Фанфики бл секс

Дубликат. Часть 5.

Пятница. 07-10. Елена Тихонова, домик.

Пятница. 08-05. Алиса Двачевская,площадь.

Пятница. 09-07. Елена Тихонова, столовая.

Пятница. 09-30. Алиса Двачевская,территория лагеря.

Перекрестки наших дорог

Ночь.Лето. Улица. Фонарь мерцает тусклым светом. Пусто. На улице неожиданно пусто,даже машин нет. Саманта бы сказала, что это всего лишь дурацкое стечениеобстоятельств. Не знаю... Я чувствую себя таким одиноким сейчас. В Совенке мнебыло весело, ребята приняли меня, хоть я и был до мозга костей асоциален.Больше того, там была Саманта... Была ли? Несомненно! Счастливое время. Япросто радовался моменту и не думал о будущем.

Возвращатьсяоказалось тяжелее, чем я думал. Возможно, будь я чуть сильнее, прояви я хоть накапельку больше напора, тогда перед отъездом, и его бы не было. Но нет, менявышвырнуло в мой мир, точно также как до этого забросило в лагерь — резко, безобъяснений, без особых причин. Или, быть может, я просто не мог их понять. Мнене хотелось об этом думать. Проезжая теперь на автобусе по пустым улочкамсвоего городка я думал о том лишь, как бы быстрее попасть домой, закутаться водеяло и проспать, по меньшей мере, вечность.

* * *

«Совенок»…Я почти забыла о нем. Воспоминания о тех днях почти полностью стерлись из моейпамяти. Остались обрывки-фотокарточки — самые яркие моменты. Не сохранились иобразы обитателей, их место заняла пустота. Только одно лицо я помнила всовершенстве. Семен. Его образ словно вырезали на моих веках. Он засел у меня вмозгу намертво. И я знала, что и через десять лет он будет столь же четок иточен.

Смомента моего возвращения в мой мир прошло полгода — двадцать шесть недель.Срок крохотный, даже в рамках человеческой жизни. Достаточный, однако, чтобыизменить ее кардинально. В первые недели по возвращении я испытала настоящийводоворот чувств. Апатия сменялась гневом, а ему на смену приходилоисступление.

* * *

Впрочем,неважно... Что-то изменилось внутри меня. Это я понимал ясно. Мой прежний образжизни теперь был мне противен — девяносто процентов своего времени я проводилдома за компьютером, а те редкие моменты, когда все же возвращался в реальныймир, теперь казались обрывочными, бессвязными декорациями к чьим-то чужимспектаклям. Кажется, стоило мне задержаться в объятьях одиночества чутьподольше, и меня списали бы, словно старый, никому не нужный манекен.

* * *

Ивот я решилась приехать в Россию. Не знаю, на что я надеялась — мне ведь даженеизвестен его адрес. И есть ли Он вообще? Все эти вопросы крутились у меня вголове, пока я стояла в очереди на посадку.

Самолет.Облака. Лента реки. Мне всегда нравилось летать вот так — сидя возле окна иглядя на проплывающие внизу земли. Семен наверно сказал бы: «Этот миг слишкомпрекрасен, чтобы портить его, поэтому просто давай насладимся им». Да толькогде он сейчас?

* * *

Моторзатих, автобус замер, услужливо открывая двери — остальные два квартала яобязан пройти пешком. Я мог бы ездить на метро, благо оно в ста метрах от дома,но такая вот обязательная прогулка до остановки и обратно, это своего родаритуал, который ни к чему не обязывает, но позволяет хоть на чуть-чуть продлитьмое слияние с людским потоком.

* * *

Какнайти одного единственного человека среди ста сорока шести миллионов других?Кто-то из русских утверждал что «лиха беда — начало». Еще кто-то, возможно,тоже русский, сказал, что для того чтобы найти иголку в стоге сена, тебе нужналишь спичка, чтобы зажечь, и магнит, чтобы притянуть. Но что, если сено слишкомсырое, магнит давно уже потерян, а спички рассыпались прахом? Как мне быть?

