Пионер: Начало

Глава 1 http://vn.reactor.cc/post/2062463
Глава 2 http://joyreactor.cc/post/2074551
Глава 3 http://vn.reactor.cc/post/2121739
Глава 4
IV
Сессия
До ужина еще час, неплохо бы просто прогуляться. Стою на крыльце, думаю, куда податься. Вспоминаю, что проигнорировал в этот раз музыкальный кружок, эстраду и медпункт. Все равно нужно и с Мику, и с местным аналогом Виолы познакомиться. Уже вывел для себя теорию, что среди пионеров есть фоновые персонажи, каких большинство, есть, скажем так, средние, вроде девочек или вожатой, а есть весьма примечательные личности, кажется здешняя баба Глаша тому пример. И, похоже, знакомая мне Виола из таких. Но третьей категории мало, один-два человека на несколько лагерей, а большинство, как раз из первой. Вот и здешний доктор меня не порадовала.
- Здрасьте.
- Здрасьте.
- А занозу можете вытащить? А то пострадал, при уборке на вверенной территории...
Равнодушно протерла спиртом, равнодушно вытащила занозу, равнодушно прилепила пластырь. Сказала: «Если что — обращайся». Ни тебе «раздевайся ... пионер», ни тебе изысканных недомолвок и иносказаний, когда не поймешь, это тончайший намек или все так и нужно понимать, как сказано. Так, в портрете некоторое внешнее сходство присутствует, и всё.
Пошел к сцене. Сцена пустая, гитара в углу прислоненная. Огляделся по сторонам, - нет никого. Поднялся на сцену уселся в уголке на стул, сижу — струны перебираю. Вспоминаю тот концерт в первом «Совенке». Настроение совершенно грустное, что-то рассыпается вокруг меня и лагеря болеют, и их обитатели меняются, не в лучшую сторону. Интересно, как дела сейчас в первом моем лагере? И кто там на моем месте? И вообще, я в этом лагере всего третий день, а устал, как за все предыдущие циклы. И ведь, главное, ни черта же непонятно, к чему вся эта война, к чему мне арбалетный болт в позвоночнике, кстати, я так и не выяснил, чей это персональный подарок, зачем отстреливать Семенов, зачем рисковать и подставлять мелких? Да куча вопросов, и, кстати, кто такая баба Глаша? Ладно, хватит ныть, вышел на дорогу, так глупо останавливаться. Пара бодрых аккордов и ставлю гитару, где стояла. На ужин пора.
- А вы неплохо играете.
Поднимаю глаза — Алиса. Удивительно тихая и вежливая. Хотя, как раз не удивительно, как раз нормальный для нее перепад настроения. «Еще бы я плохо играл. Сама же меня и учила», - думаю я, а говорю совсем другое.
- Успокоились, Ваше бунтарчество? Давай уж на ты, если не на спортплощадке.
- В... ты извини меня, за вчерашнее. - Пауза, а дальше шепотом. И за другое, тоже прости. - И убежала.
«Вот тебе и раз, подумал Штирлиц». Если я правильно понял, то теперь я знаю — кто так метко стреляет из арбалета. А я на вторую грешил.
Пора ужинать. Подсаживаюсь, как положено, к кибернетикам, все равно других мест нет.
- Ну как работа? - Спрашиваю.
- Более-менее, а твои как дела?
- А, что мои? Спортплощадку прибрали, столовая чистая, Ульянка злобная.
- Ты на танец ее пригласи, чтоб подобрела.
- Спасибо, я с ней за обедом уже отвальсировал, кажется все видели.
- Ага, смотрелось неплохо.
Так и поужинали, маскируя подозрения разговорами ни о чем.
А мне пришло время идти на аудиенцию к бабе Глаше. Непонятно почему, но чувствую себя, как перед первым экзаменом в первую сессию. Выжидаю двадцать минут после ужина и иду сдаваться.
Баба Глаша живет здесь же, при кухне, в маленькой каморке. Кровать, стол, тумбочка, шифоньер, шкаф с книгами и два стула. Все чистенько, покрывало, фарфоровые статуэтки, белые кружевные салфетки, фотографии на стенах. В общем, типичное бабушкино жилье. А пахнет, кстати, кофе.
- Подождите минуточку, я сейчас.
Пока бабы Глаши нет, я разглядываю ее каморку и удивляюсь. Удивляться начинаю с содержимого книжного шкафа, в котором вместо ожидаемых русских классиков и журналов «Здоровье» и «Работница» стоят какие то монографии по физике, сборники трудов, журналы без картинок. Моего образования хватило только на то, чтобы прочитать заголовки, те что на русском языке. А еще есть фотографии на стенах ее каморки. Вот молодая девушка в белом платье с высокими плечами, наверное, ровесница меня нынешнего. Вот она же, но постарше уже лет на пять, а с ней рядом парень, высокий, слегка сутулый, в круглых очках, в белой рубашке и пиджаке. А вот еще постарше, где-то под тридцать, с букетиком земляники в руках, сидит на горизонтальном стволе березы, а обнимает ее за плечи тот же парень, милая семейная фотография, из серии, «когда мы были молодыми». Но вот за спиной у парочки виден так хорошо знакомый мне железнодорожный мост, и я понимаю, что фото сделано на острове Ближнем. И, до возвращения бабы Глаши, успеваю разглядеть еще одно фото, точнее открытку — главный корпус МГУ, а по диагонали надпись: «Дорогих коллег поздравляю с успешным стартом проекта» и затейливая подпись.
Заходит баба Глаша, нет, уже не баба Глаша, к этой нужно по имени отчеству, приносит кофейник и две чашечки. Первый раз за все время здесь вижу кофе, о чем и говорю хозяйке, а та отвечает, что кофе здесь не растет, а запасы кончаются и не восстанавливаются, и скоро и вовсе его никто не увидит.
Сидим, беседуем. Как я потом понял, Глафира, как выяснилось, Денисовна, под видом беседы вытянула из меня всю историю моих здешних похождений и изрядный кусок моей биографии. Сама же рассказала довольно мало, но, все же кое-что. Оказалось, что баба Глаша знакома с Виолой, что она знает и про Пионера, и про Палача. Когда рассказал о своей лодочной эпопее последовала реплика: «Редко у кого удачно получается, вы молодец». Славяна здесь была за два цикла до меня, приехала на автобусе со всеми, и, со всеми же, уехала. О причинах отстрела Семенов говорить отказалась: «Это не важно, Вам уже ничего не угрожает, хотите разобраться — можете разобраться сами». Спросил о двойниках, получил совет не обращать внимания: «Это проекции, они могут стать материальны только в ваше отсутствие, а вообще, если тут останетесь, то еще и не такого насмотритесь». Законы здешнего мироздания тоже передо мной не раскрыли. А закончилось все довольно интересно.
- У меня для вас, традиционно, две новости. Как вы говорите, вас зовут?
- Семен.
