Результаты поиска по запросу «
ножки девочек
»
Бесконечное лето Ru VN Семен(БЛ) Ульяна(БЛ) Алиса(БЛ) Мику(БЛ) Ольга Дмитриевна(БЛ) и другие действующие лица(БЛ) очередной бред Дубликат(БЛ) Визуальные новеллы фэндомы Фанфики(БЛ)
1 глава http://vn.reactor.cc/post/2732304
2 глава http://vn.reactor.cc/post/2740447
3 глава http://vn.reactor.cc/post/2744500
4 глава http://vn.reactor.cc/post/2752906
5 глава http://vn.reactor.cc/post/2755836
6 глава http://vn.reactor.cc/post/2765088
7 глава http://vn.reactor.cc/post/2771649
8 глава http://vn.reactor.cc/post/2783898
9 глава http://vn.reactor.cc/post/2790955
10 глава http://vn.reactor.cc/post/2799751
11 глава http://vn.reactor.cc/post/2807427
12 глава http://vn.reactor.cc/post/2813773
13 глава http://vn.reactor.cc/post/2818846
14 глава http://vn.reactor.cc/post/2825328
XV
Репетиция
Ольга Дмитриевна проснулась с легким беспокойством. Беспокойством от том, что что-то сегодня обязательно пойдет не так. Пробежала мысленно расписание: три репетиции у театрального кружка и спектакль после ужина; завтра приедет опоздавший пионер и уходят гости, но это завтра; и остальное — повседневная текучка. Кстати, не забыть выяснить — куда пропадает Ульяна-маленькая, и не забыть предложить гостям уехать на автобусе, все-таки неплохие люди.
Встала, натянув спортивный костюм сходила к умывальнику, вернувшись переоделась в вожатскую форму и ворча начала развешивать свою одежду в шкафу.
— Вот жили мы тут жили, никого не трогали. И вот на тебе, получи Оленька, соседа в домик. Пубертатного возраста.
Можно было все развесить и завтра, но что-то, какое-то предчувствие говорило ей, что лучше это сделать сегодня — завтра может не быть времени.
— А он же подглядывать будет. И просто стеснять. А не в спортзал же его селить и не третьим, к этим чудо-изобретателям в домик.
Отметила про себя, что нужно будет еще постель на новенького получить и комплект формы.
Оглядела домик, представила, как за каждой мелочью придется лазить в шкаф и поморщилась. Ладно, ничего не сделаешь. Где-то плавки еще были в шкафу. Вот так приезжает одинокая девушка, заселяется в домик, а в шкафу мужские трусы лежат. «Отдам новенькому, вдруг пригодятся».
Пионеры уже стояли на площади. Славя, увидев вожатую скомандовала: «Лагерь, по отрядам, становись!». Ольга Дмитриевна вышла к пионерам, обвела глазами строй, посмотрела на Славю, стоящую на правом фланге и слова утренней, как ее называл Семен, «молитвы» застряли у вожатой в горле. Захотелось закричать: «Славя! Где твои косы?!» А Славя, с непривычно-маленькой, из-за короткой стрижки, головой, стояла и без улыбки смотрела в глаза вожатой. Лишенное обычного обрамления кос лицо девочки приобрело неожиданно высокомерное выражение. «Задранный подбородок, строгий взгляд. Черт, это просто аристократка какая-то у меня в лагере.» Ольга еще представила реакцию Славиных родителей. «Что это? Подростковый бунт? Надеюсь, что не против вожатой». Захотелось, все же, разобраться и может даже наказать, но повода не было — нынешняя Славина прическа оставалась в допустимых пионерке рамках. А наличие или отсутствие кос у пионерки, это, в конце-концов, не проблема вожатой. «Но, как педагог, я с ней еще побеседую».
Ольга все-таки провела линейку, искренне надеясь, что этот сюрприз от Слави и был тем поводом для беспокойства, что тревожил ее с самого подъема.
— Ты куда-то ходил ночью? Смотри, что это со Славей?
Именно так, без паузы, спросила утром Семена Ульяна-большая, сразу о двух вещах одновременно.
— Это отдача, Уля. Помнишь, я тебе рассказывал про Славяну? Так вот, здешняя Славя, да и не только здешняя, теперь частично Славяна.
— Это как?
— Чужая память. Как у меня.
— Знаешь, Сёмка, у меня, кажется однажды так же было…
— Мне ведь не спалось ночью, Рыжик. Я и вышел подышать. А так получилось, что попрощаться. Нет больше ни Славяны, ни Мику-моей.
Ульяна вздрогнула. Они отстали от толпы пионеров, идущих на завтрак, и стояли друг напротив друга на главной аллее, там где аллея, со стороны столовой, вливалась в площадь.
— Сёмк. Ты никого и никогда не называл раньше своим, своей.
— Кроме тебя, Рыжик. Я, наверное, зря тебе это рассказываю, но кому еще, если не тебе? Помнишь, три дня назад, ты спросила меня про девочек? Так вот, я вспомнил Мику. Весь цикл, от знакомства, до прощания. И тогда, с ней, мне действительно, и взлететь хотелось и сердце болело. А еще, она, единственная, из не готовых проснуться девочек, поверила мне, и понимала, что исчезнет. И вела себя так, что я и сейчас завидую ее мужеству, и тогда завидовал. До сегодняшней ночи не помнил тот цикл, система заблокировала его в моей памяти. А сегодня ночью та Мику и Славяна окончательно простились со мной. Уже окончательно. И приказали беречь тебя.
Ульяна долго молчала, думая о чем-то, и что-то решая для себя.
— Сём. Мне нужно время, чтобы принять это. Про Мику. А потом… Обещай, что ты мне всё-всё про вас расскажешь.
— Конечно, Рыжик. По дороге домой всё расскажу.
