Ru VN Алиса(БЛ) Ульяна(БЛ)

Лагерь у моря часть 50. Рут Алисы.

Страница фанфика на Фикбуке

Часть 40

Часть 41
Часть 42
Часть 43
Часть 44

Часть 45

Часть 46
Часть 47
Часть 48
Часть 49

Приб­режный кор­пус, ве­чер. В ши­роко рас­пахну­тое ок­но дул морской ве­тер, зас­тавляя жа­люзи слег­ка зве­неть. В ка­бине­те Ви­олы мер­но гу­дели при­боры, а сна­ружи шу­мели волны, обрушиваясь на песчаный берег. Этот кор­пус бли­же всех рас­по­лагал­ся к пля­жу, и те, кто тут жи­вут, уже при­вык­ли к кри­кам ча­ек, шу­му на­каты­ва­ющих на бе­рег волн, и го­мону от­ды­ха­ющих в днев­ные ча­сы. Сей­час, в су­мер­ках, Ви­ола от­кры­ла все ок­на, нас­лажда­ясь ти­шиной и све­жестью но­чи. Се­год­ня на­меча­лась об­ще ла­гер­ная ве­черин­ка, и на пля­же не бы­ло ни ду­ши. По­это­му де­вуш­ка мог­ла си­деть в ти­шине, пить ко­фе, и ждать. Да, ждать она уме­ла, не лю­била, но уме­ла. По­ка ещё не вклю­чили му­зыку, но Ви­ола бы­ла уве­рен­на, что она бу­дет до­носить­ся и сю­да. Не зря же ми­мо её кор­пу­са та­щили все эти ко­лон­ки.
Пос­ле всей этой ку­терь­мы. Ко­торая слу­чилась воз­ле пи­рами­ды, они с Яма­дой ожи­дали воз­вра­щения от­ря­да. Что­бы ус­лы­шать ис­то­рию из пер­вых рук. Яма­да, ут­вер­ждав­шая что сов­сем не вол­ну­ет­ся, си­дела ря­дом на ку­шет­ке, и по­лиро­вала свой меч, уже чет­вертый час под­ряд…

-Мо­жет пой­дешь встре­тишь Ми­ку? – спро­сила мед­сес­тра у неё, де­лая боль­шой гло­ток све­жеза­варен­но­го ко­фе, - как-ни­как, под­ру­га твоя.
-Ус­пею ещё, - ус­та­ло отоз­ва­лась чер­но­воло­сая де­вуш­ка, - на­ши на связь не вы­ходи­ли?
-Они не­дав­но пе­ресе­ли в а­эро­пор­ту на ма­шины, ско­ро бу­дут в ла­гере, - Ви­ола смот­ре­ла в ок­но на звез­дное не­бо, - точ­нее, сю­да при­едет толь­ко Кэп. Ос­таль­ные от­пра­вят­ся ор­га­низо­вывать на­шу обо­рону, я зап­ро­сила серь­ез­но­го прик­ры­тия. Ду­маю, на­чаль­ство да­же рас­щедрит­ся на ар­тилле­рию, и па­роч­ку крей­се­ров, пос­ле тех дан­ных, что мы им от­пра­вили. Яма­да воз­му­щен­но фыр­кну­ла, и вер­ну­лась к прер­ванно­му за­нятию. Не час­то бы­вали слу­чаи, ког­да её од­ной, в ка­чес­тве прик­ры­тия, бы­ло ма­ло.

Спус­тя пол­ча­са, дверь ка­бине­та рас­пахну­лась, и Ви­оле да­же не на­до бы­ло к ней по­вора­чивать­ся, так бес­це­ремон­но, сю­да за­ходил толь­ко один че­ловек.
-Ви! - Гром­ко, но всё же с нот­ка­ми ус­та­лос­ти ска­зал ка­питан. – Ты хо­чешь ме­ня уг­ро­бить? Зна­ешь, что там вы­пол­зло?!
-Не кри­чи, по­жалуй­ста, - Ви­ола по­ложи­ла пус­тую чаш­ку на по­докон­ник, и по­вер­ну­лась к ви­зите­ру, - знаю, по­ка вы сю­да до­бира­лись, я срав­ни­ла ва­ши дан­ные со все­ми ле­ген­да­ми и ин­форма­ци­ей из ар­хи­вов ор­га­низа­ции. Мо­жете гор­дить­ся, вы стол­кну­лись с разъ­ярен­ным бо­жес­твом, и все вер­ну­лись.

-Эта ано­малия - бо­жес­тво? – удив­ленно пе­рес­про­сил ка­питан, он ус­пел пе­ре­одеть­ся в граж­дан­ское ещё в по­лете.
-Ну, ес­ли учи­тывать, что ему пок­ло­нялись, вы­ходит именно так. – Спо­кой­но от­ве­тила де­вуш­ка. Ви­ола не­дав­но рас­па­кова­ла но­вый ха­лат, и сей­час нас­лажда­лась ком­фортом. Ста­рый ей был от­кро­вен­но мал. – Но, то, что это ано­малия, ог­ромной раз­ру­шитель­ной си­лы, то­же вер­но.
-Она выз­ва­ла смерч Ви! – Вос­клик­нул Кэп. – Ог­ромный, мать его, смерч!
-Ве­рю. А так же цу­нами, зем­летря­сение, и мно­жес­тво дру­гих по­доб­ных ка­тас­троф, - пе­речис­ли­ла мед­сес­тра, - это его осо­бен­ность, куль­тис­ты ведь, на­зыва­ли его Ку­куль­кан?
-Да, по­ка не ссох­лись!

-Ано­малия пог­ло­тила их, - Ви­ола кив­ну­ла на мо­нитор компь­юте­ра, - так, во вся­ком слу­чае, счи­та­ют ана­лити­ки. Куль­тис­ты слиш­ком ве­рили в неё, они са­ми впус­ти­ли сущ­ность в се­бя, вот и стали легкой добычей. По­это­му Ку­куль­кан так зап­росто их пог­ло­тил, а вас не смог. В поль­зу этой те­ории го­ворит то, что вы, не ле­жите сей­час всем от­ря­дом, ис­сохши­ми му­ми­ями.
-Ты так спо­кой­но рас­сужда­ешь, а на­до что-то де­лать! Там, под пи­рами­дой, ле­жит тварь спо­соб­ная раз­ру­шать го­рода! – Кэп вы­рази­тель­но по­махал ру­ками, а за­тем ус­та­ло опус­тился на один из стуль­ев, и с ви­димым нас­лажде­ни­ем за­курил.
-Уже сде­лали, - по­дала го­лос с ку­шет­ки Яма­да, де­вуш­ка пе­рес­та­ла чис­тить лез­вие, и уб­ра­ла меч в нож­ны.
-Уже? – пе­рес­про­сил ка­питан, удив­ленно взгля­нув на де­вуш­ку.
-Да, срав­ня­ли пи­рами­ду с грунтом, раз­бомбив ра­кета­ми зем­ля-зем­ля. На­чаль­ство ре­шило не мед­лить. – От­ве­тила вмес­то неё Ви­ола, осуж­да­юще пос­мотрев на ка­пита­на, и вклю­чив вы­тяж­ку. Она и са­ма бы­ла лю­битель­ни­цей ску­рить си­гаре­ту-дру­гую, но не в се­реди­не ка­бине­та же?! Мог бы хоть к ок­ну по­дой­ти…

-А Мек­си­кан­ско­му пра­витель­ству что нап­ле­ли?
-Ска­зали в но­вос­тях, что про­води­ли уче­ния, и ра­кеты слу­чай­но по­пали на по­лу­ос­тров. – По­яс­ни­ла Ви­ола.
-Ага, слу­чай­но, шес­тнад­цать раз… - хмык­ну­ла Яма­да, по­тихонь­ку со­вер­шая по­пол­зно­вения к ко­фей­ни­ку Ви­олы.
-В об­щем Кэп, из-под раз­ва­лин что-то вы­пол­зло, и уле­тело. Мы не­навяз­чи­во от­сле­жива­ем его пе­реме­щения. По­ка, дан­ных о том, что Ку­куль­ка­ну хоть как-то нав­ре­дили нес­коль­ко тонн взрыв­чатки, не по­луче­ны.

