Кончает на лицо

Первый урок (часть 3)

ОД взяла рюмку в руку и, похоже, собралась снова толкнуть речь:

— Я поднимаю бокал за силу, что управляет миром. За великую силу, что заставляет людей совершать подвиги и убивать друг друга. За силу, которая вдохновляет творить поэтов и художников, которая примиряет заклятых врагов. За единственную силу, которая способна создавать новую жизнь. Я хочу выпить за ту Великую Силу, что сближает людей — за Любовь.

— Хорошо сказано! — искренне впечатлился Семён вдохновенной речью и чокнулся рюмками. — За любовь!

В этот раз он занюхивал не рукавом, а голым предплечьем. И краем глаза заметил, что вожатая наклоняла голову куда-то вбок и вниз.

«Наверно, тоже занюхала рукавом», —сперва подумал он, а потом опомнился. — «У неё же нет рукавов! Она что... занюхивает грудью?!!»

В голове всё поплыло: то ли от выпитого,то ли от возбуждения.

— Что-то душно, надо форточку открыть. —попросил он.

Вожатая встала, и Семён залюбовался её полногрудой фигурой, плотно обтянутой вечерним платьем, с вызывающе открытым декольте и бесстыдно торчащими сосками. Они словно призывали: сожми нас!

— Ты в порядке, Сёма? — обратилась к нему Ольга Дмитриевна. — Тебя не мутит?

— Не, всё нормально.

— На вот, возьми, — она протянула ему булочку.

Семёна совсем не мутило, но ему не хотелось отказываться от заботы — о нём крайне редко заботились женщины, а красивые взрослые женщины —никогда. Он откусил немного, прожевал и тут же отложил булку в сторону.

— Ещё по одной, и будем закругляться. —заявила ОД.

Семёну теперь вовсе не хотелось закругляться, но он не стал спорить.

«Интересно, а её сильно штырит?»

Красивая до умопомрачения женщина наливала самогон в его рюмку, а он откровенно пялился в её декольте, совершенно позабыв о приличиях.

«У неё же сиськи размером с мою голову!Это даже не дыни, это арбузы!»

— Сёма, а давай на брудершафт.

— Давайте! — он не нашёл причин для отказа.

Вожатая, покачивая своими спелыми«арбузами», прошлась по комнате и села на кровать Семёна, почти вплотную.

— Бери рюмку, — сказала она.

— А тост?

— Тебе нужен тост? Придумай сам.

Семён уже тяжело соображал:

«За дружбу! Нет, не то... Мы же на брудершафт пьём — за братство! Какое братство, она же женщина... Тогда за сестринство! Ерунда какая-то... За любовь! Уже пили...»

Так ничего и не придумав за то время,что они складывали руки, он решил сказать первое, что придёт в голову:

— За нас! — и испугавшись, что это звучит как-то дерзко и двусмысленно, сразу поправился. — За наши желания!

— Правильно! — поддержала его ОД. — За исполнение наших желаний!

Они опрокинули рюмки внутрь. Семёну уже не понадобилось занюхивать, а вожатая уткнулась носом ему в воротник.

— Ольга Дмитриевна, что вы делаете?

— Э, нет, Сёмчик, мы с тобой на брудершафт пили — отныне называй меня Ольга. — и шёпотом добавила. — А лучше просто Оля.

Семён ошалел.

— Что, так и говорить при всех — «Оля»?

— Ну, при всех уж не надо. Но, когда мы одни, — говорила она вкрадчиво, — когда мы одни, как сейчас... Когда нас никто не услышит...

Семён чувствовал жар её тела, находящегося всего в паре сантиметров от него. От этого перехватывало дыхание.

— Сёма, я хочу задать тебе откровенный вопрос, — дохнула она алкоголем прямо в лицо.

 —А до этого весь вечер неоткровенные что ли были?

Ольга понизила голос:

— Этот вопрос очень откровенный.

И, не дожидаясь разрешения, спросила:

— Ты когда-нибудь делал это?

Семёна бросило в дрожь.

— Что «это»? — не поверил он, что она имеет в виду что-то непристойное.

— Ты был как мужчина с женщиной? — она приблизилась вплотную к его лицу. — Ты был в женщине?

Семён инстинктивно попытался отпрянуть,но отстраниться ему было некуда — он осознал, что зажат между стеной, столом и её «арбузами».

— Ольга Д... Ольга! Зачем вы, ты это спрашиваешь?

— Это моя обязанность как вожатой —знать всё о моих пионерах.

Семён потерял дар речи.

— Не бойся. — успокаивающе говорила она,при этом её мягкая грудь как бы невзначай касалась его плеча. — Какой бы ни была правда, в этом нет ничего постыдного.

Семёну всё равно не хотелось отвечать.

Ольга положила ладонь ему на бедро. Она была горячей, но его кожа всё равно покрылась мурашками.

