Верх ногами

Как обычно фон не очень получился.

Позу взял с косплея http://vn.reactor.cc/post/2180211

Однажды ночью ты едва не наступаешь на хвост кошкодевочке.
Рекомендую читать после Четвёртой смены иначе рискуете не понять ничего. Остальное -- тлен.

***

Персональная тайна

1

Очень хорошо стоять ночью на крыльце домика, босиком и в одной футболке. Ощущая как ветерок обдувает тело и уносит в небытие недавний кошмар. Как успокаивается сердце и возвращается способность мыслить.
Что там в том кошмаре было? Кажется, маленький домик или сарай, или просто комната. Лунный свет проникающий в окошко, девочка на полу. И туман: безжалостный и страшный тяжёлый серый туман, запускающий щупальце в дверь, заполняющий комнату, липнущий к телу, проникающий под кожу, и высасывающий память и душу. Девочку эту видно как-будто со стороны. Она сидит обняв колени и зажмурившись от ужаса, и только и может, что повторять про себя какое-то слово. Или чьё-то имя? А туман уже начинает пропитывать саму девочку, и её тело становится таким же серым, волокнистым и полупрозрачным.
Ульянка вздрогнула: «Нет никакого тумана! Так не бывает!» Можно было возвращаться и досыпать, но в домик идти не хотелось. Не хотелось и признаваться себе в собственных страхах. Мозг специально придумывал занятия, отвлекающие от недавнего кошмара.
Вот и сейчас: «А куда ушла Алиса? Форма на стуле... – Ульянка заглянула в домик. – Да, на стуле. Значит в джинсах ушла. Пока Ольмитревна спит и не видит. "Советская пионерка не должна ходить в американских штанах!" – Надо же быть такой дурой. Нет, так-то вожатая ничего, но бывает, что на неё накатывает.»
Что-то зашуршало за домиком. «Алиса на полянке сидит? Гитары не слышно, значит или мечтает, или стихи сочиняет. Ну держись, Рыжая. Сейчас я тебя напугаю!»
Ульянка влезла в сандалии, спустилась с крыльца и, стараясь ступать бесшумно, завернула за угол, и покралась вдоль домика, так, чтобы выбраться на полянку прямо за спиной Алисы.
На полянке явно кто-то был, осталось только бесшумно раздвинуть кусты и…
– Ой! – Ульянка едва не врезалась в спину незнакомки. – Ты кто?
Ответа не последовало. Незнакомая девочка как-то странно сгорбилась, потом распрямилась и вдруг взлетела на полтора своих роста, разворачиваясь в прыжке лицом к Ульянке и приземляясь уже на противоположной стороне полянки. Шорох, легкий топоток, несколько раз треснула ветка, и всё.
Ульянка кинулась следом, с треском прорвалась на аллею сквозь заросли. Кажется, в свете фонаря мелькнула фигурка в обтрепанном коричневом платьице. А может и не мелькнула. «Кто это? Я не помню её в лагере. Что за день сегодня интересный! Сперва гости, потом это, эта...»
Кто-то ещё шел по аллее к домику. Шел, судя по звуку шагов, не таясь. Хотя, кого таиться? Лагерь давно спал.
Алиса. Джинсы и футболку выгуливала. И ещё гитару, забытую на сцене, забрала.
– Не спишь? Пойдём, поздно уже.
– Пойдём. Как песня?
– Никак. Ещё работать и работать.

А остаток ночи Ульянке всё снились и снились глаза. Странно знакомые. И тёплая крепкая ладонь, сжимающая её маленькую руку. И смотрела в эти глаза Ульянка снизу вверх, будто в том сне ей не четырнадцать, а семь или восемь лет. Не больше.
Но наступило утро и сон исчез, растворился как… Как сон. Осталось только ощущение чего-то хорошего.

