Верх ногами

О — значит Ольга (Дубликат, часть без номера)

Продолжение.
Часть 1 http://vn.reactor.cc/post/3547726
Часть 2 http://vn.reactor.cc/post/3555329
Часть 3 http://vn.reactor.cc/post/3562282
Часть 4 http://vn.reactor.cc/post/3572857
Часть 5 http://vn.reactor.cc/post/3575478
Часть 6 http://vn.reactor.cc/post/3578894

VII

— Ты как, Семен Семеныч?
— Переживу. Бывало и больнее.
— Чтобы между нами было честно: обнулял его лично я. Минимальным импульсом. Так что, есть большой шанс, что он очнется, циклов через пять. И тогда забирай его, как договорился с бабулей. Но это всё, что я могу для тебя сделать.
— Расстрелял, но понарошку. Я не знаю, как к тебе относиться: спасибо сказать или по морде дать. Давай, мы просто на глаза попадаться друг другу не будем.

— Простите, вас Ольга Дмитриевна зовут? — Семен смущенно переминался перед вожатой с ноги на ногу.
«Неужели не забыл ничего? Но они же все забывают. И начальство говорило, и Олеся подтвердила. Да я и сама убедилась: Славя ничего не помнит и встречала меня почти теми же словами, что и в прошлый раз. А может, всё проще?»
— Да, это я. — Осторожно ответила Ольга. — Тебе Славя сказала?
— Славя? Да, Славя сказала. — Семен окончательно смутился, хотел еще что-то сказать, но только махнул рукой и отошел к отряду.
А вожатая оглядела площадь, убедилась, что почти все пионеры уже собрались, дождалась когда секундная стрелка на часах сольется с минутной, и, уже привычно, скомандовала: «Лагерь, по отрядам. Становись!» Началась новая смена, новое знакомство со старыми знакомыми.
— Здравствуйте, пионеры!
— Здрав… — прозвучал нестройный хор в ответ.
Дальше работали только рефлексы, а рассудок у Ольги Дмитриевны вновь включился лишь на финальной реплике:
— Линейка закончена. Через десять минут завтрак, кто не хочет — может не ходить. Разойтись!
Строй пионеров распался, мальчики и девочки: кто побежал в домик, кто — сразу в столовую, а уже нашедшие друзей не спешили покидать площадь, собираясь в компании. «Почему в детстве достаточно пяти минут знакомства и ровесник уже твой лучший друг? Почему в двадцать лет так не выходит?» — Думала Ольга, обходя одну из таких компаний, но не стала искать ответ, просто принимая жизнь, как она есть.
Мельком глянув на самых голодных пионеров, уже оккупировавших крыльцо столовой, вожатая обошла здание с обратной стороны, постучала в заднюю дверь, спросила у открывшей двери мрачной поварихи: «Всё готово?» — дождалась едва заметного кивка. «Тогда отпирайте через минуту после горна, а я их попробую организованно запустить».
«Я и про персонал теперь знаю. Интересно, что у них в головах творится? Вот эта тетка, если ее разговорить, пожалуется, наверное, на мужа пьяницу, а доктор — на сына-оболтуса, которого армия только и исправит». — Ольга взбежала по ступенькам, отмахнувшись от лишних мыслей.
Большая часть пионеров уже собралась перед столовой окружив крыльцо, кое кого пришлось с этого крыльца сгонять. А громкоговорители уже тихонько гудели, знак того, что Славя уже в радиорубке и усилитель уже включен. Ольга Дмитриевна представила себе, как сейчас, в этот самый момент, в радиорубке Славя нажимает на клавишу воспроизведения, и сразу же над лагерем полетело: «Бери ложку, бери хлеб!» За спиной скрипнула дверь, запертая изнутри на ножку стула. А Ольга Дмитриевна бесстрашно встала на пути у ринувшейся внутрь голодной толпы: «Стой! Справа по одному! Или никто не зайдет!».
Удивительно, но Ольгу послушались. Она пропустила в столовую основную массу пионеров и отошла в сторону, когда опасность затора миновала. Дождалась Славю, прибежавшую из радиорубки, выждала еще пару минут и осторожно, со страхом, заглянула в тамбур, чтобы через зеркало, висящее в нем, посмотреть на пионеров.
«Ура! Олька, неужели у меня получилось?»
Пионеры вели себя как нормальные дети: толкались, разговаривали между собой, воровали друг у друга выпечку, кто-то набычившись сидел в углу. Самое главное, что вели они себя каждый по своему, согласно своему собственному темпераменту, воспитанию и характеру. И не было мертвых лиц, синхронности движений и пустых глаз. Ольга Дмитриевна напустила на себя строгий вид и шагнула в столовую, пресекая и утихомиривая одним только выражением лица.
«Девочки: Алиса, Лена, Мику и Женя почти не изменились, ну может совсем чуть-чуть». — вожатая, стоя в дверях, смотрела на подопечных. Славя перехватила ее взгляд и вопросительно подняла брови. Ольга чуть улыбнулась, отрицательно покачав головой: «Все в порядке».
«Славя стала самостоятельной и действует без команды. Взяла сейчас и усадила всех младших в один угол, чтобы их не затоптали. Правда, она и прошлую смену, не могу говорить «цикл», уже начинала действовать без команды. Самая развитая из них. Но вот эта ее роль — помощник вожатого, она остается. А сама Славя сейчас сидит рядом с Семеном, который ей явно нравится, и пытается за ним ухаживать. Что там про путь к сердцу через желудок? Вот и Славя скармливает Семену свою булочку. Жаль что сидят далеко — подслушать не удастся. А Семен что-то говорит Славе, я бы даже сказала горячо доказывает, горячо для Семена, и оба поглядывают на меня. Нет, жаль что они далеко сидят».
«Сыроежкин — я узнала о его происхождении! Ну и что? Изменилось моё к нему отношение — ничуть. Расскажу ли я ему правду про него — никогда. Но то, что он «умница и туповатый» одновременно — да. Олеся хорошо сказала, может только не туповатый, а простоватый. Но теперь понятно, что он делает в помещении кружков: все эти приборы и инструменты, они для него родные, и, кажется, понятно почему он ничего не делает в помещении кружков — ждет команды. Надо бы этим заняться, но я же ничего не понимаю в технике! Может, хотя бы, мелкий ремонт ему поручить?»
«Я и о происхождении Мику узнала, ведь это о ней Олеся сказала: «Первый удачный микс». Вот только, Мику здесь, а та, о которой говорила Олеся — там. Значит их больше одной? Значит и мой двойник будет не один? Надо будет спросить об этом».
Ольга еще раз обвела глазами столовую, шагнула к раздаче и, взяв свою порцию, принялась за завтрак. Позже, вожатая собиралась пройтись по домикам и переписать всех, кто в каком домике живет, вдруг что-то изменилось с предыдущей смены. Потом надо было как-то организовывать досуг пионеров, разбивая их на отдельные группы и заставляя действовать самостоятельно. Ольга очень боялась, что они опять собьются в одно стадо, не осознающих самих себя организмов, как две недели назад в столовой.
«И План мероприятий. Надо будет сочинить и вывесить на стенд, с прошлой смены собираюсь. Самой же будет легче. Вот с этого и начну: с библиотеки, с Жени и с пишущей машинки из ее хозяйства».
Женя встретила вожатую не ласково. Выгонять не выгоняла, субординацию Женя уважала, но засела за своей конторкой, раскрыла какой-то журнал, делая вид что читает, а сама недобро сверкала на Ольгу стеклами очков, все время, пока вожатая тюкала по клавишам двумя пальцами.
До полудня в библиотеку заглянуло всего два посетителя: Лена, опасливо покосившаяся на вожатую, взявшая книжку и убежавшая, и Электроник, который преувеличенно жизнерадостно поздоровался с Женей, но, обернувшись на стук печатной машинки, увидел Ольгу Дмитриевну, сбился на полуслове и исчез, аккуратно прикрыв за собой дверь. «Олеся, что ты натворила? — подумала в тот момент Ольга. — Я теперь Сережу, иначе чем Электроником называть не могу».
Ольга закончила печатать, зачехлила машинку, попыталась завести разговор с Женей, но та идею не поддержала, отвечала односложно и всем своим видом показывала, что Ольге Дмитриевне здесь по прежнему не рады. Пришлось выцыганить коробку кнопок и уйти, оставляя библиотекаря наедине с ее несомненно злобными замыслами. «Или она на меня злится, что я Сыроежкина спугнула?» — подумала Ольга закрывая за собой двери библиотеки.
Информационные стенды располагались: один — на площади, один — перед столовой и один почему-то около кружков. Вот у третьего стенда Ольгу и нашел Семен. Он подошел к ней со спины, пробежал глазами по пунктам Плана, перевел взгляд на вожатую.
— Но ведь это же неправильно, Ольга Дмитриевна.
— Ну-ка, ну-ка. Что именно неправильно?
— Всё! Вы не должны были вывешивать этот План, вы вообще не должны были его печатать. Мы должны были сегодня утром уехать по домам на автобусах. А вместо этого остались еще на смену! И все, все уверяют меня, что мы только сюда приехали! Даже Славя, ведет себя так, будто только познакомилась со мной! Скажите мне, что это сон, пожалуйста! — пионер размахивал руками, кричал на вожатую, надвигался на её, едва не хватая за галстук.
— Семен, Семен, успокойся. Сейчас во всем разберемся. — Оля пыталась отступать не теряя достоинства. Она помнила инструктаж и помнила обязательное условие: ни в коем случае не рассказывать пионерам о реальном положении вещей, во избежание разбалансировки их психики.
— Нет, Семен, это не сон, поздравляем тебя.
Пионер и вожатая синхронно вздрогнули и оглянулись. Пока Семен скандалил к ним подошли двое: мужчина и женщина. Мужчина хранил строгий вид, а женщина преувеличенно добродушно улыбалась.
— Пойдемте на остановку, а то сейчас сюда толпа сбежится. — Говоривший мужчина явно был за старшего.
— Чувствуют они нас, пока без памяти. — Добавила женщина.
Судя по отсутствию листьев и веток на асфальте, Славя уже побывала на остановке. «Еще плюс мне в копилку. Смена прошла, а она спокойно за ворота выходит». Темно-красный Икарус стоял мордой к воротам, тихо урча на холостом ходу в ожидании пассажиров.
— Чтобы у вас не было сомнений, Ольга Дмитриевна.
Мужчина извлек из портфеля два служебных удостоверения и выписку из приказа: «… Мироновой О. Д. передать… в срок, не позднее…»
— Распишитесь, пожалуйста, что ознакомлены. А Семена вашего мы забираем. Что тут ему делать, раз у него память появилась? Всё, санаторный курс закончен.
— Правда? — В голосе Семена зазвучала надежда. — Значит все так и есть, и я не сумасшедший?
— Правда, правда. Ты разумнее всех нас, вместе взятых.
— А вещи?
— У тебя есть что-то, чего не жалко бросить? — Женщина взяла Семена под руку, увлекая того в автобус.
Что-то, какая-то тревога, не отпускала Ольгу. Она проводила взглядом Семена, посмотрела на мужчину.
— С ним точно всё будет в порядке?
— Абсолютно. Подкормим, проверим, подкорректируем и вернем вам, лучше чем был. С ними бывает такое: старые воспоминания не стираются до конца и наслаиваются на новые. И возможны последствия, вплоть до… неприятных. Да, неприятных для всех. И для него самого, и для вас. Например, он может объявить вас куклами-марионетками, а себя — единственным настоящим человеком и начать уничтожать вас, или может убить себя. Так что, приходится забрать его у вас, временно. Не беспокойтесь, Анатолий Васильевич обещал лично проследить, чтобы вашему подопечному вреда не причинили.
Мужчина забрал у Ольги бумаги, сложил их в портфель и побежал к автобусу, догоняя тех двоих. Вот он запрыгнул в автобус, вот мотор заработал громче, вот автобус начал разворачиваться. В раскрытых дверях автобуса стоял Семен и улыбаясь махал рукой. Вот дверь с шипением и не торопясь поползла, закрывая проем.
— Семен, прощай! — От ворот отчаянно закричала Славя.
Семен дернулся, кажется собираясь спрыгнуть на ходу, но дверь уже закрылась, отсекая Семена от лагеря. Какое-то время его лицо еще мелькало в окне, но вот автобус развернулся и повез пионера навстречу его судьбе, постепенно набирая скорость.
— Зачем! Зачем вы его отпустили? С этими? — Две минуты спустя Славя плакала, уткнувшись в плечо вожатой.
А Ольга не знала, как отвечать.
— Ну что ты, Славя, ведь он же вернется.
— Да, вернется. — Славя всхлипнула возле уха. — Вы знаете, кто это? Эти двое? Это… Это… — Славя растерянно замолчала. — Он точно вернется, Ольга Дмитриевна?
— Да, через несколько дней.
Больше на эту тему Славя не говорила, а пионеры, те вообще, к ужину почти забыли о Семене. Ольге тоже хватало хлопот и, за пару дней, беспокойство сменилось просто галочкой в памяти, что вот он: есть такой пионер, по имени Семен, который подъедет чуть позже.
Тем более, что Ольге Дмитриевне хватало и своих забот. И главной заботой было продолжающееся ощущение постороннего взгляда. Кто-то внимательный и безэмоциональный изучал Ольгу, откладывал в памяти ее поступки и анализировал ее поведение. Днем это чувство исчезало, а ночью, когда Ольга оставалась одна в домике, ей хотелось запереться в шкафу. И заперлась бы, если бы не уверенность, что это не поможет. И каждый раз, когда Ольга подскакивала ночью с бешено колотящимся сердцем, ей казалось, что рядом с кроватью стоит женская фигура: черная, безликая и бесплотная. Из-за этого вожатая не высыпалась ночью, из-за этого, случалось, срывалась на пионерах.

