ну не может моя сестренка быть такой милой

Лагерь у моря 2. Часть 29 (продолжение в комментах)

Страничка на фикбуке. 

Док. Каюты дирижабля.

 Побережье показалось неожиданно. Иногда даже современная система наблюдения и радары могут подвести и оказаться не такими полезными, как простой солдат с биноклем в руках на мостике. «Причеши бровь» только-только покинул низко летящее облако, как впереди показалась земля. Первым сушу заметил Кэп. Зоркий мужик коротко гаркнул, и уже через мгновение весь личный состав корабля сбежался глянуть, что там на горизонте.
 В лучах закатного солнца перед нами предстал довольно красивый пейзаж — окутанный легким туманом песчаный пляж с нависающими над ним отвесными скалами. Такой вид неплохо смотрелся бы на туристическом путеводителе — смотрится действительно неплохо. На плоских скалах росла невысокая трава и деревья, причем флора не тропическая, не джунгли с пальмами, а приличный такой смешанный лес. Выглядит как черноморское побережье, а может, это оно и есть. Кто знает? Где навигаторы, когда они так нужны? Нет, приборы-то есть на борту, а вот спутников на орбите, к сожалению нет.
 Высокие сосны соседствовали с березами, осинами и большими кустарниками. Расстояние между стволами оставалось приличным, этот лес можно назвать скорее редким, чем густым. По песку с важным видом прохаживались чайки, семеня вперевалочку, а так же бегало немало мелких крабов. Волны накатывались на берег мерно, смывая с него некоторых зазевавшихся членистоногих.

 — Много живности и растений, — вдруг нарушила молчание Женя: девушка осматривала сушу в бинокль, буквально несколько минут назад красовавшийся на шее Кэпа. Отняла! Страшная мадам, хоть и красивая. У солдатов такой фокус не прошел бы. В предвкушении у темноволосой красавицы даже проснулось чувство юмора. Своеобразное: — Это хорошо, раз так много, значит, шансы на то, что материк представляет собой ядерную пустошь, минимальны. У меня аллергия на уран и плутоний.
 — Джо, что видит твой эльфийский взор? — задал вопрос капитан впередсмотрящему, делая вид, что бинокль ему вовсе ни к чему. Все мы находились на мостике и наблюдали за поверхностью, жадно вглядываясь вниз. Один лишь темнокожий солдат сидел в рубке и яро всматривался в подзорный модуль, так крепко прижимаясь к окулярам, что вокруг его глаз появились заметные следы. Черная, блин, панда.
 — Чисто, — коротко отрапортовал Джо, почесывая подбородок, при этом не отрываясь от наблюдения. — Никаких наземных признаков присутствия человека или крупных хищников. Ни-че-го, даже в заповедниках нет-нет да встретишь пару пакетов с мусором или бутылками, а тут пусто. Активность только фауны. Вон по той ёлке даже белки бегают. Одна пытается отнять шишку у другой. Хоть какое-то зрелище после стольких дней однообразного полёта!
 — Белки? Где! Хочу посмотреть! — Ульяна, с восторгом и без видимых усилий, оттерла Джо от окуляров, хотя пару минут назад в этом же начинании не преуспели профессиональные солдаты. Девочка прильнула к окулярам и стала искать заинтересовавших её пушных зверьков.– Док! Смотри, как там здорово! Опушка будто с картинки! Мы сядем, сядем?!
 — Да. Скорее всего. Ненадолго, всё-таки не курорт, но приземлиться на час-другой будет не лишним, — кивнул Кэп, разжившись на складе биноклем, суровый мужик также осматривал местность. — Я вижу небольшую реку и поляну недалеко от берега. Быстрая разведка и возвращение на корабль. Док?
 — Не против. Только ушки на макушке, и дамы спускаются лишь после сигнала, а ещё лучше вообще остаются на борту. Сначала необходимо убедиться, что внизу безопасно. Внешность порой так обманчива, и простой лес вполне может оказаться западнёй, — ответил я, чувствуя себя не в своей тарелке. Официально глава спасательной миссии Кэп, но вести придется мне. Вот чувствую это и всё тут! Большинство моих привычных способностей к геолокации сейчас практически бесполезны. Не первый раз убеждаюсь, что без абсолюта и порталов я как без рук. Странный мир. Он сильно отличается от того, каким был в мой прошлый визит. Пусть и не цветущий рай (с воздуха видно, что буйство зелени и жизни есть только возле русла речушки), но уже не выжженная солнцем и радиацией пустошь.

 — Так не пойдет! — возмутилась Женя, с видимым усилием притаскивая на мостик металлический чемодан, внутри которого едва слышно гудели кулеры. Солдаты разрывались между типично мужским инстинктом помочь девушке с тасканием тяжести и опытом выслушивания ворчания Евгении. Маска девочки никуда не делась, годами формируемое защитное поведение и колючий характер демонстрировался всем, кто лез к ней слишком близко, и без разницы из каких побуждений. Она просто дистанцировалась таким образом, очень напоминая меня когда-то. Боялась? Надо узнать о её прошлом. Кстати, единственной, на ком Женя не точила зубки, оказалась, как ни удивительно, Ульяна. Учитывая, что именно мелкая рыжая зараза постоянно лезла к аналитику, а один раз даже сперла её очки, странно, что Женя так терпелива и тепла с ней. Буквально вчера видел, как она накинула одеяло на уснувшую возле окна непоседу. Может быть, просто воспринимает её как ребенка? В любом случае, добиваться своего темноволосая умела. Поправив очки и задрав подбородок, она стоически отстаивала свою позицию: — У меня задание Виолы. Собрать данные. Все. Какие только возможно. Воздух я проверила, а если на земле есть, пусть и слабый, но радиоактивный фон? Насколько я помню, Док, тебе лично он не навредит, а простым смертным? Хотите светиться радостным зеленым светом и заставлять трещать счетчик Гейгера? Как знаете. Вам же спокойнее будет, если среда не заражена.
 — Я тоже хочу вниз! Мне надоело просто лежать днями напролет. Где может быть безопаснее, чем рядом с вами? — забыв, или сделав вид, что забыла прошлое «приключение», мелкая умело пользовалась лестью — вон как солдаты заулыбались, да и, положа руку на сердце, рациональное зерно в её рассуждениях есть.
 — Ладно, уговорили, — вздохнул я, глядя на девочек. Одну ещё можно было бы переубедить, используя всё красноречие, лесть и подкуп, но не обоих сразу. Может, сами передумают? Фиг там! Рыжая непоседа галопом побежала переодеваться. Тапочки и шорты с майкой — это, конечно, здорово, но для парка или улицы, а не для незнакомой местности. Понимает. Уже хорошо. — Только первым спускаюсь я. Вдруг там медведь из-за кустов выпрыгнет?
 — Да ради бога! Пусть выпрыгивает. Заодно и ужин будет. А то запасы еды иссякают, и скоро снова придется грызть СП, — потер руки Джо. Толпа голодных мужиков — страшная сила. Прибитый не так давно осьминог оказался гастрономическим кладом, но, к сожалению, далеко не бесконечным. Грузоподъемностью дирижабля конструкторы пожертвовали, чтобы увеличить скорость и маневренность. Всё же не туристический пузырь. Что до осьминога, то он остался жив. Уплыл на глубину, правда, не целиком. Мои спутники и раньше видели поле в действии, но в этот раз нехило впечатлились: когда на твоих глазах невидимые лезвия отсекают щупальца толщиной в столб, тут сложно не проникнуться. Этими склизкими штуками мы питались последние несколько дней. Где Яма и Мику? Вот они обрадовались бы экзотическому морепродукту! Однако и мы вкусили даров моря по полной программе. Тушили их, жарили, варили, мариновали. Питались, как могли, тем более, альтернативы не было, за исключением пресного, как бумага, сухпайка. Странная зеленая рыба оказалась совсем несъедобной. Не в плане питательных веществ, нет, там как раз всё было отлично, а по части вкуса. Будто жуешь сырые водоросли. Так что нашего ниг… афроамериканца все молча поддержали. — Говорят, холодец из медвежьих лапок довольно вкусный. Не то что последняя добыча, только место в холодильнике зря переводим. На кой-черт нам вообще эта вонючая зелень?

