь контроль, ласкал пальцами её киску. Алиса, целовала мои плечи, попутно избавляясь от платья и лифчика. Руками проводила по спине, вызывая сладкую дрожь. Даже рисунок, казалось, ожил, и ластился к ней. Что уж говорить обо мне? Лаская такое любимое тело, глядя в озорные янтарные глаза, слыша прерывистое дыхание любимой, я хотел одного. Пусть так будет всегда.
-Думаешь, стоит продолжить? – лукаво спросила она, приподняв одну бровь в фирменном «Алисовском» жесте, - вдруг сюда кто-то поднимется? Все узнают, что похотливый Док, соблазнил невинную девушку.
-Дааааа? А это что? – протянул я, показывая Алисе свою руку. На ней, в свете луны, отчетливо блестела влага. Но не только это, показывало, что возбужден не я один. Рыжик нетерпеливо ерзала сидя на мне, раззадоривая ещё сильнее. На двух холмиках грудей, сосочки набухли…в общем, предательское тело выдавало свою хозяйку с потрохами.
Алиса ничего не ответила, только прикрыла лицо руками, покраснев до самых кончиков волос. Запахи и тепло девушки сводили с ума. Коротко рыкнув, я уложил её на лопатки, и полностью отдался инстинктам и сердцу. Первым делом, я слегка укусил мочку ушка, отчего Алиса вздрогнула, и прошлась ногтями по моей спине. Высунув язык, я начал изучать каждый изгиб её тела. Вот язычок проходит по шее, мимо ключиц, ненадолго задерживаясь на груди. Он идет всё дальше, по гладкому животику, заставляя хозяйку извиваться, пока одна моя рука массирует её грудь, а другая поддерживает аппетитную попку.
Добившись того, что к кульминации ласк Алиса тяжело дышала, закатив глаза. Мы, наконец, приступили к делу. Лежа на спине, обнаженная, вся такая ласковая, беззащитная. Невероятно красивая и родная девушка, в лучах бледного света. Полная взаимность, стоило мне слегка провести горячими ладонями, по внутренней стороне её бедер, как Алиса подалась навстречу. Я взял в плен губы девушки, чувствуя, как она раздвигает ножки, принимая меня. Это было как падение в воду, после долгой и сухой пустыни. Мой стоящий колом от возбуждения инструмент, который уже начинал болеть, от сумасшедшей эрекции, оказался внутри Алисы. Пришлось подумать о чем-нибудь отстраненном и не сексуальном, чтобы не кончить на месте. Вот был бы конфуз.
Кое-как справившись, я начал движения. Алиса тоже нехило раззадорилась, смазки было столько, что я, несмотря что в ней было узко, двигался как в раю. Рыжая закусила нижнюю губу, тщетно сдерживая вырывающиеся стоны. Глаза, от блаженства, закатились наверх, ресницы подрагивали. Руками она вцепилась в плед, сжав его изо всех сил. Каждый раз с Алисой, это что-то невероятное, крышу просто срывало. Каждое движение, дарило огромное наслаждение, по низу живота, волнами расходилось приятное тепло. Желая подарить девочке ещё больше любви, я начал ласкать её киску ещё и пальцами, предварительно смочив их слюной и уделяя особое внимание клитору. Наградой мне, стали её дрожащие ноги, и уплывающий взгляд. На самом пике наслаждения, уже мне пришлось изо всех сил сжать челюсти, чтобы не огорошить лагерь рёвом. Тело просто взорвалось в фонтане наслаждения, я чувствовал, как каждая мышца, расслабляется, как Алиска, дрожит, оргазм накрывал её спазм, за спазмом. Она сжимала меня там, и ещё руками, и ещё ногами. Прильнув друг к другу, мы разделяли нашу любовь и нежность, каждой порой, каждой фиброй души.
-Это было… - с трудом выдохнула она, и запнулась, не зная как продолжить.
Вместо ответа, я запустил пальцы в любимые рыжие волосы, и в который раз поцеловал эти нежные губы. Мы пролежали очень долго, говорили обо всем, в эту лунную ночь. Общение с Алисой, было не хуже секса, её хотелось слушать и слушать. Про проказы и шалости, про её жизнь, знакомство с мелкой... Часы показывали два ночи, когда мы с трудом оторвались друг от друга. Как бы нам не хотелось расставаться, но Алиса всё же, пошла спать к Ульянке.
"-Ну, прошлый раз вы же переночевали вместе, - справедливо рассудил Шиза, - у вас ещё вся жизнь впереди, а маленький рыжий чижик-пыжик, что? Будет спать теперь всегда одна?"
От пронесшегося в голове образа, недовольно надувшейся маленькой рыжей птички, захотелось смеяться, и даже спеть. А что? Неплохое сравнение. Я даже попробовал протянуть басом «Ла-ла-лаааа», получилось, не очень… Готов был поклясться, что пролетавшая мимо летучая мышь, в ужасе зажимала лапками уши и тихо материлась. Мда, петь мне лучше не пытаться.