2

– Рыжая, ты чем сегодня займёшься?
За завтраком подруги как всегда сели вдвоём. Обсудили ещё раз главную новость – гостей лагеря и перешли к планам на день.
– От Рыжей слышу. Не решила еще, Алис. Наверное в футбол с мелкими погоняю. – Планы у Ульянки были, но рассказывать о них не хотелось. Но и врать подруге не хотелось тоже. – Нет, Алиса, не пойду я на стадион. А вообще, меньше знаешь – крепче спишь.
– Ну, как скажешь. А я вот, без всяких секретов, к Мику в кружок зайду.
Алиса утратила интерес к разговору и завертела головой, высматривая в зале Мику, всякий раз вздрагивая, когда натыкалась взглядом на гостей лагеря.
Ульяна тоже вертела головой, внимательно вглядываясь во всех девочек подходящего роста и отбрасывая их кандидатуры. Ни одна из них не походила на ночного визитёра. «Значит мне не показалось. Или наоборот – показалось. Жаль, если второе.»

Час спустя в лесу замелькала красная футболка. Путь её легко вычислялся по брошенным конфетным фантикам, но нужды в том не было – всё было очевидно и так.
Ульянка с ходу выскочила на поляну, окружающую Старый лагерь, и замерла. Ну и что, что она вчера уже была в нём, убедилась что он пуст и никаких призраков в нём нет. То было вчера и вчера она была в компании. А сегодня… Нет, Ульянка не боялась, ни в коем случае. Просто было какое-то чувство неловкости, как-будто заходишь в чужой дом незваным гостем. «А ведь я хочу себе там логово обустроить. – Ульяна уговаривала саму себя. – А вдруг там эта, вчерашняя, прячется? Надо же проверить!»
В старом корпусе ничего не поменялось со вчерашнего дня: сломанная мебель, пожелтевшие обрывки накладной на постельное бельё, детская книжка без переплёта, и так далее. Ульянка подбирала что-нибудь, вертела в руках и отбрасывала. Иногда вздыхала, жалея куклу без рук и ног, или зайца с оторванной лапой.
Девочка уже успела спуститься в подземный коридор, добежать до бункера, подёргать запертую дверь в катакомбы и вернуться обратно – оставаться под землёй дольше необходимого не хотелось. И сейчас она сидела в единственной комнате, которую с натяжкой можно было назвать обжитой.
«Какое хорошее место. И всё моё. Даже печка железная есть. Но надо оставить что-то. Вдруг хозяева объявятся... Или... А вдруг – хозяйка!» Мысль про хозяйку понравилась Ульяне настолько, что, вместо запланированной конфеты, щедрой рукой была отсыпана половина кулька. «Я хочу, чтобы мне вчера не показалось! Хочу чтобы она была! Вдруг она заглядывает сюда? А конфет я ещё украду.»
Две конфеты остались на столе в бункере, две конфеты на первом этаже на ступенях, две конфеты в комнате на втором этаже, две – на чердаке. Но главное было даже не конфеты.
«После обеда прибегу, проверю. А сейчас записку оставлю. Вдруг прочитает. Нет, не записку – вдруг она читать не умеет.» Слово «Комикс» Ульянка не знала, но идея лежала на поверхности.
И Ульяна взялась рисовать. Свой домик, полянку за домиком, себя, Алису, вчерашнюю ночную гостью, старый корпус и комнату в нём, и опять себя в этой комнате, и себя рядом со вчерашней гостьей в комнате. Рисовала неумело, но старательно.
Увлеклась настолько, что едва расслышала горн. Сунула заметно похудевший кулёк конфет в карман и помчалась в лагерь. Нужно было не попасться Ольге Дмитриевне или, если уж попадаться, то попасться так, чтобы вожатая не задала ненужных вопросов.

К счастью всё обошлось. Вожатая, занятая своими проблемами, только что и отправила, что мыть руки. Так что осталось время и для конфет, и для визита на склад к Славе, правда Славя об этом не знала. Вообще Славя уже второй день ходила какая-то рассеянная и, так же как и Алиса, вздрагивала, встретив кого-то из гостей лагеря.

В Старом лагере ничего не изменилось. Конфеты лежали на столе, бумаги... Не понятно было, трогали их или нет. Ульянка не смогла вспомнить точно, как она оставила эти листки.
Рыжая вздохнула: «Неудача. Ну хоть Старый лагерь теперь только мой.» Бросила украденное с вещевого склада одеяло на старый диван, потянула с шеи бинокль и полезла на крышу.

