Шурик и Электроник

Дубликат, часть 6

Глава 1 http://vn.reactor.cc/post/2956175
Глава 2 http://vn.reactor.cc/post/2967240
Глава 3 http://vn.reactor.cc/post/2986030
Глава 4 http://vn.reactor.cc/post/3004497
Глава 5 http://vn.reactor.cc/post/3021621
Глава 6 http://vn.reactor.cc/post/3051251

VII
Чужие в чужой земле

Оказывается это трудно, по настоящему узнавать другого человека, даже если этот человек тебе нравится. Даже если ты нравишься этому человеку. За шесть часов заместитель руководителя кружка кибернетики и заведующая библиотекой успели три раза поссориться и два раза помириться и сейчас пытались помириться в третий раз.
Началось все с того, что Женя пошутила в своей обычной манере, когда окружающим непонятно, что это: или шутка, или очередная едкость.
— Тебе не поздно еще убежать и сделать вид, что ничего не было.
А Электроник понял все буквально. Ну, почти буквально.
— Если ты так говоришь, значит ты хочешь, чтобы я убежал.
И Женя не нашлась что ответить. Убеждать, что ее не так поняли она не хотела, сказать в ответ: «Ну и скатертью дорога!» — не смогла. Собиралась, но перехватило дыхание.
Были там еще слова, а в результате парочка, собирающаяся распасться не успев сложиться, сидела на лавке. Все там же, в конце библиотечной аллеи, спрятавшись от всех за статуей читающего пионера, каждый на своем конце скамейки, и молчали, отвернувшись друг от друга.
Электроник держался за ручку все того же многострадального портфеля, все искал и не находил в себе силы встать, попрощаться и уйти в кружок. Все таки Жене он не нужен… Женя же, все мучительно пыталась понять, что она сделала не так, что сейчас все рушится. «Сейчас он встанет и уйдет. И всё». Наконец, Сергей решился. Вздохнул, как-то сгорбившись, поднялся на ноги, прихватив портфель левой рукой, повернулся к Жене. «Удачи тебе!» — собирался сказать Электроник, но не успел.
— Спасибо за то, что потратил на меня время. — Женя тоже стояла, наклонив голову так, чтобы в очках отражалось садящееся Солнце, и произносила те слова, которые сумела подобрать, когда поняла, что Сергей сейчас уйдет. Что вот эта мелькнувшая между ними сегодня не любовь, не дружба, не влюбленность, а так, тень взаимной симпатии, это всё, что она получила и получит от жизни. Вообще всё.
— Понимаешь, Женя. — Признается ей Электроник неделей позже, уже в автобусе, когда они сядут рядом и Женя склонит голову на его плечо. — Я вдруг понял, что ты пускаешь солнечные зайчики очками мне в глаза не для того, чтобы дополнительно позлить меня, а чтобы спрятать свои глаза. И тогда увидел тебя. Не умную и симпатичную девочку, которая мне понравилась с первого дня, не стервозную грымзу («Ну спасибо», — подумает Женя), а перепуганную, не знающую что ей делать, девушку, которая прячет свой испуг и растерянность под иронией. Которая еле сдерживается, чтобы не дать себе разреветься в моем присутствии. Которая, действительно, не умеет говорить о каких-то вещах. Я сам не умею, а та девушка — еще хуже. И я нарушил своё правило, рискнул и решил всё про нас самостоятельно.
— А стервозная грымза вдруг увидела твою простоту, Сережа. — Ответит Женя. — Не примитивность, а простоту («Как у отвертки», — пробурчит Электроник), гениальную простоту о которой говорят: «Без страха и упрека». Что бы ты о себе не думал.
А в тот день, портфель упал на скамейку, а Сергей внезапно оказался напротив Жени, взял ее за запястья, и сказал запинаясь, краснея и спотыкаясь через слово: «Тратить время на тебя, Женька, полезно, удивительно легко и приятно. И я собираюсь это так и продолжать». А Женя вдруг уткнулась лицом в Электроника, уронив очки, и, впервые в жизни, заплакала на людях. Парализованный ужасом Сергей только и смог, что обняв Женю дать ей спрятать мокрое лицо у себя на груди, и слушать между всхлипами: «Ты… ты… никто… никогда… никогда не… не называл меня Женькой».

