Ольга бл

Начало:
Глава 1. http://vn.reactor.cc/post/2626275
Глава 2. http://vn.reactor.cc/post/2649697

Продолжение

III
Конверсия.

Утром опять просыпаюсь одновременно с Ольгой. Деликатно отворачиваюсь лицом к стене и, пока она одевается скрипя кроватью, пытаюсь уловить и запомнить увиденный сон. Но, как и большинство снов он не задерживается в памяти. Вроде бы, это повторение или продолжение сна вчерашнего – про катакомбы; вроде бы начинается все в лесу, по дороге в старый лагерь; вроде бы я ищу Шурика и падаю в Алисин провал. И в лесу, и в бомбоубежище, и в шахте я опять гоняюсь за людьми или не за людьми, или за не совсем людьми – не поймешь. Помню еще, что мне очень грустно было и очень жалко кого-то.
– Встаешь?
Ольга замечает, что я не сплю.
– Непременно.
– Тогда, доброе утро.
– Ага, и вам того же.
Хлопает входная дверь, Ольга выходит на улицу, и я выползаю из под одеяла. Шорты, рубашка, сандалеты, полотенце, мыло, зубная щетка, порошок. В голове, пока одеваюсь, формируется список текущих дел: попросить новую форму или постирать старую, договориться о бане, отметиться в библиотеке – личная обязательная программа на сегодня. Есть еще общелагерная программа и вожатая будет потом плохо спать, если не загрузит меня по полной. Повседневные бытовые проблемы, которые съедают девяносто процентов времени, чтоб их. Выхожу на крыльцо – сборная лагеря по утреннему бегу уже в полном составе.
– Привет Славя.
– Доброе утро Семен. После завтрака не исчезай, пожалуйста.
– Гм. А что будет?
– Сюрприз тебе Славя приготовила. – Вмешивается Ольга. Мы бежим или вы тут еще побеседуете?
– Бежим, бежим, бежим… Семен, не забудь.
И уносятся в направлении горизонта, а я отправляюсь умываться. Я не знаю почему, я не собирался, честное слово, оно само получилось, но я опять снимаю рубашку и опять плещу на себя ледяной водой. Я хотел успеть до того, как появятся Ольга со Славей, поэтому торопился, но не успел. Есть у меня подозрение, что бегуньи тоже поторопились с целью проследить за моим утренним стриптизом.
– Физкульт-привет!
Нет, я честно не хотел с ними пересекаться, но опять я стою голый по пояс, только сегодня с полотенцем в руках. Опять девушки, ради меня, прервали пробежку. Опять мокрые пятна на моих шортах провоцируют на вопрос про дождь и ветер, правда, это Ульянкин вопрос. Опять я их стесняюсь. Не надо было ждать, пока они отправятся на пробежку, надо было сразу хватать полотенце и идти умываться. Завтра попробую прийти чуть позже, между бегуньями и остальными девочками из отряда есть несколько минут времени, надо только угадать.
– Девушки, хватит меня разглядывать, вы или присоединяйтесь, или дальше бегите. А то я вас стесняюсь.
– Присоединиться? А мылом поделишься?
Славя задумчиво смотрит на меня, берется за край безрукавки и слегка тянет его вверх. «Славя, мне пощекотать твое пузико?» – надо бы спросить мне, но язык меня не слушается. Все что я могу, это с трудом сохранять ироничное выражение на морде лица, по крайней мере, я считаю, что мне это удается, но, чтобы откровенно не пялиться, приходится расфокусировать взгляд. Когда на свет божий показывается пупок, Славя резко одергивает безрукавку, расправляя ее и оглядывается на вожатую.
– Побежали, Ольга Дмитриевна?
– А я думала, ты Семена попросишь спинку потереть. Побежали, а то к линейке не успеем.
Перед тем, как скрыться за кустами, Славя еще успевает оглянуться и показать мне язык. Вот сейчас оне просто поправляли безрукавку? Или оне меня сейчас дразнили? Или оне меня соблазняли? Или это был элемент естественного поведения и Славя решала, не облиться ли ей ледяной водой? Я уже боюсь думать о том, что меня ждет на складе.
Возвращаюсь в домик, как-будто бодрый и посвежевший, а на самом деле дрожащий от холода, надо прекращать утренние измывательства над организмом. Там же, где и вчера, пересекаюсь с бредущей к умывальникам девчоночей зомби-командой.
– Привет, спящие красавицы.
– Обзывается, – бурчит Ульяна.
– Доброе утро, Сенечка.
Мику находит в себе силы улыбнуться. А я только мысленно вздыхаю, ну хоть не Семечкой обзывают, и то хорошо.