- Помню. Так вот Семен, мне нравится направление, по которому вы движетесь, но... Но, к сожалению, больше я вам ничем помочь не смогу. Вы должны сами, понимаете, сами разобраться с самим собой. Ну а после вся моя помощь будет иметь чисто технический характер. - Долгая пауза. Я не хочу, чтобы вы считали меня вредной старухой, но у меня здесь есть печальный опыт преждевременной помощи не готовому к ней человеку. Хотя, одну подсказку я вам дам, подумайте, откуда вы знаете моё прозвище, причем уверены в том, что мы с вами раньше не встречались, Семен.
Крошечную паузу перед «человеком» и последующий нажим на этом слове я заметил. Благодарю бабу Глашу за кофе и в этаком, несколько загруженном, состоянии отправляюсь на площадь. В голове ходит по кругу только одна мысль, что поваром в «Совенке» не стать без докторской степени по физике.
Когда пришел на площадь дискотека уже приближалась к экватору. Ольга Дмитриевна заметила меня первой.
- Семен, Семен, почему вы не танцуете?
- Ну, во-первых не хочется, а во-вторых я не в форме... - Показываю на свой спортивный костюм. Лучше, дайте ключи от библиотеки, там, говорят, книги не разобранные.
Все таки в мелких пакостях есть своя прелесть. И растерянный взгляд вожатой «Как? Почему? Он же должен возмутиться?» стоит того, чтобы им полюбоваться. Я же ведь ничего такого не сделал, нет? Я просто сам попросился туда, куда вожатая хотела меня отправить в наказание за разгром столовой. Правда вот Ульянке отвертеться не удалось.
- Ульяна, подь сюды! Ты награждаешься двумя часами принудительных работ в библиотеке!
А пока Ульянка пробирается к нам, готовя возмущенную отповедь, ОД тихо обращается ко мне: «Семен, я очень рада, что вы мне помогаете, и ни сколько не жалею, что приняла вас в лагерь. Алиса хорошая девочка, но вы же видите, какая она, а без помощника я просто задыхалась. Спасибо вам большое.» Говорит, похоже, совершенно искренне, а мне теперь гадать, то ли она от себя это сказала, то ли это программа в ней говорит.
- А вы бы Ульяну помощницей назначили. Говорят, ответственность дисциплинирует. Но не всех.
- Вот именно, что не всех и не всегда. И Ульянка не тот случай.
Хихикаем оба. Все же и внутри вожатой, тоже человек живет.
Подходит, наконец, Ульяна, дымящаяся и разбрасывающая искры, как небольшой вулкан. Но не успевает сказать и слова, как на нее обрушивается Ольга Дмитриевна.
- Ульяна! Без разговоров! За то что ты в столовой устроила, вот тебе наказание! Вместо танцев пойдете в библиотеку книги перебирать!
- Ну и пожалуйста, все равно уже надоело! Я ...
Трогаю пальцем Ульяну за плечо и она сбивается с речи.
- Пошли? Мы чужие на этом празднике жизни...
Та только рычит в ответ.
До Ульянкиного домика и оттуда в библиотеку идем молча, обижаясь друг на друга, каждый по своей стороне аллеи.
В библиотеке темно, похоже выбило пробки, но искать их среди ночи нет никакого желания.
- Где тут свечи хранятся? - Спрашиваю Ульяну.
Та зыркает на меня, лезет в шкаф и кидает в мою сторону упаковку со свечами. Едва успеваю поймать свечи, как, тем же путем, ко мне отправляется коробок со спичками. Ужас, открытый огонь в библиотеке, а куда деваться?
- Я хочу извиниться перед тобой за одну вещь.
У Алисы хватило сил на извинения, значит и у меня хватит. Обращаюсь к Ульяне, как к взрослой. И, наверное, даже не к ней, а к той рыжухе, что провожала меня в первый удачный побег. Ульяна, впервые за два дня нашего знакомства, заинтересованно смотрит на меня.
- Я использовал тебя в своих целях, когда спровоцировал скандал в столовой. Ты тут совершенно непричастна и можешь идти куда хочешь. Я скажу завтра, что ты мне помогала, только вожатой в ближайший час не попадайся на глаза, для собственного спокойствия.
- Вот теперь то я точно никуда не пойду! Давай колись, что тебе в библиотеке надо! Сам меня втравил, и сам отсылает!
Странно, но Ульяна, похоже, совершенно не обиделась на меня.
- Да вот, хочу Шопенгауэра на ночь почитать.
Демонстративно беру с полки нужную книгу, сажусь за Женин стол, беру карандаш, открываю книгу на первой странице и начинаю делать вид, что читаю, время от времени делая какие то пометки на полях. На третьей странице терпенье Ульяны кончается и она отходит из-за моей спины и садится в кресло.
-Я все равно не уйду, буду дожидаться, пока ты что-то сделаешь.
Как скажешь, - говорю ей, а сам быстро ставлю нужную мне пометку на нужной странице.
Хочешь-не хочешь, но придется углубляться в прошлое «Совенка». Кажется баба Глаша об этом намекала. Она, правда, предлагала догадываться самому, но, если подсознание будет одаривать меня озарениями в нынешних дозах, то, когда я начну разбираться во всем, я уже забуду с чего начал. Вывод, нужно поискать документы, должен же тут быть какой то архив. Что и где здесь можно поискать? В домике вожатой искать бесполезно, нету там никаких бумаг, кроме «Плана мероприятий», не к ночи будь помянут. В административном корпусе? Ни разу не видел, чтобы туда кто-то заходил, но проверить нужно. В медпункте? Там, может быть, только медицинские карточки обитателей, и то вряд ли, судя по поведению здешней докторицы. Здесь в библиотеке? Сомнительно, но раз уж я здесь поискать нужно. Где еще? В старом лагере? Его, похоже, покинули достаточно внезапно, может что и бросили. Ну и, конечно, в бомбоубежище. Там точно в шкафах что-то было. Ну и вот он еще один источник сведений сидит, на меня смотрит.
- Где Алиса сейчас? В старом лагере?
- …
- А ты, почему с ней не пошла?
- Да ну их, эти дежурства. Сколько ночей там провели, и все зря.
- Ну, не скажи, меня вы очень удачно подстрелили.
Ульяна вспыхивает, набирает полную грудь воздуха, ну, думаю, сейчас будет орать, а она, какое то время сдерживается, а потом, неожиданно, начинает реветь. Кажется, у меня после побега открылся талант, доводить до слез обитательниц лагеря, сперва Славяна, потом Ульянка. Ну и что мне со все этим делать? С плачущим источником информации, я имею ввиду? Я же не профессионал какой, я простой, э-э-э... пионер, в меру ленивый, в меру умный, в меру тупой. Больше всего мне нравится куда нибудь зарыться, и не высовываться в большой мир. Смотреть свои «японские мультики», как их обозвали однажды, пытаясь меня оскорбить, и никуда не дергаться. А лагерь вынуждает меня постоянно к каким то действиям здесь и сейчас, никакого удовольствия я от этого не испытываю, но «влиться в пионерскую жизнь», это еще хуже. Вот теперь, я что, должен Ульяну допрашивать? Нет, Пионер бы нашел, что делать. Да и я, если покопаюсь в доступной мне части его памяти, тоже найду, но не хочу. Эти амазонки слишком похожи на обитательниц МОЕГО лагеря. Пока так самоедствовал, Ульяна проплакалась.
