Бесконечное зима
»Фанфики(БЛ) Бесконечное лето Ru VN Саманта(БЛ) Саманта-мод Моды для Бесконечного лета Визуальные новеллы фэндомы
Перекрестки наших дорог
Ночь.Лето. Улица. Фонарь мерцает тусклым светом. Пусто. На улице неожиданно пусто,даже машин нет. Саманта бы сказала, что это всего лишь дурацкое стечениеобстоятельств. Не знаю... Я чувствую себя таким одиноким сейчас. В Совенке мнебыло весело, ребята приняли меня, хоть я и был до мозга костей асоциален.Больше того, там была Саманта... Была ли? Несомненно! Счастливое время. Япросто радовался моменту и не думал о будущем.
Возвращатьсяоказалось тяжелее, чем я думал. Возможно, будь я чуть сильнее, прояви я хоть накапельку больше напора, тогда перед отъездом, и его бы не было. Но нет, менявышвырнуло в мой мир, точно также как до этого забросило в лагерь — резко, безобъяснений, без особых причин. Или, быть может, я просто не мог их понять. Мнене хотелось об этом думать. Проезжая теперь на автобусе по пустым улочкамсвоего городка я думал о том лишь, как бы быстрее попасть домой, закутаться водеяло и проспать, по меньшей мере, вечность.
* * *
«Совенок»…Я почти забыла о нем. Воспоминания о тех днях почти полностью стерлись из моейпамяти. Остались обрывки-фотокарточки — самые яркие моменты. Не сохранились иобразы обитателей, их место заняла пустота. Только одно лицо я помнила всовершенстве. Семен. Его образ словно вырезали на моих веках. Он засел у меня вмозгу намертво. И я знала, что и через десять лет он будет столь же четок иточен.
Смомента моего возвращения в мой мир прошло полгода — двадцать шесть недель.Срок крохотный, даже в рамках человеческой жизни. Достаточный, однако, чтобыизменить ее кардинально. В первые недели по возвращении я испытала настоящийводоворот чувств. Апатия сменялась гневом, а ему на смену приходилоисступление.
* * *
Впрочем,неважно... Что-то изменилось внутри меня. Это я понимал ясно. Мой прежний образжизни теперь был мне противен — девяносто процентов своего времени я проводилдома за компьютером, а те редкие моменты, когда все же возвращался в реальныймир, теперь казались обрывочными, бессвязными декорациями к чьим-то чужимспектаклям. Кажется, стоило мне задержаться в объятьях одиночества чутьподольше, и меня списали бы, словно старый, никому не нужный манекен.
* * *
Ивот я решилась приехать в Россию. Не знаю, на что я надеялась — мне ведь даженеизвестен его адрес. И есть ли Он вообще? Все эти вопросы крутились у меня вголове, пока я стояла в очереди на посадку.
Самолет.Облака. Лента реки. Мне всегда нравилось летать вот так — сидя возле окна иглядя на проплывающие внизу земли. Семен наверно сказал бы: «Этот миг слишкомпрекрасен, чтобы портить его, поэтому просто давай насладимся им». Да толькогде он сейчас?
* * *
Моторзатих, автобус замер, услужливо открывая двери — остальные два квартала яобязан пройти пешком. Я мог бы ездить на метро, благо оно в ста метрах от дома,но такая вот обязательная прогулка до остановки и обратно, это своего родаритуал, который ни к чему не обязывает, но позволяет хоть на чуть-чуть продлитьмое слияние с людским потоком.
* * *
Какнайти одного единственного человека среди ста сорока шести миллионов других?Кто-то из русских утверждал что «лиха беда — начало». Еще кто-то, возможно,тоже русский, сказал, что для того чтобы найти иголку в стоге сена, тебе нужналишь спичка, чтобы зажечь, и магнит, чтобы притянуть. Но что, если сено слишкомсырое, магнит давно уже потерян, а спички рассыпались прахом? Как мне быть?
Вто лето все казалось таким простым, я знала, что вот оно, мое счастье. Дажепосле того, как покинула СССР, мне хотелось верить, что это лишь на время. Таконо и было... Почти... Он писал мне, а я ему. И вот, спустя каких-то два годамне позволили вернуться. На этом все и кончилось, мой Сем пропал. Просто исчез,не оставив ни письма, ни даже вшивой весточки.
* * *
Я вновьшагаю по старым, изломленным плитам. В руке тлеет сигарета. Мысли тяжелые,неприятные... Настроение паршивое. Впрочем, во мне уже нет той гнетущей тоски,того едкого исступления. Все это уже исчезло, уступив место пустоте. Язатягиваюсь горьким дымом.
Прошлоровно полгода с тех пор, как я проснулся в старом ЛиАЗе посреди зимы. За этовремя мне не удалось найти Ее. Придя домой, я снова буду искать — исступленнопрочесывать интернет в надежде найти хоть малейшие зацепки.
* * *
Шереметьевовстречает меня оживленной толпой из улетающих и их провожающих, прилетевших иих встречающих. Если даже его и нет в Москве, все равно ведь нужно откуда-тоначинать?
Автобуседет в ночи, разрезая чернильный мрак светом фар. Городские огни с другойстороны вторят ему. В миниатюрном наушнике-бусинке играет «drive», группы «Thecars», простая, и одновременно красиваяпесня. «...Who's gonna pick you up Whenyou fall?...» Впрочем, я не успеваю дослушать ее — автобус встает, едвапреодолев городскую черту. Немолодой и не бритый водитель просит прощения наломанном русском. Почти на таком же, но с американским акцентом, русском яспрашиваю его, как мне добраться до центра. Он не вполне уверенно отвечаетчто-то про попутки.
Дома.Дома. Дома. Дома. Я иду мимо них почти уже час. Одни остаются позади, но ихсменяют сотни новых. Кажется, я просто иду по кругу, или наоборот, вокруг менядвижется лишь десяток декораций. Еще чуть-чуть, и я упаду без сил.
* * *
Дома.Дома. Дома. Дома. Все ближе и ближе мой дом. Но черт, как же не хочется возвращаться.Хочется просто сесть и сидеть где-нибудь. К примеру, вот на этой скамейке.
* * *
—Все. Больше не могу! Я должна присесть.
Буквальнов сотне метров я вижу скамейку. Почти такую же, как в «Совенке». Буквально замиг до меня на нее садится какой-то парень. На вид — лет двадцать пять,тридцать. Почти недельная щетина покрывает его щеки и подбородок. Он чем-тонеуловимо мне знаком, однако я не в состоянии вспомнить, когда он мог мневстретиться.
* * *
Кскамейке подходит девушка. Лица не разглядеть — слишком темно, но во всем,движениях, в силуэте, да даже в молчании угадывается нечто до боли знакомое.
Охрипшимот волнения голосом я произношу:
—Семми?
* * *
—Семми?
Голосу него хриплый, почти не узнаваемый, но я уже уверенно подхожу к нему. Я знаю,что это мой Семен, постаревший, побитый жизнью, отчаявшийся, но мой. Слезытекут по щекам, но я не могу и не хочу их сдерживать. Мы просто стоимобнявшись, как в ту ночь, и никто нас уже не потревожит.