Час спустя Ульяна опустила бинокль. Вспомнила увиденное: бесконечный лес, из которого вышли гости; мост и нитку железной дороги, и поезд ползущий по ней из ниоткуда в никуда; реку, исчезающую в мареве; еще одну нитку – шоссе теряющуюся за холмом; вспомнила как Мику танцевала на остановке с метлой; как Мику встретилась с гостями лагеря; как они поговорили о чём-то и Мику упорхнула за ворота.
«Хорошо, что я тоже гостей встретила. И сейчас и вчера. А не вожатую или Славю. Потому что, какая может быть тайна у вожатой? Плохо, что не получилось с кошкодевочкой, но все равно не зря сюда пришла.» И Ульянка, осторожно ступая по ненадёжному шиферу, начала спускаться с конька к слуховому окну.
«Значит кошкодевочки не существует. Или нет, она конечно существует, кого-то же я видела, но живёт не здесь.»
Остаток дня прошел в наведении порядка в выбранной комнате, так что Ульянка опоздала на ужин, и вообще появилась в лагере перед самым отбоем.

А ночью Ульянке опять снились знакомые и незнакомые одновременно глаза, и рука держащая ее за ладошку. И было в этом сне чувство, что всё будет хорошо. Но когда Ульянка пыталась разглядеть лицо незнакомки, то каждый раз просыпалась.
А ещё очень хотелось встретиться со вчерашней незнакомкой, пионерка даже выходила несколько раз на улицу и стояла прислушиваясь. Но каждый раз слышала только уханье совы и треск кузнечиков.
Кончилось тем, что разбуженная Алиса шикнула на соседку, потребовав, чтобы та или ложилась спать, или выметалась на улицу. Ульянка обиделась, забралась под одеяло, там посопела и уснула, на этот раз без сновидений.

3

Утром, набив карманы конфетами, Ракета опять умчалась в Старый лагерь, а потому пропустила и запись в артисты, и пьесу Мику. Не до того. Своя, пусть даже и маленькая, тайна была важнее. Пусть она и была не такая загадочная, как у гостей лагеря, но зато своя.
Уже без остановок Ульянка пересекла поляну, пересекла двор, вбежала в здание и взлетела вверх по лестнице на второй этаж.
Записки на столе не было. И...
Ульяна прислушалась, запретив себе оборачиваться. Вцепилась в дверные косяки так, что побелели пальцы и зажмурилась. Потом открыла глаза.
Да, записка исчезла. Конфеты лежали не тронутые, а записка исчезла. И…
Девочка осторожно сделала шаг к столу.
Кучка конфет лежала на месте. Записка исчезла, а вместо нее на столе обнаружилась пара орехов.
И кто-то еще был в здании. А как еще объяснить мурашки пробежавшие волной по спине?
Показалось, что в комнате стало теснее. Кто-то, кто был в здании сейчас стоял в дверях, загораживая выход. А может быть и сам готовый убежать при малейшем опасении.
Медленно, очень медленно Ульяна развернулась к двери лицом.
И потерялась. Это было как сновидение…

У Ульяны вообще исчезли всякие мысли. Казалось, что она стоит в тоннеле, стены которого сотканы из тумана, молочно-белого с одной стороны, и розового, как небо в час заката, с другой. За спиной Ульяны туманный коридор открывается на автобусную остановку. А перед Ульяной стоит незнакомка. Вроде бы ничего особенного…
… ничего особенного. Девушка как девушка, чуть постарше Ульяны. Лет пятнадцати-шестнадцати. Даже кошачьи уши и хвост нисколько не добавляют необычности. Подумаешь. Это не главное, а главное – глаза лишенные возраста. Вот на тебя смотрит пятнадцатилетняя девушка, а вот, этими же глазами на тебя доброжелательно и сочувственно смотрит некто невозможно древний.
И почему-то хочется сказать: «Вот мы и встретились, киса!» А потом сон наяву повторяется ещё раз, и ещё, и ещё…
Ульяне становится страшно, но она сама не может вырваться из этого сна и тогда на помощь приходит незнакомка.
– П... П... Приве-е-е.
И морок исчезает. И снова вокруг не туман, а осыпающаяся штукатурка, а в дверях стоит растерянная и слегка напуганная девушка лет пятнадцати-шестнадцати и, с видимым усилием, произносит: «Приве-е-ет». Кажется, что гласные ей произносить легче, чем согласные.