Вто лето все казалось таким простым, я знала, что вот оно, мое счастье. Дажепосле того, как покинула СССР, мне хотелось верить, что это лишь на время. Таконо и было... Почти... Он писал мне, а я ему. И вот, спустя каких-то два годамне позволили вернуться. На этом все и кончилось, мой Сем пропал. Просто исчез,не оставив ни письма, ни даже вшивой весточки.

* * *

Я вновьшагаю по старым, изломленным плитам. В руке тлеет сигарета. Мысли тяжелые,неприятные... Настроение паршивое. Впрочем, во мне уже нет той гнетущей тоски,того едкого исступления. Все это уже исчезло, уступив место пустоте. Язатягиваюсь горьким дымом.

Прошлоровно полгода с тех пор, как я проснулся в старом ЛиАЗе посреди зимы. За этовремя мне не удалось найти Ее. Придя домой, я снова буду искать — исступленнопрочесывать интернет в надежде найти хоть малейшие зацепки.

* * *

Шереметьевовстречает меня оживленной толпой из улетающих и их провожающих, прилетевших иих встречающих. Если даже его и нет в Москве, все равно ведь нужно откуда-тоначинать?

Автобуседет в ночи, разрезая чернильный мрак светом фар. Городские огни с другойстороны вторят ему. В миниатюрном наушнике-бусинке играет «drive», группы «Thecars», простая, и одновременно красиваяпесня. «...Who's gonna pick you up Whenyou fall?...» Впрочем, я не успеваю дослушать ее — автобус встает, едвапреодолев городскую черту. Немолодой и не бритый водитель просит прощения наломанном русском. Почти на таком же, но с американским акцентом, русском яспрашиваю его, как мне добраться до центра. Он не вполне уверенно отвечаетчто-то про попутки.

Дома.Дома. Дома. Дома. Я иду мимо них почти уже час. Одни остаются позади, но ихсменяют сотни новых. Кажется, я просто иду по кругу, или наоборот, вокруг менядвижется лишь десяток декораций. Еще чуть-чуть, и я упаду без сил.

* * *

Дома.Дома. Дома. Дома. Все ближе и ближе мой дом. Но черт, как же не хочется возвращаться.Хочется просто сесть и сидеть где-нибудь. К примеру, вот на этой скамейке.

* * *

—Все. Больше не могу! Я должна присесть.

Буквальнов сотне метров я вижу скамейку. Почти такую же, как в «Совенке». Буквально замиг до меня на нее садится какой-то парень. На вид — лет двадцать пять,тридцать. Почти недельная щетина покрывает его щеки и подбородок. Он чем-тонеуловимо мне знаком, однако я не в состоянии вспомнить, когда он мог мневстретиться.

* * *

Кскамейке подходит девушка. Лица не разглядеть — слишком темно, но во всем,движениях, в силуэте, да даже в молчании угадывается нечто до боли знакомое.

Охрипшимот волнения голосом я произношу:

—Семми?

* * *

—Семми?

Голосу него хриплый, почти не узнаваемый, но я уже уверенно подхожу к нему. Я знаю,что это мой Семен, постаревший, побитый жизнью, отчаявшийся, но мой. Слезытекут по щекам, но я не могу и не хочу их сдерживать. Мы просто стоимобнявшись, как в ту ночь, и никто нас уже не потревожит.

Verano Eterno

Соломон. Прекрасное утро, Эухения. Ты не знаешь,нашелся ли Алехандро?

Эухения. Нашелся? А он терялся? Я уверена, Алехандро побежал в деревню, чтобы разжиться там у пеонов кукурузной самогонкой.

Серхио. Нет, не говори так, Эухения. Алехандро — это фанатик науки и великий изобретатель. Сейчас, в век пара и электричества, когда перед человечеством открываются новые горизонты, тратить кукурузу на самогонку— преступление перед человеческим разумом! Алехандро никогда не смог бы так поступить!

Елена. Ах, Серхио, но где же он тогда?

Хулиана. А я знаю, а я знаю, он пошел в сторону Старого Ранчо.

Все. Старое Ранчо, Старое Ранчо… (Хулиана хватает со стола блюдо с печеньем и убегает).

Эухения. Хулиана, вот несносная девчонка! Я сейчас тебе задам! (Убегает за Хулианой).

