Результаты поиска по запросу «
miku hatsune укщ
»
Мику(МашаБЛ) Бесконечное лето Ru VN Визуальные новеллы фэндомы
Если автор не делает фон, то его делают простолюдины, хоть и не очень качественно
Фанфики(БЛ) Бесконечное лето Ru VN Лена(БЛ) Ульяна(БЛ) Новый год(БЛ) очередной бред Визуальные новеллы фэндомы
1600 слов про Новый год.
Ну и где мне найти елочку? Как там: «Вырастала елочка, иголочка к иголочке...» Я почти ничего не помню из детских новогодних стишков. «В лесу родилась елочка» не считается, это все знают — затаскали. А времени то — несколько часов осталось. Надо уплыть на остров и подумать, где я еще не была. А еще подумать, зачем я это делаю? Кому какое дело, когда будет Новый год? Лето-же, до праздника еще полгода. Да и не будет тут зимы, не будет ни тридцать первого декабря, ни первого января. Вот только пионеры об этом не знают. Думают, что уедут через неделю домой, через два месяца школа, а уж там, в школе праздник и встретят. Думают и не знают, что через неделю на новый круг пойдут. Я и сама-то в этом не очень уверенна. И поделиться не с кем. В прошлый круг Славе сказала об этом, а та посмотрела с сочувствием: «Ну и фантазии у тебя», — я сразу и отошла от нее со своими фантазиями. А потом случайно увидела, как она Жене на меня показывает и плечами пожимает. Хорошо, что это в день отъезда было и никто ни дразниться не начал, ни дурацких вопросов задавать. Малыши у себя шепчутся (да, я подслушивала), что такой лагерь, как наш, не один. Что есть лагеря, где таких, как я, большинство и все просто живут, не теряя памяти. Посмотреть бы хоть одним глазом. Но малыши, почему-то, меня побаиваются и разговорить их не получается. Что-то они знают про меня, чего я еще не знаю. А мне очень нужен этот праздник. Как маяк, как зарубка на памяти, что вот, в такой-то круг я отмечала Новый год. И чем больше будет таких зарубок, тем тяжелее мне будет все забыть, когда круг закончится.
Это ведь настоящий Новый год. Действительно настоящий. Потому что, пусть у нас эти две недели и ходят по кругу, но время-то, оно все равно движется. Я про настоящее время, а не про местное — лагерное. Как осознала себя, так и поняла это. А осознала я, когда Семена увидела. Он стоял на аллее, растерянный и подавленный, вертел головой во все стороны и ничего не понимал, что с ним случилось. А мне, как всегда, стало его очень жалко, но еще я вспомнила, что это уже было. И не один раз. Что сейчас он окажется на площади, там свернет направо, к пристани. А от пристани Славя приведет его к Ольге Дмитриевне.
Новый год, Новый год… К счастью, в медпункте, в компьютере, кажется это называется компьютер, а не ЭВМ, я нашла даты и время. Кибернетики быстрее бы нашли, конечно, а я же гуманитарий, вся: от босоножек и до прически. И мне пришлось разбираться, надеюсь, я ничего не испортила.
Но елочка нужна. Просто как символ праздника. Вокруг лагеря, там, где уже трудно идти, и где неизвестное что-то уже начинает разворачивать тебя назад, растут огромные сосны. Наверное, если я не найду елочку, сгодится и молоденькая сосенка. Я же не буду ее рубить. Я просто срежу одну ветку и поставлю в банку в домике. Игрушек вот нет, но есть Дед Мороз картонный. Я сама его рисовала, вырезала и гуашью раскрашивала. Повешу его на елочку и сама с собой праздник отмечу. Соседка моя у виска пальцем покрутит, или решит, что это просто игра такая. Не страшно, у меня и так репутация пионерки со странностями. Где же еще поискать елочку? Дубы есть, клены есть, березы есть, сосны есть — на крайний случай. А елочек нет. Кажется на островах что-то было. Или на Ближнем, или на Длинном. Так, придется плыть. Лучше если на Ближнем, потому что Длинный весь покрыт непролазными зарослями.