 — Эти рыбы — уникальный реликт! У-ни-каль-ный! Не на всё надо смотреть с одной единственной мыслью: «могу ли я это сожрать или нет?»! — возмутилась Евгения, грозно поправляя очки. После поимки образцов аналитик целый день провела препарируя пойманные экземпляры, делая соскобы с чешуи для осмотра под микроскопом, замораживая кусочки живой ткани. Отдельно на её тумбочке стоял небольшой баллон с плавающими там самыми мелкими рыбёшками. Пойманная мной зеленая стая, а точнее, косяк, оказалась организмом-симбионтом. На чешуе морских созданий колонизировались микроскопические лишайники и водоросли, окрашивая её в зеленый цвет. Так что рыбок даже не кормили — им хватало падающего на спины солнечного света. А в темноте они начинали сиять не хуже светлячков, фосфоресцируя бледно-зеленым цветом. Женя объяснила это химической реакцией, которую ещё изучает.
 — Ну что, — начал Кэп, обводя взглядом готовый отряд, собираясь расщедриться на инструктаж. Дирижабль завис над берегом, неспешно снижаясь над темно-зеленой травой. Все бойцы вооружены, экипированы и морально готовы. Кроме меня — мне брифинг не нужен, да и спускаться неохота. Полежал бы, посмотрел на плавающие в небе облака. С Ульяной… Эх! На борту останется только один солдат. Так. На всякий случай. — Ну что, господа лентяи (Это он на меня смотрит? Кажется, пора кое-кого снова закинуть его порталом в Таиланд, в назидание), алкоголики (кивок в сторону снайпера, большого любителя прибухнуть после заданий), и, прости Господи, негры. Готовы вступить на землю незнакомого мира?
 «Можно было без лишнего пафоса», — подметил Шиза.
 — Какая гадость этот ваш расистский юмор! — буркнул Джо, закидывая через плечо ленту с патронами и сплевывая в открытый иллюминатор. За это он удостоился взгляда Жени а-ля «что это за животное, и почему я с ним в одной каюте?». Ребята что, собираются с кем-то серьезно воевать? Да тут пусто как не знаю где, и в крайнем случае, я тоже сидеть сложа руки не буду! Хотя, перестраховаться никогда не поздно. Как поговаривал один мудрый человек: «Если есть возможность — перестрахуйся!»
 «Так это ты сам и придумал!» — возмутился Шиза.
 «Мудрый. Человек!»

 — Проведу первичную разведку, — бросил я отряду, делая шаг за борт. Привычное кинетическое поле не дает рухнуть. Шаг, ещё один. Плавно двигаюсь вниз, со стороны это вполне может показаться прыгучей походкой по воздуху. Каждый скачок сопровождается громким хлопком кинетической энергии. Так даже лучше: если на земле есть враг, своими действиями я привлеку всё его внимание. Смотрите, я тут! Нападайте на меня, шумную и беспечную цель, а не на зависший в воздухе экипаж! А может, где-то в глубине души хотелось порисоваться? Есть такой грешок. Когда рядом рыжие, иногда позволяю себе повыпендриваться, в меру, конечно… Сверху смотрят восторженные голубые глаза Ульяны и внимательные — Жени. Согласен, выглядит эффектнее, чем порталы, но блин, порталы реально удобнее! Солдаты, тем временем, проверяют снаряжение в третий раз. Кстати, весьма яркий отличительный признак профи: они всегда следят за своим оружием и припасами и стараются лишний раз перепроверить даже самый последний шнурок.
 Уже коснувшись подошвой земли, я на всякий случай окружил своё тело коконом. Аномалия обостряла все чувства, а моя интуиция уступала разве что только Оракулу, но береженого, как говорится… Хм. Тихо. Не слышно лязгов затвора или хриплого дыхания затаившегося врага. Нос тоже ничего подозрительного не чует, хотя я нахожусь с подветренной стороны. Ха, сколько засад на меня провалилось, только потому, что враги банально не мыли ноги! Только естественные для живой природы запахи и звуки. Шелестят листья на ветру, колышется трава да шумит море, приглушая едва слышное журчание ручья неподалёку. Свежий ветерок приятно обдувает кожу. Хорошо! Понятно теперь, почему Ульяна так рвется вниз.
 Как обычно, я предпочел стандартной экипировке легкую камуфлированную ткань и плащ. В отличие от защищенных боевыми костюмами солдат, мне лишний груз ни к чему. Запах хвои, немного разбавленный разнотравьем и солью. То, что лес не густой, избавило его от типичного для таких мест запаха сырости и мха, да и дождей, видимо, тут давно не проливалось. Глаз то и дело цеплялся за подсыхающие кусты и траву, за полуповаленные, облепленные грибами сухие стволы, соседствующие с ещё живыми деревьями. Так, надо убедиться, что в округе нет неприятных сюрпризов. Интуиция может и промолчать, если угроза для меня несущественная. Ну, так то для меня, а нас тут немало, и не каждый способен похвастаться аномальной регенерацией и защитным полем. Раз пассивные локаторы молчат… Растормошим эту рощу!
 Передергиваю плечами. Вокруг меня собирается кинетическая энергия, окружая тело силовыми потоками, а затем мгновенно рассеивается по округе. Неудержимо, подобно резкому порыву ветра, неоформленный кинетический поток тревожит деревья и кусты, сдвигает камни, ломает ветки. Эдакий мини-взрыв, одна тысячная мощности от ударной волны. И если настоящая волна смела бы берег и лес к чертям собачьим, то эта просто-напросто распугала всю живность. Потревоженные птицы покинули ветки и, резво работая крыльями, умчались от греха подальше. Из куста на опушке выскочил лис, тявкнул что-то явно нецензурное, легкой трусцой убегая в чащу, где напоследок махнул рыжий хвост. Единственным безучастным наблюдателем оказался простой ёжик. Из-под поваленного дерева выглянула недовольная колючая морда и, фыркнув, вернулась в нору. Часть листьев сорвало с крон, и они, кружась в последнем хороводе, оседали вниз, отражая багровые отблески заходящего солнца. Зеленый снегопад! Красота. Если Женя не найдет тут заражения, надо будет не забыть сорвать несколько веток или трав. Кто додумался положить нам тот невкусный чай в пакетиках? Фу! Заваренное в крутом кипятке сено — и то ароматнее!