Хлопнула дверь в столовой и первые позавтракавшие вышли на крыльцо. Кто-то, не задерживаясь, бежал по своим делам, кто-то еще некоторое время стоял на крыльце, поджидая компанию. Мимо гостей лагеря, в сторону музыкального кружка прошли Катя с Викой, пробежала туда-же Мику. Ульяна-маленькая, обогнув крыльцо, спряталась в кустах, ожидая, когда разойдутся лишние свидетели, и можно будет спокойно совершить налёт на кухню.
— Пошли завтракать, Сёмк. Может там еще не все съели.
И Семен с Ульяной пошли в столовую, навстречу потоку, теперь уже, сытых пионеров.
Столовая уже опустела, только копуша Светка из младшего отряда еще допивала кофе, да оба кибернетика, отгородившись от мира, что-то обсуждали, рисуя непонятные схемы пальцами на столе. Но уже подбиралась к ним со спины, дежурившая в тот день Алиса, из внутренней вредности своей, решившая начать протирать столы именно с этого столика.
Алиса, действительно, решила для начала шугануть засидевшихся кибернетиков, а потом уже разбираться с грязными столами. Но в столовую зашли опоздавшие гости лагеря — те, кого Алиса даже побаивалась, с некоторых пор. Конечно, не их самих побаивалась, а тех перемен, которые, она чувствовала, вот-вот придут в ее жизнь. Как-будто первый раз в первый класс идет. Нет, даже тогда так не волновалась. А тут, стоит остаться одной, как накатывает эта чертова фантазия-видение-воспоминание, с Семеном в главной роли. И сердце колотится часто-часто. Алиса еще держалась, еще сопротивлялась неизбежному изо всех сил. Даже находка на острове ее не убедила. Алиса уверила себя, что все то барахло, которое и сейчас лежит спрятанное под кустом на острове Ближний, она уже находила во время прошлого визита на остров, просто забыла об этом.
… Все вглубь, все настежь.
Алиса обнаружила, что стоит за спинами у кибернетиков, но сама смотрит на Семена с Ульяной. Даже больше на Семена, который как раз закончил читать стихотворение.
— Это и нас с тобой, Рыжик, касается. И вообще всех. — Семен поднял глаза, чуть улыбнулся Алисе, и приглашающе показал глазами на место за столиком. — Ты думаешь, что я морочу тебе голову. — Утвердительно и несколько грустно сказал, обращаясь уже к Алисе.
Можно было задавать вопросы, все, какие придут в голову и получить на них точный, простой и понятный ответ. И Алиса чувствовала, что сможет задать их без всяких для себя последствий, что непонятных этих приступов больше не будет, что вчера вместе с веревкой она выбросила в реку что-то еще, что-то, что не давало ей думать на некоторые темы. Но Алиса обещала Мику свою помощь.
— Семен, можно в другой раз? — Ответила на невысказанное приглашение, и неожиданно для себя, улыбнулась. Как старому доброму знакомому. — Только. Неужели это правда? То, что я провожала тебя на берегу?
— Ага, и еще ругалась при этом. Я уже отплыл далеко, но выражение лица и то, что у тебя губы шевелятся, я разглядел.
Алиса кивнула и вернулась к обязанностям дежурной. Наскоро вытерла столы, вымыла пол и побежала в музыкальный кружок. В голове у нее роились всяческие теории из научной фантастики, вроде путешествий во времени. Но одно было уже ясно — сумасшествие откладывается на неопределенный срок.
В музыкальном кружке репетиция уже началась. Мику крутилась вокруг актеров, пыталась донести до них свои мысли, малолетние актеры капризничали или баловались. Зрителей было поменьше, но, по прежнему, то одна, то две головы всплывали над подоконником окна, на которое не хватило портьеры. Из-за этих же зрителей, отвлекавших труппу, пришлось запереть дверь и закрыть все окна, поэтому в кружке было душно. Работа не шла. Жени не было, Женя узнав, что Алиса записалась в помощницы, с облегчением сказала: «Всё, я в библиотеке, надоело пугалом работать!». Лена тоже категорически отказалась помогать в режиссуре. Поэтому Мику, до появления Алисы, пришлось крутиться в одиночку. А еще Мику сегодня приснился очень странный и тяжелый сон, от которого в памяти остались одни обрывки, но она не чувствовала себя выспавшейся. В общем, к приходу Алисы, Мику опять успела расстроиться, как и вчера. А Алиса пришла сегодня какая-то другая. Веселая и рассеянная, одновременно. Она разогнала зрителей и утихомирила расшалившуюся труппу, одним фактом своего появления. Потом поглядела-послушала, как вяло и деревянно читают свои роли артисты…
— Не верю! Так кажется, да?
— А что же делать, Алисочка? Я просто не знаю даже. Просто руки опускаются. — Мику уже чуть не плакала. — Надо было, наверное, рассказ написать. Но я то хотела пьесу, чтобы на сцене поставить и все ее сразу увидели. Неужели я такая бездарность?
— Знаешь, Мику. Кажется я поняла в чем дело. — Алиса демонстративно не обращалась напрямую к артистам. — Давай, мы сами сейчас прочитаем отрывок и посмотрим, что у нас получится.
Да, так дело пошло. Пионеры — дети же еще, не понимали, когда им Мику пыталась словами объяснить что-то, а, видя перед глазами игру Мику с Алисой, начали втягиваться в процесс и, к середине, репетиции, наконец поняли, что от них хотят, и финальная сцена прошла уже почти без сбоев.
— Музыки в конце не хватает. — подала голос Катя.
Двойник той Кати, что бегала с Сашкой по утрам в лагере бабы Глаши, кокетливая блондинка в жизни, она играла Анфису. Причем очень хорошо играла. Алиса, наблюдая за ней, несколько раз вздрагивала: «Неужели это я? Я не такая!» — но понимала, что именно такая. «Да и черт с ним. Я такая, какая есть!»
— А кто играть будет, Катя?
— Ты, Алиса. Или Мику. Или я, только я никогда не играла со сцены. Или, можно Семена попросить. Я не знаю.
