Ольга дмитриевна сахар

Как бы было "на самом деле"

Лагерь у моря часть 44. Рут Алисы.

Страница фанфика на Фикбуке

Часть 40

Часть 41
Часть 42
Часть 43

Вплоть до самого выхода, спину сверлило ощущение чужого взгляда, вот что они хотят, а? Виола шла рядом, захватив заранее пачку сигарет из своего стола. Коридоры были полупустые, большая часть отдыхающих, сейчас занималась своими делами. Мало кто сидел в четырех стенах, когда под боком все виды отдыха и развлечений, в одном флаконе. Хочешь на пляже валяйся, хочешь в море освежись. Было даже здание с компьютерным клубом, и высокоскоростным интернетом, для тех, кто не мог прожить без сети и игр.

У самого выхода, в вестибюле, висела интересная картина. На портрете, кистью неизвестного, но наверняка очень талантливого художника, была нарисована совсем молодая девушка. На вид не старше Ульянки, с двумя яркими хвостиками синего отлива, тоненькой изящной шеей, и правильным овалом лица. На этом юном лице, автор смог передать поразительное сочетание детской непосредственности, доброй улыбки, и глубокого, такого ласкового и понимающего взгляда голубых глаз. Казалось, с картины, из-под пушистых ресниц, на тебя смотрит живой человек.

-О, тебе интересно? – Виола проследила направления моего взгляда. – Это Саманта, Саманта Смит. Девочка с добрым сердцем, и печальной судьбой. Именно вдохновившись её идеалами, мы однажды и основали нашу организацию. Организацию, которая защищает мир, не делая различий по национальности или вероисповеданию. Мы как ООН, только наоборот, про ООН все знают, а она ничего не делает, так, показуха. А про нас никто не знает, но наша организация уже не раз предотвращала войны и даже катастрофы.

-Круто, ничего не скажешь, - я уже по-новому посмотрел на портрет, - и рисовал настоящий профи. А где она сейчас?
-В том-то и дело, - мы с Виолой уже были на улице, и девушка закурила тонкую сигарету, медленно выдыхая дым, губы девушки блестели на солнце, - что никто не знает. Её самолет пропал, просто исчез в воздухе, и стерся с радаров. Так никого и ничего не нашли, даже от корпуса ни кусочка.

Мы с Виолой, проболтали почти час. Девушка оказалась невероятно умной, ум и красота – опасное сочетание. Но лично мне, она понравилась, Виола что-то вроде меня, только женского пола. Несмотря на мелькающие в разговоре похабные шуточки, она производила приятное впечатление. Расстались мы почти друзьями.
-И знаешь что Док, - напоследок сказала она, - я со всей этой научной работой, так и не получила ни одного клинического сертификата. Так что официально я всего лишь медсестра, и если надумаешь, зови ассистировать…
При этом она посмотрела на меня так откровенно, что я не мог понять, заигрывает она или просто шутит. Как же все-таки жарко, или это Виола вогнала меня в краску? В любом случае я решил пройтись по-над пляжем, надеясь, что хоть так будет прохладнее. Раз уж по дороге не укрыться в тени.

На пляже был настоящий ажиотаж, веселые голоса и армия отдыхающих. Оккупировавшая прибрежные воды и песок, и их можно было понять. В такую жару, самое-то окунуться в теплую воду, которая слегка толкает твое тело при движении волн. Это даже лучше чем комната с кондиционером. Волны сегодня были очень мелкие, мягкие, спокойные. Слегка мутная от песка и водорослей вода, мерно накатывала на песчаный берег. К вящему разочарованию серфенгистов, вынужденных скучать, пока море спокойное. Между двумя пирсами, кто-то пришвартовал надувную платформу, надежно закрепив её канатами. И теперь, большая конструкция метров десяти в диаметре, плавно раскачивалась на волнах. А на самом этом батуте…

На батуте отдыхающие устроили что-то вроде сумо. По канатам, на которых он собственно и был натянут между пирсами, они по двое взбирались на шаткую поверхность. И судя по всему, играли на выбывание, а точнее в - "кто кого столкнет в воду". При этом пирсы и берег находились достаточно далеко, и падая, проигравший не рисковал травмироваться.