— Ребята, спасибо что пришли. Гораздо приятнее играть для кого-то, даже просто аккомпанировать, чем сидя одной в кружке.
— Тебе спасибо, Мику, — ответила Саша, и продолжила, обращаясь к Максиму, — до дискотечного уровня я тебя подтянула. Еще пару раз позанимаемся, чтобы у тебя все автоматически получалось, и можешь смело приглашать свою «тётю Алису».
Мику смотрела на Сашу с Максимом, стоящих рядом и еще разгоряченных после танца, и любовалась ими. Они так здорово смотрелись вдвоем, оба спортивные, светловолосые, голубоглазые и оба, одновременно, открытые и застенчивые. Жалко даже, что они не вместе. И так не охота их отпускать, потому что они сейчас уйдут и опять сидеть тут в четырех стенах музыкального кружка, в надежде, что кто-то из пионеров вдруг захочет научиться играть на ксилофоне.
— Максим, Саша, а может вы дальше будете заниматься? Ко мне все равно никто не приходит, так что аккомпанемент я вам обеспечу.
Танцоры переглянулись, пожали плечами и: «Мы подумаем», — ответил Максим за обоих.
Все трое вышли на веранду. Уже стемнело и жара отступила, была та самая комфортная температура, когда солнце уже не жарит, а в то же время, прогревшиеся за день, воздух и земля отдают достаточно теплоты, не давая мерзнуть.
— Давайте посидим еще, — попросила Саша, — не хочется расходиться. Только свет не включайте, а то насекомые налетят.
Они присели, вытянув ноги. Мику еще на минутку вернулась в кружок, чтобы поставить там пластинку с музыкой и приоткрыть окно.
— Саш, а ты давно танцуешь? — Спросил Максим.
— Да сколько себя помню, — рассмеялась Саша. — Бальные танцы. Поэтому мне до дискотечного уровня ой как тяжело опускаться, цени. Исключительно ради тебя и Алисы.
— А я, — Максим решился признаться, — подглядывал как ты танцуешь, Саш. Это не бальные. Скажи, почему ты стараешься, чтобы тебя не видели?
— Все подглядывали. — Саша, просто пожала плечами. — Ну, не все, конечно. Видишь ли, Максим, те соло, это просто для души. И как часть души. Вот у Мику — музыка, у той девочки, которая написала сказку и подписалась «Мику Хатсуне», у той слова. А у меня вот такие танцы соло. Я не против если кто-то увидит кусочек моей души, но раскрывать свою душу специально для публики я не готова.
Саша прикрыла глаза и кивнула сама-себе, своим мыслям и замолчала.
Мику, непривычно немногословная, спросила.
— Максимчик, завтра собрание отряда, ты готов?
— Нет, Мику. А как я должен к нему подготовиться? Клятву страшную выучить? Или подойти к каждому из вас и попросить проголосовать за меня?
— Вообще-то, — вмешалась Саша, — все и так проголосуют за тебя. Собрание не для этого, а для того, чтобы ты имел возможность отказаться. Что понять, куда ты попадаешь, ты еще не сможешь. Но, если внутренний голос против, то лучше будет к нему прислушаться. Так мне вчера Лена сказала, только не выдавайте меня.
Они посидели еще немного, обсуждая странности в поведении Лены и Алисы. Вспомнили и про физруков. «Но откуда-то же появилась эта папка. И подписано моим именем и моим почерком, Сашенька, Максимчик. И я чувствую, что могла бы так написать, ну пусть не так хорошо, но похоже. А Леночка и Сенечка отвечают совершенно непонятно». А потом кончилась пластинка
— Пойду я, — Саша вспомнила про время, — спать скоро, а надо еще душ после танцев принять. Максим, я и о тебе договорилась с Ульяной. Пошли, я тебя вперед пропущу, а то тебе еще отбой играть.
Они отправились, каждый к своему домику, за полотенцами, договорившись встретиться у столовой. А Мику смотрела вслед Максиму, уходящему по освещенной аллее, и думала, что пусть эти двое и не влюблены друг в друга, но кажется у Саши появился хороший друг, и это здорово. Потому что Леночка, она замечательная девушка, но иногда ее бывает так трудно понять.