Это был самый длинный день. День рассказов, вопросов, ответов. День знакомства с тайной.

Кошкин дом (Дубликат, часть без номера) Продолжение

Часть 1 http://vn.reactor.cc/post/3449322

2

Уснул? Да уснул. Жаль, с ним не скучно. Всегда что-то говорит, о чем-то рассказывает. И колени у него теплые. Может залезть к нему под… «одеяло» это называется — я вчера новое слово узнала. Залезть к нему под одеяло? Нет, он проснется, будет недоволен. Не хочу его огорчать, он забавный.
Вот так всегда. Почему они спят в это время? Столько всего интересного. Я пыталась рассказать им, звала с собой, а они не понимают. Сами виноваты. Пойду гулять.
Кошка бесшумно спрыгнула со стола и прошла на кухню. Постояла в дверях несколько секунд, потом осторожно толкнула лапой дверь, отделяющую кухню от спальни. Когда дверь закрылась кошка запрыгнула на подоконник, с подоконника — вертикально вверх к форточке, а там, зацепившись тремя лапами за переплет, ухватилась четвертой за форточную завертку. Неожиданно длинные пальцы обхватили металл, повернули и потянули. Путь на улицу был свободен.

Довольно крупная кошка каштановой масти бежала, держась по ту сторону кустов, растущих вдоль аллеи, в сторону калитки к Старому корпусу. Можно было не опасаться что ее обнаружат: давно уже стемнело, а люди, в последние ночи циклов, предпочитали отсиживаться по домам. Очередной дневальный, спешащий на смену, или со смены у ворот? Но те не особо вглядывались по сторонам, им бы добежать быстрее до будки или обратно — до казармы, под защиту двойной экранировки. Тем более что дневальные туман у ворот видели отчетливо и он, мягко говоря, их беспокоил. Но все равно кошка старалась избегать открытых пространств, перемещаясь от тени к тени, а когда ей надо было эти пространства пересечь, она всегда осторожно перед этим выглядывала откуда-то из тени, сканируя взглядом и слухом окрестности.
Но вот наконец и калитка. Кошка обежала будку дневального сзади, прокралась вдоль забора, пролезла под калиткой и побежала прямо в туман, вся дрожа от радостного возбуждения. И когда язык тумана прикоснулся к ее голове, она не упала в обморок, а только замерла, подавшись чуть вперед и тихо, незаметно для себя, мурлыкая. Так продолжалось с половину минуты, а потом кошка пришла в себя, встряхнулась, умылась, отойдя с тропинки, и побежала в старый лагерь, по пути устраивая засады на мышей. Какое-то время ее скрадывала старая знакомая лиса, но, оценив размеры кошки, решила не связываться, а поискать добычу попроще, благо мышей, кузнечиков и лягушек хватало на всех. А кошка, закусив по пути неосторожной мышкой, добежала до Старого корпуса, забралась там на чердак, где и проспала большую часть ночи. Проснувшись незадолго до рассвета кошка тем же путем вернулась домой, прихватив по пути еще одну мышку, которую и положила на подушку, перед лицом Михаила. Не забыв закрыть за собой форточку она свернулась клубком на спинке кресла и уснула, довольная собой. Она даже не поняла, что, пока она спала в Старом корпусе, ее пропорции слегка изменились: задние ноги чуть вытянулись, передние укоротились, голова тоже стала чуть больше обычной и с более плоской мордой. Да и размеры и вес уже начали выходить за рамки кошачьих норм.

