Технически, это развилка, где то между событиями второй главы "Анабасиса" и его третьей главой.
***
I
Маньяк
Я уже привык просыпаться в автобусе. Меня перестали снабжать зимней одеждой и телефон куда-то запропал, но зато оставляют рюкзак с барахлом и, самое главное, с сухим пайком. Вот и сейчас, проснувшись, и даже еще не открыв глаза, первое, что я проверяю, это наличие рюкзака, а уж потом визуально убеждаюсь, что остановка с воротами на месте.
К сожалению, это не те ворота и не та остановка. Была бы та – мы бы сейчас стояли напротив ворот, лицом к лицу со Славяной, держали бы друг-друга за руки и разговаривали бы без слов, одними уголками глаз.
– Как ты?
– Теперь хорошо. Ты приехал, теперь все замечательно.
– Ты знаешь…
– Ты знаешь…
Но Славяны здесь нет, значит, остается только Славя, которая не выйдет, пока я не окажусь совсем рядом с воротами. Кстати, для разнообразия, в этом лагере ворота откатные, а не распашные, как в предыдущих, и исчез навес на автобусной остановке. Так что, это явно не тот лагерь, из которого я убежал в прошлом цикле.
Меня давно мучает вопрос, что делает Славя, в промежутке между прибытием автобуса и моим демаршем в сторону ворот, как узнает о том, что пора выходить? Неужели подглядывает в щелку, чертыхается (Славя и чертыхается?) и ждет, когда, наконец, я соизволю? Или занимается своими делами, а у ней просто зуммер в голове срабатывает? И ведь, что интересно, иду я к воротам сразу же, по приезду, или через пару часов, но Славя всегда выходит мне на встречу, когда до ворот остается двенадцать метров, ну, плюс-минус, конечно, но где-то так. Иногда я думаю, что ее просто телепортируют. В нужный момент и прямо к воротам.
Итак, что мы имеем: во-первых, меня опять закинуло в незнакомый лагерь, скажем так, в незнакомый стандартный лагерь, во-вторых… Во-вторых, Славяны здесь нет, в-третьих, кажется надо менять методику поиска. Шестой лагерь уже… Или седьмой? Да – седьмой, в седьмой лагерь уже я приезжаю, проживаю в нем цикл максимально аккуратно и ни с кем не сближаясь, убегаю в конце смены, а раньше не получается, на лодке, с тем, чтобы заснуть в поезде, а проснуться в автобусе в следующем лагере. Алгоритм прохождения цикла отработан до автоматизма, и результат всегда одинаков – перемещение в очередной лагерь «Совенок». Ладно, у меня, получается, целый цикл на размышления, а сейчас, хочешь не хочешь, а надо сдаваться.
Встаю, пробираюсь к выходу, прыгаю с подножки, закидываю рюкзак обеими лямками на одно плечо и – к воротам, рысью, марш-марш! Рысью, потому что засиделся. Здравствуй, пионерский рай, здравствуй, голубоглазый апостол Петр, которого здесь зовут Славя. Двадцать пять метров до ворот, двадцать, пятнадцать и…
– Привет. Ты, наверное, только что приехал?
Я не знаю, почему, но, вот не надоедает мне этот момент. Перед тем, как выйти из автобуса часто хандрю, думаю: «Опять, мол, тоже самое», но стоит шагнуть к воротам, как пульс подскакивает до ста двадцати ударов, а появление Слави, это, как знак, что все в порядке. И Славя, как она все-таки мила, даже такая упрощенная, что ли. Палач часто стирал пощечиной эту улыбку, что делает Пионер я не знаю, нет этого момента в доступной мне части его памяти, скорее просто игнорирует. А я не могу, мне вот хочется, чтобы меня любили, а не боялись, пусть даже это будут здешние обитатели, с их искалеченными волей и разумом. «Человек, который добивается любви ботов», – хорошее название для чего-нибудь. Но надо отвечать, посмотрим, как ребенок выкрутится.
– Привет, а как ты догадалась?
Автобус – вот он, у меня за спиной, и, пока я остановку не покину, он никуда не денется. Просто готовая подсказка, размером с Икарус… Так, ребенок что-то отвечает.
– Ой, тебе к вожатой надо, она все объяснит, вот смотри…
Понятно, вопрос непредусмотренный программой, поэтому ищем наиболее универсальный ответ, и пусть вожатая отвечает – как это Славя догадалась, что я только что приехал. В родном моем лагере, кстати, Славя бы сразу сообразила, что ответить, смотря по настроению: пошутить или построжиться, а эти лагеря, похоже, населены, беженцами с планеты Шелезяка, причем неудачными экземплярами, каковые экземпляры на родине ждет переплавка. Ощущаю себя персонажем комедии дель арте: также заданы маски персонажей, также задан сценарий и также персонажам разрешена некоторая импровизация, конечно в рамках сценария и масок. И, оставаясь в рамках этого сценария и масок, Славя никогда не будет воровать конфеты, Лена не будет взрывать памятник, Мику не пошлет меня из музыкального кружка в пешее путешествие. Вот стоило убегать ради такого общества? Задал себе вопрос и тут-же ответил – конечно стоило, потому что есть еще и Славяна.
– … ну ты все понял? А мне надо бежать, извини, дела.
– Понятно – до памятника, а там спросить, где домик Ольги Дмитриевны. Пока.
Попросить проводить? Нет, зависнет еще, чего доброго, а где у аборигенов трехкнопие «Alt-Ctrl-Del», я так и не знаю. Еще раз улыбнулась и убежала. Эх, Славя-Славя, что-ж вы такие, даже не тупые, а механистичные, что-ли? Шаг вправо-влево считается неправильным и подлежит игнорированию. А может, по резче шаги вправо-влево делать, пусть они сами ко мне приспосабливаются? А то, как со Славяной расстался, так и попадаю вот к таким вот, в кукольный театр. Ну, здравствуй, очередной «Совенок».
Клубы и Леночка, ах эти чертовы глазищи. Еще подразнить аборигенов и спросить, где домик Ольги Дмитриевны? А что? Помощница вожатой велела спросить – так я спрошу, а прекрасная туземка пускай отвечает. Кстати – что все таки делает Леночка в клубах в день моего приезда? Ну вот, пока размышлял, прилетела Ракета, показала кузнечика и обе барышни убежали, но как же это все по любительски было сыграно! Не верю! Идем дальше.
Издеваюсь сейчас мысленно над аборигенами, а, на самом деле, – грустно. И Славяны здесь нет, и аборигенов жалко – что же такое случилось, что они вот в таких картонных персонажей превратились? Сейчас дойду до вожатой, на учет встану и… А может, подождет вожатая? Вот сейчас возьму да сверну к музыкальному кружку, час у меня есть. За этот час я должен, по порядку: «челюсть с пола подобрать», к пристани выйти, пополоскать ноги в воде и познакомиться, наконец, со Славей. Ну а я пойду к Мику в клуб, а оттуда уже, Ульянкиной тропой, мимо домика Лены, к вожатой. Почему я так раньше никогда не делал? Лень и инерция мышления.
Сворачиваю на поперечную аллею, к музыкальному кружку, прохожу шагов двадцать, оглядываюсь и, отойдя в тень, с сочувствием, но и с некоторым даже злорадством, наблюдаю растерянно оглядывающуюся Алису. Нету Семена, должен быть, и вдруг нету. Ну, думай бунтарка своей головой, тут программа тебе не подсказчица, а я иду знакомиться с девочкой-пулеметом.
Всегда мне общение с Мику тяжело давалось, всегда от нее убегал, так что, уж если радикально меняться, то начинать с чего-то трудного. Интересно, что я скажу Мику? Хотя, какая разница, что-нибудь придумаю, может мне и говорить то ничего не придется, только слушать и кивать? Негромко стучусь и волнуясь, действительно волнуясь – в первый раз я, с первого дня, пытаюсь именно поломать что-то в здешней машине, осторожно открываю дверь. А перед этим минуту стоял на веранде музкружка, всё размышлял: надо или не надо.