-Ну, должен же быть в человеке один недостаток? – философски пожал я плечами.
"-Скромность, например, - фыркнул Шиза, - а вообще, за сегодняшний интим тебе тройка с минусом".
-Что?! – моему возмущению не было предела.
"-Да,да, - безжалостно припечатал внутренний я, - столько посмотреть немецкого, и, прости хоспади, японского кинематографа 18+. И после этого ограничиваться только классикой. Эх. Чувак."
-Да ну тебя, извращенец.
"-Ну-ну, нюхательный фетишист, посмотрим, сколько ты продержишься. Тем более рыжий соблазн и сама, не против…"
Фанфики(БЛ) Бесконечное лето Ru VN Лена(БЛ) Алиса(БЛ) очередной бред Дубликат(БЛ) Визуальные новеллы фэндомы
Дубликат. Часть 5.
Глава 1 http://vn.reactor.cc/post/2900488Глава 2
Пятница. 12-00. Елена Тихонова. Лес, остатки насыпи.
Конечно, Алиса опоздала. Она всегда так: или опаздывает, или приходит задолго до назначенного срока. Правда я на нее не в обиде — это уже не переделать. Так только, притворилась, что опоздание мне неприятно, и то именно притворилась. Потому что, пока Алисы не было, я успела основательно изучить здешний малинник.
— Ну что. Идем?
— Идем.
— Тогда нам вдоль забора на север, а потом выйти на остатки насыпи. Ульяна так говорила.
На север, так на север, как скажешь, Алиса. И мы замолкаем, на этот раз надолго, обмениваясь только односложными репликами: «Смотри, как красиво!», «А нам точно сюда?», «Осторожно, здесь кочки под травой»… Насыпь местами заросла высокой травой, а местами совершенно голая. Иногда только траву на насыпи разбавляют молодые деревца. Лиственный лес постепенно сменяется хвойным. А перед нами здесь, действительно, проходили, потоптанная трава, правда, уже поднялась, но попадаются и другие следы: то брошенный фантик, то срезанная ветка, то отпечаток ботинка на муравейнике. Иногда я останавливаюсь и стараюсь запомнить какие-нибудь особо красивые места, вроде поляны покрытой васильками или осины усыпанной красными, как-будто сейчас сентябрь, листьями. Надо будет позже выбраться сюда, чтобы порисовать — такие вещи нельзя оставлять просто так. Алиса в моменты остановок ворчит, но ворчит беззлобно.
— А сколько идти Ульяна не говорила?
— Сказала, что из-за искривления пространства там сам черт ногу сломит. Вот и все, что я знаю.
Значит, идем дальше. Тем более что следы — вот они, только слепой не увидит. Нет, Алиса тоже следов не замечает, судя по тому, как она только что прошла мимо очередной надломленной ветки, но зато подобрала с земли черное перо какой-то большой птицы. Повертела в руках и вставила в волосы. Черное на золотисто-рыжем, довольно симпатично. Так и говорю Алисе об этом, та улыбается в ответ.
— Ленка, а мы правильно идем?
— Наверное. Да. Видишь следы? — Показываю Алисе на очередной брошенный и втоптанный в землю фантик.
— Я и не замечаю, надо-же. Кто-то ведь научил тебя этому.
Кто-то научил… Я, на самом деле, это умею. Семен говорил, что это или Система в меня вложила, или это навыки моего прототипа. Лучше бы второе.
В свои первые два цикла я еще ничего не понимала и просто наслаждалась обретенной свободой воли. А на третий цикл меня скрутило. Я начала вспоминать, что смогла, о том, какая я была до того, как проснулась и мне вдруг стало просто очень плохо. Я убегала в лес, или уплывала на остров, или пряталась в домике и все пыталась отделить себя настоящую от того, что вложила в меня Система. Пыталась, всматривалась в себя, и не могла. Не было точки отсчета. Я даже в своих чувствах к Семену, не к этому Семену, а ко Второму, начала сомневаться: а не внушили ли мне это извне? Бедная Саша видела мое состояние, переживала, но ничего не понимала, а я не могла ей объяснить — она-то была не проснувшаяся. Вот тогда Семен и сказал всего несколько слов: «Все нормально, Леночка. Считай, что ты родилась три цикла назад заново, такая, какая есть, и все что в тебя вложено, все что досталось по наследству, все до чего сама дошла — все твоё и никто это у тебя не отнимет. Просто живи и будь сама собой», — и вот именно за эти слова я ему и благодарна больше всего.
Пятница. 13-00. Алиса Двачевская. Лес. Остатки насыпи.
Ленка — следопыт. Я просто доверилась ей и иду следом. Она какое-то время еще пыталась показывать мне следы, оставленные Семеном и Ульяной, а потом махнула рукой и идет молча, только внимательно смотрит по сторонам и под ноги. Я же только пытаюсь запомнить дорогу, если придется идти еще раз, хотя что там запоминать — заскочил на насыпь и вперед.