— Ты решила со мной едой поделиться?
— М-ня! — Кошка явно ожидала благодарности.
— И за мышкой на улицу бегала, потому что дома у нас нет мышей.
— Ня-дя
— Ты понимаешь, что нельзя так делать?
— Няу?
— Вот тебе и «Няу». Попадешься, рано или поздно, скандал будет.
— Ня!
Невнимательный к мелочам, как и большинство мужчин, Михаил совсем не обратил внимание на произошедшие с кошкой перемены.
А вот хозяйка…
— Ня-ня-ня-ня-ня!
— Ах ты моя кошечка, ну ка иди сюда, мам сейчас посмотрит, что с тобой такое.
— Ня-ня!
— Ми-и-иш! Кажется наша девочка заболела.
Светлана продемонстрировала Михаилу клок каштановой шерсти, оставшейся у ней в руках.
— Видишь? Я ее только погладила, а тут вот. И смотри как голова у нее опухла. Может ее ветеринару показать? У тебя есть знакомые?
— Мои знакомые все на материке. И те коров и лошадей пользуют. А здесь… В виварий отнести, как то же они своих крыс и макак лечат. Только это прямой путь вылететь отсюда в двадцать четыре часа.
— Мя.
— Доча, помолчи! Видишь, от тебя одни проблемы!
Больше, в течение дня, к этому разговору не возвращались, только уже в постели Света сказала:
— Миш, как думаешь, может она мутацию какую подцепила? Может и мы такие же станем? Вдруг она нас укусит?
— Ага, с нами живет оборотень. Но мы такими же не станем. Кусать нужно в полнолуние, а здесь Луна всегда в три четверти. Не говори глупостей, Свет. Давай понаблюдаем за ней, а там видно будет.
Так слово «оборотень» было произнесено в первый раз.

Однако понаблюдать не удалось. В воскресенье ничего нового не произошло, а в понедельник Михаил ушел на работу с твердым намерением договориться с ветеринаром вивария. Светлана же, которой на работу надо было на час позже, осталась с кошкой наедине.
«Чем же ты болеешь, киса? Нет, ничем ты не болеешь, вон какая веселая. А может ты уже и не киса вовсе? Знаешь что, давай-ка я тебя колбаской угощу. Любишь ведь колбаску?» Мать (пусть не сейчас, но в будущем), жена и хозяйка дома защищала свой дом от непонятной ей опасности, пока мужчина добывал где-то своего мамонта. То, что неведомая опасность была когда-то частью этого дома и этой семьи ничего не меняло. Кошка, изменившись, потеряла право быть частью дома.
Ловко перехваченная под живот кошка отправилась в старую спортивную сумку, с которой Михаил иногда ходил на рыбалку. Кошка не возражала, она доверяла своим хозяевам и помнила, как приехала сюда в этой самой сумке. Светлана позвонила на работу, сказав, что плохо себя чувствует и придет только к обеду. А сама, подождав, пока не хлопнет дверь за последним обитателем корпуса, подхватила сумку и отправилась в лес, начинающийся сразу за забором.
Да, Светлана страдала топографическим кретинизмом, да, она не бывала в здешнем лесу вообще никогда. Но река служила достаточно хорошим ориентиром, чтобы, держась вдоль берега, двигаться в общем направлении к старой аллее, ведшей от Старого корпуса к берегу. Самое трудное было, это пролезть через дырку в заборе, чтобы не привлекать лишнего внимания дневальных, но дальше все прошло как по маслу. Час по натоптанной тропинке вдоль берега, постепенно поднимающегося обрывом над рекой. Пришлось перебираться, правда, через овраг, промытый ручьем, впадающим в реку, но и это не составило трудностей. Постояла на верхней площадке лестницы, спускающейся с обрыва к реке, взвесила в руке сумку, прикинула: добросит до воды или нет, но пожалела животинку, все-таки много хороших воспоминаний с ней было связано, и пошла дальше. Наконец, удалившись от поселка километров на пять, и почти упершись здесь в Периметр, Светлана остановилась. Она где-то читала, что кошки не отходят, в своих странствиях от дома дальше, чем на два километра, поэтому посчитала расстояние достаточным. Она скинула с плеча сумку и чуть ослабила молнию.
— Ну всё, киса. Будь счастлива.
И пошла домой, плача на ходу и стараясь не слышать жалобное «Мяу», несущееся вслед.

