Доли еротика

Магия?

А убедить реакторчан заплюсовать никем не известный и понятный только маленькому кругу Вечерний костёр,скажите не магия?

Начало:
Глава 1. http://vn.reactor.cc/post/2626275
Глава 2. http://vn.reactor.cc/post/2649697
Глава 3. http://vn.reactor.cc/post/2666697

Продолжение

IV
Реанимация

Утро начинается с чрезвычайного происшествия, Ольга Дмитриевна, этот капитан корабля «Совенок», этот хранитель распорядка дня и воспитатель порядочных пионеров, забыв вчера завести будильник, умудряется банально проспать пробежку. Я просыпаюсь без будильника и лежу – жду звонка, сперва не открывая глаз, потом разглядывая потолок, потом мне это надоедает и я поворачиваю голову в сторону спящей Ольги. Вот, спрашивается, зачем я вчера ее укрывал простыней, если эта простыня опять лежит скомканная на самом краю кровати, а Ольгины выпуклости и впуклости декоративно прикрыты ночнушкой. «Ох ты горе моё», – ворчу про себя и перевожу взгляд с выпуклостей вожатой на часы. Ага, пора вставать. Встаю, стараюсь максимально бесшумно одеться, укрываю Ольгу простыней (а я, кажется, подружился с вожатой, первый раз в этой жизни), забираю свои мыльно-рыльные и выхожу на крыльцо.
Выхожу на крыльцо и жду утренний холод, но его нету, Солнце едва встало, но уже жарко. Слави не видать, может она тоже проспала, я не знаю. В любом случае, дожидаться никого я не намерен, будить Дмитриевну тоже не входит в мои обязанности. Я же не знаю, вдруг она и не собиралась сегодня бегать, вдруг она решила к естественному образу жизни, в треугольник: кровать-шезлонг-пляж, вернуться? Когда прохожу мимо вигвама номер тринадцать, на крыльцо выходит Журчащий Ручей, тоже с полотенцем на плече.
– Доброе утро, Сенечка. А я с тобой, можно?
Гм. Мику будет обливаться до пояса холодной водой? Какая интересная мысль. Нет, надо выключить внутреннего пошляка, он сейчас Мику не позабавит, а скорее обидит и отпугнет. Ладно, сегодня мы просто умоемся раньше других, без воднозакаливающих процедур.
Мику сегодня утром ведет себя так, будто и не было интригующего вчерашнего вечернего разговора, забыла что ли?. Ну, а я что? Я молчу об этом, захочет – спросит, а все, что мне нужно знать – мне и так или расскажут, или я сам увижу. Пробегает одинокая Славя, искоса глянула на нас, кивнула и даже не остановилась.
– Знаешь Сенечка, я вчера со Славей разговаривала, пока ты с Ольгой Дмитриевной танцевал. В общем, Славя больше не будет к тебе приставать.
– Мику, неужели вы еще и…
– Нет-нет, Сенечка, Славя сама подошла, сама извинилась и сказала, что ошиблась, что она думала, будто дама это…
Мику прерывается и резко меняет тему. Вот оно!
– Помнишь наш вчерашний разговор? Я всю ночь думала, пока не уснула, а потом утром проснулась, тоже думала, а потом услышала, как ты из домика вышел и решила, что лучше сейчас тебя спросить, а то никогда не соберусь.
Мику волнуется, ее даже потряхивает. Я подхожу и хочу взять ее за руку чтобы успокоить, как делал это вчера, но она отдергивает руку и продолжает.
– Не сейчас Сеня. Я так и не смогла придумать, как задать тебе этот вопрос иначе, но, в общем… Кто ты такой?
И смотрит непонятно. Со страхом? Нет, непонятно.
– Мику, и как я должен ответить на этот вопрос?
– Как хочешь, Семен. Если не ответишь, это тоже будет ответ.
Да какого черта? В дурку меня отсюда все равно не увезут, нету здесь дурки. В любом случае, Мику мой ответ оттолкнет и либо не понравится, либо испугает, либо она мне перестанет верить. И все эти варианты меня печалят, но это, наверное, правильный выход. Тогда я смогу после-послезавтра уплыть отсюда на лодке, не особо огорчив японку. Да и врать не хочется, и не можется, кстати. Не хотел уплывать, но придется, придется.
– Мику, ты хитрая, ты задала такой вопрос, на который, чтобы ответить, нужно рассказать всё. Помнишь, вчера я обещал не обманывать тебя?
Хочу еще продолжить, но на сцене появляются рыжие. Ну да, Лены нет, Лена же спит до завтрака, и я только говорю Мику, что: «После завтрака, у тебя в кружке».
– Привет, засони.
– Доброе утро, Алисочка, Ульяночка.
– Пф. Привет Микуся и Сенечка. Вы знаете, что вас теперь иначе не называют?
– Ах, Алисочка, ну что ты за глупости говоришь? Пусть как хотят, так и называют.
– Нет, если бы вас поодиночке называли: одну – Микуся, а другого – Сенечка, то все было бы нормально, хотя Сеньку звать Сенечкой, это конечно перебор. Но про вас говорят именно так: «Микуся и Сенечка», «Сейчас придут Микуся и Сенечка», «Это места Микуси и Сенечки», «Еще одни Микуся и Сенечка».
– Короче, жених и невеста. – Вмешивается Ульяна, и, подойдя ко мне сзади, легонько тычет кулачком в бок, чтобы я обратил внимание, и, глядя в пол, бурчит едва слышно. – Спасибо.
Да пожалуйста. Ерошу пятерней Ульянкины волосы, она уклоняется, не успевает уклониться и только возмущенно ойкает.
– Все равно ты еще лохматая.
Рыжим еще умываться, и Мику, кстати, тоже, а я – к себе.
– Ладно, девочки. Вы как хотите, а я пошел вожатую будить. На линейке увидимся.
