Результаты поиска по запросу «
Насиловать будешь?
»
Фанфики(БЛ) Бесконечное лето Ru VN Визуальные новеллы фэндомы
Глава 12: «благие намерения и их роль с позиции материаловедения»
— …а если с ней что-нибудь случится?
— Если с ней что-нибудь и случится, то я этому чему-нибудь не завидую. А жрать захочет — сама вылезет.
Начнём с хороших новостей. Я нашёл часы. Футуристичного вида медальон без ремешков попался на глаза ещё во время визита к кибернетикам. Заметил я их случайно — среди куч остального барахла, равномерно покрывавшего все горизонтальные поверхности за исключением пола и сначала решил, что аппарат не абонент. А потом Шурик продемонстрировал кнопочку, по нажатию на которую оживали светодиоды циферблата. Модель, носящая название «Электроника-1» не тратила энергию на отображение времени, пока у владельца не было на это нужды, сберегая её по тому же принципу, что и смартфоны в оставленном мной мире. Именно эта хитрость и позволяла им, как успел разрекламировать Шурик, работать на батарейке-таблетке годами. Находка сразу же отправилась в карман — к ключу от спортзала, сдать который обратно я всё никак не удосуживался.
Теперь о… нет, не о плохом. Об Анне. Пропала между обедом и тремя пополудни. С целью воспитательной выволочки, Ольга обошла все места, где та могла бы находиться, но усилия были тщетны. Так что спокойного ужина у меня не выдалось.
— Андрей, я поражаюсь твоей безынициативности! Ты больше других обязан беспокоиться за Анну, не только как пионер, но и как брат!
— Вот именно, Ольга Дмитриевна, я её брат. И как ближайший родственник, единоутробный, прошу заметить, имею право воздержаться от дачи каких-либо показаний.
— Ну, знаешь, это уже наглость! Да ты понимаешь, что пока вы здесь я за вас отвечаю?! Уход реб… пионера за пределы лагеря это ЧП и по правилам я милицию вызвать должна!
— Ну так вызывайте, — пожал я плечами, — не меня же потом отчитывать будут. Не подумайте ничего такого, но вам же мороки меньше, если Анна насовсем сгинет…
— Андрей! — прикрикнула Ольга Дмитриевна, — думай что говоришь! Ещё раз подобное услышу и… — она погрозила мне кулаком, — затем уже спокойным тоном продолжила, — завтра на линейке чтоб оба как штык, иначе я принимаю меры. Мы друг друга поняли?
— Поняли.
— Вот и замечательно, — она вновь перешла на стандартную тональность, — и только попробуйте снова проспать.
Значит, всё-таки заметила. Блин. Придётся искать Анну, если не хочу влипнуть по уши, но сначала надо выполнить одно обязательство, привилегию на которое я испросил у Лены при повторении нашей сегодняшней встречи на крыльце столовой.
***
Кое-как, открыв ногой дверь, я, с подносом в руках пробрался внутрь. Не очень-то уважительно — входить в библиотеку задом наперёд — в конце концов, что ещё достойно в нашем мире наименования волшебных лесов, как не библиотеки? Место, где стройными рядами стоят видоизменённые чудесным образом, деревья, глядя на которые часами, люди испытывают визуальные и слуховые галлюцинации, заслуживает особого почитания. Увы, культ книг в этом мире не настолько всеобъемлющ.
— Славя, ты тут? … — начал я с порога, ещё не успев поднять взгляд на фигуру, старающуюся слиться со стойкой приёма-выдачи книг.
— Да-да? — донеслось из-за стойки.
Подойдя ближе, я обнаружил её прячущейся за стопками книг — должно быть, ревизия.
— Ты вот что, не кисни, у меня тут ужин для тебя, давай маленько пространство расчистим, а то и поставить некуда…
— Я не буду, спасибо, тут дел невпроворот. Надо перебрать ещё несколько…
— Ответ неверный, — уже не глядя на беспорядок, я водрузил на стол поднос с вечерним пайком — варёная картошка, какао и набор для конструирования бутерброда с маслом, — выбирать тебе, разумеется, но как по мне — приятнее получать питательные вещества так, чем через капельницу.