В музыкальном кружке тихо, пусто и грустно. Я не сразу замечаю Мику, сидящую в углу на стуле и задумчиво грызущую ручку над школьной тетрадкой, раскрытой у ней на коленях. Здравствуй Мику.
Я не сразу замечаю Мику, а Мику не сразу замечает меня. На секунду ее брови взлетают вверх, а глаза, от удивления, делаются уж совсем огромными, Мику вскакивает со стула, ручка с тетрадкой при этом летят на пол, а она сама делает шаг мне навстречу. Ну, а я делаю шаг навстречу ей и мы оба замираем, глядя друг на друга. Что то еще мелькает в ее глазах, но Мику уже активировалась.
– Привет, ты, наверное, новенький. – Медленно набирая обороты, словно пересиливая себя, начинает Мику. – Меня Мику зовут. Правда-правда, Мику Хацуне, Мику это имя, а Хацуне – фамилия. У меня мама японка а папа русский инженер, он…
К середине фразы Мику входит в привычный темп речи, я теряюсь в ее монологе, перестаю слушать, а сам всё пытаюсь сообразить – что так поразило меня на пороге музыкального кружка?
– … и я сижу здесь целый день одна, и ко мне никто не заходит и не хочет записываться, и ты тоже сейчас подпишешь у меня обходной лист и больше не появишься.
И вот тут я понимаю, то что меня зацепило – расстроенная Мику. Надо же, один обитатель, похожий на нормального человека, нашелся. Не в том смысле, что грустить, это нормально, а в том, что ведет она себя неожиданно. Лучше бы, конечно, она была веселая, но хоть какая-то незапланированная эмоция. Две незапланированных эмоции, потому что сейчас Мику сердитая, была расстроенная, а сейчас сердитая.
– Здравствуй Мику, а меня зовут Семен. Персунов Семен, Семен это имя, а Персунов – фамилия. – Не могу удержаться, чтобы не подразнить девушку, поэтому стараюсь говорить много и в ее темпе. – Ты знаешь, у меня нет обходного, я ведь только что приехал, прямо совсем только что, на автобусе, а до этого ехал на поезде, сошел в райцентре, сел на автобус и приехал в лагерь. А сюда, к тебе, заглянул сейчас просто из любопытства. С обходным я приду к тебе только завтра и вот в кружок твой, я не обещаю, что запишусь, но заходить к тебе буду обязательно, а сейчас мне к вожатой надо. Пока.
Конечно буду заходить, наверное, кроме тебя здесь и зайти то не к кому будет.
Чувствую, что Мику сейчас смотрит мне вслед, поэтому, не оборачиваясь, поднимаю правую руку, разворачиваю ее ладонью к Хацуне и чуть покачиваю вправо-влево. Обязательно, мол, приду.
Ну вот, с музыкальным кружком пообщался, теперь можно и место для сна застолбить. Пробираюсь Ульянкиной тропой, выхожу на аллею, иду мимо домика Лены и Мику и подхожу к своему будущему домику, как раз вовремя, чтобы услышать вечное: «хватит издеваться над Реной!». Кстати, вожатая, действительно, всегда оговаривается и произносит Рена вместо Лена – нечаянный анахронизм для 1987 года. Бросаю рюкзак на крыльцо, бросаю свою тушку в шезлонг и жду своей очереди аудиенции. Пока жду – подходит Славя, пугается от неожиданности, улыбаемся друг-другу и, наконец, знакомимся.
– Меня Славя зовут. Вообще-то, полное имя – Славяна, но все зовут Славей, и ты зови.
Ну а я, понятно, Семен, о чем и докладываю.
Дальнейшие события развиваются по стандартной схеме: из домика выскакивает Ульяна и убегает, показав мне язык; выходит Лена, видит меня, вспыхивает и тоже убегает; я захожу в домик, где мне разрешают оставить вещи, а самого отправляют прогуляться до ужина и познакомиться с лагерем.
Далеко, сначала, не ухожу, устраиваюсь там же, в шезлонге, хочу обдумать свое дальнейшее поведение в лагере, но мысль переключается на то, чем занять себя до ужина. Тем более, вспоминаю, что сейчас появится Сыроежкин и потащит меня показывать лагерь. Программа Сыроежкин-тура: знакомство с Леной и презентация ДваЧе с последующим бегством. Не то, чтобы мне было жалко Сыроежкина, синяк – дело житейское, но, при длительном близком общении вне мастерских, Электроник утомляет.
Удивительно, насколько преображает парня инструмент в руках и любимое занятие, Женя, жаль, не видела его за работой, а посмотреть есть на что: или что-нибудь напевает в пол-голоса, или подожмет пухлые губы, глаза прищурит и смотрит на предмет своего труда, как через прицел, ни одного лишнего движения, а из под рук выходят удивительно красивые вещи и не важно: голову кошкоробота из алюминиевого листа Электроник на деревянной оправке выколачивает или розу клеит из стружки, оставшейся от изготовления той-же оправки. И смотреть на это можно, как на танец, и всегда кажется, что нет ничего проще, чем взять и повторить то же самое и с тем же результатом, но только кажется.
Ну ладно, отвлекся я. Собственно, дойду-ка я, короткой дорогой, до сцены, там сейчас никого быть не должно, и ни вожатая, ни кибернетик мешать не будут. Поднимаюсь с шезлонга, оглядываюсь, не видит ли кто, и ныряю в кусты, на короткую тропинку.
Не люблю Рыжих, обеих. Нет, не так – недолюбливаю. Недолюбливаю их в здешнем, примитивно-утрированном, варианте. В родном моем лагере, там, довольно часто из под программной маски, проглядывала их человеческая составляющая, весьма неплохая и симпатичная, и, если бы не эти их дурацкие двухнедельные жизненные циклы, когда каждый раз приходится начинать все с начала… Когда мы были со Славяной, мне было не до них, откровенно говоря. Но здесь, в этих лагерях, все подчинено программе, а в программе записаны шутки, в стиле «тортом по физиономии», с соответствующим фундаментом, эмоциональным и интеллектуальным. Так вот, на подходе к сцене слышу музыку – кто-то играет на электрогитаре, и не надо догадываться кто. Мику в клубе и кроме Алисы больше некому. Усилитель выкручен на минимальную громкость, а звучит все та же «Тридцать первая весна». Надо же, прижилась песня-то. Во всех лагерях, оказывается. Думаю, не свернуть ли к библиотеке, но оставляю как есть. Все равно мне с Алисой пересекаться, и не раз, в этом лагере, так пойду послушаю, тем более, что играет более, чем хорошо.
– Нравится?
Это, кажется, так, для затравки вопрос. Мне было бы очень интересно пообщаться с ней настоящей, без этих программных направляющих в голове, но сейчас она включит свой привычный режим, и мне придется отправить ее в игнор. Кстати, мы же еще не знакомы.
– Ты играешь лучше меня. Тебя ведь Алиса зовут?
– А может, сам сыграешь что-нибудь?
Пока все хорошо, но попытку знакомства мы игнорируем. А сыграть – весь твой репертуар, сама же учила, но – не сейчас.
– В другой раз.
Сейчас скажет, что я играть не умею.
– Да ты и играть-то поди не умеешь.
– Девушка, а потом ты предложишь мне спор: сыграю я что-нибудь простенькое, на трех аккордах, или не сыграю? Я угадал? И какая будет ставка с твоей стороны?
Что я к ней приставал, это тема завтрашнего спора. А сегодня то что? Ну же, придумай хоть что-нибудь. Алиса даже испугалась на секунду.
– Я… Ты… Если я выиграю, то ты… Ты до конца смены будешь учиться у меня играть на гитаре!