Зря я бандиткам проспавшую Ольгу выдал. По глазам вижу, что они сейчас будут думать, как и куда им применить полученную информацию.
Было бы интересно попробовать, но будить вожатую не приходится. Ольга сидит на крыльце с таким заспанным-заспанным видом, что мне самому захотелось обратно в постель, не смотря на проведенные водные процедуры. Вот, кстати: умылся, зубы почистил, а чего-то не хватает. Неужели ощущения ледяной воды на теле не хватает? Всего то два дня, а уже привык. Завтра поставлю эксперимент, и ни сборная по бегу, ни Мику мне не помешают.
– Как спалось, Ольмитревна?
– Твоими молитвами, Семеныч. Мог бы и разбудить, а то неудобно теперь – вожатая, а проспала, как школьница.
Нет, действительно, впервые в истории я, вот так вот, шутливо препираюсь с вожатой, зову ее в сокращенном варианте имени-отчества, пью с ней чай, она мне рассказывает о своем детстве. Ну, подружился не подружился, но была бы такая вожатая у меня в стартовом лагере, я, может, и не сбежал бы никогда. Впору спросить: «Ольга Дмитриевна, а что с вами не так?»
– Ну, к линейке я бы вас разбудил. Или лучше было бы к завтраку?
– Семеныч, задушу. Ночью подушкой и задушу. Чтобы не издевался.
Поднялась на ноги, зашла в домик и вышла уже с полотенцем на плече.
– Так, Ольге Дмитриевне нужно двадцать минут на ускоренный утренний туалет. А вот проследить за тем чтобы, за эти двадцать минут, никто никуда не исчез с линейки, это, Семен, тебе поручается!
И побежала в сторону умывальников. А я дожидаюсь Мику, уже привычно беру ее за руку, и «Микуся и Сенечка» отправляются на площадь. Похоже, после моего обещания все рассказать, Микуся успокоилась. Не знаю, что она там про меня вообразила, захочет – расскажет. Только вот не захочет. После завтрака, как засядем в кружке, так выйдем оттуда уже другими людьми.
На площади собрался уже весь лагерь, нет только Ольги. Отзываю Славю в сторонку, сообщаю, что начало линейки задерживается на десять минут, Славя делает соответствующее объявление. Здешние пионеры, как люди дисциплинированные, послушно остаются на месте. Сам возвращаюсь к Мику, сажусь рядом с ней на лавочку и накрываю ее ладошку своей. Черт его знает, может в последний раз накрываю, может, после моего рассказа, Мику убегать и прятаться от меня начнет. И не только Мику, а все аборигены, во главе с вожатой. Царевна как-будто думает о том же самом, потому что подсаживается поближе и прижимается к плечу. Что же я ей расскажу? Понятно, что расскажу все, что вспомню и о чем спросит, но вот с чего начать рассказ я пока не решил.
Наконец появляется Ольга, лагерь строится на площади по отрядам: четырнадцать человек младших на левом фланге, девять человек старших – на правом и тридцать восемь – средний отряд – по центру. А, простите, сегодня старших, вообще, даже не девять человек, а семь – Лена спит до завтрака, а Шурик уже где-то в катакомбах. Ольга о чем-то там говорит, а я ее не слушаю, а думаю о предстоящих поисках кибернетика.
По-хорошему, нужно бы извлекать его из шахты уже сейчас, пока у него крыша не поехала, но не получается. Я пробовал несколько раз и перехватывать Шурика на пути в Старый лагерь, и бегал с утра в шахту – не получается. Там лабиринты, хоть и достаточно примитивные, но лабиринты: лабиринт тропинок в лесу и лабиринт переходов катакомбах. И пока я искал Шурика в одном проходе, он переходил в другой, а, в итоге, я отлавливал его только к полуночи, в том же самом помещении под кочегаркой. Даже отловить его у люка в бомбоубежище не получилось, Шурик спустился через Алисин провал. Гм, «Алисин провал», нет, лучше «Провал Двачевской», звучит почти как «Перевал Дятлова». Так что проще дождаться вечера и сразу отправиться в точку рандеву.
Линейка закончилась, пионеры отправляются на завтрак, в порядке: от младших к старшим, и, на крыльце столовой, в первый раз возникает вопрос о Шурике. Странно, что только сейчас, потому что Ольга не могла не заметить отсутствие кибернетика еще на линейке, нас же всего девять человек, это же не средний отряд, в строю которого, хоть теоретически, но можно потеряться. А здесь, вожатая внимательно осмотрела всех, кивнула, мол, все хорошо, и начала свою ежеутреннюю молитву. И на крыльце-то она, пожалуй, ничего бы не заметила, если бы не Сыроежкин.
– Ольга Дмитриевна, Шурик пропал!
– Да? И где же он?
Похоже, Дмитриевне до фонаря, она бы еще плечами пожала: «Я то тут причем? Сам пропал – пусть сам себя ищет».
Просачиваемся с Мику за спиной у вожатой в столовую.
– Сенечка, где же Шурик может быть, как ты думаешь? Может он не потерялся даже, а просто проспал, или убежал, говорят иногда из пионерских лагерей пионеры убегают.
– Знаешь Микусь, тут негде потеряться, убегать далеко, воды он избегает, так что, когда к вечеру не выйдет, тогда и поищем. А сейчас искать бесполезно. Лес большой, это если только всем цепью встать и начать лес прочесывать, а больше никак. Пока, я считаю, беспокоится рано.
– Сенечка, а может он ногу сломал? Или не сломал, о чем я говорю, но просто в какую-нибудь яму провалился и выбраться не может.