— Что у тебя стряслось, Дима? — Ольга, обходя лагерь, наткнулась на футбольном поле на грустного малька, сидящего над какими-то обломками.
— Вот, тётя Оля. — Пионер показал на обломки. — Змей не летает.
— Ну, со змеем я помочь тебе не смогу, — вожатая попробовала разложить на траве сломанные рейки в том порядке, в котором они были соединены в каркасе воздушного змея, — но я знаю, кто тебе поможет. Пойдем.
Пионер и вожатая пересекли лагерь и оказались перед зданием кружков.
— Видишь — кружки открыты. Дуй к Сыроежкину и попроси его помочь. Только про то что это я тебя привела не говори.
Малёк подхватил обломки и скрылся в здании. А Ольга Дмитриевна уселась на скамью и стала ждать. Через три минуты грустный Дима показался на крыльце.
— Тётя Оля, он говорит, что ему некогда.
— Некогда… А что он делает?
— Я не знаю, тётя Оля. Просто сидит и приборы трогает. Я попросил его змея мне сделать, а он говорит, что некогда.
— Ну, пойдем.
Сыроежкин сидел и трогал приборы, а иногда трогал инструменты. Вид он при этом имел очень задумчивый. Увидев Ольгу Дмитриевну он вскочил и засуетился, не зная куда деть руки, а увидев выглядывающего из-за Ольги Димку скорчил кислую физиономию.
— Сережа, — очень ласково произнесла Ольга Дмитриевна, — я хотела попросить тебя сделать Диме змея. Но вижу, что ты очень занят. Поэтому я тебя попрошу о другом. Научи мальчиков делать воздушных змеев, так чтобы змеи не падали на землю, а мальчики тебя больше не отвлекали от важных дел.
— Но, Ольга Дмитриевна. У меня же занятия, у меня же расписания, у меня же… — Сергей начал отказываться, но его перебила вожатая.
— Собственно, Сережа, у тебя есть выбор. — Ольга Дмитриевна взялась за пуговицу на Сережиной рубашке. — Соглашаешься?
— Я? Ну? Да.
— Или ты учишь мальчиков делать воздушных змеев. Или… — Пауза была исключительно драматической. — Или ты сейчас пойдешь и скажешь Жене, что она тебе очень нравится.
— Но она… Но я не… Давай сюда эти обломки, Димка. Посмотрим, что ты сделал не так.
«Ну и дурак», — только и подумала Ольга, выходя из кружков. Посмотрела налево, направо и замерла. В воротах, привычно сутулясь, стоял и озирался Семен.
— Ну, заходи, что стоишь? — Звонким голосом крикнула с крыльца Ольга.
Семен повернул голову на голос, увидел Ольгу, кивнул и не торопясь пошел к ней, все так же продолжая озираться.
— Здравствуйте, Ольга Дмитриевна.
— Ну, как ты?
— Я не понял. Привезли в какой-то академгородок, побеседовали со мной, извинились, сказали что ошибка вышла и вернули назад. Лучше расскажите, что тут без меня было. Я же столько дней потерял. Как в первый день после приезда уехал с этими, так только сейчас и вернулся. А скоро уже и смена закончится.

И опять потекла смена, перевалив через экватор и неотвратимо двигаясь к своему окончанию. Вот только Семен больше не улыбался своей редкой и странно знакомой Ольге улыбкой. И со Славей у него ничего не вышло. Или это у Слави с ним ничего не вышло? Не известно. Славя плакала, заперевшись на складе, но никому ничего не говорила. А однажды Ольга застала Семена одного, в столовой. Была его очередь дежурить: все столы уже были протерты, пол в зале вымыт и стулья расставлены. Повара на кухне гремели кастрюлями, напарник Семена уже убежал, а Семен стоял перед окном ссутулившись и обхватив себя руками.
— Что-то случилось, Сём? — Необычно мягко для этой смены спросила Ольга, обращаясь к обтянутой белой рубашкой спине.
— Понимаете, Ольга Дмитриевна. Такое чувство, что я потерял или забыл что-то очень важное. И никак не могу вспомнить — что.

Дубликат, приквел.