Интересно, долго ли еще идти? Идем быстрым шагом, а движемся едва-едва. Специально проверяю себя: замечаю впереди приметное дерево, прикидываю расстояние — метров пятьдесят. Засекаю время и считаю число шагов, за которые мы с ним поравняемся. Выходит так, что эти пятьдесят метров растягиваются втрое. Это что, и есть то самое искривление пространства, о котором говорила Ульяна?
Разглядываю Ленку. Кепка с прозрачным козырьком, белая футболка, светло-зеленые хлопчатобумажные брюки. Такую же куртку она одевать не стала и несет, сложив пополам и повесив на противогазную сумку (Все сумки из бомбоубежища разворовали: сумка у Ульяны, сумка у Семена, сумка у меня, сумка у Лены). Кеды со склада «Совенка». Свой нож, о котором все знают, но которого никто не видел она где-то прячет. Может в сумке, я не знаю. Может и мне стоило арбалет прихватить? Хотя, в кого тут стрелять?
Вот, подумала про арбалет и сразу вспомнила своё знакомство с Сенькой. Как я выцеливаю его под основание черепа. Как он останавливается, скидывает рюкзак и собирается поставить рюкзак на землю. Как я перевожу прицел Сеньке между лопаток и начинаю плавно тянуть спуск. Как Ульяна с шипением: «Ты что делаешь? Дура!» — толкает арбалет вверх, но я уже успела нажать на спуск и стрела уже летит. Как Сенька падает, а Ульяна всхлипывает: «Это я виновата!» — срывается с места и бежит к Сеньке. А я стою, не в силах пошевелиться, и думаю, что я, наверное, только что совершила главную ошибку в своей жизни. Все воспоминания о прошлых циклах, что всплыли у меня тогда, когда Сенька разбудил нас в бомбоубежище, постепенно размылись и ушли в течение первых циклов активной фазы, а этот эпизод я помню. Иногда даже просыпаюсь от того, что вижу этот момент во сне. Сенька-то давным-давно меня простил, да он и не считал меня виноватой никогда, но я так и не избавилась от чувства вины. Вспомнила об этом случае и сразу настроение испортилось, и сразу стало грустно.
— Ленка, можно тебя спросить? — Не такая я уж и нахалка, я умею и вежливо, когда мне грустно.
Ленка молча кивает, но я вижу, как напрягается ее спина. Ну да. Она не любит ни слышать прямые вопросы, ни давать прямые ответы. И в глаза глядит очень редко, пока не привыкнешь это раздражает. Все время ждешь какого-то подвоха с ее стороны.
— Ленка, скажи, у тебя остались воспоминания о тех снах, что мы видели между циклами? Или еще раньше, о детстве.
Не верю я Сеньке, о том, что у нас детства не было, что нас из какого-то тумана слепили. Не хочу верить.Ничего почти не помню о тех временах, но ведь это «почти», а обрывки воспоминаний все равно вертятся. Вроде длинного худого парня, повисшего на турнике и пытающегося сделать подъем переворотом. А турник этот из отполированной тысячами ладоней водопроводной трубы, одним концом прибитой к старому, отпиленному на высоте три метра, тополю, а другим –- к дровяному сараю.
Ленка останавливается, оборачивается и смотрит на меня. Потом улыбается чему-то своему. Смотрит вдоль насыпи в обе стороны, смотрит по сторонам. Лес вокруг насыпи здесь отступил и она идет по поляне заросшей высокой травой, а над травой висят сотни стрекоз разных размеров. От стрекоз-богатырей, с синим телом, длиной с мою ладонь, до совсем маленьких — короче мизинца. Видимо Ленка нашла, что хотела, потому что она машет мне рукой, приглашая следовать за ней, осторожно спускается с невысокой здесь насыпи и подходит к зарослям травы. На одной из стеблей сидит, отдыхая, стрекоза. Ни большая, ни маленькая, — так, средняя. Ленка медленно подводит указательный палец к стрекозе и, чудо, стрекоза перебирается с травинки на палец. Ленка подносит стрекозу к глазам, какое-то время разглядывает ее, а потом так-же медленно протягивает ее мне. Я, по примеру Ленки, подставляю свой палец, и чувствую крючки на концах стрекозиных лапок, вцепляющиеся в мою кожу. Подношу стрекозу к себе и вижу в ее радужных глазах свое крошечное отражение. Тут стрекозе надоедает внимание и она покидает нас, теряясь среди висящих в воздухе сестер.
— Между прочим, это ты меня научила. Когда мне было семь, а тебе восемь.
Ленка опять смотрит мне в глаза (второй раз за одну беседу!) и, внезапно, снова улыбается. Совершенно по детски улыбается.И до меня вот только сейчас, впервые за все те циклы, что я ее знаю, доходит, что внутри Ленки живет вот эта семилетняя девчонка, которая иногда выглядывает наружу и заставляет хозяйку улыбаться.