Этим заявлением я, наконец, привлёк её внимание. На наполовину испуганный, наполовину вопросительный взгляд и попытки отодвинуть поднос ответом был понимающий кивок, мол, надо, родная.
— Ты уж извини, что так вышло. Не стоило мне вас оставлять тет-а-тет, так что пожалуйста, не усугубляй мои душевные терзания ещё и голодовкой.
Сдавшись, Славя кивнула и принялась неспешно распиливать котлету. Вилка и нож в её руках заметно дрожали.
— Приятного аппетита.
— А? Д-да, спасибо… — она отвечает мне тихо-тихо, едва преодолевая порог слышимости.
— Ну чего ты? Из-за Анны так расстроилась?
Славя лишь шмыгнула носом.
— В жи… жизни ни с кем не ссорилась… — произносит она надломленным голосом. Амплуа «некогда на ерунду отвлекаться, работать надо» тут же развеялось.
— Всё когда-то бывает впервые.
— Я же только помочь ей хо… хотела…, а она…
— А она не привыкла, что ей помогать могут. Самостоятельная…
Славя всхлипнула.
— Ну, чего ты? Подумаешь, на психа напоролась, люди разные бывают. Так что ж теперь от всяких неадекватов в бункере прятаться?
Молчание вновь было мне ответом. Решил, называется, в психолога поиграть.
— Слушай, хочешь я сюда Анну приведу…
— Нет! — резко отрезала Славя, прерывая меня. Ясно слышалась паническая нотка. — Не надо…
—…чтоб она прощенья попросила?
— Не надо… — повторила она, — я её боюсь…
До этого момента я метался от одной мысли к другой в поисках слов, способных хоть как-то сгладить ситуацию, но сейчас мне в голову пришла нужная идея.
— Знаешь, не ты одна. Её в школе пугалом не за красивые глаза прозвали, — Я выдумывал на ходу. Сестра бы самодеятельность не одобрила, но в данной ситуации она была лишена права голоса, — даже хулиганы при встрече улицу переходят — боятся.
— Почему? — Славя немного ожила, отвлёкшись от разглядывания гарнира.
— Слухи разные ходят — я хмыкнул, — например, что Анна из неугодных котлеты делает, а потом кормит ими духов Хаоса в ближайший седьмой вторник месяца на празднике новолуния. Разумеется, пущены они были ею же, но никто об этом не знает.
— Но так не бывает… нельзя же запугать целую школу! — запротестовала Славя.
— Бери выше, — посоветовал я, — даже у меня от пересказа некоторых историй волосы на затылке шевелились.
— А взрослые как же?
— А что они сделают? На костре сестру уже не сожгут, а скорость, с которой расползаются такие вот страшилки просто бешеная, так что пресечь тоже не выйдет.
Я посмотрел ей в глаза. Расширенные, не то от удивления, не то от страха, зрачки её голубых глазищ подсказывали, что надо подводить итог этого балагана, а заодно сделать полезную прививку на будущее…
— Пойми вот какую штуку — Анна воздействует на умы людей и то, как она с ними управляется пугает даже меня. Однако, — я перехожу на доверительный шёпот, подманив собеседницу поближе, — она ни разу и пальцем никого не тронула, — вновь возвращаюсь в обычный режим вещания, отстранившись от её уха. — Бывает, что отвесит подзатыльник своему брату-акробату в воспитательных целях, но не более. Только т-с-с! — Улыбнувшись, я подмигнул ей. Наградой за старания мне стала робкая улыбка.
Похоже, сказка оказалась достаточно правдоподобной для девочки, которой не повезло перейти дорогу одной съехавшей с катушек, офонаревшей от наглости личности с завышенным самомнением. Не представляю, на какой стадии эмбрионального развития я мог бы свернуть не туда и в итоге выродиться вот в это пугало. Ну почему мне попалась помесь Гингемы и…
— Почему Анна такая злая? — Славя прервала мои размышления. Она снова говорила достаточно ровно и уверенно.