— Катечка, ну поздно уже все переделывать, всего две репетиции осталось. Запутаемся. Если только, действительно, Семена попросить.
— Правильно, Мику. Семен у тебя гитару взял — пусть теперь отрабатывает. Посадим его за ширмой, чтобы зрители не видели. Только голос.
Но неожиданно выяснилось, что и Алисе, и Мику неловко просить Семена о помощи. Обе, оказывается, стеснялись в его присутствии. Обе знали, что Семен им не откажет, но обе стеснялись, причем Мику неожиданно для самой себя. Что-то мешало ей, как будто во вчерашнем сне она сделала что-то такое, чего теперь, перед Семеном стеснялась. И ведь понимала, что это сон, а все равно стеснялась.
— Девочки, если надо, то я могу попросить. — Подала голос молчавшая до сих пор Лена. — Вы пока репетируйте, а я пойду его поищу.
А Семен с Ульяной-большой как раз в это время подходили к медпункту и оба отчаянно волновались. Им предстоял тяжелый разговор с неплохими и уважаемыми ими людьми.
2 глава http://vn.reactor.cc/post/2740447
3 глава http://vn.reactor.cc/post/2744500
4 глава http://vn.reactor.cc/post/2752906
5 глава http://vn.reactor.cc/post/2755836
6 глава http://vn.reactor.cc/post/2765088
7 глава http://vn.reactor.cc/post/2771649
8 глава http://vn.reactor.cc/post/2783898
9 глава http://vn.reactor.cc/post/2790955
10 глава http://vn.reactor.cc/post/2799751
11 глава http://vn.reactor.cc/post/2807427
12 глава http://vn.reactor.cc/post/2813773
13 глава http://vn.reactor.cc/post/2818846
14 глава http://vn.reactor.cc/post/2825328
XV
Репетиция
Ольга Дмитриевна проснулась с легким беспокойством. Беспокойством от том, что что-то сегодня обязательно пойдет не так. Пробежала мысленно расписание: три репетиции у театрального кружка и спектакль после ужина; завтра приедет опоздавший пионер и уходят гости, но это завтра; и остальное — повседневная текучка. Кстати, не забыть выяснить — куда пропадает Ульяна-маленькая, и не забыть предложить гостям уехать на автобусе, все-таки неплохие люди.
Встала, натянув спортивный костюм сходила к умывальнику, вернувшись переоделась в вожатскую форму и ворча начала развешивать свою одежду в шкафу.
— Вот жили мы тут жили, никого не трогали. И вот на тебе, получи Оленька, соседа в домик. Пубертатного возраста.
Можно было все развесить и завтра, но что-то, какое-то предчувствие говорило ей, что лучше это сделать сегодня — завтра может не быть времени.
— А он же подглядывать будет. И просто стеснять. А не в спортзал же его селить и не третьим, к этим чудо-изобретателям в домик.
Отметила про себя, что нужно будет еще постель на новенького получить и комплект формы.
Оглядела домик, представила, как за каждой мелочью придется лазить в шкаф и поморщилась. Ладно, ничего не сделаешь. Где-то плавки еще были в шкафу. Вот так приезжает одинокая девушка, заселяется в домик, а в шкафу мужские трусы лежат. «Отдам новенькому, вдруг пригодятся».
Пионеры уже стояли на площади. Славя, увидев вожатую скомандовала: «Лагерь, по отрядам, становись!». Ольга Дмитриевна вышла к пионерам, обвела глазами строй, посмотрела на Славю, стоящую на правом фланге и слова утренней, как ее называл Семен, «молитвы» застряли у вожатой в горле. Захотелось закричать: «Славя! Где твои косы?!» А Славя, с непривычно-маленькой, из-за короткой стрижки, головой, стояла и без улыбки смотрела в глаза вожатой. Лишенное обычного обрамления кос лицо девочки приобрело неожиданно высокомерное выражение. «Задранный подбородок, строгий взгляд. Черт, это просто аристократка какая-то у меня в лагере.» Ольга еще представила реакцию Славиных родителей. «Что это? Подростковый бунт? Надеюсь, что не против вожатой». Захотелось, все же, разобраться и может даже наказать, но повода не было — нынешняя Славина прическа оставалась в допустимых пионерке рамках. А наличие или отсутствие кос у пионерки, это, в конце-концов, не проблема вожатой. «Но, как педагог, я с ней еще побеседую».
Ольга все-таки провела линейку, искренне надеясь, что этот сюрприз от Слави и был тем поводом для беспокойства, что тревожил ее с самого подъема.
— Ты куда-то ходил ночью? Смотри, что это со Славей?
Именно так, без паузы, спросила утром Семена Ульяна-большая, сразу о двух вещах одновременно.
— Это отдача, Уля. Помнишь, я тебе рассказывал про Славяну? Так вот, здешняя Славя, да и не только здешняя, теперь частично Славяна.
— Это как?
— Чужая память. Как у меня.
— Знаешь, Сёмка, у меня, кажется однажды так же было…
— Мне ведь не спалось ночью, Рыжик. Я и вышел подышать. А так получилось, что попрощаться. Нет больше ни Славяны, ни Мику-моей.
Ульяна вздрогнула. Они отстали от толпы пионеров, идущих на завтрак, и стояли друг напротив друга на главной аллее, там где аллея, со стороны столовой, вливалась в площадь.
— Сёмк. Ты никого и никогда не называл раньше своим, своей.
— Кроме тебя, Рыжик. Я, наверное, зря тебе это рассказываю, но кому еще, если не тебе? Помнишь, три дня назад, ты спросила меня про девочек? Так вот, я вспомнил Мику. Весь цикл, от знакомства, до прощания. И тогда, с ней, мне действительно, и взлететь хотелось и сердце болело. А еще, она, единственная, из не готовых проснуться девочек, поверила мне, и понимала, что исчезнет. И вела себя так, что я и сейчас завидую ее мужеству, и тогда завидовал. До сегодняшней ночи не помнил тот цикл, система заблокировала его в моей памяти. А сегодня ночью та Мику и Славяна окончательно простились со мной. Уже окончательно. И приказали беречь тебя.