- Мы не хотели! Мы только напугать хотели и взять в плен. Алиса хотела тебе над головой в дерево выстрелить, а я ее нечаянно толкнула. А когда мы подбежали, ты уже умер. А потом мы испугались и ничего никому не сказали!
И все это прерывается всхлипываниями и соплями.
- Интересно мне знать, зачем вы собирались брать меня в плен? И кого вы вообще там караулили? Каких таких «шпионов»? Я, возможно, даже и прощу вас, но в обмен на полную информацию. Кстати, я шпион или нет, как ты думаешь?
- Наверное нет... я не знаю.
Из рассказа Ульянки вырисовывается довольно любопытная картина жизни в здешнем лагере. Кстати, она, да и, наверное, не только она одна частично помнит прошлые циклы, но считает их воспоминаниями о прошлых сменах. То, что при этом, от смены к смене, ей все еще 14 лет ее нисколько не удивляет. «Значит, все таки репликанты», - думаю я. Так вот, сразу по приезду в лагерь им объявляют, что «кругом враги, которые только и мечтают, что захватить «Совенок», что лагерь нужно охранять, что нужно выслеживать и отлавливать шпионов». Мастерятся арбалеты (Электроник), протягивается сигнализация (Шурик), выставляются посты (Алиса и Ульяна), запускаются патрули (Лена и Саша, та Саша, которая недоСлавя), наблюдатели (мелюзга), вся информация стекается для анализа к Жене, а ОД осуществляет общее командование. Какой то недоделанный параноидальный милитаризм на грани фарса. Почему фарса? Потому что, то, как я легализовался в здешнем лагере, говорит о … не знаю о чем, но то, что в реальной жизни я бы так не смог, это совершенно понятно. Что за рассказ Аркадия Гайдара, в который я вляпался на этот раз? И я, получается, по всем признакам, как раз и есть, тот шпион, мечтающий похитить военную тайну! Меня, то есть моего аналога, здесь, кстати, нет, иногда издалека видят какую то фигуру, часто в зимней одежде, но не поймать, не поговорить, не подстрелить не удается, эта фигура еще более подогревает шпиономанию. Спрашиваю про Славяну. Да, говорит, была здесь в позапрошлую смену девочка, похожа на Сашу, как родная сестра, ей здесь не понравилось, ни с кем она не подружилась, а в последнюю неделю все на остановку ходила автобус встречать. Тут рассказ прерывается.
- Так это она тебя ждала?
- Ну, видимо так, а мы, как видишь, разминулись на две смены.
Вот интересно, если я Ульянке расскажу про себя, про свою жизнь, про лагеря, про своих двойников, про ее двойников, она тоже вспомнит всё? Кажется это называется инициацией. И мне потом беспокоится еще и о ней, потому что она обязательно сбежит отсюда, потому что нормальному, осознавшему себя человеку, крутиться в кольце этих циклов невыносимо. Да еще и с Ульянкиным характером. Это только баба Глаша может, да и то, неизвестно, какая она в молодости была. Что то не готов я пока к такому повороту, отложу-ка я свою часть нашего диалога на неопределенный срок. Тем более должок за Ульяной, нефиг стрелять в незнакомых людей. Пусть уж лучше и она пока не живёт, а существует.
- Семен, а что было, когда... когда мы... мы тебя...
- Убили. - Заканчиваю за нее фразу. Ничего не было, я очнулся в лесу на поляне.
- А мы думали, с Алисой, что ты зомби, или еще мертвяк оживший какой, мстить пришел. Алиса даже из своих серебряных сережек два наконечника для стрел сделала, один мне, один ей.
- Передай Алисе, что она зря испортила сережки. Серебро оно от вампиров и оборотней хорошо помогает, а прочим особо не вредит.
Кажется Ульяна поняла шутку, по крайней мере более напуганной, чем есть она не выглядит. Она вообще не выглядит сильно напуганной. Заплаканной, немного смущенной, но не напуганной. Ну и любопытство в глазах уже заиграло.
- Семен, а я все равно теперь от тебя не отстану, ведь зачем-то же ты в библиотеку пришел!
- Ну я же тебе уже объяснил, Шопенгауэра почитать и порядок на полках навести.
- А что же тогда не наводишь?
- Да вот, выбираю, с какой начать, - говорю Ульяне, а сам хожу между шкафов, и ищу что-нибудь, что выделяется из общей массы трудов теоретиков коммунизма и библиотеки образцового пионера.
Нет, заход сюда был неудачным. Так, постепенно, добираюсь до люка в полу. Ставлю свечку на пол, а сам, кряхтя, поднимаю крышку за приделанное кольцо. Ульяна тут же оказывается рядом.
- Ой, что это? Я слышала, что в библиотеке погреб есть, но ни разу не видела. А давай посмотрим, что там?
- Ну, видишь ли, дело в том, что нас сюда отправили книги перебрать, а не по погребам лазить. Тебя то точно за это без конфет оставят, если Женя или вожатая узнают. - Говорю в ответ, а сам делаю вид, что хочу закрыть крышку.
- Ой, ну Семен, ну пожалуйста, мы же не скажем никому.
Все таки с Ульяной удобно и предсказуемо.
- Ну, хочешь посмотреть — спускайся и посмотри, я наверху тебя подожду.
Ульяна мигом скатывается по лесенке.
- Ну что там?
- Банки какие-то на полках, мешки.
- Книг нет? Перебирать ничего не надо?
- (Смеется) Какие книги? В погребе?
Самому любопытно, спускаюсь в погреб. Книг действительно нет, за то есть общая тетрадь, придавленная одной из банок. Вынимаю тетрадь, листаю — какие то формулы, пополам с текстом и рисунками. Сворачиваю тетрадку в трубочку и сую в карман, дома разберусь. Пока все разглядывал Ульяна уже выбралась наверх и приплясывая ждет меня там. Поднимаюсь за ней, закрываю люк.
Все же мне нужно попасть в административный корпус, а Ульяна, похоже, от меня, действительно, не отстанет.
- Ты спать не собираешься?
- Не-а! - И улыбка до ушей.
М-да, нужно было или запирать ее в погребе, или что-то еще. Хотя, говорят, что если с явлением нельзя бороться, его нужно возглавить. Тем более помощник нужен не только вожатой.
- Ты здесь дольше меня, ты когда-нибудь видела, чтобы в административный корпус кто-то заходил?
- Нет, он же на замке всегда. Даже Ольга Дмитриевна, если что-то делает, то, или у себя в домике, или в столовой. А что?
- Да вот, думаю, если мы уж с тобой правила нарушаем и лазим без спросу в разные места, почему бы и туда не сходить. Дискотека еще час, как минимум, продлится, времени вагон.
Взрыв восторга, и столько обожания в глазах, что мне просто неудобно. Да, приключения, это то, чего рыжухе и не хватало.
Уходим из библиотеки, когда проходим мимо медпункта Ульянка сворачивает в его сторону.
- Подожди, я фонарик возьму!