— Миша, доча убежала. Я выходить, а она вперед меня и на улицу. А я еще не обутая была, пока обувалась, а дочи уже нету нигде. — Светлана плакала вполне искренне. Она и сейчас любила эту кошечку.
— Может, вернется еще? Не переживай. — Михаил сам огорчился, но надеялся, что к утру та сама, неведомым путем, окажется дома.
А доча смогла, наконец, раздвинуть половинки молнии, выползти наружу и убежать перепуганная, сама не зная куда. При этом она не замечала, что бежит на двух ногах, лишь изредка опускаясь на четвереньки, для нее все было естественно.

Так начался третий этап кошачьей жизни. В общем-то это была обычная жизнь дикой кошки: утром и вечером поймать по паре мышей, днем и ночью поспать. А то, что шерсть с боков вылазит, оставляя голую кожу, это же, наверное, так и должно быть. И тело подрастало раз в две недели, так что мышей на пропитание скоро перестало хватать. Бывшая кошка открыла для себя грибы, орехи и ягоды. Холодно ей в бесконечном лете не было, а в те дни, когда налетали местные, короткие и мощные, бури, всегда можно было укрыться в Старом корпусе или в подземелье. Изменилось зрение, казалось, что все пространство наполнено легкой светящейся дымкой, разреженной в некоторых местах. И если сделать определенное усилие, она бы не смогла объяснить какое, то можно, шагнув туда, в это место и сквозь это место, оказаться совсем в другом лесу. Очень похожем на привычной, но все же в другом. Шагнуть, поохотиться, но потом обязательно вернуться обратно. О своих хозяевах и старом доме она почти не вспоминала. Так, две большие фигуры, весьма расплывчатые. И место, где не нужно было ловить мышей, и где можно было спать на теплых коленях. Что такое колени бывшая кошка помнила и понимала, потому что у нее самой теперь были почти такие же.
Кошки, даже бывшие, на самом деле не любят отходить далеко. Вот и эта только и освоила, что пятно радиусом два километра по горизонтали, и еще такие же пятна в остальных узлах сети, до которых могла дотянуться. Вот только центр этого промыслового участка постепенно смещался на восток, в сторону поселка, пока не совпал со Старым корпусом.

Рядовой Неделин сидел в будке дневального и скучал. Журнал «Юность», присланный из дома, был прочитан на пятый раз, письмо домой написано и отправлено еще два дня назад, журналы «Советский воин», в изобилии имевшиеся в Ленинской комнате, рядовой — призванный со второго курса Политеха студент, откровенно презирал за пропагандистский характер и низкий интеллектуальный уровень. Можно было позвонить в казарму и по телефону потрепаться с дежурным по роте, но с сегодняшним дежурным у рядового были натянутые отношения. Можно было еще раз проверить замок на воротах и завалиться спать, но старшина и замполит имели обыкновение обходить посты в два часа ночи. Приходилось сидеть и страдать, вставив в глаза спички. Рядовой уже скурил ночной запас сигарет и обежал несколько кругов вокруг будки, когда коротко брякнул телефон. Один звонок и тишина. Можно было не отвечать, дневальный, дежуривший у калитки к Старому корпусу, сообщал таким образом, что проверяющий пошел к Неделину. Через десять минут кусты, росшие вдоль аллеи зашевелились, и на асфальт шагнула знакомая фигура — замполит. Неделин подождал, пока проверяющий дойдет до середины аллеи, чтобы тот не подумал, что его тут ждали, предупрежденные, после чего включил фонарь висящий на будке, включил внутреннее освещение в будке и вышел на улицу, навстречу замполиту.
— Товарищ старший лейтенант. За время моего дежурства происшествий не случилось, ворота заперты, электрическое освещение, связь, сигнализация и система экранирования исправны. Лиц покинувших территорию поселка и лиц прибывших в поселок нет. Дневальный по западным воротам, рядовой Неделин. Угостите сигаретой, пожалуйста.
Замполит поделился сигаретой, вставил пистон за затоптанный пол в будке и незаполненный журнал смены дежурств, и отбыл по центральной аллее в сторону площади. Рядовой же дождался, когда проверяющий, пройдя вдоль мастерских, свернет налево, в направлении бильярдной, и набрав номер будки дневального, стоящей у калитки, той, что была за умывальниками, на тропе ведущей к озеру, положил трубку после первого же гудка. Если дневальный в той будке не спит, то он все понял, если же спит, то он сам виноват. Можно было расслабиться до смены, которая будет через три часа. Рядовой снял ремень со штык-ножом и повесил его на спинку стула, погасил фонарь на будке и лампочку в будке. И уснул, лежа на столе, положив под голову журналы смены дежурств, прибытия-убытия и накрыв их пилоткой для мягкости. Уснул, чтобы проснуться через сорок минут от ощущения постороннего взгляда. Ведомый звериным инстинктом рядовой скатился со стола и, первое, что проверил — заперта ли дверь в будку. После этого опоясался штык-ножом и осторожно приподнявшись над подоконником выглянул в окно. Прямо на него через стекло смотрело оно: горящие оранжевым светом глаза, хищные клыки видимые в распахнутой пасти, звериные уши, торчашие над копной спутанных волос, лицо — смесь звериного и человеческого, тело покрытое росшей клочками шерстью. Существо протянуло руку, выпустив когти из тонких, но видимо сильных пальцев и провело со скрежетом ими по стеклу, издав одновременно то ли крик, то ли вой. Так рядового и нашли утром: лежащего в позе эмбриона на полу запертой изнутри будки (пришлось вынимать стекло), поседевшего, и повторявшего все время: «Докладывает дневальный по западным воротам: на поселок напал оборотень». Заместитель директора филиала по режиму долго разглядывал царапину на оконном переплете, потом позвонил из будки Виоле, дождался ее и они разглядывали царапину уже вдвоем, после чего ушли, что-то обсуждая между собой.

