аня голая
»Алиса(БЛ) Ольга Дмитриевна(БЛ) Лена(БЛ) Мику(БЛ) Женя(БЛ) Семен(БЛ) Шурик(БЛ) Электроник(БЛ) и другие действующие лица(БЛ) Дубликат(БЛ) Визуальные новеллы фэндомы Фанфики(БЛ) Бесконечное лето Ru VN очередной бред
Глава 1. http://vn.reactor.cc/post/2626275
Продолжение.
II
Зажигание
Проснулся чуть позже вожатой, дождался, когда она выйдет из домика и поднялся сам. Полотенце, мыло, зубной порошок, зубная щетка. Можно было бы и поваляться еще, тем более, что во второй день мне положена такая поблажка, но смысла не вижу. Выхожу, и на крыльце сталкиваюсь с Ольгой.
– Доброе утро Семен, ты чего вскочил в такую рань? Мог бы и поспать еще. Даже до подъема еще двадцать минут, а ты вчера приехал, я бы до линейки тебя не будила.
Холодно. Лето, оно, конечно, здесь бесконечное, но по утрам, пока солнце не поднялось, холодно. Еще бы чуть-чуть и начал бы дрожать.
– Доброе утро Ольга Дмитриевна. Да выспался, знаете ли.
А действительно, как осознал сам себя, так и начал высыпаться после приезда в лагерь. Когда встаю рано, как сейчас, когда валяюсь до самой линейки, но просыпаюсь всегда вместе с Ольгой.
– Ну, тогда тебя ждет зарядка!
Ой спасибо, родная. Вчера Славя помянула Устав, сейчас соседка по домику – зарядку.
– Я надеюсь, что вы это серьезно?
Я, как-то, выработал стиль общения с Ольгой и этот стиль вполне допускает и юмор, иногда даже на грани фамильярности.
Ольга вздыхает.
– Ну, почти. Вообще-то, в распорядке она есть, но проводить некому, вот все и спят лишние полчаса. А так как сегодня линейка в одиннадцать, то и, минимум, целый час. Лишь бы к завтраку успеть. Но если ты захочешь, то спорткомплекс в твоем распоряжении. Подумай Семен, одному пионеру – целый спорткомплекс. Очень выгодное предложение.
Вроде, Миронова у ней фамилия, а товар расхваливает… и о подводных камнях, в лице девочки-ракеты, умалчивает.
– Ольга Дмитриевна, у вас в роду купцы первой гильдии были? Уж больно товар нахваливаете хорошо.
– Нет, из военных мы, а после революции все больше с приставкой «гео-»: географы, геодезисты, геофизики, геологи. Одна я педагог, да и то – географию преподаю.
Я так понимаю, что если спрошу – где преподает, то получу ответ, что здесь, в соседнем городе. Или еще вопрос, о вчерашнем ночном разговоре – что со мной не так? Спросить, не спросить? Но у Ольги настроение для бесед закончилось.
– Так, ты со мной бежишь, или умываться идешь?
Гм. Вчера я аборигенов удивлял, а сегодня они меня. Ольге в шезлонге, с книжкой в руках, сейчас дремать положено. А она в спортивной форме и вся прям вот-вот с места сорвется. Локальная особенность? Может быть. Некоторое время думаю, а не подружиться ли мне с вожатой, на почве бега? В общем-то, она тетка неплохая, хоть и взбалмошная и даже с приступами самодурства, но все решают за меня. Кусты в конце аллеи раздвигаются, и на дорожке появляется Славя, как и Ольга она в спортивной форме.
– Здравствуйте, Ольга Дмитриевна, привет Семен! Семен, ты с нами?
А тут, оказывается, компания для бега уже есть. И, похоже, отношения между здешним начальством здесь чуть более дружеские и чуть менее официальные, чем обычно. Ну, в любом случае, я все еще хочу минимизировать общение со Славей, поэтому мой ответ отрицательный.
– Выпишите мне кроссовки со склада. А то от пробежек сандалеты развалятся послезавтра. Так что, кто-куда, а я умываться.
Ольга со Славей, обгоняя меня, уносятся по дорожке вперед и, напротив пятнадцатого домика, сворачивают в сторону площади. Прикидываю их маршрут: через площадь, в сторону домика Рыжих, оттуда – к выходу на старый лагерь и далее, вдоль забора, не важно с какой стороны, до хозяйственных ворот и оттуда к пляжу. По крайней мере я бы побежал именно так. Ладно, если за территорию выбегать не будут, у умывальников пересечемся.
Иду к умывальникам мимо домика Лены и далее по тропинке, а сам пытаюсь вспомнить свой сон, и ничего я не могу вспомнить, кроме того, что снились местные катакомбы, надо было сразу этот сон мысленно пересказать самому себе, тогда бы запомнил, а так: катакомбы и какие-то люди в них. Или не люди? Или не совсем люди? Нет, не помню. У умывальников некоторое время размышляю, насколько радикально я хочу все поменять? В данном случае «радикально» означает, что я сниму рубашку и умоюсь ледяной водой до пояса. Пока рыжие спят, можно каверз, в виде испорченной или пропавшей рубашки не опасаться. Ну, я, хотя бы, попробую. Снимаю рубашку и остаюсь в одних шортах, открываю кран и осторожно подставляю ладонь под струю воды. Б-р-р-р-р… И так холодно, когда снял рубашку стало в два раза холоднее, а сейчас – в три раза. Ну его нафиг, такой радикализм! Сейчас зубы почищу, личину смочу и все будет хорошо.
– Семен, оказывается с тобой еще не все кончено! Из тебя, оказывается можно человека сделать!
Ну, спасибо, что хоть не порядочного пионера. Спортсменки успели добежать до умывальников и сейчас даже прервали бег, ради моей скромной персоны. Была бы мускулатура, я бы сейчас принял красивую позу и поиграл бы ею, а так я дрищ-дрищем: худой, длинный и сутулый. А еще я стесняюсь сейчас этой своей худобы и сутулости, перед ботами стесняюсь. Бот стесняется ботов, да.
– Закаляешься? Не будем тебе мешать. Ну что, Славя, мы отдохнули? Бежим дальше?
Славя, не произнесшая за всю сцену ни одного слова, только улыбается, молча кивает, и администрация «Совенка», полном составе, уносится дальше, в сторону пляжа. И, мне не показалось, бесенята в глазах Ольги так и мелькали. Куда я попал? Или это то, что я вчера заглянул в музыкальный кружок, запустило такие перемены? А мне теперь приходится таки проводить закаливающие водные процедуры – спалился. Поплескав себе на грудь, лицо, шею и спину ледяной воды, почистив зубы и изрядно забрызгав все вокруг, растираюсь полотенцем, натягиваю рубашку и отправляюсь в домик, дремать до завтрака. По дороге к домику, у музыкального клуба, встречаю всю зомби-компанию бредущую к умывальнику: Лена, Мику, Алиса, Ульяна. Я здороваюсь, но они только невнятно бурчат в ответ, им нет до меня сейчас никакого дела, они еще не проснулись, кроме, может быть Ульяны.