— Идем дальше? — Спрашивает Ленка и, не дожидаясь моего ответа, легко взбегает на насыпь, сорвав на ходу и засунув в рот ягоду шиповника.
Пятница. 16-00. Елена Тихонова. Где-то в лесу.
Кажется здесь, на этой поляне, наша спасательная экспедиция и закончится. Вот сюда Семен с Ульяной пришли, вот здесь посидели (вон след от маленького костра и выброшенная из кружки заварка), и исчезли… Входной след есть, выходного нет. Нет, я знаю и понимаю куда Семен с Ульяной направились, но вот так, своими глазами увидеть, как они исчезли. И я теряюсь и не знаю, что делать. Алиса, кстати тоже. Она хорохорится, строит какие-то планы и что-то предполагает, но, после того, как я ей все показала и ткнула в следы носом, глаза у Алисы совершенно растерянные.
Шесть часов назад, когда мы уходили по насыпи от лагеря все казалось просто и понятно: дойдем, проверим, если нужна помощь — поможем. Но оказалось, что мы до конца так и не верили во все Ульянины расчеты и Семеновы рассказы и логические доказательства. Нужно было увидеть собственными глазами.
— Это что? Получается вот так вот, запросто, можно перескочить в другой лагерь? — Алиса думает о том же, о чем и я.
Получается, что так. Нужно только оказаться в правильном месте и в правильное время.
Мы едва не проскочили это правильное место. Лес, в очередной раз, отступил от насыпи и та вывела нас на большую квадратную поляну. Или, может, это называется пустошь? Или вырубка? В общем, это было расчищенное от деревьев квадратное поле со стороной квадрата, может быть, в полкилометра. На северной стороне этого квадрата, в стене сосен, виднелись начала двух просек, кажется здесь насыпь раздваивалась. И куда нам теперь? Направо? Налево? К счастью идти никуда не пришлось, очередной фантик (Специально Ульяна их что-ли бросала, как Мальчик-с-пальчик хлебные крошки?) показал направление: сойти с насыпи на левую сторону, углубиться в лес и выйти на еще одну поляну. Небольшая, идеально круглая поляна, окруженная по периметру цветущими кустами желтой акации (правильно говорят, что с сезонами здесь полный беспорядок: июнь, июль, август, — все перемешано, да еще и май с сентябрем добавляются). Да, сюда Семен с Ульяной пришли и отсюда не вышли.
— По крайней мере мы сделали все, что могли. До точки перехода они дошли спокойно и с ними все было в порядке. — Говорю больше, чтобы успокоить Алису. — Пойдем назад? Больше мы ничего сделать не сможем.
— Пойдем. Только, Ленка, давай отдохнем чуть. А то с утра на ногах.
Давай отдохнем, ноги, действительно, слегка гудят от усталости.
Кидаем на траву куртки, на то же место, где отдыхали и Семен с Ульяной, и достаем из сумок свои припасы: я — чай в термосе и пачку печенья, Алиса — фляжку с водой, полбуханки хлеба и кружок копченой колбасы. С минуту колеблюсь, потом лезу в сумку и достаю нож. Не знаю почему, но мне всегда тяжело показывать его посторонним, хотя ничего в нем особенного нет: обычный охотничий нож в простых кожаных ножнах, с прямым обухом, узкими долами и затертой от времени деревянной рукоятью. Не такой уж и большой, что бы там сплетники про него не говорили. Ничего я об этом ноже не знаю, кроме того, что он всегда со мной. И, успокаиваюсь я, если за рукоятку подержусь. Алиса косится на нож, но молчит, и это правильно.
Кажется здесь, в лесу, где кроме нас больше никого нет, мы с Алисой поменялись ролями: у Алисы пропали нахальство и самоуверенность, но добавились робость и растерянность; а я чувствую себя спокойной и собранной.
Мы перекусили, собрали остатки припасов и, не сговариваясь, откинулись спинами на траву. Изумрудно-зеленая трава, кусты акации усыпанные желтыми цветами, стрекозы, кажущиеся черными, на фоне светло-голубого неба. И тишина. Шепот листвы, треск стрекозьих крыл, жужжание насекомых (нас не трогают и прекрасно) нисколько не нарушают эту тишину. Нет, что-то нарушает. Прислушиваюсь: кажется, со стороны насыпи, слышны голоса. Я поднимаюсь на ноги и прислушиваюсь внимательнее.
— Что-то случилось?
— Алиса, голоса. Слышишь?
Алиса рывком подскакивает и встает рядом, тоже прислушиваясь.
— Нет, Ленка. Тебе показалось. Когда мало внешних раздражителей, мозг пытается заполнить эту пустоту знакомыми образами. Например, пытается из шумов сложить обрывки привычных звуков: голоса, музыка, шум мотора, поезд… Мне это доктор объяснила. Мы, когда с Ульяной дежурили по ночам в Старом лагере часто такое слышали.