Слава богу, мое позднее отплытие на лодке ни у кого не вызывает вопросов — что возьмешь с ненормальной? Приплыли, хорошо мальчишкам, они вон какие сильные, и кожа у них на руках как подошва. А я устаю, каждый раз, и волдыри на руках. А то бы плавала сюда хоть каждый день. Так, где-то они тут были, если мне не изменяет память. Ага, вот они. Три небольших елочки: две побольше — с меня ростом, растут совсем рядом, друг с другом, как две сестренки; а третья — мне по пояс, шагнула вперед, в сторону фарватера на три шага. Стволик тонкий, такой можно и ножом перерубить. Ножик вот он, но жалко елочку-то. Может в следующий раз ее выкопать и за домиком посадить? Но тут Славя нужна, у нее рука к таким вещам легкая. Это надо придумать, как сделать так, чтобы Славя захотела мне помочь. Как же плохо одной. Я скоро, действительно, с ума сойду от одиночества. Буду с ножиком в руке за всеми гоняться. Начну со Слави. Нет! Нельзя о таком думать. Сейчас ветку срежу и назад. Рука не поднимается. Представляю себе кривобокую елочку и рука не поднимается. А темнеет уже. Смотрю на часы — может здесь и отметить? Соседка привыкла, что я могу зачитаться и поздно придти, тревогу поднимать не будет. Спички есть — костер разведу. Хорошо, что его со стороны лагеря видно не будет. Дед мороз тоже с собой. Сейчас его на елочку повешу, сучьев для костра соберу, костер разожгу, дождусь полуночи, пожелаю сама себе чего-нибудь приятного, и назад. И будет еще одна зарубка на памяти. Пока собирала сучья увлеклась и не заметила, что у меня гости.
— Вот ты где! Смотри, что у меня есть! — И протягивает мне что-то зажатое в кулак.
Так, это мне совсем не нравится. Жук? Саранча? Гусеница? Завизжать и убежать я сейчас не могу — времени не осталось, заорать, напугать и прогнать — тоже. Не говоря уже о том, чтобы за ножик схватиться. Приходится выходить из роли, но я холодно смотрю в глаза гостьи и говорю:
— Ульяна. Уйди, пожалуйста. Ты мне мешаешь.
Жизнерадостная улыбка Ульяны сменяется какой-то плаксивой гримаской, кажется она действительно огорчилась.
— Я тебе… Хотела… А ты…
Рука у нее бессильно опускается вниз, кулачок разжимается и на траву падает медно-красный как волосы Ульяны стеклянный шарик. Елочная игрушка. Как? Ульяна отворачивается и понурившись бредет к лодке, не разбирая дороги. У меня подкашиваются ноги, но я бросаюсь вслед за ней, ловлю ее за плечи. Ульяна сбрасывает мои руки, но я не оставляю ее.
Ульяна лежит на земле, взятая на болевой прием и не пытается вырваться. Только слезы текут из ее глаз.
— Ульяна! Прости. Прости. Прости…
— А ты давно перестала все забывать?
— Смен двадцать. Или восемнадцать, я не сразу проснулась.
— А я меньше, но зато могу сказать точно — завтра будет ровно двенадцать кругов. Я тогда увидела Семена с крыльца клубов и сразу все вспомнила.
— Я помню. Ты тогда не завизжала, а странно посмотрела на меня и просто ушла.
И тогда Ульяна, заподозрив неладное, начала следить за мной. А дату этого Нового года она вычислила, забравшись ночью в медпункт, и посмотрев на следы моих поисков.
Ульяна, все-таки, еще совсем ребенок, даже не смотря на то, что она проснулась раньше меня. «Ты так смешно пугалась от кузнечика, а Семен гонялся за мной из-за сколопендры. Вот я и продолжала вас дразнить».
— И не надоело тебе?
— Ты знаешь, Лена. Надоело.
— А игрушка у тебя откуда?
— Я не знаю, — Ульянка беззаботно пожимает плечами, — когда мы приезжаем этот шарик всегда у меня в чемодане оказывается.
У нас есть две железных кружки, литровая банка виноградного сока, елочка, елочная игрушка, самодельный Дед Мороз и свечка. И полчаса до Нового года.
— Стой! — Ульянка хлопает себя по лбу. — Я сейчас, а ты пока разливай!
Она убегает к лодкам, но тут же возвращается назад с фанерным ящиком. Достает бухту провода, привязывает к концу камень и забрасывает его на березу.
— Что это?
— Антенна!
— А Шурик не обидится?
Шурик не обидится. Шурик сам отдал этот провод и еще катушку с проволокой, и старые наушники Ульяне, когда узнал зачем. Только грустно сказал: «Вдруг у тебя получится. Я вот не смог». И мы теперь имеем детекторный приемник.