Ох… Понравился, что ли? Нет, ну мне приятно, конечно, и девушка красивая, хоть и вредная. А мне, в общем то, от ДваЧе ничего не надо, поэтому…
– М-м-м… А если выиграю я, то ты, безымянная девушка, скажешь, как тебя зовут! Ну что, принимаешь ставку?
Независимо от того, выиграю я спор или проиграю знакомиться нам все равно придется. Интересно, дойдет до Алисы или нет, что я над ней просто прикалываюсь, над ее азартом и желанием спорить? Но принять ставку Алисе не дают – звучит горн и нас зовут на ужин.
– Между прочим, это ты виноват. Мог бы и представиться.
Ну хорошо. Хотя, как мы теперь будем спорить, я не знаю.
– Алиса, это Семен, Семен, это Алиса.
– Унесите Семена. – Как ни странно, продолжает цитату Алиса, и, как ни странно-же, протягивает мне руку для пожатия. – Пошли ужинать. Меня, действительно Алиса зовут, но должок все равно за тобой.
Я приятно удивлен, тем, как Алиса подхватила цитату, поэтому не спрашиваю, когда это я успел должком обзавестись? Про должок, правда, произносится с улыбкой. Вот, а всего то, что стоило – начать цикл не стандартно.
– Нравится Кэрролл?
– Пришлось прочитать, с таким-то именем.
– Значит и Булычева читала.
Собственно, на этом общие темы для разговора заканчиваются, и дальше мы просто неловко молчим по пути к столовой. Алиса про меня не знает ничего, я про лагерь и про Алису знаю почти все и узнавать по новой то, что еще не успел забыть не хочу. Боюсь сфальшивить, боюсь, что искреннего интереса в моих вопросах не будет, Алиса это почувствует и начнет хамить, а мне тогда придется все таки отстраниться от нее до конца цикла. Ну а Алиса, мне хочется думать, что она молчит потому что стесняется, а не потому что наш диалог не предусмотрен сценарием. Сейчас, на крыльце столовой, чтобы не приумножать неловкости, мне надо бы распрощаться, тем более, что Ульяна уже машет из-за стола рукой Алисе, но меня перехватывает вожатая.
– Ну как, прогулялся по лагерю? – И, не дожидаясь ответа. – Садись вон… С девочками.
Ну конечно, с рыжими, я и забыл об этом моменте, что меня Дмитриевна к ним за стол отправит. Алиса, кстати, спрятавшись за меня, проскочила мимо вожатой в своем бунтарском варианте формы.
А сейчас, боюсь, мне предстоит решать задачу о волке, козе и капусте. Простите, об Ульяне, котлете и сколопендре. Беру поднос с ужином на раздаче, иду к рыжим. Рыжие о чем то шепчутся, поглядывая на меня, и хихикают.
– Приятного аппетита.
– И тебе, новичок. – Это Ульяна.
Меня провоцируют? Очевидно же, что да, а то сколопендра пропадает. Ай! Угу. Кнопка, канцелярская кнопка на стуле, как отвлекающий маневр. Ничего нового. Ну и исчезновение котлеты, конечно. Как там? «Мелкая пакость не придумывается при взгляде на ближнего, она приходит в голову сама по себе!» Не дать мне заметить подложенную кнопку, назвав «новичком» и украсть котлету, пока я разбираюсь с кнопкой. Сейчас мне, за две секунды, нужно решить, какой вариант поведения разыгрывать, а мне вдруг становится все безразлично, и пионеры, крутящиеся в этих бесконечных циклах и воображающие, что проживают свою уникальную жизнь, и хитрая мордочка Ульяны, и Алиса с интересом ждущая развития событий. Не хочу и не буду я ничего менять, и я здесь чужой и они для меня чужие – пусть сами с собою разбираются, а мне бы с собой разобраться и Славяну найти.
Черт, видимо я отключился слишком надолго и Ульяна, устав ждать продолжения спектакля, сама пошла по второму варианту.
– Ой, а где твоя котлета? Подожди, я сейчас!
Да жду-жду, неси свою сколопендру уже и покончим с этим.
– У тебя сейчас такой вид… – Подключается Алиса.
– Какой? Скучающий?
Нет, я не собирался вас веселить, прости меня подлого. Я себя то, последнее время, развеселить не могу.
– … просто, ничего нового сейчас не будет. Все уже придумано сто лет назад. Котлета и сколопендра.
– Нет, перед этим. Ладно, не важно.
Сейчас я зарабатываю репутацию провидца, но мне все равно. Мне только одно интересно – как Ульяна успела за две секунды утилизовать котлету. Нет, был бы пес под столом – вопроса бы не было, пес бы смог. Представил себе прячущуюся под столом несуразную здоровую дворнягу. Серого, похожего на овчарку, но с торчащими тут и там из гладкой шерсти отдельными жестким волосами, доставшимися от дедушки – эрдельтерьера, добрейшего и умнейшего пса. Звать его должны непременно Вулкан, дети должны кормить всем лагерем, а персонал усиленно делать вид, что не замечает это четверолапое воплощение антисанитарии. Даже показалось, как мокрый нос, холодный и твердый, тычется мне в колено. Улыбнулся, а рука сама-собой сделала гладящее движение, повторяя воображаемый контур лобастой головы. Все хорошо, но этот понимающий взгляд Алисы…
– Любишь собак?
Можно ответить в Ленином стиле: «Не то, чтобы очень, но они вкусные.» И разговор закончится, но ведь, это же не правда.
– Не всех и не всяких. Я готов любить собачью личность, а не умиляться четырем лапам и хвосту каралькой. Понятно?
Почему то решил ответить развернуто.
– Понятно. Ты приходи к нам вечером, часам к девяти, подкормим. А на Ульяну не обижайся, скучно ей, и новичков проверять положено.
– Вот я и говорю, что ничего нового, да и спектакль еще не закончен. Передашь ей потом, что она переигрывает.
Подходит Ульяна и с серьезным видом ставит передо мной тарелку с новой порцией
– На ешь, голодающий.
Ставит и предусмотрительно делает шаг назад. Нет, все равно я не буду за тобой гоняться. Демонстративно переворачиваю котлету и говорю, обращаясь к Алисе.
– Вот, я именно про это сейчас говорил. Твое приглашение, оно еще действует?
– Приглашение? Ну да, конечно.
– Тогда я не буду это есть, если никто не против.
Выпиваю компот, и отношу несчастную, почти утонувшую в пюре, сколопендру на мойку. Прямо в тарелке, естественно.
***
Продолжение в комментарии.
***
I
Маньяк
Я уже привык просыпаться в автобусе. Меня перестали снабжать зимней одеждой и телефон куда-то запропал, но зато оставляют рюкзак с барахлом и, самое главное, с сухим пайком. Вот и сейчас, проснувшись, и даже еще не открыв глаза, первое, что я проверяю, это наличие рюкзака, а уж потом визуально убеждаюсь, что остановка с воротами на месте.
К сожалению, это не те ворота и не та остановка. Была бы та – мы бы сейчас стояли напротив ворот, лицом к лицу со Славяной, держали бы друг-друга за руки и разговаривали бы без слов, одними уголками глаз.
– Как ты?
– Теперь хорошо. Ты приехал, теперь все замечательно.
– Ты знаешь…
– Ты знаешь…
Но Славяны здесь нет, значит, остается только Славя, которая не выйдет, пока я не окажусь совсем рядом с воротами. Кстати, для разнообразия, в этом лагере ворота откатные, а не распашные, как в предыдущих, и исчез навес на автобусной остановке. Так что, это явно не тот лагерь, из которого я убежал в прошлом цикле.
