Результаты поиска по запросу «
Славя в форме
»
Фанфики(БЛ) Бесконечное лето Ru VN Мику(БЛ) Семен(БЛ) Ольга Дмитриевна(БЛ) Алиса(БЛ) Лена(БЛ) очередной бред Дубликат(БЛ) Визуальные новеллы фэндомы
Начало:
Глава 1. http://vn.reactor.cc/post/2626275
Глава 2. http://vn.reactor.cc/post/2649697
Глава 3. http://vn.reactor.cc/post/2666697
Глава4. http://vn.reactor.cc/post/2677788
Продолжение
V
Баланс
– … вас ждут великие дела!
И прохладная ладонь ложится на моё плечо. Меня будят, но мы еще потянем время.
– Ну мне же ко второ-о-ой.
– Путаешься в показаниях, Семеныч, к какой второй?
Приходится разлеплять один глаз и смотреть снизу вверх на Ольгу. Нет, я ее, действительно, обожаю. Если бы, в самом деле, такая вожатая попалась мне в моем отрочестве, или был бы у меня такой учитель, э-э-э… Географии она говорила? Да, точно, географии – я бы запомнил ее на всю жизнь. Тоже ведь, получается, уникум в здешних местах, наподобие Виолы.
– Как спалось, соседушко?
– Ох, Ольмитревна, я не помню. Может даже я и не ложился-то вовсе.
– Весь в трудах, весь в заботах, пионер-герой… Зато я помню, во сколько ты пришел. Дово-о-ольный, сиял ярче, чем Луна, кстати. Но порядочный пионер, где бы он всю ночь не шлялся, должен, чист и опрятен, стоять утром на линейке. Пятнадцать минут тебе сроку!
И ушла. Интересно, Мику-моя уже встала? Мику… Моя Мику… Мику моя… Да, пусть будет так: Мику-моя! Тем более – девушке нравится. Надеваю форму, спортивный костюм все-таки прячу в рюкзак – мне он еще пригодится. Когда складываю костюм, нащупываю в кармане что-то твердое – вчерашние трофеи из подземелья. Один прячу в карман рубашки, а второй оставляю на тумбочке – Ольга найдет. Смотрю на часы, ох, мама дорогая! Времени то потратил… Хватаю полотенце и бегом к умывальникам.
Когда, «чист и опрятен», прибегаю на площадь, строй уже стоит. Ольга видит меня и, не прерывая молитвы, показывает мне кулак – всё хорошо. Оглядываюсь: ни Мику, ни Лены. Где?
– Интересно, если тебя не будить, до которого часа ты спать сможешь?
– Вредина, я тоже рад тебя видеть. Не знаешь, где Мику?
– Дежурит твоя Мику сегодня. Накрывает стол своему Сенечке. Их домика очередь.
– Знал бы, сам бы в столовую вместо линейки, а Лену отправил бы отдыхать.
– Вы бы там подежурили. В перерывах между поцелуйчиками, если бы смогли прерваться.
Линейка проходит. Не знаю я, как она проходит – не до того, потому что очень хочу попасть в столовую. Знаю только, что приключения Шурика не упоминаются, как будто их и не было, может это и правильно, с точки зрения сохранности остатков психики кибернетика. А я нахожу ладонь Алисы и вкладываю в нее свой второй трофей, тот что я подобрал в забое – пришло время раздачи подарков. Это медиатор, костяная пластинка в виде капли. Не знаю я из чего он вырезан: слоновая кость, моржовый зуб, мамонтовый бивень или это когда-то давало молоко и мычало, для меня это одинаково непонятные вещества. На одной стороне пластинки, чуть в стороне от центра вырезано солнце, а на другой – две переплетенные буквы: А и Д. Отдал и потом только подумал, что сейчас может иметь место быть эксцесс, но все обходится, Алиса смотрит на то, что это ей такое досталось, убирает в карман, потом, также без выражения, смотрит на меня и кивает.
– Я не знаю, как ты проник в мои сны, но спасибо.
– Алис, я ключи от, – оглядываюсь на Женю, – сама знаешь чего, отработал?
Кивает в ответ и пожимает мое запястье. Нет, все-таки память у них подчищена крепко и связать свои кошмары с прототипом своего Черного пионера они не могут. Просто беспричинные страхи в определенных местах, тут вспоминаю, как Алиса боится темных и узких тоннелей и коридоров, интересно… Нет, не интересно. Так вот, беспричинные страхи в определенных местах или фантазии, пусть в виде той же страшной истории коллективного сочинения, как здесь, ну и вот еще ночные кошмары у Ульянки, оказывается. Интересно, что снится Мику? Нет, тоже не интересно, не хочу я знать, что ей снится про Старый лагерь. Захочет – расскажет, если ей от этого будет легче, я выслушаю все, как бы тяжело мне не было, а так – нет, не хочу.
Наконец-то Ольга иссякает, линейка заканчивается и я, редкий для меня случай, впереди всех бегу на завтрак. Здравствуй, Мику-моя.
– Сенечка, доброе утро, а я вот, неожиданно, сегодня дежурная. Ну, то есть не я одна, еще Лена и не неожиданно, потому что расписание в начале смены утвердили, но я забыла, поэтому оказалось, что неожиданно.
– Я тоже волнуюсь, Мику-моя. Скажи, ты волнуешься о чем?
Мне вот совершенно непонятно, что же делать дальше и как закончить этот цикл, о том и волнуюсь, но я могу только замкнуться, а вот Мику – болтает. Правда, за вычетом этого момента, я счастлив. И то ощущение, предвкушение которого у меня мелькнуло вечером второго дня, оно вернулось и сейчас резонирует где-то внутри меня.
– Нет, Сенечка, не волнуюсь. То есть, конечно, волнуюсь, так, что слов подобрать не могу, но это приятное волнение, это потому что ты здесь. Но я еще и беспокоюсь. Скажи, ты думал, что мы теперь будем делать, и как нам обойтись с твоей и моей правдами? Знаешь что? Ты приходи ко мне в кружок после завтрака, будем думать вместе.
После завтрака, так после завтрака. Я бы и без просьб пришел, поэтому мы завтракаем, болтая о всякой ерунде, потом я остаюсь помочь моим индианкам с уборкой, благо, обошлось без чистки картошки, когда уборка заканчивается девочки идут переодеваться, а я – к себе в домик, с условием, что через два часа буду в музкружке.
Захожу к себе в домик и неожиданно обнаруживаю там Ольгу, думал что Ольга на пляже, потому и получилось неожиданно.
Ольга сидит за столом, спиной к дверям, и… Выглядит она, с каменными шеей, спиной и плечами, как статуя имени самой себя. Мой трофей – значок об окончании пединститута – «ромбик», он же «поплавок», найденный перед входом в бомбоубежище, лежит на кровати.
– Здравствуйте, Ольга Дмитриевна.
– Зря ты мне это отдал. Спасибо конечно, и мне его не хватало и он был нужен, но все равно зря. Ментор и эмоциональная матрица уже почти восстановились и без него, а тут ты со своим подарком, и они откатились назад, и мне опять начинать все почти с начала.