Серхио. Эухения, постой! (Убегает за Эухенией).

Елена. Соломон, долг кабальеро — найти сеньора Алехандро!

Соломон. Да, Елена (Уходит под руку с Еленой)

Лагерь у моря часть 48. Рут Алисы.

Страница фанфика на Фикбуке

Часть 40

Часть 45

Предыдущая глава

Глава 9: «ШБМНК и ёклмн»

      Внутри медблока, внешне напоминавшего избу на курногах под флагом международной организации здравоохранения, всё выглядело не так уж плачевно. Обстановка на одном уровне с «нумерами»: койка для лежачих больных, напольные весы, сервант, уставленный продукцией фармацевтической индустрии, стол с бюро заместо обычных ящиков. В наличии имелся даже фирменный больничный запах. Не знаю, что медики такого намешивают, но результат вне всяких сомнений крут. Вернёмся к столу — на нём царил бардак. Высочайшей его вершиной был компьютер, выглядящий в глазах жителя двадцать первого века более чем архаично.

      Кстати, зачем медику в детском лагере ПК? Очевидно, за тем же, зачем и лабораторная крыса. Судя по косвенным признакам, Виола в свободное время занимается собственными исследованиями, причём, уже добралась, либо близка к стадии опытов на живых тварях. Это надо принять к сведению, но совать нос ещё и в это без необходимости не стоит, своих забот полон рот.

 — Зацени, — Андрей указал на стену, где висела таблица для проверки зрения. В глаза вместо привычных «ШБМНК» бросились литеры, складывающиеся в слова. Их, как видно, придумывал двенадцатилетний олигофрен, забредший в типографию и прикола ради набивший в макет свои любимые высказывания. Далее, сотрудник, ответственный за проверку, либо схалтурил, либо состоял в сговоре с олигофреном и не глядя дал добро на печать партии плакатов. А потом один из них попался на глаза нашей медсестре.

 — Ну, фазанята, — Виола подошла к столу и начала разгребать завалы из бумаг, пузырьков и коробков с таблетками и ампулами — готовы поработать?

 — Всегда готовы, — отвечаем мы хором. Я с недоумением посмотрела на брата, тот посмотрел на меня в ответ. Опять парадокс даёт о себе знать. Нехорошо.

 — Ого, — восхищённо прокомментировала медсестра не отрываясь от своего занятия. — Вот это энтузиазм. А я думала, что Ольга мне хочет со своей шеи разгильдяев спихнуть, - наконец, завершив поиски, она подошла к нам. В руках доктор Коллайдер держала амбарную книгу.

 — У кого почерк лучше? — поинтересовалась она.

Отличный вопрос. Нет, серьёзно.

— У него, — я указала на брата.

— У неё, — ну вы поняли.

      Виола вовсю старалась ограничиться кривой усмешкой. По всей видимости, она решила, что мы сговорились. Кстати, не такая уж и плохая идея. Надо будет вынести кому-нибудь мозг при случае.

 — А, разбирайтесь сами, — медсестра небрежно бросила книгу на кушетку. — Вот вам талмуд, шкаф в углу. Перебираете полки, аккуратно регистрируете содержимое, а я пока до администрации и обратно. Пять минут. От пяти до десяти. Хотя… всё может растянуться и на полчаса… Н-да. Думаю, разумнее будет говорить о цельном часе. Ну, фазанята, не скучайте, — она подхватила какой-то свёрток, лежавший на кресле и зашагала в ускоренном темпе к выходу.

 — Виолетта Церновна, — брат окликнул её уже в дверях, — а как же…

 — Со стола заберёте, — проворковала та на прощанье и покинула медпункт.

      Андрей подошёл к столу. На небольшом пятачке свободного места действительно стоял пузырёк.

 — Йод, — он продемонстрировал мне издали склянку, словно я должна самолично убедиться в этом факте, — кругом сплошной обман.

И что она хотела нам этим сказать? В то, что она перепутала зелёнку с йодом я изначально отказываюсь верить. Не может человек с медицинским образованием, втихаря от начальства держащий крысу в детском лагере ошибиться с нужным, пусть и не для дела препаратом.