Меня давно мучает вопрос, что делает Славя, в промежутке между прибытием автобуса и моим демаршем в сторону ворот, как узнает о том, что пора выходить? Неужели подглядывает в щелку, чертыхается (Славя и чертыхается?) и ждет, когда, наконец, я соизволю? Или занимается своими делами, а у ней просто зуммер в голове срабатывает? И ведь, что интересно, иду я к воротам сразу же, по приезду, или через пару часов, но Славя всегда выходит мне на встречу, когда до ворот остается двенадцать метров, ну, плюс-минус, конечно, но где-то так. Иногда я думаю, что ее просто телепортируют. В нужный момент и прямо к воротам.
Итак, что мы имеем: во-первых, меня опять закинуло в незнакомый лагерь, скажем так, в незнакомый стандартный лагерь, во-вторых… Во-вторых, Славяны здесь нет, в-третьих, кажется надо менять методику поиска. Шестой лагерь уже… Или седьмой? Да – седьмой, в седьмой лагерь уже я приезжаю, проживаю в нем цикл максимально аккуратно и ни с кем не сближаясь, убегаю в конце смены, а раньше не получается, на лодке, с тем, чтобы заснуть в поезде, а проснуться в автобусе в следующем лагере. Алгоритм прохождения цикла отработан до автоматизма, и результат всегда одинаков – перемещение в очередной лагерь «Совенок». Ладно, у меня, получается, целый цикл на размышления, а сейчас, хочешь не хочешь, а надо сдаваться.
Встаю, пробираюсь к выходу, прыгаю с подножки, закидываю рюкзак обеими лямками на одно плечо и – к воротам, рысью, марш-марш! Рысью, потому что засиделся. Здравствуй, пионерский рай, здравствуй, голубоглазый апостол Петр, которого здесь зовут Славя. Двадцать пять метров до ворот, двадцать, пятнадцать и…
– Привет. Ты, наверное, только что приехал?
Я не знаю, почему, но, вот не надоедает мне этот момент. Перед тем, как выйти из автобуса часто хандрю, думаю: «Опять, мол, тоже самое», но стоит шагнуть к воротам, как пульс подскакивает до ста двадцати ударов, а появление Слави, это, как знак, что все в порядке. И Славя, как она все-таки мила, даже такая упрощенная, что ли. Палач часто стирал пощечиной эту улыбку, что делает Пионер я не знаю, нет этого момента в доступной мне части его памяти, скорее просто игнорирует. А я не могу, мне вот хочется, чтобы меня любили, а не боялись, пусть даже это будут здешние обитатели, с их искалеченными волей и разумом. «Человек, который добивается любви ботов», – хорошее название для чего-нибудь. Но надо отвечать, посмотрим, как ребенок выкрутится.
– Привет, а как ты догадалась?
Автобус – вот он, у меня за спиной, и, пока я остановку не покину, он никуда не денется. Просто готовая подсказка, размером с Икарус… Так, ребенок что-то отвечает.
– Ой, тебе к вожатой надо, она все объяснит, вот смотри…
Понятно, вопрос непредусмотренный программой, поэтому ищем наиболее универсальный ответ, и пусть вожатая отвечает – как это Славя догадалась, что я только что приехал. В родном моем лагере, кстати, Славя бы сразу сообразила, что ответить, смотря по настроению: пошутить или построжиться, а эти лагеря, похоже, населены, беженцами с планеты Шелезяка, причем неудачными экземплярами, каковые экземпляры на родине ждет переплавка. Ощущаю себя персонажем комедии дель арте: также заданы маски персонажей, также задан сценарий и также персонажам разрешена некоторая импровизация, конечно в рамках сценария и масок. И, оставаясь в рамках этого сценария и масок, Славя никогда не будет воровать конфеты, Лена не будет взрывать памятник, Мику не пошлет меня из музыкального кружка в пешее путешествие. Вот стоило убегать ради такого общества? Задал себе вопрос и тут-же ответил – конечно стоило, потому что есть еще и Славяна.
– … ну ты все понял? А мне надо бежать, извини, дела.
– Понятно – до памятника, а там спросить, где домик Ольги Дмитриевны. Пока.
Попросить проводить? Нет, зависнет еще, чего доброго, а где у аборигенов трехкнопие «Alt-Ctrl-Del», я так и не знаю. Еще раз улыбнулась и убежала. Эх, Славя-Славя, что-ж вы такие, даже не тупые, а механистичные, что-ли? Шаг вправо-влево считается неправильным и подлежит игнорированию. А может, по резче шаги вправо-влево делать, пусть они сами ко мне приспосабливаются? А то, как со Славяной расстался, так и попадаю вот к таким вот, в кукольный театр. Ну, здравствуй, очередной «Совенок».
Клубы и Леночка, ах эти чертовы глазищи. Еще подразнить аборигенов и спросить, где домик Ольги Дмитриевны? А что? Помощница вожатой велела спросить – так я спрошу, а прекрасная туземка пускай отвечает. Кстати – что все таки делает Леночка в клубах в день моего приезда? Ну вот, пока размышлял, прилетела Ракета, показала кузнечика и обе барышни убежали, но как же это все по любительски было сыграно! Не верю! Идем дальше.
Издеваюсь сейчас мысленно над аборигенами, а, на самом деле, – грустно. И Славяны здесь нет, и аборигенов жалко – что же такое случилось, что они вот в таких картонных персонажей превратились? Сейчас дойду до вожатой, на учет встану и… А может, подождет вожатая? Вот сейчас возьму да сверну к музыкальному кружку, час у меня есть. За этот час я должен, по порядку: «челюсть с пола подобрать», к пристани выйти, пополоскать ноги в воде и познакомиться, наконец, со Славей. Ну а я пойду к Мику в клуб, а оттуда уже, Ульянкиной тропой, мимо домика Лены, к вожатой. Почему я так раньше никогда не делал? Лень и инерция мышления.
Сворачиваю на поперечную аллею, к музыкальному кружку, прохожу шагов двадцать, оглядываюсь и, отойдя в тень, с сочувствием, но и с некоторым даже злорадством, наблюдаю растерянно оглядывающуюся Алису. Нету Семена, должен быть, и вдруг нету. Ну, думай бунтарка своей головой, тут программа тебе не подсказчица, а я иду знакомиться с девочкой-пулеметом.
Всегда мне общение с Мику тяжело давалось, всегда от нее убегал, так что, уж если радикально меняться, то начинать с чего-то трудного. Интересно, что я скажу Мику? Хотя, какая разница, что-нибудь придумаю, может мне и говорить то ничего не придется, только слушать и кивать? Негромко стучусь и волнуясь, действительно волнуясь – в первый раз я, с первого дня, пытаюсь именно поломать что-то в здешней машине, осторожно открываю дверь. А перед этим минуту стоял на веранде музкружка, всё размышлял: надо или не надо.
В музыкальном кружке тихо, пусто и грустно. Я не сразу замечаю Мику, сидящую в углу на стуле и задумчиво грызущую ручку над школьной тетрадкой, раскрытой у ней на коленях. Здравствуй Мику.
Я не сразу замечаю Мику, а Мику не сразу замечает меня. На секунду ее брови взлетают вверх, а глаза, от удивления, делаются уж совсем огромными, Мику вскакивает со стула, ручка с тетрадкой при этом летят на пол, а она сама делает шаг мне навстречу. Ну, а я делаю шаг навстречу ей и мы оба замираем, глядя друг на друга. Что то еще мелькает в ее глазах, но Мику уже активировалась.
– Привет, ты, наверное, новенький. – Медленно набирая обороты, словно пересиливая себя, начинает Мику. – Меня Мику зовут. Правда-правда, Мику Хацуне, Мику это имя, а Хацуне – фамилия. У меня мама японка а папа русский инженер, он…
К середине фразы Мику входит в привычный темп речи, я теряюсь в ее монологе, перестаю слушать, а сам всё пытаюсь сообразить – что так поразило меня на пороге музыкального кружка?
– … и я сижу здесь целый день одна, и ко мне никто не заходит и не хочет записываться, и ты тоже сейчас подпишешь у меня обходной лист и больше не появишься.