– Спасибо Микуся.
Алиса опять фыркает, Лена, в знак приветствия, только молча кивает и коротко улыбается. Ну, значит я уже перестал быть чужим, раз со мной так по свойски здороваются.
Заношу умывальные принадлежности в домик и устраиваюсь в шезлонге, передвинув его так, чтобы просматривалась вся наша аллейка, чтобы можно было видеть домик Лены и Мику. Возвращается после пробежки Ольга, переодевается в домике.
– Семен, линейка.
– Ольмитриевна, время еще есть. Честное пионерское – я там буду.
– Не засни тут.
Ольга скептически смотрит на меня, потом прослеживает направление моего взгляда.
– Понятно все с тобой. Знаешь, я не могла придумать, куда тебя пристроить на сегодня, но теперь ясно – ты поможешь в уборке музыкального кружка.
Кажется вожатая, только что воспользовалась правилом: «Чтобы сделать процесс управляемым, надо его возглавить». Она вот, в отличии от меня, уверенна в существовании этого процесса. Я, вообще-то, собирался девочек дождаться, чтобы вместе на линейку пойти, не с Ольгой же под ручку мне там появляться. А уборка… Можно и помочь конечно. Правда все тут сами справляются и моя помощь оказывается востребованной только в библиотеке и медпункте, ну хоть рояль отодвину, а потом поставлю на место.
– А как же Славя, она на складе меня ждет.
– Ты там нужен ровно на две секунды, а с уборкой Славя сама справится. Ну все, линейка через пять минут. Опоздаешь – до самого отъезда будешь иметь бледный вид.
Что там дальше? Сегодня нужно опять пинать аборигенов, не смотря на то, что это выматывает. Когда они хоть чуть-чуть, но показываются из-за своих масок: «Вот они мы, живые!», я, как будто сам доказательства получаю, что я тоже живу. Какое-же удовольствие было бы, если бы я однажды увидел, как кто-то из них просыпается и осознает себя. Вспоминаю, как я долго считал, что аборигены все-таки живут по настоящему, а это я попадаю раз за разом в один и тот же недельный отрезок времени, как убедила меня только метка, собственноручно оставленная мной в Шопенгауэре. Как я долго мучился определяясь, кто мы: загипнотизированные люди, попавшие во временную петлю; виртуальные имитации, не существующие в материальном мире; нечто промежуточное, вроде искусственных существ, жизнь которых определяется некими алгоритмами. Так ничего на сто процентов и не решил, нет у меня точки опоры для доказательств. Утешаю себя известным постулатом, что если кто-то выглядит как кошка, ведет себя как кошка и мяукает как кошка, то это и есть кошка.
Лена и Мику выходят из домика, Мику замечает меня и…
– Сенечка! Ты нас ждешь?
Едва сдерживается, чтобы не побежать ко мне. Вот непосредственный ребенок, от Ульянки такое можно ждать, а теперь знаю, что и от Мику, оказывается, тоже. И вот это распахнутое навстречу каждому, кто хоть чуть-чуть проявит к нему интерес, чудо, неизвестный мне сценарист запер в музыкальном кружке, навязав маску мозговыносящей болтушки! А мне почему-то неловко. Правда и приятно, и радостно тоже, но и неловко. А еще – узнали бы аборигены, что я их мысленно ребенками называю – обиделись бы.
Встаю с шезлонга, улыбаюсь Мику, улыбаюсь, через голову Мику, Лене. Вот Лене мне проще улыбаться, тут я никакой неловкости не испытываю.
– Я тут подумал, что плохо знаю лагерь и не дойду до площади без сопровождения.
Подошла Лена, вспомнила вчерашнее.
– Великий следопыт, Коробка на Голове, плохо знает лагерь? Если он так говорит, значит так оно и есть.
У нас складывается тайный язык.
– Идем, Большая Панама не любит, когда опаздывают на собрание племени.
Шестнадцать лет. А мне, вроде как, двадцать семь. А дурачимся, играем в двенадцатилетних, если не в тех кто еще младше. Или не играем? Или играем, но все всерьез?
На линейке, меня, к радости японской красавицы, действительно отправляют ей на помощь, в музыкальный кружок, Лене достается, конечно, медпункт, Алисе – сцена, Ульяне – спортплощадка. Кибернетики идут к себе, Женя к себе, а Славя отвечает за все остальное. Ну и младший и средний отряды нам в помощь.