А что, круто придумано. С берега, за творившимся безобразием наблюдала Ольга. Вожатая лежала на полотенце, прямо на песке, под тенью зонтика. Расположив свою ленивую головушку на надувной подушке, она со вкусом потягивала холодный лимонад. Рядом лежала сумка-холодильник, и пляжные сланцы. Да уж, кто-кто, а Ольга умеет отдыхать.
-Тяжела доля вожатого да? – спросил я, когда подошел поближе. Сарказм в моем голосе звучал не обидно, а с легким шутливым оттенком. Олька была строгая, но в ней присутствовала ещё, чисто женская мягкость и заботливость. Она могла, бросив все, привести мне больного ребенка. Которого буквально несколько минут назад ругала от всей души, нагружая поручениями или просто отчитывая. Поэтому несмотря ни на что, все её любили. Но любили издалека, ходили легенды, что вожатая однажды... Заставила провинившегося подопечного, перетаскать целый вагон сахара.

-И не говори Док, - усмехнулась девушка, из-под панамки, закрывающей её лицо от солнца. – То на один бок ложись, то на другой. Ах. Но я терплю эти неудобства.
-Ты ещё поручи своему отряду, павлиньими перьями тебя обмахивать, - сказал я.
-А что, идея, - надеюсь, она шутит, хотя от Ольги можно ждать всего.

Тем временем моим глазам предстало зрелище. Такое, что взгляд неотрывно прикипел к тому, что творится на батуте. А посмотреть было на что. На него взбирались две девочки, одна совсем миниатюрная рыженькая, а вторая блондинка. Обе хорошо мне знакомы. Славя залезла наверх первой, позволяя всем наблюдающим увидеть, как с открытого купальника стекает морская вода. Я видел намного больше других, моё зрение позволяло фокусироваться так, что казалось Славя стоит в двух шагах от меня. Девушка широко и искренне улыбалась, загорелая кожа приятно контрастировала с ярко-голубым, под цвет глаз, купальником. Золотистые волосы повисли, от тяжести пропитавшей их влаги. Под гладкой кожей, я мог даже различить едва уловимые движения мышц, особенно на икрах и бедрах. Сразу видно, утренние пробежки и приседания не проходят зря. Атлетка просто излучала красоту и здоровье. Зеваки, попавшие под очарование голубоглазой валькирии, заворожено смотрели на неё. Некоторые даже доставали телефоны, фотографируя и записывая процесс.

Следом за Славей, на надувной плацдарм поднялась Ульянка. На мелкой был ярко-красный, с желтыми полосками купальник. Более закрытый, чем на Славе, но тем не менее оставляющим на обозрение плоский животик и стройные ножки. Фигурка Ульянки, уже обретала приятные округлости в нужных местах, но ещё не утратила детской угловатости. Впрочем, рыжика это совсем не волновало. Ульянка явно считала, что весь восторг вызывает только она. Даже пыталась позировать, закинув руки за спину, и приосанившись.

-Итак, приготовились, - прозвучал с берега громкий бас. Это физрук, уже стоял со свистком наготове. Идея и исполнение, наверняка тоже принадлежат ему. Ну правильно, в эту жару детей в спортзал не затащишь.
-Никаких ударов ногами и руками, а так же укусов, и грязных приемчиков! – громко кричал он, - Кто первый упадет, тот проиграл!
-Я всё понимаю, - сказал я физруку, - но, по-моему, у них разные весовые категории, не находишь?
-Мелкая сама вызвалась, а Славю пока ещё никто так и не скинул, - физрук улыбнулся, - да и никто не сможет, посмотри в какой она форме.
-Это да, - я невольно присвистнул, оценивая потрясающий вид.
-Поехалиии! – и физрук дунул в свисток, бедные мои уши…

Игра началась! Славя, не спешила, слегка согнув ноги в коленях и наклонившись вперед, тем самым придав телу более устойчивое положение. Блондинка выжидала. Те – кто наблюдал с пирса, и видел спортсменку со спины, дружно издали восхищенное "ох". Но они не видели всё, так близко как я. Ну, ни чего себе! А Ульяна, сразу перешла в нападение. Издав что-то среднее, между боевым кличем атакующих викингов и улюлюканьем бешеного индейца, девочка с разгону налетела на соперницу. Вот только Славя, ловко шагнула в сторону, пропуская рыжую комету мимо, попутно слегка подтолкнув её попкой. После такого ускорения, Ульяна рыбкой нырнула в воду, под скандирование толпы.

