Кончил в маму

Лагерь у моря часть 28. Рут Алисы. Выбрана "обсерватория".

Часть 20

Часть 21

Часть 22 (редакт-но)

Часть 23

Часть 24

Часть 25

Часть 26
Часть 27


Как же замечательно, идти в окружении трех таких солнышек. В такие моменты, как никогда хочется, чтобы вот это вот, счастливое мгновение – длилось вечно. А почему бы и да? Вечность нет, но продлить удовольствие вполне реально.
-Шифт.

Время застыло. А вместе с ним, и три мои прекрасные спутницы, я же, просто смотрел, смотрел, запечатлевая в память каждую деталь. Рано или поздно – смена кончиться, и они все уедут. Разве что Алиску, я попытаюсь забрать с собой. Но ещё не факт, что она согласиться связать свою судьбу, с таким человеком. И, даже если когда-нибудь, когда я снова буду сидеть один, глядя на снег и холод за окном, эти воспоминания, будут моим теплом.

Славя, такая активная, такая яркая, слово красивая, к ней, звучит просто бледно. Прекрасная, да, это подходит лучше. Облаченная в свой спортивный костюм, с обтягивающим топиком, она казалась скульптурой, шедевром, а не просто девушкой, из плоти и крови. Шифт поймал момент, когда Славя делала шаг вперед, сила, грация, сверкающая первозданной красотой атлетка, чьи золотые волосы сияли, в лучах утреннего солнца. Ульяна, этот рыжий комок энергии в майке и шортиках, так и хочется потискать, погладить, поиграть с ней, ещё совсем юная, но уже страшно представить, насколько она будет великолепна, года эдак через три. Ульянка застыла в момент, когда поворачивала голову, ясные, пронзительно синие глаза, с детской непосредственностью осматривали окружающий мир. И, он в них, отражался чистым, как и нетронутая пороком и цинизмом, душа Ульянки. Алиса. В мастерке и спортивках, на первый взгляд типичная пацанка. Но если смотреть глубже, там, за показной активностью, или даже агрессией, кроется ранимое и нежное сердце. Наверное, не лишено смысла мнение, что противоположности притягиваются. Иначе как объяснить наши с ней отношения? Алиса – это пламя, янтарное пламя. Способное обжечь, но стоит только к нему потянуться, открыться, и оно согреет тебя, словно самые теплые объятия. А я, я это я, как говорила одна моя хвостатая знакомая. Сам последнее время не понимаю, что я такое. Иногда, из глубин сознания, накатывает нечто странное. Такое, что в пору самого себя побаиваться.

Как там говорилось? Остановись мгновение, ты прекрасно. Не знаю, сколько времени я провел в ускорении, но меланхолия, давшая было о себе знать, потихоньку отпустила.

-Девчата. Как насчет прогулки на холм, к обсерватории? – весело сказал я. И правильно, малышки сейчас наслаждаются летом, не стоит переносить на них свои думы.
-Ура! Там и сверчков можно наловить! – загомонила мелкая, правда не уточняя, зачем они ей. Сомневаюсь, что Ульяна приверженка экзотической кухни. Те же жители, Новой Зеландии по-моему, жрали всё – что имело неосторожность при них пошевелиться.
-"А то, что не шевелилось, они шевелили, и жрали" – добавил шиза.
-Я бы с удовольствием, но мне ещё зарядку в спортзале вести – с таким искренним огорчением сказала Славя, что сомнений в её честности не оставалось. И как у неё так выходит?
-Эти лентяи и лентяйки, пробегут пару кругов, и уйдут спать, если их не проконтролировать! – и Славя, летящей походкой, удалилась в сторону спортзала. А я подумал, что многие, так называемые, лентяи, ходят на утреннюю разминку только для того, чтобы их "погоняла" светловолосая валькирия. И, положа руку на сердце, я их понимал…

-Прямо сейчас пойдем? – спросила Алиса.
-А что? Ты не хочешь? – расстроился я.
-Не то чтобы не хочу, но…Давайте вы без меня, а я догоню скоро, даже соскучиться не успеете.
-Ок, но смотри, мы с Доком будем тебя ждать – мелкая хитро прищурилась – а то, кто знааааает, что может произойти с бедной беззащитной девочкой,  наедине с мужчиной, вдруг у него на уме, какие-нибудь пошлости.
И Ульянка, говоря слово пошлости, так натурально прижала ладошки к подбородку, и наивно заморгала, что я прямо почувствовал себя угнетателем невинных.
-"Да она подкалывает!" – восхитился шиза, который любил разбавлять рутину будних дней чем угодно, лишь бы было не пресно.
-Я-я-я н-н-ни-очем таком и не думала! – покраснела Алиска, мда, шпион бы из неё не вышел, тело выдает её с потрохами – и, чуть ли не бегом, устремилась к корпусу.