– Сенечка, это замечательно, что ты будешь мне помогать, потому что в кружке столько работы, что я одна ни за что бы не справилась. И, мы же можем разговаривать, когда будем наводить порядок? Я вот, например, хочу о тебе узнать всё-всё. – Мику задумывается на мгновение. – Ну, конечно, всё, что расскажешь, а то будет не вежливо выспрашивать у тебя про то, о чем ты не хочешь говорить.
А я то надеялся побездельничать, поиграть на гитарке… Мечты-мечты… Кажется Дмитриевна знала что делала, когда отрядила меня в помощь Мику.
Это мы уже позавтракали и стоим на крыльце столовой. Славя проходит мимо нас, слегка задевая меня рукой. Да помню я, помню, сейчас приду.
– Микусь, меня Славя зачем-то на складе после завтрака хотела увидеть. Или, пошли вместе?
– Нет, иди один, только не задерживайся надолго. Иди, я пока посмотрю, как нам быстрее все сделать. Мне, конечно, интересно, но я хочу пораньше с работой разделаться.

– Просил – получи. Вроде твой размер.
Славя выкладывает на прилавок склада пару кед, спортивный костюм и еще пару футболок.
А я просил? Да, я просил выдать мне кроссовки, чтобы не рвать сандалеты. Бойся, конечно, своих желаний, которые сбываются, но это же была всего-лишь вежливая форма отказа, а Славя этого не поняла. Смотрю в глаза Славе и вношу поправку – сделала вид, что не поняла. Надо пресечь, пока не разрослось.
– Ну Семен, ну пожалуйста. И Ольга Дмитриевна тоже просила.
Славя уловив мои намерения жалобно смотрит в глаза.
– Славя. Это было замаскированное «Нет». Я думал, что ты поймешь.
– Да я поняла, поняла. Но могла же я надеяться?
Грустная Славина улыбка. Все-же она милая девчонка и жалко ее огорчать, но увы.
– Ты попробовала и у тебя почти получилось.
– Семен, а можно я буду надеяться, что ты когда-нибудь придешь на склад и заберешь это.
– Как хочешь, Славя.
Грустно. А еще мне теперь просто не удобно Славю о чем-то просить. Придется устроить помывку по методу Электроника, только время выбрать подходящее, хватит с меня одного единственного конфуза из прошлой жизни. А форма, кажется, так и лежит в шкафу – предназначенный для меня еще один комплект. Надо проверить.
С промежуточным заходом в домик (форма есть – хорошо), добираюсь, наконец, до музыкального кружка. По дороге еще думаю о причинах повышенного внимания к своей персоне, в первый день – испуг и агрессия, а на третий – откровенная симпатия и полупризнания, и отношу это на сценарные установки и на то, что количество симпатии к Семену в ходе цикла есть величина постоянная. Даже не знаю, радоваться этому или огорчаться, наверное, придется принимать как данность.
Мику переоделась в футболку и старые спортивные брюки, завязала свои два хвоста в какую-то сложную конструкцию и ждет меня, оглядывая фронт работ.
– Сенечка, ты вовремя, я как раз все спланировала. Во-первых…
Ну, я думал будет хуже. По крайней мере сносить здание музкружка и строить новое на его месте нет необходимости. При музкружке есть кладовая, то есть гардеробная для сценических костюмов. А еще есть костюмы театральные, но они хранятся на складе: «Сенечка, их там просто безжалостно упаковали в мешки. Представляешь, бальное платье девятнадцатого века плотно упакованное в мешок?» В общем, меня отправляют с ведрами за водой, а пока я хожу Мику выносит все имеющиеся костюмы на веранду: «Пусть проветрятся, а то задохнулись.» Мыть окна мне не доверяют: «Я сама, а то разводы останутся, в гардеробной нужно пыль протереть. И на стенах тоже!» «Нет, пол в зале последнюю очередь, ты что!» И так далее, и так далее, и так далее… Несколько раз мне удается применить полученные, в свое время, в кружке кибернетиков навыки: там починить выключатель, сям поправить вешалку в гардеробной, но больше меня используют как водоноса и тряпковыжимальщика. Вообще, работать в паре с Мику оказывается легко и приятно, мы как-то, достаточно быстро, начинаем понимать друг-друга без слов и у нас появляется время на разговоры.