-Низко летит, - прокомментировала вожатая из-под зонтика,- к дождю.
Высунув из воды недовольную рыжую физиономию, Ульяна смотрела на ладонь Слави. Девушка благородно протягивала руку помощи, предлагая сопернице подняться на платформу. После минуты раздумий, рыжик схватилась за протянутую ладошку, и резко дернула на себя! Славя, то ли не ожидала такого коварства, то ли стояла слишком близко к краю. Но потеряв равновесие, спортсменка рухнула в воду. Весело смеясь, нисколечко не обиженная Славя, начала щекотать мелкую. Ульяна хихикала, тщетно пытаясь вырваться, и в итоге девочки устроили в воде веселую возню.
-Лааадно, есть ещё желающие? – Физрук окинул взглядом пирсы и пляж.

Желающих было много, развлечение пришлось ребятам по вкусу, и у пирсов выстроилась целая очередь. Большая часть пляжа уже стягивалась поближе, чтобы не пропустить самое интересное. А что, в принципе весело, может и мне принять участие. Рисунок на спине, если его не трогать, вполне похож на простую татуировку. И лишь прикасаясь, можно понять что он выложен из мелких чешуек.

Начало:

Глава 1. http://vn.reactor.cc/post/2626275

Глава 2. http://vn.reactor.cc/post/2649697

Глава 3. http://vn.reactor.cc/post/2666697

Глава4. http://vn.reactor.cc/post/2677788


Продолжение


V

Баланс


– … вас ждут великие дела!

И прохладная ладонь ложится на моё плечо. Меня будят, но мы еще потянем время.

– Ну мне же ко второ-о-ой.

– Путаешься в показаниях, Семеныч, к какой второй?

Приходится разлеплять один глаз и смотреть снизу вверх на Ольгу. Нет, я ее, действительно, обожаю. Если бы, в самом деле, такая вожатая попалась мне в моем отрочестве, или был бы у меня такой учитель, э-э-э… Географии она говорила? Да, точно, географии – я бы запомнил ее на всю жизнь. Тоже ведь, получается, уникум в здешних местах, наподобие Виолы.

– Как спалось, соседушко?

– Ох, Ольмитревна, я не помню. Может даже я и не ложился-то вовсе.

– Весь в трудах, весь в заботах, пионер-герой… Зато я помню, во сколько ты пришел. Дово-о-ольный, сиял ярче, чем Луна, кстати. Но порядочный пионер, где бы он всю ночь не шлялся, должен, чист и опрятен, стоять утром на линейке. Пятнадцать минут тебе сроку!

И ушла. Интересно, Мику-моя уже встала? Мику… Моя Мику… Мику моя… Да, пусть будет так: Мику-моя! Тем более – девушке нравится. Надеваю форму, спортивный костюм все-таки прячу в рюкзак – мне он еще пригодится. Когда складываю костюм, нащупываю в кармане что-то твердое – вчерашние трофеи из подземелья. Один прячу в карман рубашки, а второй оставляю на тумбочке – Ольга найдет. Смотрю на часы, ох, мама дорогая! Времени то потратил… Хватаю полотенце и бегом к умывальникам.

Когда, «чист и опрятен», прибегаю на площадь, строй уже стоит. Ольга видит меня и, не прерывая молитвы, показывает мне кулак – всё хорошо. Оглядываюсь: ни Мику, ни Лены. Где?

– Интересно, если тебя не будить, до которого часа ты спать сможешь?

– Вредина, я тоже рад тебя видеть. Не знаешь, где Мику?

– Дежурит твоя Мику сегодня. Накрывает стол своему Сенечке. Их домика очередь.