-Лад­но, я от­чи­тал­ся, а что тут тво­рит­ся? – За­дал воп­рос бо­ец. И за­тем пос­мотрев на Яма­ду, до­бавил. – Ты раз­ве не дол­жна ох­ра­нять тех де­вочек? Не сто­ит пре­неб­ре­гать за­дани­ем, ра­ди нас.
-По­ка ти­хо, - по­жала пле­чами Ви­ола, - но ду­маю это не­надол­го, ско­ро по все­му ла­герю бу­дет зву­чать му­зыка. Док весь день ша­та­ет­ся ту­да-сю­да, ду­маю с ним проб­лем не бу­дет. На ред­кость праг­ма­тич­ный и ра­зум­ный па­рень.
Пос­те­пен­но ка­бинет опус­тел. Кэп по­шел под­кре­пить­ся, Ви­ола уш­ла пос­пать, ес­ли ана­лити­ки пра­вы, и ано­малия то­чит на ла­герь зу­бы, на­до ус­петь от­дохнуть. Прав­да, они не ска­зали, по­чему имен­но на этот ла­герь. А Яма, от­пра­вилась на­конец ис­полнять свои обя­зан­ности.

Док.
Тем вре­менем на ос­та­нов­ке, я вы­ходил из ла­геря, ок­ру­жен­но­го до­воль­но вы­сокой кир­пичной сте­ной. За во­рота­ми бы­ло пус­то, от бли­жай­ше­го го­рода сю­да мно­го ки­ломет­ров ез­ды. Так что ни­кого лиш­не­го, в это вре­мя тут не оши­валось. Де­воч­ки, на­вер­ное, при­едут на так­си, так что, встре­чу их тут. Фо­нари не мог­ли ос­ве­щать всё, и то прос­транс­тво, ко­торое на­ходи­лось за их ра­ди­усом, ма­нило за­гадоч­ной тем­но­той. Тут не бы­ло при­выч­но­го го­род­ско­го шу­ма и смо­га, не ла­яли со­баки, не гу­дели дви­гате­ли лег­ко­вушек. Ти­шина, из­редка пре­рыва­емая ше­потом вет­ра или ше­лес­том листь­ев.

От­ку­да-то сбо­ку, раз­да­лись быс­трые ша­ги, на Али­сины не по­хоже. Я по­вер­нулся, что­бы раз­гля­деть при­шель­ца. Им ока­зал­ся один из во­жатых, пом­ню, как он за­ходил од­нажды, за кап­ля­ми для но­са. А вот имя и его от­ряд, при­пом­нить не мо­гу, да и не хо­чу, сдал­ся он мне.

-Док, там кто-то ле­жит без соз­на­ния, кровь из го­ловы идет, - вот и вы­яс­ни­лось, по чью он ду­шу, и как толь­ко на­шел ме­ня, или прос­то слу­чай­но нат­кнул­ся? - Я ско­рую выз­вал, но ког­да она при­едет? Мо­жет, пос­мотришь?
-Ве­ди, - ус­та­ло вздох­нул я, нас­тро­ение стре­митель­но па­дало. Ну что я ему сде­лаю? Без ап­течки, ид­ти за ко­торой че­рез пол ла­геря бу­дет слиш­ком дол­го, без ле­карств. Ну да лад­но, ес­ли там не чп, про­веду ре­визию ра­ны, чтоб ско­рякам мень­ше ра­боты бы­ло. Ес­ли чп, то фиг с ним, ду­маю, в ус­ко­рении до­несу до ка­бине­та, а там пе­ревя­жу. Толь­ко вот что стран­но, во­жатый шел, а не бе­жал. Ко­неч­но, эта бра­тия без­дель­ни­ков с про­курен­ны­ми лег­ки­ми да­леко не спорт­сме­ны, но…

Ког­да мы отош­ли от во­рот нес­коль­ко со­тен мет­ров, из-за уг­ла до­роги, скры­той кир­пичным за­бором, до мо­его уха до­нес­лись го­лоса. Нес­коль­ко муж­чин пе­рего­вари­вались по­луше­потом, дру­гой бы не ус­лы­шал с та­кого рас­сто­яния ни зву­ка, но не я.
-Он точ­но при­дет? – ска­зал нез­на­комый муж­ской го­лос.
-Дол­жен, Ва­ся ему ска­жет, что тут ко­му-то пло­хо, - от­ве­тил ему вто­рой, - ты уве­рен, что на­до его при­нять?
-Да млин, я вам сто раз ска­зал, он мне ни за что, мор­ду на­чис­тил, пос­мотри! – этот пис­кля­вый го­лос, был смут­но зна­ком…- глав­ное сра­зу в че­люсть да­вай­те, он здо­ровый, бры­кать­ся ещё бу­дет.

"-Оп, за­сада, - воз­бу­дил­ся Ши­за, по­чу­яв эк­шен, - прям клас­си­ка, ку­ча по­дон­ков в темноте. Чур, в этот раз без неж­ностей! Ло­май кос­ти, дро­би сус­та­вы, мя­со-кровь-киш­ки-хар­дкор!".
Не хо­чу встре­вать в ис­то­рии, на­фиг. Я уже поворачивался со­бираясь ухо­дить, как с той же сто­роны, ус­лы­шал сдав­ленный крик. Та­кой зна­комый…Али­са?! Я по­чувс­тво­вал, как пра­вое пле­чо обож­гло, что-то внут­ри ме­ня сно­ва за­шеве­лилось, злость, за­пол­ня­ла всё су­щес­тво.

По­чему лю­ди не мо­гут жить спо­кой­но, обя­затель­но ко мне лезть? Обя­затель­но тро­гать тех, ко­го я люб­лю?! По пра­вой ру­ке полз ожив­ший ри­сунок, чер­ная че­шуя, из­ви­ва­ясь, дви­галась, по­ка го­лова змеи не дош­ла до са­мой кис­ти. Мой спут­ник это­го не уви­дел, бы­ло тем­но, да и мыс­ли его ви­тали сов­сем в дру­гой сто­роне.
-Эй, - ти­хо поз­вал я.
И ког­да во­жатый по­вора­чивал­ся, рез­ко схва­тил его го­лову, и об­ру­шил об ка­мен­ный за­бор. Он не ус­пел да­же пис­кнуть. Шут­ки кон­чи­лись, ког­да де­ло ка­са­ет­ся тех, кто мне до­рог, ща­дить ни­кого не бу­ду. Да­же ус­ко­рение не по­надо­билось, я и рань­ше был силь­нее мно­гих, а сей­час есть по­доз­ре­ние, что ано­малия ме­ня­ет мое те­ло. Лег­кость и си­ла, обос­трен­ные чувс­тва…это все нес­прос­та. Во­жатый без­звуч­но спол­зал на зем­лю, пусть. Не­деля в трав­ма­толо­гии оту­чит его вес­ти се­бя как мразь.
"-Ха, те­перь вы­ходит он не врал, - одоб­ри­тель­но про­ком­менти­ровал Ши­за, - тут и прав­да кто-то без соз­на­ния, и кровь из го­ловы те­чет".

Я без раз­ду­мий свер­нул за угол, и уви­дел кар­ти­ну, от ко­торой ру­ки све­ло су­доро­гой. Ла­дони, са­ми со­бой сжа­лись в ку­лаки. Под све­том фо­наря сто­яли во­жатые, семь че­ловек, и Па­вел. Ста­рый зна­комый, ко­торо­го я за че­лове­ка в прин­ци­пе не счи­тал. Они взя­ли в коль­цо двух де­вушек, не давая пройти им к ла­герю. Али­са, и су­дя по все­му, Ми­ку, пы­тались выр­вать­ся, но во­жатые их не от­пуска­ли. Ми­ку, девочка с милыми циановыми хвостиками, при­жима­ла к се­бе боль­шие цвет­ные па­кеты, слов­но пы­та­ясь за­щитить­ся ими. А Али­са, с раз­ма­ху за­еха­ла по ро­же дер­жа­щему её здо­рово­му во­жато­му. Даль­ше со­бытия по­нес­лись неп­ред­ска­зу­емо, пос­тра­дав­ший во­жатый, рез­ко взмах­нул ру­кой, от­ве­шивая де­вуш­ке по­щечи­ну.