Настоящим шоком для меня оказывается то, что Мику, эта, такая милая девочка-гуманитарий, увлекается математикой на уровне «Ну, школьную программу я давно выкинула – скучно». К математике она пришла через музыку, что даже понятно, но потом полезла еще дополнительно, куда-то в теорию вероятностей. Она и сидела-то в музкружке, в первый мой день, над какой-то задачей. «Но математика это тоже не мое. Интересно, конечно, там такая глубина и она затягивает, но не моё». «Что моё? Знаешь, я бы музыке детей учила. Может быть по выступала бы несколько лет, а потом ушла бы учить, ну и, может, писала бы музыку ещё». Да, у Мику получится, я на себе испытал. Интересно, почему я тогда на нее не обратил внимания, ну, на ее двойника, конечно, но, все равно – почему? Или голова была другим забита, или двойники из разных лагерей хоть чуть-чуть, но отличаются друг от друга, или я сам изменяюсь. «А еще, Сенечка, я же вижу, что тебя что-то беспокоит и из-за этого сама беспокоюсь!»
Ну конечно беспокоит. Начнем с того, что я не знаю, как мне сохранять дистанцию от тебя, болтушка. И чем дольше мы с тобой общаемся, тем мне это труднее и тем меньше мне хочется эту дистанцию сохранять. И ведь понимаю, что потом больно мне будет.
– Микуся, начнем с того, что меня царицей соблазняли, но я не поддался! – И сразу же расшифровываю. – Размахивающая Метлой звала бегать по утрам, с ними в компании, а я отказался. Но теперь мне неудобно просить ее о чем-то, даже о том, чтобы она исполняла свои обязанности: хотел в баню записаться и форму получить новую, а теперь неудобно. Форма чистая есть, но вот в баню хочется. А, во-вторых, еще мне очень нужно попасть в библиотеку, но так, чтобы там никого не было, особенно Жени. Хоть ночью влазь. А, в-третьих…
А, в третьих, чем больше я с тобой, и чем больше ты раскрываешься, тем больше я к тебе привязываюсь и тем больнее мне будет уже через пять дней.
– … в третьих, я, пока не готов тебе рассказать. Ты не против, если как-нибудь в другой раз?
– Не хочешь врать, а правду сказать не получается? Понимаю, со мной тоже так бывает. Ну все, неси еще воды и давай полы мыть.
И мы моем полы с хозяйственным мылом, сначала в помещении, потом ждем, когда они высохнут, потом Мику развешивает в гардеробной костюмы, потом моем полы на веранде, опять же, с мылом, а пока мы моем, я рассказываю историю о своей помывке под краном и конфузе с Алисой, разумеется не называя Алисы и привязав это событие к отдыху в другом лагере, в одной из прошлых смен.
– Сенечка, ты так и бежал в лес голый, прикрываясь ладошкой? Вывалился на девочек из кустов и убежал? Жалко, что я не видела, даже слушать сейчас смешно, а представляю, как это было смешно на самом деле! Нет, я слышала, что есть такие люди, но ты, и вдруг маньяк!
К трем часам дня мы заканчиваем наводить порядок, и, когда Мику, наконец, распрямляется, я оглядываю результат и изрекаю.
– И сказал он, что это хорошо. Но на обед мы безнадежно опоздали.
– Сеня, нас ждут бутерброды, ты любишь бутерброды? Пошли умываться, а потом пообедаем.
В умывальнике Мику прежде всего смотрит на ближайшие кусты, смотрит на краны, смотрит на меня и опять смеется.
– Прости Сенечка, я просто пыталась представить себе, как бы это выглядело здесь. Как я стою вот тут, как ты выпадаешь вон оттуда и бежишь вон туда. Не знаю, почему та девочка на тебя разозлилась, я бы, наверное, хохотала до конца смены.