Фанфики(БЛ) Бесконечное лето Ru VN Славя(БЛ) Ульяна(БЛ) Алиса(БЛ) Ольга Дмитриевна(БЛ) Семен(БЛ) Визуальные новеллы фэндомы
***
Здравствуй,“Совёнок”! А ты нисколько не изменился.
Коробка автобуса за моей спиной, железные ворота передо мной и торопливые шаги по аллее, Славя вспомнила, что нужно встретить опоздавшего. Лето, жара, запах скошенной травы, разогретого металла и чуть-чуть дизельного топлива. Вот скрипит створка ворот и…
— Привет,ты только что приехал?
Так, сейчас главное, не назвать её по имени. Незачем смущать девушку.
— Здравствуй.Да, только что, и очень рад тебя видеть.
— Это потому что ты со мной ещё не знаком. — Славя улыбается и, кажется, чуть грустно. —Потом станешь думать: “Опять этой активистке больше всех надо! Сейчас работать заставит.”
— Я? Такое думать? Да никогда в жизни! А что, и правда заставляешь?
Конечно заставляет. Но надо же как-то поддержать игру. Самая тяжелая часть моего летнего отдыха, это первый и второй день —“знакомство” с обитателями лагеря.Главное — не переиграть, а то они почувствуют мою неискренность, и цикл будет безнадёжно испорчен.
— Заставляю,заставляю. Я же помощник вожатой и председатель совета отряда. Только…Не думай, что мне это нравится. Если что-то можно сделать самой, я стараюсь делать это сама.
— Я понял,С… — Я чуть не называю Славю по имении приходится исправляться на ходу. —Слушай, а как тут вообще?
У Слави от восторга загораются глаза.
— Вообще? Вообще тут так здорово! И лагерь отличный,и отряд замечательный, и вожатая! Знаешь,как тебе повезло..?
Славя делает небольшую паузу, в которой я, как и было запланировано Славей, представляюсь.
— Да, прости, меня Семён зовут.
— Очень приятно. — В награду за понимание ситуации я получаю Славину улыбку. — А я Славяна. А лучше просто Славя.
Славя, Славяна, в некоторых циклах — Славка, а в некоторых — Славушка.
Интересно, как потом складываются отношения Слави и здешнего Семёна, того, чьё тело я занимаю. Это после того, как смена заканчивается и меня выкидывает обратно в зиму и в будущее. Да про всех про них интересно.
— Тебе сейчас к вожатой надо, записаться, что ты приехал, потом форму получить, потом в домик вселиться. — Пока я размышлял, Славя закончила рассказывать о здешних красотах и перешла к текущему моменту.— Пойдём, я тебя отведу, так будет быстрее, а то заблудишься с непривычки.
А как же твоё ныряние с пристани, Славя? Что,между прочим, категорически запрещено и чем ты занимаешься каждый раз, когда я приезжаю. Нет, я не против. Я, как раз,за. Это как намёк на то, что Славяна тоже живой человек, а не ходячий свод правил.
— Спасибо,Славя, я и сам доберусь. До памятника, а там налево и дальше к домику с велосипедом.
— Вот и хорошо. Я тогда пойду?..
— Ага, спасибо за то что встретила. Увидимся, Славя.
У Слави что-то ещё крутится на языке, то ли позвать меня с собой на пристань, то ли всё-таки ещё раз предложить проводить по лагерю, но она только кивает головой, соглашаясь, улыбается так, что сердце пропускает удар, и убегает.
А я улыбаюсь ей вслед, подхватываю с травы свою зимнюю куртку и отправляюсь навстречу новому циклу. К вожатой, так к вожатой.
***
Виола решила,что сегодняшняя норма по приёму пионеров выполнена с лихвой и потому, едва я заглянул в медпункт, с радостью свалила на меня обязанности дежурной медсестры,а сама умчалась на пляж. Контролировать температуру воды, очевидно же.
Медпункт, хоть и стоит почти в центре лагеря, но настолько изолирован живой изгородью от окружающего мира, что кажется, будто остального лагеря не существует. И нет никого, кроме меня и ещё одной пионерки, расположившейся на кушетке.
Издалека доносится голос Слави, Славя командует октябрятами — ведёт их купаться.
— Ты знаешь,что ты Славке очень нравишься? — Обладательница голубых глаз внимательно следит за мной. Ждёт моей реакции.
Знаю. И что мне с этого знания.
Не каждый цикл, но бывает, что кто-то из них попадает в медпункт с чем-то серьёзным. Таким,что его нужно везти в больницу. Ещё реже, но всё равно достаточно регулярно, этим “кем-то” оказывается одна из моих девочек. И вот, перед отправкой в больницу, когда я захожу в медпункт, проведать и попрощаться, обязательно следует такая реплика. Слова могут не совпадать, но смысл всегда один: “Ты Славке очень нравишься”. А если читать между строк,то: “Для себя берегла, но раз уж так сложилось — отдам только в надёжные руки”.
— Теперь знаю. И что мне теперь делать?
— Нет, ты всё-таки тормоз. Пригласи её куда-нибудь. Адресами поменяйтесь. К себе в гости её пригласи, пока каникулы идут — ты у нас человек столичный, а Славка когда еще из своей дыры выберется. Вообще, почему я тебя учу? Ты же проявлять инициативу должен, ты же мужчина!
А смысл? Я всё равно усну в автобусе, а проснусь на тридцать лет тому вперёд у себя дома. Бедные мои однокурсники, я так и не попадаю к ним на встречу. Потому что просыпаюсь утром того самого дня. Чтобы провести восемь часов дома, уснуть в автобусе (в электричке, в кинотеатре, в кресле перед монитором, в коридоре травмопункта, в КПЗ, — масса вариантов), а проснуться перед воротами лагеря.
— Ну что ты молчишь! Обязательно её куда-нибудь пригласи, слышишь!
— Думаешь, стоит попробовать?
Я вообще-то пробовал. Мы сходим вечером на пристань,искупаемся в озере, наберем два ведра белых грибов. Меня поцелуют в щечку и разрешат поцеловать себя. При особо удачном раскладе мы, в последний день перед отъездом, поцелуемся у девушки за домиком. Обменяемся адресами и телефонами. Причём я честно дам настоящий,я живу в этой квартире с рождения и телефонный номер тоже не менялся.
Вот только я не помню, чтобы в моём детстве приезжала к нам голубоглазая блондинка. Да никто из них не приезжал. Оно и понятно, в моём мире нету Генды, никогда не было семнадцатилетних пионеров. А в их мире ничего не слышали про перестройку и Горбачева. Остаётся надеяться, что каждый раз везёт хозяину этого моего тела.
— Конечно! Ну что ты за тормоз! Эх! Жаль, что меня увозят!
Рыжая готова вскочить с кушетки и помчаться, со мной на буксире, искать Славю. Удерживает её только загипсованная нога.
— Эх, Сёмка. Я бы подглядела как вы целуетесь. А потом бы у тебя урок взяла!
Она ещё и подмигивает при этом. Вот за что люблю Ульянку, так это за её оптимизм и хорошее настроение, которое она щедро раздаёт окружающим. Но целоваться я, пожалуй,не буду.