 — Она нас проверяет, — уверенно заявил брат, разглядывая допотопный ПК, — только непонятно, на что. Идеи?

 — На честность, терпение и силу воли, блин. С чего ты взял? Может, просто стебётся или, что более вероятно, хочет, чтоб мы дождались её возвращения.

 — Но ведь мы можем найти зелёнку сами?

 — Можем даже ревизию не проводить. Но проведём. Как я уже сказала — ссориться с медперсоналом себе дороже.

 — А если так?

      Брат протянул мне книжицу, выуженную им из того же бардака на столе. Ей оказался русско-латинский словарь для фармацевтов. Действительно, почему бы не произвести опись на лытыни?

 — Всё, что я хочу сказать по этому поводу уже должно всплыть и в твоей дурьей голове. Тут серьёзный документ, а не журнал «крокодил».

Отлично, он надулся. Нет, родной, теперь я буду за тобой присматривать и следить, чтоб ты не косячил, и, если понадобится, перенаправлять твою энергию в мирное русло.

 — Почему ты такая скучная?

 — Это ты слишком буйный. Застрял в развитии где-то на уровне Ульянки — ладно она ещё мелкая, а с тобой что не так?

 — Ах, извините, не напомните случаем, кто в дуэте с Алисой вчера организовал мне головомойку первой степени?

 — А ты меньше из себя Д`Артаньяна корчи. Нам в комсомол скоро, пора уже взрослеть, чёрт побери! И между прочим…

Я осеклась. Это надо заканчивать. Если мы снова начнём собачиться, то ничем хорошим это не завершится, в том числе и эта ревизия.

Убавив громкость речи на пару тонов — хороший такой способ заставить оппонента заткнуться и прислушаться к тому, что говоришь ты — я пошла на мировую:

 — Слушай, мы можем и дальше пререкаться, выясняя кто кого умнее, красивее и переубедил, но всё равно ничего не добьёмся. Давай уже займёмся делом, — с этими словами я вручила ему книгу для записи, — я разбираю полки, а ты записываешь.

Видимо, Андрей также счёл данный спор тупиковой ситуацией и своей физиономией выражал согласие сосредоточиться на разборе врачебного арсенала.

      Работа шла ни шатко, ни валко. В основном это было связано с тем, что брат, стараясь сделать опись различимой и для других людей, писал до крайности медленно:

 — Я могу писать либо быстро, либо понятно, сама знать должна, — аргументировал он, и был совершенно прав.

Таким образом, мы разделались с первой из трёх полок за полчаса. Если честно, я уже готова плюнуть на всё и удрать с зелёнкой, лишь бы не тратить на это в общем-то бесполезное занятие ещё час. Единственное, что меня удерживало — известия о том, что библиотека сегодня находится под бессрочной оккупацией Слави. Бр-р-р. Нет, уж лучше я к Шурику с Электроником в кружок уйду, чем окажусь один на один с ней в замкнутом пространстве. Вдруг она меня укусит и я тоже — того, начну улыбаться каждому встречному-поперечному?

 — Анна, что ты думаешь касательно судьбы и всеобщей предопределённости? — подал голос Андрей.

 — Такая же ерунда, как и сборник библейских сказок. К чему это ты?

 — Да так, неважно.

 — Неважно обстоят дела с медициной в Африке, а ты раз сказал «А», то давай и «Б».

 — Я вот что подумал, — нехотя согласился он, — допуская возможность путешествий во времени, возможно ли это самое время переписать?

      «Помогите, меня заставляют работать в паре с начитавшимся Уэллса гиком, который завёл разговор о механике путешествий во времени. Я долго не протяну», — именно такое послание на волю я отправила бы неделю назад. В нынешних обстоятельствах, идея о машине времени уже не казалась такой абсурдной.

 — Знаешь, если смотреть на всё это с позиции стороннего наблюдателя, над которым не властны законы физики и всего остального, то мироздание, если вообще уместно говорить обо всё сущем, как о мироздании… Так вот, мироздание должно представлять собой огромную пятимерную матричную таблицу, в которой сведены все возможные события каждого момента времени. Никто не может создать альтернативный поток времени, он заготовлен заранее природой и всё, что мы можем сделать вернувшись во времени — свернуть в другой его рукав.