Шурик лежал, глядя в потолок, и ждал, когда угомонится Сыроежкин. Очень хотелось, не дожидаясь утра, пойти и посмотреть на результаты расшифровки. Но, во-первых, было неудобно перед напарником за то, что первое испытание провел без него. А, во-вторых, вдруг там записалось что-то такое, за что потом перед Сергеем будет стыдно.
А сосед по домику все никак не хотел затихать. Ходил по комнате взбудораженный, что-то фальшиво напевая, все порывался рассказать Шурику, какая замечательная девушка работает в библиотеке и выяснял, не припрятан ли у Шурика в чемодане бутылек с одеколоном. А потом, когда уже улегся, все мечтательно вздыхал и ворочался сбоку набок и уснул только ближе к полуночи. Шурик подождал еще минут тридцать, дожидаясь, когда дыхание у соседа успокоится, после чего встал и, не одеваясь, осторожно вышел на крыльцо, прихватив с собой одежду.
Лагерь еще не уснул до конца. Еще горел свет в отдельных домиках, слышно было, как кто-то мелкий, ступая бесшумно, но выдавая себя сосредоточенным сопением, крадется от домика к домику, еще можно было нарваться на вожатую, совершающую вечерний обход. Шурик, не зажигая фонаря над дверью, оделся и, избегая чужого внимания, свернул направо, чтобы обогнуть темное здание административного корпуса с северной стороны и, через полосу молоденьких сосенок выйти на дорожку, соединяющую музыкальный кружок с главной аллеей.
То, что он плохо ориентируется в ночном лесу, Шурик понял почти сразу. Захотел повернуть назад, на свет фонарей освещавших аллею, но, услышав как хлопнула дверь в крайнем домике, передумал: «Еще не хватало, чтобы увидели, как я из кустов выбираюсь». Поэтому оставалось двигаться только вперед, используя для ориентировки исключительно внутренний компас потомственного горожанина, не бывавшего никогда дальше городского пара с аттракционами, куда восьмилетнего Шурика водила мама. Это было… нелегко. Паутина липла к лицу, ноги спотыкались о кочки, ветки норовили сбить очки с лица и приходилось очки придерживать левой рукой, потому что со зрением минус четыре передвигаться без очков в ночном лесу остается только на ощупь. Так что, когда впереди показался свет, Шурик обрадовался и зашагал энергичнее. «Кажется это фонарь и я вышел к поперечной аллее. Сейчас мне налево и я окажусь на перекрестке».
— Ой, Сашенька, а что ты здесь делаешь? Ты ко мне пришел? Но уже поздно. Я вот задержалась у себя в кружке, играла и думала, думала и играла, пересела в кресло и задремала. А проснулась — уже поздно. На часы посмотрела — отбой давно был, а я и не слышала. А жалко, мне так нравится, Максима слушать ведь когда живой человек играет, это гораздо лучше чем запись.
«Вот ведь, как не вовремя!»
— Здравствуй, Мику. Я… гулял. И заблудился в лесу, и к твоему кружку вышел случайно.
«Сейчас пойдут разговоры, — подумал Шурик, — она же не удержится. А попросить не болтать, так еще хуже выйдет. Хотя, попробую. Девочка она добрая, — «Микс!», мелькнуло в сознании, — и понимающая, хоть и болтушка».
— Мику, можно тебя попросить об одной вещи?
— Конечно, Сашечка. — Мику вся подалась вперед.
— Не рассказывай никому, что я заблудился. Неудобно.
— Конечно-конечно, Сашечка. Я — могила! Но, пойдем, я тебя до домика провожу, вот тропинка. А то ты опять куда-нибудь заблудишься. — Приговаривая так Мику убирала хвою, сор, мелкие веточки с одежды Шурика, материализовав откуда-то носовой платок и поплевав на него, стерла паутину и попыталась оттереть следы смолы с лица. — Только… Сашечка, может тебе сначала к умывальникам? Мыло и полотенце у меня в кружке есть. А я подожду.
Вот к умывальникам идти было совершенно незачем. Еле-еле удалось доказать Мику, что до клубов идти ближе и по асфальту, что там есть раковина, что там есть и полотенце, и мыло. Но отделаться от Мику не удалось и Шурику пришлось идти, сопровождаемому японкой, по самой середине ярко освещенной аллеи, под ее бесконечное щебетание, привлекая внимание всех, кто хотел и мог это увидеть. Кажется кто-то увидел, кажется чья-то тень мелькнула от фонаря в кусты: «Ну все, Сашечка, теперь нас точно в парочку запишут», — но Шурику было все равно. Шурик оставив щебетанье Мику, как звуковой фон размышлял, как ему, достаточно вежливо и не обижая, избавиться от общества японки, но так ничего и не успел придумать.
— Вот и пришли, Сашечка. Ой, а там же ваша машина, мне Сережа про нее рассказывал, когда табуретку в кружке просил. А можно на нее посмотреть?
Пришлось сначала показывать. А потом пришлось, выполняя обещание Сыроежкина, усадить Мику на вращающийся табурет и сделать запись.
— Нет-нет, Сашечка, я понимаю, что Сережа будет обижаться, поэтому буду делать вид, будто завтра я в первый раз все это вижу. — Мику посмотрела на Шурика непривычно серьезно, будто решая, можно ли тому доверять. — Понимаешь, для меня это очень важно. А когда можно будет увидеть результаты?
А вот с результатами было не ясно. Потому что пока Мику рассматривала интерьеры кружка кибернетики, пока она хихикала, сидя внутри клетки: «Я обезьянка Мику, умею петь и играть на всех инструментах. Дорогая публика, подходите поближе, не стесняйтесь! — И, внезапно погрустнев. — Сашечка, неужели я и есть всего лишь такая забавная ученая обезьянка?» Пока Мику крутилась, совершая один оборот за десять минут, на своем табурете, непривычно печальными глазами наблюдая за Шуриком. Тот сидел перед монитором и пытался понять, что же выдала ему программа расшифровки.
Теоретически, это должно было быть что-то вроде отдельных кадриков, сменяющих друг-друга как слайды и склеенные в тридцатисекундный ролик. И эти кадрики должны были служить подсказками для самого Шурика, или того, кто там перед этим сидел на вращающемся табурете. Большего, от имеющийся у кибернетиков аппаратуры, и ждать было нельзя. А сейчас, с разрешением 640 х 200, с монитора на Шурика смотрело его собственное лицо, ну, почти его собственное. «Кто-то меня состарил, лет на двадцать, — подумал Шурик, — где-то ошибка в программе. Утешает одно, какой-то результат мы получили».
Шурик запустил программу дешифровки, помог выбраться из клетки Мику, и машинально, совсем не задумываясь и не слыша себя, ответил на ее вопрос, заданный десять минут назад.
— Мику, если даже и так. То, задав себе такой вопрос, ты сделала первый шаг из клетки. — А потом, уже придя в себя, продолжил более впопад. — Результаты будут завтра утром, но где-то я ошибся, поэтому истолковать их правильно, скорее всего, не получится…В общем, завтра после подъема встречаемся здесь.
Они, вдвоем с непривычно притихшей Мику, прибрали все в кружке как было, заперли здание. Шурик проводил девушку до перекрестка, откуда Мику убежала по боковой аллее зацокав каблучками. «Нет-нет, Сашечка, дальше провожать не надо, дальше я сама, короткой дорогой». А Шурик, вернувшись к себе в домик, проспал без сновидений до самого подъема, даже не задумавшись о том, что уверенно добрался до него, тоже через лес, тоже самой короткой дорогой, так, как будто исходил тут все на тысячу рядов.