Чужой мир, чужие правила, чужие люди. Тело и то не моё, все три шрама присутствуют, но чуть на других местах. А на седьмой день моё пребывание в этом пионерском раю закончится. Славя наверное будет ждать чего-то от настоящего хозяина этого тела, а тот будет судорожно искать в памяти пропавшие семь дней его жизни. Будет паниковать, упадет на спину в проходе автобуса, будет кричать и дрыгать ножками. А для меня закончится и начнётся заново очередной День сурка.
— Рыжая, а зачем тебе брать уроки? Неужели есть с кем целоваться?
— Представь себе, есть. Не все же такие тормоза как ты.
— Дай угадаю. Он носит очки, и обитает в кружке кибернетики? А зовут его на букву Ш…
— А вот это уже совершенно не твоё дело, Сёмочка!
Ну вот, взяла и обиделась. Придётся прощение выпрашивать.
***
День последний. Остался ещё один обед и всё — по автобусам.Все пионеры уже вернули книги в библиотеку, спортинвентарь на склад, сдали постельное бельё, а сейчас собирают чемоданы. А мне делать нечего, поэтому я просто валяюсь на незастеленной кровати и, судя по шевелению на крыльце, буду принимать посетителя.
— Развалился он! Сейчас Оля нагрянет и устроит тебе вечер отдыха.
— Пристраивайся.— Я вжимаюсь спиной в стену, освобождая для рыжей место на матрасе.
А Оля не нагрянет. Как раз в этот момент она,вместе со Славей, пересчитывает на складе сданное бельё, обнаруживает недостачу, матерится одними губами, пересчитывает в сотый раз. А через час она выйдет со склада и, к своей радости, обнаружит недостающую простыню на крыльце. Кто-то из мелких притащил её в последний момент, но побоялся беспокоить грозную вожатую.
— Одноглазый, ты берега не попутал? — Алиса угрожающе нависает надо мной.
Это у неё такое любимое обращение к симпатичному ей человеку: “Одноглазый”. Почему так? Потому что следующим действием она тебе лишний глаз подобьёт. Чтобы привести в соответствие.
— Ну, как хочешь. — Я опять сдвигаюсь к оси кровати.
На самом деле, Алиса очень хороший друг, если конечно не называть её ДваЧе. Хотя, мне можно. Не знаю, чем я заслужил такую привилегию, но на меня она не обижается. Ну и мне приходится соответствовать. Но вообще, у меня такое чувство, что в нашу дружбу я вкладываю меньше, чем получаю. Вот и сейчас, она каким-то своим звериным чутьём почувствовала, что я хандрю и прибежала ко мне, приводить меня в норму.
— Алиса, ты очень хороший друг.
— С чего ты взял?
— Знаю.
— За неделю это определил? Так может ты, Сенька, просто влюбился в меня?
И смотрит с ехидной улыбкой.
Нет конечно, не за неделю. Но, если суммировать циклы, то, где-то через полгода знакомства, я начал считать себя её другом. Рекорд, потому что обычно я только через два года перестаю воспринимать человека как постороннего. Ну, правда, это для меня прошло полгода. Для Алиски-то, всё наше знакомство длилось чуть меньше недели.
— Влюбился… А ты влюблялась, когда-нибудь?
— Как думаешь, что я должна тебе ответить? — Алиса вспыхивает от смущения.
— Не знаю. Правду?
— Правду? А вот не скажу, сам догадайся. — У Алисы меняется настроение, и она уже лукаво улыбается.
— Значит влюблялась. Завидую.
А у меня вот не получается. У людей эйфория и какие-то там “бабочки в животе”, у меня— очень болезненное осознание утраты контроля за собственным психологическим состоянием. Оно моё, это состояние, а я им не управляю. Так нельзя! Это можно назвать гордыней? Не знаю. При том — гормоны работают и влюбляюсь я регулярно. И регулярно же убегаю от источника болезненных ощущений. К счастью, когда мой цикл проходит и начинается заново, влюбленность куда-то испаряется. Тем более, что ничего у меня с той девочкой из прошлого цикла не было, а девочка из этого цикла видит меня впервые, и никаких моральных обязательств мы друг перед другом не несём.
— У-у-у…Сенька, так ты у нас нецелованный! Вот почему ты такой квёлый. — Алиса нашла для себя причину моего плохого настроения и сейчас лихорадочно соображает, что ей с этим делать. — Ну, сам виноват. Прощелкал клювом всю неделю, а теперь лежишь и страдаешь. Тем более, что девкам ты нравился. Не представляю, что они в тебе нашли. Но ты не расстраивайся. Сейчас. Дай подумать.
ДваЧе наконец-то садится. Она оглядывает домик, делает движение — пододвинуть стул, дергается в сторону Ольгиной кровати, потом машет рукой, и, со словами:“Двигайся! Чего разлёгся?”, — устраивается у меня в ногах на матрасе.
— Сенька,ты скажи, которая тебе нравится. Тогда будем решать, как тебе помочь. Смену ты конечно профукал, но половина лета ещё впереди. Девчонки все местные, кроме Слави и Микуськи, да и те у нас задержаться собрались. Так что поживёшь у меня. Так которая? Колись!
***
Ну вот и всё. Скоро кончится лето… Осталось сесть в автобус и подождать, пока сон не свалит меня. На аллеях пусто, пионеры и вожатые уже рассаживаются по автобусам. Запаздываем только я и Ольга. Я развалился в шезлонге и жду вожатую, пока та переоденется. Но вот щёлкает замок и Ольга Дмитриевна оказывается на крыльце. Можно идти.
В легкомысленном платье Ольга выглядит гораздо моложе, чем в вожатской форме. И разговор у нас идёт совсем не официальный.
— Так и не подружился ни с одной девочкой за всю смену, Семён Семёнович.
— За неделю. Но так и вы одна, Ольга Дмитриевна. Так за все ваши двадцать пять лет никого и не нашли.
— А ты нахал, Семён. Обсуждаешь возраст женщины и обсуждаешь личную жизнь своего педагога! Продолжай. И не двадцать пять, а двадцать шесть, имей в виду.
А что тут обсуждать? Дело то её, в конце концов. Сейчас скажу, что часики тикают, и получу словесный подзатыльник. Ну так и мои отношения со здешними девушками — дело моё. И уж не Ольги Дмитриевны и не хозяина этого моего тела.
— Ольга Дмитриевна, через час меня тут не будет. Сяду в автобус, сквозняк из форточки потянет, и унесет того Семёна, которого здесь все знают. Одно расстройство будет для девушки. А Семён улетит к себе, в свою эпоху. Так что вы уж хозяина этой тушки не обижайте, когда в город попадём. Он не отвечает за всё то, что я здесь успел натворить.
Мог бы ещё и папой самому себе случайно стать. Нет, глупость конечно: и мир не тот, и девушки на мою маму не похожи.
А может и стоило здешнему Семёну такой сюрприз подкинуть: сел в автобус, просыпаешься в автобусе с незнакомыми людьми, неделя куда-то пропала, голова болит, а какая-то левая девочка радует: “Семён, ты скоро станешь папой!”. Но зря я разболтался, кажется сейчас начнётся административно-педагогическая истерика с привлечением Виолетты Церновны и, кстати, Славяны. И вот это я напрасно, я не подумал. Бедная моя Славя. Или не начнётся? Смена закончилась и вожатая может расслабиться и приоткрыть своё настоящее лицо.
