Имена в облаках / Дубликат(БЛ) :: Фанфики(БЛ) :: Семен(БЛ) :: Бесконечное лето :: Ru VN (Русскоязычные визуальные новеллы,Отечественные визуальные новеллы) :: Визуальные новеллы :: очередной бред :: фэндомы

**
Как зашли с Леной вдвоем в столовую, так и оказались вместе за одним столиком. На ужин компот, пюре с горошком и котлета, двойник где-то запаздывает, Ольга ждет его на крыльце, свободное место только за столом у амазонок. Все верно – жду спектакля с сороконожкой и погоней, вдруг у Ульяны сыграет.
– Семен, я тут все твою сказку вспоминаю, которую мне Саша пересказала. Это ты сам придумал?
Ага, придумал страшилку.
– Частично… придумал.
– То есть. Это… правда?
Лена, в испуге, очень характерно вскидывает руки к лицу, прикрывая рот, и делает круглые глаза.
– Лена. Один только вопрос: назови свой домашний адрес. Если не можешь сказать, то просто кивни, если знаешь.
Лена пытается вспомнить, это видно по ее лицу, не находит ответа и, кажется, что сейчас, от этого факта, заплачет.
– Ну вот Леночка, теперь ты знаешь ответ.
– Но что же делать, ведь это же, это же ужасно.
– Да. Но понимаем здесь это только мы с тобой. На девчонок это знание внезапно свалилось, и они пока в эйфории пребывают. А мы с тобой сами и постепенно пришли. А что делать – живи, я же живу. Мы, такие, не лучше и не хуже, чем обычные люди, мы просто вот такие.
Не так у нас этот разговор с Леной проходит, не там и не тогда, ну ладно. Краем глаза параллельно слежу за Ульяной и Алисой.
– Обычные люди. А мы кто?
– Насколько я понял, мы – побочный продукт научных экспериментов. Леночка, я, как самый старый из проснувшихся, должен много тебе рассказать, но это долгий разговор.

Через час на площади
– Лен, ты давно все помнишь и понимаешь?
– Не знаю, это, как-то, само-собой произошло. А когда Саша твою сказку пересказала, и еще записка эта – тут все на место встало.

**
– Потому что, в некотором роде, это я и есть. Только минимум сто циклов назад. Или сто смен назад, как вам, девочки, угодно. Здесь триста восемьдесят четыре лагеря, и почти все они заселены. И в каждом есть своя Ольга Дмитриевна, своя Мику, свой Семен, тот, что всегда к началу смены опаздывает. Вот Саши своей нет, Саша уникальна, есть девочка похожая на нее, но другая. И от смены к смене все повторяется, и все думают, что так и надо, и кажется им, что прошлая смена была год назад, а то, что им и год назад было шестнадцать и сейчас шестнадцать, никого это не смущает. А есть те, кто осознают это и все начинают понимать. Для таких между сменами одна ночь проходит, они засыпают в автобусе и там же просыпаются.
– Да что ты нам свою сказку пересказываешь? – Вмешивается Мику. Сказка хорошая, но мы ее уже слышали.
– Как скажешь Мику. Другой не будет.
Мне, в общем-то не жалко, захотят – поверят, не захотят – не поверят. Все равно эту свою жизнь надо через себя пропустить, чтобы понять. Даже хорошо, что не поверили, а иначе вышла бы. Ну, если задумаются сейчас или в будущем заставлю, то уже хорошо. А придет время, то и мои слова вспомнят. Черт, я сейчас просто, как мудрец какой-то рассуждаю, надо прекращать. Саша, кстати, не возмущалась, Саша-же сама писала записку на банке с вареньем и сама-же ее и прочитала. А реакция Мику и Саши, это еще и наглядный урок Ульяне, которая хотела всем глаза открывать. Смотрю на Ульяну, кажется она это поняла.