Утром, однако, никто и ничего не сказал про то, что видел, как Шурик и Мику поздно вечером, вдвоем шли к клубам, а потом возвращались обратно.
Протрубил в горн Максим, убежала Сашка на стадион, пионеры, пользуясь тем, что никто не гоняет на зарядку, начали медленно выползать из домиков и перемещаться в направлении умывальников. Счастливый Сыроежкин с первыми звуками горна подскочил и убежал на пост к домику Жени.
Вожатая, додремывая в шезлонге, наблюдала за постепенным пробуждением лагеря и думала о том, что завтра прибывает опоздавший пионер, что придется селить Алису у себя, а опоздавшего, вместе с Максимом, — в Алисином домике. «Ох и ругаться будет Рыжая». Небо с запада постепенно затягивало тучами, да еще и неприятный такой ветерок потянул с реки. «Кажется, погода все портит, кажется весь день будем сидеть по домикам».
Прозвучал сигнал сбора, пора и на линейку. Нет, горнист в лагере, это, действительно, здорово. Ольга поднялась и пошла на площадь, чтобы там довести до пионеров программу сегодняшнего дня.
— Лагерь, по отрядам, на линейку. Становись!
Семен сзади чуть слышно фыркнул, он всегда фыркает при этой команде, но ничего не объясняет.
Средний отряд подгоняемый Ульяной встал на свое место. Прибежали малыши, построились. Солидно выступили старшие: Мику, Лена, Саша, Алиса на правом фланге. Стоп, а где остальные? Но спрашивать не пришлось, со стороны домиков прибежали Женя с Сергеем Сыроежкиным, а со стороны клубов — Шурик. Все на местах?
— Равняйсь! Смирно! Вольно!
Можно начинать.
— Дорогие пионеры, сегодня седьмой день смены… — Как обычно, в эти минуты, разум у Ольги отключился, а текст пошел на полном автопилоте. — …а программу спортивного праздника до вас доведет мой заместитель.
Семен вышел вперед, оглядел пионеров.
— Вот скажите, товарищи пионеры. А чего вы ждете от сегодняшнего праздника?
«Бега!», «Плавания!», «Футбола!» — раздались выкрики с мест. На слове «Футбол» Семен заинтересованно повернул голову в сторону кричавшего, но промолчал. «Поспать!» — все засмеялись, Ольга поджала губы, а Семен одобрительно кивнул.
«Клоун, — беззлобно подумала Ольга, — сейчас скажет, что...». Ничего Семен не сказал, потому что серые и низкие тучки уже начали сеять дождиком, сперва мелким, но постепенно все более и более сильным и увереным.
— Лагерь. Напра-во! В столовую, бегом, марш! — физрук не стал дожидаться решения вожатой и перехватил инициативу.
А уже под хорошим таким ливнем, оставив Ольгу с Ульяной управляться в столовой с пионерами, побежал с Алисой к складу за плащами: прозрачными накидками из пленки, красными для малышей, желтыми для среднего отряда, синими для старшего и бесцветными для персонала.

Женя в хорошем настроении и Женя в настроении обычном, это два разных человека. Начиная с самого утра, когда поздоровалась с куда-то торопящейся соседкой, и выбежала навстречу Сергею, нет — Сереже.
— Доброе утро, я рада тебя видеть.
— А как я рад, Женя.
И вот это: «как я рад», — еще добавило градус счастья. Даже торчащие у Сергея из кармана шорт полотенце и зубная щетка вызвали только умиление. Что может быть романтичнее совместного утреннего похода к умывальникам и обратно? Зашла Мику, необычно грустная и серьезная, кивнула Сергею.
— Женя, Сережа, не опоздайте на линейку.
Кажется, Мику едва сдерживала слезы, но это парочку сейчас не интересовало, парочка сейчас была самодостаточна. Потом была совместная романтическая пробежка к домику Сергея, чтобы тот оставил там свои умывальные принадлежности, романтическая пробежка на площадь. Романтическая линейка, когда можно стоять рядом и поминутно оглядываться друг на друга, и касаться случайно руки, взяться за руки ни Сергей, ни Женя пока еще не решались. Романтическая пробежка под дождем к столовой, когда Сергей все норовил стащить с себя рубашку, чтобы прикрыть ею Женю.
В столовой Женя перехватила взгляд Шурика.
— На тебя Шурик ворчать не будет? Если будет, ты скажи мне. Я его на место поставлю.
— Не знаю, — Сергей легкомысленно пожал плечами, — сейчас провожу тебя до библиотеки и проверю.
Они забрали у Семена накидки и, стараясь идти по поребрику, чтобы не намочить ноги, побежали под дождем в библиотеку.
И вот, после того как Сергей убежал наконец в свой кружок. «Женя, у меня там сегодня опыт важный, я побежал!». После того, как Женя десять раз поправила на нем капюшон накидки, прежде чем выпустить из помещения библиотеки, после того, как следила за ним в окно и махала рукой, пока Сергей не скрылся за поворотом аллеи. Женя включила настольную лампу и, выбрав книжку, соответствующую настроению, романтическую и теплую, устроилась в кресле, закинув ноги на журнальный столик. Пролистала пару страниц, подняла глаза на зеркало, но под этим углом отражения своего не увидела. Поэтому произнесла просто, обращаясь в пустоту: «Я хочу сказать, Евгения, что вы, определенно, влюблены. Это замечательно, но, если бы не ваша мнительность, вы бы не потеряли целую неделю так бездарно». Улыбнулась своим мыслям и продолжила чтение под шум дождя. Почти невероятно, что кто-то из пионеров соберется в такой ливень в библиотеку. «И как там Сережа? Не промок ли, пока бежал в кружок? Надо будет, чтобы он телефон сюда провел. Из кружка в библиотеку. Тогда, в следующий раз я буду знать, что с ним все в порядке».

*Продолжение, в комментариях.

Недавно показывал племяшу "Посторонним вход воспрещен, или добро пожаловать". И решил перенести одну сценку на БЛ.