С профессиональной просто ловкостью просачивается в открытую форточку и, через две минуты, возвращается с фонариком. Я, в это время успеваю спрятать изъятую в погребе тетрадь в какую-то щель, под тем же окном. Обойдя по большой дуге площадь, мы добираемся до административного корпуса, я подсаживаю Ульянку около каждого окна, а она пробует форточку. Наконец, на четвертом окне находим форточку прикрытую, но не запертую. Все так же просачивается вовнутрь, открывает шпингалеты и впускает меня.
Осматриваюсь. Первое впечатление, похоже, что мы зря сюда влезли. Большое помещение, вдоль противоположной стены в специальной стойке какие то флаги, перед флагами, на подставке барабаны и... горны, вспомнил слово. Направо и налево двери кабинетов. Начинаю обход. Кое где двери заперты, а там, где нет, там — обычные канцелярские кабинеты, побольше, поменьше, но ничего тайного, и пустые внутри, как будто в них никто никогда не работал.
- Семен, а что ты тут ищешь?
- …
Если бы я знал. Я, наверное, и не узнаю, даже если меня носом ткнут. Кабинет начальника лагеря такой же пустой, но чуть побольше прочих. На стене план лагеря и окрестностей. Все хорошо, но вокруг лагеря на плане синим карандашом проведена окружность, примерно там, где начинает сворачиваться пространство.
- Ульян, а что тут нарисовано на плане?
- Где?
- Да вот же, линия.
- Нету тут никакой линии.
- Ну нет, так нет.
Вот так нами и управляют. И выбирают, что нам можно видеть, а что нет. Вздыхаю, снимаю план со стены, скатываю его в трубочку.
- Надо же что-то взять на память. Пошли?
- Пошли. А ты точно не шпион?
- Точно, шпион, я. А ты можешь рассказать мне главную тайну вашего лагеря! Секрет горохового супа, который попадает под конвенцию о запрещении химического оружия!
- Да ну тебя! Дурак!
- Ульяна, я понимаю, что мои действия выглядят странными, но могу дать тебе честное слово, что все они касаются только меня. Так хорошо?
- Да. Так хорошо.
Ульяна, действительно, выглядит удовлетворенной ответом. Точно, я попал в какой то рассказ Аркадия Гайдара! Выбираемся тем же путем, что проникли внутрь.
- Ну что, до завтра?
- Семен, а можно я у тебя переночую?
Глаза в пол, ножкой асфальт ковыряет.
- Вообще то нет, но если расскажешь, в чем проблема, то может и помогу твоему горю.
- Алиса в старом лагере сейчас, а я боюсь одна ночевать.
- Ну, если нас с тобой поймают в тренерской, это будет грандиознейший скандал, меня расстреляют из арбалетов, а тебя, запрут в погребе до конца смены и будут кормить исключительно гороховым супом. Поэтому у тебя четыре выхода. Или ты все таки спишь у себя в домике, или я попробую договориться с вожатой, чтобы ты переночевала у нее, или я сейчас провожу тебя в старый лагерь к Алисе, или ты, все таки, идешь со мной и ночуешь в кладовой на матах. Что ты выбираешь?
- Я с тобой!
М-да. Если на третий день перебираешь книги в библиотеке, то ночевать тебе с Ульяной. Еще одно жесткое правило. Кстати. я же помню, как боялась Алиса в шахте, так что, сейчас и ей одной тоже должно быть не весело.
- Ну пошли.
Опять обходим по большой дуге площадь, подходим к спортзалу.
- Заходи, я сейчас.
Отдаю ключ от тренерской, отдаю украденную карту, а сам бегом по задам к медпункту, достать тетрадку и бегом назад. Прибегаю, Ульяна в кладовке устраивается на матах.
- Вот что, девушка, иди ка ты спать в тренерскую, и без разговоров.
Идет, как не странно, без разговоров и возражений. А я, забираюсь в кладовую, благо там есть стол и стул и раскрываю тетрадку. Интересно, надолго ли меня хватит?

Дубликат, часть 6

Глава 1 http://vn.reactor.cc/post/2956175
Глава 2 http://vn.reactor.cc/post/2967240
Глава 3 http://vn.reactor.cc/post/2986030

IV
Расстановка

Электроник был занят с самого утра. Настолько, что даже мысли о Жене отошли куда-то на задний план. Помочь Шурику в разработке принципиальной схемы (в основном надо было не мешать и слушать рассуждения Шурика, но пару раз тот похвалил Сергея за дельные мысли). Выпросить в музыкальном кружке вращающийся стул: «Сереженька, только обязательно позовите меня на испытания! Слышишь? Ты обещал!» И собрать вокруг стула каркас установки: круглая клетка из лыжных палок и гимнастических обручей, которые пришлось выпрашивать у Алисы. «И что? Робота делать не будете? Ну вы даете, вы не заболели там? Надо будет зайти и глянуть». Разработать конструкцию ультразвуковых излучателя и приемника (А что делать? Готовых то нет, а из всей литературы только пара подшивок журнала «Радио» в кружке, да десятка два разрозненных номеров «Моделиста-Конструктора» и «Юного техника» в библиотеке).
И, до самого обеда, Электроник, с поражающей окружающих энергией, носился по лагерю в поисках материалов; пилил, клепал, паял; прессовал из извести и сухих белил, а сначала надо было придумать — как прессовать, а потом обжигал керамические таблетки излучателя; забегал, не обращая ни на кого внимания, в библиотеку и там молча шел к стеллажу с журналами, перечитывал их на двадцать пятый раз, делал выписки и опять бежал в клуб.
Увлеченный любимой работой Электроник мог переплюнуть по энергичности и целеустремленности Ульянку, в ее лучшие годы.
Только иногда, в библиотеке, Сергей ловил спиной взгляд Жени сквозь стеллажи, замирал и оборачивался. Но Женя всегда успевала спрятать глаза в очередную книгу и лишь вздрагивала. Очень хотелось подойти, отодвинуть эту проклятую книгу и заглянуть заведующей библиотекой в глаза. Спросить: «Женька, ты что творишь? Со мной и с собой? С нами». Но не хватало смелости. Так и думалось: «А вдруг она не врет? Вдруг я, действительно, не интересен?» Сергей вздыхал и возвращался к своим журналам. Женя выныривала из-за книги и опять начинала гипнотизировать Сыроежкину спину, пока тот, не убегал в кружок, с очередной порцией знаний.
Наконец, ближе к обеду, сегодняшняя порция работы закончилась. Печатные платы травились в растворе и травиться им там до вечера, двадцать керамических излучателей остывали вместе с муфельной печью — нужно четыре штуки, но хорошо, если каждый третий заработает как надо. Принципиальная схема на листе оранжевой миллиметровки была пришпилена к дверце шкафа, поверх чертежа авиамодели, горка деталей извлеченных из ящика и выпаянных из некондиционных плат лежала на втором листе миллиметровки и сейчас Шурик раскладывал их по кучками: резисторы отдельно, транзисторы отдельно и так далее.