– Знал бы, сам бы в столовую вместо линейки, а Лену отправил бы отдыхать.

– Вы бы там подежурили. В перерывах между поцелуйчиками, если бы смогли прерваться.

Линейка проходит. Не знаю я, как она проходит – не до того, потому что очень хочу попасть в столовую. Знаю только, что приключения Шурика не упоминаются, как будто их и не было, может это и правильно, с точки зрения сохранности остатков психики кибернетика. А я нахожу ладонь Алисы и вкладываю в нее свой второй трофей, тот что я подобрал в забое – пришло время раздачи подарков. Это медиатор, костяная пластинка в виде капли. Не знаю я из чего он вырезан: слоновая кость, моржовый зуб, мамонтовый бивень или это когда-то давало молоко и мычало, для меня это одинаково непонятные вещества. На одной стороне пластинки, чуть в стороне от центра вырезано солнце, а на другой – две переплетенные буквы: А и Д. Отдал и потом только подумал, что сейчас может иметь место быть эксцесс, но все обходится, Алиса смотрит на то, что это ей такое досталось, убирает в карман, потом, также без выражения, смотрит на меня и кивает.

– Я не знаю, как ты проник в мои сны, но спасибо.

– Алис, я ключи от, – оглядываюсь на Женю, – сама знаешь чего, отработал?

Кивает в ответ и пожимает мое запястье. Нет, все-таки память у них подчищена крепко и связать свои кошмары с прототипом своего Черного пионера они не могут. Просто беспричинные страхи в определенных местах, тут вспоминаю, как Алиса боится темных и узких тоннелей и коридоров, интересно… Нет, не интересно. Так вот, беспричинные страхи в определенных местах или фантазии, пусть в виде той же страшной истории коллективного сочинения, как здесь, ну и вот еще ночные кошмары у Ульянки, оказывается. Интересно, что снится Мику? Нет, тоже не интересно, не хочу я знать, что ей снится про Старый лагерь. Захочет – расскажет, если ей от этого будет легче, я выслушаю все, как бы тяжело мне не было, а так – нет, не хочу.

Наконец-то Ольга иссякает, линейка заканчивается и я, редкий для меня случай, впереди всех бегу на завтрак. Здравствуй, Мику-моя.

– Сенечка, доброе утро, а я вот, неожиданно, сегодня дежурная. Ну, то есть не я одна, еще Лена и не неожиданно, потому что расписание в начале смены утвердили, но я забыла, поэтому оказалось, что неожиданно.

– Я тоже волнуюсь, Мику-моя. Скажи, ты волнуешься о чем?

Мне вот совершенно непонятно, что же делать дальше и как закончить этот цикл, о том и волнуюсь, но я могу только замкнуться, а вот Мику – болтает. Правда, за вычетом этого момента, я счастлив. И то ощущение, предвкушение которого у меня мелькнуло вечером второго дня, оно вернулось и сейчас резонирует где-то внутри меня.

– Нет, Сенечка, не волнуюсь. То есть, конечно, волнуюсь, так, что слов подобрать не могу, но это приятное волнение, это потому что ты здесь. Но я еще и беспокоюсь. Скажи, ты думал, что мы теперь будем делать, и как нам обойтись с твоей и моей правдами? Знаешь что? Ты приходи ко мне в кружок после завтрака, будем думать вместе.

После завтрака, так после завтрака. Я бы и без просьб пришел, поэтому мы завтракаем, болтая о всякой ерунде, потом я остаюсь помочь моим индианкам с уборкой, благо, обошлось без чистки картошки, когда уборка заканчивается девочки идут переодеваться, а я – к себе в домик, с условием, что через два часа буду в музкружке.

Захожу к себе в домик и неожиданно обнаруживаю там Ольгу, думал что Ольга на пляже, потому и получилось неожиданно.

Ольга сидит за столом, спиной к дверям, и… Выглядит она, с каменными шеей, спиной и плечами, как статуя имени самой себя. Мой трофей – значок об окончании пединститута – «ромбик», он же «поплавок», найденный перед входом в бомбоубежище, лежит на кровати.