Глава 1 здесь: http://vn.reactor.cc/post/3329375

Глава 2

Реверс

Реверс

Пятнадцать циклов от отъезда Ульяны или семь месяцев по ее счету.
Как всегда я посыпаюсь за четверть часа до поезда и, как всегда в начале нового цикла, настраиваю свой внутренний календарь. Почему я не могу забыть? Шестнадцать циклов назад считал — сколько мне осталось, а сейчас утро начинаю с подсчета — сколько времени прошло. Может стоило на письмо ответить? Была бы ни к чему не обязывающая переписка, у девушки был бы экзотический друг, о котором она бы потом рассказала внучке. Глупо. Глупо, бессмысленно и бесполезно. Ну что, пора вставать? Тем более — шеф со статьей торопит. С утра поработаю, а потом свалю куда-нибудь на реку, к старому корпусу или на озеро. Или не ходить к старому корпусу? Там Виолетта последнее время попадаться стала. Не хочу с ней пересекаться, но интересно — что она там делает? «Оборотня» ловит? Слухи об оборотне даже до меня дошли, оборотень, это, конечно, бред. А может это мой товарищ по несчастью? Проснулся, осознал себя, каким-то чудом избежал выключателя, добрался до Шлюза, а что делать дальше не знает? Нет, бывший пионер так себя бы не повел. Не стал бы он прятаться, он бы с радостной улыбкой на лице промаршировал бы прямо сквозь западные ворота. Тут бы его и сцапали. Так что слухи, слухи, слухи… Развлечений тут особых нет, вот местножители себя страшилками и развлекают.
Вот уже и шум поезда слышен. Гудок? Кто-то приехал? В такую рань? Кто? Шеф в лазарете, зам его куда-то в узлы собирался, так что сейчас командировку оформляет. Может почту привезли? Ну тогда пакет скинут на платформе, а я потом подберу. Бр-р-р. До чего вода по утрам холодная.
Кто-то идет: лихорадочно натягиваю шорты. Стук в дверь незнакомый.
— Иду!
Господи!!!
— Сёмка! Задушишь же! И поставь меня на место!
Рыжик, с большой сумкой, кажется той самой, с какой она приезжала на практику десять циклов назад.
— Погодите обниматься, гражданин! Ребра мне еще пригодятся.
Ульяна демонстративно ощупывает свои бока.
— Улька, ты откуда взялась?
— На твою голову? Каникулы у меня. А я устроилась на четверть ставки лаборантом в ваш институт, спасибо бабуле. Так что теперь мне еще и деньги платить будут за то что мы видимся. Целую тридцатку. А сейчас — одевайся.
Из сумки летят джинсы и клетчатая рубаха, черные носки и кроссовки.
— Вроде твой размер. Попробуй только скажи, что не подошло. Я по всей общаге ходила и побиралась. И давай быстрее, а то опоздаем!
А я смотрю и не верю своим глазам. Может у меня внезапно активная фаза закончилась, а это просто бред отключающегося мозга? Бедный шеф, не видать ему статьи.
— Рыжая, ты что творишь?
— Молчи и делай что говорят. И не тормози, а то сама тебя одевать стану. Маленького Сёму. Сюрприз я тебе приготовила.
Послушаться? Послушаюсь, хотя, вообще-то, мне гражданскую одежду носить нельзя. Глупый запрет, все равно у меня кроме пионерской формы нет ничего, но он существует. А пока я, уйдя в комнату, переодеваюсь, Ульяна из кухни ругает меня.
— Гад ты Сёмка. Мог бы и ответить на письмо. Знаешь, как я переживала? Хорошо — твой шеф, когда был в университете, нашел меня. И рассказал про завихи в твоей голове.
— Уля, это не завихи. Я и сейчас так считаю. А скоро счет оставшихся циклов уже по пальцам пойдет.
Ульяна не отвечает, а вместо этого заходит в комнату и, не обращая внимания на мои черные семейники, встает напротив меня, глядя глаза в глаза. При ее росточке это трудно, но у нее получается.
— Сёмк, вот только что ты меня очень серьезно обидел. Впервые, за все время нашего знакомства, кстати. Неужели, если бы я медленно тонула в болоте, ты бы стоял на твердой земле и ничего не пытался бы сделать? Вот и молчи тогда! Я найду способ тебе помочь! А сейчас — одевайся, а то и вправду опоздаем.
Мы бежим, бросив сумку в домике, к путям. Чужие кроссовки слегка болтаются на ногах, в остальном Ульяна более-менее угадала с размером. Пока стоим на платформе Ульяна спрашивает.
— Сёмк, а те пути, на которые стрелка, они куда?
— Не знаю, Уля. По ним не ездит никто и никогда. Я и стрелку то на них перевести не могу — заблокирована. Говорят они в шахту ведут, где термоядерный заряд взорвали, когда дорогу сюда открыли. Но это еще во времена первой экспедиции было, ни Шлюза, ни узлов еще не было. Уже и участников первой экспедиции не осталось. Даже бабуля сюда только со второй экспедицией спустилась.
Подходит мотовоз (а по сути — автобус поставленный на рельс) в Шлюз, пустой, по случаю начала цикла. Парадоксы вакуоли: ехать полчаса, что от меня в Шлюз, что из Шлюза ко мне; пешком в Шлюз — два часа с половиной, с любой точки периметра, а обратно — как повезет, можно за те же два с половиной часа пробежать, но обычно от шести часов до двух суток. И то, если дорогу знаешь, а если не знаешь, то так и будешь крутиться вокруг забора, огораживающего поселок. Собственно, я сейчас карту этих искривлений и составляю. Ну и, заодно, пытаюсь теорию уточнить. Потому что в теории все параллельно и перпендикулярно, и никаких тайных троп не предусмотрено. Об этом и рассказываю Ульянке, пока мы едем в поселок.
— Сём, это даже в самом поселке заметно. Если не идти по аллее, а свернуть на определенную тропинку, то от восточных ворот до медпункта можно добежать за три минуты, хотя тропинка и извивается как змеиный хвост и делает крюк аж к казарме. А по асфальту — в полтора раза дольше. А вот обратная дорога — одинаковое время занимает.
— Ты тоже это заметила? Значит так и назовем это явление: Ульянкины тропы.
Как давно я в Шлюз не выбирался. Мотовоз заехал в ворота, прополз мимо пакгаузов и встал в дальнем конце погрузочной рампы. Через два часа ему обратно — повезет научные группы в узлы. Выйдя оглядываюсь на кабину машиниста и, как обычно, не вижу его там — еще одно местное чудо — машинисты-невидимки. Но Ульяна не дает мне попроникать в тайны местного мироздания, а, схватив за руку, тащит куда-то свежепоименованной тропой, между спорткомплексом и казармой, через небольшой лесок, к восточным воротам, а оттуда уже по главной аллее в столовую.
Я отвык от людей, от людей, в данном случае, значит: двуногих без перьев, независимо от их принадлежности к НБО или хомо сапиенс. Даже пугаюсь чуть этой толпы, хорошо еще, что лица все незнакомые. А то выпрут сейчас НБО с запретной для них территории, а то и чего похуже сделают. А я буду орать, что я легальный. Тьфу! Не буду я орать, не доставлю я им такого удовольствия. Хорошо что переоделся, а то пионерская форма, она как лагерная роба, сразу в глаза бросается, вот, кстати, зачем она и нужна. Но сейчас я не в форме, поэтому люди равнодушно проходят мимо, задерживая взгляд на идущей со мной под руку Ульяне. Гм, а я ревную, оказывается.
— Ну, чего встал, Сёмка? Иди не бойся. Всё начальство в Москве на совещании, здесь остались только твой шеф и Виолетта за главного. Шеф в лазарете, а Виолетта… Виолетты можешь не опасаться. Нам перекусить надо, перед автобусом. А то, дальше еда только за деньги, а у бедной студентки денег нет тебя кормить — амбала здоровенного.
Девушка меня в ресторан пригласила, да? В столовую поселка «Шлюз». Надо сказать, что кормят тут неплохо, правда с ресторанной кухней сравнить не могу — никогда не был. «Мама. — Неожиданно пищит Ульяна. И добавляет для непонятливых. — Капец!» Ульяна, кажется, даже вжалась в стул, чтобы сделаться еще меньше ростом, я хочу обернуться, чтобы понять — кто ее так напугал, но она шепчет: «Сёмка, сиди тихо и не отсвечивай, может быть пронесет», — а мимо нас к раздаче проходит Толяныч. Заместитель руководителя филиала по кадрам. Вот только командир армейцев, охраняющих поселок, все норовит Толянычу честь отдать. Как бы то ни было, но припозднившийся к завтраку Толяныч берет на раздаче поднос и, равнодушно посмотрев на нас, уходит в дальний конец зала.
— Пронесло, — Ульяна переводит дух, — не узнал. Сейчас не торопясь доедаем, ты уносишь всю посуду, а я тебя жду у входа и выходим вместе на улицу. А потом — бегом ко мне в комнату, там берем зимнюю одежду и на площадь. Как раз автобус подойдет. И сразу садимся в автобус, чтобы не отсвечивать.
— Уля, меня же без пропуска через восточные ворота не выпустят.
— Всё продуманно, Сём. Не трепыхайся.
Так и делаем. А пока мы не вышли из столовой я все время чувствовал спиной взгляд Толяныча, нервы.
Ульянина комната здесь совершенно необжитая: голый матрас, пустая тумбочка, ни занавески на окнах. Даже постельное белье и одеяло просто брошены на кровать. Рыжая достает из под кровати еще одну сумку, близнеца утренней и вытряхивает из нее аляску, вязанную шапочку, шерстяные носки и перчатки.
— Уля, про джинсы и рубашку из общаги я еще поверю, но аляску зимой кто же отдаст? Сознайся, откуда она.
— Это брата моего аляска. Он… Она ему не нужна.
Ладно, поверю. Тут слышим, как сигналит с площади автобус.
— Побежали. Да не надевай ее сейчас, ты что, жара такая! В автобусе оденешься.
Тот самый загадочный автобус, который ходит на не менее загадочный «материк».
Почти не помню свою жизнь в узле. Даже номер узла не помню. Пятнадцатый, кажется, или шестнадцатый. Помню только, что в последний день цикла вожатая объявляла, что смена закончилась и завтра утром все едем по домам. С вечера все сдавали собирали чемоданы, обменивались адресами, домашними телефонами. Обещали писать, звонить и не забывать. Ложились спать, а рано утром просыпались и все считали, что мы вчера поздно вечером приехали, а сегодня смена только началась. Помню, как я однажды проснулся и не мог ничего понять: почему никто никого не узнает.
— Ольга Дмитриевна, а когда автобус то?
— Э-э-э… Семен, правильно? Семен, автобус через две недели. Смена же только началась.
Далее следовало мое недоумение, неудобные вопросы, непонятные ответы, спор, скандал. Пытался сбежать, конечно безуспешно. Я уже решил, что с ума сошел, но примчался на третий или на четвертый цикл шеф, взял меня за руку, буквально, и отвел на станцию хитрой тропинкой, где посадил в мотовоз и увез сюда, в поселок.
Я, наивный, думал что всё, что сейчас окажусь дома, как я это дом помнил, но… В общем, в итоге, я оказался обитателем будки стрелочника, в пятнадцати километрах к северу от поселка. Откуда мне уже нет выхода. Когда закончится активная фаза это тело аккуратно вернут в пятнадцатый, допустим, узел, а моё Я. Все чем я жил, от чего я плакал, от чего радовался, от чего я орал ночью и хохотал, когда попадал под здешнюю бурю. Даже Ульянка, как я ее сейчас запоминаю, — почти все сгинет, в лучшем случае осев где-то в блоках памяти системы.
— Все сели?! — Кричит водитель, обернувшись в салон.
— Все-е-е-е! — Кричат ему в ответ с заднего сиденья.
Вот у автобуса водитель вполне видимый и осязаемый: пожилой лысый дядька в меховой безрукавке поверх футболки, трениках, шлепанцах и кожаной кепке с пуговкой на макушке.
И автобус начинает неспешное путешествие на материк. Первое препятствие — КПП. Небольшая кирпичная будка рядом с воротами, солдат, сержант, прапорщик с повязкой дежурного и… черт, опять Толяныч.
Эти двое заходят в автобус, берут у водителя список пассажиров и неспешно идут по проходу, проверяя документы. Прапорщик по нашему борту, Толяныч по противоположному. Доходит очередь и до нас. Ульяна не глядя сует прапорщику свой студенческий, пропуск и еще какую-то корочку, видимо мой аусвайс. Прапорщик смотрит студенческий, смотрит пропуск, смотрит на Ульяну и отдает ей ее документы. Потом раскрывает «мои», внимательно смотрит на фотографию, на меня. Сейчас обман вскроется, Ульяну выпрут с работы, а меня вернут в мою будку. На цепь.
— Семен Семенович, как ваша фамилия?
— Персунов. — Не знаю, что там написано в удостоверении, поэтому отвечаю как есть.
Рука с удостоверением зависает в воздухе, а на физиономии прапорщика явно читается сомнение. Я чувствую, как Ульянка вцепилась в подлокотник.
Положение спасает, как ни странно, Толяныч. Проверив документы у сидящих по своему борту автобуса он подходит к прапорщику и бесцеремонно толкает его пальцем в бок.
— Ну, ты закончил? Булки остывают, кефир выдыхается. Пошли уже.
Удостоверение возвращается ко мне, а прапорщик и Толяныч покидают автобус, завизировав на выходе список пассажиров. Дверь с шипением встает на прежнее место, проверяющие удаляются в будку дежурного, дневальный распахивает половинки ворот, а автобус наконец покидает пределы поселка. Я раскрываю удостоверение — с фотографии на меня смотрит лицо шефа. Тут он значительно моложе, чем в жизни, и сходство со мной несомненное, но я понимаю сомнения прапорщика.
— Авантюристка, — шепчу я Ульяне.
— Не будь занудой, Сёмк. Я знала, что мы прорвемся.