– Знаешь Мику. Когда я буду писать мемуары, я обязательно упомяну, что мне готовила бутерброды сама Мику Хацуне.
Мику улыбается, делает глоток чая, а потом серьезнеет.
– Сенечка, спасибо.
– Пожалуйста. Надо будет еще пол помыть – зови. Мне понравилось с тобой работать.
– Да, за это тоже спасибо, но я не о том. Спасибо, что не стал мне врать сегодня.
– Микусь, я тебе обещаю и дальше не врать.
– Сенечка, разве такие вещи обещают? Если я тебе и так доверяю, то зачем еще и обещать? Нет, я понимаю, что люди часто врут, и, где-нибудь в суде их предупреждают об ответственности. Но два человека, мне кажется, они должны либо доверять друг-другу, либо нет. И, когда доверяют, получается, что да, да; а нет, нет, а всякие клятвы, они тогда совершенно не нужны.
Вот такое жизненное правило от болтушки Мику, у которой в очаровательно-пустоватой головке, кажется должно быть, только сплошное Ня-ня-ня… Хорошо, что я уже знаю Мику чуть лучше, чем демонстрирует ее маска, а скажи она такое циклов двадцать назад, я бы сел, прямо там где стоял. И, вряд-ли она читала первоисточник – пионерка Мику Хацуне, гражданка Японии. Сама ведь придумала, своим умом.
Еще по одному бутерброду и ясно, что до ужина дотянем.
– Спасибо, Мику.
– Ну что-ты, Сенечка. Ты же мне помог, и еще мне просто приятно о тебе позаботиться.
Встаем, газету, которую использовали вместо скатерти, сворачиваем вместе с крошками – по дороге выбросим в мусорку. Мику о чем-то задумывается на несколько секунд, а потом решительно заявляет.
– Сенечка, пошли со мной, одному твоему горю я попробую помочь! То есть, конечно не горю, а так, неприятности, хотя я не знаю, может это и горе для тебя, я так, толком, про тебя ничего и не знаю…
– Иду, иду уже, Микусь.
Ульянкиной тропой идем, идем, идем… К домику Мику идем. У дверей Мику говорит мне: «Подожди здесь», а сама скрывается внутри. Сажусь на крыльцо, сказали «здесь» ждать, значит жду «здесь», а мог бы и на лавочке посидеть. Слышно, как в домике Мику и Лена что-то обсуждают, слышно, как Мику смеется, слышно, как девочки подходят к двери. Я отодвигаюсь, освобождая проход, дверь открывается и обе хозяйки выходят и выносят свое решение. Ну, то есть, выносит Мику, Лена только подтверждающе кивает.
– Сенечка, я записалась в баню на четыре часа вечера, а Лена на полпятого. Это на двоих получится целый час. Мы решили, что мы управимся вдвоем за сорок минут, а тебя пропустим вперед, если ты пообещаешь уложиться в двадцать минут, экономить горячую воду и навести за собой порядок.
Благодетельницы, обе-две благодетельницы. Так им и заявляю.
– Тогда у тебя есть десять минут, чтобы добежать до своего домика, забрать там, что нужно, и оттуда прибежать в баню.
– А мы пока покараулим, чтобы никто без очереди не проскочил, – добавляет Лена.
Бегом к себе. Ну, не бегом, но очень быстрым шагом, Ольги дома нет – время никто не отнимает. Беру все необходимое, беру форму и таким же быстрым шагом в баню. Двадцати минут мне вполне хватит, чтобы помыться, удовольствия не получу, но грязь смою. С крыльца бани машу рукой сидящим здесь-же на лавочке благодетельницам и вперед, главное – не заплывать за буйки. За буйки не заплываю, укладываюсь в пятнадцать минут и еще пять минут трачу на приборку. Одеваюсь в чистое, естественно новая форма оказывается моего размера. Грязные шорты и рубашка летят в угол, в специальную корзину, к своим собратьям, а я, обновившийся, выхожу на свежий воздух.
– Девочки, можно я не буду вас дожидаться?
– Конечно-конечно, Сенечка, на ужине увидимся.
До ужина еще два часа с хвостиком и я возвращаюсь в домик, чтобы подремать там. По дороге думаю, как быть с библиотекой. Книги протирать со Славей – не вариант, не хочу приумножать неловкости, после сегодняшнего с ней разговора; вечером, вместо дискотеки, идти с Ульяной – это надо было с ней подраться за обедом, можно было бы подраться за ужином, но не хочу, только-только отношения нормализовались, а девочка на меня за что-то всерьез злилась, я так и не понял, правда, за что. Остаются два варианта: или, основной вариант, воспользоваться календарем цикла и все сделать послезавтра, пока Женя достает из погреба муку; или спрошу-ка я совета Алисы. Кажется она неплохо ко мне относится, может быть она что и подскажет.