– Что новичок, на улице дождь или ветер?
– Да.
Огибаю компанию, и пусть Ульяна дальше сама думает, что значит мое «Да».
Жду завтрака, сначала в домике, через десять минут приходит с пляжа ОД и выгоняет меня, выхожу на улицу и жду завтрака в шезлонге. Совершенно бесцельное времяпрепровождение, лучше бы поспал, тем более, что сегодня можно. А еще, думаю о том, что стоило мне самому, да, мне самому отойти от сценария и собственной маски, как пионеры стали раскрываться с неожиданной стороны. Выходит вожатая и присаживается на крыльцо.
– Я ваше любимое место занял, Ольмитриевна? (Захочет – сама выгонит, но спросить надо).
– Сиди Семен, я, как раз на своем любимом месте сейчас сижу. Жаль только редко получается.
Ну да, больше на пляже, или на кровати с книжкой. Хотя, конечно, в этом и есть талант администратора – все наладить так, чтобы само крутилось, а самому валяться с книжкой на кровати.
– Чему улыбаешься?
– Уютно у вас, я так думаю.
Вспоминаю вчерашнее групповое заступничество передо мной за Ульяну, но спрашивать мне лениво, потом, как-нибудь.
– Придумал уже, чем будешь заниматься?
Да к побегу готовиться. И, в перерывах, за Ульянкой с топором гоняться, так и скажу. А на самом деле буду думать об одной вещи – о своей дальнейшей жизни. Отвечу-ка я правду. Если вожатая запрограммирована, она либо наорет на меня, либо не услышит, а если подумает своей головой, то… Посмотрим, что она скажет.
– Ольмитриевна, чем по вашему можно заняться в течение одной оставшейся недели? Конечно, работать над собой.
Ольга встает, нависает надо мной, и, уперев руки в бока, чтобы казаться побольше, выдает.
– Семен, ты же музыкальным кружком интересовался? Сразу после линейки пойдешь обходной подписывать, и чтобы обязательно куда-нибудь записался! Ты меня понял?!
– Я в медпункт запишусь, Ольмитриевна, или к Двачевской на курсы. – Со смехом отвечаю и бегу спасаться в сторону столовой.
Все верно, задумавшийся пионер, он ведь хуже откровенного лодыря, лодырь понятен и прозрачен, а этот, он до чего угодно может додуматься. Поэтому, пусть будет при деле и, если не хочет делать кошкороботов, то пусть таскает сахар для вожатой. Вряд ли, правда, Ольга такой про меня вывод сделала, она, скорее, решила, что я над ней просто издеваюсь. Ладно, наверняка обойдется без последствий.
В столовой оказываюсь за одним столом с кибернетиками.
– Здравствуйте.
– Доброе утро. Ты новенький, Семен, да? А я Электроник, настоящий.
Далее следует самопрезентация Электроника, которую я вчера сорвал своими выходками, не вписывающимися в сценарий. Шурик в это время кивает мне и жмет руку. Сейчас охмурять начнут.
– Семен, ты не хочешь к нам записаться?
Главный по охмурежу, сейчас и всегда, у нас Шурик. И чего же вам не хватает, скажите мне, пожалуйста?
– Тут такое дело, нам не хватает рук.
О как, ну хорошо хоть рук! Значит негр вам нужен, а я тут причем?
– И где я вам негра найду, ребятушки?
– Нет, ты не обижайся, но нам и правда не хватает рук. У нас проект, который мы никак не успеваем до конца смены. А еще постоянно идут ходоки с просьбами что-то починить: то усилитель дискотечный, то лагерное радио, то еще чего подобное. Лагерь-то на самообслуживании, сам видишь, из персонала тут только вожатая, врач и кухня, вот и занимаемся рутиной. Потому нам и нужен кто-то, на кого можно спихнуть неквалифицированную работу по всем направлениям.
А взамен мне обещаны некоторые послабления режима и более терпимое отношение со стороны вожатой, а так же характеристика и рекомендации для поступления в технический ВУЗ.
На самом деле, я их понимаю. Самого бесило, когда приходилось тратить время на тупую работу, да и приди они ко мне с такими условиями в первой половине моей допобежной жизни, я бы, наверное, подумал. А сегодня…
– Нет ребята. Я здесь всего на неделю, и тратить эту неделю на раскручивание-закручивание винтиков и на продувку плат от пыли я не хочу. Да и просто мне это не интересно.
– Что-то такое и ожидалось. Но спросить мы были обязаны. Bon appétit.
Ну, мы тоже не штиблетом консоме хлебаем, поэтому отвечаю на понятном кибернетикам языке.
– Merci.
На этом мои познания в языке Вольтера и Гюго, в общем-то и заканчиваются, но, кажется, кибернетики тоже выложились по полной программе. А я, наконец-то, приступаю к завтраку, что тут у нас? У нас тут: каша пшенная на молоке, хлеб белый, два куска, кубик сливочного масла на одном из кусков, и маленькая порция яблочного джема в пластиковой ванночке запечатанной фольгой, а на жидкое – какао. Местное какао, оно слишком сладкое, на мой вкус, но придется терпеть. Разделываюсь с кашей, размазываю подтаявшее масло по хлебу, собираюсь проделать тоже самое с джемом и обнаруживаю его отсутствие. Пожимаю плечами, голодные пионеры, они такие, они изо рта кусок вырвут. Попутно вспоминаю, как что-то красное мелькало на периферии поля зрения. Вот не хотел поить ребенка компотом с перцем, но, наверное, придется. Иначе не отвяжется.
В любом случае, завтрак закончен и я пока пускаю события на самотек. До линейки еще час, можно было бы попросить обходной заранее и добежать хоть до доктора, но лень. Поэтому я иду в лесок разделяющий пляж и лодочную станцию и там устраиваюсь так, чтобы не отсвечивать ни с пристани, ни с аллеи, за эти циклы я научился неплохо скрываться, когда мне нужно подумать.