Дубликат, часть 6

Глава 1 http://vn.reactor.cc/post/2956175
Глава 2 http://vn.reactor.cc/post/2967240
Глава 3 http://vn.reactor.cc/post/2986030
Глава 4 http://vn.reactor.cc/post/3004497
Глава 5 http://vn.reactor.cc/post/3021621
Глава 6 http://vn.reactor.cc/post/3051251
Глава 7 http://vn.reactor.cc/post/3063271
Глава 8 http://vn.reactor.cc/post/3073250
Глава 9 http://vn.reactor.cc/post/3087408

X
Горизонтальные связи

— Семен, значит, ты думаешь что мы не настоящие? — Лена передернула плечами от своих слов.
— Я не знаю, Лен.
Перед ужином поговорить не получилось, а вот сейчас, когда Ульяна убежала к Алисе, а Семен, от нечего делать, слонялся по лагерю и вышел на площадь, и случился этот разговор.
— Я не знаю, Лен. Для самих себя мы, конечно, настоящие. И мир вокруг нас тоже. Но вот то, как этот мир устроен. И как мы устроены. И физически и духовно.
— Продолжай, я поняла. — Лена принялась что-то рисовать, поглядывая на Семена.
— Мне красивую позу принять? Я могу.
Семен вскочил со скамейки и встал напротив Лены, копируя Генду.
— Ну, если ты именно таким хочешь остаться в памяти потомков. — Лена улыбнулась. — Но ты говорил про наш мир.
Семен тоскливо огляделся. Сел рядом. Вздохнул. Говорить о догадках, интуиции и непроверенных гипотезах вдруг расхотелось. Захотелось просто сидеть, наблюдая, как Лена работает. Да-да, та самая, третья из тех вещей, за которыми можно бесконечно наблюдать. Или дойти до Алисы, постучаться к ней в домик, и секретничать с Алисой и Ульяной уже втроем? «Вот ведь. Алиса относится ко мне лучше, чем я к ней, — подумал, — на Лену вот нашел время, на Алису не смог. Прости меня, Рыжая, я обязательно исправлюсь». Но надо было отвечать.
— Видишь, Лена. Сначала я думал, что все мы, всего лишь модель, которую обсчитывает какой-то супер-пупер компьютер. Но потом… Слишком у нас все нерационально. Люди ладно, но даже лагеря не во всем одинаковые. Будь я компьютером, здесь бы все было по одному образцу. И пионеры говорили бы одинаковыми наборами фраз. А мы в каждом лагере, хоть чуть, но разные. А уж когда просыпаемся. Те же две Алисы, это два абсолютно разных человека. Похожих очень, но перепутать можно, только если не знаешь обеих. Про Ульян вообще молчу.
Лена закончила рисовать и повернула альбом к Семену. Получился «Семен доказывающий теорему». Стоит у едва намеченной классной доски, мел в правой руке, а сам обернулся к классу и смотрит на зрителя чуть ехидно. Вот только…
— Ты меня семнадцатилетним сделала.
— Терпи, я тебя таким вижу.
— А можно посмотреть?
— Смотри, — Лена долго решалась, но разрешила и протянул альбом.
Семен начал листать: Женя с разными выражениями лица, Шурик, поправляющий очки, Максим с горном, тот же Максим, спящий в тени березы. Две Ульяны, большая и маленькая, хлопающие друг-друга пятернями. Ольга Дмитриевна читающая нотацию среднему отряду.
— Когда успела, Лен?
— Ну, книги в библиотеке кончились…
— Понятно.
А альбом был очень интересный и каждому обитателю лагеря было посвящено несколько листов. Семен, прохаживающийся перед строем футболистов. Семен держащий за руку Ульяну. Уже виденный Семен у школьной доски. Саша, танцующая с Максимом. Саша на площади что-то доказывающая Сыроежкину. Саша в спортивной форме на беговой дорожке. Мику за роялем и Мику на собрании отряда грустная, грустная.
— Ты знаешь, что Мику и Шурик проснулись.
— Знаю. И радости им это не доставило. Помнишь, давно-давно, я говорила тебе про занозы в душе. Вот, похоже они не были готовы к тому, чтобы проснуться, но проснулись из-за машины Шурика, а теперь им очень больно.
— Особенно Мику. Ты права.
— Но мы же не бросим их?
Семен только кивнул, как само собой разумеющемуся, перелистывая страницы дальше. Вот Славя, подметающая площадь… Стоп! Славя? Он поднял глаза на Лену.
— Ну, ты рассказывал о девочке похожей на Сашу. Помощнице вожатой в других лагерях. Вот я и представила себе ее.
Звучало неубедительно, но… пусть. А дальше, дальше были две Алисы, одна здешняя, а другая из лагеря Виолы, тут ошибиться было невозможно. Они о чем-то спорили яростно, схватив друг-друга за пионерские галстуки. Почти на грани драки, почти потому что уже ясно, сейчас они еще поорут друг на друга, выпустят пар, потом одна из Алис хлопнет другую по плечу и обе рассмеются. А дальше шли уже совсем незнакомые люди. Мальчики, девочки, мужчины, женщины, — все набросаны достаточно схематично, но все же узнаваемо. Под некоторыми подписаны имена, некоторые безымянные.
— Лена?
Лена посмотрела на Семена неожиданно доверчиво. И, как когда-то рассказала ему о себе и Семене-втором, начала свой рассказ.
Все это началось в прошлом цикле, после той спасательной экспедиции, которую Лена с Алисой предприняли в поисках Семена и Ульяны. «Я тогда тоже, как ты, решила, что наш мир не может существовать. Только я решила, что наш мир не компьютерная модель, а чья то фантазия». А потом Лену заинтересовал человек, придумавший их мир. Какое-то время Лена отбрасывала от себя эту мысль, но снова и снова к ней возвращалась. А дальше приехал Второй и Лене стало не до того. «В конце цикла, когда мы ехали в автобусе, и мой Семен уже уснул, я подумала, что, может, если я пойму этого человека, то я тогда пойму и то, как мне разбудить моего Семена, ведь он тоже придуманный, как и мы все». И Лена попыталась на основе того, что она знает о мире, представить себе придумавшего этот мир автора. Так появился первый «портрет неизвестного» в ее альбоме. «А потом я поняла, что не может один человек столько выдумать и в голове держать». И появились еще портреты других людей. Портретов оказалось мало, возникла необходимость в словах. «И я пошла к Алисе». И оказалось, что Алиса тоже думала об этом, да так, что за неполный цикл исписала уже полторы тетради. Вдвоем дело пошло веселее, у некоторых «неизвестных» появились имена или хотя бы прозвища. «Алиса еще сказала, что эти прозвища называются «ники»». А потом Семен унес Ленину иллюстрацию в лагерь Виолы, а через два часа перед Леной появилась недовольная Ульяна-маленькая и передала новую работу Мику из того лагеря, и ее просьбу: «Что-нибудь с этим сделать».
Мику написала сказку про маленькую планету. Астероид, прямо как в «Маленьком принце». Маленькую планету, на которой только и есть, что один единственный пионерский лагерь. На Земле мало кто знает про эту планету, только несколько человек. И вот, пока хоть один человек помнит и думает о той планете, на ней и в лагере все хорошо. А иначе, каждую смену что-то в том мире теряется навсегда. Уменьшается радиус планеты, исчезают пионеры и никто не вспоминает о них, сокращается территория лагеря, становятся короче смены. И так, пока не останется каменная глыба астероида, лишенного атмосферы. Но и пионеры в том лагере тоже знают о Земле. Не все, конечно. И тоже, пока они помнят о ней, то все на Земле хорошо. «Ну, не хорошо, конечно, Земля она вон какая большая, а пионеров вон как мало, но хоть чуточку, но лучше. И вот у нас все встало на свои места. Никакая мы не модель. Никто нас не придумывал. Есть наши лагеря, Сеть, как вы с Ульяной их называете, есть Материнские миры и есть Земля. И все это связано, через людей. И там, и там, и здесь. И вот мы сейчас переписываем рассказик. То есть переписывают Мику из того лагеря, с нашей Алисой, а я так, на подхвате, почитать, покритиковать, иллюстрации сделать. И Ульянка-маленькая, она — наш почтальон».
— И еще, в рассказе Мику, те пионеры, что знают о Земле, рано или поздно, но уходят туда. Понятно? — Лена смотрела очень строго.
— Да, Лен. Понятно. Девочки, вы умницы. Это лучше моего компьютера. Я горд тем, что дружу с вами. И, если все это правда, я не хочу, чтобы вы, то есть мы, потерялись.
— Если все это правда, то не потеряемся. — Лена улыбнулась. — Говорят, беженцы из Атлантиды всегда узнавали друг-друга. Ну, спокойной ночи. Вон и Ульяна идет.
Подошла Ульяна, села рядом с Семеном, уместив свою голову ему на груди.
— Это хорошо, что ты здесь, Лен. Мне чтобы два раза не рассказывать. Знаете, какой завтра день?
— Воскресенье. Восьмой день цикла.
— Завтра приезжает мой Семен.
— Ты, Лена, почти правильно ответила. Завтра приезжают автобусы во все лагеря. И барьеры между мирами будут проницаемыми. Одним словом, я еще подумаю, что тут можно сделать. И сестренка подумает. И Алиса подумает. А сейчас, пошли спать, Сёмк.