Ульяна долго молчала, думая о чем-то, и что-то решая для себя.
— Сём. Мне нужно время, чтобы принять это. Про Мику. А потом… Обещай, что ты мне всё-всё про вас расскажешь.
— Конечно, Рыжик. По дороге домой всё расскажу.
Хлопнула дверь в столовой и первые позавтракавшие вышли на крыльцо. Кто-то, не задерживаясь, бежал по своим делам, кто-то еще некоторое время стоял на крыльце, поджидая компанию. Мимо гостей лагеря, в сторону музыкального кружка прошли Катя с Викой, пробежала туда-же Мику. Ульяна-маленькая, обогнув крыльцо, спряталась в кустах, ожидая, когда разойдутся лишние свидетели, и можно будет спокойно совершить налёт на кухню.
— Пошли завтракать, Сёмк. Может там еще не все съели.
И Семен с Ульяной пошли в столовую, навстречу потоку, теперь уже, сытых пионеров.
Столовая уже опустела, только копуша Светка из младшего отряда еще допивала кофе, да оба кибернетика, отгородившись от мира, что-то обсуждали, рисуя непонятные схемы пальцами на столе. Но уже подбиралась к ним со спины, дежурившая в тот день Алиса, из внутренней вредности своей, решившая начать протирать столы именно с этого столика.
Алиса, действительно, решила для начала шугануть засидевшихся кибернетиков, а потом уже разбираться с грязными столами. Но в столовую зашли опоздавшие гости лагеря — те, кого Алиса даже побаивалась, с некоторых пор. Конечно, не их самих побаивалась, а тех перемен, которые, она чувствовала, вот-вот придут в ее жизнь. Как-будто первый раз в первый класс идет. Нет, даже тогда так не волновалась. А тут, стоит остаться одной, как накатывает эта чертова фантазия-видение-воспоминание, с Семеном в главной роли. И сердце колотится часто-часто. Алиса еще держалась, еще сопротивлялась неизбежному изо всех сил. Даже находка на острове ее не убедила. Алиса уверила себя, что все то барахло, которое и сейчас лежит спрятанное под кустом на острове Ближний, она уже находила во время прошлого визита на остров, просто забыла об этом.
… Все вглубь, все настежь.
Алиса обнаружила, что стоит за спинами у кибернетиков, но сама смотрит на Семена с Ульяной. Даже больше на Семена, который как раз закончил читать стихотворение.
— Это и нас с тобой, Рыжик, касается. И вообще всех. — Семен поднял глаза, чуть улыбнулся Алисе, и приглашающе показал глазами на место за столиком. — Ты думаешь, что я морочу тебе голову. — Утвердительно и несколько грустно сказал, обращаясь уже к Алисе.
Можно было задавать вопросы, все, какие придут в голову и получить на них точный, простой и понятный ответ. И Алиса чувствовала, что сможет задать их без всяких для себя последствий, что непонятных этих приступов больше не будет, что вчера вместе с веревкой она выбросила в реку что-то еще, что-то, что не давало ей думать на некоторые темы. Но Алиса обещала Мику свою помощь.
— Семен, можно в другой раз? — Ответила на невысказанное приглашение, и неожиданно для себя, улыбнулась. Как старому доброму знакомому. — Только. Неужели это правда? То, что я провожала тебя на берегу?
— Ага, и еще ругалась при этом. Я уже отплыл далеко, но выражение лица и то, что у тебя губы шевелятся, я разглядел.
Алиса кивнула и вернулась к обязанностям дежурной. Наскоро вытерла столы, вымыла пол и побежала в музыкальный кружок. В голове у нее роились всяческие теории из научной фантастики, вроде путешествий во времени. Но одно было уже ясно — сумасшествие откладывается на неопределенный срок.
В музыкальном кружке репетиция уже началась. Мику крутилась вокруг актеров, пыталась донести до них свои мысли, малолетние актеры капризничали или баловались. Зрителей было поменьше, но, по прежнему, то одна, то две головы всплывали над подоконником окна, на которое не хватило портьеры. Из-за этих же зрителей, отвлекавших труппу, пришлось запереть дверь и закрыть все окна, поэтому в кружке было душно. Работа не шла. Жени не было, Женя узнав, что Алиса записалась в помощницы, с облегчением сказала: «Всё, я в библиотеке, надоело пугалом работать!». Лена тоже категорически отказалась помогать в режиссуре. Поэтому Мику, до появления Алисы, пришлось крутиться в одиночку. А еще Мику сегодня приснился очень странный и тяжелый сон, от которого в памяти остались одни обрывки, но она не чувствовала себя выспавшейся. В общем, к приходу Алисы, Мику опять успела расстроиться, как и вчера. А Алиса пришла сегодня какая-то другая. Веселая и рассеянная, одновременно. Она разогнала зрителей и утихомирила расшалившуюся труппу, одним фактом своего появления. Потом поглядела-послушала, как вяло и деревянно читают свои роли артисты…
— Не верю! Так кажется, да?
— А что же делать, Алисочка? Я просто не знаю даже. Просто руки опускаются. — Мику уже чуть не плакала. — Надо было, наверное, рассказ написать. Но я то хотела пьесу, чтобы на сцене поставить и все ее сразу увидели. Неужели я такая бездарность?
— Знаешь, Мику. Кажется я поняла в чем дело. — Алиса демонстративно не обращалась напрямую к артистам. — Давай, мы сами сейчас прочитаем отрывок и посмотрим, что у нас получится.
Да, так дело пошло. Пионеры — дети же еще, не понимали, когда им Мику пыталась словами объяснить что-то, а, видя перед глазами игру Мику с Алисой, начали втягиваться в процесс и, к середине, репетиции, наконец поняли, что от них хотят, и финальная сцена прошла уже почти без сбоев.