 Крупных хищников рядом нет, они бы точно среагировали на подобную встряску. Самое грозное животное в радиусе километра — это бухтящий ёж. Ну и хорошо: чем тише наше путешествие, тем лучше. Под моими ногами зиял пятачок чистой земли, диаметром метров пятьдесят. Вблизи даже такое слабое поле срывало поверхность грунта вместе с травой. Сейчас такой побочный эффект даже на пользу. Дирижабль приземлился как раз на этот относительно ровный участок скалы, между лесом и обрывом. Так, чтобы исключить возможность падения, да и Кэп распорядится его зафиксировать — не первый раз летает.
 Первым делом, по периметру рассредоточились солдаты, осматривая каждый кустик и каждое дерево. Уже только после этого дали добро выходить девочкам. Первой на землю снизошла Женя, с чемоданом в одной руке и герметично упакованными лабораторными перчатками в другой. Пока Евгения надевала защитные приспособления для рук, со ступенек задорным бегом спустилась Ульяна. Мелкая решила выйти в летательном костюме, который приглянулся ей ещё тогда. «Летяга» очень даже неплохо смотрелась и на земле, защищая своего хозяина от негативного воздействия окружающей среды плотной тканью и высоким воротником. С убранными очками и перепонками он мало чем отличался от стандартного камуфлированного обмундирования. А ей идет. Но это само собой, рыжик смотрелась мило даже в том моём жутком свитере, пылившемся в шкафу годами, пока его не отыскала эта «перевороши всё» девочка.
 «Разве что размер великоват», — подметил внутренний голос. И действительно, на малогабаритную, юркую Ульяну у нас не имелось готовой экипировки. Никто и подумать не мог, что рыжая диверсантка сможет пробраться на дирижабль. Причем так хитро всё провернув, что до последнего момента осталась незамеченной!

 — Ульяна! Быстро положи туда, откуда взяла, это не игрушка! — окликнул я мелкую, увидев, что она тащит с собой. В руках непоседа держала Гуань-дао, то самое неразрушимое оружие, которое Виола поручила мне, а я благополучно оставил в комнате, так как не привык надеяться на железки. Довелось держать в руках даже Великие Мечи, но любви к холодному оружию так и не появилось. Это не игрушка, а древнее китайское оружие. Я люблю рыжика и готов баловать, но не так! Острое как бритва, и прочное как не знаю что, острие. — А если ты поранишься? Это не перочинный ножик и даже не просто лезвие! Это аномалия.
 — У всех, кроме меня, есть оружие, не ходить же одной с голыми руками? — Ульяна робко заворчала, пряча копьё за спину. Получалось из рук вон плохо. Гуань-дао был как минимум наполовину длиннее. Шило в заднице не давало девчушке ни минуты покоя, а ведь давно на него глаз положила. Всё рассматривала при каждом удобном случае. Подвязанные на древко веревки слегка качнулись. Странно, а ведь он сам по себе довольно тяжелый для маленькой девочки. Бандитка же держала аномалию так, словно древнее оружие являлось куском пластика с алиэкспресса, а не оружием китайского героя.
 — Прямо-таки у всех? — спросил я, недвусмысленно кивая в сторону Жени. Аналитик уже спешила в сторону ближайшего ручья, а один из солдат будто бы случайно пошел в ту же сторону, ненавязчиво охраняя девушку. Солдат насвистывал беззаботную мелодию, озираясь по сторонам и удерживая один палец на предохранителе. Она может ворчать сколько угодно, но как аналитика Женю ценили. И как человека, в принципе, тоже, только старались делать это на расстоянии. Твори добро и беги.
 «Ты видел её чемодан?! Он килограммов пятнадцать весит! — вставил пять копеек Шиза, вспоминая, с каким пыхтением Евгения несла оборудование. — Чем не оружие? Таким размахнись и ка-ак дай по башке! Мало не покажется».
 — Ну, я… — Ульяна замялась. Внутренняя борьба между желанием поиграть с интересной штукой (понять её можно, оружие, бесспорно, было красивым, а благодаря пронизывающей его аномальной энергии выглядело совсем как новое) и обещанием меня слушаться.
 «Ой, да пусть потаскает, — махнул рукой Шиза. — Это же не Фаталис, или ещё какой опасный меч, который сам пырнуть может. Просто неразрушимая железка. Подумаешь…»
 «Острая неразрушимая железка!» — сказав не вслух, а мысленно, я пошел наперекос своему альтер-эго.
 «Ей будет только полезно подержать в руках оружие. Это не граната и не пистолет, опасность минимальна, — без тени эмоций поведал внутренний голос. — Так она лучше поймет тебя. Что ты скажешь ей, когда Ульяна своими глазами увидит, как кинетическое поле рвет врагов на части? Не осьминогов или кусты, а людей! Не завязывать же девочке глаза, когда столкнетесь с противником? Заметь, чувак, я сказал не <i>если. Когда. Ты сам решил не врать рыжей братии — так не ври! И дай ей почувствовать в руках оружие, это будет бесценный опыт для неё как для Человека».</i>
 «Ульяна ещё маленькая. А если она порежется?» — Привел я последний аргумент.
 «Семнадцать лет, чувак, почти восемнадцать. Не такая уж и маленькая. А насчет порезов. Тогда. — Очень серьезным голосом сказал Шиза. — Тогда. Тогда это будет очень важным уроком».

 — Хорошо, забирай, — неожиданно согласилась Ульяна. Пока я был занят внутренними разборками, девчонка уже всё решила и подошла вплотную, протягивала мне древко. Тонкие запястья. Маленькие кисти. Как же я порой забываю, насколько ты хрупка и изящна, маленькая моя! Аккуратно кладу ладони на рукоятку, касаясь рук Ульяны. Где она уже успела поцарапаться?! На указательном пальце левой руки зиял неглубокий, уже переставший кровоточить, разрез. Даже не пришлось использовать белую змею.
 Но стоило Ульяне опустить Гуань-дао, как, оказавшись в моих руках, тот начал едва заметно вибрировать и с каждой секундой ощутимо тяжелеть… Миг — и артефакт, весивший в руках рыжей не больше килограмма, стало тяжело держать даже мне, не самому слабому человеку! Мелкая хлопала своими пушистыми ресницами, явно не замечая ничего странного, пока я по ощущениям держал в руках пару пудовых гирь.
 — Странно, — пробормотал я, упирая копье набойкой в землю. Виоле не предупреждала про такие его свойства. — Ульяна, попробуй поднять его, только осторожно.
 Не веря свалившемуся счастью, рыжая сцапала древко оружия. Я не отпускал, пока не убедился, что аномалия снова весит как перышко. Заодно стряхнул с рыжей шевелюры упавший на девочку березовый листик, который она даже не заметила — так увлечена «игрушкой». Ладно. Пусть носит с собой, но только сейчас!
 — Иди уже, — улыбнулся я мелкой, стойко выдерживая её просительный взгляд, от которого щемило в груди. Как хорошо, что ты здесь, рыжик! Без вас жизнь пуста. Никто не обидит тебя, пока я рядом. Перед дальнейшими действиями я прокричал в спину уже убегающей к Жене девочке: — Только перчатки надень! И не размахивай им так, это не весло! И Женю не донимай! Пусть быстрее закончит.