— В смысле?
— Ну, вот ты, например…
— Я тоже не подарок, уверяю.
— Ты? — Она удивилась, — Но, ты же хороший…
В этот момент мне остро захотелось покидать всю посуду с подноса в окно.
— Да ничуть.
— Зачем же ты тогда… ну, почему ты тут, со мной?
— Во-первых, потому что Хаос. А во-вторых, я не особо вникал в ситуацию. Это называется непредвзятость. Просто я знаю, что после сестры обычно даже монголам сжигать нечего, вот и стараюсь баланс поддерживать. И нет, мы с ней не всегда по разные стороны баррикад, как ты могла только что подумать.
Славя отвела от меня взгляд.
— И всё-таки ты добрее Анны, — возразила она.
— Слушай, может сменим тему?
— Почему?
— Вот смотри, ты знаешь нас два дня, меньше даже. Однако в результате ряда событий для тебя, да и ещё для многих мы уже «хороший и плохой близнецы». Как думаешь, сильно это сопоставимо с тем, кто мы на самом деле?
— В какой-то мере, вам это действительно подходит. Напиши кто про наш лагерь книжку, вас именно так и охарактеризовали бы.
— Но мы-то не в книге?
— Да. Не в книге… — Она снова улыбнулась. Светло так. Можно даже сказать, солнечно. Других людей, способных таким вот незатейливым методом излучать добро я не знал ни раньше, до переноса сюда, ни тут, в лагере. В чём-то Анна относительно права — Славя будет аномалией даже в сумеречной зоне.
— Ну вот, сама же понимаешь. Книжные законы действуют только в книгах. Тут всё работает по-другому. Я и Анна — не чёрное и белое. Мы это мы.
Позади задребезжало стекло. Кто-то усердно продолжал стучать в окно. Обернувшись, оказалось, что это была незабвенная Двачевская, которая, поняв, что привлекла внимание, стала жестами призывать выйти к ней. Могла бы и сама зайти, кроме неё и Анны двери минировать больше некому.
— Я сейчас, — ответил я на немой вопрос блондинки и зашагал к двери.
— Чего тебе, рыжая?
— От очкастого слышу, дело есть, — отозвалась Алиса и замолчала, зыркнув мне за спину. Должно быть, Славяна тоже выглянула наружу.
— Ну так и?
— Баранки гни! — огрызнулась она, — пошли, чего встал? — она энергичным кивком указала куда-то в сторону.
— Куда? — я продолжал стоять в дверях с невозмутимым выражением лица.
Алисе вопрос пришёлся не по нраву. Она что-то прорычала себе под нос и вновь продемонстрировала мне кулак.
— Склероз, да? Или струсил?
До меня наконец, дошло, о чём идёт речь. Со всей этой суетой вокруг Слави я напрочь забыл о нашем споре. Теперь ясно, чего рыжая темнит — палиться при начальстве это ни разу не комильфо.
— Склероз, — честно признался я, — пошли.
— Вы куда? — вмешалась Славя.
— Э… мда… — я замялся, — видишь ли, Славь, врать не стану, но тебе лучше этого не знать. Бывают такие загадки, ответы на которые порождают новые вопросы, а возможно, ещё и запускают необратимую цепь катастрофических исходов, ведущих к тепловой смерти Вселенной. Давай побережём Вселенную, хорошо?
— Только постарайся не попасть в неприятности и… спасибо… за всё.
Кивнув в ответ, я поспешил за Алисой, которая успела за то время, пока мы тут расшаркивались домахать до развилки.
— Намиловались? — поддела она меня.
— Ревнуешь?
— Пошёл ты, очкарик.
— Аналогично.
Мы шли по площади, мимо злополучного памятника, в кустах перед которым Алиса с Анной оставили вчера одну из своих нелепых записок.
— Ну ты, артист, с Анной мириться не надумал?
— Пока она перед Славей не извинится и речи быть не может.
— Дурила ты, — бросила Алиса.
— Не понял?
— Ты реально ждёшь, что она с Феоктистовой помирится?