Ну и ладненько, надеюсь она к нам действительно присоединится, не стоит на девочку давить, а пока...
-Итак, товарищ Ульяна! – став в стойку смирно, громко сказал я мелкой – ждать здесь, две минуты. Врага не подпускать! Стоять насмерть, и после!
-Есть гражнинначальник! – вытянулась в струнку мелкая, и даже честь отдала. Отсалютовав правой рукой.
-"Ха. Честь отдала. Звучит" – вот я так и знал, что шиза это прокомментирует.

Быстрым шагом, стараясь не особо гнать, я дошел до своего кабинета, открыл холодильник, и достал баночку варенья. Обещал же Ульяне сладкое, а я своим словом дорожу. Захватить складной ножик, ложку, сложить всё в большой бумажный пакет. Отлично. Теперь пункт два. Добравшись до столовой, где повара только-только начинали топить печи, я выменял пару пачек глицина, на пакет свежих, привезенных утром, сдобных булочек и бутылок чая. Их готовили не в лагере, и именно благодаря этому, булочки и чай сохраняли главный статус еды - "съедобно". Да и повара, легко шли на бартер, ценили они всякие травки которые я собирал, да витаминчики из личных запасов.
-"Наверняка, делают из них особо страшные яды!"
Ульяна, увидев меня издалека, заранее помахала рукой, типа не заблудись Док, тут она я. Хотя, народ в лагере, ещё большей частью спал, и не заметить, одиноко стоявшую в лучах солнышка девочку, мог только слепой. Так мы и пошли, вдвоем, по лестнице на холм.
-"По размеру скорее гора, а не холм, стоит заметить"
- Спасибо, внутренний зануда.
-"Обращайся"
Ближе к концу пути, мне стало тяжело дышать, всё-таки стоит заняться спортом, ну, когда-нибудь наверное… Ульяна же, порхала по каменным ступенькам, словно бабочка переросток. И, будучи на несколько ступенек впереди, задорно подбадривала меня, вот зараза.
-Давай Док, ты сможешь, все взрослые такие медленные.

О, ну всё малышка, сейчас ты познаешь, всю глубину моего коварства!
Выждав удобный момент, я прыгнул в заросли травы, что окружали лестницу как зеленое море, и сделал вид, будто накрыл руками кое-что.
-Вау. Смотри Ульяна, ты когда-нибудь видела такую ящерицу? – ни нотки фальши, я в деталях представил, что действительно поймал большую, зеленую ящерицу. И Ульянка, мигом подбежала посмотреть.
-Покажи! Покажи! Только аккуратно, убежит же! – наклонилась к моим ладоням рыжая.
Святая простота.
-Нееееет. Не успеет – я, молниеносным движением, поймал мелкую в охапку. И, повалив на траву начал беспощадно…щекотать.
Ульянка, заливалась хохотом, тонко и весело, совсем не обидевшись, что я её разыграл, смеялась так, что и мои губы невольно растянулись в усмешке. Защекотав мелкую до такой степени, что она могла только лежать, и тяжело ловить ртом воздух, я прекратил импровизированную экзекуцию.
-Ну ты и жук – с уважением протянула рыжая лежа на земле. Её стройный, загорелый животик, видный из под задравшейся в суматохе майки, и слегка мокрый от пота, двигался в такт учащенному дыханию.
-А ведь я ни на минуту не усомнилась! Артист ты, а не доктор!
Я отвесил шутливый поклон мелкой, и на этом, наш счет подначек на сегодня был один-один. Пусть так думает Ульянка, на самом деле, я только рад её приколам. Главное, чтобы она, не догадалась об этом, а то тормоза у мелкой, окончательно сорвет.
А вот и конец лестницы, аллилуя. Обсерватория закрыта, кругом ни души, бла-го-дать.

Надеюсь, скамейки успели высохнуть.

Лагерь у моря часть 16. Выбрано "Бежать."

Часть 10

Часть 11

Часть 12
Часть 13
Часть 14

Часть 15

Бежать, мчаться со всех ног. Это единственный выход, единственный шанс спастись от преследующего ужаса. И я мчался, не разбирая куда, просто прорывался сквозь черные заросли леса, перепрыгивая через поваленные деревья, кусты и небольшие овраги. Бежал прочь с такой нереальной скоростью что олимпийские бегуны нервно курят в сторонке. В отличии от них меня на финише ждала не медаль, а спасение от первобытного кошмара.  Вот только где он этот финиш? Не знаю сколько прошло времени, а лесу не было видно ни конца, ни края.

Остановившись возле ствола одного из больших деревьев, не для того чтобы перевести дух, усталости почему то не было, просто чтобы оглядеться. Огромное пространство, бесконечная череда травы, кустов и деревьев, света...его просто нет, ни звезд, ни луны, и тем не менее всё видно,каждый листик, где логика?

ЧТО-ТО наблюдало за мной! Из за леса, скрывшись в призрачном мареве, ОНО искало меня, искало очень внимательно. Бежать! Спасаться. Не знаю сколько я бежал, то-ли несколько минут, то-ли несколько дней, время здесь не ощущалось совершенно.