— Это же неприлично... — только и смог промямлить Семён.

— А мы никому не скажем. — зашептала Оля ему прямо в ухо. — Ну же, признайся: ты занимался сексом? — и лизнула шею.

— Нннет, не довелось... —пришлось ему сознаться.

— Ничего страшного, — она поглаживала его бедро. — Это нормально для твоего возраста. Главное, чтобы было желание.

— Какое? — Семён уже плохо понимал, что происходит.

— Сильное. — продолжала шептать Ольга. —И крепкое.

Она просунула руку в его штанину. Семён почувствовал, что к его другу прикасается что-то мягкое и горячее.

— Это мой долг как вожатой — заняться твоим половым воспитанием, — она расстёгивала ремень второй рукой.

Семён не мог сопротивляться. Не хотел. И не думал.

Ольга встала с кровати и присела на корточки прямо перед ним. Её огромные груди легли ему на колени.

— Я стану твоей первой учительницей, —сладострастно шептала она, стягивая шорты.

Самая мужественная часть Семёна вырвалась наружу, беззастенчиво выставляя миру напоказ все его потаённые желания.

— Это будет самый приятный урок в твоей жизни!

У Семёна всё поплыло в глазах. Теперь он мог только стонать от удовольствия.

Получено достижение «Первый урок»

По традиции, рассказ — мой, картинка — чужая (малость доработанная мной)

Демо-версия ЭОН (апрель 2019)

Android - https://download.moonworks.ru/project-eon/EON-190401-release.apk

Небо в чашечке цветка (часть 5)

Евгения и Семён сидели, прижавшись спинами к большому дереву и смотрели на ночное небо.

Слёзы радости давно высохли на щеках.

Его рука крепко, но деликатно держала её ладонь.

Оказывается, у неё теперь есть близкий и понимающий человек. Или Жене очень хотелось, чтобы он был таковым.

После длительного разговора выяснилось, что они с Семёном долгое время знают друг друга: они прожили вместе много циклов, но по прихоти этого необычного места, она потеряла память о произошедшем, и знает только начало последней смены.

При других обстоятельствах Евгения решила бы, что её нагло пытаются одурачить, но после необъяснимого попадания в квази-советскую действительность и чудесным образом потери невинности, такие речи выглядели правдоподобно.

Впервые ей стало так легко и спокойно.

— Как ты узнал, что я — это я, а не очередная «кукла»?

— Из твоей медкарты, — он протянул ей бутылку «Экстра-ситро». — При перезагрузке лагеря все куклы возвращаются к исходному агрегатному состоянию, и только ты остаёшься женщиной. По иронии судьбы, я обнаружил это в следующем же цикле после твоего исчезновения. Ты обратилась к Виоле с жалобами на боль в промежности, и медосмотр показал, что это следствие недавней дефлорации. Но в медпункт я залез уже поздно, когда, к величайшему сожалению, все уехали из лагеря...

После этого в каждом цикле я первым делом читал результаты медосмотра. Обычно мне не везло, и тогда я ходил по другим лагерям в поисках тебя. Как же много этих кукол! Иногда мне удавалось найти заветную запись «возраст начала половой жизни — 16 лет».

— Вообще-то мне двадцать уже! Было... когда я садилась в автобус... Сколько же лет прошло??? — ахнула Женя.

— Вопрос риторический. Я тут несколько жизней точно намотал. Это если не считать «реальную жизнь» после возвращения из лагеря до нового цикла. И что есть «реальность»? Я давно уже не знаю...

Они задумались.

— Так вот, иногда я находил тебя, но ты вела себя так же как эти куклы. До сегодняшней ночи я считал, что ты обиделась. Я ломал голову, чем мог ранить тебя, пытался разговорить, просил прощения, сам не зная за что... Но ты отказывалась признавать меня, смена кончалась, и всё по новой... Наверняка мы встречались чаще, просто ты не всегда сознавалась Виоле, что уже не девственница.

— Неужели я так никогда и не вспомню эту часть жизни?!

— Может быть, вспомнишь со временем. Я тоже далеко не сразу вспомнил сотни циклов, сотни жизней...

«И наверняка, сотни девушек!» — поморщилась Женя, но решила не думать о тех, кто был до неё.

— Смотри, это утренняя звезда! — Семён указал на светлеющий небосвод.

— Красивая...

— Моргенштерн, «утренняя звезда», — протянул он улыбчиво. — Твоя фамилия подходит тебе как нельзя лучше. С одной стороны, ты как звезда, предвещающая скорый рассвет, сияющая и, для большинства, недосягаемая, а с другой — шипастая палица, повергающая любого, кто нарушает твой покой. За это я тебя и полюбил.

— Ты меня смущаешь...

— И за это тоже. — Он погладил её по плечу. — А всё же не стоит смущаться своих достоинств.