Мы опять ложимся на траву закинув руки под голову, у Алисы во рту оказывается травинка.
— Минут пятнадцать отдохнем, и пойдем обратно?
— Да.
— Ленка. — Алисе хочется поговорить. — Я заметила. Когда ты приманивала стрекозу, и потом улыбнулась мне… Я поняла, что в тебе живет семилетняя девочка. Что бы там не рассказывал Сенька о нашем происхождении.
Ну да, живет. Я не даю ей разгуляться, но она есть.
— Знаешь, Алиса. В тебе тоже живет семилетняя девочка. Иначе стрекоза не пересела бы к тебе на палец. Поищи её, там, у себя — эту девочку. А вообще, я думаю, что в любом человеке всегда живут вместе и маленький ребенок, и взрослый, и старик. Просто в разные моменты мы видим по разному, но все эти люди уже там, в нас, с самого рождения. И семилетние девочки и семидесятисемилетние бабушки.
Какое-то время жду ответа, но, повернув голову, вижу, что Алиса уснула. Улыбаюсь этой рыжей, она все-таки неплохая девушка, хоть и может быть хамоватой, и тоже засыпаю.
Пятница. 18-30. Алиса Двачевская. Непонятно где.
Просыпаюсь первая. Первая уснула и первая просыпаюсь. Какое-то время еще лежу вслушиваясь в лесной шум, в который вплетается звук поезда. Вот то, о чем я говорила Ленке. Если сейчас начать прислушиваться, то так и будет казаться, что где-то далеко идет поезд, а если не обращать внимания, то звуки поезда исчезнут, чтобы через какое-то время смениться чем-нибудь другим. Так и поступаю — перестаю обращать внимание, лежу и мысленно уговариваю себя, что время встать, собраться и идти возвращаться в лагерь. И тут сообразив, что звуки поезда слышны все громче и громче, вскакиваю на ноги. От моего движения просыпается Ленка.
— Что…?
И замолкает, тоже услышав поезд.А я уже чувствую, как под ногами еле заметно трясется земля. Слышен гудок тепловоза. Мы, не сговариваясь, бросаемся к насыпи и видим хвост товарного вагона, проплывающего мимо нас со стороны «Совенка».
Обе мы понимаем, что куда-то переместились пока спали, неизвестно куда, и теперь, похоже, спасать придется уже нас. Как ни странно, но паники нет. Ленка еще подходит и зачем-то трогает блестящие рельсы: одну, а потом другую.
— Кто бы мог подумать? Час назад еще не было. — Шутит она. — Куда пойдем? Направо? Налево?
Фанфики(БЛ) Бесконечное лето Ru VN Алиса(БЛ) Лена(БЛ) очередной бред Дубликат(БЛ) Визуальные новеллы фэндомы
Дубликат. Часть 5.
Глава 1 http://vn.reactor.cc/post/2900488Глава 2 http://vn.reactor.cc/post/2906357
Глава 3 http://vn.reactor.cc/post/2912485
Глава 4
Суббота. 09-00. Елена Тихонова. Домик стрелочника.
«Леночка, пора вставать. А то Ольга Дмитриевна ругаться будет», — может и будет, я не знаю. Только сегодня мне никто этих слов не говорил, поэтому пришлось вставать самой. Алиса, на своей половине дивана спит, и не думает просыпаться. Ну, еще бы. Легли в час ночи, а она еще потом встала и где-то пропадала неизвестно сколько. Сквозь сон слышала, как она вернулась, а в котором часу — не знаю.
Осторожно перелезла через спящую Алису, подошла к окну, посмотрела в окно на наши вещи, сохнущие на веревке. Это же надо выйти за ними, на улицу, а у меня из одежды только кеды. Мама! Развешивать ночью на веревке было не стыдно, а весело. А сейчас, когда нужно все это снять, когда уже светло… Ну и что, что никого вокруг нет. А вдруг поезд мимо поедет. А в нем машинист… Мама! Потом вспомнила про плащ, висящий в прихожей. А он такой пыльный и надевать его на себя, чистую — бр-р-р. Потом мысленно хлопнула себя по лбу, надела свою собственную куртку, и отправилась снимать белье с веревки.
На утренние заботы у меня ушло чуть меньше часа. Время это Алиса благополучно проспала. А я успела разжечь плиту, согреть воды для умывания, умыться и провести ревизию в кухонном шкафчике. Из остатков продуктов, что там нашлись, пригодными к употреблению, хранившиеся в стеклянных банках, рис, соль и сахар, и еще чай в своей жестянке. Значит будем завтракать рисом с остатками колбасы, это лучше, чем жевать ее просто так. Когда я еще подкидываю дрова в печку, в спальне начинает возиться Алиса. Выглядывает из-за печки.
— Доброе утро. Ой! — И смутившись прячется обратно.
— Доброе утро, Алиса. На кровати все вещи.