– Здрасьте, Ольмитревна, с линейки не виделись. Вредно лежа читать, зрение портится.
– Привет, Семен. Я заглянула сейчас в музыкальный кружок, там идеальная чистота и порядок, я довольна.
– Я уже краснею от вашей похвалы.
– Вам с Мику, по одиночке, конечно еще далеко, но вдвоем вы, по части уборки, почти догнали Славю.
Мы лежим, каждый на своей кровати и лениво, без всякой системы, перебрасываемся репликами, Ольга еще и читает, а я просто смотрю в потолок.
– Давай чай пить, Семен.
А я что? Я не против, тем более, что обедал бутербродами. Ольга ставит чайник, достает из тумбочки пакет с булками, две упаковки джема, коробку сахара, достает две железных кружки. «Иногда, когда я была маленькой, дед или дядя брали меня в поле, если была возможность, а в поле только такие кружки. Вот, с тех пор я, если не дома, всегда пью из них. Это как память о них и традиция, раз уж в семье никто теперь в поле не ходит.» Когда чайник закипает, мы выносим все это богатство на крыльцо, завариваем чай прямо в кружках, устраиваемся напротив друг-друга и трапезничаем.
– Семен, я не вмешиваюсь. Но Славю жалко, она сегодня весь день как побитая ходит.
– Ольга Дмитриевна, я был максимально тактичен и деликатен, а теперь мне неловко. Славя придумала себе меня, а мне теперь неловко перед милой девушкой.
– Я знаю. Но вы вместе неплохо бы смотрелись на контрасте. Она – классическая русская красавица, и ты – высокий и жилистый. Она – три пуда синеглазого оптимизма, и ты – прячущий свои чувства за стальными глазами-заслонками…
Оптимистичный синеглазый бульдозер, очень милый, правда, и никому не желающий зла, но бульдозер. А я тощий, а не жилистый, вы мне льстите, Ольга Дмитриевна. А рост скрывается сутулостью.
– … но ты выбрал «Микусю», и вы с ней тоже напридумывали самих себя, какие-то образы, и теперь постоянно ищете глазами друг дружку.
Гм, а я выбрал? Вроде нет еще? Вроде я просто пытаюсь, пытаюсь что? Ничего я не могу придумать, что именно я пытаюсь, поэтому пожимаю плечами, беру опустевшие кружки с целью помыть, беру полиэтиленовую пятилитровую канистру – набрать воды для питья и чая и иду к умывальнику. До появления таких удобных полторашек здесь все еще лет пять, как и один цикл, как и сто циклов назад. Когда возвращаюсь, на ловца и зверь бежит, встречаю Алису.
– Он прекрасно устроился! Я его кормлю, Мику его кормит, Славя его кормит, вожатая его кормит, в столовой его кормят, ему осталось только Лену объесть и найти тайник Ульяны.
– Ты забыла еще про королей отвертки и паяльника. Я же не ругался ни с вожатой, ни со Славей. Правда Славя меня не кормила, хоть и хотела, но я в тот день поужинал с одной рыжей врединой. А сейчас хочу попросить у этой вредины доброго совета.
– Доброго, у меня? Семен, ты перетрудился в музкружке сегодня.
– Ну, можешь дать злобный совет или вредный совет.
– А о чем совет то? Как Мику объясниться?
Так. Стоп.
– Алиса, не заговаривайся. Мне развернуться и уйти?
Да, Алиса тоже умеет краснеть и смущаться. Постоянно об этом забываю и каждый раз удивляюсь.
– Ну ты не обижайся, что-ли. Чего хотел-то?
Объясняю Алисе, что мне нужно в библиотеку, но если она хочет взамен сегодня вечером зазвать меня поиграть на гитаре, то я пас, потому что намерен танцевать Мику. Внутренний маятник Алисы опять качается от смущения к агрессии.
– Сенька! Не вздумай обмануть японку! Видишь какая она – вроде и девчонка не глупая, а всем верит, кто ей чуть нравится. При том она, когда поймет, что ее сознательно обманывают, то для нее мир рухнет. И для тебя тоже – это уж я постараюсь.
Молча смотрю на Алису, «спрятавшись за стальными глазами-заслонками», пока она опять не начинает смущаться. Нет, больше я так смотреть не буду, зря мне Ольга про это сказала.
– Пойми правильно, я на всякий случай предупреждаю. В общем так: одну хорошую песню, которую я не знаю, ты мне будешь должен, хоть сам сочиняй. А еще… Проверю-ка я тебя: отдашь мне то, что считаешь нужным, что, по твоему, стоит моего совета. Сроку тебе до конца смены. Согласен?
Согласен, почему нет? Правда, не представляю, что я Алисе отдам. У меня и нет ничего, не трусы же запасные отдавать.
– Идет. Давай свой совет.
– Вторая от крыльца отдушина в фундаменте библиотеки. Поищи там, а потом не забудь положить ключи на место.
– Алиса, знаешь, ты способна и на добрые советы. Спасибо.
– Спасибо скажешь, когда рассчитаешься.
Расходимся с Алисой, я отношу посуду в домик и иду коротать оставшиеся до ужина полчаса на площади.