И вот тут я понимаю, то что меня зацепило – расстроенная Мику. Надо же, один обитатель, похожий на нормального человека, нашелся. Не в том смысле, что грустить, это нормально, а в том, что ведет она себя неожиданно. Лучше бы, конечно, она была веселая, но хоть какая-то незапланированная эмоция. Две незапланированных эмоции, потому что сейчас Мику сердитая, была расстроенная, а сейчас сердитая.
– Здравствуй Мику, а меня зовут Семен. Персунов Семен, Семен это имя, а Персунов – фамилия. – Не могу удержаться, чтобы не подразнить девушку, поэтому стараюсь говорить много и в ее темпе. – Ты знаешь, у меня нет обходного, я ведь только что приехал, прямо совсем только что, на автобусе, а до этого ехал на поезде, сошел в райцентре, сел на автобус и приехал в лагерь. А сюда, к тебе, заглянул сейчас просто из любопытства. С обходным я приду к тебе только завтра и вот в кружок твой, я не обещаю, что запишусь, но заходить к тебе буду обязательно, а сейчас мне к вожатой надо. Пока.
Конечно буду заходить, наверное, кроме тебя здесь и зайти то не к кому будет.
Чувствую, что Мику сейчас смотрит мне вслед, поэтому, не оборачиваясь, поднимаю правую руку, разворачиваю ее ладонью к Хацуне и чуть покачиваю вправо-влево. Обязательно, мол, приду.
Ну вот, с музыкальным кружком пообщался, теперь можно и место для сна застолбить. Пробираюсь Ульянкиной тропой, выхожу на аллею, иду мимо домика Лены и Мику и подхожу к своему будущему домику, как раз вовремя, чтобы услышать вечное: «хватит издеваться над Реной!». Кстати, вожатая, действительно, всегда оговаривается и произносит Рена вместо Лена – нечаянный анахронизм для 1987 года. Бросаю рюкзак на крыльцо, бросаю свою тушку в шезлонг и жду своей очереди аудиенции. Пока жду – подходит Славя, пугается от неожиданности, улыбаемся друг-другу и, наконец, знакомимся.
– Меня Славя зовут. Вообще-то, полное имя – Славяна, но все зовут Славей, и ты зови.
Ну а я, понятно, Семен, о чем и докладываю.
Дальнейшие события развиваются по стандартной схеме: из домика выскакивает Ульяна и убегает, показав мне язык; выходит Лена, видит меня, вспыхивает и тоже убегает; я захожу в домик, где мне разрешают оставить вещи, а самого отправляют прогуляться до ужина и познакомиться с лагерем.
Далеко, сначала, не ухожу, устраиваюсь там же, в шезлонге, хочу обдумать свое дальнейшее поведение в лагере, но мысль переключается на то, чем занять себя до ужина. Тем более, вспоминаю, что сейчас появится Сыроежкин и потащит меня показывать лагерь. Программа Сыроежкин-тура: знакомство с Леной и презентация ДваЧе с последующим бегством. Не то, чтобы мне было жалко Сыроежкина, синяк – дело житейское, но, при длительном близком общении вне мастерских, Электроник утомляет.
Удивительно, насколько преображает парня инструмент в руках и любимое занятие, Женя, жаль, не видела его за работой, а посмотреть есть на что: или что-нибудь напевает в пол-голоса, или подожмет пухлые губы, глаза прищурит и смотрит на предмет своего труда, как через прицел, ни одного лишнего движения, а из под рук выходят удивительно красивые вещи и не важно: голову кошкоробота из алюминиевого листа Электроник на деревянной оправке выколачивает или розу клеит из стружки, оставшейся от изготовления той-же оправки. И смотреть на это можно, как на танец, и всегда кажется, что нет ничего проще, чем взять и повторить то же самое и с тем же результатом, но только кажется.
Ну ладно, отвлекся я. Собственно, дойду-ка я, короткой дорогой, до сцены, там сейчас никого быть не должно, и ни вожатая, ни кибернетик мешать не будут. Поднимаюсь с шезлонга, оглядываюсь, не видит ли кто, и ныряю в кусты, на короткую тропинку.
Не люблю Рыжих, обеих. Нет, не так – недолюбливаю. Недолюбливаю их в здешнем, примитивно-утрированном, варианте. В родном моем лагере, там, довольно часто из под программной маски, проглядывала их человеческая составляющая, весьма неплохая и симпатичная, и, если бы не эти их дурацкие двухнедельные жизненные циклы, когда каждый раз приходится начинать все с начала… Когда мы были со Славяной, мне было не до них, откровенно говоря. Но здесь, в этих лагерях, все подчинено программе, а в программе записаны шутки, в стиле «тортом по физиономии», с соответствующим фундаментом, эмоциональным и интеллектуальным. Так вот, на подходе к сцене слышу музыку – кто-то играет на электрогитаре, и не надо догадываться кто. Мику в клубе и кроме Алисы больше некому. Усилитель выкручен на минимальную громкость, а звучит все та же «Тридцать первая весна». Надо же, прижилась песня-то. Во всех лагерях, оказывается. Думаю, не свернуть ли к библиотеке, но оставляю как есть. Все равно мне с Алисой пересекаться, и не раз, в этом лагере, так пойду послушаю, тем более, что играет более, чем хорошо.
– Нравится?
Это, кажется, так, для затравки вопрос. Мне было бы очень интересно пообщаться с ней настоящей, без этих программных направляющих в голове, но сейчас она включит свой привычный режим, и мне придется отправить ее в игнор. Кстати, мы же еще не знакомы.
– Ты играешь лучше меня. Тебя ведь Алиса зовут?
– А может, сам сыграешь что-нибудь?
Пока все хорошо, но попытку знакомства мы игнорируем. А сыграть – весь твой репертуар, сама же учила, но – не сейчас.
– В другой раз.
Сейчас скажет, что я играть не умею.
– Да ты и играть-то поди не умеешь.
– Девушка, а потом ты предложишь мне спор: сыграю я что-нибудь простенькое, на трех аккордах, или не сыграю? Я угадал? И какая будет ставка с твоей стороны?
Что я к ней приставал, это тема завтрашнего спора. А сегодня то что? Ну же, придумай хоть что-нибудь. Алиса даже испугалась на секунду.
– Я… Ты… Если я выиграю, то ты… Ты до конца смены будешь учиться у меня играть на гитаре!
Ох… Понравился, что ли? Нет, ну мне приятно, конечно, и девушка красивая, хоть и вредная. А мне, в общем то, от ДваЧе ничего не надо, поэтому…
– М-м-м… А если выиграю я, то ты, безымянная девушка, скажешь, как тебя зовут! Ну что, принимаешь ставку?
Независимо от того, выиграю я спор или проиграю знакомиться нам все равно придется. Интересно, дойдет до Алисы или нет, что я над ней просто прикалываюсь, над ее азартом и желанием спорить? Но принять ставку Алисе не дают – звучит горн и нас зовут на ужин.
– Между прочим, это ты виноват. Мог бы и представиться.
Ну хорошо. Хотя, как мы теперь будем спорить, я не знаю.
– Алиса, это Семен, Семен, это Алиса.
– Унесите Семена. – Как ни странно, продолжает цитату Алиса, и, как ни странно-же, протягивает мне руку для пожатия. – Пошли ужинать. Меня, действительно Алиса зовут, но должок все равно за тобой.
Я приятно удивлен, тем, как Алиса подхватила цитату, поэтому не спрашиваю, когда это я успел должком обзавестись? Про должок, правда, произносится с улыбкой. Вот, а всего то, что стоило – начать цикл не стандартно.
– Нравится Кэрролл?
– Пришлось прочитать, с таким-то именем.
– Значит и Булычева читала.