Брат хмыкнул:

— Иначе говоря, согласно данной концепции время нелинейно и в него забито бесконечное множество альтернативных вариантов развития событий начиная от Большого Взрыва и вплоть до тепловой смерти вселенной.

 — Я бы поставила под вопрос наличие таких рамок, но в целом — да, всё верно.

 — В их числе и те, в которых мир это выхухоль, а законом предусмотрено каждые четыре с пловиной часа есть паука? Или где хрононавты убивают собственных предков?

 — А кто говорил, что будет легко?

 — Как-то это всё слишком нагромождено. Опять же костыль в виде бесконечности. Вряд ли соответствует действительности.

 — Я и не претендую. Пусть те, кому больше нечем заняться разрабатывают более изящные модели реальности, а я обопрусь на костыль и займусь чем-нибудь полезным.

 — Звучит как девиз. Слушай, а где мы, в случае чего найдём пауков?

 — У Ульяны. Помнится, у неё в автобусе проявлялось пристрастие к энтомологии.

 — Пауками занимается арахнология.

 — Да какая мне разница?

Андрей замолк, но было видно, что он намеревается сказать что-то ещё. Спустя несколько секунд нужные слова, видимо, были подобраны:

 — Слушай, Ань тут такое…

Дверь со скрипом отворилась. На пороге показалась Ольга Дмитриевна. Отчего-то все в этом лагере обладают странной способностью — появляться рядом в неподходящее время.

 — Ну, как успехи? — поинтересовалась она.

 — С переменным успехом, — сдержанно отрапортовал Андрей, — лучше всех, у кого хуже нас.

Вожатой, судя по всему, это было не очень-то и интересно, что там и кому лучше.

 — Вот и хорошо. Вы что-нибудь после линейки решили? — Похоже, наше отсутствие там было ей также не замечено и додумывать, чего же от нас всё-таки хотят придётся самим.

 — А что с остальными? — задала наводящий вопрос я.

 — Сыроежкина с Демьяненко я уже задним числом в кибернетику зачислила, Мику записалась в музыкальный, туда же и Алиса просилась…

      А, опять тема с кружками. Почему нас просто нельзя оставить в покое?

— …ещё спортивные секции есть — футбол, волейбол, теннис, шашки-шахматы.

 — Не, — помотал патлатой головой брат, — спорт это точно не про нас.

Верно, нам бы лучше укромный угол подальше от людских глаз, чтобы можно было собраться с мыслями и как-то систематизировать имеющиеся данные. В идеале — закуток с запираемой изнутри и снаружи дверью и единственным ключом.

 — Как-то ничто не прельщает, — ответила я, — а ничего поспокойнее нет? Без искрящих предохранителей и лишнего шума.

Ольга Дмитриевна, похоже, такого развития событий не ожидала, но уж точно была ему рада.

 — Ну раз вы сами об этом речь завели, то в эту смену как раз некому подменить библиотекаря. Я думала сперва Славю привлечь, но раз есть добровольцы, — вожатая достала свою книжечку, — ну что, Анна, записываю тебя?

 — Так, погодите, — вмешался Андрей, — что значит «тебя»? А я?

Ольга Дмитриевна пожала плечами.

 — Место библиотекаря только одно, — посетовала она, — и ничего с этим не поделаешь.

 — А оно тебе надо, Андрей? Ты в библиотеке со скуки помрёшь.

 — Давай я сам решу, где, когда и из-за чего это сделаю, ладно? И кстати, не думай, что ты там целыми днями будешь гонять чаи, да книжки читать. Неофициальный девиз библиотекарей знаешь? «Орднунг убер аллес!» Уборка, каталогизация и снова уборка — вот твоя участь на ближайшие три недели.

 — Ладно, близнецы, — вмешалась Ольга, — похоже, что библиотеку всё же придётся закрепить за Славяной…

      Че-его? Это что ещё за хитрый план такой, что даже ударников подключают? Мы же почти договорились!

 — …а вам, я бы порекомендовала редколлегию нашей стенгазеты, — она приобняла нас за плечи и посмотрела на меня, — там и от шума подальше, — перевела взгляд на Андрея, — и побегать придётся. Как вам такая идея?