— Шурик дурак. Нет, он не дурак, конечно, он очень умный. Но он дурак. Он слишком верит в свою технику и науку. А тут надо все делать своими руками. Я даже кристалл для детектора сама варила из свинца и серы. И, ты не смейся, Лен, еще и желание загадала, чтобы все получилось.
Я гуманитарий, я ничего в этом не понимаю, но выглядит не убедительно. На фанерном основании какая-то большая, со стеклянную бутылку размером, катушка из медной проволоки, рулончики из алюминиевой фольги, кусочек непонятного шлака, к которому подходят два проводка, — очевидно тот самый кристалл и есть. Все это закреплено гвоздиками и изолентой. Ульянка подключает антенну к катушке, подключает наушники. Один дает мне, другой берет сама и свободной рукой начинает что-то регулировать в этом нагромождении проводов. Сперва ничего не слышно, потом в наушниках появляется шум, из-за которого выплываю слова: «Говорит Москва! Работают все радиостанции Сове...». «Не то!» — восклицает Ульянка, а в наушниках появляется гнусавый голос: «Дорогие россияне! Мы прожили...». Опять не то. Еще один голос: «Уважаемые граждане Рос...» — и снова Ульяна чертыхается и что-то переключает в приемнике. Русская речь сменяется украинской, потом звучат еще какие-то, незнакомые мне языки. И, когда Ульянка готова уже все бросить, без двух минут двенадцать, вдруг в наушниках прорезается очень тихий, но очень чистый и, до боли знакомый голос. Сперва звучат первые такты «В лесу родилась елочка», как будто их наигрывают одним пальцем на пианино. А потом: «Здравствуйте, пионеры, вожатые и персонал всех пионерских лагерей «Совенок», или, если вам это ближе, всех узлов многомерной сети. Здравствуйте все — кто никогда не спал, все — кто проснулся, все — кто слушает нас совершенно случайно и ничего не понимает. Сегодняшнюю передачу веду я — Мику Хацуне из узла номер один. И, прежде всего, я хочу поздравить всех с настоящим Новым годом! Помните! Вы не одни! И, для начала, прекрасная новогодняя мелодия. О любви, о чудесах, о сказке… Три! Два! Один! С Новым годом, живые!»
Мы чокаемся кружками с виноградным соком. «С Новым годом!» «С Новым годом!»
— Лена.
— Да?
— Мы не одни!
Ну и где мне найти елочку? Как там: «Вырастала елочка, иголочка к иголочке...» Я почти ничего не помню из детских новогодних стишков. «В лесу родилась елочка» не считается, это все знают — затаскали. А времени то — несколько часов осталось. Надо уплыть на остров и подумать, где я еще не была. А еще подумать, зачем я это делаю? Кому какое дело, когда будет Новый год? Лето-же, до праздника еще полгода. Да и не будет тут зимы, не будет ни тридцать первого декабря, ни первого января. Вот только пионеры об этом не знают. Думают, что уедут через неделю домой, через два месяца школа, а уж там, в школе праздник и встретят. Думают и не знают, что через неделю на новый круг пойдут. Я и сама-то в этом не очень уверенна. И поделиться не с кем. В прошлый круг Славе сказала об этом, а та посмотрела с сочувствием: «Ну и фантазии у тебя», — я сразу и отошла от нее со своими фантазиями. А потом случайно увидела, как она Жене на меня показывает и плечами пожимает. Хорошо, что это в день отъезда было и никто ни дразниться не начал, ни дурацких вопросов задавать. Малыши у себя шепчутся (да, я подслушивала), что такой лагерь, как наш, не один. Что есть лагеря, где таких, как я, большинство и все просто живут, не теряя памяти. Посмотреть бы хоть одним глазом. Но малыши, почему-то, меня побаиваются и разговорить их не получается. Что-то они знают про меня, чего я еще не знаю. А мне очень нужен этот праздник. Как маяк, как зарубка на памяти, что вот, в такой-то круг я отмечала Новый год. И чем больше будет таких зарубок, тем тяжелее мне будет все забыть, когда круг закончится.