— Сергей, на сегодня, наверное, всё. Вечером я приду, платы из раствора достану и промою. — Шурик покачал рукой каркас установки, похожий на сегмент Шуховской башни, одобрительно кивнул. И, подтверждая собственные слова, повторил. — На сегодня всё. Ты свободен, а я — детали рассортирую до конца и тоже пойду.
Электроник еще раз сам пробежался глазами по плану работы, выходило так, что на сегодня, действительно, делать больше нечего.
— Шурик, а может я сам деталями займусь?
— Нет, иди-иди, а то мне еще подумать надо.
— Хорошо. Я на обед зайду за тобой.
— Да, спасибо. Пока.
Подумать, это святое. Нельзя никого отвлекать, когда он думает. Электроник вышел на крыльцо и на несколько секунд зажмурился от полуденного солнца. В библиотеку? Сейчас, когда голова, на время, освободилась от забот, очень захотелось увидеть Женю. «Я только возьму что-нибудь почитать», — не успел подумать Сергей, как уже оказался перед библиотекой. «А вдруг она о чем-нибудь меня спросит? Придумаю что-нибудь».
Не спросила. Вместо Жени, за столом-конторкой сидела Лена, в кресле у журнального столика, пристроился Максим и, похоже, Электроник прервал их беседу.
— П-привет. А где Женя?
— Попросила подменить ее до обеда. Ты что-то хотел взять? Возьми, я запишу. — Лена быстро глянула на кибернетика своими зелеными глазищами.
Пришлось взять, раз уж пришел, какой-то сборник фантастики. Лена записала книгу в формуляр и спросила.
— Сергей. Правда, что вы у себя машину для чтения памяти собираете? — И покраснев и опустив глаза, добавила. — Я бы хотела попробовать.
— Если доктор решит, что это безопасно, то — почему нет?
К счастью, неожиданное бегство Максима с воплем: «Ё-моё! На обед же надо сигналить, а я тут сижу!» — спасло Электроника от необходимости отвечать подробно.

Лена зашла в библиотеку без всякой глобальной цели. Просто взять что-нибудь почитать. Но зацепилась взглядом за Женю. Та грустила в углу зала, за своим столом-конторкой, чем-то напоминая нахохленную птицу под дождем. «Зря мы в автобусе тогда пошутили, — подумала Лена, — Сейчас бы Женя вовсю Сергея гоняла. Или нет, не сейчас. После обеда. Отсюда, до самого кружка. Тоже ничего хорошего, но не сидела бы так, с мутным взглядом. И Сергей не прятался бы от всех в работе». А потом еще, пока Женя записывала в формуляр книгу, выяснилось, что она, со вчерашнего дня сидит безвылазно в библиотеке, с перерывами только на еду и сон.
Понадобились все искусство убеждения и умение выдавать свои мысли за чужие желания, которыми обладала Лена, чтобы уговорить Женю просто сходить прогуляться по лагерю.
— Лена, а если кто-то придет…
— То я выдам ему нужное издание и заполню формуляр не хуже тебя.
— Я только…
— Хорошо-хорошо. Я подежурю. Только ты не долго.
До обеда оставалось еще около часа. Лена погасила верхний свет, погасила настольную лампу, отодвинула тяжелую портьеру у себя за спиной и впустила в библиотеку солнечные лучи. Взвесила в руке выбранную книжку, на пару дней чтения хватит. Бросила взгляд на библиотечные стеллажи. «А ведь рано или поздно книги кончатся. Все, что было здесь хорошего, я уже прочитала. Сейчас читаю средненькое. А потом?» Семен с Ульяной ушли сегодня утром и клятвенно обещали вернуться завтра часам к десяти. Может они еще что-то принесут? По крайней мере, та пьеса, что они принесли в прошлый раз была проглочена Леной за сутки, потом еще три раза перечитывалась, и породила массу карандашных рисунков-иллюстраций, самый доведенный до ума из которых, сейчас ехал обратно, как подарок автору пьесы. Та Мику обладала еще и литературным талантом. Интересно осознавать, что где-то есть очень похожие на тебя Лены, встретиться с которыми, по словам того же Семена, почти невозможно. Как там он сказал? «Останется только один!» Можно только во сне. Лена вспомнила обрывки сна, которым завершилась их с Алисой спасательная экспедиция. Сколько там Алис в одном месте оказалось? Три, минимум. Сон, сном, но волдыри на ладонях потом сходили до самого конца цикла. Лена грустно вздохнула и уселась на Женино место. Какая бы средненькая книга не была, но постепенно и она увлекла Лену, поэтому, когда минут через пятнадцать в дверь постучали, Лена вздрогнула от неожиданности.
— Привет. А ты сегодня за библиотекаря, что ли? — Максим удивленно разглядывал Лену, стоя в дверях.
— Наверное. Да. Подменяю Женю до обеда.
— А, ну тогда ладно. Я книжку возьму, можно? — И, не дожидаясь ответа, пошел шарить по стеллажам.
Дальше Лена уже не читала, а больше прислушивалась к звукам доносящимся из глубины зала. Что-то передвигали, что-то мягко падало, что-то шуршало, иногда невидимый Максим тихо чертыхался. Лена несколько раз порывалась вскочить и посмотреть на происходящую катастрофу, но всякий раз удерживала себя на месте. «Женя меня съест», — подумала обреченно, когда из-за стеллажей показался Максим, весь в пыли и с номерами «Знание-сила» в руках.
— Максим. — Лена подняла глаза на горниста. — Ты только что разгромил половину библиотеки ради пары журналов. Возьмешь их? Давай я запишу.
— Не, не половину. Четвертую часть в дальнем углу, куда никто не заглядывает. — Максим посмотрел на журналы, посмотрел на часы над дверью и устроился за столиком. — Я, наверное, их здесь почитаю.
Была бы тут Женя, не остался бы, конечно. А общество Лены было гораздо приятнее, тем более, сейчас пойдешь в домик, а тебе вожатая навстречу: «Максим, почему на площади бумажки? Это теперь твоя подотчетная территория. — Или. — Максим, почему бездельничаешь? Или занимайся, или марш со своим отрядом в лес, шишки и желуди для конкурса "Умелые руки" собирать!» Так что в библиотеке отсидеться выходило даже и спокойнее. Лена тоже против общества Максима не возражала, поэтому скоро тишину в библиотеке прерывало только шуршание страниц и шмыгающий нос нелегально искупавшегося вчера Максима.
— Лен, а можно спросить? — Максим решился начать разговор. — Скажи, вы нашего физрука давно знаете? Ты и Алиса.
— Давно. Не очень, но давно. — Запутанно ответила Лена. — С рождения. — Книжка была скучная, и разговаривать было интереснее. — А почему ты спросил?
— Тогда понятно. Да просто, даже Алиса никогда не будет взрослого, пусть и хорошо знакомого, человека Сенькой называть. И она всегда так пытается заботиться о Семене, а Ульяна видит это и только улыбается.
— Ты наблюдательный… — Лена думала, как закруглить разговор. В конце-концов Максим пока еще только кандидат в старший отряд, и разъяснять тонкости взаимоотношений Рыжих с Семеном постороннему человеку не хотелось. Но, кажется, Максим понял слова «с рождения» буквально, и сделал свои собственные выводы.