– Здравствуйте, Ольга Дмитриевна.

– Зря ты мне это отдал. Спасибо конечно, и мне его не хватало и он был нужен, но все равно зря. Ментор и эмоциональная матрица уже почти восстановились и без него, а тут ты со своим подарком, и они откатились назад, и мне опять начинать все почти с начала.

Ольга рассказывает, а на меня параллельно накатывают воспоминания, как видеоиллюстрация к ее рассказу.


Ольга и все пионеры стояли на площади и смотрели как я… Стоп! Это не я! Я все помню, но это не я! В тот момент я только что осознал себя внутри циклов, и у меня, как раз тогда-же, начал просыпаться доступ к чужой памяти. Я еще не умел управлять чужими воспоминаниями и они приходили ко мне ночью, в виде кошмаров. В них, в этих кошмарах страдал не я, а страдали от меня. Самое главное то, что Мику была права вчера, в этих кошмарах я действительно получал доказательства своей уникальности, получал от чужих страданий и смертей, которые только и убеждали меня в том, что один лишь я действительно существую, если могу раз за разом уничтожать местных обитателей. Самое простое – я мог… Нет, неважно, что там, в моих кошмарах, происходило. Когда примитивное физическое насилие надоело я начал запугивать, а уже в конце изобретательно убивать. А все прочие аборигены либо делали вид, что ничего не происходит, либо просто стояли и смотрели. И не могли ни вмешаться, ни убежать, ни даже просто заплакать – не позволяли жестко заложенные ограничения. Жуткие сны: все видеть и не иметь возможности вмешаться.


Первой в этом лагере не выдержала вожатая – ментор, Ольга Дмитриевна открыла рот и свернулась, вступив в противоречия с заложенными алгоритмами; второй вылетела Оля – эмоциональная матрица, просто пискнула и тоже закуклилась от ужаса увиденного; и осталась только монитор узла, обычно глубоко спрятанная, тоже Ольга Дмитриевна, полноценная личность, одновременно являющаяся частью системы. Не знаю, как это сочетается: полноценная личность и часть системы, а Ольга расшифровывать отказалась. Связь с системой не дала ей сойти с ума, но и не дала действовать, и Ольга только стояла и смотрела, транслируя информацию в систему. Так и умерла последней, выполняя функции передатчика.

– Я не пойму. Ну можно же было снять ограничения эти ваши после первого же случая.

– Думаешь это так просто? Это не тумблером щелкнуть или пару операторов дописать, здесь же все живое, этому прорасти и вырасти надо. Вот и прорастало, а ты… Нет, не ты конечно, но очень похожий на тебя пионер, в это время шел по лагерям, вырезая в них всех или, если не мог дотянуться, то почти всех. Сперва мы научились плакать, потом уговаривать, потом убегать, а теперь в системе нет запрета и на убийство, особенно таких как ты. Только человеческие, исключительно внутренние, правила и ограничения, то что закладывается в процессе воспитания.

Сидим целый час и разговариваем: Ольга выговаривается мне, я рассказываю свою историю Ольге. Как-то незаметно стал звать ее по имени.

– То есть, общаясь с вожатой, нужно помнить о ее разных личностях? Психиатры тут не пробегают, Оль?.

– Не множественных, личность одна, но просто в разных режимах функционирует. Пионеры видят вожатую, которая заставляет их жить по законам пионерии, сама любит полениться, не очень любит думать, и почти не способна действовать самостоятельно, предпочитая следовать инструкциям, о здешнем мире не знает ничего. Выше вожатой по рангу эмоциональная матрица. Логика у нее где-то в самом низу, но неплохо развита интуиция, эмпатия, ну и чувство красоты, конечно. Обычно спит, подключается, когда вожатая не может справиться с чем-либо силой инструкций и логики. Ну и я, которая, в идеале, вообще не должна просыпаться, только в исключительных случаях. Упрощенно, выглядит это так, как если-бы у вожатой внезапно проявлялись новые способности. И вот первые две восстанавливались, а тут ты, с этим значком. Он, конечно, поможет потом, но сейчас они откатились назад. Так что придется мне пока отдуваться. А ведь я должна только отслеживать, оценивать сортировать информацию и отправлять между циклами, то что посчитаю важным, в систему. И вот исключительный случай наступил и что? Я только отслеживала и оценивала, а могла бы спасти всех. Знаешь, какие были пионеры? А теперь они скатились назад при регенерации и сейчас едва на стартовом уровне.