-Ай, - Али­са от­шатну­лась, на её ниж­ней гу­бе по­яви­лась кровь.
-Вы, прав­да, так хо­тите сдох­нуть? – я слы­шал свой го­лос как со сто­роны, всё вок­руг стих­ло. Пе­ред гла­зами поп­лы­ли крас­ные раз­во­ды, а стук сер­дца сто­ял в ушах. Се­год­ня у ско­рой бу­дет мно­го ра­боты, а мо­жет не толь­ко у неё. – Тол­пой на двух де­вочек, я знал, что вы трус­ли­вые уб­людки, но чтоб нас­толь­ко.
Все по­вер­ну­лись ко мне, че­го я и до­бивал­ся, от­вле­кая вни­мание. Али­са, схва­тив Ми­ку за ру­ку, вы­бежа­ла из коль­ца. Де­воч­ки на всех па­рах пом­ча­лись в мою сто­рону, а зас­тывшие во­жатые не ста­ли их прес­ле­довать.
"-А Алис­ка на­ша, мо­лодец, - вос­хи­тил­ся Ши­за, - мы же отом­стим за её гу­бу, так? Изу­роду­ем их. Хо­тя­яя, эволюция уже сде­лала это за нас, ребятки явно недалеко ушли от приматов".

-О, ко­го я ви­жу, - за­гово­рил Па­вел, этот то­щий во­жатый ещё не знал, что сей­час с ним бу­дет, одно его присутствие, меня раздражало, - Док, ка­кими судь­ба­ми.
-Смот­рю, вы храб­рые, ког­да вас во­семь, - мой го­лос был об­манчи­во спо­ко­ен, - но се­бе не лги­те, а? Свой ха­рак­тер каж­дый из вас по­казал, ког­да бро­сили де­тишек, и у­еха­ли.
-Док, мы толь­ко из ма­шины выш­ли, а тут эти… - на­чала го­ворить Али­са, но я её прер­вал.
-Сол­нышко, за­бирай под­ру­гу, и иди­те в ла­герь, - а я по­ка, по­гово­рю, с то­вари­щами во­жаты­ми.
-Ми­ку, иди, - Али­са под­тол­кну­ла под­ру­гу в сто­рону во­рот. Уте­рев кровь с гу­бы, тыль­ной сто­роной ла­дони, она сжа­ла ку­лаки. Бо­евая де­воч­ка, это мне в ней нра­вит­ся. Но не сей­час...

-Обе, марш в ла­герь! – прик­рикнул я, и Али­са не­охот­но под­чи­нилась.
-Ге­роя из се­бя стро­ишь, - ска­зал один из во­жатых, не знаю, что они уви­дели в мох гла­зах, но на­падать не спе­шили.
-Зат­кни­тесь на­хер! – прер­вал я их. Вы­раже­ния я не кон­тро­лиро­вал, пло­хой знак. Выдыхай Док, не надо портить карму трупаками. – Мне не ин­те­рес­но, что вам нап­лел этот пиз­дюк! Вы до­иг­ра­лись, бас­та! На­до­ело! Я мол­чал, ког­да вы ша­ро­еби­лись по ла­герю, за­бив на обя­зан­ности. Мол­чал, ког­да вы бро­сили по­допеч­ных и сбе­жали. Но пос­ледняя кап­ля, это, пос­ледняя кап­ля!
-Пав­лик не ска­зал вам? Что по­лучил за де­ло? – во­жатые пе­рег­ля­нулись, ви­димо не ска­зал… но это ни­чего не ме­ня­ет. Я вспом­нил кровь, на гу­бе ры­жей де­воч­ки. – Он от­ра­вил ре­бен­ка, МО­ИМИ ле­карс­тва­ми! И сей­час вы, ста­до трус­ли­вых ша­калов, раз­верне­тесь, и друж­но сва­лите в ту­ман, кро­ме не­го, он се­год­ня по­лучит ещё раз.

"-Ка­жет­ся, они не про­ник­лись, - за­метил Ши­за, гля­дя как тол­па дви­жет­ся ко мне".
Лад­но, ре­бят­ки, вы выб­ра­ли свою судь­бу. Я ни­ког­да не был храб­рым, ни­ког­да не стре­мил­ся ре­шать проб­ле­мы си­лой. Но испугаться мож­но че­го-то опас­но­го, они мне не ров­ня. Че­ловек не мо­жет бо­ять­ся му­сора, да­же ес­ли он хо­дит на двух но­гах, и мно­го и се­бе во­зом­нил. Крас­ная пе­лена зас­ти­лала уже всё по­ле зре­ния. В ушах пуль­си­рова­ло, а ру­ки на­тураль­но че­сались, жаж­да­ли дей­ствия. Уда­рили Али­су… Ус­тро­или за­саду мне…Пусть боль, ста­нет ва­шим учи­телем. Она на­учит вас, не тро­гать Дока.

Дос­тав из кар­ма­на ме­тал­ли­чес­кий ша­рик, я боль­шим паль­цем, под­бро­сил его вверх. Во­жатые не­воль­но от­вле­кись, под­ня­ли го­ловы, чтоб пос­мотреть что это. И проморгали момент, когда я бро­сил­ся на них, ус­ту­пив бу­шевав­шей ярос­ти. Это бы­ло да­же не ус­ко­рение, всё вок­руг дви­галось, но не быс­трее меня, с каж­дой ата­кой, с каж­дым вдо­хом, мои уда­ры ста­нови­лись силь­нее, а чер­ная змея пуль­си­рова­ла, на­пол­няя те­ло си­лой.
"-Да, да. ДА! – нас­лаждал­ся Ши­за. – По поч­кам их, но­гами! Корпусом работай, ну кто так бьет?".

Во­семь ду­рач­ков, пы­тались ме­ня дос­тать. Пе­рех­ва­тив ру­ку од­но­го из них, я гру­бо вы­вер­нул ему кисть, с та­кой си­лой, что пос­лы­шал­ся гром­кий треск. Вряд ли бли­жай­ший год, он смо­жет ей ма­хать, по­думал я, гля­дя как ору­щий че­ловек, осе­да­ет на ас­фальт. Семь. Вто­рой уда­рил ме­ня, он це­лил в го­лову, но я ус­пел зак­рыть ли­цо пра­вой ру­кой, хруст? Но мне не боль­но… Лег­кий тол­чок, вот и всё что я ощу­тил, а один из во­жатых, от­хо­дил, ба­юкая кро­вото­чащую ру­ку. Шесть. Зло­рад­но по­думал я. Чешуя черного рисунка, судя по всему весьма крепкая штука. Да и тело, покрывала странная дымка, как рябь над раскаленными предметами. Все удары, что я пропускал, почти не чувствовались.

Ещё дво­им, я обес­пе­чил серь­ез­ные пе­рело­мы, уда­рив од­но­го но­гой по ко­лену, и ло­мая его нап­рочь! А дру­гого под­ло­вил в мо­мент уда­ра, и вы­вер­нул пле­чевой сус­тав. Ночь ог­ла­сили кри­ки, кри­ки бо­ли, но я был к ним глух, каж­дый раз, ког­да в за­тума­нен­ном соз­на­нии воз­ни­кала мыс­ли о по­щаде, я вспо­минал за­жатых в коль­цо де­вочек. Пра­вая часть ри­сун­ка на спи­не, одоб­ри­тель­но гу­дела.
-Стой, да­вай по­гово­рим, - ска­зал один из тех, что сто­ял на но­гах, гля­дя, как я дер­жал в зах­ва­те ру­ку его при­яте­ля, сбро­шен­но­го на зем­лю.
-Го­ворю, - рез­ким дви­жени­ем, ло­маю вожатому клю­чицу, сок­ра­щая ко­личес­тво про­тив­ни­ков до трех. – Иди­те к чер­ту!