Традиционно задаю сам себе вопрос: «Итак, что мы имеем!» А имеем мы лагерь, в котором я, кажется, запустил нестандартное течение цикла. Запустил двумя ударами: когда пошел знакомиться с Мику и когда, вполне мирно, пообщался с Алисой на сцене, вместо того, чтобы встретить ее на крыльце столовой. В отличие от попыток в предыдущих циклах все получилось достаточно легко, видимо, чем раньше ты вмешиваешься, тем легче расшатать лагерь, и еще, поступки изменяют ситуацию гораздо эффективнее, чем слова. Слова, они вообще никак не изменяют, слова, они просто игнорируются. Интересно, что было бы, если бы я начал импровизировать прямо на остановке? Как? Ну, например, представил себе, как я, прямо на остановке, целую Славю в уста сахарные. Да, у всех губы, а у Слави именно, что уста сахарные. Эх, сарафан бы Славе и кокошник еще, как дополнение к устам. Улыбаюсь. Не стал бы я, по некоторым причинам, ее целовать, так что этот пункт отпадает. Лагерь, правда, сопротивляется, пытается все вернуть к исходному сценарию и история с Ульяной, и попытка меня покормить, со стороны Слави, тому подтверждение. Попробовать дальше по озорничать? Дополнительно к тому, что мне нужно решить – как жить дальше? Ответ даже не обсуждается, иначе можно с тоски умереть, иначе, двенадцать циклов назад, можно было бы и не убегать. То есть, передо мной стоит две задачи: тактическая – разработать план «мелких пакостей» и стратегическая – разработать план собственной жизни. Ох! По второму пункту, конкретно, ох! Может, ну его, второй пункт, да и первый, кстати. Может продолжить импровизировать? Тоже вариант, но то, что, просто так, тупо убегать из лагерей бессмысленно, это, похоже, даже вон тому ёжику, который бегает во внеурочный час – средь бела дня, понятно.
Пора, наверное, и на линейку уже. Хочу встать и слышу, как по мосткам, ведущим на пристань, кто-то идет. Два раза кто-то: один кто-то туда, другой кто-то обратно.
– Привет Лена. Семена не видела?
Славя? Да, она. А Лена, получается, на пристани отсиживалась. Сейчас из кустов выскочу.
– Привет. Нет, не видела.
Сейчас из кустов выскочу со страшным криком.
– Линейка сейчас начнется, а его нету. И в домике нет.
Сейчас из кустов выскочу со страшным криком. В черном плаще.
– Хочешь, чтобы мы поискали?
Сейчас из кустов выскочу со страшным криком. В черном плаще, который распахну. Вот это будет мелкая пакость – все лагеря за один раз, циклов на десять сразу, расшевелю. Лезет же бред в голову! Это что, мне подсознание подсунуло в ответ на мою мысль про «уста сахарные»?
– Даже не знаю. Я видела, как он сюда завернул, вот чувствую, что он где-то здесь же, рядом.
Сейчас, только из кустов выползу, по возможности бесшумно. Отползаю метров на десять, встаю на ноги, отряхиваюсь и выхожу на главную аллею напротив входа в столовую. Так и выходим на площадь все четверо: я, Лена, Славя и, как и я, вынырнувшая откуда-то из кустов Ульяна. Ульяна делает вид, что не замечает меня, я делаю вид, что не замечаю ее, хотя так и подмывает спросить о судьбе джема. А еще я думаю, это что, меня теперь так и будут Славя с Ульяной пасти? В стиле: злой и добрый полицейский? У меня штампик «Склонен к побегу» в личном деле появился? Так бесполезно, я все равно сбегу, когда нужно будет, и места я знаю, где спрятаться можно, так что не найдете. Пожимаю плечами и встаю в строй.
– Ты чего?
– Ты о чем, Славя?
– Плечами пожимаешь. Непонятно что-то?
– Нет, это я о своем думаю. Все хорошо.
– Семен, Славя, прекратите шептаться в строю!
Яволь, фрау вожатая! Она, правда, фрейлен, но фрау – солиднее.
Все хорошее, когда-нибудь заканчивается и почти все плохое, кстати, тоже, это я про линейку, да. Мне дают обходной и отправляют навстречу приключениям. А я что? Я иду в музыкальный кружок самой короткой дорогой, по аллее мимо домика кибернетиков и дальше по тропинке. И, кстати, иду с удовольствием.
Мику в этот раз, наверное в виде исключения, сидит не под роялем, а за ним и, по-моему, ждет меня. По крайней мере, обрадовалась очень искренне.
– Ой, Сенечка, как хорошо, что ты пришел.
– Явился, сейчас будешь должок отрабатывать.
А это уже Алиса. Мог бы и догадаться, что так будет, каждый раз, при обходе с бегунком, на нее натыкаюсь.
– Алисочка, не груби, ты же не такая! А то Семен больше не захочет с нами общаться. Сенечка, Алиса говорила, что ты играешь…
Вопрос и просьба одновременно. Тут же Двачевская протягивает гитару: «Давай, отрабатывай!»
– Алис, если это продолжение вчерашнего спора, то ты понимаешь, что с тебя тогда одно желание?
Алиса слегка краснеет, не знаю, что она там обо мне подумала.
– Что еще за желание?
– Я еще не придумал, но обещаю, ничего неприличного не будет, наверное, я подумаю.
Гляжу на краснеющую Алису, гляжу на ее раздувающиеся ноздри – я удовлетворен.
– Алис, не взрывайся. Ничего мне не надо, я так сыграю.
– Сенечка. – Это Мику. А мы тут с Алисой тоже поспорили. Умеешь ты играть, или нет.
– Ну и какая же ставка? И кто на что поставил?
– Не важно, или играй давай, или отказывайся – Алиса привычно грубит.
– На трех аккордах?
Я вопросительно смотрю на Алису.
– Зубы не заговаривай! Хоть на одном сыграй!
Я, наконец, беру гитару в руки, смотрю на девушек и, перед тем как начать говорю.
– Все отдают себе отчет, что вы играете лучше меня? Так что терпите, сами напросились!
На кухне мышка уронила банку.
Черная фишка, белка в колесе.
Когда заканчиваю, девочки, некоторое время переглядываются, потом кивают друг-дружке, видимо экзамен выдержан. Ну, я особо не боялся, сами они меня однажды учили и тогда же и одобрили. Понятно, что практики не было и я сильно сдал, но не настолько же, чтоб совсем разучиться.
– Хиппи что ли? И хаер у тебя подходящий.
Алиса фамильярнейше запускает руку мне в волосы.
– … подходящий, но слишком чистый.
Я только улыбаюсь и отрицательно качаю головой.
– Алисочка, а по-моему Сеня не о том пел.
Мику напевает чистым голосом
С силами собравшись, до зари поднявшись, и
С песней северного ветра по шоссе…
– Жаль только, что на концерте не исполнить. Ольга Дмитриевна не поймет. Сенечка, ты точно не хочешь в кружок записаться?
Мы все-таки репликанты. Потому что для девочки, прожившей шестнадцать лет в Японии, Мику поразительно и подозрительно хорошо говорит по русски и ориентируется в советских реалиях.
– Микуся (пусть будет Микуся в этом цикле, Алиса при этом фыркает), я принципиально никуда не записываюсь, но заходить буду так часто, что еще надоем, это я обещаю.