Собственно, на этом общие темы для разговора заканчиваются, и дальше мы просто неловко молчим по пути к столовой. Алиса про меня не знает ничего, я про лагерь и про Алису знаю почти все и узнавать по новой то, что еще не успел забыть не хочу. Боюсь сфальшивить, боюсь, что искреннего интереса в моих вопросах не будет, Алиса это почувствует и начнет хамить, а мне тогда придется все таки отстраниться от нее до конца цикла. Ну а Алиса, мне хочется думать, что она молчит потому что стесняется, а не потому что наш диалог не предусмотрен сценарием. Сейчас, на крыльце столовой, чтобы не приумножать неловкости, мне надо бы распрощаться, тем более, что Ульяна уже машет из-за стола рукой Алисе, но меня перехватывает вожатая.
– Ну как, прогулялся по лагерю? – И, не дожидаясь ответа. – Садись вон… С девочками.
Ну конечно, с рыжими, я и забыл об этом моменте, что меня Дмитриевна к ним за стол отправит. Алиса, кстати, спрятавшись за меня, проскочила мимо вожатой в своем бунтарском варианте формы.
А сейчас, боюсь, мне предстоит решать задачу о волке, козе и капусте. Простите, об Ульяне, котлете и сколопендре. Беру поднос с ужином на раздаче, иду к рыжим. Рыжие о чем то шепчутся, поглядывая на меня, и хихикают.
– Приятного аппетита.
– И тебе, новичок. – Это Ульяна.
Меня провоцируют? Очевидно же, что да, а то сколопендра пропадает. Ай! Угу. Кнопка, канцелярская кнопка на стуле, как отвлекающий маневр. Ничего нового. Ну и исчезновение котлеты, конечно. Как там? «Мелкая пакость не придумывается при взгляде на ближнего, она приходит в голову сама по себе!» Не дать мне заметить подложенную кнопку, назвав «новичком» и украсть котлету, пока я разбираюсь с кнопкой. Сейчас мне, за две секунды, нужно решить, какой вариант поведения разыгрывать, а мне вдруг становится все безразлично, и пионеры, крутящиеся в этих бесконечных циклах и воображающие, что проживают свою уникальную жизнь, и хитрая мордочка Ульяны, и Алиса с интересом ждущая развития событий. Не хочу и не буду я ничего менять, и я здесь чужой и они для меня чужие – пусть сами с собою разбираются, а мне бы с собой разобраться и Славяну найти.
Черт, видимо я отключился слишком надолго и Ульяна, устав ждать продолжения спектакля, сама пошла по второму варианту.
– Ой, а где твоя котлета? Подожди, я сейчас!
Да жду-жду, неси свою сколопендру уже и покончим с этим.
– У тебя сейчас такой вид… – Подключается Алиса.
– Какой? Скучающий?
Нет, я не собирался вас веселить, прости меня подлого. Я себя то, последнее время, развеселить не могу.
– … просто, ничего нового сейчас не будет. Все уже придумано сто лет назад. Котлета и сколопендра.
– Нет, перед этим. Ладно, не важно.
Сейчас я зарабатываю репутацию провидца, но мне все равно. Мне только одно интересно – как Ульяна успела за две секунды утилизовать котлету. Нет, был бы пес под столом – вопроса бы не было, пес бы смог. Представил себе прячущуюся под столом несуразную здоровую дворнягу. Серого, похожего на овчарку, но с торчащими тут и там из гладкой шерсти отдельными жестким волосами, доставшимися от дедушки – эрдельтерьера, добрейшего и умнейшего пса. Звать его должны непременно Вулкан, дети должны кормить всем лагерем, а персонал усиленно делать вид, что не замечает это четверолапое воплощение антисанитарии. Даже показалось, как мокрый нос, холодный и твердый, тычется мне в колено. Улыбнулся, а рука сама-собой сделала гладящее движение, повторяя воображаемый контур лобастой головы. Все хорошо, но этот понимающий взгляд Алисы…
– Любишь собак?
Можно ответить в Ленином стиле: «Не то, чтобы очень, но они вкусные.» И разговор закончится, но ведь, это же не правда.
– Не всех и не всяких. Я готов любить собачью личность, а не умиляться четырем лапам и хвосту каралькой. Понятно?
Почему то решил ответить развернуто.
– Понятно. Ты приходи к нам вечером, часам к девяти, подкормим. А на Ульяну не обижайся, скучно ей, и новичков проверять положено.
– Вот я и говорю, что ничего нового, да и спектакль еще не закончен. Передашь ей потом, что она переигрывает.
Подходит Ульяна и с серьезным видом ставит передо мной тарелку с новой порцией
– На ешь, голодающий.
Ставит и предусмотрительно делает шаг назад. Нет, все равно я не буду за тобой гоняться. Демонстративно переворачиваю котлету и говорю, обращаясь к Алисе.
– Вот, я именно про это сейчас говорил. Твое приглашение, оно еще действует?
– Приглашение? Ну да, конечно.
– Тогда я не буду это есть, если никто не против.
Выпиваю компот, и отношу несчастную, почти утонувшую в пюре, сколопендру на мойку. Прямо в тарелке, естественно.
***
Продолжение в комментарии.
Подробнее
Фанфики(БЛ),Бесконечное лето,Ru VN,Русскоязычные визуальные новеллы,Отечественные визуальные новеллы,Визуальные новеллы,фэндомы,Семен(БЛ),Славя(БЛ),Самая трудолюбивая девочка лета!,Мику(БЛ),Алиса(БЛ),Самая ранимая и бунтарская девочка лета!,Ульяна(БЛ),Самая весёлая и непоседливая девочка лета!,Лена(БЛ),Самая любящая и скромная девочка лета!,Ольга Дмитриевна(БЛ),Самая строгая девочка лета!,очередной бред,Дубликат(БЛ)
Еще на тему
Ну и как убить время до девяти? Раньше то я, в это время, гонялся за Ульянкой и блуждал по лесу, позже уже не бегал за Ракетой, а отогнав ее для вида, сразу шел на остановку и там дремал, пока меня не находила Славя. Когда мы были со Славяной этих проблем вообще не возникало. А после, я обычно заранее оставлял на остановке банку консервов и ужинал ими, отойдя подальше и разогрев на небольшом костерке. Славя крутила носом на запах дыма, но ничего не понимала. А тут забыл подготовиться. Ну, правда, меня Алиса подкормить обещала.
Обхожу территорию лагеря по малой дуге, мимо пляжа и лодочной станции, через выход к старому лагерю выбираюсь за забор и, вдоль забора, иду на остановку.
Жалко, что здесь нет навеса на остановке – сейчас бы растянулся на лавочке, жалко, что у меня нет с собой спичек – сейчас бы отошел подальше и посидел у костра, у костра уютнее, даже без тушенки, но мне и так не плохо. Отхожу от ворот метров пятьдесят, в сторону опоры ЛЭП и падаю в траву, заложив руки за голову.
Господи, кажется, хоть на часок, но можно расслабиться и не следить за тем, чтобы не ляпнуть в разговоре что-нибудь ненужное, не смотреть с опасливым вниманием на обеих рыжих, не выслушивать околонаучный бред кибернетиков, не уклоняться от общества вожатой, можно просто побыть самим собой. Часто одиночество, это не так уж и плохо. Некоторое время просто разглядываю небо, потом начинаю, чертова привычка, анализировать прожитый день и размышлять о планах на завтра. Вернее, пытаюсь это делать, потому что дальше мыслей: «Итак, что мы имеем?» и «А завтра у нас…», дело не идет. Поэтому я просто лежу и смотрю в постепенно темнеющее небо, пока, совсем рядом, не слышу шаги. Славя. Подошла и аккуратно присела рядом.
– Вот ты где. Тебе тут удобно?
– Вполне. А меня что – все уже потеряли?
– Нет, еще не все – только я.
