бл ольга

Чтобы я еще эти ебучие саксофоны рисовал... ну нахер. Да еще вкупе с руками такой содом начинается...

Небо в чашечке цветка (часть 1)

Евгения попала в безвыходное положение.

«Ну кто так мебель делает?! Наслать бы моровую язву на собиравшего этот шкаф, а того, кто его сконструировал — отправить в Страну без возврата!» — твердила она про себя.

Сегодня у Евгении был очень тяжёлый день. Сегодня пришлось обойти всех должников, чтобы к отъезду вернуть выданную литературу.

«Хорошо, что местные отроки меня боятся и беспрекословно отдают книги!»

Сегодня вожатая потребовала напялить импровизированный «карнавальный костюм» по случаю дурацкого бала, с которого Женя сбежала при первой же возможности, сославшись на обязанности библиотекаря.

Битый час она под изнуряющий шум концерта проверяла карточки и заполняла бланки, дабы сдать всю отчетность Ольге Дмитриевне, каковую (Евгения это прекрасно знала) та даже не станет проверять. Но «если уж делаешь работу — делай её хорошо!»

И в довершение всех злоключений от Жени посмела сбежать ручка, пока та распрямляла затёкшую от сидячей работы спину. И не просто свалилась со стола, а закатилась под Треклятый шкаф!

Этот шкаф, служивший насмешкой над здравым смыслом, являл собою результат вероломного деяния профнепригодного мебельщика, который создавал своё нечестивое творение с одной единственной целью — нести человечеству страдания!

Пространство между днищем Треклятого шкафа и полом сделано крайне малым, не позволяя просунуть в него швабру, но всё же не отсутствующим напрочь, что вызывало необходимость протирать там пыль. Каждый раз во время мытья полов Евгении приходилось садиться на корточки, от чего моментально затекали ноги в казённых туфлях, и вручную заталкивать под него тряпку, а потом стараться распрямить её на максимальную площадь. И так по нескольку раз в неделю.

С превеликим удовольствием Женя опрокинула бы Треклятый шкаф ногой и, admaiorem dei gloriam, разрубила топором, однако же она была назначена ответственной за вверенное ей социалистическое имущество, а потому вынуждена лишь мысленно посылать проклятия создателям сего чудовища.

«Да сократит Энлиль твои дни, да отвернёт Уту свой лик от тебя!» — таково было её пожелание неведомому творцу шкафа, когда округлая советская ручка закатилась под его творение.

За неимением иных исправных писчих инструментов, Евгении не оставалось ничего иного, как попытаться достать её. К несчастию, ручка укатилась далеко. Пришлось встать на карачки. В этой  ситуации радовало одно — пол был чистым, благо Женя сама его вчера вымыла. Но даже её миниатюрная девичья рука с трудом протискивалась под Треклятый шкаф. В конце концов, преодолев всё днище, она ухватила ручку и возликовала! Но торжество длилось недолго — едва попытавшись вытащить руку обратно, она почувствовала, как часы на запястье, распрямившиеся после узкого днища, упираются в стенку шкафа...

Она подёргала рукой — бесполезно. Ремешок был крепким, лакированным, с надёжной застёжкой — сама выбирала.

Евгения застряла.

Находится в таком положении было крайне неудобно. А хуже всего, что ей никто не придёт на помощь. Кричать бесполезно — любой её вопль заглушит проклятая музыка. А после концерта все будут отмечать королевскую ночь. Если кто-то и появится возле библиотеки, то с целью совершить пакость, а не освободить из плена необщительную библиотекаршу.

От таких невесёлых дум стало совсем тоскливо. Ещё и рука начинала затекать.

«Плачь! Никто никогда не услышит тебя! Кричи! Никто не утрёт твоих слёз!» — вспомнилась ей цитата из очередного псевдоинтеллектуального паблика.

И у неё непроизвольно навернулись слёзы.

«Ну хоть бы кто-нибудь сюда пришёл!» — в отчаянии взмолилась она.

Сейчас Евгения была бы рада даже придурошному Электронику.

Он посещал библиотеку несколько раз на дню. Начитанный, интеллигентный, целеустремлённый — он выгодно отличался от большинства спермотоксикозных имбецилов. В принципе, Сыроежкин мог ей понравиться, если бы не был столь назойлив! Он докучал Жене всю смену, постоянно требуя искать специализированную литературу, которой a priori не могло быть в маленькой лагерной библиотеке. Он мешал ей спать, он отрывал её от чтения, он пытался вовлечь её в какие-то сомнительные мероприятия. В итоге у неё сложилось убеждение, что Электроник темнит и приходит к ней вовсе не ради знаний, а с какой-то иной целью. Получается, он тревожил её впустую, и это жутко бесило!