Ставлю гитару на место, а сам протягиваю обходной Мику. Она чиркает там автограф, а Алиса комментирует.
– Мог бы и сам заполнить, все равно Дмитриевна его смотреть не будет.
А то я не знаю. Но отвечаю другое.
– Так интереснее. Сейчас к нашим техническим гениям пойду, послушаю, как они меня вербовать будут.
– Тогда подожди, я с тобой.
Алиса поднимается, мы прощаемся с Мику, и я замечаю, каюсь – впервые за все циклы замечаю, какая у той замечательная открытая улыбка. За такую улыбку я сразу же прощаю ей всю ее болтливость, и прошлую и будущую. А еще мне теперь думать: где кончается управляющий сценарий и начинается импровизация маски, где кончается импровизация маски и начинается свобода воли? Страшно боюсь разочарований, но всегда ловлю вот такие вспышки человечности, это как знак, что не все еще потеряно для бедных нас – репликантов, включая и меня самого, конечно же.
Выходим из музыкального кружка и по дороге Алиса говорит
– Знаешь, иди к ним сам. Не люблю Сыроежкина, боюсь – не сдержусь и в глаз ему засвечу.
– Тут я тебя понимаю Алиса, я сам его в больших дозах с трудом перевариваю. Вроде и ничего плохого, но, как прилипнет, так хочется или убежать, или силу применить.
На перекрестке у как всегда неработающих душевых расстаемся: я направо – к кибернетикам, а Алиса налево – на площадь.
Против ожидания, кибернетики меня почти не домогались. Или мой отказ за завтраком подействовал, или то, что как раз прозвучал сигнал на обед, но Шурик только спросил.
– Не передумал? Жаль. Ну, давай сюда обходной.
В клубе все стандартно: чертежи, верстаки, приборы, кошкоробот, кибернетики… Нет, не мое это. Когда учился у Электроника слесарным и столярным навыкам – даже нравилось, и Электроника терпел в больших количествах, но, как только выучился до необходимого мне уровня – ушел и не жалею.
Кибернетики остаются запирать клуб, а я, через умывальник, отправляюсь в столовую.
Пока делал крюк к умывальникам, пока умывался, основная масса народу уже пообедала, практически, из знакомых в столовой вижу только Лену. Киваем друг-другу, думаю – не составить ли компанию, но, пока думаю, место рядом с Леной успевает занять Женя. Чтобы не мешать девочкам сажусь за отдельный столик и разбираюсь с обедом. Суп с гречкой, сосиска, пюре, компот, два куска хлеба и пирожок, как выяснилось, с капустой. В общем-то даже не плохо. Пока обедаю столовая пустеет, остаюсь только я и двое дежурных – сегодня это девочки из среднего отряда, они уже начали наводить порядок с противоположного угла, не дожидаясь, пока я уберусь. Я сижу за колонной, на своем любимом месте, чтобы не отсвечивать от входа, поэтому только слышу, а не вижу, как в столовую входит Ульяна, здоровается с дежурными и исчезает на кухне – еще одна жесткая привязка сценария. Сейчас она вернется с куском мяса, а я отправлю ее за булочкой и, пока она ходит, насыплю ей перца в компот. Не буду.
Возвращается Ульяна и идет в мой угол, огибает колонну и сталкивается со мной лицом к лицу. Это настолько неожиданно для нее, что она сбивается с шага, но пересиливает себя и садится со мной за один столик. Все это молча, не говоря ни слова. Перед Ульяной поднос, на подносе стакан чая и тарелка с парой булочек. Ну, молчит и молчит, я дожевываю сосиску и уже нацеливаюсь на компот, когда Ульяна лезет в карман и достает оттуда утреннюю порцию джема, которую, все так же молча, и ставит передо мной. И ведь видно, что Ракете чертовски не хочется этого делать, что она пересиливает себя, но делает. Тоже интересно, что стало причиной этому поступку: сценарий, импровизация, свобода воли или накачка, допустим, Алисы? Но, что бы там не думала вожатая и прочие аборигены, но я не могу обидеть Ульяну, просто не могу. Для меня Ульяна это, прежде всего, та девочка, которая бросалась в шахте защищать меня от Шурика, которая спала на моем плече, которая, которая прибегала ночью к моему домику, чтобы поцеловать, и убегала счастливая, которая, одна из всей компании, махала мне руками, морально поддерживая меня, во время моего первого удачного побега, это – настоящая Ульяна, а не здешняя мелкая пакостница. Да и здесь она оказалась лучше, чем пыталась создать о себе мнение, поэтому я молча беру этот несчастный джем и ставлю его на поднос перед Ульяной. Та какое-то время думает, потом вскрывает упаковку, берет одну булочку, ту что побольше естественно, и мажет ее джемом, а тарелка со второй булочкой, и остатки джема оказываются передо мной. Не капризничаю. Все это, повторяю, происходит при полном молчании обеих высоких сторон, только, когда я вымазываю остатки джема на свою булочку, мы смотрим друг-другу в глаза и коротко киваем. Кажется какое-то перемирие между нами установлено, кажется персональных пакостей можно не опасаться, хотя разговаривать со мной по прежнему не хотят.
Обед закончен, относим с Ульяной грязную посуду на мойку, выходим из столовой и разбегаемся, каждый по своим делам. Ульяна, я так думаю, на промысел жуков и саранчи, а я – выполнять последние два пункта сегодняшнего задания: медпункт и библиотеку, причем последний пункт – обязательный, почтовый ящик на странице Шопенгауэра никто не отменял.
Медпункт. Ничего не могу о нем сказать, кроме того, что он полностью повторяет все лагерные медпункты виденные мной до того, включая и самый первый, и отличается от самого первого только одним, в нем нет Виолы. В нем нет Виолы, а та докторша, что имеется в наличии, при всем портретном сходстве, совершенно не похожа характером, а очень напоминает замотанного жизнью участкового терапевта из районной поликлиники.
– Здравствуйте, мне бы обходной подписать.
– Давай сюда. Жалобы на здоровье есть?
– Нет.
– До свидания.
И все это, не поднимая головы от журнала.