 — Полагаю, выбора у нас всё равно другого нет? — я скептически посмотрела на неё.

 — Шурик и Электроник всегда рады пополнению своих рядов, — ответил за неё брат, ехидно ухмыляясь.

 — У нас свобода выбора, — довольно подтвердила вожатая, — хочешь — вступай, не хочешь — вступай.

Кажется, она тоже непрочь вдоволь поиздеваться над неокрепшими умами, когда есть свободная минутка.

 — Ну, что решаем?

 — Мне нравится, — ответил Андрей, — я согласный. Анна?

Я обречённо вздохнула. Ересь, конечно, но лучше всё равно ничего не предвидится.

 — Тоже. Надеюсь, помещение нам под вёрстку предоставят?

***

      Уже который раз за сегодня я мысленно выматерилась. Как по-вашему, где оказалась выделенная для заседаний стенгазетчиков комната? Правильно, в библиотеке. Туда, разобравшись с делами в медпункте мы и направились для осмотра помещения. Кстати, вопреки моим увещеваниям, братец всё же отрыл где-то склянку с раствором зелени бриллиантовой и не став дожидаться возвращения Виолы, упрятал добычу в карман. Как всё же глупо на нём смотрятся эти шорты. Кстати, к юбке у меня примерно та же претензия. Надо будет проверить, не завалялось ли в гардеробе что-нибудь подлиннее.

Мне вспомнился наш разговор, начатый перед появлением вожатой.

 — Ты хотел что-то рассказать, когда Ольга пришла. И к чему эти рассуждения о переписывании времени?

 — Проехали. Потом как-нибудь. Наверное, так даже лучше будет.

В его глазах читалась вся серьёзность, на которую он был способен. Что же могло заставить его поумнеть?

 — Ты что, решил убить нашего дедушку? — Согласна, шутка не очень.

 — Шуш! Я всё расскажу, как только сам въеду.

 — Не шикай на меня!

 — Шуш!

Это его «шуш» меня взбесило. Поэтому порядком изловчившись, я схватила Андрея за ухо и потянула вверх, благо мы и в подростковых телах остались примерно одного роста — спасибо генетике.

 — Ещё раз шикнешь и можешь быть уверен, я его оторву. Не хочешь говорить — не говори, но чтоб такого больше не было.

 — Пусти, зараза!

 — Ответ неверный, — я потянула что есть сил.

Брат, стиснув зубы прошипел нечто неразборчивое и я милосердно разжала пальцы.

 — Прежде чем ты решишься на ответные меры, напоминаю тебе, что со вчерашнего дня ты жемпельмень и на слабый пол руку не поднимаешь.

 — Кто тут ещё слабый пол… — пробормотал он, потирая ухо.

      Библиотека на общем фоне выделялась в хорошем смысле: выглядела она как результат компромисса между архитектором Мельниковым и шведскими проектировщиками-минималистами. Будь вместо переднего фасада панорамная стеклянная витрина, то это был бы уже продуктовый магазин, а так — с окнами нестандартной высоты, занимающими добрую половину стены, создавалось ощущение своеобразного уюта и самодостаточности, оторванности от внешнего мира.

      Внутри, вопреки моим худшим опасениям, никого не наблюдалось. Как оказалось, большую часть строения занимал читальный зал, служащий одновременно и местом постоянного хранения книг. Отсюда вели всего два дверных проёма, так что отбросив по методу исключения тот, через который мы только что прошли, вход в «редакцию» удалось определить с первой попытки.

Комнатка оказалась небольшой, всего восемь квадратных метров навскидку. К тому же, она была порядком завалена канцелярским барахлом.

 — Что скажешь? — в голосе брата отчётливо читалось разочарование.

 — Люди — свиньи, — ответила я. — Хоть это и не новость.

      Из читальни донёсся хлопок двери.

 — Эй! Тут кто-нибудь есть? Мне партитуры нужны!

Вот так врываться в храм знаний и орать во всю глотку — весьма нахально. Чтоб не противоречить самой себе, пришлось из каморки выглянуть. Вокруг шкафов по замысловатой траектории металась Мику.