**
На завтрак сегодня манная каша. Хоть без комков, и на том спасибо. Тут вспоминаю, что меня же Саша ждет! Быстро проглатываю кашу, запиваю ее чаем, отдаю ватрушку Ульяне, желаю рыжим приятного аппетита и отчаливаю на выход.
Саша сидит на лавочке около крыльца столовой, а, едва я оказываюсь рядом, вскакивает и вцепляется в мою руку, просто как в спасательный круг какой-то.
Ладно, пойдем ко мне, до тренировки футболистов есть еще час, может решим, как нам быть.
Так и идем вдвоем: я и вцепившаяся в меня Сашка. Бедный перепуганный ребенок, девочка Саша семнадцати годиков, именно так. В тренерской усаживаю Сашу на стул, сам сажусь на стол, прямо напротив нее, и зависаю в некотором недоумении, что же мне дальше делать? Будь это Ульяна – сел бы на кровать, усадил бы ее рядом с собой, обнял бы, вызвал на откровенность и дал возможность прореветься, чтобы никто, кроме нас двоих не знал об этом. Алису бы тоже обнял, но уже коротко, потом сам занялся бы своими делами, здесь же, в тренерской, а Алиса лежала бы на моей кровати, уткнувшись лицом в стену, пока не успокоится, потом сама бы все рассказала, а я обнял бы еще раз, ну а после уже поговорил бы с ней, может даже и поругал бы, за впечатлительность, и тоже все осталось бы между нами. А вот что с Сашкой делать? Понятно, что, если она мне доверилась, это тоже дело исключительно нас двоих, но вот как себя вести и через что до нее достучаться? Давай думай, жилетка для слез ходячая.
– Саша, ты все сказала, что я должен знать?
Пожимает плечами. Так и молчит о том, что там Пионер ей наговорил.
– Ладно, давай сделаем так.
Спрыгиваю со стола, достаю, как две недели назад, бланки почетных грамот, достаю ручку.
– Все равно у тебя самый красивый почерк в лагере. Завтра же игра отчетная, и нужно будет футболистов моих как-то отметить, вот и заполняй грамоты, двенадцать штук. Текст сама придумай, а я пока о тебе подумаю.
– Чапай думать будет?
Шутим даже? Беру подушку, перекидываю ее на другую сторону кровати и укладываюсь поверх одеяла так, чтобы иметь возможность видеть девочку. А может, чтобы она имела возможность меня видеть.
Сашка грызет ручку сочиняя текст, а я пытаюсь понять, где у нее кнопка. Кстати о кнопках, наверное можно было бы решить ее проблему чисто технически, с помощью выключателя, но нет, нельзя, просто по этическим соображениям нельзя. Ну а что я ей тогда скажу? Нет, проще всего пообещать девушке, что ее больше никто не обидит, но как я дам обещание, которое не смогу выполнить? О том, как ей вести себя с Пионером я сказал еще вчера, о том, как мне вести себя с Пионером после его выходки, я пока не задумываюсь, мне не до того. Как вести себя Александре наедине с самой собой? Да, пожалуй, это вопрос.
Глянул на Сашу, а она уже закончила заполнять грамоты сложила их стопкой в углу стола и ждет от меня откровения, ну а я так и не знаю, что же ей сказать и раз сказать нечего, то придется мямлить.

**
А я на Катьку с Викой внимание переключил.
– Ну как вам волейбол вчерашний?
Волейбол-то им понравился, но есть один затык. Не знаю, заметили ли это остальные, но либо мы волейбольная секция, либо мы компания друзей. А новых людей в эту нашу компанию принять – это есть риск развалить ее. Вот Второй – он понимает, поэтому в нашу компанию, не смотря на явно растущий интерес к Лене, не лезет. Обещал прийти сегодня поиграть, кстати. А Катя с Викой, те явно стесняются старших