— Классная отмазка, Семён. Надо бы и мне на вооружение взять. “Это не я, это Ольга Дмитриевна из параллельного мира тут накуролесила!” Вот только, твоё личное дело, я его читала. Ну, пролистывала, конечно, но в руках держала. Ничего там про твой параллельный мир нету. А кстати, далеко твой мир?
Да я и сам его читал: личное дело здешнего Персунова Семёна Семёновича. Паренёк, как паренёк. Среднестатистический. В чем-то совпадает со мной в его возрасте. Адрес тот же, родителей зовут так же. Даже интересно,как сложится его биография к тридцати годам. И, вряд ли это он устроил мне День сурка, так что я его прощаю.
— Тридцать лет от вас в будущее и, где-то на альтернативной вашей ветке истории. И да, это здесь мне семнадцать лет, а там я даже постарше вас буду.
— А как же ты сюда попал, путешественник. И где ты спрятал машину времени?
— Сейчас,на остановку выйдем и увидите. Нет преград, недоступных советскому автобусу. Тридцатилетний Семён сел в автобус в одном мире, чтобы проснуться в другом,семнадцатилетним, перед воротами пионерского лагеря.
— Тридцатилетний, говоришь. Ну тогда скажи что-нибудь по тридцатилетнему.
Что же я тебе скажу? Между нами ведь не только грань между мирами, но и эпоха. Хотя, вон Генда стоит. Гендо. Рассказать Оле глупую шутку про бревно? Но это же не по тридцатилетнему будет. По крайней мере,в массовом сознании.
— Я лучше спрошу по тридцатилетнему. Ольга Дмитриевна, ваши родственники уже перестали вас спрашивать, есть ли у вас молодой человек?
— Я тебе уже сказала, что ты наха-а-ал? Такой лапушка казался. Как я тебя за неделю не раскусила? — Ольга вздыхает. — Да, ты угадал. Уже почти перестали. Но больше я тебя ни о чём спрашивать не буду! А то и правда поверю.
Вот и славно. Я уже устал всем рассказывать и доказывать. Интересно, как там мой, э-э-э… двойник потом выкручивается. Ну так сам виноват, я тут пашу за него, а он отсыпается в течение всей недели, или может наблюдает за всем происходящем и посмеивается надо мной.
Выходим за ворота. Вот и автобус. Все наши здесь, уже сидят в салоне, только мы задержались.
— Всё, садись в свою “машину времени”. Я с вами не поеду — здесь остаюсь, хоть два дня, но отдохну от пионерии. Прощай.
— До свидания,Ольга Дмитриевна, ещё увидимся.
Нет, с ЭТОЙ Ольгой Дмитриевной я не увижусь, это я наврал.
— Семён, ты же в будущее улетаешь, зачем тебе там старая бабка? А скажи, — вожатая заговорщицки оглядывается вокруг, убеждается, что никто не подслушивает, — на Марсе побывали уже?
Не хочу её огорчать…
— Нет ещё Оль, но скоро.
— Не фамильярничай! — Оля улыбается и пребольно тычет меня пальцем в бок. —Всё, удачи тебе, кто бы ты ни был.
***
— Доброе утро, пионЭр. Как самочувствие?
— Голова — болит, тело — болит, шея — затекла. —Не открывая глаз отвечаю на свой же вопрос.
Это закон переноса из мира в мир. Заснуть ты можешь где угодно, но проснёшься всегда в автобусе перед воротами — там, и мордой в клавиатуру — здесь.
Разбуженный моим шевелением, комп начинает трещать вентиляторами и щелкать диском. На монитор можно не смотреть. Все открытые программы выучены наизусть, все сообщения в чатах и мессенджерах — обычный информационный шум.
Тяжело опираясь на подлокотники встаю и, не приходя в сознание, шаркаю в ванну. Здравствуй, будущее. Пока умываюсь,смотрю в зеркало на свою тридцатилетнюю физиономию. Где вы, где вы, мои семнадцать лет? Кожа дряблая, под глазами мешки, взгляд… Взгляд, как взгляд.
Гм, а ведь раньше я бы не попёрся умываться. Сполоснул бы руки после туалета, попил воды из чайника и сел бы обратно за комп. Или перебрался бы на диван досыпать. Спасибо “Совёнку”? Или Ольге Дмитриевне со Славей? Вспоминаю весь свой отряд и прошедший цикл. Что-то цикл следующий мне готовит?
— Что, Семён, ностальгируешь? Обратно в пионеры захотелось?
Нет, бесполезно, отражение не отвечает. Да и для ностальгии ещё рановато — всего через четырнадцать часов уже назад.
Ностальгия ностальгией, а мне надо на улицу. Одеваюсь,шарю по карманам, пятисотка оказывается на привычном месте. Всё, я готов.
И-и-и утро начинается с того, что проезжающий грузовик плюёт мне в лицо смесью снега и грязи из под колёс. Да, а вот тот мир был добр ко мне. Приходиться возвращаться, чтобы почистить одежду и умыться. По дороге киваю головой соседке, этот зимний город кажется мне настолько нереальным, что я даже и не пытаюсь вспомнить, как соседку зовут.
Те же и там же. Выход на улицу, попытка номер два.Мой сегодняшний маршрут: пройти по городу, зайти в пару гипермаркетов, проехать на нескольких автобусах от конечной до конечной. Перекусить парой пирожков, а потом продолжить хаотическое перемещение. И так до самого вечера, до того момента, когда сон безжалостно свалит меня и отправит на тридцать лет назад, в лето.
А пока я делаю то, что должен делать: толкаюсь в транспорте, бью ноги пешком, ныряю в предновогоднюю толпу в гипермаркетах. И всё время внимательно всматриваюсь в лица.
Нет, я не жду, не ищу и не надеюсь. Правда, я встречал неоднократно людей, очень похожих на жителей “Совёнка”, но это были всего лишь очень похожие люди. Наши вселенные не пересекаются. Или же пересекаются, но только в одной точке: во мне. Так вот, я не жду и не надеюсь, но если я увижу странно одетого человека, растерянно озирающегося на автобусной остановке, я обязательно подойду и заговорю с ним: “Привет, ты только что приехал?”
Тот мир всегда добр ко мне, надо как-то попытаться отдать долг.
Лагерь у моря (БЛ) Фанфики(БЛ) Бесконечное лето Ru VN Визуальные новеллы фэндомы
Глава 20: "Шторм идет за вами следом"
***
«Черт подери, иногда хочется, чтобы всё это оказалось просто одним долгим, страшным сном. Не было бы предательства в горах, ненормальных способностей, преследований со стороны Организации, постоянного холода и не только его. Спокойная и размеренная жизнь обыкновенного человека. Последствия полного превращения в эту, как там её Виола называла… — о, логию! — не прошли даром, пусть физически я и не пострадал. Звезды. Голову порой почти разрывает на части. Сотни, тысячи, десятки тысяч терабайт информации буквально пытаются уничтожить сознание. Держусь, а взамен стараюсь ухватить оттуда побольше: выживать-то надо.