В библиотеке вообще все без изменений, даже Женя такая же, как везде и, как и в шести предыдущих лагерях, отметины на нужной мне странице: подчеркнутое ногтем слово и углубление от остро заточенной спички в углу страницы. Кто-то еще продолжает двигаться передо мной, в каждом лагере, в котором я побывал, я вижу эти метки. Может и мне продолжить путешествие? Но, как бы там ни было, завтра мне предстоит наведаться в библиотеку еще раз, чтобы оставить свой автограф. Осторожно, чтобы не разбудить хозяйку, покидаю библиотеку – я поставлю закорючку в обходном сам, и в дверях сталкиваюсь с Леной. От неожиданности Лена вздрагивает, роняет «Унесенных», я бросаюсь поднимать, Лена тоже бросается поднимать, мы бьемся лбами. И все это под язвительные комментарии свежепроснувшейся Жени, что-то про то, что сотрясения кое у кого точно не будет, в связи с отсутствием мозгов, и про то, что клеить переплет за нас она не намерена и лучше бы этому переплету вообще уцелеть, потому что у Жени бедная фантазия и казнь для нас будет не самая изощренная. К счастью для нас все заканчивается благополучно, меня даже не выгоняют из библиотеки, пока Женя проверяет целостность издания. Выходим, наконец, из библиотеки и на крыльце облегченно улыбаемся друг-другу. Ну, это я улыбаюсь, а у Лена коротко смотрит на меня, чуть поднимает уголки губ и опять опускает взгляд на свои туфли. Неловкость, неловкость, неловкость…
***
Продолжение в комментариях
Бесконечное лето Ru VN Фанфики(БЛ) Визуальные новеллы фэндомы
Интермедия: сновидение первое
Под ногами хлюпает жижа. Странно что… А, вот и ноги промочил.
Поднялся ветер, но вопреки закону простой порядочности, направления он не имел, дуя отовсюду и во все стороны. Меня проняло холодом до костей, возникло чувство, будто мышцы под кожей сами отделились от скелета и заёрзали в попытках найти уголок поуютнее. Туман отступил вместе с порывом сверхъестественного сквозняка, уступая место лесу, по-осеннему окрашенному в рыжий, жёлтый, бурый, красный цвета. Было тихо. Шумели только ежесекундно причёсываемые воздушным потоком верхушки столетних елей, сосен, осин и кедров. Первобытная жуть. Казалось, вот-вот над головой должен пронестись одуревший ото всей своей рептильей сущности птеродактиль и прокаркать глупое приветствие грядущему меловому периоду.
Снова подул ветер, но этот порыв был уже нормальным, с чётким направлением из условного «оттуда» в «туда». Позади послышался слабый гул, перекрываемый мерным перестукиванием, словно сталкиваются друг с другом сухие деревяшки. Я повернулся. Это были не деревяшки — на голой ветке сгорбленной, но подобно пережившей две мировых войны, революцию, индустриализацию и перестройку старухе — несломленной и прочной в своей сгорбленности, берёзе висел предмет, отдалённо напоминавший китайский ветряной колокольчик: конструкция состояла из сухих, неаккуратно обломанных костей, подвешенных на леске. Ветер гудел, проходя через полости в трубчатых и играл на адском ксилофоне более мелкими, сталкивая их между собой. Несмотря на подобную деталь декора, лес никак не представлялся местом сколько-нибудь опасным, даже наоборот. В закатных лучах буквально красного небесного светила, бывшего по субъективной оценке, раза в два крупнее привычного солнца, окружение создавало ощущение близкое если не к счастью, то к… умиротворённости? Я закрыл глаза, поддаваясь неизвестному порыву. Ветер затих вновь. Замолк и колокольчик. Тишина задрожала. Я почти ощущал её физически. Нет, акустическая тишина тоже является физическим явлением, но это СОВСЕМ ИНОЕ.
Внезапно, на грани слышимости выделился Звук. Едва различимый, он доносился из глубины леса, в направлении… Ох. Светлой была мысль сориентироваться по «солнцу», но оно пропало с небосвода, хоть это никак и не отразилось на степени освещённости — деревья всё также отбрасывали длинные тени, как если бы звезда всё ещё висела на своём законном месте. Тогда, я принял за основу позиционирования направление отброса теней и пошёл на Звук.
Несколько минут спустя, путь мне преградил, как я изначально подумал, земляной вал — он тянулся вдаль по обе стороны от меня, теряясь за стеной деревьев. Откос вала был не слишком крут, что позволило мне с минимальным усилием забраться на него. Сверху были уложены ржавые, под стать окружающей цветовой гамме рельсы. С другой стороны насыпи, сокрытой под наслоением дёрна и мха, лежал точно такой же лес. Единственным отличием «той» его части от «этой» был остов паровоза, покоящийся в кювете. Этот трудяга с некогда красной звездой на лбу давно оставил надежду — он больше не питал иллюзий, что люди не бросят его гнить посреди нигде, он покорно доживал свой век, став ещё одним ветряным колокольчиком, ещё одной игрушкой, созданной однажды умелыми руками и брошенной в забвении.
Звук стал громче, но всё ещё не мог быть опознан как что-то конкретное. Я спустился в «ту» половину леса, намереваясь добраться до его источника во что бы то ни стало. Звук трансформировался из неразборчивого гудения в слова:
«…следуя своим убеждениям и докажи, что я …»
Окончание фразы заглушил рёв гудка электровоза и мир схлопнулся в материальную точку.
__________________
Отчего-то, поднимаясь с утра пораньше принято распространяться о том, что видел во сне. Дурацкое клише. Тем паче, что если я и вижу по ночам мультики, то под утро начисто забываю их содержание. Вот не задерживаются они в голове, хоть тресни! В детстве я думал, что это проказничает надоедливый гном из сказки Андерсена — в красном колпаке и с чёрным и пёстрым зонтами. Даже пытался его задобрить: продержался без косяков что-то около недели, после чего перестал верить во всякую чепуху вплоть до новогодних праздников, будучи, как и все дети, весьма меркантильным в вопросе подарков. Сегодня мне определённо ничего не снилось. Сами попробуйте провести первую ночь на новом месте без подушки, которую заменяла багажная сумка.
Утро нового дня вступило в свои права и в данный момент оповещало об этом округу гудком состава, пёршего где-то там, за дверями дома. Вставать не очень-то хотелось, но я понимал, что всё равно уже не засну. Себя не обманешь, пора разлеплять глаза. Ай. Солнце слепит. Щурясь, я кое-как выполз из-под одеяла. Сестра, всё ещё спала. То ещё зрелище — рот открыт, слюна по подушке. Будь я сказочным принцем — сто раз бы подумал прежде чем лезть целоваться.
Я присел на край кровати и легонько тряхнул её за плечо, повторяя фразу, которой вчера будили меня:
— Проснись и пой!
— Заткнись и спи. — сонно промямлила Анна и накрыла голову одеялом, обнажая пятки.
Тут уж я не утерпел и полез её щекотать — сестра взвизгнула от неожиданности, резко подскочила вместе с одеялом и, перейдя в вертикальное положение, попыталась пнуть меня коленкой в районе почек. Пришлось срочно выбирать между жёсткой посадкой на пол и гарантированным внутренним кровотечением. Не очень-то сложный выбор.
— Ты что творишь, приспешник Белиала? — Анна нащупала на тумбочке очки и нацепила их на нос.
— А на что похоже? — я встал с пола и потянулся за своими стёклами.
— На самоубийство. На очень тупое самоубийство. Сколько на часах?