Шурик, отпустив Сыроежкина, закончил отбирать нужные детали, высыпал их в жестяную коробку из под леденцов и убрал в ящик стола. Посмотрел, как травятся платы, поболтал кюветой, чтобы перемешать раствор. «Ладно, азотная кислота, но хлорное железо шефы могли бы лагерю для кружка подарить. Сейчас бы полдня не теряли. Нет, потеряли бы, керамике все равно остывать до утра вместе с печью». Шурик запер клуб и, огибая здание, пошел на свое вчерашнее место. Прежде чем начинать зондировать собственный мозг, Шурику предстояло разобраться, что ему известно об этих своих сновидениях и голосе в голове, и записать данные самонаблюдения и самоанализа в рабочую тетрадь, чтобы иметь точку отсчета. Сыроежкин уже согласился быть вторым — контрольным экземпляром. Неплохо было бы, для статистики, набрать еще добровольцев, но Шурик опасался возможного риска. В любом случае, как настоящий ученый из любимых книг, Шурик твердо знал, что начнет с себя.
Председатель кружка кибернетики открыл личную рабочую тетрадь и на первой чистой странице написал: «Дневник самонаблюдения. Начат в четвертый день смены. Данные по предыдущим дням восстановлены по памяти». Перечитал. Получилось неплохо. Потом дописал в конце: «… по памяти и опросам очевидцев». Дальше следовал подзаголовок: «Необычные сны и мысли. Галлюцинации и явления». Далее следовало описать события первого дня. Шурик порылся в памяти: «Событие первое — сон в автобусе. Приснилось, что мне сорок лет и я еду в лагерь с пионерами. Почему-то называю пионеров "миксами" и "копиями". Событие второе — провал в памяти. Поздно вечером обнаружил себя стоящим на площади, спиной к лаборатории. Что делал в лаборатории не помню и восстановить свои действия не удалось». Шурик зачеркнул "лабораторию" и написал "кружок". Вроде бы всё. Но тут мысли Шурика перебили.
— Привет. А ты Сергея не видел?
Главный кибернетик вздрогнул от неожиданности и уронил карандаш. Поднял глаза. Перед Шуриком стояла девочка, лет, наверное, девяти, не больше. Светлые глаза, стрижка такая, что не понять, коротко стриженная перед тобой девочка, или обросший мальчик. Если бы не юбка, аккуратность в одежде и маленькие сережки-гвоздики в ушах. «Сергея? А! Это Сыроежкина что ли».
— Нет, занятия закончились и он ушел. Поищи его в библиотеке.
— Понятно. Если увидишь, то передай, пожалуйста, что его Оксана Зайцева искала.
И, не дожидаясь ответа, исчезла, нырнув куда-то в кусты.
Шурик повертел в руках карандаш. Синий «Картограф» сломался, после контакта с бетонной отмосткой, и теперь, чтобы его очинить для продолжения записей, нужно было возвращаться в клуб. Пришлось отклеивать спину от стены клуба, подниматься, отряхивать форму. «Здесь удивительно чисто. Ни копоти, ни глины, ни мазута. Отряхнулся и форма как новая. А чтобы найти грязь нужно специально постараться». Сигнал к обеду прервал размышления кибернетика, Шурик занес тетрадь в кружок и, встретив на крыльце пришедшего за ним Сыроежкина, отправился в столовую.

«Почему Алиса куксилась, что все, из цикла в цикл, одно и тоже? Может она просто видеть не умеет? Не знаю. И пионеры и природа, каждый цикл, но чуть-чуть разные. Вон, куст подсыхает, прошлый цикл зеленый стоял, а в этом — листья теряет. А здесь, за четыре дня, новую тропинку протоптали, интересно — приживется или нет? А уж люди как меняются... Это просто надо увидеть». — Лена шла из столовой к себе в домик и размышляла. «Я, наверное, порисую сейчас. Портрет Саши начну, а то сколько времени живем в одном домике, а так Саши у меня и нету».
Саши дома не оказалось. «Или возится с мелкими, или еще где-то, хоть у Мику в кружке». В этом цикле девочки сблизились раньше обычного. Купальный сезон официально открывался в четверг, а в следовании инструкциям Саша была чем-то похожа на Сережу Сыроежкина, так что на пляже ее точно не было. «В следующий раз», — Лене пришлось в очередной раз отложить мысль о Сашином портрете.
Взять этюдник и уплыть на остров? Причем, на малопосещаемый остров Длинный. Или уйти с этюдником на остановку и, в очередной раз, нарисовать дорогу, убегающую в поля? Лена взвесила в руке этюдник и поморщилась. Да и не очень то и хотелось. Может остаться в домике и изобразить ту сценку приручения стрекозы двумя маленькими девочками? И подарить Алисе? Лицо маленькой Алисы встало перед глазами как живое. Алиске понравится. Так, одна идея есть, и ладошка зачесалась — хороший признак. Значит результат будет удачный. А потом, без перехода Лена вспомнила, как в столовой Женя и Электроник постоянно бросали взгляды друг на друга, и как они вздрагивали, отводили глаза и зажимались, если этим взглядам случалось встретиться. Да, это оно. Лена быстро набросала сцену приручения стрекозы, чтобы поработать над ней после, когда время будет, а сама взяла карандаши, папку с бумагой, и направилась к Жене в библиотеку.
— А, это ты. Заходи.
Женя постепенно отходила от вчерашнего приступа черной меланхолии и встретила Лену почти приветливо.
— Я почитаю тут?
— Библиотека публичная. — Женя фыркнула на слове «публичная» и пожала плечами. — Читай.
Лена так и сделала, ну почти так. Выбрала книгу побольше, устроилась за одним из читательских столов так, чтобы Женя оказалась в нужном ракурсе, и, спрятав в раскрытой книге лист бумаги, начала делать зарисовки, стараясь поймать эмоции. Женя читала что-то своё, время от времени бросая взгляды за окно и на входную дверь, хмурилась, коротко поджимала губы и переворачивала очередную страницу. А после очередной страницы проскрипела, не глядя на Лену.
— Между прочим, можешь не прятаться. А если бы спросила разрешения, то и совсем хорошо было бы.
— Ой. — Лена покраснела.
— Рисуй если хочешь. Но, я не понимаю. — Женя, все так же не глядя на Лену, пожала плечами. — И, спасибо, что посидела тут вместо меня.
И еще на полчаса девочки погрузились в молчание, прерываемое шелестом бумаги и редкими вздохами. Да иногда, снаружи, доносились голоса пионеров: по Плану мероприятий у среднего отряда было сейчас свободное время, чем они и пользовались, устроив беготню по всему лагерю. «А ведь она ждет, что Сергей заглянет, — подумала Лена, — а тот боится и где-то прячется. Зря девочки посадили Сергея на моё место, и зря я на это согласилась. Нужно бы все рассказать, но не поверит, решит, что я Сергея выгораживаю. С ее то точки зрения все было так, как она увидела».
— Лена. А что за рукопись ты вчера у меня забыла? — Опять проскрипела Женя.