— Ну, я…
— Ну-у, я-я, — передразнила меня она, — головка от голубя!
— Я просто пытаюсь отучить её от привычки мешать остальных людей с говном.
— И уравниваешь её с ними же.
— Чего?
— Вот же тупик. Ты вот, перед ней за сцену в столовке извинишься?
— А с чего бы? Она же неправа.
Алиса остановилась.
— Развивай.
— Блин. — я впал в ступор. Время вновь стало вязким, как сгущёнка, только вынутая из холодильника. Появилась возможность подумать, поставив мир на паузу. Анька наорала на Славю, как ей кажется, совершенно заслуженно. А потом сестру прилюдно отчитал я, примерно в той же форме. Тем самым, снизойдя до её уровня, а не подтягивая её на свой. Вот и выходит, что я ничем не лучше.
— Э-эй! При чём тут блины? [*]
— Эвфемизм. Не важно. Спасибо, Двачевская.
— За что?
— За взгляд на проблему под другим углом. Можно сказать, помогла осознать себя идиотом…
Алиса на момент приобрела удивлённое выражение лица, но тут же вернула себе управление мимикой.
— А. Обращайся.
— Нет, серьёзно, я бы тебя сейчас расцеловал.
— Только попробуй! Тоже мне, телячьи нежности… — она со всего размаха пнула сандалией гальку, неясно кем оставленную посреди дороги. Камень на полной скорости влетел в кусты, непременно окаймляющие дорожку с обеих сторон.
— Эй, полегче! — из зарослей, шелестя ветками высунулась Ульянка, — вот на столько рядом пролетело!
— А нефиг тут сидеть, подслушивать!
— Я, может, тоже с вами в лес хочу…
— И что ты там забыла?
— А вы?
— Улька, брысь! Будешь приставать — вожатой сдам!
— А я ей расскажу, что вы в лесу целуетесь!
Это заявление вогнало Алису в краску.
— Да я… да ты… только попробуй!
Я? Вот с ней? ЦЕЛУЮСЬ? Ну, Уля, жжёшь!
— Алис, давай мелкую с собой возьмём, жалко чтоль? — выдавил я из себя, изо всех сил стараясь не расхохотаться.
Тут Алиса взвилась уже на меня.
— Жалко у пчёлки. Присматривать ты за ней будешь?
Мелкая же, почуяв за собой силу, начала канючить с удвоенным напором.
— Ладно, ладно! Только не ори… связалась на свою голову…
— Ур-р-ра! Пошли скорее целоваться!
— Ну, счастлив? — обратилась она ко мне, когда довольная собой Улька попыталась с разбегу вновь запрыгнуть мне на шею.
А что я? Я ничего не ответил. Хотел приключений — получил. Сбылась мечта идиота.
***
Алиса отлучилась на поимку Ульянки, которая вновь удрала, пользуясь моментом. Похоже эта игра им надоест ещё нескоро. Мы же стояли, глядя друг на друга и молчали. Напряжение росло.
— Так и будем молчать?
— Нет.
— Так что ж?
— Ань, мы оба хороши.
— Да что ты?
— Боюсь, инцидент в столовой тождественен библиотечному. Извини меня за тупость. Хотел как лучше, а получилось…
— Фиг с тобой, живи, — вздохнула Анна.
— А ты ничего сказать не хочешь?
— Ну… нет?
— Опять за своё?
— Шучу я. — она хихикнула. — Если тебе это так важно, завтра с блондинкой поговорю, тем паче, она и правда напрямую не виновата, что бесит.
— Так-то лучше.
— Но душевных мук я всё одно не испытываю.
— А тебе их Ольга Дмитриевна завтра на линейке обеспечит. Если не придём — вышлет розыскной отряд с собакой по следу.
— Блин.
— Вот-вот.
На этом темы для дальнейшего развития диалога иссякли. Мы стояли и смотрели на то, как суетится Союз рыжих.
— Что-то темновато…
— Ну так солнце село.
— Чем теперь займёмся?
— И ты ещё спрашиваешь?
Мы улыбаемся друг другу, и киваем в подтверждение того, что думаем об одном и том же.