— Па, а зачем я?
— …
— Па, а зачем я?
Шурик проснулся настолько, чтобы найти на стуле очки. Постепенно возвращалось сознание и забывался сон. Чей сон, что в нем было забылось сразу же. Перед ним стояла Яна, трогала его за руку и терпеливо спрашивала: «Па, а зачем я?». Шурик глянул на фосфоресцирующие стрелки часов, «вчера» уже закончилось, а «сегодня» потихоньку вступало в свои права.
— Ян, давай днем. — Шепотом, чтобы не разбудить Сыроежкина попросил Шурик.
— Нет, сейчас. — Яна тоже догадалась прикрутить громкость.
Пришлось вылезать из под одеяла, натягивать шорты и идти на крыльцо.
— Счастье твое, Яна, что сегодня воскресение и можно спать до девяти утра.
Шурик прислушался к своим ощущениям. Нет, признаков присутствия Александра в голове не наблюдалось, хотя часть его привычек, черт характера и ключевые воспоминания перешли к дубликату. «Покоя тебе, где бы ты не был», — подумал Шурик.
— Па, а зачем я? — Яна напомнила о себе.
Нужно было отвечать. «Я не должен чувствовать вину, но мне стыдно. Все проделано Александром. Пусть руками старого Шурика, но Александром. Шурик был такой же технической личностью, как и Яна, но мне все равно стыдно».
— Яна, ты для того, чтобы исчезнуть, умереть. Ты должна была собрать рассеянную в системе информацию… — Шурик говорил долго, рассказывая то, что он вытащил из памяти Александра. — … а потом, лишенный памяти робот бестолково ходил бы по Шлюзу, пока у него не кончился бы заряд. Не удерживаемое ничем нейтринное кольцо вылетело бы из ловушки, а связь с Системой оборвалась. И всё. Для тебя всё. — Про то, что для Шурика это тоже было бы всё, он умолчал.
«Вот теперь я Яне ничего не должен, — Шурик присел на ступеньки, — теперь я ей должен только то, что хочу дать. Надо бы ей ухо поправить и полировку восстановить, — в ожидании реакции робота мысли Шурика лениво перекатывались, — и повоспитывать чуть-чуть, чтобы не будила в пять утра». А Яна опять замерла неподвижно, только повернув голову так, чтобы держать Шурика в поле зрения обоих оптических датчиков. «Интересно, о чем она думает? Надо бы ей сказать, чтобы не замирала надолго, что неприятно так с ней разговаривать. Яна, ты когда замираешь, шевели чуть-чуть какой-нибудь частью тела, чтобы понятно было, что ты живая. Живая? Да, живая!»
— Па, это не то. — Нарушила молчание Яна. — Это я и сама знала. Твоя старшая личность не зашифровала программу.
«Вот, значит как. Моя старшая личность».
— И ты спокойно об этом говоришь?
— Это было мое предназначение.
Шурик не удержался и притянул Яну к себе. Удивительно, но металлический корпус не холодил руку и тело. Удивительно, но Яна приняла это как должное, переступив поближе к Шурику и опустившись рядом с ним на крашенные доски.
— Па, я решила, что это предназначение — ложное. И теперь я ищу — зачем я.
«Дожили, робот спрашивает о смысле жизни». Если бы кто-то, хорошо знающий Шурика, хоть тот же Семен, сейчас наблюдал за ним, он очень бы удивился — Шурик смеялся.
— Дочка, — слово было произнесено неожиданно, легко, и неожиданно легко, — дочка, ты задаешь такой вопрос, на который отвечает, даже для самих себя, едва ли десятая часть всех людей. И то, многие только в конце жизни. А большинство живет не думая, просто как трава растет.
— Я поняла, па. Тогда я буду думать над этим. — Яна убежала, сказав еще на прощание. — Я бы поцеловала тебя сейчас, но не могу. Конструкция не позволяет. Над этим я тоже буду думать.
А неожиданно развеселившийся Шурик вернулся в домик, покосился на спящего Сыроежкина, подмигнул своему отражению и прошептал: «Не надо оваций. Если руководителя кружка кибернетики из меня не выйдет, я всегда могу переквалифицироваться в электрики».