— Да, я уже вижу. Спасибо, Ленка.
Натянув футболку Алиса убегает на двор по своим делам, а я только успеваю ей крикнуть, что теплая вода в кастрюле около умывальника.
Варю рис, режу остатки колбасы на кубики, режу на четыре куска остатки хлеба, кипячу чай. Должно получиться съедобно, еще бы лук поджарить, тогда будет даже и вкусно, но лука нет. Пока вожусь с завтраком слышу, как умывается вернувшаяся со двора Алиса. Потом она зачем-то трогает плащ. Раскрывается дверь и появляется Двачевская.
— Это я, почтальон Печкин, принес заметку про вашего мальчика!
— Не нужна нам заметка про мальчика. Потерялся наш мальчик неизвестно где… Алиса, в баню воду сама сейчас таскать будешь. После этого чумазого плаща.
Но все обходится малой кровью: пыльные разводы с лица Алисы благополучно смываются, а футболка выхлопывается на крыльце. Но плащ оказывается просто гигантский. Продолжая тему Простоквашино можно сказать, что таких как мы, в него троих упаковать можно. Алисе он бил по пяткам, а у меня просто волочился бы по полу, как мантия.
Раскладываю рис по тарелкам, добавляю туда же колбасные кубики. Алиса смотрит на это дело, говорит: «Я сейчас!» — и убегает на огород, возвращаясь с пучком укропа. Ну, уже лучше, уже не так пресно. Мелко режу укроп и мы посыпаем им тарелки. После того, как заснули не поужинав, кажется, что получилось не так и плохо.
После завтрака Алиса сама, без моих намеков, занимается наведением порядка на кухне, а у меня появляется время, которое я трачу на библиотеку. Я еще вчера заметила, что одна полка в шифоньере занята пластинками и книгами. Пластинки меня особо не интересуют, оставлю их Алисе, а вот книги: Лем, Стругацкие, Николай Гумилев и Омар Хайям, История Древнего Востока и альбом по архитектуре, тут же Справочник по малотоннажному судостроению и учебник психологии, — совершенно случайный набор. Проверяю, как научил Семен, выходные данные. Везде даты проставлены, значит книги подлинные. Не удерживаюсь и погружаюсь в Хайяма, эту книгу я украду отсюда и стыдно мне не будет.
Алиса, закончив возиться с посудой, заглядывает в спальню, видит чем я занимаюсь…
— Я, между прочим, тоже так могу!
… и лезет в тумбочку. Я откладываю в сторону Хайяма, его я еще успею прочитать, и открываю Гумилева. В домике тишина, только слышно, как капает вода в умывальнике. Алиса возится в тумбочке, потом что-то находит в ней и затихает. Я стою, уткнувшись в шифоньер, погруженная в чтение стихов, Алиса сидит на кровати и тоже что-то листает. Неожиданно Алиса всхлипывает. Оборачиваюсь.
— Что-то случилось?
— Вот, посмотри сама. — И протягивает мне канцелярскую папку с тесемками. А у самой слезинка катится по щеке.
Что-то серьезное. Откладываю поэзию серебряного века в сторону, беру папку из рук Алисы и присаживаюсь рядом с ней на панцирную сетку. Алиса еще раз всхлипывает, встает и уходит на кухню, и там остается, стоя у окна и уткнувшись лбом в стекло.
Развязываю тесемки, открываю папку и мне на колени выпадает фотография. Черно-белая, плохо промытая при проявке, и потому мутная фотография, но все-равно…
На крыльце домика, на табуретке сидит Семен, наш Семен. Во всяком случае, из тех двух Семенов, что я знаю: физрука и Второго, — я уверенна, что это именно наш физрук. Не нынешний, двадцатипятилетний, а такой, семнадцати лет от роду, каким он появился в нашем лагере. На нем пионерские шорты и клетчатая рубашка, та, что мы нашли в здешнем гардеробе. И на лице у Семена написано абсолютное счастье. А за спиной у Семена стоит, и обнимает его сзади за плечи, положив подбородок ему на затылок, Ульяна. Вот Ульяна как раз нынешняя — девятнадцати лет. Ульяна дурашливо показывает язык в камеру, а глаза у нее тоже, как у Семена, светятся от счастья. Это все видно даже на такой мутной фотографии, и видно, какие эти двое невозможно-красивые. Откладываю фотографию в сторону, я еще полюбуюсь на этих двоих, и смотрю дальше, что там в папке. Какие-то приказы, отчеты, служебные записки, протоколы испытаний и результаты замеров, — я ничего в этом не понимаю, просто смотрю несколько заголовков. А сверху три записки, одна карандашом и две шариковой ручкой.
***
«Что-же ты, Рыжик, творишь? Почему ни с кем не советовалась? Знаешь, что здесь, на периферии, из тебя получатся только девочки-октябряточки, которым расти еще и расти? Но ничего, я подожду.