Наконец я выбежал на опушку, впереди виднелась дорога, и я ломанулся по ней, куда бы она не вела,всё лучше чем здесь. Дорога,петляя между деревьями, вывела меня к странным воротам,очень странным, словно из далекого прошлого, картинка из советских газет. Огромные ворота со статуями детей по краям, и облупившейся краской, над ними была надпись,и вот её почему-то было не разглядеть. Не долго раздумывая я забежал внутрь. И тут тоже самое, всё темное, ни души. Черная статуя какого-то мужика, и лишенная света площадь, вокруг ни души,ладно люди, даже насекомых и тех нет, ничего живого на километры вокруг. Только небольшие разбросанные домики вокруг. Это лагерь? Очень похоже, вот вдалеке сцена, вот это место,с вытяжкой, точь в точь столовая.

Открывая дома, и убеждаясь что я тут совершенно один,настроение мне совершенно не подняло. Попробовал закричать, звуков нет, вообще. Для пробы я разбил стекло в одном из домиков, опять ни малейшего шума. Вот только откуда-то из леса, из которого я только что выбежал, почувствовалось торжество. ОНО нашло!ОНО знает где я! Я помчался сквозь этот странный лагерь, когда в голове раздались странные шипящие звуки. Лучше бы была тишина и дальше!

-Куда бы ты не беш-ш-ш-шал - раздалось вкрадчивое шипение, казалось прямо в голове.

-Куда бы ты не пряталс-с-с-я

-Я уш-ш-ш-е там, и дош-ш-ш-идаюсь тебя - в голосе ни угрозы, ни ещё каких либо эмоций, но от одного его звука, сердце замирало от страха.

Выбравшись к краю лагеря, и ощутив что взгляд, преследовавший меня исчез, исчез и вновь появился прямо рядом со мной. Причал. Я был на причале, из черной воды которого поднималась голова огромной ЗМЕИ,огромной настолько что могла бы проглотить целиком буйвола. Пустые глаза смотрели прямо на меня, с черной, темнее самой ночи чешуи медленно и беззвучно стекала вода. Бежать? Но куда? Как? Как черт побери!? Ноги застыли на месте от ужаса.

-Шифт! В отчаянии попробовал я уйти. Но новоприобретенное умение подвело меня, попросту не сработав.

Яростно зашипев,от чего весь окружающий мир задрожал мелкой рябью, змея бросилась на меня, по пути снеся к чертовой матери весь причал,и несколько лодок. Скорее по наитию, чем осознанно, я отпрыгнул назад, и вместо того чтобы сожрать меня с потрохами, челюсти змеи сомкнулись на моей левой руке. Тут же я перестал её ощущать, боли не было, просто раз, и вместо ощущения одной конечности - ничего. Пустота поползла к плечу, там где она проходила, тело темнело и растворялось в ночи.  А змея просто смотрела, смотрела как я исчезаю, не делая попыток  добить меня,словно зная что всё уже кончено.

-Вот и всё да? - Успел подумать я, закрывая глаза.

Тепло, внезапно по моим губам словно прошелся лучик света, и его тепло обволокло тело, словно спасительный кокон. Пустота отступила, перестав поглощать меня. Теплый поток уносил прочь, прочь от темного призрачного мира, прочь от змеи, молча смотревшей на меня пустыми глазами. Змея явно была удивленна, что её добыча каким-то образом спасается.

.

.

.

Я пришел в себя рывком, шум моря, ветра и дождя, полился как бальзам на душу, после полной тишины, любые звуки казались манной небесной. Лежа с закрытыми глазами, я почувствовал то самое, спасшее меня тепло, ощутил как моих потрескавшихся сухих губ, коснулись теплые, нежные, слегка соленые от слез мягкие губки. Услышал тихие всхлипы, преходящие в сдержанное рыдание. Чьи-то руки надавили мне на грудь несколько раз, потом снова соленый поцелуй, и немного вдыхаемого воздуха.

Я открыл глаза. Мы всё там же, на пляже, мокнем под дождем и ветром. А Алиса, с закрытыми глазами, делает мне искусственное дыхание, при этом периодически прижимаясь ко мне всем своим великолепным, обжигающим теплом телом. Из уголков глаз девочки градом катили слезы, но при этом она не останавливаясь давила мне на грудь, и вдыхала воздух изо рта в рот. Мне вдруг стало так хорошо, почувствовать что кто-то так за тебя волнуется, это непередаваемо.

"-Правда препод которому мы сдавали сердечно-легочную реанимацию, поставил бы ей двояк" - прокомментировала шиза.

С трудом подавив желание просто полежать, и получать удовольствие, я положил правую руку на плечо, останавливая Алису. Да, мне хорошо, но нервы рыжей тоже жалко, она то думает я воды наглотался, и тут последний вдох испускаю.