А автобус катит по бесконечной степи. Или небо затягивает тучей, или совершенно внепланово наступает ночь, но в салоне ощутимо темнеет. Зажигаются фары, зажигается освещение в салоне, гаснет освещение в салоне. Вдруг начинает работать печка. «Закройте люк!» — кричит какая-то женщина, из тех которым вечно дует. А и правда — из люка ощутимо тянет стылым воздухом.
— Сколько тебе лет? — Неожиданно спрашивает меня Ульяна.
Я прикидываю в уме прожитые циклы и фазы, и переводить их в года
— Где-то около двенадцати, если я правильно подсчитал.
— Сёмк, ты тормоз. Про ваши циклы я теперь знаю. Насколько лет ты себя чувствуешь.
Вопрос Ульяны опять ставит меня в тупик и я начинаю копаться в себе. Проблема в том, что в таких как я напихано множество обрывков памяти чужих людей, неуклюже склеенных в более-менее связанную ленту. Поэтому иногда встречаются забавные анахронизмы. Например я помню, что к поезду, который увез меня в пионерский лагерь, мы подъехали на такси. Все хорошо, но это была «Победа». В девяносто втором году.
Так что память отпадает, остаются только ощущения.
— По разному, Уля. От семнадцати, до двадцати семи. От настроения и занятости зависит.
Ульяна кивает головой, соглашаясь.
— Да, я тебя так же воспринимаю. Хотя, твоя мысль про двенадцать мне понравилась. А мне просто девятнадцать. Без всяких плюс-минус.
За бортом становится все темнее, все холоднее, в салоне начали запотевать окна. Пора одеваться. Мне то легко, а вот Ульяне… Она выгоняет меня в проход и командует:
— Снимай куртку, завешивай ей промежуток между сиденьями, а сам отвернись и не подглядывай. И куртке упасть не давай!
Десять минут пыхтения и чертыханий за моей спиной, десять минут невидимой мне акробатики и мне разрешают сесть на место.
А автобус все едет и едет по бесконечной дороге, монотонный шум, полумрак, покачивание. Скоро весь салон, все пассажиры, дружно, как по команде, начинают засыпать. Засыпает и Ульяна положив голову мне на плечо, засыпаю и я, чувствуя щекой помпон ее вязаной шапочки.
Я просыпаюсь от звука электрического звонка. Открываю глаза, осторожно выпрямляюсь, стараясь не разбудить Ульянку.
— Как спалось, Сём? Я уже давно не сплю.
— А где…
— На переезде стоим. Вагоны туда-сюда таскают, нам еще долго стоять, а вообще…
Ну, долго так долго. Прислушиваюсь к своим ощущениям и ничего необычного не чувствую. Ну, подумаешь, НБО выбрался на материк, всего-то навсего. Смотрю на свою руку — нет, не просвечивает. Скребу ногтями лед на стекле (Когда успел намерзнуть?) — рука сквозь стекло не проваливается.
— Ты чего, Сём?
— Меня пугали, что нейтринные системы неустойчивые и без подпитки энергией распадаются. Вот я и проверяю, не распался ли я.
— Ой… — Я слышу страх в голосе Ульяны. — Может нам сразу назад?
— Да шучу я. Просто проверял — не сон ли это.
— Гад!
Палец больно тычется мне под ребра.
Мы сидим в теплом и уютном автобусе, сквозь лобовое стекло видно, как катаются по рельсам вагоны. Народ, кто дремлет, кто тихонько переговаривается. А Ульяне сидеть надоедает.
— Я балда! Пошли на выход! Я же живу по эту сторону линии, две остановки на троллейбусе и мы у меня.
И она подскакивает с кресла, подхватывает сумку и тащит меня за собой по проходу. Минута на объяснения с водителем и вот мы уже стоим на тротуаре, а я, зачерпнув в пригоршню снег, плавлю его в руке. Вот он какой, оказывается… Вдыхаю полной грудью воздух и чудом не закашливаюсь от дурного запаха, от обилия выхлопных газов, еще от чего-то. Преимущества у жизни в лесу есть. Я так подозреваю, что и воду из реки здесь пить нельзя.
— Сём, это снег. И застегни молнию на куртке, а то простудишься.
Ага, простужусь. НБО не болеют и переломы у них срастаются в течение суток. Правда это там — а здесь?
— Уля, ты меня совсем за Маугли держишь. Еще покажи мне трамвай и троллейбус, и держи меня за руку, чтобы я не убежал, испугавшись. — Замечаю, что Ульяна волнуется и обнимаю ее, чтобы успокоить. — Я физически нигде дальше Шлюза не был, но памяти других людей в меня забито больше чем нужно. Так что просто веди меня.
А ведь прав был Семен Семенович, когда говорил Ульяне, что он может испугаться и убежать. Мы выходим из проулка, где стояли на переезде, на широкую, полную людей улицу и мне хочется спрятаться обратно в автобус. Столько народу, ужас! Поэтому я перестаю думать и просто механически переставляю ноги, следуя за Рыжей, позволив чужим воспоминаниям руководить мной. Но все равно, едва передо мной открываются двери переполненного троллейбуса, я отшатываюсь.
— Вперед, Сёмка! — Кричит сзади Ульяна и чувствительным толчком придает мне нужный импульс.
Десять минут адских мучений и еще десять минут пешего путешествия по кварталу панельных пятиэтажек (Во-о-он там мой детский сад, а в эту школу я ходила. «Здрасьте, Надежда Петровна. Нет, каникулы у меня. На третьем. Зайду обязательно. Он в горах загорел. До свидания».) и мы стоим перед подъездом.
— Вот, это мой дом. Заходи и не стесняйся.
А я, конечно, стесняюсь, но преодолеваю себя. Тем более, что родителей Ульяны дома нет.
В меру чистый подъезд, детские санки на площадке второго этажа и лужа талого снега под ними. А нам на третий. Ульяна открывает дверь своим ключом и запускает меня. Обычная четверка-хрущевка. Почему-то ожидал, что нас встретит сибирский кот, но кота нет, зато есть клетка с щеглом в большой комнате. Мы раздеваемся и проходим мимо щегла в комнату к Ульяне.
— Располагайся, я сейчас.
Ульяна убегает на кухню, а я оглядываюсь. Судя по интерьеру, хозяйке этой комнаты неоднократно и безуспешно пытались напомнить, что она все-таки девочка и должна вести себя соответственно. Поэтому на полке рядком сидят запыленные куклы, а справа от них уютно устроился потрепанный футбольный мяч. Но медведь, медведь явно любимый, в отличие от тех же кукол. Аккуратнейшие застеленная кровать и Веселый Роджер, вместо ковра над ней. Хвост велосипедной цепи, выглядывающий из под шкафа. А на трюмо, около сундучка для рукоделия, примостился большой глобус из школьного кабинета географии, весь исчирканный фломастерами. Прибегает Ульянка, приносит сковородку с яичницей и две вилки, видит направление моего взгляда и поясняет:
— Это у нас отработка летом в школе была, вот я старый глобус и позаимствовала. А потом мы с мальчишками по нему путешествовали.
Я сажусь на кровать, Ульянка, напротив меня, на стул. А между нами, на табуретке, сковородка с яичницей.
— А это что? — Я показываю вилкой на перевернутый аквариум на письменном столе, под которым стоит недоделанная модель двухмачтового парусника.
— Это? — Ульянка вдруг делается грустной, встает со стула и, повернувшись ко мне спиной, достает из ящика стола фотографию. — Это мы с братом клеили, но не успели доделать. А потом его в армию забрали, он сказал, что обязательно доклеим, как вернется.
Парень приблизительно наших лет. На нем военная форма, какую носят на юге — с панамой, а снят он на фоне гор.
— И что, обманул и не стал доклеивать? — Я идиот и понимаю это только озвучив вопрос. — Ох, прости меня, Уля! Давно?
Подскакиваю с места и обнимаю Ульянку.
— Семь лет назад. Мне тоже есть за что ненавидеть людей. — Ульяна поворачивается ко мне лицом и утыкается в грудь. — Но я этого не делаю.
«Но я же и не человек, вовсе», — хочу ответить и затыкаюсь, вместо этого.
— Вы бы долго присматривались друг к другу, но подружились бы, вы чем-то похожи. Он так же прятал свои чувства, но жег ими себя изнутри. И не подпускал к себе никого, кроме самых близких.
Настроение скомкано у обоих. Чтобы перевести тему спрашиваю про фотографию зажатую между двумя стеклами книжной полки.
— Подруга?
Там Ульяна с какой-то девочкой. Снято, похоже, на Последнем звонке. Обе девочки в белых фартуках, белых гольфах и с белыми бантиками, стоят, держась за руки, на ступенях школьного крыльца.
— Да. Светка. Тебе бы понравилась. Очень хорошая девочка.
— Не знаю. Мне ты, полгода назад, понравилась. Но об этом я тебе уже говорил.
— Это полгода назад. А сейчас?
А как ты думаешь, Рыжик& Одно из преимуществ моего положения состоит в том, что я, зная оставшийся мне срок, могу позволить себе говорить чистую правду.
— И сейчас, и всегда.
— Ты мне тоже, Сёмк. Сейчас и всегда.
Вот такое у нас выходит объяснение. Только сроку этому «всегда» до конца лета. А дальнейший день совершенно не откладывается в памяти:
Вот Ульяна, по моей просьбе, тащит меня куда-то на самую высокую точку города, чтобы я мог увидеть панораму.
— Нет, я надеялся что-нибудь вспомнить. Но нет.
Вот мы катаемся с деревянной горки и я сажаю занозу, глубоко под кожу ладони.
— Сёмк, её надо вытащить и продезинфицировать!
— Обязательно, Рыжик, как только приедем, сразу же к доктору пойду.
Вот мы на катке, где выясняется, что я умею кататься на коньках.
Вот мы бежим опять домой к Ульяне, где натыкаемся на ее родителей: «Папа, мама, это Семен. Мой товарищ с работы и очень-очень хороший человек! А сейчас нам надо бежать — автобус ждать не будет!»
Вот мы бежим на автобус, тот на котором приехали сюда, а водитель неодобрительно смотрит на нас — опаздывающих.
И так до самого вечера, когда мы, сбросив зимние вещи у Ульяны в её комнате в поселке, втискиваемся в поезд идущий в синтезаторный узел, чтобы доехать до моего домика.
— Как спалось, Рыжик?
— Очень плохо, Сёмк. Кто-то все время меня будил.
— Знаешь, та же самая картина. Кто-то все время меня будил. Вставай, завтракать будем.
За завтраком Ульяна делится своими грандиозными планами на мою персону. Как она откроет чудо-таблетку, приняв которую я перестану зависеть от циклов.
Рыжик, рыжик. Думаешь, что мы первые на этой дороге?
Есть и хорошие новости: каникулы кончатся, а Рыжик останется. Будет приезжать в среду вечером, а уезжать в воскресенье. «По четвергам у мальчиков военка, а я не учусь, а по пятницам у нас «Научно-практическая работа» в расписании. Так что я совершенно законно буду к тебе приезжать на три дня, каждую неделю. Только ты не думай, что мы с тобой будем заниматься… тем, чем… занимались. Я с тобой работать буду. Опыты на живом тебе ставить. Потому что ты мне на всю жизнь нужен, а времени мало. Сёмк, как времени мало и нужно успеть… Сегодня утром проснулась, а перед глазами календарь и в нем еще один день перечеркнут. И страшно стало — вдруг не успею. Сёмка, я не справлюсь, если ты мне не поможешь! Только имей в виду, если я не успею, я дождусь твоего следующего пробуждения, и тогда ты у меня побегаешь. Кузнечик в супе и гусеница под одеялом тебе конфетами покажутся!»
Но работать мы начнем завтра, а сегодня можно просто поваляться на берегу озера. Никто сюда не придет, люди стараются без нужды не покидать границу поселка, так что, главное сделать так, чтобы костер не дымил.
— А теперь рассказывай, что вчера было?
— Ну, Сём. Я решила, что надо тебя в гости пригласить. А то я у тебя была, а ты у меня нет. Вот я и провернула авантюру.
— Да уж, действительно авантюру. А если бы попались?
— Ой, Сёмка, ну не попались же. Не будь занудой.
Заноза все-таки воспалилась и Ульяна погнала меня к доктору. Вот так, мы доехали до поселка, она украдкой чмокнула меня и побежала на автобус, а я побрел в медпукт, поминутно оглядываясь, словно ожидая, что Ульяна вот-вот выскочит из кустов.
— Ну показывай, пионер.
— Здравствуйте, Виолетта Церновна. А где доктор?
— Я за него. Сокращение штатов и экономия бюджета — слыхал про таких зверей? И отмена надбавок за удаленность. Вот и пришлось вспомнить про свой диплом, пока дурачка на это место не найдут. Вот только его и не ищут. Но ты раздевайся, нам это не помешает.
— Так я уже, Виолетта…
Показываю воспалившуюся занозу.
— Как интересно… И давно это у тебя?
— Заноза? Недели две. Сразу вытащить не получилось, а потом я забыл про нее и вот.
— Две недели, говоришь. — Виола что-то прикидывает у себя в голове, потом достает фотоаппарат и делает снимок. Вытаскивает занозу, рассматривает ладонь, делает еще один снимок. — Жалобы еще есть, пионер?
— Есть. Надоело лето, хочу оставшиеся три времени года.
— Сам понимаешь, это не ко мне вопрос.
А потом Виола запирает медпункт изнутри и подвергает меня медицинскому осмотру с пристрастием, дополнительно берутся анализы, все, какие возможно. И достается пачка тестов, которые я вот прямо сейчас должен пройти. Чем-то это напомнило тот день, когда шеф привез меня, еще ничего не понимающего, в поселок. И представил пред ясны очи бабы Глаши, Толяныча, той же Виолетты, самого себя, Трофимова и еще пары мэтров, которые уже не работают. Снимает мои параметры в конце активной фазы? Возможно.
— Ну и как? Представляю я ценность для науки?
— Для науки, вряд ли. Но не все ценности стоит доверять науке, это я тебе как ученый говорю. Если больше нет вопросов, то свободен. Можешь пообедать в столовой, я сейчас распоряжусь, чтоб тебя покормили.
«Доктор, я буду жить? А смысл?». Сейчас пообедаю, и домой. А через три дня Рыжик приедет.