Ос­тавши­еся ре­шили не ис­ку­шать судь­бу, и бро­сились врас­сыпную, но я не со­бирал­ся их от­пускать. Про­ща­ют ве­лико­душ­ные…и ту­пые. Не каж­дый дос­то­ин про­щения, я боль­ше не бу­ду рис­ко­вать, ес­ли кры­са уку­сила один раз, уку­сит и вто­рой. Я трус, и бо­юсь ос­тавлять за спи­ной вра­гов, по­это­му сто­ит по­забо­тить­ся, что­бы у них и мыс­ли не воз­никло боль­ше со мной свя­зывать­ся! Ведь могут отомстить не только мне...

-Да­леко бе­жим? – По­ложил я ру­ку на пле­чо то­го здо­ровя­ка, ко­торый бил Али­су. Он был до­воль­но креп­ким на вид, но не мо­ей ве­совой ка­тего­рии. – Зна­комь­ся, ас­фальт!
Пос­та­вив ему под­ножку, я ус­ко­рил встре­чу фей­са вра­га и по­вер­хнос­ти, при­дав ему ско­рос­ти пин­ком ла­дони по за­тыл­ку. Удар по­лучил­ся силь­нее чем я ожи­дал, по­вер­женный под­нял це­лую ку­чу пы­ли.
"-Ка­кой смач­ный хруст, - Ши­за был в вос­торге, - это нос его так, или че­люсть? На­де­юсь, и то, и дру­гое".
Ос­тавших­ся я дог­нал у са­мых во­рот ла­геря, пред­послед­не­го я поз­на­комил с ощу­щени­ем ло­ма­ющих­ся ре­бер, хо­рошень­ко вре­зав об бли­жай­ший столб. Раз­дался оби­жен­ный звон ме­тал­ла, а од­на из лам­по­чек на­вер­ху по­гас­ла.

-Пав­лик, дру­жище, ку­да бе­жишь, - при­гова­ривал я, до­гоняя пос­ледне­го, - ты же так хо­тел по­гово­рить?
То­щий зас­ра­нец спа­сал­ся как зап­рав­ский сприн­тер, но к его глу­боко­му со­жале­нию, я быс­трее.
-Пом­нишь, что я тог­да ска­зал? – Спро­сил я у при­жато­го к сте­не ущер­ба. Его мел­кие глаз­ки бе­гали ту­да-сю­да, но вок­руг бы­ло без­людно. – Ска­зал, что изу­родую те­бя, ес­ли ещё раз уви­жу. Зна­ешь, при­дет­ся пос­та­рать­ся, что­бы пе­реп­лю­нуть при­роду, она и так на те­бе от­дохну­ла.
Он по­пытал­ся выр­вать­ся, звал на по­мощь, кри­чал так, что у ме­ня в ушах зве­нело. По­ка я про­шел­ся по-над за­бором, дер­жа его ли­цо вплот­ную к кир­пи­чам…
"-Это как на тер­ке, - вос­хи­тил­ся внут­ренний го­лос, - Чу­вак, ну ты да­ешь".
-Зна­ешь, - про­из­нес я, пос­мотрев пря­мо в это мер­зкое ли­цо. В воз­ду­хе пах­ло кровью, где-то за спи­ной, сто­нали и кор­чи­лись ос­таль­ные. – Я поп­ро­шу кол­лег, по­ложить вас в од­ну па­лату.
"-Так, а ну-ка, без неж­ностей! Сло­май ему ли­цо! В прош­лый раз, мы эту крысу по­жале­ли, и чем всё за­кон­чи­лось? – ска­зал Ши­за, и был прав".

-Это, за то, что не пос­лу­шал предупреждение, - я с нас­лажде­ни­ем, вкла­дывая весь вес и си­лу, нас­ту­пил ему на но­гу. Раз­давший­ся треск, не смог заг­лу­шить да­же тон­кий визг, выр­вавший­ся из его глот­ки.
-Это, за то, что ис­портил мне ве­чер, - удар по уязвимому месту лок­те­вого сус­та­ва. Как ока­зыва­ет­ся лег­ко что-то сло­мать, ког­да зна­ешь, как это ра­бота­ет. Не ду­мал, что од­нажды ис­поль­зую зна­ния ана­томии для та­кого.
-А это, за де­вочек, - в пос­ледний мо­мент, я ос­та­новил свою пра­вую ру­ку, чер­ная часть ри­сун­ка, упор­но со­бира­лась смять ему глот­ку, от­пра­вив тще­душ­но­го не­годяя в ад. Но, в пос­ледний мо­мент, мне уда­лось пе­ренап­ра­вить удар в че­люсть.
Итог, семь сто­нущих тел, и од­но не­под­вижное. А я, без еди­ной ца­рапи­ны, стою и дро­жу, на­поло­вину от злос­ти, на­поло­вину от шо­ка. Как же не­нави­жу та­кие мо­мен­ты!
"-Они прос­то умо­ляли се­бя по­бить! – вме­шал­ся в са­моко­пания Ши­за – я бы вер­нулся, и пнул ещё по па­роч­ке раз. Так, для про­филак­ти­ки".

Лад­но, по­ра ва­лить, тем бо­лее, вда­леке уже слы­шит­ся вой по­лицей­ских си­рен. И валить в темпе! Легкой трусцой, я побежал ко входу.
У во­рот ла­геря, ме­ня встре­тила раз­но­шерс­тная кам­па­ния. К вы­ходу нап­равля­лись Кэп, Яма­да и…Али­са.
-Док. Ты как? – спро­сила ры­жая, обес­по­ко­ен­но раз­гля­дывая ме­ня. Что она ду­ма­ет, ме­ня та­кая шай­ка да­же не по­цара­па­ет. Хотя, будь я обычным человеком, то валялся бы сейчас там. Нет, какие подлые всё таки гады.
-В по­ряд­ке, доб­лес­тную стра­жу ты выз­ва­ла?
-Ми­ку, - Али­са фыр­кну­ла, яв­но пе­ред­разни­вая под­ру­гу, - Док-сан в бе­де, на­до звать на по­мощь. Я-то зна­ла, что те­бе ни­чего не уг­ро­жа­ет.

А в гла­зах всё же вол­не­ние, гу­ба у де­воч­ки слег­ка при­пух­ла, но уже не кро­вото­чила. Не­види­мый друг прав, на­до бы пой­ти и до­бить.
-Лад­но, а вы тут ка­кими судь­ба­ми? – по­давив прис­туп жес­то­кос­ти, спро­сил я у во­як.
-Мы с мен­та­ми раз­бе­рем­ся, у нас пол­но­мочия ого-го, - по­яс­ни­ла Яма­да, по­ка ка­питан не­одоб­ри­тель­но зыр­кнув, про­шел ми­мо, - кста­ти, те­бе то­же ско­ро до­кумен­ти­ки сде­ла­ют. Бу­дешь у нас осо­бой вип.
При­чина та­кого ра­душия де­вуш­ки вы­яс­ни­лась сра­зу.
-Спа­сибо что по­мог мо­ей под­ру­ге, - Яма­да яв­но что-то об­ду­мыва­ла, и на­конец, - пой­ду по­жалуй к ней, Кэп сам спра­вит­ся. Ты всех за­мочил, да?
-Не до кон­ца, ес­ли ты об этом, - не знаю что уди­вило ме­ня боль­ше, буд­ничный тон де­вуш­ки, или от­сутс­твие осуж­де­ния в го­лосе.
-Ну, тог­да во­об­ще лег­ко, раз без жму­риков, - и Яма гор­до уда­лилась, фут­ляр за её спи­ной слег­ка бол­тался. Ин­те­рес­но, она всег­да с ме­чом хо­дит, и как мно­го в ор­га­низа­ции та­ких вот, «ги­тарис­ток»?