-Спасибо Алиса, я уже в порядке - хрипло сказал я.

Алиса молча смотрела на меня, прекрасными янтарными глазами, сейчас заплаканными. Девочка была вся мокрая, и в песке, от купальника до рыжей макушки. При этом она постепенно заливалась краской. Ветер проносил мимо кучи песка,различного мусора и воды. А мы смотрели в глаза друг другу, несмотря на шум прибоя. Алиса тяжело и часто дышала, а я морщился от боли во всем теле, кроме левой руки...

-Идем отсюда Алис - не без труда поднялся я, увлекая с собой застывшую Алиску.

-Прости, это всё из за меня, я такая, такая дур...-хотела она сказать, но я прикрыл её рот ладонью.

-Всё обошлось, ты цела кстати? - поспешил я закрыть тему, потом узнаю зачем она пошла заниматься серфингом в шторм.

-Ты, ты спас меня, но как? - всё ещё тихонько плача шептала рыжая, при этом её хвостики обычно задорно торчавшие, поникли.

-Спас, это да - сказал я соглашаясь.

А затем обнял девушку, прижав её к себе, так сильно как только мог, при этом краем глаза отметив что моя левая рука НЕ ДВИГАЛАСЬ.

-Алиса, знаешь, сегодня именно ТЫ меня спасла.

И посмотрев в глаза удивленной рыжей, я нашел в себе силы улыбнуться и ...

Валяюсь в гамаке, курю, играю в БЛ, а что делают аноны?
P.S.Мамка в пределах видимости, так что ваши фантазии можете оставить при себе.

 

 Мы прошли вдоль забора, потом свернули к реке и вышли на большую поляну. Посредине рос большой дуб. Откуда он здесь? На ветках повязанные ленточки. — Что это за место?
  Алиса улыбнулась. — Ещё здесь не был? Сюда обычно приходят после отбоя чтобы сказать друг другу... Самое важное, самое сокровенное. Говорят, что если повязать ленточку, то всё сбудется. Этот дуб... Он был здесь всегда и будет всегда. Он слышал и запомнил многое. Сейчас он услышит меня.
  Она достала из кармана ленточку и повязала её. — Встань там — она показала на дуб. — и помолчи. Я хочу сказать...
  Словно собравшись с силами, она продолжила: — Мне плевать на возраст, на твою жену, на... На всё. Потому что я... Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!
  Вас никогда не били прикладом по голове? Типа этого, да...
  Она всхлипнула? — Ты здесь? Почему ты молчишь?

  Сука, да скажи же ты ей. Скажи это. Как? Обыкновенно. Но ей же только шестнадцать лет. Вспомни... Той девочки с её глазами было семнадцать. Не надо об этом. А ты скажи то что не сказал тогда. Тоже ведь думал, что потом, а потом не было. Ладно...

  «Думы окаянные,
  Мысли потаенные.
  Бестолковая любовь,
  Головка забубенная...»

  — Лиска... Я ведь тоже люблю тебя. Ответом был саркастический смешок. — Да? Как маленькую глупую девчонку? Да пошёл ты... Не нужна мне такая твоя любовь. Я не...
  — Нет. Я люблю тебя как женщину. Самую красивую на свете. Клянусь Богом.
  Ты сказал это? Да, я сказал это. Она вышла из-за дерева. — Ты на самом деле? Я...
  Она подошла и неловко, стесняясь обняла меня... — Тогда... Тогда поцелуй меня как женщину. Я хочу узнать каково это...

  Что ты делаешь? Целую любимую...
  Что же ты делаешь? Целую любимую...
  Что же ты делаешь...?

  «И не догонят нас не боль,
  Не молва, не стыд.
  А что грешили мы с тобой.
  Так может Бог простит...»



  Застонав, она опустилась на землю. — Как же сладко... Ещё... — её пальцы начали расстегивать пуговицы на рубашке. Я остановил её. — Не надо. Не спеши. Всё будет...
  Она встряхнулась. — Ой, Азад, я... Я же не хотела, чтобы... Ты не думай, я же не какая-нибудь.
  — Всё хорошо... Она отодвинулась. — Ты сейчас сказал... Авеста? Это имя, кто она? Ты не думай, я не ревную, просто...
  На меня смотрела кто? Я опустил голову. Брат, я думал, что ты разучился плакать.
  — У нас там не было имён, только позывные. Ей было семнадцать лет и у неё были твои глаза. — Что с ней стало? Не хочешь, не говори, конечно. — Она погибла. Я не смог её спасти...
  Алиса вдруг приложила палец к моим губам: — Нет, молчи. Этого не было. Я вернулась. Я Авеста и я больше тебя не отпущу. Bijare... (Любимый (курманджи)
  Что она сказала? Ты слышал. Ты понял...

  «Все вы, думы, помните,
  Все вы, думы, знаете,
  До чего ж вы мое сердце
  Этим огорчаете.