— Девчонки, айда! Сегодня сидим у нас!
Фанфики(БЛ) Бесконечное лето Ru VN Лена(БЛ) Алиса(БЛ) очередной бред Дубликат(БЛ) Визуальные новеллы фэндомы
Дубликат. Часть 5.
Глава 1 http://vn.reactor.cc/post/2900488Глава 2 http://vn.reactor.cc/post/2906357
Глава 3 http://vn.reactor.cc/post/2912485
Глава 4 http://vn.reactor.cc/post/2915101
Глава 5
Потерянный рай
Суббота. 16-00. Елена Тихонова. Поселок Шлюз.
Уже все прошло, просто на душе тяжело. Роботы мы и для нас написаны программы, как не надейся на обратное! Смотрю на моего Семена и понимаю это. Ну и что, все равно он мой Семен и другого мне не надо. А еще, я не знаю, как попросить помощи у Алисы, но придется просить обязательно.
До двух часов дня все шло, в общем-то, хорошо. В полдень, наконец, вышли из домика и зашагали по рельсам. Обратный путь, действительно оказался легче. И дело не только в расчищенной насыпи и в том, что по времени путь занял раза в три меньше. Ушла какая-то неловкость в общении с Алисой. Сутки назад мы были из одной компании, но что нас связывало, кроме общей дружбы с Семеном и волейбола по вечерам? Да, я могла посочувствовать Алисе, в какие-то моменты Алиса могла посочувствовать мне, но все это было поверхностно. Если бы мы расстались, никто из нас не стал бы горевать об этом. А сейчас, как будто эти три прочтенные записки, этот поход и общее воспоминание о ручной стрекозе нас объединили. Уверенна, что мы не станем самыми близкими подругами, для этого у нее есть Ульяна, а у меня Саша. Но все равно, что-то изменилось в наших отношениях. Как будто мы, действительно, дружили еще в начальной школе, и встретились снова через десять лет после долгой разлуки. И выражается это хотя бы в том, что внезапно стали находиться общие темы для разговоров.
Начала Алиса. Смущаясь, прерываясь на полуслове, возвращаясь к началу, она рассказала мне историю о стрекозе. Да, все было почти так, как я запомнила.
— А та женщина, которая тебя увела, это твоя мама? Я вот свою совершенно не могу вспомнить.
— Да, мама. Я и твою чуть-чуть помню. Я вообще очень много помню, лет до десяти.
— Расскажешь? О моей маме?
— Совсем немного. Она была похожа на тебя, только волосы темные. И, Алиса, ты не обижайся. Моя мама не одобряла нашу дружбу. Твоя мама всё устраивала свою личную жизнь и тобой она не интересовалась. Ты росла сама по себе и считалась неблагополучным ребенком.
Алиса только пожала плечами.
— Я такой и осталась. Только выросла.
На какое-то время нас окружило молчание, только теперь уже не такое неловкое. Потому что уже через десять минут я спросила мнение Алисы о важном для меня — о воспоминаниях. Чьи они: наших, как там в записке сказано, оригиналов? Или это Система их создала? Про мелькнувшую надежду, что я тоже такой "не инициированный подлинник", как и Ульяна я умолчала, — это просто глупая надежда.
— Знаешь, Ленка. Я не задумывалась даже. У меня-то их почти нет. Вот я и считаю, что начала жизнь с чистого листа. Только, ты расскажешь потом еще обо мне и о нас? Что сможешь вспомнить?
Конечно расскажу, вот прямо сейчас. Кстати, я перестала обращать внимание на «Ленку». Это Алиса не от грубости и вульгарности, это просто так. Как и в нашем детстве. И то, что она вспомнила про стрекозу, это хороший знак. Не смотря ни на что.
Рассказала Алисе о нашем знакомстве, как я пошла в школу в шесть лет. «Домашний» ребенок, не знавший детского садика, и общавшийся до этого только с благонадежными детьми маминых знакомых. И каким шоком для моей мамы оказалась наша дружба с Алисой.
— Ты меня защищала от мальчишек. А я тебе пересказывала книжки, которые прочитала. Ну и еще мы...