 — Слушай, я понятия не имею, каких у вас в Ниппон Коку придерживаются традиций относительно поведения в библиотеке, но вряд ли там принято голосить на всё помещение.

      Похоже, замечание возымело действие и интуристка, снизила и скорость обращения вокруг полок, и количество децибел:

 — Ой, привет, Анна! Ты теперь библиотекарь? А я в музыкальный записалась, прихожу в клуб, а там только инструменты. Вот я и пришла сюда за…

 — За партитурами, слышала. И нет, я не библиотекарь. Увы, из-за КОЕ-КОГО, — тут я всё же позволила себе повысить голос, поскольку брат, обнаружив в подсобке печатную машинку, целиком завладевшую его вниманием, самозабвенно ковырялся в ней. 

 — Эй, я всё слышу! Привет, Мику!

— Придётся довольствоваться постом главреда в местном СМИ.

      Мику захлопала глазами. На её лице читался немой вопрос.

Минус два балла и виртуальный подзатыльник мне за отставание мысли от слова. Японке русский новояз может быть знаком только благодаря отцу-инженеру. А тот вряд ли часто в силу профессии упоминает термины «главред» и «СМИ»

 — Ох, имеется в виду, что я — главный редактор стенгазе… настенного… Чёрт, как проще это сказать? — я запнулась на таком привычном и, казалось бы, простом термине. Это ведь даже не «реввоенсовет» или «наркомтяжпром», а обыкновенная безобидная «стенгазета»! Остаётся только поразиться витиеватости путей, по которым развивается великий и могучий руский язык, да отпаивать валерьянкой Владимира Ивановича Даля.

 — «Стенгазету» я уже знаю, — пришла Мику на выручку. — Мы с па немного подтянули перед поездкой разговорные термины, но, похоже, кое-что упустили. А кто тогда библиотекарь? Я сюда за партитурами пришла, а то в музыкальном нету ничего. Мне бы для гитары и ещё для…

 — Шуш! — прервала я её. Надо же, как удобно. — Куда ты так торопишься? Я на вопрос отвечать не успеваю, а ты уже дальше повествуешь.

      Скорость, на которой этот гиперболоид инженера Гарина с аквамариновыми хвостами воспроизводит человеческую речь, вполне способна вызвать у неподготовленного человека приступ паники. Впрочем, подготовленный достигнет немногим большего — паника охватит его через одну-полторы минуты. Пожалуй, самым разумным будет подыскать на время монолога укрытие и оставаться там, пока опасность не минует… Андрей! Хитрая задница!

      Мику, стоило мне замолкнуть, вновь перешла в наступление, но в этот раз словесный каскад всё же существенно потерял в объёме:

 — Извини, никак не могу избавиться от вредной привычки. Постоянно отвлекаюсь. Па пытался меня отучить, но… Ой, ну вот опять. Но если вы оба в стенгазете, то кто заведует библиотекой?

      Ответ на вопрос, к моему несчастью, материализовался на пороге вверенного ей объекта.

 — Мику, ты за нотами? А я всё, что было, как раз в клуб отнесла только что.

 — Вот туда говори, — я указала на Славю. Они отошли к окну и о чём-то зашептались. В этот момент из каморки, пряча что-то за спиной, вывалился брат.

 — Анна, ты наверняка видела в редакции печатную машинку?

 — Она сломана, я уже проверяла.

Андрей кивнул и добавил:

 — Две новости. Хорошая — мне известно, почему она не работала. Вторая — кажется, я её совсем… починил.

С этими словами, из его рук выпала какая-то мелкая деталь и, покатилась по паркетному полу.

 — Наверное, лучше будет с этим к робототехникам заглянуть — протянул он, ретируясь в сторону двери.

 — Раз ты всё равно уходишь, может передашь рыжим наш пламенный привет?

 — Обязательно, — пообещал он. — Про то, какие книги нужны, помнишь?

 — Да чёрта с два я бы иначе тут одна осталась. Вали давай, на обеде увидимся.

Глава I - http://joyreactor.cc/post/2731961

Глава II - http://joyreactor.cc/post/2734911

Глава III - http://joyreactor.cc/post/2740671

Глава IV. Горечь сладкой любви.