Ольга рассказывает, а на меня параллельно накатывают воспоминания, как видеоиллюстрация к ее рассказу.
Ольга и все пионеры стояли на площади и смотрели как я… Стоп! Это не я! Я все помню, но это не я! В тот момент я только что осознал себя внутри циклов, и у меня, как раз тогда-же, начал просыпаться доступ к чужой памяти. Я еще не умел управлять чужими воспоминаниями и они приходили ко мне ночью, в виде кошмаров. В них, в этих кошмарах страдал не я, а страдали от меня. Самое главное то, что Мику была права вчера, в этих кошмарах я действительно получал доказательства своей уникальности, получал от чужих страданий и смертей, которые только и убеждали меня в том, что один лишь я действительно существую, если могу раз за разом уничтожать местных обитателей. Самое простое – я мог… Нет, неважно, что там, в моих кошмарах, происходило. Когда примитивное физическое насилие надоело я начал запугивать, а уже в конце изобретательно убивать. А все прочие аборигены либо делали вид, что ничего не происходит, либо просто стояли и смотрели. И не могли ни вмешаться, ни убежать, ни даже просто заплакать – не позволяли жестко заложенные ограничения. Жуткие сны: все видеть и не иметь возможности вмешаться.
Первой в этом лагере не выдержала вожатая – ментор, Ольга Дмитриевна открыла рот и свернулась, вступив в противоречия с заложенными алгоритмами; второй вылетела Оля – эмоциональная матрица, просто пискнула и тоже закуклилась от ужаса увиденного; и осталась только монитор узла, обычно глубоко спрятанная, тоже Ольга Дмитриевна, полноценная личность, одновременно являющаяся частью системы. Не знаю, как это сочетается: полноценная личность и часть системы, а Ольга расшифровывать отказалась. Связь с системой не дала ей сойти с ума, но и не дала действовать, и Ольга только стояла и смотрела, транслируя информацию в систему. Так и умерла последней, выполняя функции передатчика.
– Я не пойму. Ну можно же было снять ограничения эти ваши после первого же случая.
– Думаешь это так просто? Это не тумблером щелкнуть или пару операторов дописать, здесь же все живое, этому прорасти и вырасти надо. Вот и прорастало, а ты… Нет, не ты конечно, но очень похожий на тебя пионер, в это время шел по лагерям, вырезая в них всех или, если не мог дотянуться, то почти всех. Сперва мы научились плакать, потом уговаривать, потом убегать, а теперь в системе нет запрета и на убийство, особенно таких как ты. Только человеческие, исключительно внутренние, правила и ограничения, то что закладывается в процессе воспитания.
Сидим целый час и разговариваем: Ольга выговаривается мне, я рассказываю свою историю Ольге. Как-то незаметно стал звать ее по имени.
– То есть, общаясь с вожатой, нужно помнить о ее разных личностях? Психиатры тут не пробегают, Оль?.
– Не множественных, личность одна, но просто в разных режимах функционирует. Пионеры видят вожатую, которая заставляет их жить по законам пионерии, сама любит полениться, не очень любит думать, и почти не способна действовать самостоятельно, предпочитая следовать инструкциям, о здешнем мире не знает ничего. Выше вожатой по рангу эмоциональная матрица. Логика у нее где-то в самом низу, но неплохо развита интуиция, эмпатия, ну и чувство красоты, конечно. Обычно спит, подключается, когда вожатая не может справиться с чем-либо силой инструкций и логики. Ну и я, которая, в идеале, вообще не должна просыпаться, только в исключительных случаях. Упрощенно, выглядит это так, как если-бы у вожатой внезапно проявлялись новые способности. И вот первые две восстанавливались, а тут ты, с этим значком. Он, конечно, поможет потом, но сейчас они откатились назад. Так что придется мне пока отдуваться. А ведь я должна только отслеживать, оценивать сортировать информацию и отправлять между циклами, то что посчитаю важным, в систему. И вот исключительный случай наступил и что? Я только отслеживала и оценивала, а могла бы спасти всех. Знаешь, какие были пионеры? А теперь они скатились назад при регенерации и сейчас едва на стартовом уровне.
А под конец уже разговора Ольга меняет тему.
– Ты понимаешь, что у вас с Мику перспектив никаких? Она еще не готова осознать себя, и даже опираясь на тебя будет откатываться каждый цикл к нулю, и тебе придется каждый же цикл создавать ее заново, и каждый раз результат будет обманывать твои ожидания, потому что каждый раз она будет другая. Циклов на десять-двадцать бы попозже, чтобы хоть что-то начало сохраняться.
– И что же нам делать?
– Не знаю. Просто не знаю и, даже с ресурсами системы, тебе не помощница. Если бы можно было помочь – помогла бы. В любом случае у тебя не получится дождаться Мику здесь. Между циклами в узлах остаются только мониторы и, так или иначе, ты покинешь лагерь. Ладно, заболтались мы, иди к своей Микусе, а то она обижаться начнет. Если опоздаешь, ссылайся на меня, пусть на меня обижается.
Мику уже в музыкальном кружке. Сидит в углу на откидном стуле и что-то рисует в своей тетрадке, растительный орнамент какой-то. Я подтягиваю поближе к Микусе винтовую табуретку, сажусь лицом к девушке и начинаю мучить гитару. Я играю примерно с таким же качеством, как Мику рисует, но что делать, если каждому из нас так легче думается? Думаем мы сейчас об одном и том же, и были бы мы, действительно, в пионерском лагере, мы бы обменялись адресами пообещав писать друг другу каждый день. Бумажные письма писать, да. Ни разу в жизни не писал бумажных писем. Мику бы осталась заканчивать школу в СССР, я бы поступал, не знаю куда, но так, чтобы учиться поближе к Мику.
Далеко на юг - отсюда не видать.
Среди желтых пустынь, где нечего ждать.
Что же нам с тобой делать, Мику-моя? Чудеса тут если и бывают, то жестокие. Вариантов три: уехать на автобусе, уплыть одному и уплыть с девушкой; целей одна – сделать так, чтобы было лучше Мику. Мне то ничего не светит, я уже смирился с тем, что послезавтра ее теряю. Сто раз давал себе обещание не привязываться и каждый раз не могу его выполнить.
Там живет существо - не орел, не шакал -
Загадочный зверь. Под названьем Тоска.
– Сенечка, прекрати, а то я сейчас заплачу.
И он плывет через стекло, его движенья легки,
И мне не нужно ничего, я без ума от тоски.
То есть, я сейчас должен что-то сделать не для той Мику, которую я знаю, а для той, что начнет проявляться циклов через десять-двадцать, со слов Ольги. И которая будет абсолютно другим человеком, у которого общего с нынешней Микусей будет только организм да имя. Не лучшим человеком, не худшим – другим, скорее всего очень хорошим, но другим. Поэтому я должен сделать что-то такое, что отложится пусть в ее подсознании, в мышечной памяти, в эмоциях, раз уж я не могу убрать ее страх перед Старым лагерем.