  Позову я голубя,
  Позову я сизого.
  Пошлю дролечке письмо,
  И мы начнем все сызнова...»



  Я положил голову ей на колени. Она взъерошила мои волосы. — Какой ты красивый. И как же я тебя люблю. Она посмотрела наверх. — Странно, как будто бы... — Что?
  Алиса пожала плечами. — Не знаю. Кажется, что кто-то смотрит сверху на нас и... улыбается. По-доброму. Она помолчала. — И пусть смотрит. Мы же ничего плохого не делаем. Да ну... Пусть завидуют.
  — Лиска, можно тебя спросить? — Рискни, а о чём? — Кольца на цепочке...
  Алиса только вздохнула: — Это память о моих родителях. — А что случилось? Не говори, если не хочешь. — Ох... Я никогда их не видела. Но эти кольца всегда были у меня на шее. С самого рождения, понимаешь? Что же непонятного. Ну и нахрена ты это начал, дурак любопытный. Алиса покачала головой. — Говорят я в папу, такая же рыжая. А ещё говорят, что... Говорят мама у меня ведуньей, была, ведьмой что-ли... — Ты не искала их? — Нет. Они же всегда рядом. Вот смотри, — она показала мне кольца — на одном женское имя. Зара. А на другом мужское. Иван. Видишь? Когда придёт время это будут наши обручальные кольца. Не обсуждается, да? — Как скажешь. Она только засмеялась. — Ну ещё бы... Алиса откинула голову назад и зажмурилась. — Как же хорошо. Только... Азад не бросай меня, пожалуйста. Я с тобой куда угодно поеду. Честно...

  Ну и... Как ты ей правду скажешь. О том что... А ведь придётся говорить, иначе неправильно будет. Как будто бы я солгу ей. Не хочу врать. Я сел.
  — Алиса, помнишь ты сказала, что я из другого мира. — Ну я же в переносном смысле это сказала. — она недоуменно посмотрела на меня. — Просто я имела в виду, что ты как-бы в этот мир не вписываешься. Как инопланетянин какой-нибудь. А что?
  — Да я ведь правда из другого мира пришёл. Она нахмурилась и шлёпнула меня по голове. — Прекрати прикалываться, а то получишь. — Лиска, это правда. Вот смотри. — я показал ей татуировку на левом плече. Странно, она что, не замечала?
  — Ну и что там у тебя? Донбасс — Новороссия... Что ещё за Новороссия такая? А Донбасс — это же Украина. Я географию СССР знаю. Ерунда какая-то. — Да нет не ерунда. У нас там война идёт. Понимаешь? Она только ойкнула. — Ты что... Мама... А как это? — Как... Война.
  — Подожди. — она вздрогнула. — И ты там воевал? Господи... — Ну воевал это громко будет сказано. Я вообще — то журналист. Но немного пришлось.
  Алиса коснулась моего лица. — Ты это немножко называешь? — Это позже. Я в командировку уехал. В Сирию. — Тоже на войну что ли? Охренеть... — Ну работа такая у меня. — Хреновая у тебя работа... Глаз там потерял?
  Я вздохнул. — Освобождали город. С оператором на мину наткнулись. Его в ногу ранило, а меня... Алиса по бабьи подперла щёку. — Ох мужики... Вечно вы приключений себе на жопу находите. С кем хоть воевал-то?
  Чёрт... Теперь попробуйте объяснить шестнадцатилетней девочки из альтернативного СССР образца одна тысяча девятьсот семьдесят девятого года кто такие ПСы или что такое ДАЕШ. Вот и я о том же...
  — С фашистами. — Да ну тебя. — удивилась она. — Их же уже давно победили. В каком там году? В сорок пятом же. — Ну да. Только не всех. Повылазили.
  Алиса удивилась ещё больше. — Странно. А я почему-то подумала, что у вас там коммунизм уже. — Да какое там. — я махнул рукой. — Просрали всё к ебеням.
  — Плохо. — она на минуту задумалась. — Подожди, а как ты вообще к нам попал?
  Действительно, как? Надеюсь, с самого начала рассказывать не надо будет.
  — Я между мирами могу ходить. Есть у меня такое. Она почему-то восприняла это как должное. — А зачем пришел? Нет ну здорово, конечно, что ты здесь, но... — Просто одна маленькая девочка позвала на помощь. Вот и пришёл.

  Младшая, ты понимаешь, что натворила? — Да я... — Ты понимаешь на что его обрекла? — Я плакала... — Плакала она... Вот отшлепать бы тебя как следует. — Отшлепай. — Знаешь же, что поздно. Ладно, не реви. Может всё ещё обойдется.