Потому,что гладиолус!

Попытался исправить ошибки.

Лицо как обычно закосячил.

Лагерь у моря 2. Часть 18.

 

Страничка на фикбуке. 

Часть 16

часть 17

 Белая змея «Кадуцея»: запись в закрытых файлах организации.

 Половина аномалии «Кадуцей», воплощенная в виде белой змеи, вырабатывает уникальную энергию. Единственная в своем роде, она не имеет аналогов. Еще когда объект только начал осознавать природу своей аномалии, эта энергия уже оказывала влияние на организм. Обостряя все чувства и усиливая органы: осязание, обоняние, обмен веществ, иммунную систему, внутренние органы, слух. Объект многократно превосходит стандартные параметры физического развития и восприятия homo sapiens. В отличие от кинетического поля, эта энергия переходит в видимый спектр уже при слабом излучении. Способность белой змеи, проявляется в виде потока чистого света, с вкраплениями сгустков энергии, напоминающих драгоценную пыль. Если носитель вкладывает в это больше сил, то интенсивность и ширина потока возрастают, а свет становиться ослепительным лучом.

 Сила белой аномалии исцеляет раны, причем не только носителя, но и тех, на кого эта энергия будет направлена. Разумеется, я не могла не изучить это явление досконально, настолько насколько это вообще возможно. Исцеление это не чудо, как может показаться на первый взгляд, и у него есть ряд ограничений. Энергия аномалии, не лечит, как какое-нибудь мистическое заклинание, нет, она проникает в ткани, тысячекратно ускоряя клеточную регенерацию. Даже самые глубокие, почти смертельные раны, под воздействием этой аномалии заживают первичным натяжением, не оставляя даже шрамов. Однако материя не берется просто так, регенерация расходует ресурсы самого организма. И, если раненный истощен, или повреждения обширные, то даже аномалия не сможет спасти его. Это же относится к отравлениям и инфекциям. Излучение «Кадуцея», помогает организму быстрее очиститься, но, если бактерии или вирус, или яд, слишком сильные, то даже ускоренный обмен веществ и усиленный иммунитет не спасут. Так же, аномалия бессильна при канцерогенных заболеваниях, человека больного раком, она мгновенно убьёт, вызвав неконтролируемый рост атипичных тканей. К тому же, энергия не способна реанимировать погибшие ткани, направив восстановление аномалии на человека, мозг которого уже необратимо погиб, регенерирует только тело, а сам человек, останется в коме.

 Как и в случае с кинетическим полем, и черным туманом, объект Док научился управлять этой энергией, перешагнув с природных способностей, на уровень оточенных навыков. Он может направить её в один мощный импульс, или в масштабное излучение, способное накрыть область в несколько сотен метров. Эта сила, воздействует на любую органику, ускоряя её рост и регенерацию. Экспериментально (или, как я подозреваю по просьбе ЮВАО) объект использовал это излучения, чтобы вырастить целую плантацию грибов. Мицелий гриба разросся со страшной силой и скоростью, пока не исчерпал все питательные вещества из почвы, не останови объект эксперимент, и всё грибы могли погибнуть.

