Последняя сменя пионерки

Лагерь у моря часть 7. Выбрано пойти к соседней скамейке.

1 часть
2 часть
3 часть
4 часть

5 часть

6 часть

Не то чтобы я горел желанием с кем либо пообщаться. Но было интересно кто ещё в лагере предпочитает отдыхать там же где и я.

Поднявшись, я неторопливо потопал к соседней скамейке. Тропинка по которой пришлось идти, пролегала возле пары фонарных столбов, словно почетная стража стоящих возле начала каменной лестницы, спускающейся далеко вниз, от обсерватории к лагерю.

Я взглянул наверх, вокруг лампочек кружилась туча самых разнообразных насекомых, от привлеченной светом мошкары, до больших ночных мотыльков.

И тут снова случилось то самое, то что периодически преследовало меня многие годы. Время замедлило свой бег, воздух стал плотным, словно внезапно превратился в воду. Насекомые стали лететь так медленно, что при желании можно было их сосчитать.

В свете одной из ламп мелькнула смазанная тень, но мне в замедленном темпе было видно все как на картинке. Вот в лучах света появляется маленькая мордочка летучей мыши, вот она словно в замедленной съемке ловит самую большую бабочку, и смачно чавкая улетает по своим делам.

Время вернулось в привычное русло постепенно, словно кто то подкрутил бегунок скорости просмотра на видео.

"-Растешь чувак, когда такое у нас было впервые, ты потом все учебники перерыл, в поисках этого явления"

-Человек ко всему привыкает шиза, это не мешает жить, хоть я и не догадываюсь о природе этого феномена, но что делать? Идти к экстрасенсам или психологам? Первых я не перевариваю, вторые упекут меня в дурку, а я не хочу туда, я там дежурил на практике, ну нафиг такие места!

В конце концов я добрался до соседа по досугу. Им оказался один из отдыхающих, о котором я знал не по наслышке, как то бинтовал ему порезанную руку. Парня звали Толик, и в лагере он был белой вороной. Хоть и младше меня он уже был почти лысым, имел неправильные черты и всегда отсутствующее выражение лица. В лагере его не особо любили, Толик предпочитал молчать, был немного нелюдим, и тусовался только с ребятами из своего отряда. Девочки обходили его стороной, вожатые вели себя так словно его нет. Но мне, мне он однажды открылся с весьма интересной стороны.

Помню как сейчас первый день в лагере, когда дул сильный ветер, а на море бушевал настоящий шторм, помню как с крыши сорвало шифер и неумолимо понесло к стоящей на земле девочке с длинными циановыми волосами, а так же помню как Толик отпихнул её в сторону, приняв удар на себя. Я тогда быстро добежал до парня, перевязал тем что было под рукой и потащил в кабинет. За всё время что я обрабатывал и перевязывал рассеченную руку Толика, он не жаловался, лишь немного морщился от боли. Поблагодарил меня, и первым делом попросил посмотреть как там та девочка. Толик коверкал слова, немного заикался, был несуразным. Но, человек, в первую очередь беспокоящийся и заботящийся о других, лично у меня вызывал искреннее уважение. А девочка, его стараниями, отделалась легким испугом.

-Добрый вечер Анатолий-протянул я ладонь для рукопожатия.

Толик сперва удивился, видимо тоже не привык видеть тут кого-то.

Затем спохватившись широко улыбнулся, и мы обменялись крепким рукопожатием.

-Дыок - радостно сказал он, подвинувшись, так чтобы на скамью мог сесть ещё и я.

-Почему не сидишь с отрядом?

В ответ на это Толик молча указал рукой в сторону сцены. Ах да, сегодня концертная программа, а Толик не любит толпы и сильный шум. Вот в этом мы с ним похожи.

Мы молча сидели, думая каждый о своем. Я поделился с Толиком припасенной баночкой колы, он достал из кармана несколько конфет, и протянул мне ладонь, на которой горкой лежали сладости, на всякий случай убедившись что это не злополучная "Ласточка", я взял пару штук.
Я бы посидел ещё, но на всякий случай надо возвращаться, вдруг меня будет искать Ульяна.

-Бывай Толя, и осторожней на лестнице, я с неё однажды чуть не свалился - хлопнул я его на прощание по плечу.

-Угу - и Толик вернулся к созерцанию моря, при этом у него было такое одухотворенное лицо, что он казался каким то очень мудрым, но просто непонятым другими человеком.