***
Продолжение в комментариях.

1 глава http://vn.reactor.cc/post/2732304
2 глава http://vn.reactor.cc/post/2740447
3 глава http://vn.reactor.cc/post/2744500
4 глава http://vn.reactor.cc/post/2752906
5 глава http://vn.reactor.cc/post/2755836
6 глава http://vn.reactor.cc/post/2765088
7 глава http://vn.reactor.cc/post/2771649
8 глава http://vn.reactor.cc/post/2783898
9 глава http://vn.reactor.cc/post/2790955
10 глава http://vn.reactor.cc/post/2799751
11 глава http://vn.reactor.cc/post/2807427
12 глава http://vn.reactor.cc/post/2813773
13 глава http://vn.reactor.cc/post/2818846
14 глава http://vn.reactor.cc/post/2825328
15 глава http://vn.reactor.cc/post/2828850
16 глава http://vn.reactor.cc/post/2836596
17 глава http://vn.reactor.cc/post/2840565
19 глава http://vn.reactor.cc/post/2850439

XIX
Послезавтрашняя бомба.

После ужина лагерь гудел как пчелиный улей. Все ждали объявленных двадцати ноль-ноль и начала спектакля, все уже сидели на скамейках и ждали — когда, наконец, откроется занавес.
«Совенок», действительно, был беден на развлечения и любые внеплановые мероприятия здесь проходили на ура. А за занавесом уже что-то происходило, и оттуда доносились голоса, смех, звуки двигаемых предметов. Иногда кто-то разглядывал публику одним глазом, чуть раздвигая половинки занавеса.
Ульяна-большая сидела в первом ряду, между Виолой и Ольгой Дмитриевной, и, пока не начался спектакль, оглянувшись, рассматривала публику. Ну, Виола, Ольга, Анатолий, — эти рядом, а дальше первый ряд занимали октябрята. Артём. Артём подошел к Сёмке в столовой, что-то неслышно сказал ему и отдал два самодельных конверта. Сёмка серьёзно кивнул в ответ и положил конверты в нагрудный карман рубашки. Карман был мелковат для таких вещей, клапан не застегнулся, и конверты где-то на треть торчали над краем кармана. Почта. Интересно, кому письма? Ладно, не важно.
Вторым рядом и дальше сидел средний отряд, весь, за вычетом артистов. Самая многочисленная и самая незаметная часть «Совенка», ничем себя до того не проявлявшая. И, кажется, в среднем отряде никто и никогда не просыпался. Надо бы успеть спросить у Виолы, так это или не так. Но вот, когда объявили набор артистов, именно из среднего отряда они и пришли. Непонятно, может быть какие-то ограничения мешали им просыпаться, а им все равно требовалось как-то проявить себя. Да, ограничения наложили на средний отряд, а про октябрят, наверное, просто забыли. Тоже надо не забыть спросить у Виолы.
А еще, Ульяна подумала, что она уже не в пионерах. И если она опять не уснет, а сумеет, так же как Сёмка, удержаться, то кто-то из среднего отряда займет ее место. «Сёмочка, помоги мне!» — подумала. Никогда так Сёмку не называла, даже мысленно, даже в постели, а сейчас прорвалось. «Я не против стареть! Рядом с тобой».
Предпоследний ряд занимали старшие. Даже кибернетики выползли из своей берлоги. Женя держала на коленях текст пьесы, и делала вид, что она здесь, рядом с Сыроежкиным, оказалась совершенно случайно. Не было только занятых в спектакле Мику и Алисы. Ульяна-большая поискала глазами Ульяну-маленькую. Не нашла, удивилась, стала активно крутить головой, пока не обнаружила ту, почему-то не на скамейке, а стоящую на самом краю концертной площадки, около кустов, и наполовину скрытую кустами-же. «Сбежать что-ли хочет? Нет, не похоже. Вон с каким интересом на сцену смотрит».
На самом последнем ряду сидели три поварихи и два незнакомых дядьки.
— Виола, кто это?
— Это? — Виола оглянулась. — Водитель и грузчик. Продукты привезли из Шлюза на следующую неделю. Тебе их видеть не положено было, вот ты их раньше и не видела.
— Ульяна, Виола, не мешайте! Уже начинается! — зашипела на них Ольга.
И действительно, зашелестели раздвигаемые половинки занавеса, и публика увидела пионеров, сидящих подковой вокруг костра на лесной поляне.

Анфиса задумчиво перебирает струны на гитаре…
Лариса (с книжкой на коленях). Оксана Сергеевна, Мы кого-то ждем? Почему вы всегда просите нас сесть так, чтобы одно место у костра осталось свободным?…

Первые пять или десять минут, пока зрители узнавали артистов, пока толкали друг-друга в бок и показывали пальцами спектакль не шел. Мику готова была расплакаться, на этот раз совершенно всерьез. Но потом зрители стали узнавать в артистах уже самих себя и замолчали, и до самого финала стояла тишина. Такая, что было слышно даже шум вентилятора, того, что был составной частью бутафорского костра. А когда пришло время финальной сцены, когда Степан (тот самый Максим, что четыре часа назад, гонялся за Витькой по пляжу) чуть отошел от костра назад и засунув руки в карманы шорт, грустно смотрел на пионеров, а невидимый за ширмой Семен в это время заиграл на гитаре. Кто-то из зрителей закричал: «Стёпка! Останься! Пожалуйста!» Степан услышал, но только отрицательно качнул головой и, немного ссутулившись, тихо спустился со сцены и растворился в сумерках.

Снег, словно мотылек,
Возле фонарей кружит
Я, словно Бог,
Чувствую себя чужим.
Ночь, вечная сестра,
Личная вселенная.
Тень от креста —
Семь ключей серебряных...

А Семен на гитаре и Мику на клавишах продолжали играть. «Знаешь, Сенечка. Мы, как будто уже давно сыгрались с тобой», — сказала она на последней репетиции. На этот раз Алиса даже не вздрогнула, а лишь кивнула головой услышав такую реплику.

Но ты не грусти, ты не при чем,
Это просто тайга пахнет дождем,
Это просто опять я видел сны
Не о тебе, не о любви...

Встала Анфиса, оставив гитару около костра. Улыбнулась залу, весело и нахально, и тоже ушла.

И мы все улетим - каждый к своей
Верной звезде - каждый к своим
Верным друзьям - кто-то из них
Уже там...

Ушла Лариса, оставив книжку.

Дверь порванной струной
Прозвучала в тишине.
И, как слепой,
Сон крадется по стене.
Да, мне теперь менять
Ничего не хочется...
Бывший герой —
Рыцарь Одиночества.

Ушла Святослава, положив на сцену связку ключей.

Но ты не грусти, ты не при чем,
Это просто тайга так пахнет дождем
Это тайны дорог, полуночные дни
Это роза ветров, это запах весны

Яна подскочила как пружинка, бросила куда-то вглубь сцены рогатку, подмигнула зрителям и убежала. Только подошвы застучали.