 Заключение: Белая часть аномалии основательно изучена, но, ввиду невозможности хоть частично воссоздать генерируемую ей энергию, весьма ограниченна в использовании. Ни один из известных накопителей не способен не то, что сохранить эту энергию, но даже просто её засечь. Сам объект тратит на белую способность больше всего сил, она изматывает носителя куда быстрее, чем туман или кинетическое поле. Кроме того, использование объекта в качестве вне боевого целителя – нецелесообразно. С большинством ран вполне может справиться стандартная бригада военных медиков или палата интенсивной терапии и реанимации, различие только в скорости. Разумеется, в бою объект очень виртуозно объединяет все грани своих способностей, потери, при миссиях с участием Дока, всегда минимальны. Непонятным остается одно, каким образом он восстановил тот лагерь, два года назад. Тогда, когда змеи засверкали как портал, энергия «Кадуцея» подняла из руин целый лагерь, восстановив траву, железо, бетон и стекло (воздействуя при этом и на неорганическую материю). Есть теория, что объект способен использовать энергию абсолюта, становясь своего рода проводником между мирами, но последнее время, всё, что так или иначе связанно с межизмерением, объект использовать избегает. Отмечу, что мне лично запомнились следующие его слова «-Эта часть моих способностей, может стать самым страшным оружием. Как кинетическое поле и туман могут спасти, так и эта энергия, при определенных условиях, может убить». Продемонстрировать, как этим излучением можно погубить живой организм, а конкретно лабораторную мышь, Док категорически отказался. Позже, мышь из моей лаборатории пропала. Док утверждает, что Юля делает честные глаза, и говорит что не причем.

Доктор В.Ц. Коллайдер.

Ричард.

 К очередному сновидению я оказался не готов. Совершенно. То, что ко мне постепенно переходят память и сила Кукулькана, я уже осознал, и принял. Не смирился, а именно принял. Могущество и возможности древнего божества уже спасали нам жизнь. Беспокоило другое, я начинал ощущать его чувства, как свои. Это не одержимость или её подобие, просто со временем стиралась грань, сейчас, пусть и осознавая что это сон, я не мог провести четкую черту между нами. Не мог точно сказать, где заканчивается Ричард, и начинается Кукулькан. Пока что, сходства между смуглым парнем из моих снов, и летающим чудовищем не наблюдалось. Но это он, точно он, та же сила, те же ощущения от его присутствия. Погруженное в сон сознание, затягивало в самые глубины я.

 Вспышка света

 В глазах постепенно проясняется. Солнечно, вокруг влажный тропический лес, такой знакомый пейзаж. Молодой охотник стоит у входа в деревню со шкурой ягуара у ног, и копьем в руках. Жители неверяще оборачиваются, это не тот зверь которого можно добыть в одиночку. Каждый протягивает руку, чтобы коснуться плеча, спины или шеи, идущего к вождю человека. На смуглой коже остаются разводы глины и красок, нанесенных на пальцы жителей. Сегодня праздник, юноша исчез, а в племени появился новый мужчина. Вождь лично забирает шкуру, и дает право завести семью. Даже те, кто когда-то дразнил или бил его, смотрят с удивлением. Слова не нужны, в племени не любили зря чесать языком. Вместо пустых оваций, деревня встречает его едой и напитками. Отдельно стоят восемь молодых свободных девушек, каждая из которых готова стать женой охотника, победившего царя джунглей.

 Вспышка света.

 Охотник забрал себе жену. Выбор пал на молодую темноволосую девушку, которая ему давно приглянулась, раньше, она и не посмотрела бы на убогого сироту, но в древности человека делают его поступки и навыки, а не лицемерная замена современной цивилизации. Охотник всем доказал, на что способен. Его мечта исполнилась, он больше не будет одинок. Два тела, сплелись в страстном соитии. Её губы шептали в темноте, а плоть была податливой и гибкой, словно молодая ветка. Охотник засыпал и просыпался в объятиях любимой, у него появилась собственная семья, о которой, будучи ребенком, он мечтал каждый день. Долгими ночами, молодой парень смотрел на звезды, долгими годами тренировал свои природные силы. Ветер, земля, огонь и вода - его плоть и кровь, его щит и меч. Но тепло стихий, меркло перед стуком сердца любимой девушки, и осознанием нового себя.

 Вспышка света.

 Уже повзрослевший охотник, стоит на заросшем лианами и деревьями холме. Не юноша – мужчина, со смуглой кожей и перекатывающимися под ней канатами мышц. Он не один, с ним маленькая девочка, чертами лица очень напоминающая отца. Лет семь навскидку, совсем юная, худая и смуглая, но полная детской энергии и шалостей. Веселая малышка, которая выросла в любящей семье, она собирала цветы для мамы, ждущей их дома с ужином. То, чего сам охотник был всегда лишен, он беззаветно дарил семье, не раздумывая. Каждый миг, каждый вздох, он посвящал любимым. Я чувствовал это, все его мысли и чаяния, все его страхи. Единственное, чего боялся древний носитель, это потерять дорогих людей. Собственная смерть не пугала повелителя стихий, не раз и не два, он смотрел ей в глаза. Она выглядывала из кустов глазами хищного зверя, она нападала, в форме примитивного оружия врагов племени, но каждый раз охотник выходил победителем.
 Девочка держала в руках воздушного змея, из тонких тростинок и ткани, отец лично сделал его для любимой дочки. Кукулькан стал вторым в своём селении, все спорные моменты и сложные ситуации, решал именно он. Именно к нему, приходили в поисках помощи и совета, именно он научил свой народ столь многому, что барельефы с его изображением уже разошлись по другим племенам. Родные туземцы с трепетом произносили его имя, а враги пугали Кукульканом детей. Даже в древности, без стычек не обходилось, и примитивное оружие проливало немало крови. Обнимая пищащую от восторга девочку, с веревкой от парящего в небесах змея в маленькой ладошке, охотник испытывал ни с чем несравнимое счастье. Бывший сирота, стал пользоваться своими способностями и знаниями, он создал календарь, новые принципы земледелия, механизмы и рычаги. Способности он не скрывал, и некоторые соплеменники стали поклоняться ему как живому идолу. Однако, сам он с большим удовольствием направлял потоки ветра в крылья змея, чтобы развлечь дочь, чем использовать дар для боя. Пусть он и поглощал души животных, питаясь их жизненной энергией, Кукулькан не переходил тонкую грань, не позволял своей жажде крови, поглотить человека. Пока…

 Вспышка света.

 Пепелище. Обугленный дом, сгоревший полностью, остались только каменные стены. Вокруг убитого горем охотника, стоят молчавшие соплеменники. Если бы он только был ЗДЕСЬ! Если бы мог спасти свою семью, а не воевал с другими племенами! Ветер выл как дикий зверь, небо полностью заволокло стальными тучами, отвечая на боль и горечь носителя аномалии. Молния ударила совсем рядом, ослепив зевак, следом за ней пришел оглушительный раскат грома, настолько сильный, что люди попадали на колени. Мужественный первобытный охотник, проливавший кровь и разящий врагов, плакал, не в силах заставить себя смотреть на останки жены и дочери.
 -Они напали ночью, пока тебя не было. – Прозвучал рядом печальный голос. Сам вождь пришел. Невысокого роста толстый туземец. Когда-то он был силен и статен, но оседлый образ жизни, праздность и возраст, сделали его таким. – Мы успели отбиться и прогнать поджигателей, но два дома потеряли. В долине больше нет врагов.
 -Кто? – Просто спросил Кукулькан. Слезы аномалии мгновенно высохли, он жаждал мести. Раз вокруг нет трупов врагов, убийцы его семьи живы, на их несчастье. Именно сейчас, я впервые почувствовал в нем отголоски того беспощадного монстра, в которого майя превратился спустя много лет.
 -Племена Ацтеков. – Ответил один из воинов, приближенных вождя. – Я узнал их по рисункам на телах, и вот, это осталось на поле брани.
 Воин протянул Кукулькану копье, которое он сразу узнал. С таким оружием в бой ходили соседние племена, не раз и не два спорившие с ними за территорию. Но напасть на женщин и детей, ни ограбить, ни пленить, уж пленников он бы отбил, а предать жуткой смерти в огне. Вернуть любимых оттуда, он не сможет, никто не сможет. Снова один, без семьи, без смысла жизни. Опустошение Кукульна, я чувствовал как своё. Своими глазами видел его мысли, как девочка уже проявляла любопытство, к исследованиям отца, как жена ласково гладила его волосы, каждый раз как он возвращался из походов. Другие охотники и воины удивлялись, как можно НАСТОЛЬКО любить женщину и ребенка, но только за спиной. В открытую, никто не смел, осуждать живого бога.

 Вспышка света.

 Тайфун, яростный, беспощадный тропический тайфун. Чудовищной силы ветер рушил примитивные дома, сбивал с ног воинов, ломал деревья. Кукулькан уничтожал очередное селение вражеского племени, вдумчиво, жестоко, как это может только человек. Он был один, без воинов, без оружия. Он сам, оружие, стихия обретшая плоть и кровь. Двое воинов выбежали прямо на него, метя наконечниками копий в сердце. Усилие воли, и земля разверзлась под их ногами, погребая заживо. Он был глух к крикам и мольбам, как были глухи они, к плачу маленькой девочки сгорающей в пламени. Торнадо, землетрясения, наводнения, множество природных катаклизмов обрушились на голову Ацтеков. Убивать и убивать, не останавливаясь ни на мгновение. Пусть и ненадолго, но залить потоками крови пустоту в истерзанной душе.
 -Какая беспросветная глупость. – Безжизненным голосом сказал охотник, глядя, как племя приносит в жертву своим богам одного из воинов. – Никто не откликнется на ваши мольбы. Где теперь ваши боги? Где они были, когда вы погубили мою семью?! Просто исчезните!
Взмах руки, и земля обрушилась под алтарем, просто поглотив около сотни человек. Вырвавшаяся из глубокой каверны на поверхность лава, воспламенила лес, но Кукулькан мгновенно потушил его. Он проклинал огонь, прекрасно понимая, что в смерти дорогих ему людей, виновно не пламя, Кукулькан тем не менее ненавидел, эти багровые языки пламени и треск горящего дерева, в котором он слышал детский плачь.

 Вспышка света.