 Прошел час. Я стоял на краю обрыва, глядя вниз, на волны, размеренно набегающие на пляж. Ничего интересного так и не обнаружили — лес как лес, мало чем отличается от наших. На нас никто так и не напал, к моей вящей радости. Какой-либо травы, годившейся в заварку, я так и не нашел, хоть и подключил к этому делу рыжика. Ульяну необходимо было занять:, я буквально видел, как из ушей аналитика шел пар, пока мелкая засыпала её вопросами: А что это? А зачем? А почему эта коробочка пищит? Отвлекает. Единственное что, Женя собрала несколько образцов коры и грибов, которые ей показались странными. Решив, что на безрыбье и рак сойдет, я нарвал свежей хвои с нескольких растущих поблизости кедров. Заварить, добавить сахарку, и можно пить. Где наша не пропадала! Над морем, из-за самого горизонта, светилась только багровая линия заходящего солнца. Скоро и она скроется. Ночь потихоньку вступает в свои законные права, звуки дневных птиц давно затихли. Редкие белки, которых не успела распугать Ульяна, скрылись в дуплах деревьев. Запах леса менялся, мой чуткий нос особенно подмечал такие детали, да и остальные должны были заметить, как зной и запах опалённой светом хвои сменяется тихой свежестью. Не знаю почему, но я очень люблю тихие летние ночи. Может, дело в том, что именно в это время я познакомился с Алисой?
 — Прохладно становится, — подошла со спины утомившаяся рыжая и устроилась поудобнее, подпирая меня сбоку. Ульяна дорвалась до суши и избегала всё вокруг, заглядывая под каждый камень. Как итог — пойманный живьём жук-олень и полное удовлетворение на наглой мордочке. Вот где она его нашла? Эти насекомые не водятся в подобном климате. Устала. По лицу видно. Глаза чуть прищурены, руки опущены по швам, частая зевота. Оружие девочка прислонила к корпусу дирижабля, вдоволь наигравшись с Гуань-дао. Если инструмент и правда принадлежал китайскому богу, он бы очень удивился, узрев, как его использовали сегодня. При этом Ульяна умудрилась даже не пораниться, а вот поляна пострадала. И весьма. Мелкая опробовала лезвие на пеньке, оставив на трухлявой древесине несколько глубоких борозд, на ближайших кустах и на низко растущих ветках. Срезала пару грибов с растущего возле ручья дуба и презентовала Жене. Напугала до чертиков ежа, который не успел отойти от прошлого шока и, медленно, но верно, начинал седеть. Всюду валялись обрубленные кусочки сухой и не очень ветоши, которую, один из солдат, от нечего делать, стал собирать в кучу: явно планировался вечерний костер.
 — Может, тогда заберешься внутрь? — кивнул я на двери в кабину. Скоро поверхность отдаст весь накопленный за день запас тепла, и станет ещё холоднее. Резковатый перепад температуры для этого пояса. Можно уже сейчас сворачиваться: местность разведали, образцы собрали. Кэп даже подстрелил сдуру выбежавшего из чащи кабанчика. За возможность поесть вечером свежего мяса солдаты готовы были молиться на предводителя, а собиравший ветки в кучу занялся этим с утроенным усердием, пока его товарищ свежевал немалого размера тушку, ну, исключая голову: патроны у нас боевые, а не охотничьи — будущему шашлыку почти всю башку снесло. Хорошо, что ветер теперь дует с моря в лес: запах крови слишком сильно бил по чуткому носу. Воздух с моря становился пронизывающим и зябким. Не знаю, как остальным, а мне лично неохота мокнуть под дождем или в густом тумане. Да и мелкую пора отправлять на боковую. — Примешь горячий душ, пока все остальные ещё внизу, никто не будет тебя торопить.
 «Душ пусть примет обязательно! Откуда в ней столько энергии? — поддакнул Шиза. — Вспотела, пока бегала и лес крушила, а нам её ещё всю ночь нюхать. И лучше бы от неё пахло мылом, а не собственным запахом! Ты, конечно, кремень, чувак, но что не бывает?»

 — Ммм, — задумалась Уля над моими соблазнительными речами. Дело в том, что если благодаря фильтрам и бойлеру нехватки воды не ощущалось, то кабинка и санузел присутствовали в единственном экземпляре. Очередь. Рыжая в какой-то мере беспардонная особа, но спокойно мыться, пока Женя грозно пыхтит под дверью, совесть ей всё же не позволяет. — Нет. Побуду пока тут, тем более, есть и другой способ согреться.
 — Как знаешь, — ответил я, пока мелкая прислонилась ко мне спиной, похлопывая себя по плечам. Намек понял. Я обнял девушку, заодно обхватывая её плащом. Конечно, поле было бы и надежнее, но мешать морскому бризу, трепавшему волосы рыжего ангела, я не стал. Вот если поднимется шквальный ветер — тогда да. В крайнем случае, даже дирижабль придется прикрывать щитом. Оказавшись в тепле, рыжик тут же стала клевать носом. Вот всегда так: побесится полдня, а потом… прислони её к стенке — вырубится. — Ну, хорошая я грелка? Лучшая в мире, да?
 — Почти, — сонно пробормотала Ульяна, подвигав плечами, она устраивалась поудобнее и мечтательно протянула: — Юля лучше. Её когда обнимаешь, можно ещё хвост погладить. Он такой теплый, пушистый.
 «Во облом! — вздохнул Шиза, и тут же предложил: — Давай одну штанину закатаем, пусть гладит ногу. А что? И теплая, и даже в меру пушистая. Всё как просит».
 Со стороны поляны послышался стрекот ночных сверчков, изо рта Ульяны стал заметен вырывающийся с дыханием пар. Да. Что-то тут не в порядке с погодой. Определенно. Погодите, ветер! Ветер сменился, и дует уже не с моря, а со стороны левого берега! Оттуда и нагоняется этот пробирающий до костей холод. Солдаты тоже оценили перемены климата, и по одному стали возвращаться на борт. Больше всех расстроился снайпер, бросая печальные взгляды на несостоявшийся костер и мясо. Кроме меня и уснувшей Ульяны, на берегу остались только Кэп с Женей. Мимо нас протопал сгорбленный грузом Джо. Оставлять почти полсотни килограммов свежего мяса никто не собирался. Я создал под собой небольшой полукруг из кинетического поля и удобно сел, придерживая драгоценную ношу. Ульяна спала так сладко, что я боялся лишний раз дернуться, чтобы не разбудить это чудо со слегка покрасневшим от прохлады носиком. Где-то неподалёку заухал филин, только мой чуткий слух мог уловить едва слышный звук крыльев пернатого охотника. Эти птицы летают практически бесшумно.
 — Кэп, а нам не пора домой? — задал риторический вопрос Джо, четко выговаривая слова во встроенный в костюм микрофон. Темнокожий солдат успел найти место для свалившегося на нас пайка, и теперь посматривал по сторонам, ежась от налетевшего холода. Особо горячие взгляды он бросал в сторону камбуза, откуда веяло жареным осьминогом. Оставшийся на борту боец не терял времени зря и разогрел вчерашнее жаркое, состряпанное лично Женей. Несмотря на показной скверный характер, в этой девочке действительно уживается уйма талантов. Скоро к ароматам стал примешиваться запах жареной свинины.
 «Правда, по большей части, таланты Жени аннигилируются природной прокрастинацией, а так да, — добавил альтер-я. — Девочка с золотыми руками, но больно ленивой жопой. Кстати, насчет попы, она у неё ого-г…»
 «Не сейчас!»
 «Ладно-ладно, — поднял руки вверх Шиза. — Не я тут без Алисы с голодухи волком вою».