-Али­са, - я не мог по­доб­рать сло­ва, ус­пей я на миг рань­ше, моя лю­бимая не стра­дала бы сей­час.
-Да за­бей, - мах­ну­ла ру­кой де­вуш­ка, - ду­ма­ешь, я не дра­лась ни­ког­да? Ха, это пус­тяк. Да там откуда я...
Алиса прервалась на полуслове, явно сболтнув лишнего. Она об­ня­ла ме­ня, прос­то без лиш­них слов, при­жалась всем те­лом. За­пах ды­хания и теп­ло ры­жика оку­тыва­ли, за­бирая с со­бой раз­дра­жение и весь не­гатив. Я сно­ва до­волен и счас­тлив. Взяв де­воч­ку за под­бо­родок, я про­вел боль­шим паль­цем по её гу­бе, ощу­пывая пов­режде­ние. Всей ду­шой, же­лая заб­рать эту боль.
И тут слу­чилось неч­то стран­ное, по бе­лой час­ти ри­сун­ка, прош­ла вол­на теп­ла. Не об­жи­га­юще­го, а лас­ко­вого, рав­но­мер­но­го, буд­то теплый весенний ручеек. Мы с Али­сой, удив­ленно наб­лю­дали, как под ру­кавом дви­галась змейка, слег­ка под­све­чивая ткань из­нутри бе­лым све­том.

-Это что ещё та­кое? – за­дал я ри­тори­чес­кий воп­рос.
"-Без по­нятия, - отоз­вался Ши­за, и тут же до­бавил, - смот­ри, гу­ба!".
Под светом "татуировки", сса­дина Али­сы, за­жива­ла на гла­зах, пос­те­пен­но умень­ша­ясь, по­ка пол­ностью не ис­чезла. Де­воч­ка удив­ленно ощу­пыва­ла гу­бу, на ко­торой не ос­та­лось и сле­да от пов­режде­ния.
-Зна­ешь Док, - удив­ленно ска­зала она, - ты не пе­рес­та­ешь удив­лять.
Сей­час я при­поми­наю, ано­малия уже ис­це­ляла ме­ня, то­гда, на пля­же. Мож­но ска­зать, она пол­ностью ре­гене­риро­вала, по-нас­то­яще­му кри­тичес­кие пов­режде­ния, что ей ка­кой-то кро­вопод­тек? Ло­гич­но? Ло­гич­но!
"-Да чер­та с два логично, эта бе­лая змея стран­ная, - Ши­за за­думал­ся, - а хо­тя, впол­не в тво­ем ду­хе. И спо­соб­ность весь­ма по­лез­ная".
-Али­са, всё те­перь хо­рошо?
Дож­давшись кив­ка ры­жей, я лас­ко­во пот­ре­пал её по го­лове.
-Вот и слав­но, а сей­час, – я вы­дер­жал па­узу, - иди, пе­реве­ди дух, ес­ли ещё идем тан­це­вать. Платье не по­теря­ла в су­мато­хе?
-Нет, ко­не…По­годи-ка. – Гла­за ры­жей по­доз­ри­тель­но су­зились. – Уль­ян­ка про­бол­та­лась! Ну, я ей…
-Ты та­кая ми­лая, да­же ког­да злишься, - эти­ми сло­вами я ввел Али­су в сту­пор. И даже рассмеялся, глядя как она надула щеки.
-Уви­дим­ся на тан­цах, - бросила ры­жая, и убе­жала в сто­рону кор­пу­са.

Из мода: Catharsis

Год дракона

Кусочек мира Дубликата.
По сути, это вставка в последнюю главу Исхода.
Описывается тот мир, который снится Алисе между циклами. Для понимания лучше, кроме Исхода (он же Анабасис), прочитать еще вторую, третью и пятую части Дубликата.