— Ты говорил,что сегодня цикл кончается, — вдруг с ужасом вспомнила Евгения. — А это значит... — у неё съёжилось сердце, — это значит, что нас опять раскидает по лагерям!

— Не волнуйся, я всё предусмотрел. — уверенно заявил Семён. — Когда при перезагрузке в лагере оказываются несколько копий одного пионера, происходит сбой, и вместо того, чтобы выкинуть в российскую действительность (если хоть одна из них является действительностью), все остаются в Советском Союзе. Поэтому мы просто дождёмся, пока местный Семён уедет вместе со всеми на автобусе. Это наш с тобой шанс — прожить вместе целую жизнь.

— В СССР? У нас же здесь нет ни дома, ни документов...

— В Союзе с этим легче. Скажем, что родни не осталось, что потеряли документы — в лагере нас знают, вожатая за нас поручится. С жильём тоже не проблема — достаточно куда-нибудь устроится на подработку, и нам дадут комнату в общежитии. Всё за счёт государства! Поступишь в Москве на шумеролога, как всегда мечтала, станешь ездить за границу на раскопки. Если в этой реальности Союз не развалиться —будешь жить припеваючи с зарплатами и возможностями учёного, если не повезёт, и настанут голодные года — переведёшься в иностранный институт, с твоим знанием клинописи тебя везде возьмут! Я тут все эти циклы тоже не баклуши бил —приобрёл несколько скиллов, которые не позволят нам пропасть при обоих вариантах развития событий. Всё будет пучком!

— Но я же давно не готовилась... — заволновалась она.

— Да ладно, ты и так всё знаешь! А после трёх семестров на историческом ты всех медалистов обойдёшь!

Его речи звучали обнадёживающе. Евгения успокоилась и приникла к нему.

— Хорошо...

Светало.

— Меня в сон клонит. — говорила она. — Я обычно в это время спать ложусь.

— Поспи, если хочешь. Торопиться нам некуда. — Он заботливо укутал её припасённым пледом.

— А хорошо бы увидеть, как солнце поднимается над горизонтом. Из-за деревьев этого не видно. Вот если бы залезть на крышу библиотеки...

— Да ты всегда любила там посидеть, — протянул пионер, — но сейчас нельзя. Местный Семён уже мог вернуться из леса. Лучше не появляться в лагере, пока все не уедут.

Опустевшая бутылка «Экстра-ситро» была поставлена на землю.

— Ради такого можно и поголодать... — решила Женя.

— Не волнуйся, у меня полно еды в рюкзаке, и в кустах целый бидон компота. Завтра персонал вернётся, чтобы готовить лагерь к следующей смене — скажем, что мы где-то потеряли паспорта и вернулись сюда поискать. А пока у нас впереди целые сутки!

— Меня ведь хватятся!

— Не хватятся — ты же сдала документы вожатой. После Королевской ночи всем будет не до тебя — им бы оклематься и порядок навести. Здесь не принято ждать опоздавших.

— А Славя? Она точно заметила моё отсутствие! — никак не успокаивалась библиотекарша.

— Славя сама всю ночь отжигала. Она всё поймёт и не выдаст соседку.

— Никогда бы не подумала...

— «В тихом омуте...» — ухмыльнулся Семён. — Примерные девочки тоже хотят мирских радостей, просто не любят этого показывать. Тебе ли не знать, — он как-то лукаво посмотрел на неё, от чего её щеки моментально запылали.

Евгения передвинулась поближе к Семёну.

Вдруг она вспомнила про выходку в библиотеке, и вместе с воспоминаниями проснулась обычная женина ярость.

— А зачем ты меня перепугал?! Ещё и юбку задрал, перверт! — она ткнула его локтём под рёбра.

— Прости, я же не знал, что ты потеряла память. Я думал, что ты сознательно меня избегаешь и общаешься со мной как с полудурком, как... с обычным Семёном! И вдруг —такая возможность отыграться! И как тут было не поддаться искушению?

«Может, ты и есть полудурок?» — подумала Евгения, но решила оставить эту тему, чтобы не разрушать идиллию — первую романтическую идиллию на её памяти.

— А память у меня, оказывается, девичья, — усмехнулась она, укладывая голову на его плечо. — Забыла самое важное!

— Настолько девичья, что не помнит о том, что уже не девичья, — смеялся он, одновременно поправляя на Жене плед.

Глаза начинали слипаться.

— Я засыпаю...

— Спи. Сейчас можно поспать. — он нежно гладил по волосам. — У нас впереди целые сутки в лагере, оставшемся для нас двоих.

Семён рисовал слишком радужные перспективы, чтобы они были правдой.

— А если вдруг всё пойдёт не по плану, и нас раскидает по разным циклам? — Евгения говорила, не открывая глаз.

— Тогда я опять тебя найду! — он снова поцеловал её в лоб, и на этот раз, долго. — Только не стесняйся сообщать Виоле, что уже ведёшь половую жизнь.