И задыхаясь, я загадочному зверю шепчу:
Я не хочу, я не хочу...
Угу, вот, кажется так. Осталось только решиться и объявить. Но тут Мику-моя не выдерживает издевательств над инструментом и отбирает у меня гитару. Смотрит на меня, тоже хочет что-то сказать, тоже не решается, а вместо этого сама начинает перебирать струны. Да, встаем на паузу и получаем удовольствие. Стоп, а я ведь знаю эту мелодию, и когда-то даже пытался переводить слова. Дожидаюсь припева и негромко пою.
Пыль на ветру,
Все они лишь пыль на ветру.
Мику обрывает мелодию, смотрит на меня, кивает и начинает сначала, только уже со словами и на языке оригинала.
Вот у кого нюх на музыку, так это у Алисы, куплет еще не закончился, а она уже здесь. Смотрит, слушает, потом берет вторую гитару и командует.
– А-ну, пошли на веранду.
На веранде все это исполняется несколько раз. Сперва мной и Мику и на английском, потом Алиса начинает подыгрывать, потом я начинаю петь припев на русском, и на четвертый раз мы с Мику поем на английском, а припев мы втроем на русском.
– Мику, нам нужно в столовую.
Это Лена пришла Мику звать.
– … мне очень понравилось. А русские слова есть?
– Это к Сеньке, он может. – Это уже Алиса.
– Алиска, я тебе смысловой перевод дам, а уж над рифмой и размером сама думай, я в тебя верю.
Тут же набрасываю текст, как я его запомнил и отдаю рыжей, а сам иду в столовую помогать Мику.
После обеда Ольга отправляет нас с Мику за земляникой. Ну да, пользуясь хорошими отношениями с вожатой, я договорился еще с утра, еще перед музыкальным кружком. «Делайте там, что хотите, но, в шестнадцать ноль-ноль, две корзины земляники должны стоять в столовой.»
Наводим с девочкам порядок в столовой, отпускаем Лену, а сами берем там же, в столовой, два красных пластмассовых ведра и отправляемся на остров.
– Сенечка, это ты вон туда каждый раз убегаешь?
Мику устроилась в изгибе березового ствола и смотрит на мост. Точнее это я устроился спиной в изгибе березового ствола, а Мику уже устроилась в моем изгибе. «Сенечка, так удобно, ты бы знал!» Не знаю, как Мику, но верю, что ей удобно. Ну а мои шаловливые ручонки повторяют свой вчерашний путь, губы, впрочем, тоже. Нет, ну удобно же, тут я с Мику-моей согласен. Но уже полчетвертого, пора в лагерь.
– Микуся, а ты не хочешь, на этот раз, составить мне компанию?
Вот и сделал девушке предложение. Пусть я и не смогу ей ничего больше дать, кроме волнующего приключения, но даже это лучше бесполезного просиживания двух недель в музыкальном кружке.
– Я думала не решишься и уже собиралась тебе толстые намеки делать. Знаешь, Сенечка я как-то, сегодня утром, проснулась и поняла, что поверила тебе, твоей правде. И если уж ты говоришь, что я все забуду уже в эту субботу и начну заново, то эти два дня я хочу быть рядом с тобой и хочу помочь своему любимому человеку.
– И тебе не страшно, не обидно?
– Страшно. Немного. Но ты же говоришь, что я просто усну и во сне мне всего лишь сотрут память, а то, что обидно, я надеюсь, что когда-нибудь та, другая я, все равно все вспомнит! И вообще, мы вместе еще сегодня и завтра, и послезавтра! Нам кто-то подарил целую неделю счастья! Сенечка, люди, может, за всю жизнь столько счастья не получают и при этом живут до ста лет! Представляешь, живут сто лет и ни дня счастья, а я, получится, была счастлива целую половину жизни! И еще, Сенечка, я хочу, чтобы ты не грустил, чтобы ты, когда будешь вспоминать обо мне, всегда улыбался, вот! Журчащий Ручей все сказала!
Девушка, которой осталось существовать два дня уговаривает меня не огорчаться этому факту.
– Коробка на Голове услышал Журчащий Ручей. Но нам пора возвращаться к нашему каноэ, иначе Большая Панама снимет скальпы нас обоих, причем пять раз подряд.
Сталкиваю лодку в воду, запрыгиваю сам, сажусь на весла и понеслась работа: занос, разворот лопасти, ввод, проводка, вынос, занос, разворот, ввод, проводка, вынос… И так, двадцать раз в минуту, стараясь не плескать и не разбрызгивать воду. Мику сидит на кормовой банке, а по дороге туда сидела на носу, и откровенно разглядывает меня.
– Сенечка, ты просто какой-то механизм.
– Как романтично! Любимая девушка, обозвала меня железякой.
– Нет, я в хорошем смысле. Приятно посмотреть, как ты гребешь. Очень красиво и ни одного лишнего движения.
Ну да, я долго готовился к этому шоу. Навык, его не пропьешь.
– Хочешь, рубашку сниму?
– Нет-нет, Сенечка. Не искушай меня, а то влюблюсь второй раз.
– Второй? А когда в первый раз было?
Вообще-то шутил, а Мику отвечает серьезно.
– Знаешь, в первый же твой день, когда ты внезапно зашел ко мне в кружок и замер в дверях. Ты, Сенечка, стоял и так холодно смотрел на меня, что я даже испугалась, а потом я разглядела в твоих глазах растерянность и удивление: «Что это она тут делает?», а потом ты пообещал заходить так часто, что еще надоешь. А поняла я это про себя на следующий день, когда ты пришел с обходным и все, что я тогда смогла из себя выдавить, это: «Как хорошо, что ты пришел!», – а потом начала бы тараторить. Хорошо, там Алиса была и перехватила разговор. Так что можешь записать где-нибудь, что девушки влюбляются в тебя с первого взгляда.
Угу, а на четвертый день сами падают в объятия. Что я там про Славю думал? Вношу поправку: наверное все здешние обитатели, а не одна только Славя, одинаково быстры в проявлении и реализации своих чувств, черт его знает, наверное быстротечность их жизни так сказывается. Это я-двадцатисемилетний думаю, если что. А я-семнадцатилетний отвечаю Мику-моей.
– Тогда Ульянка права, я действительно тормоз. Потому что у меня это началось на сутки позже, когда я обернулся в кружке, перед уходом, и увидел твою улыбку.
И оба мы: я-двадцатисемилетний, каким себя считаю, и я-семнадцатилетний, каким меня видят люди, получаем в награду ту самую улыбку.
Причаливаем, привязываю лодку, перебираюсь на колыхающиеся мостки, принимаю ягоду, принимаю Мику. Оба мы смотрим на дебаркадер, оба думаем об одном и том же и оба улыбаемся.
– Микусь, может сбежим с костра?
– Сенечка, я подумаю над твоим предложением.
И, судя по голосу, уже подумала и согласилась.
– Я сейчас с ягодой в столовую, а ты…
– А я с тобой!