— Ленка, ничего не помню. — Алиса перебила меня. — Но я тебе верю. Знаешь, я тебе не правильно сказала, сейчас. Про то, что я не задумывалась: кто я такая? — Задумывалась, но решила, что я самая распоследняя копия, появилась на свет сразу семнадцатилетней, терять мне нечего, зато можно начать с нуля. А тут, ты рассказываешь о нас. Я понимаю, что это память твоего прототипа о моем прототипе, но мне неожиданно хорошо, потому что какая-то его часть, оказывается, живет и во мне. А значит у меня тоже было детство. Пусть я его и не помню.
Так и шли, перебрасываясь иногда короткими диалогами, потому что обе не умеем бесконечно болтать ни о чём. А когда дошли до приметной красной осины, которая здесь тоже, оказывается, есть, я ощутила первое беспокойство. Вроде бы ничего особенного, но эта осина, по сентябрьски красная, посредине буйного лета, она как сигнал, как красная лампочка: «Стой! Дальше нельзя!» И начались мои терзания. Как будто пластинку в голове поставили: «Что-то не так, что-то обязательно пойдет не так…»
Алиса, как «существо грубое и бесчувственное», это ее собственные слова, никаких предупреждающих сигналов не уловила, а вот перемену в моем настроении заметила. Пыталась меня разговорить, потом отстала. Наверное решила, что мне просто страшно к незнакомым людям выходить. А потом, когда мы, свернув на развилке, вышли по тропе к воротам, я уже ничего не соображала и только послушно переставляла ноги, держась за спиной у Алисы. Это я еще помню. Ворота, спорткомплекс и пляж, — все как у нас. Склад, где мы встретили моего Семена, и где я посмотрела ему в глаза — вдруг узнает. И всё. Как будто меня выключили. Пришла я в себя лежа на скамье, Алиса, то била меня по щекам, то поливала водой из фляжки и отчаянно материлась. Меня било крупной дрожью, но дрожь стихала, и все сильнее и сильнее начинала болеть левая сторона головы. И сон, постепенно всплывавший в голове…
Суббота. 16-00. Алиса Двачевская. Поселок Шлюз.
Вот это Ленка учудила. И вот это я учудила.
— Ленка, ты как?
— Плохо.
— Ну прости меня, я не хотела тебя бить. На меня как нашло что-то.
— Н-нет, Алиса. Ты все правильно сделала.
Значит это было правильно. Тогда, получается, что и перетащить начавшую заваливаться Ленку на лавочку, заорав на Второго: «Что встал? Помогай!», — это тоже правильно. Но страшно. И больно. Потому что Ленка пиналась и кусалась, пытаясь вырваться, да при этом еще и выла по звериному. И почти вырвалась. Когда я, уже на лавочке, нечаянно посмотрела ей в глаза и испугалась. В мертвые, ничего не выражающие глаза. Похожие на те, что у здешних Семенов, но не такие. Не знаю, не могу описать. Но я замерла и разжала руки, и стала похожа на кролика перед удавом. Спас меня от наваждения Второй, резко дернувший уже начавшую подниматься с лавочки Ленку за ноги, так, что она опять рухнула назад, стукнувшись о деревяшку затылком. На миг мне показалось, что в ее взгляд вернулись разум и жизнь. Только на миг, но этого хватило, чтобы гипноз прошел, я перехватила Ленкины руки и уселась ей на живот. Ленка, оказывается, может быть очень сильной, но все имеет конец. Постепенно рывки становились все слабее и чаще, переходя в дрожь, а потом я услышала: «Алиса, отпусти меня, пожалуйста». И я отпустила. Отпустила, помогла встать, отряхнула, подхватила Ленку, когда та, охнув, опять начала заваливаться и усадила обратно на скамейку.