**
Что я там подумал позавчера, глядя на Сашку, о настоящей цене, о той, которую платит просящий? Есть еще один нюанс: никто не знает, что такое настоящая цена, покупатель сам называет эту цену, когда кричит, теряя самое дорогое, и я, чтобы не потерять, молчу, и только хриплю не раскрывая рта, не позволяю даже в мыслях себе заорать это имя. Кажется, я стою на коленях перед матрасом, на котором лежит Рыжик, подложив ей руку под голову с в раз посеревшими волосами и гляжу в обтянутое бледной кожей лицо.
Ульянка расслабленно лежит закрыв глаза и делая не больше одного-двух вдохов в минуту, иногда она вздрагивает, вздыхает и опять успокаивается. Надо к доктору, или к бабе Глаше, но я не вспоминаю об этом, а просто стою перед Ульяной на коленях, и смотрю ей в лицо. Слезинка стекает из уголка Ульянкиного глаза, вниз, по щеке, и рядом с ней, Ульянке на щеку капает еще одна – моя. Ульянка открывает глаза, без выражения смотрит на меня и произносит.
– Семен.
А потом проговаривает, как будто повторяет программу: «Котлета, карты, сцена, футбол, столовая, библиотека, шахта, костер, проволока, кино», – и я соображаю, что это все точки нашего с Ульяной пересечения при нормальном течении лагерной жизни, и что почти ничего из вышеперечисленного у меня с ЭТОЙ Ульяной не было.

– Очень плохо было, когда она пыталась думать за меня. Сём, только не оставляй меня здесь, в «Совенке». Я знаю, ты так делал. Ей было очень страшно одной. Сём, мне нужно уехать на автобусе, с тобой.
Вот так. Что-же такое сдвинулось в Ульяне?

**
На площадке встречаю кошку. Обычную подъездную кошку. Она смотрит голодными глазами на мой пакет и беззвучно открывает рот.
– Есть нечего, если только пельмени. Будешь пельмени?

**
А я чуть не падаю, но, сделав еще два шага вперед, удерживаюсь на ногах. Постепенно зрение приходит в норму и я обнаруживаю, что стою, уткнувшись в затылок какого-то пионера, то есть пионерки. Ночь, голубоватый свет фонарей, асфальтированная аллея, обсаженная с двух сторон кустарником, и мы стоим построившись в колонну по четыре. Впереди видны бетонные параллелепипеды каких-то зданий, в памяти всплыло архаичное слово пакгауз. Я стою в крайнем правом ряду и параллельно со мной шагает кошкоробот Яна. Через равные промежутки времени колонна делает пять шагов вперед и останавливается.
Пять шагов.
Кто-нибудь объяснит мне, куда я попал? И где мои пельмени? Оглядываю себя, на мне все та же пионерская форма без галстука, Очень хорошо, похоже, мы находимся в конечном пункте. Еще раз, что произошло? Вот я сел в автобус, вот мы уснули, вот я проснулся в городе. Нет, видимо, в Городе, как его называла баба Глаша или в Имитаторе, как его назвал Пионер, и вот меня грубо разбудило это люменевое чудовище. Пельмени жалко. Кстати, почему меня, почему не создателя? Снова оглядываюсь, я, оказывается, среди своих: вот, слева, Катя; вот, впереди, Александра; вот Ульяна, позади меня и, рядом с ней, Алиса.
Пять шагов.
– Привет Рыжик.
Ноль реакции.
– Ульяна!
Ноль реакции. Глаза открыты, но меня не видит. Иногда по лицу пробегает какая-то гримаса, иногда быстро-быстро говорит что-то одними губами. Хватаю ее за руку, хорошо хоть рука живая и теплая.
Пять шагов.
Да какого хрена! Отскакиваю на обочину и пытаюсь выдернуть туда же Ульяну. Девочка послушно идет за мной, но, едва я отпускаю ее, возвращается на свое место в строю. И все это не выпуская тяжеленного чемодана. Пытаюсь растолкать кого-то еще – та же реакция. Где-то слева мелькает алюминиевый корпус.
– Яна! Эй Яна!
Пять шагов.
Я сбросил рюкзак и иду по обочине, чтобы не отставать от Рыжика. Подбегает Яна.
– Ты знаешь, что с ними?
– Спят.
– Спят? Все спят?
– Да. Пыталась разбудить, не просыпаются.
– А я?
– А ты проснулся.
– Почему?
– Не знаю.
Пять шагов. Яна убегает, а я так и иду рядом с Ульянкой. Местность вокруг кажется неуловимо знакомой, но в голову ничего не приходит. Здания впереди все ближе. Колонна впереди раздваивается: половина заходит в правое здание, а вторая половина – в левое, чтобы выйти через двадцать метров во вторые двери и опять соединиться на аллее. Не хочу бросать Ульяну, поэтому занимаю своё место в колонне и захожу в правый пакгауз вместе со всеми.
Склад, обычный такой склад самообслуживания. Пионеры укладывают свои чемоданы на прилавок и сноровисто, даром, что спят, выкидывают на пол грязные вещи и аккуратно укладывают в чемоданы вещи чистые. Все правильно, пионер должен быть опрятен и чист. Даже не просыпаясь порядочный пионер должен… Что должен – подставьте сами.
Выходим со склада, опять восстанавливается колонна по четыре. Очень хочется пройтись и осмотреться, но я боюсь потерять своих. Вон, далеко впереди мелькнула еще одна пара ракетных хвостов и рядом с ними лохматая голова Сыроежкина. Колонна спящих пионеров куда-то движется, делая по пять шагов за один раз. Справа примыкает еще аллея, но движения по ней нет. А это целеустремленное движение колонны мне что-то напоминает, я я понимаю, что – Так и движемся сериями по пять шагов по асфальтированной аллее. Аллея достаточно широка, чтобы на ней смогли разъехаться два автомобиля, справа и слева периодически попадаются небольшие уютные закутки с парковыми лавочками. Фонари на столбах через каждые десять метров, и впереди стоит прожекторная вышка, как на стадионе. В общем, не смотря на ночь света хватает.
А мы куда-то пришли. Огромная площадь, окруженная по периметру пятиэтажными зданиями, и, какой сюрприз, старый знакомый – Генда. Стоит, поправляет очки, и смотрит на строящиеся полки пионеров. А ведь, действительно, больше всего это походит на парад. Ну или на линейку. Прибывающие пионеры выстраиваются в прямоугольники – по лагерям и замирают. Сейчас выйдет мега-Ольга Дмитриевна и огласит план мероприятий на эту ночь. Жду, какое-то время, но больше ничего не происходит. Наконец, мне это надоедает и я думаю, как мне пометить своих, чтоб не потерять, а самому прогуляться по окрестностям. Не придумывается ничего, кроме как осторожно снять с Ульяны пионерский галстук и повязать ей-же этот галстук на руку, по Алисиному. Вот теперь издалека будет видно. Жду, нет, обратно галстук на шею не перекочевывает – можно идти на разведку.