Этого я не знал — за всё проведённое в лагере время, часы ни разу не попадались мне на глаза, а единственным способом хоть как-то определить время были солнце, да сигналы к обеду и отбою, звучавшие с каждого столба.
— Утро, — кратко сообщил я, натягивая рубашку и морально подготавливаясь к процедуре завязывания галстука.
— А. Так ещё полно времени, — сестра зевнула, — увидимся часиков в одиннадцать, — она снова улеглась на кровати и закрыла лицо подушкой.
— Э-э нет, даже не думай! — я стащил с Анны одеяло, — что я вожатой скажу?
Анька, лишившись своего укрытия от неминуемо приближавшегося подъёма, переложила подушку обратно под голову, прижала ноги к груди и капризно прогнусавила:
— Ну Андрю-ю-х! Соври ей чего…
— Не-а, это так не работает. Вставай-поднимайся, рабочий народ! Нам сегодня ещё перед рыжими карточный долг отрабатывать.
— Потерпят!
Кажется, пришло время для самого убедительного аргумента:
— А завтрак тоже потерпит? Учти, я тебе из столовой ничего таскать не собираюсь. Будешь уповать на милость Двачевской, а если долг ей не выплатить, то получишь разве что фантики от «раковых шеек».
Анна что-то безрадостно буркнула себе под нос, поднялась с кровати и начала одеваться. Знаю, о чём вы думаете: чего это я не собираюсь даже отворачиваться, раз уж фройлян в неглиже? Попрошу не забывать, кем мы являемся друг дружке на самом деле, и что зовут меня отнюдь не Чезаре Борджиа. И вообще — моё вам презрительное «фу». Кстати, что-то я не слышу никаких претензий со стороны Аньки.
— Ну, а у тебя идеи на сегодня есть? — поинтересовался я.
— Надо разбираться в положении вещей, — сестра вытащила из-под матраса тот самый блокнот, что предъявляла мне вчера её будущая «я», и начала что-то в нём черкать — у меня есть пара наиболее разумных гипотез, но для их проверки потребуется хотя бы базовое оборудование, так что этим стоит заняться в первую голову, а уж отталкиваясь от того, насколько широким окажется материальное обеспечение…
— Могу взглянуть? — прервал я её, протянув руку. Анна передала мне свои записи, в том числе и старательно заштрихованные до полной нечитаемости. Любопытства ради я пролистал несколько страниц вперёд, и убедившись, что наш вчерашний разговор никто в него не занёс, вернулся к записям сестры. Те заметки, что Анна сочла достойными не быть вымаранными в основной своей массе касались проверки физических констант на соответствие земным значениям: механика, электричество, термодинамика. На теории всё выглядело вполне разумно, но на то она и теория, чтобы идеализировать практику.
Вздохнув, я вернул Анне блокнот.
— И всё вот это ты собиралась проворачивать в условиях детского лагеря? Кто из нас ещё более чокнутый? Да сказочно повезёт, если удастся найти хотя бы хороший вольтметр и я не говорю уже о повторении опыта Кавендиша! Чем ты собиралась заменить медные шары? Гирями из спортзала?
Сестра расправила наконец-то завязавшийся галстук. Вышло не слишком опрятно, но на фоне моих успехов в этом деле выглядело сносно.
— Твои соображения? — заметив кумачовое месиво, обвивавшееся вокруг моей шеи, она взялась воевать и с ним.
— Серьёзные отклонения от значений можно отмести по косвенным признакам: организм человека заточен миллионами лет эволюции под определённый уровень гравитации, атмосферного давления и прочей физической лабуды, и уж поверь, будь что не ладно — мы узнали бы об этом сразу же.
— А как насчёт более специфичных параметров? Скажем, удельные теплоёмкости железа или золота на организм человека не очень влияют.
— Ты и их помнишь? — поразился я.
— Техническая литература и куча свободного времени — прокомментировала сестра, — был у меня период, когда научная фантастика временно закончилась.
— Ну ты и дура, Ань, — я усмехнулся.
— Что? — удивилась она.
— Типичный сумрачный гений, даром что не тевтонский.
— В смысле?
— Вместо строительства вундервафельниц найти простой справочник по физике тебе в голову не приходило?
Анна трижды моргнула, выпучила глаза и зависла, так и оставшись стоять посреди комнаты, вцепившись в мой галстук. Знакомое состояние — когда рвётся шаблон мышления, все жизненные процессы за исключением мыслительного у меня отрубаются подчистую. Десять секунд спустя, она отмерла и как ни в чём ни бывало, продолжила:
— Кстати, а что по поводу социальной составляющей? История тоже может…
— Давай о гуманитарке продолжим за тарелочкой чего съедобного? — взмолился я, — С вечера маковой росинки во рту не было.
В подтверждение моим словам, живот недвусмысленно заурчал, требуя свою утреннюю порцию белков, жиров и углеводов.
Закончив одеваться, мы вышли наружу. Давненько я с жизнью в городе на утренний холодок не выползал. О чистоте атмосферы и вовсе промолчу — помнится, очищенный воздух в некоторых странах у нас нынче продавать начали. Стоят себе рядом прилавки: в одном — мороженое в рожке, во втором — воздух в баллонах. Любые блага цивилизации за ваши деньги.
Вдохнув полной грудью, я прибалдел: «утро в сосновом бору, лайт-версия». Солнышко светит, птички поют, сосенки опять же. Медведей бы сюда, ну да откуда им тут взяться? Местные пионеры и стадо слонов бы со стоянки выжили, водись те в средней полосе России.
— Доброе утро! — Славя, одетая в чёрную спортивку с двумя характерными полосками по бокам, приветствовала нас с сестрой со всем, присущим ей жизнелюбием. А что, кстати, она тут забыла?
— Утро, угу, — не слишком приветливо отозвалась Анна.
— И тебе гутен морген, Славяна-свет-Батьковна! — бодро ответил я, — Чем обязаны?
— Я вас поднимать шла, — отрапортовала она, заливаясь краской, — вы зарядку пропустили.
В груди тихонечко ёкнуло.
— Что, совсем-совсем пропустили? — я исполнился предвкушением новой выволочки, — вот зараза!
Насколько я знал по рассказам старшего поколения — распорядок дня в пионерлагерях всегда поддерживался с особым фанатизмом и такие косяки, само собой не приветствуются.
Анна стояла рядом и молча ждала окончания беседы, всем видом показывая, что ничуть не интересуется её содержанием. Чем-то ей Славя не нравилась, и это уже была личная неприязнь
— Не переживай, — поспешила утешить меня Славя, — не вы одни. Алиса с Ульяной тоже не пришли.
Ещё бы. А угадайте, в каком составе вчера собиралась ячейка революционной борьбы против скуки? Если наша рапунцель сейчас сделает правильные выводы, то нагоняй нам четверым будет обеспечен.