Но… есть и позитивный момент (один, но зато какой!). Он нагло рухнул на чашу весов под названием «жизнь», полностью перевесив всё остальное — Лена. Особенная. Прекрасная, и я сейчас не только о красоте внешней. Ради неё можно вытерпеть всё что угодно. Даже страшно: один человек может стать настолько дорог. Свинство-о… Почему я не герой фильма, книги или, на худой конец, аниме?! У них всё всегда просто, гладко, понятно! Есть сюжет, по которому герой знает (блин!), что делать. Я же — далеко не герой. Каждый день проходит в напряжении и страхе. Стрелки часов не заморозить, как бы там того не хотелось. Сила — не решение всех проблем, а проблем навалилось немало. Против нас целая армия врагов, а верить можно только Леночке, и немного себе. Ха.
Надо набираться опыта, заглядывать в бездну звезд так глубоко, как только можно. Плевать, что там со мной случится! День за днем, день за днем. Лёд меняется. Я это чувствую. Не знаю, как такое можно объяснить! Что-то вроде эволюции. Он больше не затуманивает разум, и в состоянии полного выброса получается не просто связно мыслить. Сознание в форме аномалии кристально чистое, безупречное, ну, пока не перейти определенную грань. Теперь, пусть и запоздало, приходит осознание. Моя аномалия обрела форму льда, первично пробудившись именно на заснеженных вершинах. На деле же, это манипуляция самой водой. Я могу заставить кристаллы кипеть, при этом оставаясь холодными, могу придать им любую форму и плотность, могу даже нарушить фундаментальные законы природы, расщепив молекулы прямо в руках. Вода = кислород + водород. Горючее и окислитель. Горящий лёд. Шурик, когда увидел, чуть ноутбук свой не сломал! Истеричка.
Направить ток аномалии на что угодно — и получается… всё! Делать то, что иначе как пресловутым «чудом» язык назвать не поворачивается. Виола что-то там говорила про молекулярное воздействие и трансформацию материи, но никто из нас пока не докопался до истины. Ни я, ни один из белобрысых аналитиков, ни сверхсовременный прототип ИИ «Искра» так и не может ответить на вопрос: что, черт побери, Док такое?! Однако… Ответственность за все действия теперь не списать на аффект. Больше нет чудовища, замораживающего всё вокруг «просто потому что!» Нападки военного отдела — вопрос не вероятности, а времени, и милосердия с моей стороны больше не перепадет. Ни-ко-му! Обещание самому себе дано, и даже будет дублировано здесь, в моём дневнике. Время, когда Док цеплялся только за свою одинокую, никому нафиг не нужную, жизнь, кануло. Теперь ему есть за что бороться. «Я» — превратилось — в «МЫ». Любого суицидального придурка с оружием, который посмеет нас тронуть — сотру в порошок! И пусть сколько угодно прикрываются приказами. Жалость — товар штучный, его надо заслужить».
***
В мире есть много необычных, странных, а порой — и банально страшных вещей. Вот, например, автобус. Да-да, ав-то-бус. Простой, банальный, советский старичок марки «Икарус» (правда, блестит так, как будто только сошел с конвейера). Необычно? Ну, допустим. А вот если он стоит в густом лесу у подножия холма, возле обыкновенного детского лагеря? Странно? Есть такое. А если он тарахтит там, где, по идее, вообще нет и никогда не было ни одной автомобильной дороги, простые люди видят вместо него потрепанный «ЛиАЗ», а за баранкой сидит с недовольной миной миниатюрная девушка с кошачьими ушками? Настоящими, прошу обратить внимание, кошачьими ушками! Мечта фетишиста-ксенофила! Вот, вот теперь страшно, согласитесь?! Психоз и галлюцинации — не самая приятная штука для душевного здоровья. Однако происходящее самая что ни на есть реальность. Правда, есть одно но: мир сошел с ума, раз рейс 410 — не самое необычное явление в округе.
Холод. Ледяной ветер дул со стороны корпусов, внося в летнюю ночь свои коррективы. Солнце скрылось совсем недавно, темнота пока стояла не кромешная. Вполне можно заметить улепетывающих подальше от эпицентра животных и подыхающую мошкару. Привычный лесу стрекот цикад затих, даже лягушачий хор не играл свой ежедневный концерт. Всё, что могло бегать, ползать или летать, стремилось убраться подальше от детского лагеря. Инстинкты животных, отточенные тысячелетиями эволюции, никогда не лгут. Звери интуитивно бежали от монстра, способного легко опустошить многие гектары земли. Ну или просто холода испугались — кто их, тварей, разберет?
— Я повторяю тысячный раз, Юль. — Толик устало сидел на первом пассажирском кресле, прямо возле «водителя», галантно уступив самое удобное место девушке. Невыразительные, можно сказать даже, неприятные черты лица «паренька» (ну как паренька, выглядит он вполне себе на тридцатник) стали ещё несуразнее, стоило ему всего лишь немного сморщиться. Мимика, беспощадная ты сука. — Мы просто не имеем права вмешиваться. Ты заставила меня припереться в это жуткое место и время, но это не значит, что можно просто взять, и всех спасти. Ты вне «дома» всегда такая наивная! Поговорку помнишь? Ту самую, про кошек и любопытство.
— Это не любопытство! Док мой друг! — упрямо мяукнула нека, подбирая подол поношенного платья. Неизменная одежда ушастика пережила столько всего, что уже и сама по себе тянула на аномалию. — И ему сейчас угрожает страшная опасность.
— ВОТ ЕМУ?! — Водитель четыреста десятого истерично ткнул пальцем в сторону забора. Там, на территории лагеря, бушевал огромный ледяной торнадо, сметая на своём пути всё, что весит меньше пары тонн и хоть на сантиметр выше земли. Отряд, напавший на Дока, со всей самоотдачей старался ему навредить, но пробить оборону носителя логии простым оружием? Что-то из области фантастики. Да даже если его и поранят, то измененные аномалией ткани тут же регенерируют любой дефект. Страшный враг. — Посмотри, деревья даже здесь инеем покрываются. Мы ничем не переломим ход событий, а соваться к злому, как тысяча чертей, ледяному Доку я не рискну. От всех его воплощений мурашки по коже. Страж Абсолюта так вообще — работать на себя припахал. Попробуй такому «нет» скажи — вмиг своими змеями… а, проехали. Не трогай дверь, кому говорю! Кош-шара ненормальная. Умрешь же! Ты не бессмертная в физическом мире!
— Я могу выйти, и попробовать…
— Нет, не можешь! — Толик рубанул рукой по воздуху, и даже с места вскочил, подпирая дверь, к которой уже тянули лапки. Толстенький мужик в пионерской форме — зрелище весьма комичное. Однако образ дурачка напрочь ломали грамотная речь и чересчур внимательный взгляд. — Как ты не понимаешь? Необдуманно затронуть одну временную струну — значит нарушить… на-ру-ши-и-и-ть… дай-ка подумать… ВСЁ! Всё, что только можно! Последствия никто не предскажет, кроме одного отбитого на голову Оракула. И вообще, как ты собираешься туда пробираться? Ветер аномалии уже и сюда добрался. Заметь, только отголоски, а ситуация снаружи уже нешуточная. Мы в безопасности только потому, что даже логия не может повредить четыреста десятый, когда он между измерени…
Кр-р-рак…
Звук стал полной неожиданностью для обоих пассажиров мистического транспорта. По стеклам автобуса пережившего бесчисленное множество передряг от клыков динозавров до войска Чингисхана, пошли глубокие трещины. Кузов машины быстро покрывался толстым слоем снега, щедро падающего с небес на землю. Лампочки замигали, двигатель недовольно фыркнул, чуть было и вовсе не заглох! Мощь аномалии, ужасающая даже по меркам самых жутких объектов.