— Музыки в конце не хватает. — подала голос Катя.
Двойник той Кати, что бегала с Сашкой по утрам в лагере бабы Глаши, кокетливая блондинка в жизни, она играла Анфису. Причем очень хорошо играла. Алиса, наблюдая за ней, несколько раз вздрагивала: «Неужели это я? Я не такая!» — но понимала, что именно такая. «Да и черт с ним. Я такая, какая есть!»
— А кто играть будет, Катя?
— Ты, Алиса. Или Мику. Или я, только я никогда не играла со сцены. Или, можно Семена попросить. Я не знаю.
— Катечка, ну поздно уже все переделывать, всего две репетиции осталось. Запутаемся. Если только, действительно, Семена попросить.
— Правильно, Мику. Семен у тебя гитару взял — пусть теперь отрабатывает. Посадим его за ширмой, чтобы зрители не видели. Только голос.
Но неожиданно выяснилось, что и Алисе, и Мику неловко просить Семена о помощи. Обе, оказывается, стеснялись в его присутствии. Обе знали, что Семен им не откажет, но обе стеснялись, причем Мику неожиданно для самой себя. Что-то мешало ей, как будто во вчерашнем сне она сделала что-то такое, чего теперь, перед Семеном стеснялась. И ведь понимала, что это сон, а все равно стеснялась.
— Девочки, если надо, то я могу попросить. — Подала голос молчавшая до сих пор Лена. — Вы пока репетируйте, а я пойду его поищу.
А Семен с Ульяной-большой как раз в это время подходили к медпункту и оба отчаянно волновались. Им предстоял тяжелый разговор с неплохими и уважаемыми ими людьми.
Дубликат(БЛ) Ульяна(БЛ) Бесконечное лето Ru VN Семен(БЛ) вообще-то не совсем Семен и Ульяна но все же они Фанфики(БЛ) Визуальные новеллы фэндомы
Дубликат, приквел.
Вот такой сложился приквел. Совершенно внезапно. Но, наверное, если не прочитать сам Дубликат, а особенно пятую и вторую части, то ничего не будет понятно.Вторая часть Дубликата: https://ficbook.net/readfic/4225614
Пятая часть: https://ficbook.net/readfic/4998274
От канона я отошел уже черт знает куда.
***
Вся эта история началась за двадцать лет до известных событий.
Сёмка, Сёмка, Сёмочка...
Глава 1
Аверс
— Привет. Ты Семён? Я — Ульяна.
Чёрт! Какая красивая девушка. Нельзя! Фу, Семеныч! Не думать! Не подпускать и не приближаться!
Добралась все-таки. Ну да, эта доберется, сразу видно. Сейчас бы обматерить и послать обратно, посмотрев предварительно, как жизнерадостная улыбка сменяется гримаской незаслуженной обиды, но нельзя — обещал шефу быть корректным. Я не человек — я не лгу и обещания выполняю. Да и не умею я материть и посылать, в этом тоже моё отличие. Так и не смог научиться. Может сбежать еще дальше? Но дальше — некуда. Дальше только внешний периметр и автоматический синтезаторный узел, куда меня, живого, здешнее мироздание просто не пропустит.
— Ты что, глухой?
И зачем она здесь? Нет, я понимаю что у студентки практика, она всем мешается, вот ее и отправили на «дальние выселки». Но шеф то знает, как я людей «люблю». Решил меня милой мордочкой перевоспитать? Так не поможет, да и какой в этом прок? Сколько там еще Семену Семеновичу жить? Вот то-то. А в конце фазы сам же и выжжет мне мозги. Научной ценности я не представляю, так — экземпляр.
— Эй, ты слышишь меня?
— Здравствуй.
— Ну ты и тормоз! И ты моим руководителем практики будешь!?
Слава богу, нет. Никто не назначит руководителем практики копию человека. Пусть даже и долгоживущую.
— У тебя записано в задании, кто твой руководитель. Вот и занимайся, согласно заданию.
Кажется я достаточно корректен, даже голос не повысил.
— Но… Дурак!
Ну вот, взял и обидел девочку. Отошла, кинула тяжелую сумку на крыльцо бани, достала какие-то бумаги. Полистала их. Смотрит в мою сторону, а у самой, кажется, губы дрожат.
Не хочу я тебя обижать, прости. Но иначе никак.
— Слушай, если не хочешь со мной разговаривать — дело твоё. Но помочь ты мне должен. Я же не просто так сюда прикатила и ты здесь не просто так.
Я хочу тебе помочь. Но жизнь сложилась так, что мы с тобой по разные стороны забора.
Вот как? Я кому-то что-то должен? Я здесь не просто так? Я не просил, чтобы меня в это втягивали, я… Но нет — просил. Шеф, хоть и человек, но заслуживает уважения. Он — единственный, кто не отмахнулся от меня и захотел помочь. Но рыжей Ульяне этого знать не обязательно. Кстати, если она здесь и про меня знает, значит сам шеф ее и прислал. Значит сам шеф и есть ее руководитель практики. Однако дедукция. Понимаю, что ему некогда, но я то тут причем? Или отослал подальше, чтобы она того, чего не нужно не увидела? Моё существование, оно, в общем-то, всего-лишь под грифом ДСП проходит, в отличие от тех же миксов. А я — легально существующая в активном режиме копия. «Контрольный экземпляр НБО — нейтринно-белкового организма». «Нейтринно-белкового», — какой дурак такое название придумал? Но очень высокому начальству понравилось.
Всё, девочка на меня обиделась окончательно. Сидит на крыльце и что-то пишет в тетради. Дневник что-ли ведет? «Здравствуй, дорогой дневник. Сегодня я познакомилась с тормозом, придурком и грубияном в одном лице...»
— Где у тебя оборудование?
