Небо в чашечке цветка (часть 2)
Персунов всё так же стоял у входа, не торопясь спасать даму в беде.
В душе заворошилось недовольство.
«Ну чего он там мешкает?» — и немой вопрос тут же сменился озарением. — «Да он же пялится!»
— Эй, чего стоишь как осёл? Не видишь — у меня рука застряла?! Помоги мне!!!
Семён вышел из прострации и, видимо, припомнив все оскорбления, что ему пришлось услышать от вечно недовольной библиотекарши, нахально улыбнулся, щёлкнул дверной задвижкой и расстегнул пряжку на ремне.
По спине пробежали мурашки.
Пионер уверенной, неспешной походкой приближался к ней и, позвякивая бляхой, на ходу вытаскивал ремень из шорт.
Евгения с ужасом осознала, что ещё никогда так сильно не рисковала поплатиться за свою несдержанность. И хорошо, если только седалищем...
Остановившись в паре шагов, он демонстративно сжал и резко выпрямил ремень, а потом хлестнул им по полу. Мерзкий хлопок ударил по барабанным перепонкам.
— Ты чего удумал? — спросила она с дрожью в голосе.
Вместо ответа Семён всё с той же паскудной ухмылкой на лице размахнулся для мощного удара. Женя зажмурилась.
— Ай! — взвизгнула она как ужаленная.
Её филейные части ощутили лишь лёгкий шлепок ладонью вместо ожидавшейся жгучей боли от порки металлической бляхой, но и одного предвкушения хватило, чтобы до смерти перепугаться.
— Ты что творишь, хунта проклятая! — запротестовала она.
— Это тебе за острый язык! — самодовольно заявил пионер.
Он отшвырнул ремень в сторону и внезапным, резким движением задрал ей подол, обнажив белые трусики.
— Помогите! — завопила Женя.
Семён прижался вплотную, норовя ухватить за ягодицы.
Она кое-как вывернулась на спину и поджала голени, прикрывая оставшиеся беззащитными органы.
— А это за то, что игнорируешь меня! — протянул он с упоением, явно не собираясь останавливаться.
Евгения принялась яростно брыкаться, надеясь отбиться. Но это привело к обратному результату — наглый ублюдок оказался в пространстве между её ног.
«Горе мне, я сама облегчила ему задачу!» — сжалось её сердце.
Она попыталась залепить пощёчину свободной рукой, но пионер перехватил удар и крепко сжал запястье — так, что не вырвешься.
Женя поняла, что все её возможности исчерпаны, и, наплевав на свой образ сильной и независимой женщины, разрыдалась.
— Пожалуйста... не надо... не делай это... — только и могла она прореветь.
Семён же приблизил свою гадкую рожу с юношеской, ни разу не бритой порослью к её лицу и сказал как-то твёрдо, добродушно и в то же время грустно и с недоумением:
— Зачем мне тебя насиловать? Я же люблю тебя, дурочка! — и поцеловал в лоб.
Евгения была ошеломлена таким деянием.
Семён быстро встал и приподнял Треклятый шкаф так, что ни одна книга не вывалилась из него.
Женя незамедлительно вытащила свою руку на свободу.
Не вставая, она забилась в угол и принялась тереть затёкшее запястье, совершенно не зная, чего ещё ожидать от полоумного Персунова, даже не заметив, что всё это время продолжала сжимать обретённую ручку.
Семён выпрямился, отошёл к библиотечному столу, повернулся и дружелюбно промолвил:
— Вижу, тебе сейчас не хочется общаться. Что ж, не смею мешать, — и добавил с неловкостью в голосе, — поговорим позднее.
И ушёл, оставив её в шоке и полном недоумении.