— Родственник, в поселке пока не показывайся.
— А что такое?
— Охота на ведьм там развернулась. Все ловят «оборотня». Не хочу, чтобы ты под горячую руку попал. Ну и я вместе с тобой.
— Поймали?
— Нет, но двоих в двадцать четыре часа на материк выслали.
— А оборотень?
— А оборотень, это уже забота Толяныча.

— Толя, что-то надо делать с этим «оборотнем». — Виола подняла взгляд от чашки кофе.
Анатолий стоял отвернувшись к окну и наблюдал, как рабочие пытаются восстановить клумбу, растоптанную толпой во время вчерашней погони.
— Согласно инструкции, чужеродные биологические объекты, попавшие в вакуоль, должны быть ликвидированы. Я то смогу ее выследить и поймать, а ты вернешь ее такую на материк? Будет еще один экспонат, еще одно чучело в спецхранилище? И, Вилка, ты представляешь, что будет, если она впишется в Систему? Инстинкты зверя и интеллект человека? Хищного зверя, между прочим. После вчерашней погони ни разу не доверяющего людям. — Анатолий отвернулся от окна, подошел к столу и потрогал лежащую на нем спортивную сумку, всю облепленную изнутри каштановой шерстью. — К бойцу тому она поласкаться приходила, я уверен. А теперь мы для нее кто? А если Система ее размножит, как пионеров? Я уже молчу о том, что будет, если она проникнет на нижний уровень Системы. Сегодня же и начну. Тебе что-нибудь надо?
— Тушку? Ты про спецхранилище сам всё сказал — обойдутся. Действуй, только постарайся, чтобы она не мучилась.
Час спустя Анатолий, переодевшись в старую форму-афганку, с бывалым походным рюкзаком за плечами, вышел из западных ворот лагеря, предупредив дневального, что вернется после ужина. Свернув с шоссе на ближайшую тропинку он достал из рюкзака разделенное на две части ружье, собрал его, и уже вооруженный зашагал по тропе, внимательно вглядываясь себе то под ноги, то вдоль тропы и оглядываясь, каждые пятнадцать — двадцать шагов.

Вторая работа, к которой я подошел чуть серьезно и в общем затратил около 30 часов используя в основном мышь. Чтобы меня не закидали тухлыми помидорами за неканон добавил еще и с фиолетовыми волосами в комменты.