— Это. — Лена задумалась, как не соврать так, чтобы Женя не стала потом крутить пальцем у виска. — Это девочка одна, знакомая нашего физрука, сказку написала. И Семен попросил, чтобы я к ней иллюстрации сделала. — И, отвечая на висящий в воздухе вопрос, добавила. — Можешь взять почитать. Заходи вечером. Я Саше скажу, если меня не будет.

Женя, действительно, ждала Сыроежкина. Даже самой себе не сознавалась в этом, но ждала. Провожала взглядом пробегающих за окнами пионеров, прислушивалась, когда казалось что кто-то топчется на крыльце, вздрогнула, когда вдруг повернулась дверная ручка. «Ой!» — Ёкнуло внутри. Но, к счастью, это оказалась Лена. Или, может быть, к сожалению это оказалась Лена. Этого Женя даже под гипнозом не сказала бы. Лену Женя уже отнесла к числу безопасных, подвоха от нее не ждала, поэтому выгонять из библиотеки не стала, а разрешила остаться и посидеть-почитать. В общем-то каждый любитель посидеть-почитать был понятен Жене и не вызывал у ней ни агрессии, ни испуга. И даже то, что Лена, вместо чтения, занялась рисованием, Женю особо не раздражало. Так только, дала понять, что заметила, и всё. Только поначалу неприятно немного было оказаться в фокусе чужого внимания. Под конец даже разговорились немного, обсуждая разное.
— Женя, в субботу сбор отряда будет.
— Я не приду.
— Я, может, тоже. Я не об этом. Будем решать, принимать новенького или нет. В… — Лена чуть не ляпнула: «Вместо Ульяны». — Вот того, который горнист, Максима.
— Да мне, как-то, все равно. Если нужен мой голос можешь передать, что я — за.
Лена закончила рисовать и ушла, Женя ждала, что ей покажут, но Лена просто попрощалась, собрала бумагу и ушла. «Ну, значит, не больно-то и хотелось, значит мне и не нужно это видеть».
Женя, после ухода Лены, еще раз обвела глазами библиотеку, увидела журналы на полке с прочитанной и возвращенной литературой. «Интересно, кто брал?» — Подумала как хозяйка. Глянула в ящик с читательскими формулярами. Сверху, на коротенькой шеренге формуляров, стоящих в ящике друг за другом в алфавитном порядке, лежал свежий. «Родионов Максим, 14 лет, средний отряд». Над зачеркнутым словом «средний» рукой Лены было написано «старший». «Любит ли читать, я еще не знаю, но умеет, это точно», — проскрипела вслух заведующая библиотекой, чуть улыбаясь и пристраивая формуляр в общую шеренгу, между Персуновым Семеном и Тихоновой Еленой. Теперь осталось только вернуть журналы на место и можно запирать библиотеку на перерыв. Или не запирать — идти все равно некуда. Женя взяла журналы, подержала их в руках и положила обратно на полку. Потом взяла самый верхний и быстро пролистала его. Нет, все верно, вон и библиотечный штамп на месте. Но все же. Женя подошла к каталогу, выдвинула несколько ящичков и умело пробежалась по картотеке, потом проделала это еще раз, читая каждую карточку, вынимая карточки из ящичков и проверяя — не завалилась ли какая-нибудь карточка, выпав из общего ряда. Потом проделала тоже самое уже с каждым ящичком, а не только с теми где была периодика и издания на букву З. В каталоге библиотеки «Совенка» не числилось ни одного номера журнала «Знание-сила». Не смотря на библиотечный штамп на этих самых журналах. Женя вернулась к журналам, взяла с полки самый верхний, посмотрела на первую страницу обложки, потом перевернула и посмотрела на типографские данные «сдано в набор 06.09.1991». Женя глянула на календарик, притаившийся под оргстеклом, закрывающим ее стол. Согласно календарику на дворе стоял июнь 1987 года. «Кажется придется прийти на сбор отряда. Кажется придется спросить у новенького, где он берет журналы? Может он и книг хороших оттуда же натаскает?»

Саша, чуть-чуть разминувшаяся с Леной, сейчас сидела у себя в домике и с огромным удовольствием читала ту самую пионерскую сказку. Читала, возвращалась к началу, закрывала глаза и как живых представляла себе героинь: Анфису, Ларису, Жанну, Машу. Тем более, что и представлять особо не нужно. «Вон же они — живые. Ясно с кого их списывали. Нет, разница, конечно есть, так на то и сказка». Вот ни Святославы, ни Янки, ни Степана здесь не было. Святослава чуть походила на саму Сашу, но совсем чуть-чуть. «Янка… может быть, если бы Ульяна была помоложе лет на пять, то так она себя бы и вела. Степан? Не могу себе представить, неужели Семен был таким? Нет, в нем вовсю живет семнадцатилетний пионер, это не вооруженным глазом видно, но и двадцатипятилетний заместитель начальника лагеря тоже в нем». Саша опять вернулась к началу и посмотрела на первую страницу. «Как, когда Мику успела все это сочинить? Она же сама говорили в день приезда, когда знакомились, что она впервые в СССР, а ее папа с мамой сейчас едут на поезде из Владивостока в Москву, с остановками в крупных городах. Но вот же автор: Мику Хацуне, а вот посвящение: «Сенечке, которому… и Ульянке...», — и подпись японскими закорючками. То есть Мику знала Семена, когда тому было семнадцать? А самой Мику, получается, девять? Ничего не понимаю, надо будет спросить, для начала у Лены». Посмотрела на стену над Лениной кроватью, всю увешанную картинами. Портреты и пейзажи. «И когда успела?» Три портрета особенно притягивали взгляд. Женщина, похожая на Лену как родная мама, протягивает руки открытыми ладонями к зрителю, губы плотно сжаты, глаза чуть прищурены, как будто какую-то работу делает или спорит с кем-то, а если присмотреться, то такая бездна тоски и боли в этих прищуренных глазах… Второй портрет, парень похожий на Семена, наверное таким он и был, в семнадцать лет, только глаза не семнадцатилетние, а взрослые и какие-то уставшие, что ли, но понимаешь, что он сейчас улыбнется, этими уставшими глазами, и скажет: «Все ерунда, прорвемся!» Третий портрет, тот очень позитивный, на нем Семен и Ульяна, сидящие рядышком на крыльце этого самого домика, оба улыбаются, оба счастливы и, как раз и видно, что подросток из заместителя начальника лагеря никуда не делся.
В дверь постучали.
— Привет. — На пороге нарисовался Максим.
— Здравствуй! — Саша улыбнулась хорошему человеку.
Очень заразительно улыбнулась, так что Максим сразу разулыбался в ответ. И как-то даже и не пришлось маскировать смущение нахальством, а захотелось просто взять сразу и обратиться, к так приветливо улыбающейся девочке, со своей такой деликатной просьбой.
— Саш, ты не могла бы чуть поучить меня танцевать? К следующей дискотеке?
— Хочешь Алису удивить. — Саша не спрашивала, а просто констатировала факт. — Приходи в музыкальный кружок после ужина. С Мику я договорюсь.