***
Опять молчим. Мы сидим на берегу острова Длинный, свесив ноги с маленького обрывчика. Перед нами весь лагерь, он как на ладони, и каждый домик освещен утренним солнцем. Как на ладони весь лагерь и лес, который его окружает. Очень тихо, очень прозрачный воздух, довольно прохладно и слышно, как мелкая волна шлепает о берег.
– Семен, я скоро вырасту.
Вспоминаю Ульяну встреченную мной в Городе.
– Ульяна, тебе придется пройти через тоже, что и мне, имей в виду.
– И ничего не придется.
– Ничего не придется... ждать только придется бесконечно.
– Вот, как раз нет.
– Это почему еще?
– Слепой ты Сёмка! На лес посмотри!
Лес как лес. Лагерь лежит в небольшой долинке с пологими склонами, примыкающей к реке. Южный склон порос в основном сосной и березой, а северный, как и остров Длинный, кстати, осинником. И вот в этом осиннике совершенно четко выделяются отдельные деревья покрытые красной осенней листвой. И, как бы в подтверждение увиденному, мне на колени планирует такой-же красный лист.
Я беру этот лист двумя пальцами за черешок, поднимаю глаза на Ульяну и глупо улыбаясь говорю.
– В мире бесконечного лета наступила первая осень…
Теперь я точно подожду, а ты точно вырастешь. Да, действительно – ждать осталось не долго!
– Я с самого праздника надеялась… Когда в отчете прочитала: «При количестве активированных в одном узле более десяти наступает дестабилизация узла».

А в документ ворда/fb2 оформить можно,так чтобы вообще всё там было?