Сашка закончила нарезать круги по стадиону. «А пионеры спят. Пользуются тем, что сегодня нет линейки и можно спать до завтрака, и спят. Вот и Ульяна зря сидит и ждет желающих провести зарядку».
— Доброе утро.
— Ага, привет. — Ульяна зевнула. — Я тут убегаю до завтрака, и после завтрака до обеда. Не обижайте Сёмку без меня.
— Я могу тебе помочь?
— Ты? — Ульяна пожала плечами. — Нет. Но спасибо. — И ушла куда-то в сторону хозяйственных ворот.
Саша вздохнула. Чувствовалось, что Ульяна всеми силами старается поддерживать от нее дистанцию, а причина была не понятна. Но насильно мил не будешь и, поскольку Ульяна никогда не показывала своего недовольства, Саша тоже не лезла выяснять отношения. Потому что всего через неделю смена закончится, и кто знает, удастся ли приехать в этот лагерь на следующий год? Поэтому Саша проводила Ульяну взглядом, быстро, пока Семен еще не вышел из тренерской, ополоснулась в душе и побежала к себе.
Спорткомплекс, столовая, площадь… Ни души, и только на площади случилась остановка. Около флагштоков имел место быть Максим, он увидел Сашку и несколько растерянно помахал ей рукой.
— Привет. Я уже привык, оказывается, в семь утра трубить подъем. И сбор в восемь утра. А сегодня не надо, надо только в девять — на завтрак. А я вскочил и прибежал, еще думал, что проспал. И только здесь опомнился. Так глупо. Сосед смеяться будет.
— Ничего, Максимка. Зато я теперь стала лучше думать о пионерах, не все из них, оказывается, спят до завтрака. Пошли умываться, раз уж не спишь.
Неизвестно, зачем, проходя мимо музыкального кружка, они решили заглянуть в окно. Неизвестно, зачем, увидев Мику за роялем, они решили заглянуть на минутку и поздороваться. Потому что даже то, что в открытое окно изнутри не доносилось ни звука, их не насторожило. Максим чуть отстал от проскользнувшей вперед Сашки и, может быть, даже так бы и прождал ту на веранде, не заходя в помещение, если бы не ее вопль: «Максииим!»
Мику играла. Руки бегали по клавишам, голова чуть качалась в такт музыке, спина наклонялась то вправо, то влево. Губы ее шевелились, а на щеках блестели влажные следы слез. Но рояль не издавал ни звука, пальцы проваливались сквозь неподвижные клавиши, а сквозь тело Мику начинал просвечивать интерьер кружка. «Привидение!» — первое, что подумал Максим. А белая как мел, отчаянно трусящая Сашка, не думала ни о каких привидениях, а бросилась к Мику, обнимая ее. Неизвестно, что сработало: инстинкт, или Сашина скрытая память о том, как она сама начала похоже растворяться, после контакта с Пионером. Но дальше Сашка уже пронзительно кричала: «Мику, останься!», — пока они с Максимом обнимали с двух сторон поролоново-мягкие, но уже постепенно твердеющие и набирающие плотность плечи руководителя музыкального кружка.