— Так не бывает… — Лицо Анатолия побледнело, отчего тот стал похож не на пионера, а на призрака пионера (страшненького такого призрака). — Это уже не логия… Как?! Док ведь всего-ничего своей силой попользовался! Так быстро… не бывает. Неужели он…
Кузов машины недовольно заскрипел: отдача со стороны лагеря пошла такая, что листья деревьев и даже вечнозеленая хвоя сосен покрывались коркой искрящегося, безупречно чистого, льда. Звуки выстрелов, и так приглушенные непогодой, становились всё реже и реже. По мере того, как уменьшалось количество дуралеев, бросивших вызов тому, что не понимают.
Между стволов, пока только по-над самой землей, заклубилась суровая метель. Не просто снежок — обжигающее холодом месиво из мелкодисперсной пыли и фирменных «лепестков» Дока. Она мигом накрыла добрую половину лагеря, не забыв прихватить кусочек прилегающего к западной части подлеска. Но Зима пришла не одна… Внутри бури, замелькали неясные тени. Дзынь! Одно окно таки не выдержало. Стекло лопнуло! Внутрь всегда теплого и уютного салона «четыреста десятого» резко, беспощадно и без приглашения ворвался арктический холод.
— Ёкарный бабай, ЖМИ! — заорал хозяин пострадавшего (впервые на его памяти!) автобуса. Времени самому прыгать за руль просто не оставалось. Хвост Юльки встопорщился пушистой трубой, ушки прижались к голове, а босая лапка с силой вдавила педаль газа. Кошкодевочка — не обычная форма жизни. Она почувствовала ЭТО. На короткий миг, не более, но ощутила присутствие силы, которой в обычном мире просто быть не может. Раньше таких было много, но сейчас лишь оди… теперь двое. Толик прав: как бы нека ни хотела подсобить, она просто замерзнет насмерть в воронке. Но девочка обязательно вернется. Должна! Друзей нельзя бросать! «Четыреста десятый» растворился в воздухе, а на место, где осталась ещё не запорошенная снегом колея, бесшумно опустились большие мохнатые лапы. Когти царапнули снег, чуткий нос обнюхал следы шин. Протяжная волчья песня, древняя, как сам мир, огласила окрестности. Сотканные из кристального льда хищники, тихо рыча на бегу, мчались в сторону лагеря. Им-то пурга не страшна.
***
Десять минут до этого. Западная часть лагеря, Док.
— Командир, сигнал не проходит! — проорал один из бойцов отряда, стараясь перекричать бурю, и главе тут же захотелось надавать этому «капитану очевидность» по роже. Ситуация и без того просто «шикарная», а тут ещё собственные люди тупят! Может, Виола была не так уж и не права, однажды раскритиковав схему подготовки военного отдела. Стоило только столкнуться с по-настоящему сильной аномалией, и ребята растерялись. Месиво. Док не играет в поддавки, и явно собирается прибить обученных вояк, как каких-то букашек. Матч в одни ворота, а эти придурки, неспособные держать язык за зубами, ещё и взбесили блядского монстра. Вот кто его за язык тянул?
— Атакуйте. Увижу отступающего — сам застрелю! — КПК «обрадовал», что скоро костюм перестанет справляться с нагрузками. Время уходит! Глава отряда рванулся к ближайшему уцелевшему ларьку, бубня под нос (не забыв выключить микрофон): — Успеть-успеть-успеть. Не хочу тут помирать!
Он планировал скрыться в люке, который заметил ещё во время осмотра периметра. Фестиваль провели по инициативе Организации, чтобы ориентироваться на месте. Рекогносцировка вблизи, а не только со спутников, подготовить почву для изолирования отдыхающих, и… присмотреться к цели повнимательнее. Кто мог знать, что гражданский, пусть даже и с аномалией, настолько силен? Его предшественники устранялись на раз-два. Вояки не рассчитали свои возможности, слишком положившись на яд и костюмы. Нахи утверждала, что хитрая отрава убьет чудище, но растворенный в незамерзающем спирте токсин… замерз! И сейчас глава отряда собирался пожертвовать группой, спасая собственную шкуру в канализации, как какая-то крыса.
Кольцо холода неумолимо сжималось, связь с тактическим центром отсутствовала, дроны превратились в покрытый инеем металлолом. Сломаны оказались как машины, так и боевой дух агентов. Эффективность спецподразделения всегда базируется на контроле ситуации, а также логистике и поддержке сверху. Ударная группа не может действовать в полную силу без связи хотя бы со спутником. И сейчас счет шел далеко не в пользу вояк. Одно только присутствие в мире столь жуткого противника, как логия, уже ломало все планы. Лучше бы сверханомалия оставалась лишь в теориях аналитиков! Выжить. Выполнить миссию. Есть только один шанс — найти слабое место!
— Огонь! Огонь! Огонь! — Боевики кричали, поливая логию всем, чем только можно (один умник даже камень кинул, а вдруг?). От страха сводило зубы, тело невольно дрожало. Излучение Дока, задевая даже самым краешком, подавляло не хуже психического оружия. Враг просто продолжал идти вперед, и взгляд его не сулил ребятам ничего хорошего. Вспоминая брифинг, один боец вдруг сказал: — Аналитики вычисляли, его абсолютная нулевая зона не больше десяти метров, если будем держать дистанцию, то…
Возгласы солдата оборвала вылетевшая прямо из стихийного бедствия птичка. Ласточка, чтоб её. Какая, нафиг, «птичка» — пернатый убийца! Ледяное творение Дока ударило ближайшего штурмовика в спину, при этом не пронзая насквозь, как прошлого бедолагу, а просто… толкнула к хозяину. Остальные, увидев такое, прекратили стрелять, даже не от того, что боялись задеть товарища — тупо страх. Костюмы спасали от мороза, но никак не от абсурда происходящего. Мощь врага пугала на инстинктивном уровне. Сердце уходило в пятки, КПК на руках бойцов без остановки впрыскивали в вены стимуляторы и адреналин, иначе бы мало кто мог банально пошевелиться.
— Это же ты там вякнул, что на Лену напали? — А страшнее всего было спокойствие носителя (показное, в мыслях он уже препарировал и расчленил каждого на этой площади). Док сохранял разум. Жестокий, изощренный, человеческий разум. Та же Рептилия всего лишь убивала. Полный ледяного цинизма голос. — Больно?
— АТ-ПУС-ТИ!!! НЕЕЕЕЕТ! — Вояка заорал как свинья на убое. Огромная ладонь сжала его запястье. Обледеневшие пальцы рассыпались, роняя оружие. Адская мука, но… Док контролировал излучение, не позволяя убить противника мгновенно. Сначала отмерзли руки, потом треснули стопы. Пленник даже не мог потерять сознание от боли — столько химии в него всадил прототип наручного устройства будущего. А ответственный за солдата лидер суматошно отковыривал крышку очистных каналов. Корка льда сковала и её.