***

Квартира номер два. Дощатая дверь, покрытая многими слоями половой краски, кнопка звонка на уровне, чуть выше пояса, чтобы внучке было удобно. Вот только внучка эта давно выросла и уехала. Слышу как подходит хозяйка и, без всяких «Кто там?», отпирает мне дверь.
— Здрасьте, Марьпетровна. Что-ж вы не спрашиваете, кто пришел?
— А зачем, Алисочка? Только ты одна так и звонишь. Как-будто точку ставишь. Переночевать пришла? Заходи.
— Нет, я по другому делу. Я, Марьпетровна, неожиданно в пионерский лагерь уезжаю на две недели. Пусть мои вещи у вас полежат?
Потому что не хочется мне их в квартире оставлять: маманя разных мужиков к себе водит. Раз в полгода новый «папа», и не каждый из «пап» безобидный тихий алкаш.
С некоторых пор я стала угадывать, что сейчас произойдет или о чем меня спросят. Вот и сейчас Мария Петровна запахнёт халат потуже и непонимающе посмотрит на меня, а я объясню в чем дело.
— Самой смешно. Семнадцать лет и пионерский лагерь. Туда, оказывается, до восемнадцати ездить можно. У завучихи дочка должна была поехать, но заболела. Шампанское холодное на выпускном оказалось. Вот, чтобы не пропала путевка, я и поехала.
Отдали мне путевку, потому что путевка в старший отряд. Иначе я бы ее не увидела — рылом не вышла. Ну не хотят старшие в пионерский лагерь ездить: тебе семнадцать лет, а тебя в шортики или юбочку наряжают и заставляют под барабан строем ходить! Лагерь то — пионерский. Вот и не хотят. А вот я, я согласилась — были на то причины. И, мы еще посмотрим, кто там будет под барабан в красном галстуке маршировать. А я как знала, что мне путевку предложат, когда утром мимо школы пошла и на крыльце завучиху встретила. Я же говорю что стала угадывать, что должно случиться.
— Понятно, Алисочка. Может тогда чаю попьем на прощание? Мать то дома? Знает что ты уезжаешь?
Вот не надо про мать. Хотя, Марии Петровне можно.
— Дома она, не проспалась еще. Ничего она не знает, записка на столе лежит. Прочитает, если захочет. И вы простите, Марьпетровна, некогда мне чай пить, правда-правда. А то на поезд опоздаю.
Мария Петровна хочет сказать что-то ещё, но только показывает на угол прихожей.
— Ставь туда своё приданое, не пропадет. Потом в кладовку уберу.
Ставлю, куда показали, пакет с «приданым»: две пластинки, кое-какие документы, тетрадка со стихами и табами, золотая цепочка, письмо от Ленки — она, как уехала в Ленинград семь лет назад, письмо написала, я ей ответила и всё, и закончилась переписка. Вот и всё моё приданое. Остальное везу с собой: спортивная сумка с вещами и гитара в чехле.
— Может все-таки попьешь чаю-то?
— Марьпетровна, ну поезд же ждать не будет. А как приеду, так попьем обязательно. Я обещаю.
Мария Петровна обнимает меня, я обнимаю ее, даже слезинка подступила. Что может быть общего у семнадцатилетней пацанки и семидесятидевятилетней бабушки, всю жизнь проработавшей (она говорит: прослужившей) на должности литературного редактора? Но вот уже пять, нет шесть лет мы общаемся. Началось с того, что она, не вынеся издевательств над гитарой, взяла меня за руку и затащила к себе домой, чтобы: «Хоть три аккорда тебе показать, а то уши отваливаются». Всякое бывало: и орали друг на друга, и ночевала я у нее, и скорую к ней вызывала, и она ко мне в больницу ходила… в больнице все думали, что ко мне бабушка ходит.
— Марьпетровна, вы так прощаетесь со мной, будто я не на две недели, а навсегда уезжаю.
— Беги на поезд, Алисочка. Для меня и две недели могут «навсегда» оказаться. И ты через две недели уже другая приедешь.
Меня разворачивают и легонько выталкивают на площадку. Слышу сзади всхлип.
— Марьпетровна...
— Беги-беги. Может ты и вовсе не приедешь.
На меня последний раз пахнуло смесью запахов валерьянки, герани, книг и каких-то духов, и дверь за моей спиной мягко закрылась.
Ну вот, с единственным взрослым, который что-то для меня значит, я попрощалась. Но что-то было неправильное в этом прощании, как будто последняя ее фраза, про то что я не приеду, не вписалась в ожидаемую картину.
Стою спиной к двери Марьи Петровны и шагнуть к выходу не могу, а вместо этого разглядываю наш подъезд: сантиметровый слой масляной краски на стенах и лестнице, стены зеленые, деревянная лестница — коричневая. Ступеньки за пятьдесят лет вышарканы жильцами так, что на них углубления от ног остались, отполированные руками перила так удобны, чтобы скатываться по ним. И везде: на штукатурке стен, на перилах, на дверях в подъезд — выцарапаны надписи. Каждое поколение детей считает нужным здесь отметиться, оставляя свои имена, а ЖЭК только красит поверх выцарапанного, так что надписи остаются видны. Вон и две моих: «Алиса» и «Алиса+Лена», а к последней надписи Алик дописал «=дуры», за что потом от меня по шапке получил. Один раз за меня, один раз за Ленку… Что-ж мне так идти то не хочется? Может вернуться и попить чаю у Марьи Петровны? Нет! Встряхиваюсь, поезд, действительно, ждать не будет.
Вот и двор. Хороший двор, чтобы там не говорили. Самое главное, что чужих здесь не бывает. Две двухэтажки и одна трехэтажка, стоящие буквой П, огораживают его с трех сторон, а с четвертой он закрыт от посторонних сараями. Когда-то в них дрова хранились, а в шестидесятых, еще до моего рождения, в дома газ провели. Газ провели, а сараи остались. И теперь наш двор, это такой закрытый от посторонних мир: детская площадка у первого дома, перекладины для сушки белья у третьего, и два десятка старых тополей, которые все называют «парк» — посередине.
Наши должны уже собраться у крайнего сарая. Так и есть, вон они сидят и дымят: четверо в карты режутся, Миха с мотоциклом ковыряется, Миха-большой на турнике повис. Венька, как обычно, чуть в стороне и в книжку уткнулся. Портвейн еще не доставали, ну правильно, светло еще, незачем народ дразнить, а то 02 звонить начнут. Сейчас спросят, куда я собралась.
— Привет, Алис. Ты куда это собралась?
— Привет. — Подхожу, пожимаю руки, у Веньки изо рта сигарету вытаскиваю. — Рано тебе еще.
— В пионерский лагерь она собралась. — Говорит, не поднимая головы от баночки с бензином, где лежат детали от карбюратора, Миха. — Пион-нерка…
Миха — единственный кто не курит, еще и отодвинулся от курильщиков, загородившись от них мотоциклом.
Миха-большой отцепляется от турника и подходит к нам.
— В последний раз — пионерка. А вернется — уже взрослая будет.
Не нравится мне взгляд, которым он на меня сейчас посмотрел, а в чем дело — понять не могу.
— Ладно, побегу я, ребята. А то на поезд опоздаю.
Венька закрывает книжку, встает.
— Алиса, я с тобой. Хлеба надо купить, пока магазин не закрылся.
Ну, со мной так со мной, жалко что-ли. Ныряем в заросший кустарником промежуток между сараями и домом, и по тропинке идем к цивилизации. Все я здесь знаю, могу с закрытыми глазами пройти. Слева две девятиэтажки — китайских стены, справа шесть штук пятиэтажек, а между ними пустырь — ничейная территория. Говорят, тут еще девятиэтажки должны были построить, но что-то с грунтом не так. По той же причине и наши три дома не сносят, что ничего серьезного построить нельзя.
— Алиса! — Венька догнал меня и идет рядом. — Алиса, не возвращайся домой, после лагеря.
С чего это вдруг? А Венька продолжает.
— Это сейчас ты живой талисман, а вернешься уже взрослая, и не будет талисмана. Миха уже… — Венька краснеет и замолкает.
Да ну, не верю я ему. Хоть Венька и самый умный из нас, но не верю я ему. Ошибается он. Так ему и говорю, а Венька обижается, еще сильнее краснеет и до булочной больше не произносит ни слова. А меня опять кольнуло неправильностью, вот про это «Не возвращайся», я думала он мне в чувствах признаваться будет, а он… Только, на крыльце магазина Венька прощается, хочет сказать что-то еще, но так и не решается, снова краснеет, говорит дежурное: «Пока!» — и убегает внутрь. Нет, не «Пока!», он «Прощай!», почему-то говорит. Хочу спросить, почему прощай? Но его уже не видно.
Веньке за хлебом, а мне на остановку. До вокзала не так и далеко, но под вечер ноги бить неохота. Набегалась я за день по врачам, пока в поликлинике справку для лагеря получала. Тем более, что уже показалась морда автобуса. Захотелось, чтобы никуда не пересаживаться, чтобы прямо этот автобус меня к воротам лагеря привез, даже номер маршрута для него придумала: 410. Но нет, обычная маршрутная «двойка».
«Следующая остановка — Вокзал!» — вот и приехали. Мне в кассу: завучиха сказала, что договорилась, чтобы для меня билет на проходящий придержали. Плохо, что электрички неудобно ходят, приходится один перегон на поезде ехать. Сейчас сяду на поезд, доеду до следующей станции. Там от вокзала по Вокзальной же улице пройти три квартала и направо еще квартал. Будет горком комсомола, в нем нужно спросить у дежурного, где автобус в «Совенок» стоит. Вот интересно: город один, а на две половины разделен, и между половинами пятнадцать километров степи. Наш район, он перед войной начал строиться вокруг химзавода, и так и называется: Заводской. А в войну еще заводы привезли и народ эвакуированный. Так и получился город разделенный пополам: Старый и Новый город.
Надо документы приготовить, чтобы перед кассой в вещах не рыться. Перекладываю из сумки во внутренний карман куртки паспорт и путевку: картонку, размером с открытку. На одной стороне картонки нарисован совенок в пионерском галстуке, а на другой напечатано: «Пионерский лагерь «Совенок», вторая смена», — и впечатаны на машинке имя и фамилия завучихиной дочки. Потом дочку зачеркнули, и ниже, уже шариковой ручкой, написали: «Алиса Двачевская» — я, то есть. А, чтобы не подумали, что я эту путевку украла (а я могу, у меня это прямо по морде лица видно), еще ниже написано: «Верно. Заведующий учебной частью», — и завучихина подпись. И школьная печать, поверх всего.
Едва захожу в здание вокзала, как над выходом на перрон начинает шелестеть электрическое табло. Все номера прибывающих и отходящих поездов на нем, пути, на которые они прибывают, время их отправления, в общем вся информация заменяется пустыми белыми строками. Острое чувство неправильности буквально пришпиливает меня к месту. Я кручу головой, но больше ничего необычного не вижу. Ну сломалось табло, успокаиваю себя, мне то что? И вообще, мне сейчас к кассам, а там на стене бумажное расписание висит. Ну и табло к тому времени починят, а не починят, так объявят посадку по радио.
Кассы расположены в отдельном здании и проход туда из зала ожидания через тоннель. Мне надо подойти к третьему окошку, к старшему кассиру, Вере Ивановне, и сказать, что я от Ольги Ивановны — завуча. После этого подать свой паспорт и путевку.
В тоннеле безлюдно. Только дядька какой-то идет навстречу, со стороны касс. Я направо и он направо, я налево и он налево. И так несколько раз. Я колеблюсь, или обматерить его для начала, или сразу кастет доставать. Не люблю я таких дядечек с некоторых пор, не люблю аж до кастета, седина им в бороду. Но дядька улыбается обезоруживающе, поднимает руки, прижимается к стене и делает мне приглашающий жест, иди мол. А я сразу успокоилась, даже улыбнуться в ответ захотелось.
— Проходи, барышня, а то до утра тут танцевать будем. Касса то закрыта. — И подмигивает еще, охальник.
Дяденька окает, а я анекдот про охальника в окрестностях Онежского озера сразу вспомнила. Мне, правда, самой захотелось улыбнуться в ответ, но я сдерживаюсь.
— Я слишком юна для тебя, дядя.
И иду к кассам. Дядя, кажется, что-то хотел ответить, но я только слышу, как удаляются его шаги. И опять это ощущение неправильности. Почему в тоннеле не души, что это за дядька, почему закрыта круглосуточная касса? А касса и правда закрыта. Все пять окошечек. И в предбаннике никого, только скучающий милиционер, сидя на скамье дремлет над газетой. Сначала стучусь в третье окошко, не дождавшись ответа начинаю стучать во все подряд.
— Деточка, ты читать умеешь? — Голос из-за спины. Милиционер проснулся.
На окошечке записка, которой только что не было: «Кассы закрыты до 9-00. Администрация». Поворачиваюсь к милиционеру, чтобы отлаять его за «деточку», а того уже нету. Только фуражка на подоконнике лежит. Мне становится не по себе от этой чертовщины и я, переходя с шага на бег, возвращаюсь по тоннелю в зал ожидания. Возвращаюсь. Вот я сделала три шага, спускаясь в тоннель, вот мне стало страшно и я побежала, и вот я уже в зале. Кажется — мгновенно перенеслась.