Женя обогнула стайку пионеров из среднего отряда, изучающих график посещения бани, и зашла в столовую. Помахала рукой Сереже, стоящему в очереди к раздаче, и пошла отвоевывать столик на двоих.
— Вот и я, с добычей. — Через минуту Сережа опустил на стол поднос с двумя порциями завтрака.
— Приятного аппетита.
Можно было оглядеться. Вот Семен с Ульяной и Алиса с ними, за одним столиком. Вот Мику, Саша, Максим и Лена. Мику необычно осунувшаяся и бледная, но улыбается и ест с аппетитом, больше всего она сейчас похожа на выздоравливающую после тяжелой болезни. Доктор, кстати, поглядывает на Мику с легким профессиональным интересом.
— Что нового, Сережа?
— Нового? Шурик что-то затеял, но пока меня в секреты не посвящал. Встал ни свет ни заря и сейчас, позавтракал вперед всех и куда-то убежал.
— Будешь ему помогать?
— Ох, Женька. — Сережа вздохнул.
— Если позовет — помогай. Я знаю, для тебя это важно.
Поток пионеров от входных дверей к раздаче постепенно иссякал. Последней зашла Ольга Дмитриевна, взяла на раздаче кусок хлеба, положила на него вчерашнюю котлету, накрыла вторым куском и с этаким гамбургером в одной руке, и стаканом какао в другой прошла за столик к Семену. Какое-то время было тихо, только иногда брякали вилки о тарелки, да стоял равномерный шум, обычный для столовых в час пик.
— Жень, — подал голос Сережа, — давай ты библиотеку сегодня не будешь открывать.
— Я и не собиралась. Все равно никого не будет. Воскресенье же, уборка, стирка, баня и так далее. Скажи, а ты умеешь грести?

Перетаскивающая вещи Алиса старательно делала злобное лицо, но, на самом деле, была страшно довольна. «Что тут у нас осталось? Полный шкаф платьев? Интересно, для чего столько платьев, если их ни разу не надевали?» Взять эти платья, постараться сложить их покомпактнее и закинуть на плечо. В руки дополнительно взять картонную коробку с чайными чашками, сахаром, печеньем и мелким барахлом. В дверях столкнуться с Максимом.
— Алиска, тебе помочь?
Сдуть локон со лба.
— Свое таскай.
Ну, Максим и таскал свое. А что свое? Походный рюкзак, с которым он приехал и пару удочек.
— Ты что, на рыбалку ходишь?
— Если получается.
— Пойдешь — меня позови.
Вожатая хитрая: «Я в твоих интересах все решила, так что, Алиса, таскать тебе». Вот Алиса и таскала. «Сразу с крыльца повернуть направо, через два домика налево, еще раз налево и опять через два домика направо. Иду по приборам, а то из-за этих чертовых платьев ничего не видно».
«А вот и Сенька. Тоже сегодня в роли грузчика. Тяжелое ему Ульяна таскать запретила, поэтому у него ходок больше выйдет. Но ему таскать проще, все по главной аллее. Ну Ольга, ну реформатор. А сама сейчас на пляже».
— Сенька, не хватайся за коробку, она легкая. Лучше дверь открой. Как там Рыжая?
— Обещала к двенадцати.
— Значит один час у нас еще есть. Таскай давай. Круглое тащи, квадратное кати.
«Но Ольга все равно молодец, я ей даже дерзить до конца цикла не буду. Наверное».
На завтраке Ольга, подсев к Алисе за столик спросила: «Ну как, готова к переезду?»
— Нет. — Ответила Алиса честно и откровенно.
— А придется.
Вожатая поднялась и сделала объявление, перекрывая шум столовой. «Пионеры и к ним примкнувшие, минутку внимания. Во-первых, с сегодняшнего дня, наш горнист уже официально переводится в старший отряд». Свист, улюлюканье, шум аплодисментов. Максим, встав со своего места, шутовски раскланивается. Ловит взгляд Алисы и подмигивает. А Алиса улыбается невольно. «Но это не все. — Ольга выждала, пока не стихнет шум, и продолжила. — Я решила навести порядок с проживанием персонала. И отдельных пионеров тоже». И вот, командирским решением, Ольга, две поварихи из трех и Персуновы сейчас переселяются в административный корпус. «Физруки, хватит жить в тренерской, когда в корпусе есть спальни для персонала». Максим и Семен-второй, который, кстати, еще не приехал, поселяются в бывшем домике Ольги. Но таскать Ольгины вещи приходится Алисе, не великая цена за то, чтобы остаться жить в своем домике. «А ведь есть и минусы. Теперь вот так, запросто, к Сеньке с Рыжей не забежишь, всегда есть шанс нарваться на вожатку. Ну ничего, у меня будем собираться».
Все, последняя ходка была, дальше уж пусть сама вожатая разбирается. Алиса скинула охапку платьев на незастеленный матрац и огляделась. «А ведь неплохо можно устроиться». Две кровати, шифоньер, книжный шкаф, стол обеденный и стол письменный. Какое-то подобие прихожей, кухонная ниша, с плиткой и раковиной, и, напротив, Алиса толкнула дверь, умывальник, и даже душ за прозрачной занавеской. Все очень маленькое, но своё. Хочешь питайся и мойся отдельно, хочешь — ходи в столовую и в баню.
Будильник, извлеченный из коробки показывал без пятнадцати двенадцать. Пора, наверное. Алиса вышла в коридор и просунула голову в дверь Семеновой комнаты.
— Ну что, идем?
— Идем, Алиса.
Пионеры и к ним примкнувшие из двух лагерей, поодиночке, парами и тройками, старясь не привлекать внимания, исчезали за забором и тянулись к костровым полянам. Не все, в основном старший отряд и чуть-чуть мелких, оставляя на часок лагерь на произвол судьбы. А все потому, что вчера вечером Семен изрек: «Между прочим, костровая поляна выглядит одинаково во всех узлах, где я побывал. Как говорится, видел одну — видел все. Есть еще несколько мест, но поляна симпатичнее всего». За что был вознагражден приглушенным, но восторженным воплем Ульяны и ее репликой: «Гениально, Сёмка. Хоть ты конечно тормоз. Почему раньше не догадался?»
Все когда-нибудь бывает впервые. Впервые обитатели двух узлов нашли способ встретиться. Сеть начинала жить новой, самостоятельной, невозможной, но нормальной жизнью.