— Закрой пасть! – Ледяной демон сжал ладонь кулак и просто с размаху въехал им по обреченному уже воину, используя как способности аномалии, так и чудовищную мощь своего тела. На этот раз у него было полное право не цацкаться с засадой. Окоченевший огрызок, ещё секунду назад бывший человеком, без единой целой конечности, приземлился как раз возле соратников (где он, собственно, и стоял, до тарана). Ласточка из чистого льда плавно села на плечо своего создателя и довольно защебетала. Хлопки крыльев, издаваемые звуки, даже то, как она чистит перышки, ничем не выдавали искусственность происхождения. Да и такая ли она ненастоящая? А её творец тем временем тихо сказал: — Спасибо, что подсобила. А как я его обратно швырнул? Красота-а… Прямо бадминтон. Лена его очень любит. – И уже громче, чтобы все слышали: — И если с ней хоть что-то плохое случилось, вы ОЧЕНЬ пожалеете. Хотя… да пофиг. Мне — марать руки о какой-то мусор?
Док быстро шел прямо на врагов, шел, шел и… прошел мимо.
— Нет времени, живите, — прошипел он, и канул прямо в кругу бури. Собственный лед не мог навредить ни аномалии, ни его «птичке».
— Мы уцелели? — Глава не мог поверить в это чудо, остальные заметили открытый люк. Во взглядах засквозило понимание. Капитан решил вести себя, будто ничего не произошло, что-что, а субординацию в расходный материа… то есть, в очень ценных агентов военного отдела вбивали надежно. Кстати, логия забил на всех один большой болт, и отправился спасать любимую. — Ничего, вертолет уже должен был забрать основную ударную группу. Ура! Мы выиграли достаточно времени, и даже не сдохли. Можно выдыхать, парни!
— ДА!
— Охренеть. Его ничего не брало!
— Вернусь в казарму, поставлю свечки всем богам.
— А я увольняюсь! Если ещё один такой попадется? Вернусь к жене с детьми.
— Что-то не так… — Один из нападавших был менее беспечен, чем остальные его товарищи. Он заметил, как кольцо бури рассеивается, но не исчезает насовсем, а ещё, умел читать по губам. Прощальная фраза Дока звучала как «Нет времени, живите… е̗̱̦̲͢щ͙͝ͅё̦̝̲͔̤̲͌̓̾̿̒̏ͮ͡ ̜̠͓̂͗͢п͙̭͉̳̘̟̥̃̇͢аͭ̇̑̽͋̃̀͝р͚͙̅͗ͩу̙̰͎͓̖̓ͭ̍̆ ̛л̦ͮ̌ͦ͒ͥ̿ͬӥ̙́͊ͨ̍ш̠̹̬̬͉̞̲̑̆н͍̟͇̗̺̩͔̀̾̄и̸̹͉̉̐ͩ͌͂̎х͓̯̯͍̏ͦ̍͂̒ ̦͔̮̖̄ͨ̾̐̓м̢͔̪̞̼̯̍͐ͤи̶̠̪н̩̱̤͔̟̯͍у͍̊̋ͯͥ̈́̉̓т̪͓̰»̱͔̃̅ͪͩͣ̄̾.̤̱͜ Мгла и снежная пыль накрыла всех, ограничивая поле зрения. Око бури исчезло, и вихрь распался облаком тумана. Убийственная мощь воронки больше не грозила разорвать на части, но теплее от этого не стало. — Заряд экипировки не бесконечен, надо скорее выбираться из этого новогоднего ивента.
— Фигня, сейчас должно пройти. — Глава радовался, как дитя конфетке. Интенданты расщедрились на невероятно серьезное оборудование. Костюмы защищали от пробирающего до костей мороза и утративших львиную долю силы осколков льда. Однако вся уверенность мигом испарилась, когда он потерял из виду отряд. Метель не позволяла разглядеть ничего дальше вытянутой руки, и затихать, судя по всему, явно не собиралась. — Какого лешего? Ребя-та-а?!
***
Писец — он зверь такой, внезапный и неожиданный. Подкрадывается, подкра-а-а-дывается, а потом как Р-Р-АЗ — и всё, наступает. То же самое произошло и со «спасшимся» от логии отрядом. Внезапно отовсюду раздались крики людей. Адские, захлёбывающиеся крики.
— ГЛАВА-А-А! — Один из отчаянно вопящих солдат лежал на земле и, что есть силы, стрелял в нечто, вцепившееся клыками в ногу. Давление челюстей монстра колоссальным прессом обрушилось на обшивку костюма. Парню не помогала ни армированная броня, ни крупнокалиберный дробовик для ближнего боя. — СПАСИТЕ!
Но зов звучал тщетно. Поле зрения сильно ограничивала буря, однако ясно одно — Чудищ Логии явно несколько, и одной только «птичкой» не ограничены. Крики, выстрелы, свист ветра — всё это слилось в единую какофонию ужаса. Нахи без колебаний отправила людей на смерть, как и сказал Оракул. Ничего не разглядеть уже на расстоянии метра, вояка элементарно не мог понять, что именно за пакость его жрет!
— ТВАРЬ! СДОХНИ!
Огонь из подствольного гранатомета — жест последнего шанса. Агент уже десятый раз успел помолиться на интендантов военного отдела, без костюма такой фокус — чистой воды самоубийство. В голове штурмовика успела промелькнуть одна единственная мысль: «Лучше бы я не стрелял…» Ударная волна и свет от прогремевшего взрыва выхватили из бури образ противника.
Волк. Огромный ледяной волк. Прозрачные клыки сверкают, глаза горят голубым пламенем, совсем как у сотворившего его носителя. Осколок основного фона, лишь частица, но наделенная прорвой силы. Неудачникам, равно как и самой чернокожей толстухе, было неведомо одно из самых страшных оружий Дока.
«Они все здесь. Все, чьи жизни оборвала моя аномалия, остаются внутри навсегда. Я вижу их в ледяном тумане. Вижу глаза, полные пустоты. Они лишь тени дней, давно минувших, но если понадобятся…» — От этих слов, от холодного голоса обычно спокойного парня по спине Виолы бежали мурашки, а волосы вставали дыбом. Логия не могла такое. Невозможно! По всем писаным и неписаным теориям! Аналитик, полжизни изучавшая аномалии, даже близко не могла понять природу этой способности. Ласточка ввергла её в шок, видела бы гетерохромная мадам Стаю!
Дюжина сотканных из замерзшей воды хищников, отнюдь не утративших свои повадки! Волк, стоило только ему осознать ситуацию и увидеть врага, вцепился в шею солдата. Даже живой Canis lupus, пусть и ценой пары зубов, вполне мог повредить сочленения в броне, давление челюстей у блохастых убийц поистине ужасает. Сейчас же слышен лишь хруст позвонков. Последним, что видел в своей жизни агент, стали ярко голубые глаза на фоне полыхающей от фугаса шерсти.