 — Наш аналитик нашла что-то интересное в ручье, — пришел ответ из динамиков. Голос Кэпа явно не одобрял проволочек. — Как только она закончит, сразу вернё…
 В этот момент со стороны ручья раздался громкий, истошный девичий визг. Как обычно, в критический момент, сонное и благодушное настроение улетучилось мгновенно, будто его и не было. По нервам прошелся электрический разряд, буквально подбрасывая меня на ноги. Вместе с проснувшейся от такой встряски Ульяной. Которую, я скорее, сам сдохну, но не уроню.
 — Быстро готовится к взлету! — на одном дыхании выкрикнул я, ставя рыжика на ноги. — Засекайте минуту и поднимайтесь. Вперед! Вперед! Вперед!

Начало:

Глава 1. http://vn.reactor.cc/post/2626275

Глава 2. http://vn.reactor.cc/post/2649697

Глава 3. http://vn.reactor.cc/post/2666697

Глава4. http://vn.reactor.cc/post/2677788

Глава 5. http://vn.reactor.cc/post/2704406

Глава 6. http://vn.reactor.cc/post/2713270


Продолжение

VII

Фамагуста

Забавно это – проснуться внутри своего сна. Проснуться, оглядеться и подумать: «Как же давно я не был здесь, в месте, которое когда-то считал своим домом». Открываю глаза и смотрю на серый потолок, на паутину в углу, на разбросанные вещи и на мигающий индикатором монитор. Говорят, что снами можно управлять, но я не умею и не хочу этому учиться, пусть все идет по сценарию сна, а я просто буду помнить, что это сон. Что я уснул в поезде рядом с Мику, а проснусь в автобусе перед воротами.
Мику, моя Мику, как ты была права. Каждый цикл, оказывается, я теряю близкого человека, более близкого, менее близкого, но близкого. И даже, как правило, не одного. Может потому я и сбежал в первый раз, что невыносимо было все это переживать.
Ладно, хватит грызть себя, надо узнать, хотя бы, когда я «проснулся». Поднимаюсь с дивана и, дотянувшись до клавиатуры, бужу комп. Смотрю время, число. Интересно, вечером, оказывается, у меня встреча с однокурсниками, та самая. Значит меня вернули в сон до попадания в «Совенок», значит, через десять часов мне идти на остановку. Значит, через десять часов, плюс время на дорогу, я окажусь дома. Надо-же, а ведь когда-то я считал сном «Совенок», а здешнее свое существование реальностью. Подумалось еще, что высшей степенью коварства, со стороны местного мироздания, будет отправить меня не обратно в лагерь, а отправить на эту самую встречу. Как их зовут то, этих моих однокурсников? Пытаюсь вспомнить хоть одно имя или, может, лицо – бесполезно, сплошь серые невнятные фигуры. Интересно, у Мику-моей, когда она попыталась вспомнить свою школу в Японии, так же было? Мику… Стоп. Загоняю тоску внутрь себя, это пройдет, надо только перетерпеть.
Но надо куда-то потратить эти десять часов, пусть даже время во сне может и сжаться. И тут вспоминаю, что я не курил уже один только Генда знает сколько. Ищу глазами пачку на полу около дивана – нету, на столе – нету, на подоконнике – нету. Шлепаю босыми ногами на кухню – нету, туалет – нету, в прихожей проверяю карманы своей зимней куртки – тоже пустота. Вот и первое задание квеста – дойти до остановки и купить сигарет. То есть, это второе задание. Первое – одеться. Так, несколько торможу, не обнаружив пионерской формы, потом хмыкаю и надеваю то, что висит на спинке стула и валяется на его сиденье и на полу, рядом со стулом: носки, футболка, джинсы и свитер. Сколько времени прошло, и оригиналы давно брошены в шкафу Ольги Дмитриевны, но вот они вещи – точно такие же, как и были. Ботинки, куртка, в кармане куртки пара бумажек и горсть мелочи, не густо, но на курево хватит, в другом кармане ключи от квартиры. Проверяю – точно от квартиры. Вот телефон не нашел, видимо канул с концами, на столе лежит неизвестно откуда приблудившийся смартфон. Чей? Верчу его в руках, пожимаю плечами и оставляю на столе не включив: я не собираюсь никуда звонить и принимать звонки на неизвестно чей аппарат я тоже не собираюсь. Верните мне мою старенькую Нокию. Теперь – наушники в слуховые проходы и можно идти. Кстати, пока есть время, нужно будет пробежаться по сайтам с музыкой, нужно будет принести что-нибудь новое в «Совенок».
Все-таки сон: вот я запираю дверь и вот я уже на улице, минуя лифт, а вот я уже перед киоском и покупаю упаковку никотиновых палочек. Тут время и пространство сна дают мне послабление и возвращают к привычному темпу, я закуриваю и, закашлявшись и сплевывая, выбрасываю сигарету. Черт, ко всему прочему меня еще и отучили от вредной привычки. Вот помню же все ощущения, и вместо них – полный рот горечи и не могу себя заставить сделать следующую затяжку. Но это мы еще разберемся попозже, что это за сон, где покурить не дают. Автобус только вечером, а вот чем заняться дальше, не очень понятно. Чувствую, что если очень сильно захочу, то проснусь прямо сейчас, точнее, что смогу, в этом своем сне, ускорить время так, что сейчас окажется вечер и к остановке подойдет нужный автобус, но пока хочу этого не очень сильно. Можно вернуться домой и пробежаться по интернетам, я еще не забыл, как это делается, а можно… Можно просто погулять и осмотреться, все-таки я прожил в этом городе двадцать семь лет, ну, может не в этом, а в его копии в реальном мире и не я, а тот человек, чьей памятью я пользуюсь, этакий истинный Семен Семенович. Решаю проехать пару-другую остановок, а обратно вернуться пешком. И, словно прочитав мои мысли, к остановке подъезжает автобус. Сон же, ничего необычного, просто сон.
Автобус тот самый, четыреста десятого маршрута, один из, почти уже вымерших, мастодонтов Ликинского автозавода. Народу не много, я устраиваюсь на сиденье, взгромоздив левую ногу, на металлический короб проходящий вдоль всего автобусного борта, а сам смотрю в полузамерзшее окно. Пассажиры входят, выходят, передают кондуктору деньги, перемещаются по проходу, мне нет до них никакого дела. Кто-то миниатюрный садится рядом со мной. Странно, обычно место рядом со мной пустует до последнего, люди как-будто чувствуют мое нежелание контактировать с ними. А потом этот кто-то нахально вытаскивает музыкальную заглушку из моего правого уха.
– Вот мы и встретились, Сенечка.
Поворачиваю голову – Мику. Это так неожиданно, что я замираю, проглатываю язык и только и могу, что смотреть в глаза своей любимой девушке.
– Что-то случилось, милый?
– Случилось, Мику-моя. Ты внезапно случилась.
А мой паралич сменяется возбуждением, я подскакиваю с места, подхватываю Мику и почти на руках выношу из автобуса, успев протиснуться в закрывающиеся двери.
Автобус рычит отъезжая, кондуктор кричит что-то доброе в наш адрес, но нам нет до нее никакого дела.
Я распахиваю куртку и Мику прячется у меня на груди. Даже когда Мику в шубке я могу прикрыть ее полами куртки. Мику, моя Мику… Миниатюрная девушка, нисколько не повзрослевшая, хоть мы и скакнули из восемьдесят седьмого в две тысячи седьмой, а я повзрослел с семнадцати до двадцати семи. Мех шубы холодит меня сквозь свитер, а Мику прижимается ко мне всем телом, и… плачет?
– Мику-моя?
– Все… Все нормально, Сенечка. Все абсолютно нормально. Я сейчас перестану плакать и мы пойдем гулять.
Микуся еще глубже зарывается лицом мне в свитер, несколько раз хлюпает носом, а потом робко смотрит на меня снизу вверх.
Мику… Не повзрослела, нет, ей все те же шестнадцать, но, как будто постарела: морщинки в уголках глаз, в уголках губ, безнадежный взгляд человека пережившего какое-то смертельное разочарование, я только надеюсь, что не во мне.
– Пойдем гулять, чудо моё. А по дороге всё расскажешь.
– Расскажу, если сумею. А если не сумею, то все равно расскажу, Сенечка, мы же не врем друг другу, только не торопи меня. А еще, я же должна быть красивой. Веди меня куда-нибудь, где можно умыться, тебе лучше знать куда, это же твой город.
За «мой» город отдельное спасибо, Микуся. Заходим в ближайшую кофейню, Мику скрывается в туалете, а я заказываю два эспрессо. Пока Мику приводит себя в порядок, пока булькает кофеварка я оглядываю заведение. М-да, смешение стилей и эпох: обшитые мебельными панелями стены; демонстративно деревянные окна; занавески с подсолнухами; несколько столов, словно переехавших, вместе со стульями, из столовой «Совенка» – это все из восьмидесятых. Оттуда же, если не из семидесятых: стеклянная призма витрины-холодильника, миксер для молочного коктейля и толстая буфетчица в белом фартуке и кружевном… чепчике(?). А вот напитки ядовито-кислотных цветов стоящие на полке над коктейльным миксером и две бутылки отдельно: коньяк «Наполеон» и амаретто, – привет из девяностых. И совершенно футуристическая кофе-машина, доминирующая над всем этим. Впрочем, очень чисто и запах свежий. Кофе-машина выплевывает, наконец, наш эспрессо, появляется Микуся, садится за столик у окна, я отношу наш кофе и возвращаюсь к стойке рассчитаться. Если это сон, то денег должно хватить или они вообще не понадобятся. Не понадобились – тетка куда-то исчезла. Все-таки сон, хотя вкус кофе от этого хуже не стал. В «Совенке» иногда давали ячменный или может желудевый, или цикориевый – черт их разберет, но как же давно я не пил кофейный кофе, еще больше времени, чем не курил, и, в отличие от сигарет, никаких побочных эффектов принятие кофе вовнутрь не вызывает. Мику тоже делает мелкие глотки, посматривает на меня, улыбается и молчит – показатель высшей степени душевного комфорта с ее стороны.
– Как ты, родная, успокоилась? И вообще – рассказывай. Я вот уснул в поезде, а проснулся в квартире, я уже давно не просыпался в квартире, все в автобусе и в автобусе.
– Сенечка, теперь ты засыпаешь меня словами, это, наверное, общение со мной заразно.
Мику опять улыбается, но я что-то нарушил своим вопросом, опять в ее улыбке, кроме радости, проступает еще и горечь.