А под конец уже разговора Ольга меняет тему.

– Ты понимаешь, что у вас с Мику перспектив никаких? Она еще не готова осознать себя, и даже опираясь на тебя будет откатываться каждый цикл к нулю, и тебе придется каждый же цикл создавать ее заново, и каждый раз результат будет обманывать твои ожидания, потому что каждый раз она будет другая. Циклов на десять-двадцать бы попозже, чтобы хоть что-то начало сохраняться.

– И что же нам делать?

– Не знаю. Просто не знаю и, даже с ресурсами системы, тебе не помощница. Если бы можно было помочь – помогла бы. В любом случае у тебя не получится дождаться Мику здесь. Между циклами в узлах остаются только мониторы и, так или иначе, ты покинешь лагерь. Ладно, заболтались мы, иди к своей Микусе, а то она обижаться начнет. Если опоздаешь, ссылайся на меня, пусть на меня обижается.

Мику уже в музыкальном кружке. Сидит в углу на откидном стуле и что-то рисует в своей тетрадке, растительный орнамент какой-то. Я подтягиваю поближе к Микусе винтовую табуретку, сажусь лицом к девушке и начинаю мучить гитару. Я играю примерно с таким же качеством, как Мику рисует, но что делать, если каждому из нас так легче думается? Думаем мы сейчас об одном и том же, и были бы мы, действительно, в пионерском лагере, мы бы обменялись адресами пообещав писать друг другу каждый день. Бумажные письма писать, да. Ни разу в жизни не писал бумажных писем. Мику бы осталась заканчивать школу в СССР, я бы поступал, не знаю куда, но так, чтобы учиться поближе к Мику.


Далеко на юг - отсюда не видать.

Среди желтых пустынь, где нечего ждать.


Что же нам с тобой делать, Мику-моя? Чудеса тут если и бывают, то жестокие. Вариантов три: уехать на автобусе, уплыть одному и уплыть с девушкой; целей одна – сделать так, чтобы было лучше Мику. Мне то ничего не светит, я уже смирился с тем, что послезавтра ее теряю. Сто раз давал себе обещание не привязываться и каждый раз не могу его выполнить.


Там живет существо - не орел, не шакал -

Загадочный зверь. Под названьем Тоска.


– Сенечка, прекрати, а то я сейчас заплачу.


И он плывет через стекло, его движенья легки,

И мне не нужно ничего, я без ума от тоски.


То есть, я сейчас должен что-то сделать не для той Мику, которую я знаю, а для той, что начнет проявляться циклов через десять-двадцать, со слов Ольги. И которая будет абсолютно другим человеком, у которого общего с нынешней Микусей будет только организм да имя. Не лучшим человеком, не худшим – другим, скорее всего очень хорошим, но другим. Поэтому я должен сделать что-то такое, что отложится пусть в ее подсознании, в мышечной памяти, в эмоциях, раз уж я не могу убрать ее страх перед Старым лагерем.


И задыхаясь, я загадочному зверю шепчу:

Я не хочу, я не хочу...


Угу, вот, кажется так. Осталось только решиться и объявить. Но тут Мику-моя не выдерживает издевательств над инструментом и отбирает у меня гитару. Смотрит на меня, тоже хочет что-то сказать, тоже не решается, а вместо этого сама начинает перебирать струны. Да, встаем на паузу и получаем удовольствие. Стоп, а я ведь знаю эту мелодию, и когда-то даже пытался переводить слова. Дожидаюсь припева и негромко пою.


Пыль на ветру,

Все они лишь пыль на ветру.


Мику обрывает мелодию, смотрит на меня, кивает и начинает сначала, только уже со словами и на языке оригинала.

Вот у кого нюх на музыку, так это у Алисы, куплет еще не закончился, а она уже здесь. Смотрит, слушает, потом берет вторую гитару и командует.