Со мной так со мной, мне же приятнее. Беру в каждую руку по ведру, с левой стороны пристраивается Мику, так что за левое ведро держимся мы вдвоем, и бригада сборщиков ягоды отправляется в столовую. Развитие событий вполне ожидаемо: мы заносим ягоду через служебный вход прямо на кухню, попадаемся на глаза помощнице поварихи, та делает повелительный жест рукой, мол, оставьте на столе и выметайтесь, а мы, уже закрывая за собой дверь, слышим, как она кричит куда-то в глубину помещения.
– Микуся и Сенечка ягоду принесли!
Синхронно переглядываемся, вспоминаем слова Алисы и смеемся в голос.
– Знаешь, Сенечка, мне хорошо.
А уж как мне хорошо. Должен стесняться, а мне хорошо.
Теперь, по дороге в кружок, прокрасться мимо Ольги, чтобы не отчитываться о проделанной работе, чтобы не бегать за остальными ингредиентами.
Ольга сегодня в шезлонге. Дремлет, умоталась бедная, вот и дремлет. На цыпочках крадемся мимо вожатой.
– Семеныч, до ужина свободен. – Произносит Дмитриевна не открывая глаз.
– И что, ни муки, ни сахара, ни пива таскать не надо?
Ольга наконец-то смотрит на меня.
– Семеныч, это у… – Ольга бросает взгляд на Мику. – У других вожатых алгоритмы, а у меня здравый смысл и собственное мнение. Случаются. Иногда. Мука и сахар давно в столовой. А пиво… – Ольга манит меня к себе и тихо говорит в самое ухо. – Если найдешь в лагере пиво и угостишь свою вожатую, то размеры моих границ не будут иметь благодарности.
И еще и подмигивает. Госсподя, Ольга Дмитриевна, вы святая женщина! Представляю реакцию ваших двойников на мою фразу о пиве. Нет, вы точно святая.
***
Продолжение в комментах
Глава 1. http://vn.reactor.cc/post/2626275
Глава 2. http://vn.reactor.cc/post/2649697
Глава 3. http://vn.reactor.cc/post/2666697
Глава4. http://vn.reactor.cc/post/2677788
Продолжение
V
Баланс
– … вас ждут великие дела!
И прохладная ладонь ложится на моё плечо. Меня будят, но мы еще потянем время.
– Ну мне же ко второ-о-ой.
– Путаешься в показаниях, Семеныч, к какой второй?
Приходится разлеплять один глаз и смотреть снизу вверх на Ольгу. Нет, я ее, действительно, обожаю. Если бы, в самом деле, такая вожатая попалась мне в моем отрочестве, или был бы у меня такой учитель, э-э-э… Географии она говорила? Да, точно, географии – я бы запомнил ее на всю жизнь. Тоже ведь, получается, уникум в здешних местах, наподобие Виолы.
– Как спалось, соседушко?
– Ох, Ольмитревна, я не помню. Может даже я и не ложился-то вовсе.
– Весь в трудах, весь в заботах, пионер-герой… Зато я помню, во сколько ты пришел. Дово-о-ольный, сиял ярче, чем Луна, кстати. Но порядочный пионер, где бы он всю ночь не шлялся, должен, чист и опрятен, стоять утром на линейке. Пятнадцать минут тебе сроку!
И ушла. Интересно, Мику-моя уже встала? Мику… Моя Мику… Мику моя… Да, пусть будет так: Мику-моя! Тем более – девушке нравится. Надеваю форму, спортивный костюм все-таки прячу в рюкзак – мне он еще пригодится. Когда складываю костюм, нащупываю в кармане что-то твердое – вчерашние трофеи из подземелья. Один прячу в карман рубашки, а второй оставляю на тумбочке – Ольга найдет. Смотрю на часы, ох, мама дорогая! Времени то потратил… Хватаю полотенце и бегом к умывальникам.
Когда, «чист и опрятен», прибегаю на площадь, строй уже стоит. Ольга видит меня и, не прерывая молитвы, показывает мне кулак – всё хорошо. Оглядываюсь: ни Мику, ни Лены. Где?
– Интересно, если тебя не будить, до которого часа ты спать сможешь?
– Вредина, я тоже рад тебя видеть. Не знаешь, где Мику?
– Дежурит твоя Мику сегодня. Накрывает стол своему Сенечке. Их домика очередь.
– Знал бы, сам бы в столовую вместо линейки, а Лену отправил бы отдыхать.
– Вы бы там подежурили. В перерывах между поцелуйчиками, если бы смогли прерваться.
Линейка проходит. Не знаю я, как она проходит – не до того, потому что очень хочу попасть в столовую. Знаю только, что приключения Шурика не упоминаются, как будто их и не было, может это и правильно, с точки зрения сохранности остатков психики кибернетика. А я нахожу ладонь Алисы и вкладываю в нее свой второй трофей, тот что я подобрал в забое – пришло время раздачи подарков. Это медиатор, костяная пластинка в виде капли. Не знаю я из чего он вырезан: слоновая кость, моржовый зуб, мамонтовый бивень или это когда-то давало молоко и мычало, для меня это одинаково непонятные вещества. На одной стороне пластинки, чуть в стороне от центра вырезано солнце, а на другой – две переплетенные буквы: А и Д. Отдал и потом только подумал, что сейчас может иметь место быть эксцесс, но все обходится, Алиса смотрит на то, что это ей такое досталось, убирает в карман, потом, также без выражения, смотрит на меня и кивает.
– Я не знаю, как ты проник в мои сны, но спасибо.
– Алис, я ключи от, – оглядываюсь на Женю, – сама знаешь чего, отработал?
Кивает в ответ и пожимает мое запястье. Нет, все-таки память у них подчищена крепко и связать свои кошмары с прототипом своего Черного пионера они не могут. Просто беспричинные страхи в определенных местах, тут вспоминаю, как Алиса боится темных и узких тоннелей и коридоров, интересно… Нет, не интересно. Так вот, беспричинные страхи в определенных местах или фантазии, пусть в виде той же страшной истории коллективного сочинения, как здесь, ну и вот еще ночные кошмары у Ульянки, оказывается. Интересно, что снится Мику? Нет, тоже не интересно, не хочу я знать, что ей снится про Старый лагерь. Захочет – расскажет, если ей от этого будет легче, я выслушаю все, как бы тяжело мне не было, а так – нет, не хочу.
Наконец-то Ольга иссякает, линейка заканчивается и я, редкий для меня случай, впереди всех бегу на завтрак. Здравствуй, Мику-моя.
– Сенечка, доброе утро, а я вот, неожиданно, сегодня дежурная. Ну, то есть не я одна, еще Лена и не неожиданно, потому что расписание в начале смены утвердили, но я забыла, поэтому оказалось, что неожиданно.
– Я тоже волнуюсь, Мику-моя. Скажи, ты волнуешься о чем?
Мне вот совершенно непонятно, что же делать дальше и как закончить этот цикл, о том и волнуюсь, но я могу только замкнуться, а вот Мику – болтает. Правда, за вычетом этого момента, я счастлив. И то ощущение, предвкушение которого у меня мелькнуло вечером второго дня, оно вернулось и сейчас резонирует где-то внутри меня.