— Ну, раз вы уже на ногах, давайте на линейку. Ольга Дмитриевна программу на сегодня перед завтраком объявит.
— Ты иди, а мы не умытые ещё, — Анна подала голос, — к умывальникам завернём и догоним, — и с нажимом добавила, — и провожать нас НЕ НАДО.
— Так и быть, только не задерживайтесь, — Славя, вопреки моим ожиданиям продолжившая приветливо улыбаться, развернулась и отправилась по своим делам.
— Ань, ты за что так Славю невзлюбила?
За неуставным обращением вновь последовал тычок локтем.
— Бесит, — односложно процедила она, — ты лимон когда-нибудь целиком прожевать пробовал?
— На новый год, лет в пятнадцать.
— И как ощущения?
— Передёргивает всего. Ещё очень хочется выплюнуть эту кислятину и почистить язык.
— Славя — лимон, — подвела итог Анна.
— Беспокоюсь я за ауру твою, она так за три дня совсем позеленеет.
— Слушай, Калиостро пионерского разлива, а с чего ты её вообще защищаешь? Неужели втрескался?
В такие моменты принято смущаться. Да с чего она взяла? Нет, Славяна разумеется, красавица и умница, да и комсомол не за горами, но… ах, это был мой старый враг — сарказм. Опять он меня чуть на лопатки не уложил.
— Ну ты скажешь, мать! Я дяденька уже большой, на пионерок и мультяшных принцесс западать как-то не по статусу. Особенно если эти категории смешать в такое вот синеглазое чудище.
— Ладно, — сестра усмехнулась, — пошли умоем рожи и раз уж заставил встать ни свет ни заря, прогуляемся, пока остальные на линейке тухнут. Зря я что ли Феоктистову отшила? — она схватила меня за руку и потащила за собой. Ну, а мне что делать? Бросить её? Так всё равно на линейке сдать придётся, раз уж одна светлая голова нас уже видела на ногах и продравшими глаза. Пропадать, так вместе, я так считаю.
***
Анна, ни разу не подозревая, откуда в лагере посреди самого натурального ничерта берётся вода, и уж тем более, какими методами она нагревается, видимо, решила сэкономить время и сунула под струю голову целиком.
— И-и-и-и! Какаясволочьотрубилагорячуюводу?! — проорала она на одном дыхании, отскочив от умывальников.
— Не знаешь броду — не лезь в воду, — прокомментировал я, и острожно зачерпнув воды, плеснул ей себе в физиономию. Сразу обдало бодрящим холодом. Айс, как говорится, — ух, лепота!
— Н-н-не вы-вы-пендри-ивайся, а то п-п-плохо к-к-кончишь.
— Зубами не стучи, это эмаль разрушает.
— Сначала покажи диплом стоматолога, а уже потом советы давай, — парировала она, но дрожь в зубах всё же уняла.
Только я собирался ответить Анне новой подколкой — для нас это стало спортивной дисциплиной по типу пинг-понга, как что-то белое и очень быстрое покинуло травяные заросли, в один миг добралось до меня и ничуть не теряя скорости, забралось мне на спину. Я даже запаниковать не успел.
— Нифига себе, — глаза Анны округлились и радостно заблестели, — на живца и зверь бежит.
— Пока ты тут глазами хлопаешь, зверь бы меня давно сожрал, — я медленно, стараясь не дать повода отложить в меня яйца или ужалить, развернулся спиной к сестре, — оно на- или под рубашкой?
— Спокойно. Без глупостей, — она с плохо скрываемым весельем воспроизвела старое клише, — эта тварь может почуять страх…
А также утаскивать людей в своё логово, ага.
— Ну, что там?
— Среднеавстралийский тушканчик-птицеед. Всё, дыши. Можешь поворачиваться.
В ладонях Анна держала белую крысу, пялившуюся на окружающий мир чёрными глазами-бусинами.
— Так вот ты какой, тушканчик-птицеед. Ну, и что нам с тобой делать?
— В поликлинику сдать, для опытов, — раздался голос позади нас.
К нам шагала мадам в белом халате, скрывающем под собой… мда, весьма впечатляющие формы. Такой размер вообще бывает? Тпр-р-ру! Отбой, пионер, глаза находятся выше! О, гетерохромия. Такое сочетание особых примет точно нескоро забудется.
— Давайте скотину сюда, разнояйцевые, — она протянула Анне клетку, — пока эта злодейка опять кусаться не начала, — та послушно запихнула зверюгу в принадлежащую ей жилплощадь.
Анна прочла вслух содержимое небольшой таблички, закреплённой на клетке:
— «Эксперимент № 404, ответственный: Коллайдер В.Ц.», — так она лабораторная?
— Свободолюбивая, — пожаловалась на крысу хозяйка, — вечно сбегает на поиски свободной любви. А с тобой, Экзекуция, — она подняла клетку на уровень лица и погрозила грызуну пальцем, — мы пообщаемся позже. Лично стерилизую. Без анестезии!
Халат, лабораторная крыса, общий вектор шуточек — всё это в условиях летнего лагеря может сочетаться только в одном существе — медработнике.
— Извините, а… — я решил перетянуть внимание, но был оборван.
— Извиняю, — медик не отрывала взгляда от клетки, продолжая осматривать зверька — Виола. В присутствии начлагеря — Виолетта Церновна. Клизмы, бинты, соль, спички — недорого.
— А как насчёт зелёнки? — нашлась Анна. Разговор сам шёл в нужное русло, так почему бы и не?
Виолетта Церновна — назвать эту, с вашего позволения, даму, Виолой язык не поворачивался — взглянула на нас так, что возникло ощущение, будто нахожусь я в кабинете рентгеноскопии.
— Зелёнку, девочка моя, заработать надо — ответила она бархатным голосом, — если я её даром раздавать стану всякий раз как пионеры в карты режутся, то ни на какие болячки потом не хватит.
— И как же зарабатывать?
— Чему их только в школе учат, а, Экзекуция? — обратилась врачиха к крысе - Значит так, фазанята, — заговорщицки перейдя на полушёпот продолжила она, — после завтрака шуруете в медпункт, я на правах кооператива вас у вожатой арендую, пробирки протирать, а там уже разберёмся кому, сколько, куда и каким методом. Всё ясно? Взялись за ручки и магом шарш.
Едва мы успели развернуться, как она снова нас остановила.
— Кое-что ещё, разнояйцевые. Вы молчок про Экзу, а я не сдаю двух… пионеров, прогуливающих отрядное мероприятие без уважительной причины. Вот теперь кыш!
Второй раз повторять нужды не было и опомнились мы только на подходе к столовой. Демоническая женщина, дальнейшие комментарии излишни.
— Андрей, как думаешь, зачем ей крыса? — спросила сестра, пробираясь через кусты, отгораживающие сосняк от цивилизации.