Пока меня не было зал ожидания изменился. Куда девались люди: отъезжающие, встречающие, провожающие? Почему закрыты все киоски? Куда исчезли ряды кресел в зале ожидания? Табло не работает, расписание со стены снято, только след от него остался, окошечко справочной заколочено. А в буфете сидит давешний дядька, перед ним гора пирожков на тарелке, несколько бутылок с лимонадом и минералкой и начатый стакан с чаем. Кожаную куртку он снял и повесил на спинку стула, оставшись в рубашке с короткими рукавами. Он кивает мне, как старой знакомой, и возвращается к своим пирожкам. По моему у дядьки или стальной желудок, или он самоубийца — что-то брать в вокзальном буфете. Я хочу выйти на перрон, может удастся уехать без билета, но вместо дверей обращенных к перрону я натыкаюсь на свежеоштукатуренную стену. Тупик. Да тут еще и потемнело, откуда-то натянуло грозовые тучи, перекрывшие свет заходящего солнца. Желтые лампочки накаливания не могут до конца победить темноту и в зале устанавливается полумрак. Никого, только дядька, я и стайка цыганок, которые испуганно жмутся в тамбуре, не решаясь выйти на привокзальную площадь, под ливень, который вот-вот начнется.
— Сейчас ливанет. — Слышу я обращенную ко мне реплику дядьки. — Садись, перекусишь, я и на тебя взял. А вокзал закрыт, уже два месяца как, перестраивать в торговый центр будут.
Я, непонятным мне образом, оказалась рядом с дядькой, в кармане, выделенном в зале ожидания, под буфет. Мне становится страшно, но я держусь, а вместо этого начинаю наступать на дядьку.
— Ты. Что все это значит? Это ты все устроил!?
— Что устроил? — Дядька улыбаясь смотрит на меня снизу вверх. — Закрыл вокзал за нерентабельностью? Или подвел тебя к границе пробуждения? Ну да, интерференция снов имеет место быть, но и здесь я не причем, цыгане, конечно, мои, но они же тебе не мешают? Так и шляются за мной ромалэ через все сны, прости уж их за это. Да ты кушай. — Дядя меняет тему, пододвигая ко мне тарелку с пирожками и бутылку с лимонадом. — Или, как хочешь, — девчонки съедят. Вон они, уже бегут. Славяна — та точно не откажется.
Что-то шевелится у меня в памяти в ответ на имя «Славяна», но успокаивается. За окном грохочет, тут же, как по заказу, начинается ливень и становится совсем уж темно, а в буфет забегают две девушки, примерно мои ровесницы, только вот не моего круга. Одна — колхозница, выбравшаяся в город и одевшаяся во все лучшее, хотя вкус, конечно, есть. И каблуки носить умеет и макияж явно не колхозный. «Марьпетровна, зачем вы меня всему этому учите? — Вспоминаю беседу со старушкой. — Мне то эти тонкости зачем? Через три месяца детство закончится, и привет, ПТУ при ткацкой фабрике. А там главное, чтоб помада по краснее была». «Алисочка, никто никогда не знает, как повернется его жизнь». Вторая девушка, невысокая и хрупкая, с умопомрачительно длинными двумя хвостами бирюзовых волос — наверняка иностранка. И одевается как иностранка и ведет себя как иностранка. Кстати, заодно, разглядываю и дядьку: среднего роста, лет ему около сорока, сам не очень крепкий, но мышцы на предплечьях развиты и кисти все в мелких ссадинах. Остатки черноты под ногтями. Слесарь? Может быть. Вот только говорит грамотно и без мата, и слова «интерференция» от слесаря трудно ждать. Я вот только и помню, что интерференция, это что-то из физики, хотя экзамен всего две недели назад сдавала, а откуда это слово знает слесарь сорока лет?
— Еле спаслись от дождя, дядя Боря! — Обращается к дядьке «колхозница».
— Здравствуйте, дядя Боря. — Иностранка обращает на меня внимание. — Здравствуй, меня зовут Мику, Мику Хатсуне. Мику это имя, а Хатсуне это фамилия. Это японские имя и фамилия, потому что мама у меня… — И тут Мику вздрагивает, шепчет что-то вроде: «Никак не отвыкну», — и внезапно замолкает отвернувшись.
На имя «Мику» и на этот словесный поток у меня опять поднимаются невнятные воспоминания. Где-то я слышала это имя, и эта манера тараторить мне знакома. Не могла слышать, но слышала, как-будто даже общаться приходилось. Причем Славяна только чуть задела мою память, а вот Мику — основательно. Пытаюсь вспомнить, не могу, и тут меня осеняет: я, кажется, поняла, что все это сон! А как иначе объяснить эту чертовщину с вокзалом? И дядька этот, он тоже про сон говорил. Грустно. Значит скоро я проснусь и окажется, что ждут меня моя беспутная маманя и взрослая жизнь в общаге ткацкой фабрики.
Девочки делят между собой пирожки и жадно накидываются на еду, при этом иностранка не отстает от колхозницы. Пока они едят и переговариваются о чем-то своем я пью лимонад, закусывая его своим личным печеньем (надеюсь, лимонад безопасный) и разглядываю всех троих.
— Не смотри на них так, Алиса. — Дядька называет меня по имени, а я даже не удивляюсь. Во сне и не такое возможно. — С ЭТИМИ девушками ты не знакома. Позволь официально представить тебе моих подруг по несчастью: Мику Хатсуне и Славяну Феоктистову. Девочки, это Алиса Двачевская, которая вот-вот проснется и покинет нас. Ну, это вы знаете, иначе нас бы сюда не выкинуло.
— Дядя Боря. — Я ожидала бесконечного потока слов от Мику, а она неожиданно грустно и очень просто говорит. — Зачем вы так? Я понимаю, что вам нужно объяснить Алисе, почему мы трое вместе, но я себя несчастной не считаю. Славяна тоже. Да и вы тоже, не прибедняйтесь.
Подольше бы не просыпаться, не хочу! Представляю себе мать, злую с похмелья и не хочу просыпаться! Пусть мне, хотя бы еще две недели в пионерском лагере приснятся.
— Но как я теперь в лагерь попаду? — Обращаюсь к дядьке. В жизни я бы их всех послала, но во сне — почему нет?
— Как всегда, на автобусе. — Дядька пожимает плечами так, будто я у него спросила, какого цвета трава.
— Дядь Борь, — вмешивается Славяна, — она же спит еще, она же место не может выбирать, ты ей хоть наводку дай какую. Где этот автобус, как на него сесть?
— Не ты нОходишь четырестОдесятый Овтобус, а четырестОдесятый Овтобус нОходит тебя!
Дядька окает совсем уж преувеличено. И еще поднимает блестящий от жира указательный палец кверху, чем портит все впечатление. Славяна ждет продолжения, но дядя Боря опять занялся пирожками и замолк, тогда Славяна берет инициативу в свои руки.
— Понимаешь, Алиса. Дядя Боря и есть водитель того самого автобуса.
А дядя Боря, я уже мысленно так его называю, кивает в подтверждение.
— Точно, отправление через час, и автобус, между прочим, у твоей остановки тебя дожидается. Какого… ты на вокзал поперлась?
И оканье его куда-то пропало. Я хочу сказать что вообще-то мне на поезд надо, и тут меня накрывает двойным рядом воспоминаний: я помню, как завучиха инструктировала меня насчет вокзала и отложенного билета, и, в то же время, я помню, как она говорила, что автобус специально завернет за мной, надо только выйти к остановке; я помню, как два месяца назад ездила на поезде в старую часть города в центральный универмаг, покупать себе платье на выпускной (так совпало, что у мамаши короткий период просветления был, и деньги на платье нашлись), и, в то же время, я помню, как два месяца назад закрывали наш вокзал и объявляли, что его перестроят в универмаг. И инструктаж про билет на поезд я помню смутно, а про ожидающий меня автобус все отчетливее и отчетливее. И даже то, как отмахиваюсь от завучихи: «Да поняла я, поняла. Водителя зовут Борис Иванович», — вспомнила. Так, а как кассира должны были звать? Вера… отчество не помню.
Ну и фантазии у меня, надо же, какую то историю с поездом придумала и сама в нее поверила. Ладно Мария Петровна, она и забыть могла про закрытый вокзал, ей простительно, но я то! Главное, не говорить никому. Хорошо, что нужного человека тут встретила.
Пока я так сама себя унижаю эти трое расправляются с пирожками, Мику относит тарелку на мойку (за все время ни буфетчица так и не появилась, ни посетителей никого не было) и мы, обогнув цыганок, выходим на привокзальную площадь.
— И идти нам пешком. — Изрекает дядя Боря, показывая пальцем на оборванные троллейбусные провода.
Я хочу напомнить про автобус «двойку», на котором я сюда приехала, и вспоминаю, что маршрут ликвидировали, почти сразу как закрыли вокзал. Так что, либо троллейбус, либо пешком. На вокзал пешком, с вокзала пешком — бедные мои копыта.
Дальнейшие события воспринимаются почему-то фрагментами.
Вот девочки прячутся под зонтиками, а дядя Боря снимает с себя кожаную куртку и отдает мне, потому что дождь, хоть и ослабел, но еще идет, оставаясь в одной рубашке. Я сопротивляюсь, а он только отмахивается, смеется и говорит, что фантомы не болеют. От куртки слабо пахнет машинным маслом, бензином и табаком. На мгновение мы встречаемся взглядами и я вижу… тоску и что-то еще, даже не могу описать — что. Я не Достоевский, чтобы описывать, но что-то похожее я в глазах у Марии Петровны видела. Дядя Боря извлекает из кармана куртки пачку сигарет и ключи от автобуса, закуривает и контакт теряется. Но я вдруг жалею, что маман, в своих попытках устроить личную жизнь, скатывалась все ниже и ниже, не встретив вот такого дядю Борю. Я бы даже согласилась папой его звать. Может и тоски в глубине его глаз поубавилось бы. Я еще хочу спросить про то, что за фантомы он поминал, но забываю.
Вот мы идем по улице, Славяна оглядывается.
— Идут за нами.
Тут уже оглядываюсь я. Все те же цыганки, что стояли в тамбуре вокзала, тащатся за нами метрах в пятидесяти, не отставая и не догоняя.
— Я же говорил, что так и таскаются за мной от сна к сну. Где я их подцепил, ума не приложу. — Комментирует дядя Боря.
О каком сне речь вообще идет? Не понимаю.
Вот Славяна с дядей Борей вырвались вперед, а Мику жалуется мне, что хотела, пока мы были под крышей, попросить у меня подержать гитару, а то ей поиграть хочется, аж пальцы болят. А потом, без перехода заявляет.
— Я тебя ненавижу, Алиса. — Голос спокойный и бесцветный какой-то. — За Сенечку. Зачем ты убила его?
Я ничего не понимаю и только пожимаю плечами. А Мику продолжает, Мику почему-то надо выговориться.
— Хорошо, что все обошлось. Потому что иначе… Меня нельзя убить, я остаточный фантом, но случилось бы что-то нехорошее. Молчи, Алисочка. Просто молчи. Ты убила его и теперь за тобой долг. Ты мне его никогда не выплатишь, а я не буду с тебя его требовать. Просто помни о нем. Я не сумасшедшая, я знаю, что ты не виновата, и сейчас ничего не помнишь и не понимаешь о чем речь, и в лагере мои слова забудешь.
Ну молчи, так молчи. Я и молчу.
Вот Мику убежала вперед всех, чтобы мы не видели, как она плачет, а я оказалась вдвоем со Славяной.
— Вы тоже в лагерь?
— Нет! — Резко и испуганно отвечает Славяна. — Нам нельзя. Мы всего лишь остаточные фантомы. И не спрашивай об этом больше никогда!
Еще одна сумасшедшая.
— А дядя Боря, он тоже фантом? — Чтобы не беспокоить Славяну спрашиваю я.
— Почти. Дядя Боря, он застрял на полпути. Он говорит, что в институте авария была и трое пострадало. Слишком поздно решились на запись подлинников, двоих переписали, а он умер в процессе записи. Поэтому для него ТАМ нет тела.
Произносится все это спокойно и грустно, как будто о чем то обыденном рассказывают, так что я даже не знаю, как к этому относиться. Похоже на бред, но вдруг я что-то не понимаю? И где это, ТАМ?
Вот мы стоим у автобуса. Мику вдруг обнимает меня и шепчет: «Прости меня, Алисочка. Забудь, что я тебе наговорила». Следом Славяна: «Прощай, Алиса. Передай Семену, что… Ничего ему не передавай. Забудь». Тут автобус заводится, хлопает водительская дверь и из кабины выходит дядя Боря.
— Всё, по машинам, Алиса. До встречи, девочки.
Славяна и Мику отходят подальше, я порываюсь стянуть с себя куртку, но дядя Боря меня останавливает.
— Потом, Алиса. — И засовывает что-то в карман куртки. — Все, поехали.
Я забираюсь в салон, вижу, как дядя Боря коротко обнимает девочек и бежит в кабину, под усиливающимся дождем. Что-то скрежещет под полом и мы трогаемся.
Дядя Боря включает печку в салоне, и мне куда-то в ноги дует теплый воздух. Мне становится очень уютно, я поплотнее заворачиваюсь в куртку, вытягиваю ноги и прижимаюсь виском к прохладному стеклу, глядя на пробегающие за окном дома. Какое-то время еще пытаюсь понять, почему на имя «Семён», что-то откликается внутри меня. Никого же не знаю и не помню, чтобы его так звали.