– Нет, Сенечка, не волнуюсь. То есть, конечно, волнуюсь, так, что слов подобрать не могу, но это приятное волнение, это потому что ты здесь. Но я еще и беспокоюсь. Скажи, ты думал, что мы теперь будем делать, и как нам обойтись с твоей и моей правдами? Знаешь что? Ты приходи ко мне в кружок после завтрака, будем думать вместе.
После завтрака, так после завтрака. Я бы и без просьб пришел, поэтому мы завтракаем, болтая о всякой ерунде, потом я остаюсь помочь моим индианкам с уборкой, благо, обошлось без чистки картошки, когда уборка заканчивается девочки идут переодеваться, а я – к себе в домик, с условием, что через два часа буду в музкружке.
Захожу к себе в домик и неожиданно обнаруживаю там Ольгу, думал что Ольга на пляже, потому и получилось неожиданно.
Ольга сидит за столом, спиной к дверям, и… Выглядит она, с каменными шеей, спиной и плечами, как статуя имени самой себя. Мой трофей – значок об окончании пединститута – «ромбик», он же «поплавок», найденный перед входом в бомбоубежище, лежит на кровати.
– Здравствуйте, Ольга Дмитриевна.
– Зря ты мне это отдал. Спасибо конечно, и мне его не хватало и он был нужен, но все равно зря. Ментор и эмоциональная матрица уже почти восстановились и без него, а тут ты со своим подарком, и они откатились назад, и мне опять начинать все почти с начала.
Ольга рассказывает, а на меня параллельно накатывают воспоминания, как видеоиллюстрация к ее рассказу.
Ольга и все пионеры стояли на площади и смотрели как я… Стоп! Это не я! Я все помню, но это не я! В тот момент я только что осознал себя внутри циклов, и у меня, как раз тогда-же, начал просыпаться доступ к чужой памяти. Я еще не умел управлять чужими воспоминаниями и они приходили ко мне ночью, в виде кошмаров. В них, в этих кошмарах страдал не я, а страдали от меня. Самое главное то, что Мику была права вчера, в этих кошмарах я действительно получал доказательства своей уникальности, получал от чужих страданий и смертей, которые только и убеждали меня в том, что один лишь я действительно существую, если могу раз за разом уничтожать местных обитателей. Самое простое – я мог… Нет, неважно, что там, в моих кошмарах, происходило. Когда примитивное физическое насилие надоело я начал запугивать, а уже в конце изобретательно убивать. А все прочие аборигены либо делали вид, что ничего не происходит, либо просто стояли и смотрели. И не могли ни вмешаться, ни убежать, ни даже просто заплакать – не позволяли жестко заложенные ограничения. Жуткие сны: все видеть и не иметь возможности вмешаться.
Первой в этом лагере не выдержала вожатая – ментор, Ольга Дмитриевна открыла рот и свернулась, вступив в противоречия с заложенными алгоритмами; второй вылетела Оля – эмоциональная матрица, просто пискнула и тоже закуклилась от ужаса увиденного; и осталась только монитор узла, обычно глубоко спрятанная, тоже Ольга Дмитриевна, полноценная личность, одновременно являющаяся частью системы. Не знаю, как это сочетается: полноценная личность и часть системы, а Ольга расшифровывать отказалась. Связь с системой не дала ей сойти с ума, но и не дала действовать, и Ольга только стояла и смотрела, транслируя информацию в систему. Так и умерла последней, выполняя функции передатчика.
– Я не пойму. Ну можно же было снять ограничения эти ваши после первого же случая.
– Думаешь это так просто? Это не тумблером щелкнуть или пару операторов дописать, здесь же все живое, этому прорасти и вырасти надо. Вот и прорастало, а ты… Нет, не ты конечно, но очень похожий на тебя пионер, в это время шел по лагерям, вырезая в них всех или, если не мог дотянуться, то почти всех. Сперва мы научились плакать, потом уговаривать, потом убегать, а теперь в системе нет запрета и на убийство, особенно таких как ты. Только человеческие, исключительно внутренние, правила и ограничения, то что закладывается в процессе воспитания.
Сидим целый час и разговариваем: Ольга выговаривается мне, я рассказываю свою историю Ольге. Как-то незаметно стал звать ее по имени.
– То есть, общаясь с вожатой, нужно помнить о ее разных личностях? Психиатры тут не пробегают, Оль?.
– Не множественных, личность одна, но просто в разных режимах функционирует. Пионеры видят вожатую, которая заставляет их жить по законам пионерии, сама любит полениться, не очень любит думать, и почти не способна действовать самостоятельно, предпочитая следовать инструкциям, о здешнем мире не знает ничего. Выше вожатой по рангу эмоциональная матрица. Логика у нее где-то в самом низу, но неплохо развита интуиция, эмпатия, ну и чувство красоты, конечно. Обычно спит, подключается, когда вожатая не может справиться с чем-либо силой инструкций и логики. Ну и я, которая, в идеале, вообще не должна просыпаться, только в исключительных случаях. Упрощенно, выглядит это так, как если-бы у вожатой внезапно проявлялись новые способности. И вот первые две восстанавливались, а тут ты, с этим значком. Он, конечно, поможет потом, но сейчас они откатились назад. Так что придется мне пока отдуваться. А ведь я должна только отслеживать, оценивать сортировать информацию и отправлять между циклами, то что посчитаю важным, в систему. И вот исключительный случай наступил и что? Я только отслеживала и оценивала, а могла бы спасти всех. Знаешь, какие были пионеры? А теперь они скатились назад при регенерации и сейчас едва на стартовом уровне.
А под конец уже разговора Ольга меняет тему.
– Ты понимаешь, что у вас с Мику перспектив никаких? Она еще не готова осознать себя, и даже опираясь на тебя будет откатываться каждый цикл к нулю, и тебе придется каждый же цикл создавать ее заново, и каждый раз результат будет обманывать твои ожидания, потому что каждый раз она будет другая. Циклов на десять-двадцать бы попозже, чтобы хоть что-то начало сохраняться.
– И что же нам делать?
– Не знаю. Просто не знаю и, даже с ресурсами системы, тебе не помощница. Если бы можно было помочь – помогла бы. В любом случае у тебя не получится дождаться Мику здесь. Между циклами в узлах остаются только мониторы и, так или иначе, ты покинешь лагерь. Ладно, заболтались мы, иди к своей Микусе, а то она обижаться начнет. Если опоздаешь, ссылайся на меня, пусть на меня обижается.
Мику уже в музыкальном кружке. Сидит в углу на откидном стуле и что-то рисует в своей тетрадке, растительный орнамент какой-то. Я подтягиваю поближе к Микусе винтовую табуретку, сажусь лицом к девушке и начинаю мучить гитару. Я играю примерно с таким же качеством, как Мику рисует, но что делать, если каждому из нас так легче думается? Думаем мы сейчас об одном и том же, и были бы мы, действительно, в пионерском лагере, мы бы обменялись адресами пообещав писать друг другу каждый день. Бумажные письма писать, да. Ни разу в жизни не писал бумажных писем. Мику бы осталась заканчивать школу в СССР, я бы поступал, не знаю куда, но так, чтобы учиться поближе к Мику.