Как-то так, как во сне и бывает, мы опять оказываемся на улице, незаметно для себя покинув кофейню. И снова Мику чуть улыбается, поглядывает на меня и молчит. Засунула свою руку мне в карман и там переплела свои пальцы с моими.
– Это – твой дом?
Да, мы, оказывается, подошли к той самой остановке, где я утром покупал сигареты и, через промежуток между домами, виден дом мой.
– Да, вон те окна на восьмом этаже.
Но мой настоящий дом, он в другом месте, он за серыми воротами со звездой…
– … хочешь посмотреть? Но имей в виду, мой настоящий дом в «Совенке».
– Дорогая редакция, мужчина, с которым я знакома едва неделю, приглашает меня к себе домой. Скажите, что он имеет в виду?
– Дорогая читательница, мужчина может иметь в виду разные вещи, но то, о чем вы подумали – обязательно. Пошли, Мику-моя?
– Конечно, Сенечка.

– Знаешь, милый. Тот человек, который когда-то уехал из этой квартиры и тот Семен, которого я люблю, они друг от друга отличаются больше, чем Мику, которая проснулась в автобусе у ворот «Совенка», от той Мику, которая, две недели спустя, ждала поезда под дождем.
– Микусь, у Семена и времени больше было.
Мы у меня в квартире, лежим на диване, а предметы нашей одежды отмечают наш путь к нему от самой входной двери. Надо бы проверить, не оставили ли мы чего из одежды еще и на лестничной площадке. Мы лежим рука в руке и смотрим на потолок.
– Какой хороший сон, Мику-моя. Мы теперь всегда будем в нем встречаться? Но Мику, моя Мику, скоро я должен буду проснуться.
– Это правильно, что ты понимаешь, значит мне можно не обманывать тебя. Я бы все равно не стала тебя обманывать, но ты бы мне не поверил, захотел бы, чтоб я осталась, захотел бы остаться сам, а я, наверное, не смогла бы тебе отказать. А это, Сенечка… не хорошо. Даже то, что ты узнал меня в автобусе, даже это не хорошо. Для тебя, милый. Для меня уже все равно, а для тебя – не хорошо, но я не смогла к тебе не подойти. Сенечка мой, прости меня, глупую безвольную куклу.
– Ну какая же ты кукла? Я не…
– Не перебивай меня, милый. Пожалуйста.