 Он поднимался к вождю, пирамида которого уже достроена. Величественная каменная гробница, фундамент которой охотник помогал закладывать, будучи ребенком, уже при жизни она стала символом процветания правителя. Не став тревожить стражей, Кукулькан приземлился прямо на вершину, где проводил обряды и отдыхал вождь. Он давно умел летать, ветер стал его крыльями, но радости полет не приносил, некому было разделить с ним восторг свободы, как когда-то. Прошел почти год, а боль утраты ещё не утихла в его сердце. Любая девушка его, и не только его племени, готова была покорно раздвинуть перед ним ноги, любую девушку из чужого племени, он мог взять силой. Но разве будет на дне их глаз такая же любовь, разве родится ребенок, способный хоть частично заполнить пустоту, оставшуюся после его родной крови? Непокорные племена, Кукулькан истребил, последнее сопротивление Ацтеков сломлено, даже враги, признали его богом, и называли не иначе как пернатый змей, Кетцалькоатль, повелитель ветров. Сегодня он доложит вождю, что племя теперь правит всеми землями, получилось это даже раньше, чем все предполагали.
 В комнате за стеной, переговариваются тихо два человека. Воздух доносит до уха повелителя каждое слово. Охотник как всегда передвигался бесшумно, давняя привычка, родившаяся под сенью первобытных лесов.
 -Уже скоро, наш бог уничтожит последних врагов. – Послышался голос вождя, сопровождающегося чавканьем. Слово бог, он произносил с издевательской интонацией. Толстяк как всегда ел, ел не переставая. – Завтра прилетит к пирамиде. Великий пернатый змей, так его теперь называют племена. Скоро и править его сподвигнут.
 -Наш вождь вы. – Отозвался второй человек, самый приближенный к патриарху воитель.
 -Но не бог! – Взвизгнул правитель, удивив Кукулькана настолько, что он не стал спешить, и появляться перед ними. Толстая стена отделяла вождя от него, но это не мешало аномалии слышать каждое его слово. – Кукулькан обладает властью, которая не снилась ни мне, ни моему отцу, ни даже отцу моего отца! Презренная чернь, поклоняется ему. Прикажи он, и все головы сложат ради своего божества. Кто сделает так для меня? Но он слеп! Слеп и глуп! Вместо власти, подавай ему открытия, новые земли и знания, семью.
 -Ему не нужна власть, повелитель. – Разумно сказал собеседник вождю. – Кукулькан стремится к совсем другому.
 -Пусть не нужна! Но она, у него, есть! – Перешел почти на крик толстяк. – Кого приветствуют громче и искренней? Кому ставят алтари добровольно, а не возводят за плату? К кому люди идут за советом, и с подношениями чаще и охотнее? К НЕМУУУУ, НЕ КО МНЕ - ВОЖДЮ!
 -Он нам нужен. Кукулькан сделал для народа больше, чем несколько поколений до него, и не сделают ещё несколько поколений после. – Сказал воин, то, как даже самый преданный правителю боец, защищает охотника, взбесило его окончательно.
 -Теперь не нужен! – Торжественно произнес вождь. – Последние племена падут, и мы избавимся от него. Отравим, как когда-то его жену и ребенка, а потом предадим огню. Страшно представить, что могла случиться, унаследуй его отродье хоть крупицу сил отца.
 Внутри Кукулькана что-то сломалось. Ричард чувствовал, как исчезает его гнев, страх, ненависть…не остается ни малейших чувств. В опустошенной и изорванной, преданной своим народом душе, поднималось безумие, оно вырастало как раковая опухоль, на обломках былого сознания. Если и есть переломный момент, который превратил Кукулькана из человека в одержимого монстра, то это именно он.
 -Мой вождь, не стоит поминать наш грех. – Безжизненным голосом ответил воин. – Это было недостойным деянием. Девочка могла вырасти прекрасным человеком племени, а теперь нам не отмыть с рук их кровь.
 -Что достойно, а что нет, решать мне. Я вождь! – Отрезал толстяк, ударив кулаком по столу, на пол упала золотая посуда, и звон металла эхом отразился от стен.
 Он не убьет их сейчас, решил Кукулькан. Зачем? Это не вернет дорогих ему людей, не вернет в мир их улыбки, тепло и смех. Все кто был ему дорог, погибли. Его родители, его жена, его бедная маленькая дочь, которая совсем не успела вкусить жизни. Хрупкие, родные, любимые девушки, их больше нет. Те же, кто остались, просто…Мусор. Убогая, жалкая масса мяса, которая годиться только для того, чтобы стать пищей.

 Вспышка света.

 На вершине пирамиды стоит вождь, десяток его воинов, и Кукулькан. У подножия собралось практически всё племя. Все у кого были хоть какие-то украшения, будь то золото или кости и перья, щеголяли в них. Лица разукрашены по поводу праздника. Кукулькан печально усмехнулся, как недалеко они ушли от обезьян, крикливые, вычурные, как животные стремящиеся показать друг другу свою яркость и значимость, как попугаи украшают свои перья всякой ветошью.
 -Сегодня мы объявим окончательную победу. Да? – Спросил патриарх у Кукулькана, который кутался в свой плащ из перьев. О, если бы вождь умел читать по глазам, то бежал бы, а то и вовсе, покончил с собой. – А вечером будет пир, с лучшим вином и яствами. Может и траур свой сбросишь, выберешь себе новую жену.
 -Разумеется, сегодня всё изменится к лучшему, повелитель. – Ответил он. Воины с тревогой смотрели на лицо аномалии, оно осунулось, будто постарело за ночь, оно теряло человеческие черты, в нем проскальзывало… что- то страшное. На дне глаз плескались багровые искры. Кукулькан взял с собой копьё, и воины удивленно шептались, ведь за последние три года, никто не видел, как он пользовался оружием смертных. Следующие слова, ножом прошлись по окружающим, даже самые храбрые воины, ощутили дыхание страха. – Как изменилось в ночь, когда ты, вождь, убил мою семью.
 Лицо вождя посерело, лоб покрылся капельками холодного пота, глаза в панике забегали вокруг. Мгновение назад ясное небо, заволокло серыми тучами, сам день померк.
 -Прикажешь убить меня? – Безжизненным голосом спросил охотник. – Вот только я не беззащитная женщина и не малое дитя, которому не исполнилось и десяти лет. Посмотри на своих воинов, кто из них посмеет, напасть на меня, на бога?
 Кукулькан был прав, ни одно копье, ни один меч или дротик, не указывали на аномалию, да что там, воины боялись даже посмотреть в сторону разгневанного майя. Взмах руки, и камень под ногами вождя крошится, вздымается наверх, и замуровывает ноги человека, не позволяя ему шевелиться. Лицо вождя озарило понимание, он понял всё, понял, что сегодня, его дни сочтены. В глубине души, ещё жил былой воин, поэтому он не просил пощады, не скулил. Пусть. Он уйдет, как подобает майя.
 -Сегодня, каждый из майя выберет, за кем вы будете идти. – Обратился к замершей в ошеломлении толпе Кукулькан, он не кричал, но в наступившей тишине, ветер донес слова до каждого жителя. Охотник указал мускулистой рукой сначала на вождя, а затем на себя. – За человеком, или, за богом!
 Всего пару мгновений, и на колени опустились первые майя, те, что давно основали культ пернатого змея, и ждали этот час. На лицах аборигенов сияла улыбка, а в глазах фанатическая преданность. Вслед за ними, пали ниц остальные, даже воины из свиты вождя. Кукулькан поднял копье над головой, устремив навершие вверх, со стальных небес сорвалась ветвистая молния, с громовым раскатом поразившее остриё. Очень редко охотник пользовался этой частью своей силы, самой разрушительной, от которой не было защиты, не было спасения. Уже давно, ещё когда он смотрел в окно на грозу, усадив на колени маленькую дочь, буря шептала ему, что ударит куда захочет Кукулькан. Металл наконечника раскалился, принимая разрушительный напор, разряд испепелил древко, и прошелся по коже аномалии, оставляя ветвистые ожоги. Для людей прошла сотая доля секунды, но сам Кукулькан чувствовал, как его кровь и гнев наполняют молнию. Разряд прошел с левой руки, которой он держал копьё, до правой, которой указывал на вождя. На кончиках пальцев аномалии, сверкал и плевался искрами багровый шар, размером с небольшой мячик, но сиявший подобно солнцу. Свет шаровой молнии превратил пирамиду в нечто невероятное, окрасив сами камни в кроваво красный цвет.
 -В долине больше нет врагов. – Безумная улыбка, в лучах багрового света, стала последней картиной которую увидел вождь. Чудовищной силы разряд, сорвался с рук Кукулькана сопровождаемый раскатом грома, настолько мощным, что лопались барабанные перепонки, и превратил человека в полыхающий факел. Толстое тело вождя сгорало изнутри, было видно каждую косточку, крик не успел вырваться из осыпавшихся прахом легких. Испепеление. От врага аномалии, осталась только горстка тлеющего пепла.
 -Ку-куль-кан. Ку-куль-кан. КУ-КУЛЬ-КАН. – Хор голосов становился всё громче. Культисты бились в экстазе, а простые соплеменники тряслись от ужаса. Живой бог смотрел на своих людей, смотрел светящимися багровыми глазами, из уголков которых, сочилась на лицо густая кровь.