Про яму, это почти хедшот, да. Голову Шурик сломал, причем уже давно. Вот кому понадобилось такие вещи в программу зашивать? И, главное, зачем? Затем, чтобы все Семены во всех лагерях отправлялись на поиски безумного кибернетика? А зачем Семенам отправляться на поиски? Теория заговоров, какая-то. Проще считать это багом программы.
Я опять завис, а Мику ждет моего ответа, правда она уже привыкла к таким моим паузам и не нервничает, но, пока я так размышляю, к нам подсаживается вожатая.
– Семен, ты слышал? Шурик пропал.
Киваю в ответ. Что интересно, паники в голосе вожатой не слышно, даже беспокойства не слышно. Как будто сообщает, что сегодня на обед макароны. Или, в таком варианте: «Семен, ты слышал? Шурик-то опять пропал.» А я ей должен ответить: «Надоел уже, этот гений очкастый.»
– Как ты думаешь, где он сейчас может быть?
И опять, спрашивает, как-будто по обязанности. Даже не так, спрашивает так, как-будто ее интересует не местонахождение (местопотеряние, ага), Шурика, а то, что я об этом знаю, думаю и предполагаю. К счастью вопрос сформулирован достаточно размыто, что позволяет мне не грешить против правды, отвечая.
– Чужая голова – потемки, Ольга Дмитриевна. У нас и территория большая, а уж если за забор выйти, то этому гению все дороги открыты.
– Сенечка, ты все-таки думаешь, что он убежал? Он же совсем не приспособленный, он же или дорогу потеряет, или от голода умрет.
Ольга Дмитриевна отвечает за меня.
– Не поверю, чтобы он убежал, у него робот недоделанный, Шурик проект никогда не бросит. Я надеюсь, что он просто потерялся где-то здесь, у Шурика совсем плохо с ориентированием. В общем, Семен, я хочу, чтобы ты не отлынивал, а принял активное участие в поисках.
За забором тоже искать, Ольга Дмитриевна? Потому что за забор, кроме меня, никто не пойдет, ну или пойдет, но только в компании со мной. Славя, в первый день, и то шла именно ко мне. Не было бы меня на лугу, она бы и не сунулась. Стоянка и площадка для костра, вот и все, что доступно здешним пионерам, вру, еще у Слави есть именная тропинка к озеру. Старый лагерь, под вопросом, есть у меня подозрение, что Сыроежкин до лагеря не дошел, а нашел этот башмак сразу за забором. Кстати, за все циклы не было случая, чтобы Шурик нашелся в одном ботинке и без галстука, так что происхождение и галстука в забое, и ботинка на тропе в Старый лагерь, это еще одна местная загадка.
– Простите, я прослушал, Ольга Дмитриевна.
– Говорю, не отлынивай от поисков. Наш товарищ пропал и его нужно найти.
Позлить вожатую?
– Ольга Дмитриевна, правильно ли я понимаю, что если Шурика не окажется на территории лагеря, мне следует искать его по ту сторону забора?
А ведь это проверка с моей стороны получилась. Очень жесткая проверка для аборигенов, так что, прости меня Оля. И сейчас Ольга должна решить сама, потому что в программе этого явно нет, максимум, что есть в программе, это послать Семена исключительно в Старый лагерь, в момент появления на сцене Шурикова ботинка, а не разрешить Семену выход за забор «Совенка», вообще.
– Семен, что за дурацкие вопросы? Но изволь, ищи Шурика там, где считаешь необходимым искать: здесь, значит здесь; там, значит там. Если тебе обязательно нужен пропуск за территорию лагеря – обратись к Славе, я его подпишу.
Ольга удивленно пожимает плечами, я ее обожаю, кажется она даже не задумалась давая ответ, кажется, что она даже не поняла, что ее проверяли. Или поняла?
– Ольга Дмитриевна, вы самая лучшая вожатая из тех, что я встречал.
– А ты уже достаточно большенький мальчик, чтобы не спрашивать про хорошо и плохо. Да, мы действительно нуждаемся в твоей помощи. Все, больше не надоедаю.
Ольга Дмитриевна, ну скажите же, что с вами не так? Что вы обо мне знаете? Почему вы сделали ударение на слове «твоей»? Ольга Дмитриевна желает приятного аппетита, встает и уходит, а я поворачиваюсь к Мику.
– Ну что, Микусь, к тебе пойдем или по лесу погуляем?
– Сенечка, но действительно, нужно же найти Шурика. И знаешь, Сеня, я сейчас тебя испугалась, когда ты закричал на Ольгу Дмитриевну. Не делай так больше никогда, пожалуйста.
– А я кричал?
– Нет, Сеня, ты тихо говорил, но можно же кричать и тихо.
В итоге делаем так: Мику идет к себе, переодеться для леса, чтобы не пачкать форму, я, по той же причине, иду с протянутой рукой к вожатой и встречаемся у Мику в кружке.
– Ольмитревна, не дайте пропасть, дайте во что переодеться, а то форму жалко.
Ольга улыбается, похоже, она не обиделась на меня за эту проверку. И это здорово.
– Успокоился, скандалист? Пойдем на склад.
Предназначенный для меня Славей спортивный костюм так и лежит на прилавке. Забираю его, забираю кеды и все это под грустную Славину улыбку. Смотрю ей в глаза и только чуть пожимаю плечами, прости меня, Славя, но увы. Славя повторяет мой жест и кивает. Я не знаю почему и что ее остановило, но кажется, бульдозер больше не будет делать попыток, как и обещала Мику.
А я, переодевшись в домике, отправляюсь в музыкальный кружок, чтобы расстаться с Мику.