Где-это я? А, это же автобус, я же в лагерь еду. Как-то я с приключениями сюда добиралась, но не вспомню так, с ходу. Или это сон мне снился? Интересно, что за компания у меня на две недели будет? Рядом мелкая спит, лет четырнадцати. Тоже рыжая, как и я. Что-то родственное в ней чувствую, надо, как проснется, познакомиться с ней поближе. Поднимаюсь на ноги и выглядываю в проход. Люди как люди. Вон девочка спит, на Ленку похожа. Парней всего двое и оба явные ботаники. Так, еще одна гитаристка, кроме меня, интересно, как она с такими длинными волосами живет? Да еще и в такой цвет выкрасила. Кто еще интересный? И тут меня пихают в бок.
— Привет, Рыжая!
Я конечно рыжая, но нельзя же так сразу.
— От рыжей слышу, а меня, вообще-то, Алиса зовут.
— Ты что, Алиса, это же я, Ульяна… — Лицо соседки обиженно вытягивается и, кажется, она вот-вот заплачет. — Ты что, всё забыла? Семена помнишь? Бомбоубежище помнишь? Вечер в столовой помнишь? Ну ничего, Алиса, я тебя в покое не оставлю, я заставлю тебя все вспомнить! — А вот сейчас соседка точно или заплачет, или поколотит меня.
Я машинально сую руку в карман куртки. «Что за куртка? Откуда она у меня?» И нащупываю там свернутую бумажку. Записка, почему-то чертежным шрифтом, очень уверенно, как-будто человек много так писал: «Алиса, а сильная отдача у арбалета? — И вторая строчка. — Надо тебе дать пендель, чтоб проснулась. Если ты и так все вспомнила, то поймешь меня. Прощения не прошу». Соседка что-то продолжает говорить, а я не слушаю ее. Перед глазами стоит наконечник стрелы и спина, обтянутая пионерской рубашкой. Вот я плавно тяну спуск, арбалет вздрагивает, и в этот момент Ульяна толкает меня. А я вижу, как стрела входит между лопатками Семена. Семен? Ульяна?
— Улька! — Кричу я, так что те, кто еще не проснулся — просыпаются, а те, кто уже проснулся — вздрагивают и оглядываются.
Я обнимаю Ульяну и начинаю плакать.