Мику-моя, оказывается, проснулась в автобусе. Не в том «Икарусе», что привозит пионеров в лагерь, а в обычном маршрутном автобусе, что колесят у нас по городу. Проснулась в зимней одежде, без чемодана и спортивной сумки и: «Сенечка, я была какая-то заторможенная. Я же помнила, как заснула в поезде, как ты успокаивал меня своими прикосновениями, но то, что я проснулась на сиденье автобуса, что на мне шуба, зимние сапоги, совершенно другое платье меня совершенно не удивило. Я куда-то ехала, где-то выходила и пересаживалась, и мне было совершенно все равно. Я как робот была: надо выйти на остановке – я выходила, надо дождаться другого автобуса – я дожидалась, а почему так надо – я и сама не знала, надо – значит надо.» Сколько она так каталась Мику не помнит, но только день никак не заканчивался.
И так продолжалось пока Мику, зайдя в очередной автобус, не увидела меня. И тут время для нее начало течь, и появилась свобода воли, и Мику стала проталкиваться ко мне: «Я тебя сразу узнала, Сенечка. Ну и что, что ты сидел ко мне спиной, ну и что, что в зимней куртке с капюшоном, ну и что, что ты стал старше на десять лет.»
Но, когда я в автобусе повернулся к Мику, к ней пришло и другое знание: «Наверное, ты что-то глубоко во мне затронул, потому что я не должна была это знать. А может им все равно, потому что такие как я, это отработанный материал и наши чувства уже никого не интересуют.» Мику рассказывает с паузами, возвращаясь назад, чтобы подобрать более точные слова. «Меня не существует, Сенечка. Ты вот спишь сейчас и видишь сон про нас, а та Мику, она уже проснулась и ничего не помнит. Только знаешь, Сенечка, когда она задумывается о чем-то, она рисует не цветочный орнамент, а маленькие лодочки под парусом и в них двух человечков, мальчика и девочку, а когда Славя устает от своих обязанностей, она приходит в музыкальный кружок и они с Мику пьют чай и о чем то грустят, а спросишь – о чем, они и сами не знают.» «И Ульяна, она захотела придумать историю про Черного пионера и не смогла.»
Когда Мику-моя уснула в поезде, она не смогла сохранить в себе наработанную за цикл личность и сбросила ее – мы же не ждем от пятилетнего ребенка, что он сможет нести такой же груз, как и взрослый. Но и личность эта оказалась достаточно развитой, чтобы просто так взять, рассеяться и исчезнуть. И системе пришлось создавать временный фантом, говоря языком две тысячи седьмого года виртуальную Мику, которая должна постепенно сойти на нет.
«Но, Сенечка, я бы, наверное, ничего бы и не поняла, но у меня было и другое назначение.» Здешняя система, она очень рациональна и зашивает в фантомы одну программу – фантомы должны искать своих «создателей» (Это таких как я что ли, помнящих прошлые циклы?) и оставаться рядом с ними. Я сразу вспоминаю «Солярис». Но если целей Океана, закидывающего «гостей» на станцию, Лем не обозначил, то в нашем с Мику, и не только в нашем, случае все было просто. Такие как я – помнящие прошлые циклы должны быть нейтрализованы.
Зачем? Исключительно для сохранения стабильности системы. Видимо, такие как я этой стабильности угрожают, инстинкт самосохранения, ничего более.
Как? Лучше всего это объясняется одним словом – вампиризм. Как вам такой научный термин, Семен Семенович? Лишенные физического тела фантомы быстро рассеиваются без внешней подпитки, а встретившись со своим «создателем», нет пусть будет лучше «партнером», начинают жить питаясь его, партнера, воспоминаниями и чувствами, пока личность партнера не упростится до изначально заложенной, а воспоминания о предыдущем цикле не перейдут в разряд смутных сновидений.
После этого фантом, без подпитки, рассеивается, а его, таким образом, упрощенный партнер возвращается в лагерь на автобусе.
«Я, наверное, неправильная, Сенечка. И человек была неправильная, и фантом неправильный. Я не должна была этого всего этого знать, но знаю, или не должна была любить тебя, но я же люблю. И не могу убивать того Семена, которого я знаю и превращать его в обитателя этой квартиры.» «Сенечка, даже то, что мы здесь вместе сейчас, это уже вредит тебе, я знаю. Нет, мы не сможем иногда встречаться, сегодня я еще держусь, мне почти хватает энергии полученной от системы, но чем дальше, тем будет хуже, и чем реже мы будем встречаться, тем больше я буду забирать у тебя за один раз.» «Тебе может и все равно, но я не хочу, чтобы вместо моего Сенечки возникло вот такое.», – Мику садится, обводит взглядом комнату и морщится. «Сенечка, когда ты сказал мне, что любишь меня, когда я сказала тебе, что люблю тебя, у нас сразу же появились права и обязанности по отношению друг к другу. Обязанность поступать так, чтобы было лучше любимому человеку и право решать за любимого человека.» «А теперь подумай обо мне, каково мне знать, что я убиваю тебя? Даже сейчас убиваю.» «Не на много ты моё существование и продлишь, чем дальше, тем я буду голоднее, и тем большие куски буду от тебя откусывать.» Мику подтягивает к себе колени и обнимает их. «Ничего ты не продлишь. Для меня все равно все закончится за сутки, а вот для тебя эти сутки будут тянуться неделю, или год, или двадцать лет, как повезет.» «Сенечка, тебе нужно в лагерь. Нет, пока еще ты сможешь, пока еще ты считаешь это сном – ты сможешь пожелать нужный тебе автобус, ты же смог перенести нас от кофейни к остановке. Ты почти освободился от контроля системы, еще цикл и ты уже сюда не попадешь.» «Другой вариант? Убей меня. Я серьезно.» «Еще вариант? Я смогу встать и уйти, и спрятаться где-нибудь, пока не рассеюсь, я же неправильная, у меня должно хватить на это сил. Или, какой у тебя этаж, восьмой? Наверное хватит высоты.», – Мику встает и, как была, обнаженная, подходит к окну. «Ты же не будешь меня связывать и прятать в шкафу?»
– Сенечка, мой любимый. Я все решила еще на остановке, когда мы выскочили из автобуса. Решила тогда, а решилась вот только сейчас. Не надо было к тебе подходить, или надо было убежать, пока ты меня в кофейне ждал, но я не смогла. И сама не смогла, и программа еще мешала. А сейчас – пора.
Ситуация чем-то похожа на ту, что была несколько дней назад. Только тогда я вел Мику и рассказывал ей о мире, где она обитает, а сегодня Мику рассказывает мне об этой изнанке «Совенка». Она права, она во всем права. Я пришел к ней слишком рано и Мику не смогла сохранить наработанную личность, но разве же мы виноваты?! Это какой-то изощренный вариант ада для избранных, знать бы еще, за какие грехи сюда попадают.
Мы сидим у меня… У меня? Нет конечно, но, надо же как-то обозначить это место. Мы сидим у меня на кухне и пьем чай, нашлась и пачка печенья, «Юбилейного», кстати. Наш последний ужин, наша последняя встреча. Через сорок минут надо выходить.
– Любимый Ленин продукт, – говорю я, кивая на печенье. Просто чтобы что-то сказать.
– Я знаю, – улыбается Мику, – вечные крошки на столе.
– Пошли? Или останешься?
– Пошли, Сенечка. Я провожу тебя.
Грязные стаканы и начатую пачку печенья бросаем на столе, постель тоже не прибираем. Я не собираюсь сюда возвращаться. Перед тем как уйти подхожу к столу, трогаю смартфон, взять? Нет, зачем он мне в «Совенке», удивлять пионерок? Оставляю игрушку на столе. Но вот электроприборы надо выключить, закрываю все программы: браузер, мессенджеры, блокнот. Мелькает заставка какой-то компьютерной игры: зеленое поле через которое зигзагом идет лента дороги, – что-то она мне напоминает, но некогда разбираться, пора на автобус. Выключаю комп, выключаю все лампочки, закрываю воду, я не знаю зачем, но вот так.
– Всё, выходим.