Там мы постепенно приходили в себя, а вокруг сновали бесчисленные Семены. Кто-то шел с метлой на площадь, кто-то нес тюки с бельем на склад, кто-то… В общем, обычные хозяйственные дела, если не обращать внимание на замедленный темп движений, чуть расстроенную координацию и неподвижные полуприкрытые глаза. Бедный Сенька, нас тут хотя бы двое, а он целую неделю в такой компании провел. Ну, мы не обращаем внимания на Семенов, Семены не обращают внимания на нас, у нас с ними, наверное, договор. Но Второй же помог мне, причем два раза. Помог перенести Ленку на лавочку и дернул Ленку за ноги во время этого ее странного приступа. А потом опять пошел по своим делам. Интересно, что бы было, если бы Ленка вырвалась?
— Ленка. А вообще, что это было?
Ленка смотрит на меня своими большими зелеными глазами… Хочет ответить, по глазам вижу, что хочет ответить.
— Я обязательно тебе расскажу, Алиса. Чуть попозже, когда все для себя в голове уложу.
Ну, расскажешь, так расскажешь, когда все уложишь. А сейчас неплохо бы пообедать. Здешний обед мы пропустили, но у нас остались пол пачки печения и термос с чаем. Все лучше, чем ничего. Ищу глазами Ленкину сумку: рядом с ней нет (и не было, я же без сумки ее сюда тащила — я помню), там где мы стояли тоже нет, там только куртка ее, на траве валяется, и на нее уже нацеливается один из Семенов с тачкой полной мусора.
— Эй ты! Сенька номер шестнадцатый! Что ты делаешь?! Положи на место!
Разумеется никакой реакции. Вскакиваю с места, подбегаю к Семену, отбираю у него куртку, и вижу Ленкину сумку, которая висит на кустах, на противоположной стороне главной аллеи. Висит довольно высоко, стоя на месте ее за лямку так не подвесить, это ее забрасывать надо было. Отбираю все у того же Сеньки-шестнадцатого грабли и черенком от граблей снимаю сумку с куста.
— Все, свободен.
Страшно мне, на самом деле. Когда вокруг вот такие ходят. И их самих боюсь, и сама боюсь вот такой стать. Поэтому и маскирую свои страхи нахальством. И понимаю, почему Сенька ничего не рассказывает о здешней жизни.
Первое, что делает Ленка, когда я отдаю ей сумку, это проверяет, на месте ли книжка из домика. Вот книжная душа, думаю даже и с нежностью. И, как вспышка-воспоминание, проскакивает мысль: «Ленка всегда любила читать, с первого класса. И меня всегда пыталась к этому занятию приохотить». И у нее почти получилось. По крайней мере от книжек я не бегу.
— Ленка, дашь потом почитать?
— Хайяма? Конечно-же.
Ленка достает из сумки и выкладывает между нами на лавочку печенье и термос, который выдержал все испытания не разбившись. А потом протягивает раскрытую сумку мне и, отворачиваясь в сторону, просит изменившимся голосом.
— Алиса, возьми его, пожалуйста. Пусть пока у тебя побудет. А лучше спрячь.
Я не идиотка, я поняла даже не заглядывая в сумку. Тот самый Ленкин ножик, который она никому не показывает и всегда таскает с собой. Перекладываю нож к себе в сумку.
— Все, Лен, можешь поворачиваться. — А потом осторожно добавляю. — Это часть того…
— Да, Алиса. Подожди, пока не спрашивай. Я еще не готова.
Суббота. 18-30. Елена Тихонова. Поселок Шлюз, провал в бомбоубежище.
Обед, из двух с половиной печенюшек на человека, голод только раздразнил.
— Второй день впроголодь! Надоело! — Алиса решительно встала и протянула мне руку. — Идем грабить Семенов. Должно же у них хоть что-то остаться после обеда.
А я вспомнила историю со стрекозой, вероятно, так же как и Алиса. Потому что она, неожиданно улыбнулась, непривычно, по отношению ко мне, по доброму, и сказала: «Все как в детстве, а Ленка? Опять я тебя куда-то веду».
Да, все как и должно быть. Вот такая она, Алиса, и есть: настороженность и агрессия по отношению к чужим, и теплота и забота, маскируемые при посторонних, опять же, агрессией, по отношению к тем, кто признаны своими. Значит я теперь «своя», как подруга детства. Возможно, воображаемого детства, но уж какое есть.