– А-ну, пошли на веранду.

На веранде все это исполняется несколько раз. Сперва мной и Мику и на английском, потом Алиса начинает подыгрывать, потом я начинаю петь припев на русском, и на четвертый раз мы с Мику поем на английском, а припев мы втроем на русском.


– Мику, нам нужно в столовую.

Это Лена пришла Мику звать.

– … мне очень понравилось. А русские слова есть?

– Это к Сеньке, он может. – Это уже Алиса.

– Алиска, я тебе смысловой перевод дам, а уж над рифмой и размером сама думай, я в тебя верю.

Тут же набрасываю текст, как я его запомнил и отдаю рыжей, а сам иду в столовую помогать Мику.

После обеда Ольга отправляет нас с Мику за земляникой. Ну да, пользуясь хорошими отношениями с вожатой, я договорился еще с утра, еще перед музыкальным кружком. «Делайте там, что хотите, но, в шестнадцать ноль-ноль, две корзины земляники должны стоять в столовой.»

Наводим с девочкам порядок в столовой, отпускаем Лену, а сами берем там же, в столовой, два красных пластмассовых ведра и отправляемся на остров.

– Сенечка, это ты вон туда каждый раз убегаешь?

Мику устроилась в изгибе березового ствола и смотрит на мост. Точнее это я устроился спиной в изгибе березового ствола, а Мику уже устроилась в моем изгибе. «Сенечка, так удобно, ты бы знал!» Не знаю, как Мику, но верю, что ей удобно. Ну а мои шаловливые ручонки повторяют свой вчерашний путь, губы, впрочем, тоже. Нет, ну удобно же, тут я с Мику-моей согласен. Но уже полчетвертого, пора в лагерь.

– Микуся, а ты не хочешь, на этот раз, составить мне компанию?

Вот и сделал девушке предложение. Пусть я и не смогу ей ничего больше дать, кроме волнующего приключения, но даже это лучше бесполезного просиживания двух недель в музыкальном кружке.

– Я думала не решишься и уже собиралась тебе толстые намеки делать. Знаешь, Сенечка я как-то, сегодня утром, проснулась и поняла, что поверила тебе, твоей правде. И если уж ты говоришь, что я все забуду уже в эту субботу и начну заново, то эти два дня я хочу быть рядом с тобой и хочу помочь своему любимому человеку.

– И тебе не страшно, не обидно?

– Страшно. Немного. Но ты же говоришь, что я просто усну и во сне мне всего лишь сотрут память, а то, что обидно, я надеюсь, что когда-нибудь та, другая я, все равно все вспомнит! И вообще, мы вместе еще сегодня и завтра, и послезавтра! Нам кто-то подарил целую неделю счастья! Сенечка, люди, может, за всю жизнь столько счастья не получают и при этом живут до ста лет! Представляешь, живут сто лет и ни дня счастья, а я, получится, была счастлива целую половину жизни! И еще, Сенечка, я хочу, чтобы ты не грустил, чтобы ты, когда будешь вспоминать обо мне, всегда улыбался, вот! Журчащий Ручей все сказала!

Девушка, которой осталось существовать два дня уговаривает меня не огорчаться этому факту.

– Коробка на Голове услышал Журчащий Ручей. Но нам пора возвращаться к нашему каноэ, иначе Большая Панама снимет скальпы нас обоих, причем пять раз подряд.


Сталкиваю лодку в воду, запрыгиваю сам, сажусь на весла и понеслась работа: занос, разворот лопасти, ввод, проводка, вынос, занос, разворот, ввод, проводка, вынос… И так, двадцать раз в минуту, стараясь не плескать и не разбрызгивать воду. Мику сидит на кормовой банке, а по дороге туда сидела на носу, и откровенно разглядывает меня.

– Сенечка, ты просто какой-то механизм.

– Как романтично! Любимая девушка, обозвала меня железякой.

– Нет, я в хорошем смысле. Приятно посмотреть, как ты гребешь. Очень красиво и ни одного лишнего движения.