  Мы ещё посидели немного, помолчали. Всё ведь уже было сказано, зачем повторяться.
  Неожиданно Алиса спохватилась: — Слушай, обед же скоро. Да и потерять могут, наверное, а втык получать неохота. Пошли обратно. Она встала, отряхнулась. — Не знаю, что будет дальше, но... У нас есть этот лагерь и это лето на двоих. Мне достаточно.
  — Мне тоже. А что дальше... Бог знает лучше. Алиса хмыкнула: — Да ну тебя... Его же нет.
  — Ага, а кто сверху смотрел? Алиса подняла голову. — Ой, а он не обиделся? А вдруг и правда... Я засмеялся. — Не знаю. Мы вроде ничего плохого не делали. Она только вздохнула и снова подняла голову. — Не обижайся, пожалуйста и не наказывай нас. Мы хорошие. Только... — она помолчала. — Дурные как... Ладно пойдем.

Дубликат. Часть 5.

Глава 1 http://vn.reactor.cc/post/2900488
Глава 2 http://vn.reactor.cc/post/2906357

Глава 3

Пятница. 19-00. Алиса Двачевская. Где-то.

И все-таки: нам сейчас направо — в ту сторону, где должен оставаться лагерь; или налево, куда ушел поезд и где, на дальнем краю поляны, виднеются какие-то сараи?
Поглазев вслед поезду, мы сначала вернулись к месту нашего отдыха, собрали вещи, а сейчас опять стоим на рельсах и крутим головами. Направо? Налево? Открываю рот, чтобы предложить идти направо — к лагерю, или что здесь находится на его месте, но Ленка меня опережает.
— Алиса. Скоро стемнеет.
— Я не боюсь. И по рельсам-то мы не заблудимся.
— Я тоже не боюсь. Но фонарика нет и можно сломать ногу. — Ленка поднимает на меня глаза. — Здесь даже днем можно сломать ногу.
Да, здесь даже днем можно легко сломать ногу. Я согласна. Сенька говорил, что мы очень быстро восстанавливаемся и перелом срастается часа за полтора. Даже после моей стрелы Сенька… Черт, не  надо об этом. «Сенька, я знаю, что ты меня давно простил, но все равно...»  — мысленно обращаюсь к нему. И еще, я не хочу на себе проверять скорость заживления ран и сращивания костей. Я смотрю налево, в сторону сараев.
— Ленка. У нас пол пачки печенья, четыре куска хлеба, фляжка воды и половина кружка колбасы. Мы проживем без ужина, чтобы съесть это на завтрак? — И сама же и отвечаю. — Надеюсь, что проживем.
Эти пятьсот метров мы преодолеваем часа два, из них час уходит на последние пятьдесят. Очень обидно, глядя под ноги, видеть как следующая шпала сменяет, при каждом шаге, предыдущую, а потом поднять голову и обнаружить, что ты нисколько не приблизилась к домику. Ну, почти не приблизилась. А еще обиднее смотреть, как всякие мелкие птички летают над тобой туда-сюда и их ничто не задерживает. Но все когда-нибудь заканчивается и мы устало перешагиваем через поваленную ограду. Не знаю кто здесь жил. Может быть стрелочник. За серым от времени дощатым сараем оказывается спрятан маленький домик из силикатного кирпича.
— Алиса. — Ленка смотрит на меня и, кажется, смотрит виновато. — Я подумала сейчас. Что обратно в лагерь мы бы могли дойти быстрее, чем шли сюда.
А Ленка права. Хочется съязвить, но это позже. Сейчас, когда мы неизвестно где, не стоит ругаться.
— Ленка, еще неизвестно, может ты и правильно нас сюда привела. Еще неизвестно, что там на месте нашего лагеря. — И мысленно добавляю: "Но напомни мне, пожалуйста, что я собираюсь поругаться с тобой, когда мы вернемся".

Пятница. 23-30. Елена Тихонова. Домик стрелочника.