Это ведь настоящий Новый год. Действительно настоящий. Потому что, пусть у нас эти две недели и ходят по кругу, но время-то, оно все равно движется. Я про настоящее время, а не про местное — лагерное. Как осознала себя, так и поняла это. А осознала я, когда Семена увидела. Он стоял на аллее, растерянный и подавленный, вертел головой во все стороны и ничего не понимал, что с ним случилось. А мне, как всегда, стало его очень жалко, но еще я вспомнила, что это уже было. И не один раз. Что сейчас он окажется на площади, там свернет направо, к пристани. А от пристани Славя приведет его к Ольге Дмитриевне.
Новый год, Новый год… К счастью, в медпункте, в компьютере, кажется это называется компьютер, а не ЭВМ, я нашла даты и время. Кибернетики быстрее бы нашли, конечно, а я же гуманитарий, вся: от босоножек и до прически. И мне пришлось разбираться, надеюсь, я ничего не испортила.
Но елочка нужна. Просто как символ праздника. Вокруг лагеря, там, где уже трудно идти, и где неизвестное что-то уже начинает разворачивать тебя назад, растут огромные сосны. Наверное, если я не найду елочку, сгодится и молоденькая сосенка. Я же не буду ее рубить. Я просто срежу одну ветку и поставлю в банку в домике. Игрушек вот нет, но есть Дед Мороз картонный. Я сама его рисовала, вырезала и гуашью раскрашивала. Повешу его на елочку и сама с собой праздник отмечу. Соседка моя у виска пальцем покрутит, или решит, что это просто игра такая. Не страшно, у меня и так репутация пионерки со странностями. Где же еще поискать елочку? Дубы есть, клены есть, березы есть, сосны есть — на крайний случай. А елочек нет. Кажется на островах что-то было. Или на Ближнем, или на Длинном. Так, придется плыть. Лучше если на Ближнем, потому что Длинный весь покрыт непролазными зарослями.
Слава богу, мое позднее отплытие на лодке ни у кого не вызывает вопросов — что возьмешь с ненормальной? Приплыли, хорошо мальчишкам, они вон какие сильные, и кожа у них на руках как подошва. А я устаю, каждый раз, и волдыри на руках. А то бы плавала сюда хоть каждый день. Так, где-то они тут были, если мне не изменяет память. Ага, вот они. Три небольших елочки: две побольше — с меня ростом, растут совсем рядом, друг с другом, как две сестренки; а третья — мне по пояс, шагнула вперед, в сторону фарватера на три шага. Стволик тонкий, такой можно и ножом перерубить. Ножик вот он, но жалко елочку-то. Может в следующий раз ее выкопать и за домиком посадить? Но тут Славя нужна, у нее рука к таким вещам легкая. Это надо придумать, как сделать так, чтобы Славя захотела мне помочь. Как же плохо одной. Я скоро, действительно, с ума сойду от одиночества. Буду с ножиком в руке за всеми гоняться. Начну со Слави. Нет! Нельзя о таком думать. Сейчас ветку срежу и назад. Рука не поднимается. Представляю себе кривобокую елочку и рука не поднимается. А темнеет уже. Смотрю на часы — может здесь и отметить? Соседка привыкла, что я могу зачитаться и поздно придти, тревогу поднимать не будет. Спички есть — костер разведу. Хорошо, что его со стороны лагеря видно не будет. Дед мороз тоже с собой. Сейчас его на елочку повешу, сучьев для костра соберу, костер разожгу, дождусь полуночи, пожелаю сама себе чего-нибудь приятного, и назад. И будет еще одна зарубка на памяти. Пока собирала сучья увлеклась и не заметила, что у меня гости.
— Вот ты где! Смотри, что у меня есть! — И протягивает мне что-то зажатое в кулак.
Так, это мне совсем не нравится. Жук? Саранча? Гусеница? Завизжать и убежать я сейчас не могу — времени не осталось, заорать, напугать и прогнать — тоже. Не говоря уже о том, чтобы за ножик схватиться. Приходится выходить из роли, но я холодно смотрю в глаза гостьи и говорю:
— Ульяна. Уйди, пожалуйста. Ты мне мешаешь.
Жизнерадостная улыбка Ульяны сменяется какой-то плаксивой гримаской, кажется она действительно огорчилась.
— Я тебе… Хотела… А ты…
Рука у нее бессильно опускается вниз, кулачок разжимается и на траву падает медно-красный как волосы Ульяны стеклянный шарик. Елочная игрушка. Как? Ульяна отворачивается и понурившись бредет к лодке, не разбирая дороги. У меня подкашиваются ноги, но я бросаюсь вслед за ней, ловлю ее за плечи. Ульяна сбрасывает мои руки, но я не оставляю ее.