Ну да, я долго готовился к этому шоу. Навык, его не пропьешь.

– Хочешь, рубашку сниму?

– Нет-нет, Сенечка. Не искушай меня, а то влюблюсь второй раз.

– Второй? А когда в первый раз было?

Вообще-то шутил, а Мику отвечает серьезно.

– Знаешь, в первый же твой день, когда ты внезапно зашел ко мне в кружок и замер в дверях. Ты, Сенечка, стоял и так холодно смотрел на меня, что я даже испугалась, а потом я разглядела в твоих глазах растерянность и удивление: «Что это она тут делает?», а потом ты пообещал заходить так часто, что еще надоешь. А поняла я это про себя на следующий день, когда ты пришел с обходным и все, что я тогда смогла из себя выдавить, это: «Как хорошо, что ты пришел!», – а потом начала бы тараторить. Хорошо, там Алиса была и перехватила разговор. Так что можешь записать где-нибудь, что девушки влюбляются в тебя с первого взгляда.

Угу, а на четвертый день сами падают в объятия. Что я там про Славю думал? Вношу поправку: наверное все здешние обитатели, а не одна только Славя, одинаково быстры в проявлении и реализации своих чувств, черт его знает, наверное быстротечность их жизни так сказывается. Это я-двадцатисемилетний думаю, если что. А я-семнадцатилетний отвечаю Мику-моей.

– Тогда Ульянка права, я действительно тормоз. Потому что у меня это началось на сутки позже, когда я обернулся в кружке, перед уходом, и увидел твою улыбку.

И оба мы: я-двадцатисемилетний, каким себя считаю, и я-семнадцатилетний, каким меня видят люди, получаем в награду ту самую улыбку.

Причаливаем, привязываю лодку, перебираюсь на колыхающиеся мостки, принимаю ягоду, принимаю Мику. Оба мы смотрим на дебаркадер, оба думаем об одном и том же и оба улыбаемся.

– Микусь, может сбежим с костра?

– Сенечка, я подумаю над твоим предложением.

И, судя по голосу, уже подумала и согласилась.

– Я сейчас с ягодой в столовую, а ты…

– А я с тобой!

Со мной так со мной, мне же приятнее. Беру в каждую руку по ведру, с левой стороны пристраивается Мику, так что за левое ведро держимся мы вдвоем, и бригада сборщиков ягоды отправляется в столовую. Развитие событий вполне ожидаемо: мы заносим ягоду через служебный вход прямо на кухню, попадаемся на глаза помощнице поварихи, та делает повелительный жест рукой, мол, оставьте на столе и выметайтесь, а мы, уже закрывая за собой дверь, слышим, как она кричит куда-то в глубину помещения.

– Микуся и Сенечка ягоду принесли!

Синхронно переглядываемся, вспоминаем слова Алисы и смеемся в голос.

– Знаешь, Сенечка, мне хорошо.

А уж как мне хорошо. Должен стесняться, а мне хорошо.

Теперь, по дороге в кружок, прокрасться мимо Ольги, чтобы не отчитываться о проделанной работе, чтобы не бегать за остальными ингредиентами.

Ольга сегодня в шезлонге. Дремлет, умоталась бедная, вот и дремлет. На цыпочках крадемся мимо вожатой.

– Семеныч, до ужина свободен. – Произносит Дмитриевна не открывая глаз.

– И что, ни муки, ни сахара, ни пива таскать не надо?

Ольга наконец-то смотрит на меня.

– Семеныч, это у… – Ольга бросает взгляд на Мику. – У других вожатых алгоритмы, а у меня здравый смысл и собственное мнение. Случаются. Иногда. Мука и сахар давно в столовой. А пиво… – Ольга манит меня к себе и тихо говорит в самое ухо. – Если найдешь в лагере пиво и угостишь свою вожатую, то размеры моих границ не будут иметь благодарности.

И еще и подмигивает. Госсподя, Ольга Дмитриевна, вы святая женщина! Представляю реакцию ваших двойников на мою фразу о пиве. Нет, вы точно святая.

***
Продолжение в комментах

Пионерский Куш

пересмотрел значит на праздниках классику...