– Мику, помнишь, вчера я обещал не врать тебе? Так вот, я не уверен, что сейчас сдержу свое обещание. Правду я тебе раскажу, а вот истину я и сам не знаю. Начнем с того, что, по вашему календарю, мне сейчас всего семь лет...
Кажется, только в русском языке, правда и истина означают разные понятия.
– … всего семь лет, а, по моему календарю, мне или двадцать семь, или двадцать девять с хвостиком, смотря как считать.
Устный рассказ о моих двадцати семи или двадцати девяти с хвостиком годах занимает много времени, даже если очень ужать первые двадцать пять лет моей биографии, но Мику, оказывается, умеет не только болтать, но и слушать. Не перебивая, только задавая, иногда, уточняющие вопросы, и поддерживая меня легкими пожатиями руки в особо трудных моментах.
Так и гуляем до обеда, по тропинкам той части леса, что оказалась на территории лагеря, имитируя поиски Шурика. Вот кстати о Шурике.
– Сенечка, ты хочешь сказать, что знаешь, где сейчас Шурик и мы не там ищем? Получается, что мы просто так гуляем?
– Микусь, я знаю, где окажется Шурик поздно вечером, тогда и пойду за ним. А сейчас его искать бесполезно, я пробовал неоднократо, зная все входы и выходы – бесполезно. Так что, выходит – гуляем. Ну и беседуем без лишних ушей, я и так странным считаюсь, а уж узнай все… Дурдома здесь нет, но внимания к себе я тоже не хочу.
В конце-концов полная и бесстыдно честная версия моей биографии оказывается выложенной на тарелочку перед руководителем музыкального кружка. Сейчас меня взвесят, измерят и отправят подальше. Или, как вариант, вежливо поблагодарят и, под благовидным предлогом, уйдут сами. А я уплыву через три дня, хотел что-то изменить, но опять уплыву дальше. Может это и к лучшему. Черт, но мою руку не отпускают, за мою руку продолжают держаться.
– Сенечка, во-сколько мы пойдем за Шуриком?
– Мы?
– Конечно, мы! Я не хочу пускать тебя туда одного. В шахте может быть опасно и я должна быть там, рядом с тобой, чтобы помочь!
И возражения не принимаются. А я вижу еще одну сторону Мику, которая молча смотрит мне в глаза и только чуть качает головой вправо-влево. Мол, не вздумай мне запрещать. Ну что-ж, в конце-концов, сколько лазил по шахте – ничего не случалось.
– После ужина, часов в восемь-девять. Ты главное к Шурику вперед меня не суйся.
– И, Сенечка, про то, что ты рассказал. Я тебе верю, но это просто в голове не укладывается. Я все запомнила и тебе потом еще вопросы задам, когда уложу это в голове. Но один вопрос я задам сейчас, можно?
– …
– Сенечка, скажи, вот ты говоришь, что прожил больше ста недель в одинаковых лагерях с одинаковыми людьми. Мы тебе не надоели?
– Да, где-то сто недель по кругу в одном лагере, и остальные в разных. Нет, не надоели. Если бы надоели, я бы сейчас с тобой не разговаривал. Я бы тихо прожил по календарю цикла, а именно сейчас валялся бы на пляже с нашими бандитками. Знешь, иногда кажется, что вас гоняют по кругу, как скленную кольцом ленту или заевшую пластинку. А потом мелькнет что-то живое в вас, вот как сегодня утром Ульянка поблагодарила, или как Ольга на меня сегодня обижалась. И понимаю, что вы живые и я сам живой, раз вы живые. Благодаря таким моментам и не надоели.
– Сенечка, но это получается, что ты каждую неделю прощался, то есть прощаешься с близкими людьми навсегда, потому что через неделю это окажутся уже другие люди, а не те, с которыми ты расстался. Похожие, но другие.
– Да, Мику, именно так. Привязываюсь к людям, когда больше, когда меньше.
– Бедный ты мой Сенечка, это, наверное, как хоронить друзей. И ты, все равно, каждый раз начинаешь заново, тебе плохо потом, но ты, все равно, начинаешь заново. Я тебя лучше понимать начала, спасибо, и мне этот новый Сенечка нравится еще больше. Сенечка, теперь у меня еще больше вопросов, так что скучно тебе вечером не будет.
– Ты хочешь сказать, что я тебя не отпугиваю?
– Дурачок. Говорит, что на одиннадцать лет меня старше, а все равно – дурачок.