По лестнице я спускался медленно, она была довольно крутой, и черт побери лучше быть перестраховщиком, чем самым крутым и отвязным парнем... в травмпункте. У самого подножия холма, где заканчивался полумрак ступенек, проходила заасфальтированная дорожка, хорошо освещаемая, и ровная. Бегущая по ней девушка в черной, обтягивающей спортивной форме меня не заметила, а вот я смог хорошенько разглядеть незнакомку, фигура у нее была такая, что половина ведущих фитнес-шоу на тв, удавились бы от зависти. Блондинка не спеша совершала вечернюю прогулку, на её слегка загоревшей, гладкой коже, блестели бисеринки пота, длинные волосы уложенные в две косички, совершали синхронные колебания вместе с перекинутым через плечо белым полотенцем.
Девочка глубоко дышала, от чего её обтянутая черным топиком грудь вздымалась, по бокам были видны небольшие мокрые дорожки, видимо бегает уже долго.

Не успел я налюбоваться спортсменкой, как ты скрылась за углом. Напоследок мелькнув красивыми вторыми девяносто. В воздухе оставался шлейф из приятно пахнущих духов, и запаха свежего девичьего пота.

"-Ты ей ещё вслед завой, фетишист несчастный."

-Ничего ты не понимаешь, что может быть круче чем молодая разгоряченная девочка, это зрелище надо скорее чувствовать чем видеть. Влажная кожа, запыхавшееся дыхание, только только вспотевшая кожа, передающая весь аромат своей хозяйки.

"-Чувак, я конечно понимаю что ты медик, и знаешь что пот воняет только если долго не мыться, а так лишь акцентируя дух своей обладательницы" - начал говорить внутренний голос.

-Вот вот, запах волос,тепло тела, дрожь мышц...

"-Но ты все равно больной." - в голосе слышалось привычное ехидство.

-Да ну тебя, вот придумаю себе новую шизу, которая будет восхищаться всем что я делаю и думаю.

"-И точно слетишь с катушек в первый же день, ахаха"

Открыв ключами служебный вход,я мельком отметил что время уже за полночь.

Раз уж зашла речь о потоотделении, я принюхался к себе. Ванну я принимал не так давно, но жара и прогулки сделали своё дело. От меня уже шел едва уловимый но запашок.

В защиту колючек.

Вместо эпиграфа "Что мы знаем о вероятностях?"

- Все вы, мальчишки, одинаковые. Приедешь назад домой, будешь же друзьям сочинять, мол, в лагере все девчонки на шею вешались и всё такое. А тут, и правда, вешается…

На коленях оцепеневшего Сыроежкина сидит Женя.Сплела ноги позади его спины, то пытается развязать галстук на его шее; то тянет сзади за низ его рубашки, пытаясь вытянуть её из шорт; то вырывая пуговицы, запускает ему руки под рубашку спереди. Неумело целует: в губы, щёки,лоб. И шепчет:

- Думаешь, не знаю, не понимаю, чего ты сюда каждый день заходишь. Думаешь, когда без очков, не вижу, как ты на меня смотришь.Вижу, Серёженька.  Вижу…

Узел на галстуке затянут, теперь только ножницы помогут, Женя тянет рубашку то за один рукав, то за другой, стягивая её вниз, и добрая половина пуговиц с неё разлетелась по всей библиотеке. Наконец срывает, обнимает его, уткнулась головой в плечо и говорит, говорит, будто решилась исповедаться за всю жизнь.

- Я же живая. Я тоже любить хочу. И чтобы меня любили. Считаете меня за какой-то бездушный придаток к библиотеке, обзываете жужелицей. А я не умею жить по-другому. Не умею. Не знаю, как быть такой как Мику, Славя, Алиса. Не знаю! Вот, и выросла таким кактусом колючим… Но ведь и кактусы цветут, Серёженька. Знаешь, как они красиво цветут...

Слёзы, горькие как английская соль, горячие как капли воска с горящей свечи, капают на Сыроежкина.

- Женя… – Сергей несмело поднимает руки, не зная,оттолкнуть её или обнять.

- Молчи. Пожалуйста, молчи. Дай мне почувствовать себя цветком, хотя бы на это вечер. Завтра разъедемся и больше никогда не увидимся. И ври ты про меня что хочешь. Но сейчас, помоги мне, помоги.

Женя немного успокаивается, отстраняется от Сыроежкина, глубоко дышит и, собравшись с духом, запускает палец под узел своего галстука, развязывает его. Расстёгивает пуговицы на рубашке, тянется за спину,щёлкает застёжка бюстгальтера. Берёт за запястья руки Сергея, тянет их вверх и кладёт себе на плечи.

- Посмотри, почувствуй меня. Я же красивая. Какая у меня мягкая кожа. Какая грудь.