Вот как. Это, конечно, приятно, но, в предыдущих лагерях, я особенно избегал общества Слави. Уж очень мне не хватало Славяны, а разница между ними неприятно резала по живому. А в чем, собственно, разница – задумываюсь и пробую сформулировать. Не считая прически, конечно, и программных ограничений. Если брать первый, поверхностный, слой, то Славяна, пожалуй, тоньше и мудрее, что ли, она все также хочет счастья для всех, но уже понимает, что нельзя никого осчастливить против его желания, не боится, когда необходимо, спорить с вожатой и часто отстаивает свою точку зрения, в отличии от, скажем, меня, который, что греха таить, вожатой скорее манипулирует. Еще… Мои мысли прерывают.
– … ты совсем меня не слушаешь.
– Прости пожалуйста, Славя, я задумался о своем. Не обижайся. И, что ты хотела?
– Я и не обижаюсь.
Вот Славяна, та почти не улыбается, очень-очень редко. Представил себе сейчас ее рядом с собой, с такой же извиняющей улыбкой.
– … пойдем, покормлю тебя. А вот ты, пожалуйста, не обижайся на Ульянку. Не может она иначе. А так она девочка очень добрая. Знаешь, тут малыши некоторые по мамам скучают, плакали даже в первые дни, так Ульянка от таких не отходила, прямо как нянька. И сейчас, как что, так они не ко мне и не к вожатой, а к Ульянке жаловаться бегут. Но вот не озорничать Ульянка не может.
– Ну да. Тот еще гиперактивный ребенок.
– Как ты сказал? Гиперактивный? Да, наверное. Поднимайся, пошли ужинать – попытка номер два.
Славя вытаскивает мою руку из под головы и легко тянет вверх и в направлении лагеря. Вообще-то меня Алиса покормить обещала, и я, вроде как, приглашение принял. А еду Алиса украдет, конечно, в той же столовой, те же булки с кефиром, и если я сейчас не придержу Славю на остановке, то рискую остаться без ужина.
– Да я, в общем то, особо не хочу. Сегодня в автобусе перегрелся.
– Хочешь-хочешь, ты просто еще не знаешь этого.
– И есть на ночь вредно, от этого, говорят, толстеют. Но спасибо тебе, что обо мне заботишься.
– Вставай-вставай, ничего не знаю. Скажешь тоже, заботишься. – На этот раз Славя улыбается смущенно.
– … вот если бы я тебе в домик завтрак принесла. Ой!
Славя краснеет, отпускает мою руку и продолжает уже официальным тоном.
– Это товарищеская помощь! И вообще, я, как председатель совета отряда, отвечаю за здоровье пионеров!
Вот, кстати и тема для забалтывания, даже две. Но сначала я медленно-медленно поднимаюсь, медленно-медленно отряхиваю себя, медленно-медленно поворачиваю голову к нетерпеливо притоптывающей ногой Славе, она то подскочила мгновенно, когда увидела, что я начал подыматься, и быстро-быстро показываю Славе язык!
– Не дразнись!
Но, все равно, официоз мгновенно слетает и что-то озорное проскакивает в интонациях и в улыбке. Ведь могут же быть и нормальными людьми, оказывается, нужно только нестандартно усилия приложить.
– Славя, ну, правда, не хочется. Ты лучше скажи, я на много опоздал?
– У-у-у! На половину смены! На целую неделю!
– И что я пропустил?
Мы не торопясь идем в сторону ворот, а я заговариваю зубы Славе. Но мне и правда интересно, раньше я никогда не узнавал, что же происходит между началом цикла и моим приездом в лагерь.
– Ну, в первый день заселялись в домики, вожатая спросила, кто хочет быть ее помощником и я вызвалась, так пришлось весь день на складе белье и форму выдавать. Ты вот сразу в форме приехал, а почти все – нет, а Алиса так вообще: в черных джинсах, в кожаной куртке и в черной футболке с какими-то нерусскими надписями. Как вожатая на нее ругалась, на Алису. Алиса, конечно, девочка грубая, но нельзя же так на человека орать. Я хотела их помирить, а получилось так, что я теперь главный враг у Алисы. Мику, ты же уже знаком с Мику? Мику в музыкальный кружок вызвалась, Женя в библиотеку, мальчики наши кружок кибернетики организовали и теперь пропали для общества. На второй день все с обходными бегали, на третий – территорию убирали и дискотека вечером была. Только наши мальчики совсем не танцуют, оказывается. – Тут Славя стреляет в мою сторону глазами и опять смущенно улыбается.
– Славя, я понял твой намек, – возвращаю ей улыбку. Но это же мне всех вас перетанцевать придется. И еще вожатую. А что там еще было?
– Еще? Поза-позавчера пляжный сезон открыли, вчера спортивный праздник был. Вот так рассказывать – скучно выглядит, а, на самом деле, весело было. То Ульянка напроказит, то Женя Сережу из библиотеки выгонит и гонится за ним до самого клуба, то Алиса с Мику внеплановый вечер гитарной музыки устроят.
Так, за разговором, до ворот и доходим.
– Ну вот, я свою задачу выполнила. – Славя опять улыбается, но, на этот раз, чуть лукаво. Не дала тебе Устав лагеря нарушить.
– О Господи, что еще за устав, и что я там нарушал?
– Пионеру нельзя самовольно, без старшего, покидать территорию лагеря. А после ужина это просто запрещено.
Угу, то есть, когда я шлялся в одиночку по катакомбам, это я Устав нарушал? Или, когда Сыроега в старом лагере ботинок Шурика нашел, это он тоже, в нарушение Устава, туда поперся? Сыроежкин не побоялся нарушить правила? Не верю! И вообще, в первый раз про этот устав слышу.
– Но я же уже покинул территорию. Один, самовольно, без старшего и после ужина.
– Но я же привела тебя назад. Так что все в порядке.
Ладно, дождусь четвертого дня, когда Шурик потеряется, я тебе, русокосая, это припомню. Будешь мне самолично командировочное удостоверение выписывать. А Ольгу заставлю приказ по лагерю издать: «О розыске Шурика». Дальше эту тему не развиваю, а по быстрому и, получилось, что слегка скомкано, прощаюсь со Славей и двигаюсь в сторону умывальников. По моему, девушка решила, что я на нее обиделся. Ну и пусть.
Около умывальников снимаю рубашку; мою подмышки, забытым кем-то «Земляничным» мылом, чтоб не воняли, благо, вода, за день, в баке водокачки прогрелась; еще раз, перед тем, как надеть, отряхиваю рубашку от травы и веточек. Что-то еще? А, вспомнил. Нарушаю никому, кроме Слави, неведомый Устав, выбравшись через дыру за забор и там рву букет полевых цветов. Не то, чтобы я на свидание шел, но с пустыми руками как-то неудобно. Прохожу, не заходя за территорию, к калитке в старый лагерь и оттуда уже, к домику Алисы.
– Ты пришел.
Кажется эта фраза и интонации – единственные, заготовленные для таких случаев, программой для Алисы. Или это она сама? Демонстрирует, что не больно и ждала? В общем-то, в ее характере, но какая мне разница? Или ей трудно выражать эмоции? Знаю, что трудно, и, когда прорывает, то очень болезненно для нее выходит. А вот цветы, те пришлись ко двору. Виду, правда, не показала, но явно понравилось. И, похоже, это вообще первые цветы в ее жизни, жаль только, что этой жизни отмерено всего две недели. Ну, значит, первые цветы в ее фантомной жизни. Я, правда, еще тешу себя надеждой, что жизнь наша не фантомная, что мы здесь, все же настоящие, просто попавшие в какое-то непонятное место, откуда нельзя выйти, и где жизнь замкнута в двухнедельной петле. У них хоть в двухнедельной, а у меня всего семидневной, но, правда, у меня зато память сохраняется. Не знаю вот только, благословение это или проклятие.
Ульяна на меня обиделась. Буркнула что-то, не вставая с кровати, и демонстративно отвернулась лицом к стене. Даже ужинать с нами не стала.