Дальнейший день почти не откладывается в памяти. Уклоняюсь от Ольги, не хочу сейчас с ней общаться, докторша традиционно просит подежурить в медпункте – соглашаюсь. Общаюсь в медпункте с посетителями.
– Семен, – пауза, – у вас с Мику все хорошо?
– Когда прощались было все хорошо, а что такое, Лена?
– Ничего, – снова пауза, – Мику пришла, сказала, что ей нужно подумать и ушла в кружок. Я заглянула, а она там на рояле что-то печальное играет и, кажется, плачет. Семен, если тебе нужно извиниться, то беги туда, я за тебя подежурю.
– Лена, Мику действительно нужно подумать и она просила меня не мешать. И, мы не ссорились, если ты об этом.
Лена уходит, не знаю, успокоенная или нет, но уходит, а через десять минут прибегает Ульяна. С Ульяной отношения, после того, как помирились, пришли в норму и свою долю доверия от Ульяны я получаю.
– Ульян, а расскажешь, за что ты взъелась на меня в мой первый день? Ведь не за то, что я эту твою сколопендру проигнорировал, и потом в домике неудачно пошутил.
– Сёмк. Ошиблась я.
– Уля, а в чем ошиблась то?
– Ну, мы за день до твоего приезда собрались вечером в библиотеке и разговаривали. А то неделю уже жили в лагере, а так ничего друг про друга и не узнали. Потом анекдоты рассказывали, потом, когда стемнело, начали страшные истории рассказывать, потом я предложила свою страшную историю сочинить. Сначала думала про Черную вожатую, но такая история уже есть, тогда стали сочинять про Черного пионера и, как-будто, про нас. Не смейся, я понимаю, что мы уже большие, но все-равно, так складно сочинялось и каждый свое придумывал. Кто-то придумал, что это мальчик самый обычный, что он опоздал и только ко второй половине смены приедет и его Славя встретит, кто-то, что пионеры начали пропадать, кто-то, придумал, как Черный пионер с ними расправлялся, а все вокруг стояли и смотрели и ничего не могли сделать, кто-то – что когда автобус пришел – лагерь пустой оказался, только один Черный пионер на остановке автобус ждал. Когда придумывали – все друг-друга перебивали, а когда Женя все это записала и мы прочитали – нам страшно стало. А потом вспомнили, что ты завтра приезжаешь. Вот так.
– Понимаю. И сами поверили в то, что сочинили. Ну сейчас то убедились, что я не тот, за кого вы меня принимали.
– А-то. Сёмк, я ведь целую волчью яму в лесу выкопала, хотела тебя в нее заманить в тот раз. А сегодня, когда Шурик пропал про нее вспомнила и побежала смотреть – вдруг он там, а потом до обеда закапывала.
Начинаю хохотать.
– Спасибо Уля, развеселила. Нет, я не злюсь и не обижаюсь на вас, если вам это важно. Ни на вас всех, ни на тебя лично.
– Уль, Алиса мне голову оторвет, если узнает. Но твои кошмары ночные, они с этим связаны. Я прав? Не бойся, больше их не будет. Вчера же не было?
Не знаю, успокоил я Ракету, или нет, но хуже точно не сделал. А вот пищи для размышлений она мне добавила, и воспоминания всплыли, чужие – одного пионера. Значит, вот куда я попал, и, значит, вот какие эмоции испытывали аборигены, раз они вспоминают этот цикл, пусть и в виде ночных кошмаров. С учетом того, что нас не так легко убить – кошмары у Ульяны должны быть те еще, и Ульяна хорошо после них держится. Интересно, почему остальные не жалуются. Что-ж вы, господа сценаристы, не отформатировали память этих несчастных людей, я же не могу, я просто не могу за вас это сделать. Все, что я могу, это я, наверное, уже делаю, заставляя их думать, чувствовать и мечтать. Но сил то у вас побольше будет, а вы взяли и самоустранились и только смотрели, как уничтожается ваше детище. Не знаю как, но кто-то же должен будет это исправить.
***
Продолжение в комментах