Далеко на юг - отсюда не видать.
Среди желтых пустынь, где нечего ждать.
Что же нам с тобой делать, Мику-моя? Чудеса тут если и бывают, то жестокие. Вариантов три: уехать на автобусе, уплыть одному и уплыть с девушкой; целей одна – сделать так, чтобы было лучше Мику. Мне то ничего не светит, я уже смирился с тем, что послезавтра ее теряю. Сто раз давал себе обещание не привязываться и каждый раз не могу его выполнить.
Там живет существо - не орел, не шакал -
Загадочный зверь. Под названьем Тоска.
– Сенечка, прекрати, а то я сейчас заплачу.
И он плывет через стекло, его движенья легки,
И мне не нужно ничего, я без ума от тоски.
То есть, я сейчас должен что-то сделать не для той Мику, которую я знаю, а для той, что начнет проявляться циклов через десять-двадцать, со слов Ольги. И которая будет абсолютно другим человеком, у которого общего с нынешней Микусей будет только организм да имя. Не лучшим человеком, не худшим – другим, скорее всего очень хорошим, но другим. Поэтому я должен сделать что-то такое, что отложится пусть в ее подсознании, в мышечной памяти, в эмоциях, раз уж я не могу убрать ее страх перед Старым лагерем.
И задыхаясь, я загадочному зверю шепчу:
Я не хочу, я не хочу...
Угу, вот, кажется так. Осталось только решиться и объявить. Но тут Мику-моя не выдерживает издевательств над инструментом и отбирает у меня гитару. Смотрит на меня, тоже хочет что-то сказать, тоже не решается, а вместо этого сама начинает перебирать струны. Да, встаем на паузу и получаем удовольствие. Стоп, а я ведь знаю эту мелодию, и когда-то даже пытался переводить слова. Дожидаюсь припева и негромко пою.
Пыль на ветру,
Все они лишь пыль на ветру.
Мику обрывает мелодию, смотрит на меня, кивает и начинает сначала, только уже со словами и на языке оригинала.
Вот у кого нюх на музыку, так это у Алисы, куплет еще не закончился, а она уже здесь. Смотрит, слушает, потом берет вторую гитару и командует.
– А-ну, пошли на веранду.
На веранде все это исполняется несколько раз. Сперва мной и Мику и на английском, потом Алиса начинает подыгрывать, потом я начинаю петь припев на русском, и на четвертый раз мы с Мику поем на английском, а припев мы втроем на русском.
– Мику, нам нужно в столовую.
Это Лена пришла Мику звать.
– … мне очень понравилось. А русские слова есть?
– Это к Сеньке, он может. – Это уже Алиса.
– Алиска, я тебе смысловой перевод дам, а уж над рифмой и размером сама думай, я в тебя верю.
Тут же набрасываю текст, как я его запомнил и отдаю рыжей, а сам иду в столовую помогать Мику.
После обеда Ольга отправляет нас с Мику за земляникой. Ну да, пользуясь хорошими отношениями с вожатой, я договорился еще с утра, еще перед музыкальным кружком. «Делайте там, что хотите, но, в шестнадцать ноль-ноль, две корзины земляники должны стоять в столовой.»
Наводим с девочкам порядок в столовой, отпускаем Лену, а сами берем там же, в столовой, два красных пластмассовых ведра и отправляемся на остров.
– Сенечка, это ты вон туда каждый раз убегаешь?
Мику устроилась в изгибе березового ствола и смотрит на мост. Точнее это я устроился спиной в изгибе березового ствола, а Мику уже устроилась в моем изгибе. «Сенечка, так удобно, ты бы знал!» Не знаю, как Мику, но верю, что ей удобно. Ну а мои шаловливые ручонки повторяют свой вчерашний путь, губы, впрочем, тоже. Нет, ну удобно же, тут я с Мику-моей согласен. Но уже полчетвертого, пора в лагерь.
– Микуся, а ты не хочешь, на этот раз, составить мне компанию?
Вот и сделал девушке предложение. Пусть я и не смогу ей ничего больше дать, кроме волнующего приключения, но даже это лучше бесполезного просиживания двух недель в музыкальном кружке.
– Я думала не решишься и уже собиралась тебе толстые намеки делать. Знаешь, Сенечка я как-то, сегодня утром, проснулась и поняла, что поверила тебе, твоей правде. И если уж ты говоришь, что я все забуду уже в эту субботу и начну заново, то эти два дня я хочу быть рядом с тобой и хочу помочь своему любимому человеку.
– И тебе не страшно, не обидно?
– Страшно. Немного. Но ты же говоришь, что я просто усну и во сне мне всего лишь сотрут память, а то, что обидно, я надеюсь, что когда-нибудь та, другая я, все равно все вспомнит! И вообще, мы вместе еще сегодня и завтра, и послезавтра! Нам кто-то подарил целую неделю счастья! Сенечка, люди, может, за всю жизнь столько счастья не получают и при этом живут до ста лет! Представляешь, живут сто лет и ни дня счастья, а я, получится, была счастлива целую половину жизни! И еще, Сенечка, я хочу, чтобы ты не грустил, чтобы ты, когда будешь вспоминать обо мне, всегда улыбался, вот! Журчащий Ручей все сказала!
Девушка, которой осталось существовать два дня уговаривает меня не огорчаться этому факту.
– Коробка на Голове услышал Журчащий Ручей. Но нам пора возвращаться к нашему каноэ, иначе Большая Панама снимет скальпы нас обоих, причем пять раз подряд.
Сталкиваю лодку в воду, запрыгиваю сам, сажусь на весла и понеслась работа: занос, разворот лопасти, ввод, проводка, вынос, занос, разворот, ввод, проводка, вынос… И так, двадцать раз в минуту, стараясь не плескать и не разбрызгивать воду. Мику сидит на кормовой банке, а по дороге туда сидела на носу, и откровенно разглядывает меня.
– Сенечка, ты просто какой-то механизм.
– Как романтично! Любимая девушка, обозвала меня железякой.
– Нет, я в хорошем смысле. Приятно посмотреть, как ты гребешь. Очень красиво и ни одного лишнего движения.
Ну да, я долго готовился к этому шоу. Навык, его не пропьешь.
– Хочешь, рубашку сниму?
– Нет-нет, Сенечка. Не искушай меня, а то влюблюсь второй раз.
– Второй? А когда в первый раз было?
Вообще-то шутил, а Мику отвечает серьезно.