А я? Для меня Алиса теперь своя или нет? Не знаю, хотелось бы конечно, но я еще не разобралась.
А в столовой, за остатками вермишели, заправленной тушенкой (на голодный желудок показалось, что это даже и вкусно) я и вывалила на бедную подругу детства все, что имела.
— Алиса, мне нужно спуститься в подземелье.
Да, Алиска — своя. Постороннему я бы не стала это рассказывать. И дальше я уже не останавливаюсь.
«Мы почти не помним то, что было с нами до того, как мы здесь проснулись. Просто все циклы слились в один. У меня так; у нашего Семена; уверена, что и у тебя. Наверное так и должно быть. И о той жизни, что, как-будто, у нас проходит до и после нашего приезда в лагерь, мы тоже помним каждый по разному. Ты, сама говоришь, что совсем почти ничего; я, лет до десяти, хорошо, а потом похуже; Семены, оба, и наш и мой, те взрослую жизнь хорошо помнят, а детство почти нет, правда мой, конечно, еще не проснулся. Наверное, это правильно, потому что мы разные, и думаем и помним по разному. А есть еще сны, не обычные, а такие, которые запоминаются. Вещие сны, наверное? Вот у меня раньше был один такой, а сегодня появился еще один.
Первый мне снился, еще когда я была как все, и снится до сих пор. Как в конце цикла я, чтобы обезопасить моего Семена, убиваю всех. Весь лагерь. Вот тем самым ножом. Потом убиваю его, а потом себя.
Второй мне снился, пока я была без памяти. Мне снился большой зал, облицованный плиткой. Металлические шкафы набитые электронными платами и расставленные рядами по всему пространству зала. Это место мне кажется странно знакомым и мне нужно туда и я знаю, что оно где-то у нас под ногами. Там то, что поддерживает нас, но не мешает нам стать настоящими. Там то, что можно назвать нашим подсознанием.
И еще был третий сон, прошедшей ночью. Совсем короткий. Моё отражение в зеркале смотрит мне в глаза и произносит: «Надеюсь, ты все же будешь счастлива», — поворачивается ко мне спиной и уходит в глубину этого самого зала.»
— И вот, Алиса, мне нужно туда. Чтобы разобраться с самой собой. — Вижу вопрос в глазах Алисы. — А сегодняшний обморок. Я, наверное, слишком сильно люблю Семена. Может быть здесь мои личные чувства с программой совпали, я не знаю. И, когда увидела его таким… неживым. Мне просто стало очень плохо. Но, пока я была без сознания, вот такая вещь мне привиделась.
Мои слова энтузиазма у Алисы не вызывают, скорее наоборот, она морщится, как от прикушенного языка и только говорит.
— Ты же никогда внизу не бывала. И, про завтрашний автобус ты не забыла?
Да, я там никогда не бывала. Но и Алиса, на моей памяти, тоже. Вот Ульяна — та ходила как к себе домой. Пару раз спускался Семен. А больше никто.
— Ты тоже, Алиса. Но здесь вообще никто не бывал. Если ты поможешь мне найти фонарик и вход в подземелье, я буду очень тебе благодарна. А автобус — до утра время есть.
Помогла. Мы сейчас стоим в лесу над дырой и смотрим вниз, на кучу земли. Надо прыгать.
— Страшно. — Говорит Алиса.
— Я справлюсь одна. Ты и так мне очень помогла. Если хочешь еще помочь — принеси сюда потом веревку, чтобы я смогла выбраться.
Алиса криво улыбается.
— Ты думаешь, я брошу тебя одну?
Я час назад рассказала Алисе столько, сколько никогда не рассказала бы даже Саше или обоим Семенам. Нет, может быть, моему Семену и рассказала бы. Но вот, рассказала еще и Алисе. И не зря, потому что мне тоже страшно.
— Ну что? Прыгаем? Как я тебя учила в детстве. С гаража на кучу песка, помнишь?
— Еще бы.
И мы, взявшись за руки, летим вниз.