Мы могли, хотя бы, в одном лагере оказаться, а сейчас, как нам найти друг-друга? Я просто не успею до твоего проявления, я же сам через пару циклов отключусь. В общем так, если прочитаешь это, ищи меня в лагере у Виолы и Толика, а там — ориентируйся сама. И, когда найдешь, попробуй сказать мне: "Ты здесь не просто так!" — может быть это и сработает. А если я проснусь первым, значит мне останется только найти именно тебя (всего ничего, конечно найду) и терпеливо ждать и надеяться. Собрал в эту папку все, что касалось нас с тобой, хоть чуть-чуть. Все отчеты по нашей работе, может быть это поможет тебе вспомнить, или мне поможет вспомнить. Я тебя тоже люблю. С».
***
«Привет, Сёмка. Жаль, что мы разминулись, но так, наверное, к лучшему. Потому что иначе ты будешь меня отговаривать, будешь ругаться и запрещать, мы поссоримся, а я все равно сделаю это. Сём, сейчас ты уже конечно знаешь, что объявлена эвакуация персонала. Может быть знаешь, что я не уехала ни в первой очереди, ни во второй, — конечно уже знаешь. Из-за тебя, Сёмк, зануды и тормоза, и не уехала. В общем, я остаюсь. Кое-кто, по слухам, еще остается, например бабуля, но я не хочу, как они. Я хочу быть с тобой, как ты и только как ты, понимаешь ты это? Делить твою жизнь и судьбу с тобой, и делиться своей жизнью и судьбой, тоже с тобой! Я знаю, Сём, ты сейчас ругаешься, но и рад этому, я уже слишком хорошо тебя знаю. Этой ночью будет туман, тот самый, который мне нужен. Домик у тебя экранирован, а сарай — нет. Поэтому студентка третьего курса Ульяна пойдет вечером в сарай, а оттуда уже не выйдет. А вместо нее, через четыре цикла, появятся полсотни маленьких Ульянок: все копии, а одна — неиницированный подлинник. Только инициировать его будет некому, оригинала-то не будет. Так что ты просто помни, что я — это я. Оригинал ли, подлинник ли — не важно. Все равно я тебя люблю.
Твоя Ульяна.
PS. Уже темнеет и туман на краю леса показался, пора идти в сарай, а я сижу и вспоминаю. Как ты рычал на меня, как я жаловалась твоему оригиналу. Я даже не знала тогда, что он твой оригинал. Как мы попали под ливень и укрывались вдвоем под твоим огромным плащом. Как ты, чтобы напугать и оттолкнуть меня, рассказал все о себе. Хотел оттолкнуть, а не получилось — только заинтересовал. Как я начала присматриваться к тебе. Вспоминаю, как мы наперегонки бежали вверх по лестнице, той что на обрыве, как я тайком вывозила тебя наружу, как случайно встретили моих родителей (Я знаю, ты киваешь головой, но правда случайно, Сём). Этот наш домик! Да наш, после всего я имею на него право. Сейчас я здесь у нас наведу порядок и пойду. Буду сидеть в сарае и вспоминать, пока смогу. Может быть и этим (зачеркнуто) этой Ульянке-подлиннику (зачеркнуто) мне (подчеркнуто два раза) легче вспомнить всё будет. Знаешь, если бы ты воевал со всем миром, то я бы стояла у тебя за спиной и подавала патроны. Да я знаю, что это сказала Ева Браун, но ведь может же и Ева Браун сказать правильные слова. Не прощаюсь. Вероятность нашей встречи 0,3%, это я тебе как студентка бабули говорю. А это значит, что никуда мы друг от друга не денемся!
Сёмка, Сёмка, Сёмочка…»
***
«Дорогой "потомок". Какого х ты третируешь несчастную девочку? Я знаю о твоем к нам отношении и претензий к тебе не имею, но она-то тут причем? Она даже не подозревает о вашем существовании! Ты для нее "охамевший малолетка"! А делает она, между прочим, работу именно по твоей (я не виноват, что не могу твое авторство указать, сам знаешь) теме! Как руководитель заявляю: или ты помогаешь ей делать все измерения, пока она здесь на практике, или ты свободен! Сам же ко мне пришел и ныл, что хочешь осмысленности, так работай! Или выметайся и "существуй и прозябай" (твой термин, между прочим) дальше. Выключать тебе сознание я не буду, этого удовольствия и доказательства твоей правоты, ты от меня не дождешься! И не показывайся мне на глаза, пока я не остыну! Со мной же ты работаешь?! Вот и с ней работай!»
Тоже всхлипываю. Аккуратно всё убираю в папку, завязываю тесемки, кладу ее на диван и подхожу к Алисе. Она так и стоит, глядя в окно, куда-то в направлении лагеря. Обнимаю ее и мы так и стоим некоторое время, грустя каждый о своем. Вспоминаю своего (Никому не отдам!) Семена, вспоминаю записку: «Ничего, я подожду», — да, мне тоже остается только ждать.