Его товарищ Шурик представлялся более серьёзным и ответственным, но, похоже, того интересовали только механические женщины...

Устав пребывать в неудобной позе, девушка легла на живот. Ей оставалось только предаваться размышлениям.

Пожалуй, в «Совёнке» Евгении нравилось. Малолетняя публика вела себя неагрессивно, туземные барышни не казались коварными интригантками. Пионерки из старшего отряда даже зарекомендовали себя приятными и дружелюбными. Но, боги, о чём с ними говорить??? Они же, кроме быта и школьной программы, ничего не знают!..

Ещё Женю напрягало отношение к ней как к ребёнку и прочие ограничения лагеря — более всего, отсутствие тёплой воды и нормального туалета. Зато ей дали работу, позволяющую находиться вдали от орущей мелюзги, читать и спать сколько угодно, наслаждаясь тишиной и прохладой. Восседая за библиотечным столом, Евгения чувствовала себя вавилонским писцом — человеком привилегированным и уважаемым за свою учёность.

Если бы ещё не было Треклятого шкафа!

Казалось, прошла вечность, прежде чем заскрипела библиотечная дверь. Евгения приподнялась на колени и, обернувшись, увидела стоящего в недоумении Семёна Персунова.

Семён появился в лагере в последнюю неделю смены. Однако у Евгении возникло впечатление, что она видит его не первый раз. Но когда и где, а точнее— в каком мире, они могли пересечься?И каким образом познакомиться? Ведь по виду он — типичный оболтус. А каковы увлечения пубертатного оболтуса: отлынивать от учёбы и любой другой ответственности, тусоваться с себе подобными и пересказывать им дебильные шутки, искать алкоголь и сигареты, гонять в очередную игрушку, следуя стадному инстинкту, вести себя так, чтобы выглядеть «крутым» в глазах других унтерменшей, выпрашивать у родителей дорогие безделушки, и, конечно, самый главный интерес — куда пристроить свой распухший от гормонов детородный орган. Если советский разгильдяй чем-то и отличался от столь знакомого российского, то только отсутствием компьютера. В общем, ничего общего у них быть не могло.

И тем не менее, Женю не покидало стойкое ощущение, что их что-то связывает. Наверное, персона Семёна вызывала заинтересованность своей загадочностью, непохожестью на остальных обитателей лагеря, а, возможно, и влекла её чем-то другим.

Поэтому Евгения не сильно разозлилась и не попыталась убить, заметив однажды его физиономию в окне своего домика как раз в момент переодевания, а просто швырнула в него веником. Она не была избалована вниманием особей мужского пола, и ей импонировало даже такое проявление симпатии. Но вскоре Женю посетила мысль, что Семён подглядывал вовсе не за ней, а надеялся увидеть в домике пышные перси её соседки Слави. И Евгения, к собственному изумлению, сильно расстроилась.

Королевская ночь (часть 1)

Королевская ночь. Последняя ночь перед отъездом из лагеря. Ночь, когда можно всё.

Семён был наслышан о том, как отмечали Королевскую ночь в летних лагерях, хотя сам там никогда не был. Сколько весёлых гулянок, сколько шалостей и бесчинств творилось в это время при явном попустительстве вожатых! Некоторые потеряли невинность именно этой ночью.

Семёну не хотелось уезжать — ведь за неделю в «Совёнке» с ним случилось приятных событий больше, чем за всю жизнь. Но грустить было некогда — он предвкушал грядущее веселье. Рыжие наверняка что-нибудь замутят!

По случаю прощального вечера был объявлен костюмированный бал-дискотека. Ульянка нарядилась пиратом. Лена сшила платье русской дворянки. Её сестра Алёна ожидаемо пришла в костюме Алисы Селезнёвой. Кибернетики изображали то ли космонавтов, то ли роботов. Женя нацепила простой дождевик и каждому, кто подходил к ней, шипела: «Я  — Смерть. Если не отстанешь — убью!»

На сцене давали концерт Мику и Алиса. На Мику была странная рубашка-сарафан с длинными рукавами и открытыми плечами. Она сказала, что это её сценический костюм, в котором она выступала в Японии. Алиса же пыталась одеться как тру-металлист или панк, но, поскольку в лагере достать подходящие шмотки было невозможно, она надела драные штаны и чёрную футболку (размера на два короче), намалевала на спине знак «анархия», а в качестве ожерелья намотала на шею велосипедную цепь. И они ещё как-то умудрялись играть со всем этим безобразием!