Вторую половину дня Сыроежкин провел в компании милой девушки Оксаны. Показывал ей, как правильно держать нож; объяснял, когда режут от себя, а когда — к себе; ругался на нож, который она принесла, а потом объяснял, почему острый нож безопаснее тупого. «Ты, когда острым ножом режешь — рука просто идет за ножом и все, и не надо лишних усилий делать. Просто следи, чтобы пальцы напротив лезвия не оказались. А когда режешь тупым, то ты напрягаешься и у тебя нож обязательно сорвется и попадет по пальцам». Ну и все это перемежалось другими разговорами. «Вот знаешь, Сережа, мне кажется, ты ей нравишься. Если бы не нравился, она бы не стала тебя прогонять». «Эх, Оксана, твои бы слова, да богу, которого нет, в уши».
Потом искали вдвоем подходящий кусок коры и Оксана пыталась выстругать хоть что-то похожее на кораблик. «Не надоело? Ну, тогда пошли в клуб». Пошли в клуб, извинились перед Шуриком, за то что помешали, и заточили нож Оксане.
Потом опять искали кусок коры. «Стой. А теперь, прежде чем за нож браться, нарисуй, что ты хочешь. Да вот, хоть на мокром песке палочкой и нарисуй». «Вот так, да?» «Нет, смотри, как надо».
Потом разбирали проект Оксаны по косточкам. «А ты хочешь, чтобы он просто на полке стоял или, чтобы его еще и на воду спустить можно было?» И тут же: «Знаешь, напиши ему письмо, небольшое, чтобы упаковать можно было. В клубе была папиросная бумага, вот на ней завтра и напиши. Потом в полиэтилен запаяем и внутри корабля спрячем. Если все так, как ты говоришь, он обязательно полезет разбирать твой подарок. Там письмо и найдет. Может это сработает».
И снова взялись за ножи. «А почему ты все своими руками должна делать? Что значит, иначе цикл не переживет?»
А потом долгие разговоры. «Не знаю, Оксана, права ты или нет, но может, это мы уходим куда-то дальше, а вы здесь задерживаетесь».
И расстались уже перед самым ужином, договорившись о завтрашней встрече. «Знаешь Сережа… Нет, потом, в конце смены. До завтра!» — И убежала, прихватив с собой недоделанный кораблик. А Электроник еще посидел на берегу, улыбаясь и думая о том, какая это славная девочка и о ее словах, что он Жене нравится. Дождался горна и уже тогда встал, отряхнулся и пошел сперва в кружок за Шуриком, а оттуда на ужин.

Алиса оказалась в этом лагере помощницей вожатой исключительно из-за отсутствия альтернатив, и была она плохой помощницей вожатой, но какие-то привычки въелись и их уже не вытравить. Вот и сейчас, она перебирала в памяти прожитый день, анализировала свои ошибки, делала выводы и строила планы на завтра. «Что там со мной и лагерем происходило сегодня?»
Прощание с Персуновыми в пять утра. Алиса не утерпела и вскочила в такую рань, чтобы проводить своих самых близких людей, уходящих в утреннюю хмарь.
— Вы туда же, на то же место?
— Да Алис. Точка стабильная и еще долго продержится. Да не кисни, Рыжая. Завтра же придем назад!
Спать уже не хотелось, поэтому присела на крыльце спортзала, кутаясь в олимпийку. И в каком-то оцепенении провела час, пока не появилась Сашка, возобновившая свои утренние пробежки.
— Привет.
— Доброе утро, Алиса. Побежали со мной?
— Пф-ф. Я что, больная? Ты то почему одна? Катька отказалась?
— Да, не пойму я её что-то. Вчера просилась, а сегодня я за ней забежала, а та ни в какую. Еще и смотрит обиженно, и глаза красные, будто плакала. Ладно, побежала я.
И только легкие шлепки подошв о покрытие беговой дорожки еще слышны за спиной.
Чуть позже — Максим, который хотел спросить о чем-то, но так и не решился.
Еще чуть позже — линейка, слава богу, в этом цикле не военизированная.
— Алиса, а ты не в курсе, где наши физруки? Они предупредили, что появятся завтра, после завтрака, но о подробностях умолчали.
— Ольга Дмитриевна, помните, в первый день тут сестренка Ульянина отметилась, отдыхает тут недалеко. Вот, кажется ее навестить.
— Недалеко? Странно. До ближайших людей здесь километров триста. Ну ладно, Алиса, на субботу какие мероприятия запланировала?
Кибернетики затеяли что-то новое в своей берлоге. Надо будет убедиться, что это безопасно для окружающих.
И так обо всем дне. А еще, завтра открытие купального сезона и физруки на пляже были бы ох как уместны. «Надо будет на следующий цикл убедительно попросить их не уходить вдвоем. Стоп. Они же завтра к одиннадцати обещали вернуться, так что все нормально».
Алиса покосилась на бывшую Ульянкину кровать, занятую сейчас гитарой и одеждой. «Привыкаю постепенно, вот уже и ее кровать вещами занимаю, и бельем эту кровать застилать не стала. Но все равно вечерами тоскливо. Хорошо хоть Ульянка каждый вечер специально поболтать заходит. И хорошо, что она меня простила: "Алиса, если бы ты в тот раз промахнулась, то Семен прошел бы сквозь наш лагерь, мимо и дальше". А эта "сестренка" Ульянкина еще разбередила. Уговорить бы ее здесь остаться, так в ее лагере своя Алиса есть, той тогда совсем плохо будет. Хуже чем мне в прошлом цикле. А у меня уже какие-то просветы появились. Вроде Макса, того же. Правильно Мику про него сказала, что он тычется всюду с любопытством и дружелюбием, как молодой пес». Алиса улыбнулась: «Было бы ему, хоть на пару лет побольше».
Алиса посмотрела на гитару, но нет, настроения не было. «Ну, значит спать». Погасила свет и завернулась в простыню. Она уже знала, что ей приснится. Каждую ночь, с середины прошлого цикла Алисе обязательно снился один и тот же сон. Очень спокойный, ни куда не зовущий, не оставляющий после себя никаких эмоций, он просто снился. Начинался сон с того, что Алиса оказывалась заперта внутри зеркального шара — елочной игрушки. Постепенно размеры игрушки росли, стенки отдалялись, теряли четкость, горизонт становился все дальше и вдруг Алиса понимала, что она уже не внутри зеркального шара, а снаружи. А потом это шар начинал уменьшаться в размерах, горизонт опять приближался и оказывалось, что вокруг Алисы плавают, иногда соприкасаясь, а иногда слипаясь в устойчивые гроздья множество таких шаров. И внутри каждого спрятана своя Алиса, в чем-то абсолютно такая же, а в чем-то похожая только на саму себя. И можно перепрыгнуть со своего шара на соседний и проснуться уже там, рядом с двойником. И с двойником, при таком проникновении, ничего не случится. Вот только надо решиться прыгнуть. «Интересно, Ленке тоже самое сниться? — Еще успела подумать Алиса, перед тем как уснуть окончательно. — Она ведь та еще партизанка, будет молчать, пока совсем плохо не станет».