– Знаешь, в первый же твой день, когда ты внезапно зашел ко мне в кружок и замер в дверях. Ты, Сенечка, стоял и так холодно смотрел на меня, что я даже испугалась, а потом я разглядела в твоих глазах растерянность и удивление: «Что это она тут делает?», а потом ты пообещал заходить так часто, что еще надоешь. А поняла я это про себя на следующий день, когда ты пришел с обходным и все, что я тогда смогла из себя выдавить, это: «Как хорошо, что ты пришел!», – а потом начала бы тараторить. Хорошо, там Алиса была и перехватила разговор. Так что можешь записать где-нибудь, что девушки влюбляются в тебя с первого взгляда.
Угу, а на четвертый день сами падают в объятия. Что я там про Славю думал? Вношу поправку: наверное все здешние обитатели, а не одна только Славя, одинаково быстры в проявлении и реализации своих чувств, черт его знает, наверное быстротечность их жизни так сказывается. Это я-двадцатисемилетний думаю, если что. А я-семнадцатилетний отвечаю Мику-моей.
– Тогда Ульянка права, я действительно тормоз. Потому что у меня это началось на сутки позже, когда я обернулся в кружке, перед уходом, и увидел твою улыбку.
И оба мы: я-двадцатисемилетний, каким себя считаю, и я-семнадцатилетний, каким меня видят люди, получаем в награду ту самую улыбку.
Причаливаем, привязываю лодку, перебираюсь на колыхающиеся мостки, принимаю ягоду, принимаю Мику. Оба мы смотрим на дебаркадер, оба думаем об одном и том же и оба улыбаемся.
– Микусь, может сбежим с костра?
– Сенечка, я подумаю над твоим предложением.
И, судя по голосу, уже подумала и согласилась.
– Я сейчас с ягодой в столовую, а ты…
– А я с тобой!
Со мной так со мной, мне же приятнее. Беру в каждую руку по ведру, с левой стороны пристраивается Мику, так что за левое ведро держимся мы вдвоем, и бригада сборщиков ягоды отправляется в столовую. Развитие событий вполне ожидаемо: мы заносим ягоду через служебный вход прямо на кухню, попадаемся на глаза помощнице поварихи, та делает повелительный жест рукой, мол, оставьте на столе и выметайтесь, а мы, уже закрывая за собой дверь, слышим, как она кричит куда-то в глубину помещения.
– Микуся и Сенечка ягоду принесли!
Синхронно переглядываемся, вспоминаем слова Алисы и смеемся в голос.
– Знаешь, Сенечка, мне хорошо.
А уж как мне хорошо. Должен стесняться, а мне хорошо.
Теперь, по дороге в кружок, прокрасться мимо Ольги, чтобы не отчитываться о проделанной работе, чтобы не бегать за остальными ингредиентами.
Ольга сегодня в шезлонге. Дремлет, умоталась бедная, вот и дремлет. На цыпочках крадемся мимо вожатой.
– Семеныч, до ужина свободен. – Произносит Дмитриевна не открывая глаз.
– И что, ни муки, ни сахара, ни пива таскать не надо?
Ольга наконец-то смотрит на меня.
– Семеныч, это у… – Ольга бросает взгляд на Мику. – У других вожатых алгоритмы, а у меня здравый смысл и собственное мнение. Случаются. Иногда. Мука и сахар давно в столовой. А пиво… – Ольга манит меня к себе и тихо говорит в самое ухо. – Если найдешь в лагере пиво и угостишь свою вожатую, то размеры моих границ не будут иметь благодарности.
И еще и подмигивает. Госсподя, Ольга Дмитриевна, вы святая женщина! Представляю реакцию ваших двойников на мою фразу о пиве. Нет, вы точно святая.
***
Продолжение в комментах
Бесконечное лето Ru VN Коллективное творчество(БЛ) Визуальные новеллы фэндомы
Запись на "осенний" сезон КТ
В общем и целом - изменений почти что нет, но те, что есть, могут показаться "сильными".Малое нововведение - у меня, как у организатора, появляется помощник.
Большое нововведение - механика дней меняется. Теперь каждый игровой день будет "фазирован" по реальной неделе, по московскому времени:
1 день - утро
2 день - завтрак
3 день - день
4 день - обед
5 день - вечер
6 день - ужин
7 день - ночь
Остальное остаётся по-старому - КТ всё-таки остаётся творчеством, так что основная часть - писательство. Описывать всё, конечно, сложно, так что новоприбывшие могут ознакомиться по прошлым постам по тегу "Коллективное творчество(БЛ)" с тем, как всё идёт.
Всем желающим - записаться в комментариях описанием своего персонажа. Ограничение - персонаж - "обычный" человек конца XX - начала XXI века.
Сеттинг: зимний "Совёнок" 80-х.
Старт - приблизительно 6 числа.
Бесконечное лето Soviet Games Ru VN Визуальные новеллы фэндомы
Здравствуйте, друзья!
Вы долго ждали этого дня и этого поста, теперь каждый может получить полюбившуюся вам девушку из Бесконечного лета в виде медальки. Медальку получат лишь те, кто убедительно опишет свою вайфу, художники могут и нарисовать. Также можно пересказать событие которое произошло в новелле или моде. Но учите одна медалька на одного человека.
И всё не так просто, копипаста с вики, лурки, других пользователей не принимается.
Так что только своими силами.
Медальки:
 | "Все как у людей!"-поклонник скромной и любящей Лены(Бесконечное лето) |
 | "Гроза педобиров"-поклонник девочки-ракеты Ульяны(Бесконечное лето) |
 | "Собственная кошкодевочка"-поклонник хвостатой Юли(Бесконечное лето) |
 | "Гуру пикапа"-поклонник ранимой бунтарки Алисы(Бесконечное лето) |
 | "Раздевайся,пионер"-поклонник медсестры Виолы(Бесконечное лето) |
 | "Вставай,пионер!На линейку опоздаешь"-поклонник строгой вожатой Ольги Дмитриевны(Бесконечное лето) |
 | "Конкурент Электронику"-поклонник начитанной Жени(Бесконечное лето) |
 | "Тёплая ламповость"-поклонник трудолюбивой Славяны(Бесконечное лето) |
 | "Девочка-оркестр"-поклонник говорливой Мику(Бесконечное лето) |
Фанфики(БЛ) Бесконечное лето Ru VN Семен(БЛ) Лена(БЛ) Алиса(БЛ) Ульяна(БЛ) Ветала Визуальные новеллы фэндомы
Любовь с первого взгляда (часть 2)
Через несколько минут Семён шёл по ночному лагерю, имея в запасе несколько годных отмазок для Ольги Дмитриевны.Проходя через пустую площадь, Семён увидел вдалеке пробегающую пионерку из младших отрядов с зажженным фонариком в руке. Ему это показалось странным.
На крыльце лениного домика сидела, подперев рукой голову, длиннокосая азиаточка. Заметив Семёна, она тут же вскочила и подбежала к нему.
— Семён! Хорошо, что ты нашёлся, — радостно заверещала она, а уже через мгновение её речь приобрела грустную интонацию, но не стала от этого менее быстрой. — Представляешь, а Лена пропала. Я ждала-ждала, а её нет. Я пошла к Ольге Дмитриевне, а она тоже не знает, где она, и сказала, что ты тоже пропал. Я так испугалась!