На этот раз мы едем на лифте, а не переносимся на улицу непонятым образом: «Какой реалистичный сон. Даже сожженные кнопки и запах мочи в лифте присутствуют», – отмечаю про себя. Или это я уже что-то потерял, какую-то свою часть и системе уже проще моделировать реальность вокруг меня? Не знаю. К остановке подходим одновременно с автобусом, кажется это тот же самый, на котором мы ехали утром. Мику заходит вместе со мной. Достаю из кармана ключи от квартиры и протягиваю девушке, та только качает головой.
– Не надо, Сенечка. Все равно все здесь исчезнет, как только ты перескочишь из зимы в лето. Уж лучше я провожу тебя до конца.
В этих автобусах есть один закуток: правый задний угол автобуса. От салона он отгорожен вертикальным поручнем и двумя горизонтальными перекладинами, так что места там хватает только на одного человека, ну или на двоих, если они крепко обнимут друг-друга. Мы заскакиваем в задние двери, я сразу ныряю влево, под перекладину, и тащу за собой Мику. Все, теперь нас никто не будет толкать. Разворачиваюсь спиной к салону, отгораживая любимую девушку от толпы, Мику расстегивает на мне куртку и, как утром, прячет лицо у меня на груди, а я запахиваю полы куртки вокруг нее. Автобус ползет через весь город, делая остановки через каждый квартал. Пассажиров, по мере приближения к центру, становится все больше и если бы не спасительные перекладины, нас бы изрядно помяло. Стекло довольно чистое и, в свете рекламы, я вижу на улице Женю и… себя? Нет, моего черного двойника.
– Женя здесь.
– Да, Сенечка.
– И тот пионер.
– Да. И Женя будет держать его здесь, пока его личность не сотрется до нуля. Пока не останется только неуничтожимое ядро. Только тогда этого пионера можно будет отправить снова в лагерь. В младший отряд.
Кажется я могу сделать что-то полезное.
– Я наверное выйду сейчас, Мику-моя.
Мику догадывается о моих намерениях.
– И не пытайся. Ты не сможешь его коснуться. Можешь увидеть, можешь накричать, можешь попытаться пристыдить. Но коснуться не сможешь, так же, как и в лагере.
– Получается и тот Семен, который увел с собой пятерых пионерок...
– Да, он или здесь еще, или уже где-то в каком-то лагере.
Жаль. Вот и верь после этого людям…
Проехали центр города, народу в автобусе все меньше и меньше, уже появились свободные парные места.
– Сядем, Сенечка?
– Пошли, Микусь.
Мы выбираемся из своего уютного закутка, опять подныривая под перекладину, и идем к самой кабине водителя, на самое переднее сиденье. Я пропускаю Мику на место у окна.
– Сенечка, ты можешь забыть этот цикл, или почти забытьь, или будешь вспоминать его как сон. Но я хочу, чтобы ты пообещал мне сделать одну вещь, и выполнил одну мою просьбу.
– Что за вещь, и что за просьба, Мику-моя.
Мы даже прозвищ друг для друга придумать не успели, всех этих заек, мурзиков, котиков и лапок, которыми награждают друг друга влюбленные. Так и зовем по именам: Сенечка и Мику-моя.
– Нет, ты пообещай сначала, а потом я скажу.
– А вдруг ты что нехорошее попросишь?
– Сенечка! Я просто хочу, хочу… Помнишь, я недавно говорила о правах и обязанностях? Вот я об этом.
Загадочно, ну, ладно. Мику не будет просить ни о чем плохом, это то я знаю точно.
– Ну хорошо. Если ты просишь. Я обещаю сделать так, как ты хочешь.
– Сенечка. Скоро мы расстанемся, навсегда. Я растворюсь в системе, а ты поедешь в лагерь. Я хочу, чтобы ты, когда встретишь там девочку, которая тебе понравится, не оглядывался на меня. Я хочу, чтобы вы были счастливы. Вот! Ты пообещал! Но, я поступаю по свински, я знаю, но я не хочу, чтобы этой девочкой была Мику. Я же говорила тебе, что ревную тебя только к самой себе. А это моя просьба. Если не сможешь ее выполнить – я не обижусь.
Мику моя, Мику. Как же это несправедливо, что вот такой замечательный человек растворится через какой-то час. Я бы без колебаний остался здесь, рядом с Мику, на тот срок, который мне отмерен, пожертвовал бы своим Я, своими воспоминаниями, опять превратился бы в безликого Семена, одного из многих, но остановили меня только слова девочки, что это для меня пройдут годы, а для нее, в любом случае, не больше суток. Вспоминаю свои прошлые пробуждения в городе и встречи с Алисой, Ульяной, Славей. Свою жизнь с Леной. Даже не вспоминаю, а просто знаю, что они были, а вот детали, они все ушли безвозвратно. А может это даже и не мои воспоминания, а кого-то из двойников.
– Микуся, получается, что все те девочки, которых я, или двойники встречаем здесь, они все такие же люди, как ты? И знают то же, что и ты?
Не могу заставить произнести себя слово «Фантом».
– Да, Сенечка, такие же. А насчет знают ли… Не могу тебе сказать, я уверена только в себе, но я же неправильная, я тебе уже говорила об этом. Ты слишком глубоко меня изменил.
Автобус уже выехал за город и неспешно катит по шоссе, неспешно, потому что эта древность быстрее не может. В салоне ни одного пассажира кроме нас, даже кондуктор куда-то исчезла. Не знаю, показалось или нет, но это была та же самая тетка, что и буфетчица в утренней кофейне. Меня начинает клонить в сон.

Горы мне покажут путь.
Путь туда, наверх, к снегам.
Но дороги все ведут
Почему то к городам.

Можно и не жить,
Но тогда не будет этих снов.
Можно не любить,
Но тогда не будет этих слов.
Будет просто жизнь.
Жизнь, в ожидании следующей любви.


– Спи, любимый, сегодня я буду охранять твой сон. И, Сенечка, я хочу чтобы ты понимал – я ни о чем не жалею. Спи, я здесь, с тобой. А когда ты проснешься, у тебя будет ангел-хранитель. Спи.

Просыпаюсь в автобусе. Почему-то, в этот раз, на переднем сиденье, странно конечно, но, какая разница. Рюкзак вот он, через проход от меня. Встаю с кресла, выбираюсь в проход, заглядываю в рюкзак – все на месте, только вот тряпка незнакомая добавилась. Достаю, оказалось – спортивный костюм. Ну, неплохо, вот только не припомню, когда я его в рюкзак положил. Вообще, прошлый цикл был настолько серый, что не запомнился вовсе. Только вожатая и Мику… А что Мику, кстати? Нет, не помню. Но, надо бы быть с ней подобрее, что ли. А то жалко человечка, пропадает там в кружке у себя. Лишь бы не влюбилась, а то этот поток слов, с ее стороны, я не выдерживаю больше трех предложений подряд.
Ладно, надо сдаваться, чего время тянуть? Поправляю выбившуюся из шорт рубашку, и чувствую, что в нагрудном кармане что-то лежит. Какой то привет из прошлого цикла? Достаю: бланк анализа крови, свернутый в несколько раз и закрепленный каплей клея, чтобы не разворачивался. На чистой стороне бланка надпись Славиной рукой: «Семен, ты здесь не просто так! Это точно, а остальное не важно. Живи, как считаешь правильным.» Хмыкаю. «Ты здесь не просто так.», – да, Славиной рукой этот текст еще не писали. Ну что же, буду жить так, как считаю правильным раз Славя разрешила, буду просто оставаться самим собой. Показалось, как что-то коснулось моего разума(?), сознания(?), души(?)… Не знаю, но легко так коснулось, как будто проходящий за моей спиной очень близкий человек, машинально провел мне по шее тыльной стороной пальцев, едва наметив ласку, но оставив после себя ощущение тепла, любви и доброты. Прячу записку обратно в карман и оглядываюсь. Естественно, никого. Ну что, вперед, навстречу пионерскому лету?

– Привет, ты, наверное, только что приехал?

Магия?

А убедить реакторчан заплюсовать никем не известный и понятный только маленькому кругу Вечерний костёр,скажите не магия?