Лесной хищник отряхнулся и отправился за следующей жертвой — туда, где резвились остальные его собратья. В голове «животного» было лишь одно желание. То самое чувство, что родилось внутри Дока когда осколки памяти материализовались в реальность. Угроза любимой, неожиданное нападение, испорченный вечер, в конце концов, все они переросли в одну простую и понятную команду — убить! Безжалостно, хладнокровно. Док сейчас всё меньше походил на себя. Откат логии не вредил телу, но вот сознание… погружалось всё глубже. Звезды манили раствориться, стать с ними единым целым, выпустить в мир поток, сметающий всё на своём пути, уничтожающий и воссоздающий материю! Он вовсе не сходил с ума, наоборот.
Абсолют. Тот, кто ощутил на себе хоть толику его дыхания, навсегда забудет столь глупые слова как «добро» и «зло». Док, испытав на себе полное погружение, выжил лишь по двум причинам: тело уцелело благодаря чудовищной регенерации логии, а сознание крепко держалось за нечто очень дорогое. Именно поэтому и не растворилось, как-то обычно происходит. Перед глазами парня и тогда, и сейчас маячила столь дорогая сердцу улыбка. Лена редко смеялась громко, как, например Ульяна-Алиса-Хмурное трио. Легкий изгиб губ, теплота в ясно-зеленых глазах, объятия, прогоняющие опостылевший холод одиночества. Можно смело сказать, что для носителя логии она стала не просто сокровищем, а смыслом жизни. Столько заботы и любви он не получал никогда и ни от кого. Посмевшие напасть на девушку солдаты навлекли на себя не просто гнев, не просто нажили врага.
Самое страшное существо на планете Земля идет на них Войной.
***
— Странный эффект, но полезный, безусловно, — раздался тихий шепот. Буря следует за мной шаг в шаг. Эпицентр остается возле источника, воронка движется совсем как живая. Хоть утихла немного, больше не сметает всё на своём пути. Не то чтобы состояние лагеря беспокоило, когда в опасности Леночка, но разрушать такое красивое место вплоть до самого фундамента не хочется. Северный ветер. Совсем как тогда, на вершине горы.
Лёд впервые пробудился, защищая хозяина от голодных волков, и какая ирония, что блохастики теперь мои личные… звери? Творения? Нежить как в РПГ? Нет. Это, скорее, память. Память о тех, кого я когда-то убил, навсегда высеченная в сознании кровавым скальпелем. Они долгие годы маячили на краю поля зрения, всякий раз как аномалия выходила из-под контроля, а вот сейчас — обрели плоть, пусть и временную. Навыки и сила растут вместе с каждым погружением, но… Такое чувство, будто с каждым разом оттуда возвращается не весь Док.
На мозги нещадно давит. Сознание пусть и ясное, но работает как-то с перебоями… Ноги продолжают упорно бежать в сторону прибрежного корпуса, туда вроде пошла моя любимая, однако в голове носятся необычные мысли. Всё вокруг такое хрупкое. Материя, энергия, само время — ничто не имеет значения. Мы, люди, всего лишь высшие приматы — просто углеродная форма жизни. Размножаемся, проживаем свой век, и возвращаемся в… Стоп! Не думать об этом сейчас, иначе свихнусь окончательно! Сначала спасем Лену, а потом уже настанет время рефлексии.
— Всех загрызли? – спросил я вслух, прекрасно понимая факт — волки не могут ответить. Да и незачем было узнавать детали. Окровавленные клыки, следы исчезающих на глазах трещин и подпалин… Части логии не неуязвимы, в отличии от своего источника, но восстанавливаются просто на ура. Голова кругом. Никогда такого не чувствовал, всё же метель захватывает, как минимум, километр округи, и есть у моего льда свойство, о котором пока не знает ни Виола, ни даже Лена. Бежать! Плевать, что эмоции притупляются, плевать, что образы скачут как сумасшедшие. На моё солнышко напали! Посмели тронуть единственный источник тепла и заботы. Она приняла странного парня таким, какой есть, не оттолкнула. Пришло время показать, что выбор был правильным и уже самому вступиться за то, что дорого.
Вспышка! Выброс аномалии переполняет тело. Оно не ведает слабости, не устаёт, и скорее небо на землю рухнет, чем эти камуфлированные выблядки смогут его хотя бы поцарапать, не то что убить. Вперед!
Картина сменяется резко, вот уже показались первые шезлонги. Осталось немного, цель совсем недалеко. Холодный зимний ветер, покрывает инеем ещё теплый песок. Листва с деревьев и кустов опадает, буря сносит мусорные урны, трещат стекла ларьков, неба не видно. Даже маленького кусочка. Кругом мгла.
— Лена! – позвал я громко, сам удивляясь тому, как прозвучал чертов голос. Резонируя, будто в пещере. Отчаяние, давно такого не испытывал. — Лена! Леночка!
— Можете начинать молиться своим несуществующим богам. — Злость на камуфлированных тварей перевалила все пределы. — Никто не услышит ваши крики, и в ледяной тишине я разорву вас на части. Всех! До единого!
Ленка. Нигде нет. Стоп. Она же говорила, что идет припудрить носик. К умывальникам! Только бы успеть. В танце снежинок можно разглядеть не только волчар. Сотни призраков, сотни отпечатков памяти — звери, люди, даже насекомые. К привычному хороводу льда присоединились и давешние солдаты. Плоть есть только у стаи и ласточки, но в любой момент, аномалия может дать всем тела. Стоит только поднапрячься. Птичку для того и создал — точно рассчитать свои силы и возможность. Бездна звезд щедро делится своей неиссякаемой энергией, взамен стараясь утащить к себе. Сейчас против Организации идет не человек, не носитель аномалии, даже не живая логия, а нечто куда более страшное. Не завидую я им. Вопрос в том, что закончится раньше — бой или моя воля.
–̱͍͎̘͖͒͛͠ ̜̫͚͙͂̈́̎ͯ̚О̗̤̬̻ͦн̑̈́͛̚и̭͚͇͡, ̴̳͙͓̩̲̣͊ͮ͂́͌ͭ̚ͅ ̹͇͔м̼̊о͎̠ͤ̆̚ж̪̇̃е̣̱͙̽̃̕т̶̺̘̬̫̮̫͕̈͂̒͋̐, ͂͂ͧ͆̋̎̈͏͖̬̖͔̼̹̦й̢̼̰̫͈̼̋̉͗ͮ̆ͤ ̷̘̤̪ͤ́͛ͪ̀ͣо̶͕͇͔ͣͥͅт͙̼̖̇п̢ͫу̳̹̔с̠̘̠̬ͨ͆̈͑͛ͅт̟̒ͮя̜͘т̠̄͛̂̒ͤͨ͝.͙̝̠͔͓̱͊ͨ ̻̗̬̻̰̬ͭ͋̚Я͍͎͙͍̦̋́ͧ́͡ ̟͋̽̀͘–̿̇͒ͪ̋ ̴͈̗̄͊̋ͧͪͅн̴̩͚̟̻͚̒е̛̱̩̱͔͍̖̣̏ͤͬͨ͐̿ͣт͐.̍̌͋ͤ͏̰ ̖̺̬̦͞–̙̰̱̝͌̔͘ ̭͍̦̝̤͇̿ͦͨ̃͂̀̚ — Аномалия рвалась наружу, все тени, что следовали за мной по пятам… Нет смысла щадить врагов. Направив оружие на нас, солдаты подписали себе приговор. Кушать подано!