— Там. — Машу рукой в направлении сарая.
Встала, пошла к сараю, заглянула внутрь. Решила таки заняться практикой? Интересно, как она потащит, хоть тот же рефрактометр? Никак не потащила. Сердито посмотрела на меня и опять уселась на крыльцо бани, опять что-то пишет.
А вот я сейчас глупость допустил. Из-за которой мне сегодня не придется обедать. Черт, ну не смогу я есть при ней, а ее не пригласить — воспитание, которого не было, не позволяет. А кормить ее не хочу. Совместная трапеза, она сближает, а я не хочу с ней сближаться. О, мотовоз загудел, сейчас это рыжее чудо уедет и больше не вернется, я пообедаю, а после обеда вытащу, кстати, рефрактометр и займусь измерениями.
А ведь красивая девушка. И характер веселый — видно было, пока я не стал ее доводить. И мозги на месте — бабуля тупых не терпит. А я… стыдно, конечно стыдно. Но ведь это ее сородичи выжигали нам мозги выключателями. Чем она лучше? Кто-то из девочек даже успел понять, что происходит. А я вот тогда не понял. Но этот крик: «Сёма, прощай!» — я не забуду — всё, что осталось в моей голове с прошлой активной фазы. И себе не прощу, что так и не смог решиться и отомстить.
Ладно, хватит врать самому себе: две трети этой своей жизни я уже прожил. Так что еще двухнедельных циклов двадцать-тридцать, или примерно год по Ульяниному счету, и прощу, и забуду. Опять Ульяна. Нет, не хочу я с ней общаться. Ни по дружески не хочу, потому что очень боюсь влюбиться, ни так как сегодня, потому что, кажется, уже. Очень хочу, чтобы она больше не приезжала. Интересно, она от природы рыжая? Наверное да: веснушки и белая кожа.
«Привет. Ты Семен? Я — Ульяна». Нет, так я никогда не усну. Спать, Семеныч, и выкинь эту рыжую Ульяну из головы.
Утро. Как всегда меня будут гудок приближающегося поезда. День, от явления Рыжей, второй. Встаю — хочешь не хочешь, а программу надо выполнять. Поезд останавливается, у меня опять гости?
А ведь я рад ее видеть. Только бы сохранить нейтральное выражение лица. Кидает, не здороваясь, мне на скамейку журнал, а сама разворачивается и идет к сараю с приборами. Черт, а я там их оставил вчера вечером не убранными. И рабочую тетрадь. Ладно, не бежать же наперегонки с Рыжей теперь.
Что там мне привезли? Ага, моя статья. За подписью Шефа, понятно, но тут уж ничего не поделаешь. Зовут нас, правда, одинаково, так что, можно сказать, что это моя подпись. А из журнала выпадает записка от Шефа. О! Меня ругают и от меня требуют. И еще обозвали земляным червяком, то есть охамевшим малолеткой. Ну да, с ее точки зрения она уже большая, ей уже ну… лет восемнадцать, а я младше на пару лет и просто выпендривающийся школьник. Перегнул я вчера палку. Нет, действительно, перегнул. Ну что же, придется терпеть компанию человека и вести себя равнодушно-корректно с Ульяной.
Она невозможно красивая, хочется смотреть на нее и не отводить глаз.
И я очень медленно подхожу к сараю, оставив журнал на крыльце — никуда он не денется. Извиняться не буду, черт с ней, я готов извиниться перед ней лично, но она еще и человек. А я не хочу здесь видеть людей. Все проходит, закончится у ней практика и она уедет. НБО Семен успокоится и вернет себе прежнее расположение духа, а через тридцать циклов вообще все забудет, и все вернется на круги своя.
А рыжая Ульяна стоит и внимательно читает мою рабочую тетрадь. Тут же рядом лежат ее дневник практики и задание. Я и так знаю, что там написано, поэтому молча навьючиваюсь приборами, забираю свою тетрадь у рыжей и иду в сторону Периметра выполнять программу.
Рутинные действия: измерения реальной и мнимой части вероятностного потенциала в разных точках вакуоли. Сравнение рассчитанной и измеренной кривизны местного пространства в каждой точке. Ну а когда практика у рыжей закончится и она уедет, я буду сидеть у себя в будке, обрабатывать результаты, и наносить изолинии на карту. Весной выйдет еще одна статья и всё. Только иногда коллеги будут спрашивать у шефа: «Семен Семенович, вы полевую работу совсем забросили? У вас были очень интересные результаты». А Семен Семенович будет врать что-нибудь, не скажет же он, что это совсем другой Семен Семенович таскал два года рефрактометр вдоль Периметра, а сейчас он стоит на линейке и поет «Взвейтесь кострами». А пока мы ходим по лесам и меряем. Рыжая Ульяна оптическими методами, я — гравиметрическими.
— Нет, воду потрогать не получится. Озеро уже за Периметром. Можешь камень кинуть, он долетит.
Кидаю камень, в подтверждение своих слов, и мы долго стоим и смотрим, как круги бегут по абсолютно гладкой поверхности озера, разместившегося на месте брошенного карьера.
Разговариваем коротко и только по делу. Но почему я вожу ее по красивейшим местам периметра?
Обедаем молча, каждый своими продуктами и сам по себе. Неожиданно и непонятно активизировалась живность: несколько раз вылавливал членистоногих из тарелки или находил их в своей постели. Иногда замечаю, как Ульяна порывается что-то сказать и тут же сама себя одергивает. И это правильно, потому что я не знаю: что и как я ей буду отвечать.
Вздрагивает сердце, когда я слышу гудок утреннего поезда.
Приехала. Погоду что ли не глядела? Надо опустить глаза, сделать несколько вдохов, а потом уже сделать объявление.
— Сегодня не работаем. Будет дождь.
И еще сегодня предпоследний день цикла, хотя тебе этого знать не обязательно.