Сегодня я позорюсь вдвое больше - презентуя новую главу своего слегка мерисьюшноо фанфа и заодно вбрасывая свою каляку-маляку с одним из ГГ вышеупомянутой писанины и да, я знаю, что на Женьку похожа, а рисовать я не умею от слова ни разу. Короче говоря, простите.

 

предыдущая глава: http://vn.reactor.cc/post/2339649

Глава 6 "вечер трудного дня, часть 3"

 Я стоял в дверном проёме мокрый до нитки и весь в перьях. В доме никого не было. Отряхнуться и выплюнуть перья изо рта в голову как-то не приходило. Всё шло по Ньютону, а вернее, по его третьему закону: на всякое действие есть своё противодействие. Всегда. Противодействие есть, а Анны нет. 

 Поначалу взгляд уцепился за распотрошённую подушку, валявшуюся на кровати, но с ней-то всё было как раз понятно. При детальном осмотре жилища на столе обнаружился выдранный из спирального переплёта листок с запиской, оставленной корявым почерком, выработать который мне помогли годы пренебрежения каллиграфией. Надпись на листе гласила:

«Ты не знаешь цель игры, но обязан в неё сыграть, это уникальная возможность. Следуй за белым кроликом. Сдавайся. С партизанским приветом, А. и А. ».

 О как! “А” и “А”. Две “А”, получается. Ну, личность тех, кто скрывался за двумя литерами “А” не разоблачит разве что инспектор Клузо. Ну хорошо. Но если я должен согласиться сыграть, то сдаваться мне зачем? Бред какой-то. А и плевать, сейчас переоденусь в сухое и надо идти искать сестру с целью забрать из слишком подходящей компании. Кстати, а куда идти? 

 В шкафу было пусто как в Монголии периода развала Цинской Империи. Одинокая записка на полке была не в счёт:

«Сказано же, следуй за белым кроликом. От мёртвого кроля уши получишь у Генды. Две “А”».

От тайги до британских морей вы не встретите ни одного ребёнка, который не играл бы в поиски клада по таким вот указкам! Правда есть малю-ю-юсенькая, примерно стопроцентная вероятность, что сегодня в качестве клада меня будет ждать ещё какая-нибудь растяжка. Но это не самая плохая новость — зная себя, а стало быть и Анну, я не могу исключить вариант мышления на уровень выше. Другими словами — сестра думает, что я пойму, что это ловушка и подстроит всё таким образом, что огребу добавки я как раз если отступлюсь от похода. Разумеется, она предусмотрит и эту мою догадку, а я просчитаю её вторую… ну вы поняли, рекурсия. Так значит, мы играем в случайность — кто мыслит на уровень выше, тот и победил. Но к чему тогда такие сложности с записками? Почему нельзя было написать что-нибудь типа «Дорогой брат, надеюсь, тебе понравился наш небольшой сюрприз, будем ждать тебя там-то и там-то»?

 Честно говоря, сегодняшний день меня изрядно вымотал, так что перспектива плюнуть на всё и лечь спать была заманчивой, но кто я такой, чтоб предпочесть кровать забегу по инстанциям? Тем более, я всегда могу сойти с рельс и сдаться. А ещё меня увлёк вопрос: где, чёрт побери, вся моя одежда? 

 Возле памятника Генде — суровому мужику в очках и с бородой, меня ожидало новое послание, насаженное на ветку куста:

«Дорогой брат, дуй на пристань и веди себя прилично. P.S. штраф за ковыряние в носу — 30 минут». В конце красовалась подпись: «две “А”».

Я выдернул палец из носа. Ладно, это было жутко. Очевидно, записки писала Анна, другого человека, потенциально способного воспроизвести мой почерк я не знаю. А ещё кто-то изображает предсказамуса и если с обращением можно сослаться на совпадение, то постскриптум заставил меня задуматься о степени нелинейности нового квеста.

***

 Вечер неторопливо вступал в свои права: Солнце потихоньку ползло за зелёную ширму леса, просвечивая в редких местах через “прорехи” в полотне переплетающихся между собой верхушек сосен. Вместе с небесным светилом уходила и недавняя жара, переваливавшая по ощущениям за тридцать. Небо, на котором, кстати, ничего кроме колесницы Гелиоса не наблюдалось, успело ещё только самую малость порозоветь на западе, провожая транспорт олимпийца. Именно такого рода вечера именуют “обыкновенными летними”. В такие вечера хочется жить. Просто жить. Безо всяких на то поводов. 

 С реки едва ощутимо тянуло холодком. О борта лодок, и дебаркадер бились волны, а где-то в прибрежной растительности стрекотала некая букашка, которая была мною классифицирована как сверчок. Я в раздумьях залипал на закат вот уже полчаса. Первые две записки обнаружились там, где я просто не мог их не заметить, на ещё одну меня навела предыдущая. Возможно, подразумевалось, что надо проявить инициативу и начать целенаправленно искать послание от девчонок, но лично я никуда не спешу. Желание бросить всё и самому броситься в объятия кровати также отпало, стоило выйти к берегу. 