Семён хотел развеять тревоги Мику, но её пулемётный монолог невозможно было остановить.
— Мы весь лагерь оббегали! Везде искали, девочек разбудили, и никто ничего не знает. В музклубе её нет, в кружках её нет, в библиотеке её нет, на спортплощадке её нет, в столовой и медпункте тоже нет. Мы везде проверили! И в бане смотрели, и в туалетах. Потом Борис Александрович пошёл в старый лагерь, может это как-то с Шуриком связано? Только Шурик ведь не пропал... В смысле, пропал, но не сегодня. Или он сегодня опять пропал?..
«Стоп! А почему Саныч тогда не пошёл за Шуриком? Нафига понадобилось меня гонять ночью в старый лагерь???»
Тем временем Мику продолжала докладывать обстановку:
— ...Ольга Дмитриевна с отрядом в лесу её ищут, Виола Церновна с другим отрядом также взяли фонарики и пошли искать за территорией лагеря, а Славя села в лодку и поплыла проверить на островах. А мне Ольга Дмитриевна приказала вот прям тут сидеть, чтобы, когда её найдут, я остальным пионерам рассказала, которые у входов в лагерь ждут.
Из суматошного рассказа Мику Семён понял, что дело приняло серьёзный оборот. Вожатая с Мику обошли все помещения в лагере, и не найдя нигде Лены, решили, что она пропала и забили тревогу.
«Этого только не хватало! И когда они только успели организовать эти поисковые бригады? Ведь после посещения нашего домика прошло всего полчаса. Вроде бы... Алиска откупорить четверок ещё предлагала, а Ульянка уговаривала её оставить на опохмел...»
— А может её волки съели? Это так ужасно! Я однажды в Японии гуляла в лесу, и вдруг из кустов выскочил тануки и зарычал на меня. Я тогда так испугалась! Я бы не хотела, чтобы меня загрыз тануки. А волк ведь больше и страшнее тануки... А ты знаешь, кто такой тануки?..
В связи с вновь открывшимися фактами заготовленный план никуда не годился. Они уже обыскали все места, подходящие для отмазок. А это значит, что нужно вернуться в домик, и придумать новые.
— ...и дедушка Аяко с тех пор никогда не пил сакэ. Только его всё равно убили. Потому что началась война, а он был лётчиком... Семён, а ты куда?
— Я на пляже Лену поищу, — соврал он.
— Ну? — Семён с надеждой обратился к вбежавшей в домик Ульяне.
Она отрицательно замотала головой.
— Окружили нас, Семёныч: за домиками дежурят девчонки из волейбольной команды, у библиотеки Женька, злая как собака из-за того, что её подняли из постели, за сценой — Санёк из 2-го отряда, а за музклубом — наш сторож с ружьём. Лагерь под колпаком!
— Плохо дело, — угрюмо констатировал Семён. — По всему пляжу ходят незнакомые пионеры с фонариками. И Толик сидит возле столовки.
В сложившейся ситуации, единственное оправдание, которое могло бы объяснить исчезновение Лены по уважительной причине — это «заблудилась в лесу, а потом сама нашла дорогу». Во всяком случае, ничего другого они втроём не смогли придумать. Но выставленный со всех сторон караул обязательно бы заметил входящую на территорию лагеря девушку (а в самом лагере её быть не должно, иначе кому-то пришлось бы объясняться, почему он соврал, что не видел Лену).
«И нафига только ОД по периметру всего лагеря расставила часовых пионеров на расстоянии видимости?.. Эту бы энергию да в мирных целях!»
— Если до утра не убедим всех, что с ней всё в порядке, вожатка ведь и милицию может вызвать... — сделала резонное предположение Ульяна.
— Нибаись, друззя, сами Ленку напоили, сами и спсасём — заплетающимся языком заговорила Алиса. Похоже, отсроченное действие алкоголя давало о себе знать. А может она догналась, пока оставалась в домике наедине со спящей подругой.
Повисла задумчивая тишина.
У Семёна была надежда найти среди караульных Шурика или Электроника, объяснить им ситуацию и как-нибудь договориться. Но их не было в оцеплении. Была только Женя. С такой не договоришься. Остальных пионеров Семён не знал. Соваться к ним и предлагать соврать, что Лена пришла, означало вызвать кучу вопросов и подозрений. Один донос вожатой, и всё пропало. Слишком высокий риск всех подставить.
— У тебя есть друзья среди тех, кто стоит на постах? — спросил он Ульяну.
— Все надёжные ребята ушли в лес, — со вздохом ответила она.
Время от времени до их домика доносилось, как кто-то звал: «Леееееенааааа! Лееееенаааааа!»
«Эх, а мог бы не ходить на эту вписку, и сейчас стоял бы где-нибудь на посту у столовки как Толик, жрал сухпаёк и ни о чём не парился... Толик??? Толик!»
— А если мимо Толика пройдёт Алиса и притворится Леной? — предложил просиявший от посетившей его идеи Семён.
— Толик, конечно, дурачок, но не полный дурак — возразила Ульянка.
— У мня прычёска нитакая... — промямлила Двачевская.
Семён посмотрел на спящую на боку Лену. Один из её фирменных раздвоенных хвостиков по-прежнему торчал, второй был придавлен, но всё равно держал форму.
— Эврика! — радостно воскликнула Ульянка, бросилась под кровать, чем-то там зашуршала и через пару секунд вылезла вместе с женским париком. — Щас вам будет причёска Лены!
Это был обычный дешёвый парик, светлого цвета, с волосами до плеч и прямой чёлкой. Рыжие незамедлительно его примерили. Смотрелось это по-дурацки.
Семён сначала обрадовался, а потом настроился скептически:
— Он же светлый, а у Лены волосы тёмные. Фонарик сразу выдаст обман.
Девчонки посмотрели на него как на имбецила.
— Покрасить же можно!
Ульяна достала несколько синих стержней из ручек, отрезала у них кончики, выдавила чернила в тазик и налила воду из графина. Потом размешала и сунула туда парик. Алиса тем временем сняла свои прищепки для волос (или как они там правильно называются?) и достала из тумбочки лак. Надпись на флаконе гласила: «Экстра сильная фиксация».
«Так вот откуда у неё на старых фотках хвосты Пикачу!» — догадался Семён.
— Полежит так немного и станет фиолетовым. В темноте вообще не отличишь! — заявила Ульянка.
— А зачем тебе вообще понадобилось брать парик в лагерь? — поинтересовался Семён.
— В хозяйстве всё пригодится. — важно сказала она.
Пока парик пропитывался чернилами, Ульянка вынула из тумбочки остатки закуски (булки, плавленный сыр и печенье «Ручеёк»), поставила на стол и принялась хомячить. Двачевская захрустела долькой яблока, а у Семёна пропал аппетит. Он заметил лежащую на столе брошюру, которой недавно Алиса отмахивалась от вожатой. «О вреде пьянства» — прочёл он название.
«События сегодняшнего вечера можно вписывать туда как наглядный пример этого вреда» — подумал Семён.