Вот, казалось бы, все сказал. Сиди в домике, жди дневного мотовоза и на нем укатывай. Но мотовоз уехал без нее, а где тогда это чудо? А, вон она, на дальнем краю поляны, малину дегустирует. Смотрю на небо — ох, небо плохое, черт, и уже накрапывает. Плащ в зубы и бегом спасать рыжую, Семеныч!
— Семен! Что ты…?
— Идиотка! Не задавай глупых вопросов. — Накрываю ее плащом и силой заставляю сесть.
Она действительно идиотка. Или ее никто не предупредил о здешних бурях.
— Всего-то мелкий дождик… Мама!
«Бабах!» Без всякого предупреждения, кажется — прямо под ноги, бьет молния.
— А ты думала — насиловать буду? — Бесполезно шучу я, а мне тут же затыкают рот дождевые струи и воздуха хватает только на то, чтобы не задохнуться.
Но, к счастью, Ульяна все равно не слышит этой претупейшей шутки. Я сам-то себя не слышу, потому что первая молния, это было только начало. «Всего-то мелкий дождик». Сами понимаете, я никогда не был в тропиках, но, наверное, именно так тропический ливень и выглядит. Над головой пролетают ветки толщиной с мою ногу, с неба падает «вода с прослойкой воздуха», молнии бьют во всех направлениях сразу. Что-то связанное с выравниванием потенциалов, как сказал один из аспирантов в мой позапрошлый визит в Шлюз, когда я пристал к нему в курилке. Да, тогда я еще приставал с вопросами к людям, тогда мне еще не попался на глаза тот злосчастный приказ о закрытии программы «Активация».
Мы сидим, завернувшись в мой плащ, который хоть и промок насквозь, но не дает струям воды литься за шиворот. Ульяна забыла все обиды и прижимается ко мне, ахая при каждом ударе молнии. Не от страха ахая, а от восхищения. Да еще и хохочет. Чёрт, и я ее понимаю! Я бы сейчас сам вскочил и захохотал, раскинув руки и подставив себя дождю и ветру, отбросив плащ. Удерживают меня две вещи: присутствие свидетеля и то, что ветер такой силы просто смахнет меня как пушинку. Так что мы сидим, вцепившись в землю и друг в друга, чтобы не взлететь, а я ограничиваюсь тем, что позволяю струям воды хлестать мне по лицу.
— Сейчас улетишь в Изумрудный город! — Опять бесполезно кричу — все равно не услышит.
Я бы сам улетел отсюда куда-нибудь, но дальше Периметра не улетишь, а потом, в начале цикла, просто очнешься перед воротами.
Сквозь струи воды я вижу медленно ползущее пятно света, это вечерний поезд, преодолевая стихию, упрямо ползет в Шлюз, прокатившись через все узлы Сети. Поезд там, а Ульянка здесь. И ночевать ей здесь, потому что без бани я ее не отпущу — иначе простынет, а в эту ночь, по всем признакам будет туман, тот самый. А ей в туман никак нельзя, так что пусть думает что хочет, но я ее не отпущу.
Дождь обрывается внезапно. Просто, вот он был, и вот его нет. Ульяна оборачивается ко мне, не отстраняясь, и я понимаю, что она меня только что простила. По улыбке понимаю, по горящим глазам, по словам, которые так и рвутся из нее. Нет сил удержаться и не улыбнуться в ответ.
— Это, это… Это прекрасно. Такая силища! И спасибо тебе, что прибежал за мной.
А сейчас начнет стремительно холодать. Выпавшая дождем вода испаряется и отбирает тепло от земли и воздуха, а поскольку объем вакуоли ограничен, постольку температура в ней падает очень быстро. Поэтому я командую: «Бегом, в домик!» — и мы наперегонки несемся ко мне в логово.
На крыльце, перед дверями Ульяна тормозит, как будто ей неловко, но я подталкиваю ее в спину и заставляю шагнуть внутрь. Чистые полотенце и футболку достаю из шкафа и кидаю на диван.
— Оботрись и переоденься в сухое. Я буду через полчаса. Если умеешь — растопи плиту.
А сам отправляюсь топить баню.
И что мне с Ульяной делать? Сидит напротив, вареную картошку за обе щеки наворачивает. Электричества после бури нет, так что мы сидим и ужинаем при свечах — романтика. Сейчас по идее мы должны друг другу о себе что-нибудь рассказывать. Просто так, для завязки более близких отношений.
— Нет, ты конечно грубиян, но я тебя простила, — Ульяна машет рукой, чтобы я не извинялся, — я за две недели поняла, что ты хороший человек. Не знаю, может у тебя зуб болит или еще чего. Я, когда болею, тоже злая становлюсь.
А я расскажу о себе, для отношений развязки. Я нарушу тем самым закон о государственной тайне, но я не уверен, что он на меня распространяется. Это все равно что бумагу, на которой шпионское донесение написано, обвинить в том же самом. Не хочу потом плеваться перед зеркалом, обвиняя себя в двуличии. И обманывать ее не хочу. Особенно ее.
— Я не хороший человек, и не плохой человек. Видишь ли, я сомневаюсь, что НБО можно считать человеком. Когда люди надолго задерживаются в вакуоли, у них появляются копии — их отражения на границе соприкосновения двух вселенных… Одно из них сейчас тебя кормит картошкой, которую само и вырастило.
Всей правды не говорю, но не лгу ни слова и основную картину обрисовываю, как есть. И про фазы моей жизни, и про тему «Активация», и про закрытие этой темы.
— … И лучше не бросайся к начальству в поисках правды. Ты только подставишь моего шефа — единственного человека, которого я уважаю. Ведь это он сказал, что считает, что я должен знать всё и дал мне много-много документов, о таких как я. И как ты думаешь, насколько я после этого люблю людей? Насколько хочу с вами общаться? Даже с тобой. Обидно только то, что ты мне нравишься.