И мы все улетим - каждый к своей
Верной звезде - каждый к своим
Верным друзьям, а кто-то из них
Уже там...

Артисты по одному спускались со сцены, кто по правой лесенке, кто по левой и скрывались за ней…

Но ты не грусти, ты не при чем,
Это просто тайга пахнет дождем,
Это просто опять я видел сны
Не о тебе, не о любви...

Последней ушла, ни на кого не глядя, Оксана Сергеевна, оставив панамку.

И мы все улетим - каждый к своей
Верной звезде - каждый к своим
Верным друзьям - кто-то из них
Уже там...

Закончилась песня. Погасло освещение на сцене, медленно погас костер. Зажглись фонари на зрительской площадке. Занавес.

Позже Ульяне-большой, когда она вспоминала об этом спектакле, первыми приходили в голову две вещи, это шепот Анатолия: «Бомба!» и слеза в уголке глаза Ольги Дмитриевны.

На чай с пирогом (поварихи расстарались для артистов) Семен в столовую не пошел. Перед этим и на поклоны выходить не хотел, но его из-за ширмы вытащили за руки Катя и Вика. Он деревянно поклонился пару раз, жутко смущаясь при этом, а, как только появилась возможность, сбежал, прихватив гитару. Углядел в темноте свою Ульяну, выходящую с концертной площадки и, догнав, взял ее за руку.
— Знаешь, Рыжик. Я тут подумал, что мы ни разу еще не были на острове. Лодки вот, с некоторых пор, на ключ запирают, но я и эту проблему решил. — Семен вытянул из кармана пару ключей, на канцелярской скрепке.
Ульяна как-то по особому посмотрела на Семена.
— Сёмк. Ты знаешь… я тут подумала, что мы ни разу еще не были на острове. Лодки вот, с некоторых пор на ключ запирают, но я и эту проблему решила.
И достала из кармана своих обрезанных джинсов вторую пару точно таких же ключей. Только собранных не на канцелярской скрепке, а на самодельном брелке, сплетенном из телефонного провода.
— Дразнишься, да? — Семен тихо засмеялся. — У меня-то ключи от Толяныча, а у тебя?
— У Слави попросила. Я же теперь у нее доверенное лицо.

Лагерь уже угомонился после запоздалого отбоя, уже закончилось сегодня и давно наступило завтра, когда вернулись с острова Ближний Семен с Ульяной.
Пристегнули лодку цепью (первый ключ), заперли в сарае весла (второй ключ), натянули футболки. Прошлепали по мосткам на берег.
— Ну вот, меры против побега Семена на лодке приняты. Интересно, чья это инициатива?
Но Ульяна не поддержала Семена, а думала о чем-то своем. Кто-то зашумел со стороны Алисиного домика. Семен и Ульяна синхронно развернулись и успели заметить прячущийся в кустах невысокий силуэт.
— Не спится мелкой.
— Да, наверное. — Ульяна все еще думала о чем-то своем, все молчала.
А уже у входа в спортзал придержала Семена за руку, и, когда он повернулся к ней и вопросительно посмотрел, наконец спросила.
— Сём. Скажи. А тех девочек. Славяну и Мику. Ты их еще любишь?
— Их больше нет, Рыжик. Но… да.
— Это хорошо. Значит, когда я усну, ты меня не забудешь.
— Так вот что тебя беспокоило. А я думал, может я чего натворил и ты на меня обижаешься. Ну-ка, давай сядем. — И Семен, потянув за собой Ульяну сел на крыльцо спортзала, прямо где стоял.
Ульяна, как в первый цикл знакомства, подлезла Семену под левую руку, прижалась к его боку и полусопела, полувсхлипывала там.
— Ульяныч, а почему ты, собственно, засыпать собралась? Я тебя чем-то не устраиваю?
— Сёмк, это же. Активная фаза. Еще два-три цикла и всё. Она закончится и я усну.
Семен еще крепче прижал Ульяну к себе. Кажется, все было не так и печально.
— И только-то? Ты вообще, чем тётю Виолу сегодня, то есть уже вчера, слушала? «Если, хоть что-то изменил в себе самом, то выпадаешь из этой сансары...» А ты изменилась, Рыжик. Когда ты нам раскладывала по полочкам будущее нашего мира, кажется, в этой умнейшей и серьезной девушке, только я и увидел прежнюю озорную и задорную Ульяну. Ну, такую тебя я всегда буду видеть. Уж терпи.
— Правда, Сёмк? — Ульяна завозилась, выворачиваясь из под руки, чтобы посмотреть Семену в глаза. — Я старалась. Но смотри, ты подарил мне надежду. Не вздумай обмануть — житья не будет. — Расплылась в улыбке, знакомо подмигнула, быстро поцеловала, вскочила на ноги и, со смехом, убежала в спортзал.