— Пошли в лагерь?
— Пошли, Ленка. В поселок Шлюз, я думаю.
— Прибрать надо за собой.
— Да.
Суббота. 13-00. Алиса Двачевская. Лес, недалеко от поселка.
В сторону лагеря, действительно, идем быстро. Туда мы шли часов шесть, а обратно каких-то пару часов и вот уже видны прогалины между деревьями, чувствуется, что скоро лес закончится и куда-то мы выйдем. Куда, вот вопрос. Но чем ближе мы к этому «куда-то», тем чаще Ленка прячется у меня за спиной. И тем больше я успокаиваюсь, кстати. Не важно, куда мы выйдем, главное — к людям. Даже если это не Шлюз, а просто другой лагерь. Хотя, вряд ли, что другой. Сенька как говорил: «Девочки, есть такой поселок Шлюз, куда всех пионеров свозят, и где они проводят ночь с субботы на воскресенье. Главное отличие — железная дорога и каменные корпуса вместо домиков. Если проснетесь там — не пугайтесь. Можете присесть где-нибудь в сторонке, но утром, главное, автобусы не перепутайте. А то попадете в чужой лагерь, и ищи вас потом». А сейчас там должны быть исключительно Сенькины двойники. Или, правильнее наверное, бывшие Сенькины двойники, потому что не похож он сейчас на пионера. И Второй тоже там. Кошусь на Ленку, как она отнесется? А второго найти нужно, потому что, иначе, кто нас к правильному автобусу завтра приведет?
Поправляю на плече сумку. Сумка моя стала легче на съеденные нами хлеб и колбасу, но зато потяжелела на одну папку. Как-то даже споров не возникло, что это именно наши Семен и Ульяна и что папку надо отдать хозяевам — пусть они сами с ней разбираются. Тем более, что Сенька рассказывал и про Виолу, и про Толика. И сомнений никаких, что Семен с Ульяной скоро найдутся, что это мы потерялись, а они — задержались в дороге.
— Ленка. А ведь Сенька с Рыжей так и не узнали друг-друга. — Говорю, чтобы Ленка отвлеклась от своих мыслей и перестала нервничать.
— Да. Боюсь Ульянка напридумывает себе и про себя тогда всякого. Когда прочитает всё. Скажет, что это не она. Как там? Один подлинник и полсотни копий. Вот и скажет, что она копия, а подлинник где-то Семена ждет, и лучше нашей Ульяне отойти в сторонку. Ты заметила? Она последнее время часто грустить стала.
— Точно, бывает, находит на нее меланхолия. Может, сперва Семену покажем папку?
— Нет, Алиска, ты же знаешь, что он такие вещи прятать не будет.
Опять замолчали, но Ленка, похоже чуть успокоилась.
Насыпь плавно поворачивает направо и скоро пересечется с тропой, если она тут есть, ведущей к задним воротам. А еще, впервые за все время нашего знакомства, она назвала меня не Алисой, а Алиской. По этой насыпи, да еще и в направлении к лагерю, идти легко и скоро мы уже выходим к тропе. Рельсы ведут на запад, к воротам в бетонном заборе, виднеющимся вдалеке, а тропа идет вдоль забора, скрываясь в густом кустарнике. Направо? Налево? Ленка опять скуксилась и прячется за мою спину. Значит, здесь командую я.
— Ну что? Как ушли, так и приходим? На тропу?
Возражений нет, значит — на тропу. А если бы и были, то все равно на тропу. Мне просто не хочется вот так взять и выйти к людям, я, конечно, не Ленка, я и морду кирпичом делать умею, но, чем дольше мы будем за забором, тем лучше для нас, мне кажется. Тем более так мы к столовой поближе выйдем. Время обеда и есть хочется всем, даже двум заблудившимся пионеркам. Тропа здесь, как и дома, тянется вдоль забора, то прижимаясь к нему вплотную, то прячась в полосе кустарника, с тем, чтобы у самых ворот отодвинуться подальше к востоку и вывести на засыпанную гравием площадку перед воротами не из кустов, а чуть подальше от забора — из леса.
— Знаешь, Ленка, мне кажется, что чем мы будем наглее, тем меньше к нам будет вопросов. Поэтому идем сразу в столовую, тем более, что время обеда. А ты, тогда, лучше держись у меня за спиной, на вопросы не отвечай и вообще помалкивай.
— Х-хорошо.
Ворота оказались приоткрыты и нырять под створки не пришлось. А первым человеком, который нам встретился, оказался Второй. Он шел, глядя сквозь нас полуприкрытыми глазами и держа в каждой руке по ведру с кухонными отбросами. Походка его была какая-то ковыляющая, как будто он не мог распрямить до конца ноги в коленных суставах. Я едва успела отскочить с его пути, подумав, что на обед мы, похоже, опоздали. А потом у меня за спиной судорожно втянула воздух Ленка, увидев, наконец, Второго, и мне стало не до шуток юмора.