Когда пришли к домику уже темнело. Странно подумать, что когда-то здесь, в этом месте, жили люди, но домик — вот он. Домик из белого кирпича под шиферной крышей, заброшенный огород, колодец, закрытый крышкой, дощатый туалет, сарай и баня, которую мы издалека приняли за второй сарай… Сразу за огородом проходит насыпь с рельсами и единственной ручной стрелкой.
Сначала я предложила переночевать в сарае, но Алиса возмущенно фыркнула, подергала дверь домика, потом внимательно осмотрела крыльцо и дверь, и достала откуда-то сверху ключ. Замок с трудом, но поддался и мы оказались внутри.
— Добро пожаловать, дорогая подруга Алиса!
— Ну и ты тоже… заходи. — Иногда мы с Алисой случайно ухитряемся быть на одной волне.
Домик встретил нас густыми сумерками, поэтому первое, что сделала Алиса, это щелкнула выключателем. Потом щелкнула им еще несколько раз, но лампочка от этого не загораелась.
— Для начала предлагаю поискать свечи.
— Алис. А удобно? Без спросу, в чужом доме?
— Ленка, ты же следопыт! Ну-ка, скажи, когда здесь последний раз были хозяева?
Вот такое у нас сложилось разделение ролей: в лесу лидирую я, а там, где живут или жили люди — Алиса. Ну и пусть так и будет. Наш дуэт, он, все равно, временный. Слишком уж мы разные.
Домик совсем маленький.
Крошечные сени, (Или это лучше назвать прихожей?) где рядом с входной дверью висит на стене умывальник, а на умывальнике пристроен окаменевший кусок мыла. Напротив умывальника, на гвозде висят брезентовый плащ и железнодорожная фуражка поверх плаща, а на полу, под плащом, стоят резиновые сапоги. Здесь свечей нет. Открываем вторую дверь и заходим в сам домик.
Единственная комната, разделенная пополам кирпичной печью. В кухонной половине, куда ведет дверь из прихожей: стол, две табуретки, шкафчик в углу, старинный холодильник (шнур  с вилкой на конце висит на дверной ручке) и несколько поленьев около печки. В жилой части комнаты: кровать без матраца и диван, шифоньер, стол и тумбочка с радиолой.
— Ленка, не стой, ищи свечки. А то скоро совсем темно будет, а у меня только зажигалка.
Алиса проходит в спальню и начинает шарить по шифоньеру, а я начинаю искать на кухне. На этот раз нам везет: мне попадаются в ящике стола два небольших огарка, а Алиса достает из шифоньера нераспечатанную коробку со свечами. Вовремя — в домике уже совсем темно.
Зажигаем один огарок и, при его свете, находим в шкафчике подходящее блюдце, на котором этот огарок и устанавливаем.
— Ну вот, а ты хотела в пыльном сарае ночевать!
Алиса победоносно смотрит на меня, потом, внезапно, морщит нос и чихает, смазывая эффект. Мне весело и я смеюсь. Алиса еще пытается злиться, но не выдерживает и начинает смеяться вместе со мной.
— Может. Осмотримся снаружи? Пока не стемнело?
Алиса, продолжая улыбаться, кивает. Я задуваю свечку и мы отправляемся на экскурсию.
Солнце уже наполовину спряталось за лесом и скоро спрячется совсем. Поэтому осмотреться особо не получается. Я, в первую очередь, бросаюсь к колодцу, с трудом откидываю тяжелую крышку и заглядываю внутрь. Из колодца тянет холодом и сыростью, и виднеется отражение неба. Трос намотан на ворот, перевернутое ведро находится тут-же, около колодца.
В-ж-ж-ж… Смотрю, как сматывается трос с ворота. Плюх! Заглядываю в колодец, но уже слишком темно и ничего не видно. Начинаю крутить ворот. Тяжело — я все-таки девочка. Но кручу рукоятку, натирая ладони и слушая как скрипит ось. Вышла из бани Алиса, подбежала ко мне, встала с другой стороны, тоже взялась за ручку и начала помогать.
— Это ты правильно про колодец вспомнила. — Говорит Алиса. Оглядывается на баню, смотрит на меня и жалобно продолжает. — Очень хочется помыться. Без ужина я потерплю, а помыться — хочется.
Я хочу ответить вслух, но мы уже подняли ведро, поэтому только киваю — Алиса права. Ставим ведро на землю и, первое, что делаем, это пробуем воду на вкус, зачерпывая ее в пригоршни. Прежде всего она холодная, но, во-вторых, и удивительно вкусная. Считаем потребность в воде, оказывается, что нужно ведер пять.
— А мыло?
— Все там есть. И мыло и мочалка, и полотенца, и тазики, даже шампунь. Только веников нет.
— А дрова?
— Полный сарай!
И вот, где-то к полуночи, мы заканчиваем мытье и стирку и развешиваем наши вещи на  найденной тут же в бане бельевой веревке, которую протягиваем от бани до крыльца домика. Алиса еще фыркает: «Жаль — некому подглядывать!» И еще и подначивает меня: «Ленка, ты же художница. Нарисуй, как мы тут голые ночью белье развешиваем». Не надо меня подначивать! Делаю полшага назад и внимательно рассматриваю Алису с головы до ног, а потом — в обратном порядке: одно полотенце на голове, второе, то что Алиса обмотала себе вокруг бедер, свалилось. Света поднявшейся Луны вполне хватает чтобы рассмотреть все детали. А Алиса ожидаемо смущается: «Ленка, не вздумай! Я же пошутила!» Я киваю, примирительно улыбаясь, но какая-то зарубка в голове остается. Не сейчас, не завтра, но может когда-нибудь…

Суббота. 01-00. Алиса Двачевская. Домик стрелочника.