— Может, под Шапокляк косит? — включил дурака я, — Выходит, честно говоря, так себе — не тот типаж.
— Поправь меня, если ошибаюсь, — Анна проигнорировала шутку, — но животные тут под запретом и кому, как не человеку от медицины должно быть это известно.
— Тем не менее — фактум эст фактум. Крыса-нелегал в лагере есть и находится на её попечении. И кажется, мы её этим шантажируем. Что думаешь?
— Я думаю, что с таким могущественным существом как врач, тем более — единственный в округе — дружить полезнее. В том числе и для здоровья.
***
Все наши, кроме рыжих, уже расселись кто куда и увлечённо поглощали завтрак. Тем же занятием, видимо, занималась и Ольга Дмитриевна, поскольку никто не воспрепятствовал моему и Анны присоединению к трапезе.
— А вот теперь вещаем за гуманитарку, — забросив в желудок несколько ложек перловки начал я, — детали с содержанием моего школьного учебника истории явно не сходятся, это мы ещё вчера уяснили.
— Предлагаю, образно выражаясь, проверить глубину норы, — отозвалась Анна, — у нас под боком библиотека, после медпункта наведаюсь туда и наведу справки.
— Идёт, — согласился я, —, а тем временем я загляну в клуб на предмет технической литературы.
— А разве тебя эти, — она показала на Сыроежкина с Шуриком, оживлённо о чём-то беседующих в дальнем углу. Причём, Электроник как-то уж очень фанатично размахивал ложкой, — потом без членского билета выпустят?
Я обречённо вздохнул и отмахнулся.
— Что-нибудь придумаю, где наша не пропадала.
Как говорится — безвыходных положений не бывает в принципе. Только вот того, кто это сказал сразу после его речи сразу же замуровали в кирпичной стене. Кажется, тот товарищ познал эту истину слишком поздно. Или умел проходить сквозь стены, что маловероятно. Будем учиться на его ошибке.
Меня снова хлопнули по спине, да так, что я чуть не поперхнулся куском сосиски, который перед этим отправил в рот.
— Салют, ботаники! — Алиса придерживалась вчерашнего репертуара.
— О, Алиса. Присаживайся, — взбодрилась Анна, — на линейке была?
— Пришлось, — недовольно призналась та, — Феоктистова ни свет ни заря из постели, считай, вытащила. Пришлось досыпать в стоячем положении. Впрочем, Дмитриевна и сама почти такая же была — вроде не заметила.
— Утро доброе! — в этот раз вместо открытой ладони, по моему хребту пришёлся Ульянин кулачок. Вот вроде и маленькая, недостаток сил с лихвой компенсируется дурью, — гони сосиску!
Я поглядел на ухмыляющуюся морковку, затем на оставшуюся половинку сосиски, с издевательской улыбкой запихнул её за щеку и довольно заявил:
— А фот фих тефе!
— Жадина-говядина! — надулась Уля и показала мне язык.
— Да пусть подавится, — снова «поддержала» меня сестра, — чего толку эти концентраты жрать. Сам же потом по врачам шарахаться и будет.
— А вы, кстати, где шарахались? — снова встряла Двачевская.
— В отличие от некоторых, мы на сон время не тратим, — покончив с трапезой, я откинулся на спинку стула, — Сон — пережиток царизма!
— Короче, Склифосовский.
— Производили разведку местности. Укромные углы подыскивали, чтоб трупы закапывать, — свёл я всё к шутке, не придумав нового вранья.
Алиса выпучила глаза. Всё бы отдал, чтоб посмотреть, как у неё кефир из носа потечёт, но свою порцию та уже вылакала. Анна, увидев её реакцию, тоже решила подыграть:
— Так-то, Двачевская. Пионеры спят, а нам, маньякам самая работа, — протянула она, зачёрпывая ложкой кашу.
— Не хотите говорить — и не надо, — заговорила вновь Ульяна, обчистив свою тарелку. Гоните лучше зелёнку.
— Зелёнка… в процессе. К обеду будет, — пообещал я.
— Уль, а может их на счётчик поставить?
— Я тебе поставлю! — сестра возмутилась, — изменение условий договора без согласия на то одной из сторон — это девятнадцатый век, а сейчас за такие штучки… хмумпф! — я закрыл ей рот ладонью.
— Анна хотела сказать, что жадность — это плохо. Ну куда вам столько зелёнки? Не через румынскую же границу вы её контрабандой переправляете! Так, сестрёнка?
Анна, вместо того, чтоб согласно кивнуть, скрестила руки и закатила глаза.
Ульяна дёрнула соседку за рукав, не дав ей ответить, и указала в пространство позади нас.
— Поняла, валим, — согласилась Алиса. Я и Анна обернулись в указанную Ульянкой сторону — к нам приближались Ольга Дмитриевна с медсестрой. А медсестрой ли? Вряд ли медсёстры проводят опыты на живых существах. Тут скорее докторша. Да, пусть будет доктором.
Раздался звон брошенных ложек, стулья зашаркали по кафелю и в следующий момент ни Алисы, ни Ульяны за столом уже не было. В слаженности союзу рыжих, походу, мог позавидовать иной отряд спецназа.
— Вот, Виолетта, о них я и говорила. Парень правда, импульсивный чересчур, но думаю, сестра его в узде сдержит.
Виолетта Церновна бросила на нас критический взгляд.
— Ну я не знаю, Ольга Дмитриевна, может всё же твою помощницу вместо него в пару к близняшке отдашь?
Я едва сдерживался от того, чтобы расплывшись в улыбке, испортить доктору Коллайдер эндшпиль. Откуда, интересно, она про неприязнь Анны к Славе узнала?
— Славяну я и так уже загрузила, — вожатая стояла на своём, — она в библиотеку на уборку вызвалась.
Ну ещё бы, станет она такие ценные кадры разбазаривать. Другое дело — сплавить докторше кого не жалко, а той только это и надо.
— Ладно, тогда беру комплект, — позволила она себя уговорить. Как итог — и своего добилась, и подозрений не вызвала. Голова…
— Так, близнецы. — Ольга обратилась к нам, — как закончите завтракать — будет вам «поработать». Идёте в медпункт, Виолетта Церновна на месте всё объяснит.
Мы, до этого молча наблюдавшие за диалогом, переглянулись и согласно кивнули.
***
— В общем, технику безопасности вы и сами знаете, — от напускной серьёзности, которую доктор Виолетта излучала в столовой, не осталось и следа, — от себя добавлю, что в пределах моих владений принимать что-либо вовнутрь можно только с моего разрешения, как и нажимать на красные кнопки. Надеюсь, вы не дальтоники.
С этими словами она распахнула пред собой дверь медпункта и вошла внутрь. Приглашения для нас не последовало и мы вошли сами.