***

 -Вашу мать! – Проснулся я с криком, при этом напугав Юлю, Славю, и несколько сидящих на ветках птиц. Кошкодевочка, до этого спокойно лежавшая рядом, отпрыгнула, и прижав ушки к голове испуганно за озиралась. Мелкие пернатые, хлопая крыльями уносились прочь.
 -Кошмар приснился? – Славя отреагировала не в пример спокойнее, но палец на курке держала. Мы вообще уснули очень весело, я в центре, с левого бока Юля, с правого Славя, положившая винтовку возле себя. Думал, глаз не сомкну, но тепло и уютное сопение девочек быстро вырубили усталое сознание.
 -Не то слово. – Ответил я, вспоминая все подробности. Слишком реалистично, слишком. Утро очень раннее, но уже пора начинать собираться, хорошо, что я не проснулся посреди ночи и не испортил девочкам отдых, силы нам понадобятся. Шум жизни вокруг, постепенно забирал ночные тревоги. Щебетали птицы, стрекотали кузнечики, в мокрой от росы траве шуршали ящерицы, выползающие греться на первые лучи солнца, да и воздух, нес в себе неповторимую утреннюю свежесть.
 Впервые, чтобы не терять времени, мы подкрепились СП – 1. Юля при этом скорчила настолько недовольную мордочку, что мы со Славей искренне посмеялись.
 -Ну правда, хоть соли бы добавили! – Мяукнула недовольная нека, возмущенно дернув хвостиком. Кошачьи атрибуты аномалии, здорово показывали её настроение, никакого индикатора не нужно. Однако, Юля всё же сжевала свою порцию, после чего, мы дружным шагом отправились дальше. Дождь так и не пошел, но разрушительное действие ночной бури, просматривалось невооруженным взглядом. Тут и там, на деревьях зияли свежие раны от отвалившихся веток, а река несла в своих водах целую кучу природного мусора и пыли.
 Природа стала ощущаться ещё ближе. С каждым погружением в себя, я перенимал всё больше способностей повелителя стихий. Сосредоточившись на воздушном потоке, я чувствовал всё, чего он касается, от камней, до пушистого хвоста Юли. Земля под ногами уже не чувствовалась как простая твердь, с каждым шагом, я ощущал как по ней проходит сейсмическая волна. Чувствовал большие подземные камни, норы грызунов и прибрежный ил реки, в котором копошились лягушки. Странно, как можно жить, не ощущая всего этого? Объективно говоря, сейчас я понимал Кукулькана. Да, он стал чудовищем, но на его месте, любой бы сошел с ума. Самых страшных демонов, люди создают сами: ядерное оружие, упадок экологии, политических тиранов, беляши на вокзале, в конце концов.

 Внезапно, запищало устройство на моей левой руке. Джой всё же смог подобрать ключик к данным на флешке. На экране высветилась информация о данных на накопителе, а так же то, что десять процентов этих данных, безвозвратно утеряны.
 -Это то, что я думаю? – Славя внимательно разглядывала экран через моё плечо.
 -Именно. – Я быстро пробежался глазами по файлам. Личный дневник, шифры, а так же, коротко и лаконично подписанная папка «бестиарий», и, самое главное, карта! – Это. Просто. Клад.
 Информация с носителя, как раз то, чего нам сейчас не хватало. Со стороны реки доносился шум текущей воды, над ухом начинали жужжать разные насекомые, а я, неотрывно смотрел на экран. думая, что открыть первым.
 -Рич. – Привлекла моё внимание блондинка. Славе даже пришлось потормошить моё плечо, настолько я был увлечен новой информацией. – Давай доберемся до дневного привала, и там спокойно это всё просмотрим.
 -Так точно, но сначала. – Я открыл файл с картой, и приложение в джое, мгновенно интегрировало новую информацию в свои архивы. Без связи со спутником, о точной геопозиции можно было и не мечтать. Но к счастью, предыдущий владелец накопителя, отмечал на карте свой маршрут. – Смотрите девочки, это ущелье, в котором мы сейчас находимся, оно заканчивается у самого моря, а начинается высоко в горах.
 -А это, отметки разных объектов! – Славя указывала пальцем на пометки в карте. – Бункер 112, Ледниковый Реликт, а вот это, судя по всему, подземелье, в котором мы очутились после прыжка.
 -Да, кто бы ни вел этот дневник и карту, он оказал нам огромную услугу. – Снимаю перед ним шляпу. – И ещё, язык интерфейса и файлов, что-то на английском, но большая часть, на нашем, родном. Славя, дата! Посмотри на дату!
 -Боже. – Девушка ахнула, прикрыв рот ладошкой. Последняя дата записи в дневнике 22.05.2238 года. – Май, две тысячи тридцать восьмого года. Мы в будущем.
 -Или, в одном из вариантов будущего. – Добавила Юлия, многозначительно кивнув головой. Она только что заканчивала осматривать косичку, которую спящей неке заплела Славя, и, по виду, осталась очень довольна. – Миров много, и некоторые, живут по совсем другим физическим законам.
 -Теперь, можно двигаться не вслепую. – К большинству зон, тут есть комментарии. А в дневнике аудио файлы.
 -Включим последний? – Предложила Славя.

 Так, не прерывая движения, мы с девочками прослушали последние слова хозяина флешки. Осторожность, тем не менее, я не терял, периодически переходя на зрение охотника, теперь это стало до безобразия просто, одно лишь желание, и мир теряет краски.
 -Конец мая. – Начал говорить мужской голос из динамиков джоя. Немного хриплый и уставший, он явно принадлежал мужчине далеко за тридцать. – Я остался один. Думаю, эта тварь не станет меня преследовать, после того, как Двадцатый прострелил ей крыло. Жаль, что перед этим, гадина буквально смяла его в кашу, нашего товарища не спасли ни огнеупорные щитки, ни плазменное оружие. Да, я убежал. А что может сделать человек с пистолетом? Обычные пули ИХ шкуру не берут.
 -Господи. – Тихо шепнула рядом идущая Славя. Девушка так увлеклась, что чуть не вписалась в большой куст возле дороги, но бдительная Юля потянула её за локоть.
 -Раны ноют всё сильнее. К экспедиции в ущелье, мы оказались совершенно не готовы. – Продолжил свой рассказ неизвестный. – Я, Семнадцатый, последний из выживших обитателей бункера. Как отвратительно умирать, даже не имея собственного имени. Мы родились под землей, и под землей бы и сдохли. Смотритель так и не решился открыть затвор, за столько лет. Потом, пришли ОНИ. Кха, твари вскрыли многотонную стальную дверь, как консервную банку. Пятерым удалось сбежать, но теперь, все кроме одного, уже отправились к праотцам. Как же болит нога, наверное, мне недолго осталось. Я диктую последние слова в свой дневник, в шаге от вершины ущелья. Кто бы ни нашел эти записи, надеюсь, собранные нами данные о внешнем мире, принесут пользу. Отдохну пока вон на том камне, как раз будет время снять все пароли с данных. Дневник, видимо у меня уже горячка, камень что, шевелиться? Так не быва...
 -Да уж, страшные вещи творятся в этом мире. – Покачала головой Славя. Запись окончилась захлебывающимся криком, и звуками выстрелов. – Жалко его, умер в одиночестве, израненный.
 -Но подарил шанс на выживание нам. – Сказал я, и серьезно задумался. Теперь есть карта, и возможность выбрать, куда идти. Редкие тучи на небе, вроде не предвещают бури, какая покатилась вчера. – Если верить карте, то река впадает в черное море, то есть, можно выйти к большой воде. Правда, тут какая-то странная пометка.
 -Ага, и что-то мне кажется, это не обозначение «тут безопасно». – Славя смотрела на карту, где у самого конца ущелья, в месте соединения реки и моря, нарисован красный перечеркнутый круг.
 -Как назло, именно эта часть данных повреждена. – Посетовал я на судьбу. – Хотя, надо быть благодарными, что хоть что-то сохранилось. Итак, товарищи. Куда пойдем?

 «Стая»: запись в бестиарии Семнадцатого.

 Внешний вид: В стае, есть два типа живых существ. Простые волки, и вожак. За время ядерной зимы, это один из немногих видов относительно крупных млекопитающих, не сильно изменившихся внешне. Выглядит стая, как группа крупных волков, разного цвета. Как правило, во встречавшихся нам группах, стая не превышала пяти-семи голов. В каждой стае, есть вожак, наиболее крупная особь, вот здесь уже видны и первые мутации. У вожака более удлиненное тело, крупные челюсти, и дополнительный орган зрения на лбу, выглядящий как третий глаз.
 Повадки: Полностью их изучить не удалось, на большие группы людей стая не нападает, предпочитая избегать. Ведет себя разумно, некоторые особи играют роль разведчиков, двое всегда в арьергарде. Поведение стаи, в корне отличается, от описанного в довоенных энциклопедиях поведения волков. Есть предположение, что вожак каким-то образом контролирует действия остальных животных, превращая стаю в единый макроорганизм. Стоит убить вожака, и стая разбегается, это и спасло в свою время от смерти Пятнадцатого. Для одиночек или ослабленных групп, стая смертельно опасна, человечиной на поверхности вообще, хищники не брезгуют.
 После столетий жизни без участия цивилизации, большая часть мутировавшей флоры и фауны, считает нас просто ещё одним источником белка. Человек больше не вершина эволюции, миром правят мутанты. Убить простого хищника стаи, не сложно, сердце, легкие, мозг: тело волка вполне уязвимо к огнестрельному и холодному оружию. С вожаком сложнее, во первых, сам вожак никогда не приближается к жертве, пока стая не истощит её, предпочитая добивать уже израненную добычу. Так же, у него очень прочный скелет, особенно череп, а сердце мутанта заключено в своеобразную костно-хрящевую сумку, которую не каждая пуля пробьет. Целиться надо в глаза. Вскрыв убитого Пятнадцатым зверя, я отметил серьезные изменения в органах вожака, показывающие, насколько мутировали звери за двухсотлетний период. Мозг хищника большой, с глубокими извилинами, так что тварь практически разумна, мышцы прочнее, и их больше в грудном отделе. Скелет легкий, с большим количеством хрящей, благодаря этому тварь может двигаться даже с перемолотыми костями. Пятнадцатый убил тварь из крупнокалиберной снайперской винтовки, пробив её центральный «третий глаз», тем самым нанеся критический урон.
 При встрече со стаей, стоит немедленно сгруппироваться, если вас много, или бежать, если ты один. Волков одиночек на поверхности больше нет, так или иначе, они прибиваются к вожакам. Если умирает вожак, то остальные особи ищут нового покровителя, это у них теперь на уровне инстинктов. Выяснить, рождаются ли вожаки от простых особей, или как-то иначе, полка не возможно. Товарищи и так считают меня психом, который тратит время на исследования. Но что наша жизнь? Мгновение, а добытые знания, смогут помочь остальным, выжить во враждебном мире.