Наконец-то улеглись. Пока нашли в шифоньере чистые и целые простыни, пока разложили и застелили диван… Пока десять раз перепроверили, что в бане, в печке, все прогорело. Пока переделали еще кучу всяких внезапно возникших, но неотложных дел.
Ленка легла к стене, завернулась с головой в простыню, и сразу уснула. А я лежу на своей половинке дивана, вдыхаю затхлый запах давно покинутого домика, и мне не спится, и мысли в голову лезут. Это Ленка сейчас должна копаться в себе и переживать, а я, как натура грубая и бесчувственная, должна спать без сновидений. Но вот, оказывается, бывает и наоборот.
Начинаю с перечисления событий сегодняшнего дня: линейка, завтрак с Ленкой, короткий разговор с Санькой… Ох, бедная Санька. Я-то одна в домике, а она с Ленкой. Безответная любовь — Сенька пропал, а теперь и Ленка. Не спит ведь Санька, наверняка не спит. Отвлеклась я, что там дальше? Начало экспедиции, ручная стрекоза… Стрекозы, приручать которых я, оказывается, научила Ленку, когда мне было восемь, а ей семь. Получается, что мы, действительно, были подругами, потому что чужую девочку я бы учить такому точно не стала. Весь день хотела еще расспросить Ленку о нас, но так и не решилась — боюсь, не знаю чего, но боюсь. Дальше: отдых этот и сон, во время которого нас и закинуло непонятно куда, вспоминаю, как Сенька рассказывал про поселок Шлюз и железную дорогу. Может быть. Сенька скупо и нехотя о нем рассказывал, как будто о чем-то неприятном. Завтра про Шлюз с Ленкой поговорю, все равно туда идти — больше некуда. Домик этот, кто и когда его построил, кто и когда в нем жил? Дядька какой-то, худой и длинный, это если судить по футболкам и рубашкам найденным в шкафу. Где-то Сенькиных габаритов…
Интересно, что мы совсем не испугались, когда нас перекинуло сюда во время сна. Ни сразу, ни чуть попозже. Как будто это обычное дело — такой переход.
Ну хорошо. А что завтра-то делать? Не знаю. Это Сенькино дело — думать и планировать — он у нас стратЭг и голова у него большая. А я всего-лишь неплохая гитаристка-любитель и плохая помощник вожатой.
Не спится. Осторожно, чтобы не разбудить Ленку, встаю и, как была голяком, иду на крыльцо, прихватив по пути табуретку. Сплошной разврат. Видела бы Ольга, как две пионерки, на одной кровати (простите — диване), в костюмах Евы. А куда деваться, если все наше белье пропотело и пришлось стирать, не одевать же его на себя после бани? А чужие затхлые футболки одевать противно. А может Ольга и не такое видела, за двадцать с лишним-то лет.
Мысли перескакивают. Двадцать с лишним лет. Это мне, получается, сколько? Тридцать семь — самое малое. А может и больше. Накину еще лет пять, ну и еще года три, для круглого счета. Девочка Алиса, ты хорошо сохранилась в твои сорок пять годиков. Да ну, что за бред? Ну, не совсем бред, но… Это этому телу — сорок пять. А выглядит как новое, а всё дело курсе омолаживания каждые две недели. Кому бы продать рецепт? Я тогда себе новую гитару куплю, много новых гитар... Вагон, не меньше.
Что же там мне снилось между циклами? Нет, совершенно не помню. Обрывки есть, а цельной картины не складывается. А вот про стрекозу я сейчас вспомнила.

Мы с Ленкой на пляже, Ленка в одних трусиках, а я уже большая, мне целых восемь лет, и мне нужно носить купальник. Мы уже поплескались на мелководье, мы уже построили башню из песка, мы уже позакапывали друг-дружку в этот песок и опять поплескались на мелководье. Я попыталась научить Ленку плавать, у меня ничего не получилось, я за это на Ленку обиделась и накричала на нее. Кажется Ленка вот-вот заплачет и убежит, и я, чтобы загладить вину, беру ее за руку и веду к границе песка и травы.
— Знаешь, у меня есть ручная стрекоза. Хочешь, я тебя с ней познакомлю?..
А потом Ленку зовет женщина, удивительно похожая на неё. Ленка улыбается мне так, как здесь она улыбается только Саньке и Сеньке, говорит: «Пока!» — и убегает.

Да, это ценное воспоминание. И, я считаю его своим воспоминанием, чьим бы оно не было на самом деле. Ленка, оглядываюсь на закрытую дверь домика и улыбаюсь, все же она неплохая девушка, хоть часто и любит делать все исподтишка. И то, как она тащит на себе Второго из цикла в цикл, как надеется, что он завтра проснется, вызывает восхищение и сочувствие.
Вдруг кажется, что по огороду, от железной дороги к домику, кто-то идет — стрелочник. Причем не старый, а такой, как парни в нашем отряде — семнадцатилетний. Даже испугалась на секунду: стрелочник здесь, а я тут, в чем мама родила! Нет, это просто показалось, это всего-навсего игра лунных теней и света на стене сарая, это вовсе не стрелочник.
Посидела на крыльце, голову освежила, теперь пора и спать. Вторая попытка. Опять, опасаясь разбудить Ленку, ложусь на диван…
Что там у нас завтра?.. Нет, так я никогда не усну. Давай-ка, Алиса, посчитаем баранов. Раз, два, три… тридцать семь.