 Позади меня скрипнули доски – кто-то пришёл. Ну что же, привет, незнакомец, ты тоже решил полюбоваться видом? Молчишь? И правильно, я весь в перьях, а ты скрываешь свою личность от меня — у каждого своя тайна и одни и те же намерения, так к чему всё портить словами?
— А-апчхи! – кажется, пушинка, забившаяся в нос, в последний раз побеспокоила слизистую оболочку. 
— Будь здоров, — пожелала Лена. 
— Да я вроде и так, — не поворачивая головы ответил я, — просто пёрышко в носу щекотало.
— Это тебя Алиса так? — вопрос прозвучал так, словно вместо внутренностей подушки меня покрывали осколочные ранения.
— Если речь идёт конкретно о перьях, то я предполагаю, что эту часть марлезонского балета подготовила Анна.
— Жаль, что я ничем не смогла помочь в столовой…
— Да ты ни в чём и не виновата, я хотел приключений — я их получил.
— Ты странный.
Я усмехнулся. И это мне говорит девочка-грустилка с фиолетовыми волосами. По меркам двухтыщиседьмого она уже тянет на канонического эмо-подростка из глухого провинциального городка, где культурная жизнь ограничивается надписями на заборах и статуей Ленина перед зданием администрации.
— Не настолько, насколько это кажется окружающим.
Ответа не последовало.

 Я повернулся в ту сторону, откуда раздавался голос Лены и тут же обнаружил её, вернее — её зелёные глаза в считанных сантиметрах от себя. Стоит ли говорить, что подобные сюрпризы в сочетании с краем пристани всегда несколько фатальны? Автопилот произвёл манёвр «шаг назад» и зелёные глаза резко сменились на пока ещё не звёздно-снежный, но всё такой же большой купол неба, который, секунду спустя, под вскрик и гулкий всплеск залило водой. Ну да мне к водным процедурам сегодня не привыкать, заодно от перьев избавлюсь. 

 Едва я вынырнул из-под воды, как мою несчастную головушку огрело предметом, на поверку оказавшимся спасательным кругом. ГОСТ 19815-74, масса не более трёх килограмм и не спрашивайте, откуда и почему я это вспомнил! Спасибо, Леночка! 
Наконец выловив очки и выбравшись из лап стихии, я вскарабкался обратно и растянулся прямо на дощатом помосте, подложив круг под голову. Вставать совершенно не хотелось.
— Извини пожалуйста, ты цел? – подала спасательница голос сверху.
— Ага. Однако ты предприняла хорошую попытку это исправить…
Лена, не распознав шутку юмора, опять начала сбивчиво что-то бормотать и извиняться. Поняв, что именно ляпнул, я попытался выправить положение.
— Да прекрати ты всё время извиняться! Ты всё от тебя зависящее сделала как надо, просто у меня везение как… как у Чарли Чаплина.
Пионерка вопросительно посмотрела на меня, забыв обо всяких извинениях, что мне и было нужно.

— Ну, был в Америке такой актёр в начале века – в немых комедиях снимался. Его экранный герой попадал в такие вот переделки, и это очень веселило зрителей. То на стрелках городских часов повиснет на подтяжках, то в боксёрском поединке участвует, а однажды он…
— Разве можно веселиться, когда кому-то не до смеха? – перебила моя слушательница. Она в раз посерьёзнела, что, по моему мнению, добавило ей лет пять.
— Тогда было тяжёлое время, — я пожал плечами, — должно быть, больше смеяться было не над чем. Знаешь, как говорят — «Когда всё хорошо — популярны поэты, когда не очень — комики и юмористы».
На этом я заглох. Не хотелось опошлять вечер рассуждениями о том, что всё в мире устроено неправильно и надо было делать по-другому. Правильно кто-то умный сказал: «Как жаль, что все, кто знает, как управлять государством уже работают садовниками и парикмахерами».

— У меня для тебя письмо, — как бы невзначай вспомнила Лена, поняв, что продолжения рассказа про Чарли не последует. 
Для этого, должно быть, она ко мне и подошла с самого начала, но тут случилось происшествие с моим кульбитом и торжественное вручение пришлось отсрочить. Она вытащила из нагрудного кармана сложенный вчетверо листок с уже знакомой бахромой из останков перфорированного края.
— Дай угадаю, тебе Алиса его передала? – спросил я, не очень-то интересуясь ответом. Если это не Алиса или Анна, то наверняка Ульяна.
— Угу…

 Перейдя в сидячее положение, я принял записку и развернул её. На этот раз в ней содержалось всего три слова:
«Там музыка звучит».
Спасибо, очень лаконично и загадочно. А напомните-ка мне, какого импичмента я всё ещё пытаюсь следовать вашим инструкциям? Всё, бунт. Выкидываем офицеров за борт и вывешиваем красный флаг!
Долой неопределённости, новый курс — раздобыть сменный комплект формы или хоть что-нибудь сухое с прорезями для конечностей, вытворить нечто безумное, и возможно, наорать на Анну перед сном. К выполнению трудового плана приступить незамедлительно.