Над толпой преобразившихся порой до полного неузнавания пионеров возвышалась фигура Ольги Дмитриевны в костюме сказочной волшебницы, но злые рыжие языки тотчас же окрестили её «ведьмой». Отчудила Виола: она где-то взяла обтягивающий латексный костюм с откровенным декольте — наверное выписала из ГДР (в медпункте лежал какой-то журнал на немецком языке). Удивлённым обитателям лагеря медсестра наплела, что она —гостья из будущего, но Семён знал: она изображает «секс-бомбу» или «женщину-вамп». А Толик приклеил синей изолентой пучок травы к лысине и говорил всем: «Я — Чипулино».

В целом, короткие сроки на подготовку и ограничения лагеря, а ещё, возможно, нехватка фантазии и рукожопие местных пионеров привели к тому, что большинство импровизированных костюмов смотрелись крайне убого. Созерцание происходящего вызывало в голове Семёна желчные мысли:

«Наверное, отсюда берёт начало традиция уродливого русского косплея — бессмысленного и беспощадного».

Сам он поначалу хотел вырядиться Леной,но потом подумал, что это не лучшая идея. Да и лень было готовиться. Поэтому он просто снял галстук со значком и в таком виде пришёл на бал. На претензии вожатой он заявил, что подготовил костюм бедного рабочего мальчика, угнетаемого капиталистическим классом, предъявив в качестве доказательства дырку на шортах и рубашку без нескольких пуговиц (всё это стало следствием насыщенной жизни в лагере).

Концерт был в самом разгаре, когда Семён заметил в толпе пионеров незнакомую девочку в зелёной толстовке с большими круглыми блямбами на капюшоне.

«Интересно, кого она косплеит? Лягушку что ли?»

Увидев, что странная девушка разговаривает с Алёной, он собрался было подойти и узнать, кто это, как его окликнула Славя.

— Семён!

Славя... Первая девушка, которая встретилась ему в лагере. Девушка, спасшая его от голода в первую ночь. Всегда собранная и внимательная, всегда дружелюбная. Рядом с ней Семёну было легко и спокойно.

— Привет! — отозвался Семён, оглядывая её с головы до ног.

На ней было длинное белое платье в народном стиле с вышитыми красными орнаментами. Голову украшал венок из полевых цветов. «Русская красавица» — по другому не скажешь. В «Совёнке» вообще не было некрасивых девушек, но красота Слави была какой-то особенной. Тёплой что ли.

— Тебе очень идёт этот наряд! — искренне восхитился он.

— Спасибо, — улыбнулась Славя, — я сама его ткала, а потом вышивала узоры. Ты тоже хорошо выглядишь.

За последние дни они много времени проводили вместе и успели сблизиться.

— Семён, я хочу позвать тебя со мной водно место.

— Зачем? — напрягся он.

— У меня там есть дело, и нужна твоя помощь, — она обворожительно посмотрела на него.

Славя ему очень нравилась, но всё их совместное времяпрепровождение сводилось к одному — она загружала Семёна работой: то они вместе собирали ягоды, то ходили в лес за грибами, а сегодня он рубил дрова для бани. И не то, чтобы она заставляла его трудиться — просто, наблюдая за вечно занятой девушкой, было неловко оставаться в стороне.

— А может хватит дел на сегодня? —Семёну не хотелось ей отказывать, но и грядущая работа совсем не радовала. —Давай лучше отдохнём, повеселимся...

— Это очень важно, и одной мне никак не справиться. — она посерьёзнела.

— Ну тогда попроси кого-нибудь ещё... —попытался открестится он.

— Нет, Семён, нужен именно ты, — она достала из большой холщовой сумки через плечо венок и надела ему на голову.

— Ну, Славь, сегодня ведь наша последняя ночь в лагере, — заныл Семён, — Королевская ночь, а я так пропущу всё веселье...

— Будет тебе веселье, — она игриво посмотрела ему в глаза, — я покажу тебе такое веселье, какое ты больше нигде не увидишь!

И Семён сдался.

— Ну ладно, ловлю на слове, — сказал он,хотя прекрасно понимал, что опять придётся вкалывать.

Семён нехотя поплёлся за ней.

«Эх, пропущу всё самое интересное...» —вздохнул он.

Они завернули за сцену и вышли в лес.

Рассказ — мой, картинки — чужие