Ульяна лежит на земле, взятая на болевой прием и не пытается вырваться. Только слезы текут из ее глаз.
— Ульяна! Прости. Прости. Прости…
— А ты давно перестала все забывать?
— Смен двадцать. Или восемнадцать, я не сразу проснулась.
— А я меньше, но зато могу сказать точно — завтра будет ровно двенадцать кругов. Я тогда увидела Семена с крыльца клубов и сразу все вспомнила.
— Я помню. Ты тогда не завизжала, а странно посмотрела на меня и просто ушла.
И тогда Ульяна, заподозрив неладное, начала следить за мной. А дату этого Нового года она вычислила, забравшись ночью в медпункт, и посмотрев на следы моих поисков.
Ульяна, все-таки, еще совсем ребенок, даже не смотря на то, что она проснулась раньше меня. «Ты так смешно пугалась от кузнечика, а Семен гонялся за мной из-за сколопендры. Вот я и продолжала вас дразнить».
— И не надоело тебе?
— Ты знаешь, Лена. Надоело.
— А игрушка у тебя откуда?
— Я не знаю, — Ульянка беззаботно пожимает плечами, — когда мы приезжаем этот шарик всегда у меня в чемодане оказывается.
У нас есть две железных кружки, литровая банка виноградного сока, елочка, елочная игрушка, самодельный Дед Мороз и свечка. И полчаса до Нового года.
— Стой! — Ульянка хлопает себя по лбу. — Я сейчас, а ты пока разливай!
Она убегает к лодкам, но тут же возвращается назад с фанерным ящиком. Достает бухту провода, привязывает к концу камень и забрасывает его на березу.
— Что это?
— Антенна!
— А Шурик не обидится?
Шурик не обидится. Шурик сам отдал этот провод и еще катушку с проволокой, и старые наушники Ульяне, когда узнал зачем. Только грустно сказал: «Вдруг у тебя получится. Я вот не смог». И мы теперь имеем детекторный приемник.
— Шурик дурак. Нет, он не дурак, конечно, он очень умный. Но он дурак. Он слишком верит в свою технику и науку. А тут надо все делать своими руками. Я даже кристалл для детектора сама варила из свинца и серы. И, ты не смейся, Лен, еще и желание загадала, чтобы все получилось.
Я гуманитарий, я ничего в этом не понимаю, но выглядит не убедительно. На фанерном основании какая-то большая, со стеклянную бутылку размером, катушка из медной проволоки, рулончики из алюминиевой фольги, кусочек непонятного шлака, к которому подходят два проводка, — очевидно тот самый кристалл и есть. Все это закреплено гвоздиками и изолентой. Ульянка подключает антенну к катушке, подключает наушники. Один дает мне, другой берет сама и свободной рукой начинает что-то регулировать в этом нагромождении проводов. Сперва ничего не слышно, потом в наушниках появляется шум, из-за которого выплываю слова: «Говорит Москва! Работают все радиостанции Сове...». «Не то!» — восклицает Ульянка, а в наушниках появляется гнусавый голос: «Дорогие россияне! Мы прожили...». Опять не то. Еще один голос: «Уважаемые граждане Рос...» — и снова Ульяна чертыхается и что-то переключает в приемнике. Русская речь сменяется украинской, потом звучат еще какие-то, незнакомые мне языки. И, когда Ульянка готова уже все бросить, без двух минут двенадцать, вдруг в наушниках прорезается очень тихий, но очень чистый и, до боли знакомый голос. Сперва звучат первые такты «В лесу родилась елочка», как будто их наигрывают одним пальцем на пианино. А потом: «Здравствуйте, пионеры, вожатые и персонал всех пионерских лагерей «Совенок», или, если вам это ближе, всех узлов многомерной сети. Здравствуйте все — кто никогда не спал, все — кто проснулся, все — кто слушает нас совершенно случайно и ничего не понимает. Сегодняшнюю передачу веду я — Мику Хацуне из узла номер один. И, прежде всего, я хочу поздравить всех с настоящим Новым годом! Помните! Вы не одни! И, для начала, прекрасная новогодняя мелодия. О любви, о чудесах, о сказке… Три! Два! Один! С Новым годом, живые!»
Мы чокаемся кружками с виноградным соком. «С Новым годом!» «С Новым годом!»
— Лена.
— Да?
— Мы не одни!