Я и последнюю фразу вслух произнес, хотя и покраснел, но при свете свечи этого не видно. Ульяна молчит. Не думаю, что она сильно меня испугалась, но картину мира я ей подпортил основательно.
— Сём. А у меня практика закончилась. Завтра в двенадцать автобус.
Все верно: цикл заканчивается, и все люди должны быть либо в Шлюзе, либо на материке. Тем более — всякие посторонние практикантки.
— Не бойся. В восемь утра здесь поезд в Шлюз пойдет, не опоздаешь.
— Сём…
— Что?
— Дурак ты. И тормоз.
Некоторое время жду разъяснений, но, кажется, не дождусь.
— Ночевать будешь здесь, на диване. Ведро в сенях. На улицу ночью не суйся, будет туман и тебе в него нельзя. — Заглушаю грусть от расставания бытовыми мелочами.
Ладно, уедет — мне спокойнее будет. А грусть пройдет. А скоро уже и грустить некому будет.
— Спокойной ночи.
— Спокойной ночи… Сём?
— Что тебе?
— А почему ты сказал, что мне в туман нельзя.
— Знаешь, есть такие страшные сказки, как кукла или тень, или портрет постепенно подменяют собой человека, вытягивая из него душу? Все думают, что это прежний человек, а это кукла. А сам человек исчезает. Вот, в тумане всякие тени встречаются. Войдет Ульяна, а выйдет ее тень.
— А ты? Ты можешь в туман зайти?
— Я могу. Потому что я и есть такая тень. Спи.
Десять циклов от приезда Ульяны или четыре месяца по ее счету.
— Подставляй нос, родственник. — Шеф на полном серьезе замахивается конвертом, чтобы шлепнуть меня по носу. — Я почтальоном работать не нанимался. Кстати, будешь отвечать, предупреди рыжую, что служебная переписка просматривается. Не каждое письмо, понятно, но Толяныч бдит. Так что пусть лишнего не пишет.
Опять нету электричества, опять свечи, опять картошка с рыбными консервами. Только сейчас без романтики. Я поворачиваю письмо к пламени свечи.
Привет, Сёмка. Знаешь, с каким удовольствием я вывожу это: «Привет, Сёмка». Представляю твою удивленную физиономию и давлюсь от сдерживаемого смеха — весело мне. А бабуля косит в мою сторону строгим глазом и наверное думает: «Что такого смешного я сейчас сказала?»
Сто раз начинала это письмо и сто раз бросала. Каждый раз боялась,
Как ты? Беспокоюсь о тебе, хоть ты и пытался меня прогнать, и сделать так, чтобы я забыла тебя, как страшный сон. Так вот, ничего у тебя не вышло, и мой тебе совет: никогда-никогда не улыбайся девушкам.
Завидую тебе и твоему бесконечному лету. У нас уже поздняя осень: холодно, ветрено, дождливо, грязно. Иногда еще и снег пытается идти. Все ходят с сопливыми носами и чихают.
Я теперь на третьем курсе. Гоняют ужасно. Говорят — самый трудный курс и самые звери преподы. А еще нашей группе «повезло»: нам читает лекции и ведет у нас практику лично бабуля. Это кошмарная женщина. Все плачут, без различения на двоечников и отличников, и то, что я у нее в любимчиках означает, что я плачу в два раза громче и в два раза чаще. «У меня есть только две оценки: отлично и неуд, — ее слова, — двоечников я заставляю выучить на пять, о отличникам доказываю, что ничего они не знают».
Очень хочу приехать к вам, очень хочу к тебе туда, в лето. А еще, ты не смейся надо мной, но очень хочу, чтобы ты опять со мной не разговаривал и ходил с мрачной физиономией. А я бы не могла понять — за что, и злилась бы на тебя. И подбрасывала бы тебе кузнечиков в тарелку. Сём, прости, но это была я. Подбросила бы еще какую-нибудь живность, но там были только стрекозы и кузнечики. И плащ твой безразмерный хочу померить и фуражку железнодорожную. Сём, ты и правда стрелочник?
Сёмка, я решила специализироваться на вашей теме. Пускай мне на кафедре и сказали, что вы — бесперспективный материал, побочный эффект и зря потраченные на вас государством ресурсы. Пускай. Сём, я обязательно что-нибудь для вас придумаю, потому что не должны люди пропадать вот так.
Еще раз — как ты там?
Я хочу чтобы ты знал, что здесь есть люди, которым не все равно. Как минимум одному человеку, и ты его знаешь!
Пока!
Твоя рыжая Ульяна.
— Ответ будешь писать?
А я забыл, что шеф здесь и ждет.
— Скажи, «прародитель», зачем, ты со мной возишься? Я ведь никакой ценности не представляю, а ты, укрывая меня, фактически подставляешься сам. Необходимости в «контрольном экземпляре» нет никакой.
Шеф пожимает плечами и отвечает сразу же. Как будто у него давно готов ответ на мой вопрос.
— «И искупи убиваемых, не щади». — Здесь, с подачи бабы Глаши, в ходу цитаты на славянском языке, вот и шеф цитирует. — Нельзя было давать появляться вам на свет. Тут я согласен с Денисовной, правда это от нас не зависело. Но раз уж вы появились, то хотя бы одному я могу дать возможность прожить его жизнь так, как он сам того хочет — вспомни, как ты подошел ко мне больше ста циклов назад, с какой просьбой. А то, что ты моя копия, ничего не меняет, но помогло мне пробить это исключение. Людям казалось, что они понимают мои мотивы и они охотнее шли мне навстречу. Только ты про ответ так ничего и не сказал. Будешь его писать?
Двадцать циклов, не более. Сорок недель.
— Мне осталось что-то около двадцати циклов. Меньше вашего года. Я хочу уйти со спокойной душой, никого не оставив позади себя.
— Ну и дурак. Смотри, до утреннего поезда у тебя время еще есть.
Ага. А еще тормоз и зануда. Правда шефу это знать не обязательно.