Направляя его руки, заставляет снять с неё рубашку,тянет их вниз, прижимает его ладони к своему животу и ведёт вверх, подцепляет лифчик и стягивает его.

- Посмотри же на меня!

Сыроежкин как заворожённый не сводит глаз с жениной груди, медленно поднимает руку и осторожно касается её подушечками пальцев.Женя закрывает глаза.

- Сильнее, не бойся. Обними меня.

Но Сергей и не слышит, дрожащими пальцами водит по её плечам, груди. Тогда девушка сама обнимает его, целует. Затем отстраняется,ставит ноги на пол и привстаёт, задирает подол юбки, чтобы дотянуться до трусиков и, подёргивая то правой, то левой ногой, стягивает их. И вновь садится к нему на колени. Прижимается.

- Серёженька... Кибернетик ты мой глупенький. И выбрал себе, такую же дурочку.

Гладит его по спине. Запускает ладони под шорты,натыкаясь на резинку от трусов, чертыхается вполголоса. Заводит ладони под них.Ой, что-то вдруг увеличивается, упирается ей в ногу.

- Сейчас, Серёженька... Сейчас... – шепчет ему на ухо. Ведёт ладони к его животу, нащупывает пряжку ремня, расстёгивает. Теперь пуговица на шортах.

- Женя... Я... Это... Давно хотел тебе признаться,- заикаясь и запинаясь, бормочет Сыроежкин.

- В чём Серёженька? – горячо шепчет Женя, борясь с замком на его ширинке.

- Ты для меня как «Юный техник».

- Что?

- Как подшивка «Юного техника» за прошлый год.

- Что ты говоришь?

- Женя! Проснись! Я хочу сдать подшивку прошлогоднего «Юного техника».

Женя открывает глаза, спросонья трёт их, поднимает голову от столешницы и смотрит на стоящего перед ней Сыроежкина. Встряхивает головой в попытке прийти в себя. Чувствует, что во сне немного съехала со стула,и его угол давит ей на внутреннюю стороны ноги. «Так вот, что у него там выросло» - мелькнула мысль. Трёт щёку, смотрит на книгу, на которой спала –«Кактусы в вашем доме». «И в библиотеке тоже. И вообще по жизни». Надевает очки и смотрит на гостя. Сыроежкин мнётся, переступает с ноги на ногу, несчастную подшивку перекладывает из руки в руку, то засунет подмышку, то опять возьмёт в руки.

- Вот. Возвращаю. Спасибо.

Женя забирает у него журналы, достаёт формуляр и расписывается.

- Будешь что-нибудь брать?

- Нет. Завтра же последний день смены.

И замолчали. Женя перебирает формуляры, тщательно изображая, что никого больше в библиотеке нет, Сергей стоит, смотрит на неё и нервно подёргивает галстук. Так, с формулярами закончено, теперь приберём на столе. Женя собирает книги и последней попадается «Кактусы». Девушка долго держит её в руках, смотрит на потрепанную глянцевую обложку так, будто хочет запомнить её на всю жизнь и видит слабое, неверное своё отражение. «Ну что, астрофитум, так и будешь дальше жить?» - безмолвно спрашивает оно – «Растить колючки и чахнуть душой? Может пора и расцвести? Он – тютя, молчит, так заговори ты! Если есть чувства к нему». Женя кладёт книгу, тщательно выравнивает получившуюся стопку, поднимается из-за стола, ставит стул около Сыроежкина.

- Сергей, я хотела с тобой поговорить, сядь,пожалуйста.

Тот, чуть не промахиваясь, садится и смотрит, не отрываясь, на девушку. Как она прошла к входной двери, закрыла её на ключ,осмотрела окна и задёрнула некоторые шторами. Вернулась к столу, открыла нижнюю шуфлядку и достала из неё маленький плоский квадратный пакетик (ох уж эта Виола, что вместо закладок в книгах использует), положила его в карман рубашки.  Постояла немного о чём-то думая, кивнула решительно и развязала свой галстук. Подошла к Сыроежкину и,глядя тому в глаза, сказала.

- Сергей, я тебя люблю. И хочу, чтобы ты пригласил меня сегодня вечером на танцы.

Ошарашенный и онемевший, он только кивает головой. Женя взъерошивает его шевелюру, указательным пальцем проводит несколько раз по лбу,подходит вплотную, переступает его ноги. Кладёт свои руки ему на плечи, долго смотрит на него, садится. Немного подрагивающими руками развязывает ему галстук, расстёгивает ворот рубашки.

Все-таки у меня нет единого стиля. Каждый раз, когда рисую одного и того-же человека, получается по разному.