 С проблемой снабжения сменкой мне вполне могла помочь вожатая, но на сегодня контактов с ней мне хватило. В принципе, Славя тоже могла подсобить, если бы не была заселена на соседнюю с Ольгой Дмитриевной койку. Ещё есть Сыроежкин и Шурик, и данная идея выглядела самой здравой. Эти двое производили впечатление добросовестных технарей-пионеров, готовых отдать тебе всё, кроме последнего коробка транзисторов и паяльника, лишь бы им не мешали строгать, шкурить и калибровать их скворечник с автокормушкой, электрическим освещением и вертолётной площадкой.

 Я резко вскочил на ноги. Настолько, что всё ещё стоявшая рядом Лена едва успела шмыгнуть в сторону дабы самой не оказаться в воде.
— Куда ты? – спросила пионерка.
— Туда, где можно разжиться сухой формой. Мою благополучно спи… в общем, спионерили, — ответил я и похлюпал в сторону домиков.
— Андрей, — окликнула меня обладательница фиолетовых хвостиков. Когда она успела покраснеть? — Кажется, твоя одежда тоже у… у меня. У нас с Мику… вот.

***

 В дверях нас с Леной встретила её соседка. Ну, как встретила – мы чуть не столкнулись лбами. А это, попрошу заметить, со вчерашнего дня стало для меня приметой очень скорых перемен в жизни.
— Ой, Лена, ты гостя ведёшь? Привет Андрей! А почему ты весь мокрый? Ой, погоди, я сейчас! – Мику юркнула внутрь домика, — Нам с Леной как раз форму подбросили мальчишечью! 
Несмотря на то, что все подробности происшествия, уже были вытянуты из Лены, я дал её сожительнице возможность выговориться.

 Мы прошли вслед за двумя ультрамариновыми хвостами. А что, вполне цивильненько девчата устроились — репродукции картин, постеры, книги по полкам расставлены…
— Вот, держи. – Мику вручила мне аккуратно сложенный комплект, — Пока к нам Алиса заходила, кто-то в окно её подсунул. Алиса у меня гитару хотела одолжить и ещё какую-то записку странную передала…
— Спасибо, — откликнулся я, — а куда она потом с гитарой пошла?
— Не знаю, — хмыкнула японка, — может на сцену ушла, а может в кружок… ой, нет, он же ещё закрыт пока, я проверяла. Я в музыкальный кружок вот хочу записаться, я же рассказывала в столовой что…
Странный у них компания. И почему вожатая решила поселить их вместе? По принципу взаимодополнения? Одна трещит без умолку, вторая напротив, вся из себя такая тихоня-стесняшка. Вон и сейчас передала этапируемого пионера в заботливые руки соседки и ретировалась незаметно – сидит в углу, книжку читает. Нет, всё же случайность.
— А ты и Аня уже с кружками определились? — Мику вырвала меня из размышлений.
— А? Кружки? Да кибернетики зазывали уже, да я не дался. Может, и сестрёнку сманивали тоже. Ну их, к ихней электронной матери.
— А хотите в музыкальный со мной? – интуристка прямо так и засияла. Ещё и руками что-то такое сжестикулировала, аж на язык запросилось то самое жуткое односложное «ня!». Я определённо не самый странный в этом лагере. Второе место как минимум.
— Э-э-э… —- затянул я, подбирая слова, — знаешь, такие решения на свежую голову принимать надо, давай-ка поговорим на эту тему завтра…

 С этими словами, я нащупал спиной дверь и, попрощавшись, а заодно повторно поблагодарив девчонок за форму, просочился на улицу и только там позволил себе выдохнуть. Ещё один квест сдан, в инвентарь добавлен предмет «сухая пионерская форма». Сейчас переоденемся и надо уже искать сестру, так как желание наорать на кого-нибудь после общения с Мику стало ещё сильнее. Нет, не подумайте, дочь Ниппона – отличный персонаж, но японский гранатомёт, у неё же в голове одна только музыка… СТОП!

 Кто-нибудь знает, как описать ощущение критического сбоя в мыслительном интерфейсе? Вроде было какое-то умное слово… А, вспомнил! Когнитивный диссонанс. Так, перезагрузка. Логотип операционной системы, весёленький синий стартовый экран, рабочий стол, звуковое приветствие через три-два-один.

 Как можно было просчитать такой финт ушами, не заглядывая в будущее? Нельзя наперёд знать реакцию человека или его мысли и посылать ему записки-указания, опирающиеся на них! Не-воз-мож-но! Конечно, если ты не телепат или путешественник во времени.
Прикреплённая к двери моего с Анькой домика бумажка меня уже не удивила. Нет.
Она вызвала у меня отчётливое чувство паники и обречённости.
— Да вы издеваетесь! 

 Осторожно, будто та была заминирована, я вытащил её из щели между створками дверей. Первой мыслью было разорвать проклятый листок не читая на мелкие кусочки, но после бесконечно долгих двух минут колебаний любопытство взяло верх:
«Да, издеваемся. А теперь возьми себя в руки, истеричка, и вали в двадцать третий домик. P.S. Уже дошло? ».