– Ну и как тебе первый день в лагере? Неужели все так плохо? Ходишь тут, с кислой мордой: «Я все знаю, я все видел, я очень стар и очень мудр!» Рассказывай! А то должок отрабатывать заставлю!
Господи, что за должок то?
– Ну, слушай. Во-первых, наблюдал растерянную Алису, она хотела на меня посмотреть, но меня не оказалось на месте, я пошел другим путем. Во-вторых наблюдал Алису на сцене, которой…
Стоп. А ведь они все меня побаиваются. Едва я начинаю вести себя нестандартно, как у них в глазах мелькает страх. Испуг в глазах у Мику, когда я шагнул к ней навстречу, испуг в глазах у Слави, когда она обнаружила меня перед домиком вожатой, сидящим в шезлонге, испуг у Алисы, причем трижды: когда она потеряла меня на перекрестке у клубов, когда я выбирал свою ставку в споре и, когда я попросил передать Ульянке, что та переигрывает, третий раз, получается, она испугалась за Ульянку. Вот Ульянка, та меня не боялась или в силу возраста и характера, или хорошо прятала свой страх. Занятная барышня: ужина лишился я, а обижается она. Вечером проверю на Лене, прости меня Лена, не хочу тебя пугать, но ты крепче чем показываешь, ты справишься, и на вожатой. А вот о причинах этого страха мне расскажут, если захотят конечно, только Мику и ДваЧе. Лена бы рассказал лучше, у ней и склонность к самоанализу есть, но Лена уйдет в себя, Славя не сознается самой себе в этих страхах, Ольга не сознается мне – вожатой не положено пугаться пионеров. Страх, при том, что в сценарий заложена их симпатия ко мне, с перспективой дальнейшего развития симпатии во что-то большее. Откуда страх-то?
– Ты заснул?!
– Нет, я задумался. О человеческих отношениях.
Ульянка подает голос.
– С таким занудой и тормозом не может быть никаких отношений.
– Ульяна Ракетовна, вот между нами – точно никаких. Если так случится, что мы окажемся в одной постели, между нами будет лежать пионерский значок, я тебе обещаю!
– Думай, что говоришь! – Алиса не больно, но довольно ощутимо бьет меня по губам. Она же ребенок еще!
– Ничего, ей сейчас года три-четыре, всего лет через пятнадцать она, наконец, достигнет совершеннолетия.
Ульяна опять подает голос и голос этот аж звенит от обиды.
– Ты еще и дурак! А мне шестнадцатого сентября четырнадцать исполнится!
А когда он наступит, этот сентябрь? Набираю воздуха для посыла… Стоп! Я то с чего завелся?
– Рад за тебя. Алиса, прости меня, ты меня пригласила, да еще и накормила, а я тут ругаться начал. Пойду я, пока до битья посуды дело не дошло. Да, и спасибо тебе огромное, конечно.
Как ни жаль, но девочку-ракету, кажется, придется оставить за скобками. Она хороший человечек и у нас всегда были неплохие отношения, но, видимо, не в этом цикле и не в этом лагере. Пионер сказал бы, что нельзя ботов называть людьми. А по мне так они – люди, ну или я сам бот. Интересно, как в них происходит борьба между личностью и маской, между собственной волей и сценарием?
Алиса, оказывается, увязалась провожать меня. Идем длинной дорогой: сначала до перекрестка к кружку кибернетики, а оттуда сворачиваем направо, к Генде. Опять идем молча, опять идем порознь, правда, что-то теперь есть между нами, какая-то тень доверия. Алиса сейчас, кажется, повернулась ко мне своим вторым лицом, дай бог, так и останется.
– Прости за Ульяну. Она обычно не умеет долго дуться, а тут, почему то, взъелась на тебя.
– Ну, я тоже хорош. Не надо было задирать ребенка, а я ей, наверное, на больную мозоль наступил, когда про возраст заговорил.
Или может это у Ульяны испуг так проявляется? Спросить или нет про их страх передо мной? Нет, наверное, мне не настолько доверяют, чтобы открыться.
– Тебе говорили, что ты странный?
– В этом лагере еще нет.
Но если я уже странный, то моя просьба репутации не испортит.
– Алис, раз уж я странный, то можно тебя попросить об одной вещи?
Алиса с любопытством смотрит на меня, сейчас Семен какую-нибудь глупость скажет. Ну, в принципе, так и есть.
– Запомни, пожалуйста, сегодняшний день, от момента нашего знакомства. Даже раньше, от того момента, как ты решила на меня посмотреть. А я, за день до отъезда, спрошу тебя, кое о чем. Мне нужно себя проверить.
– П-ф-ф-ф. Ну хорошо, но ты точно странный.
– Ничего, я не буйный и для окружающих безопасен.
– Ладно, до завтра.
– Ага, пока.
Расстаемся перед площадью, на границе освещенного пространства. Алиса уходит, я слышу только шелест ее шагов, странно, но здесь почти никто не носит туфли на каблуках, только Мику и Ольга. Ищу глазами Лену – вон она, вторая лавочка от дальнего правого угла площади – традиционная лавочка Лены. Меня не видит, но, наверное, чувствует мое присутствие. Лена вообще, очень тонко чувствует, ни чета мне. Подойти? Но о чем с ней говорить, не хвалить же книгу? Я, кстати, так и не прочел «Унесенные ветром» и все, что я знаю оттуда, это: «Я подумаю об этом завтра». Лена поднимает голову и смотрит в моем направлении. Видеть меня, из света в темноту, она не может, но то, что я за ней наблюдаю, знает наверняка. Раз так, то глупо отсиживаться – мне с Леной еще неделю общаться. Выхожу на площадь и подхожу к Лене.
– Здравствуй Лена. Мы два раза уже виделись, но так формально и не познакомились. Меня Семен зовут.
– З-здравствуй. Я знаю.
И о чем говорить дальше? Книгу хвалить не хочу, о погоде разговаривать не хочу, о том, понравился ли лагерь, спрашивать тоже не хочу. Из какого города она приехала Лена все равно не скажет, а говорить о том, что я приехал прямиком из предыдущего цикла я не буду – не оценит. Может, к концу цикла и оценит, но не сейчас.
– Любишь читать до утра, а в домике Мику свет зажигать не дает?
– Здесь хорошо читать.
– Глаза не испорти, книжный ребенок. А то, поздно уже. Пошли, провожу тебя до домика, а сам к вожатой – сдаваться.
Вот сейчас я опять перечеркнул сценарий, первым уходя с площади. Лена оценивающе смотрит на меня.
– Нет, я главу до конца дочитаю.
И прячется в книгу. Ну, раз прячется, то я не буду настаивать. Глубоко вдыхаю пахнущий сиренью и чуть-чуть Лениными духами воздух.
– Ну, тогда до завтра.
– Спокойной ночи.
Делаю пару шагов, а мне в спину летит.
– Семен!
Оборачиваюсь.
– Не обижайся на Ульяну, пожалуйста.
Лена просит за Ульяну, которая изводит ее, каждый цикл и во всех лагерях. Один раз Алиса, один раз Славя, еще один раз Алиса, теперь Лена. Кто еще? Ольга Дмитриевна попросит за свою рыжую головную боль? Да что в этой Ульянке такого?
– Леночка. – Я, неожиданно для себя, называю Лену уменьшительно-ласкательным именем, и вполне искренне называю. Леночка, ты так говоришь, будто я что-то плохое Ульяне сделать могу. Я уже забыл об этом эпизоде, честное слово, да и не сердился на нее никогда.
Лена решительно захлопывает книжку, поднимается и присоединяется ко мне.
– Ну, раз ты так говоришь.
Мы доходим до домика вожатой, Лена прощается, говорит, что дальше она сама, а я стучусь к Ольге Дмитриевне.
– Войдите!
Вожатая полусидит-полулежит на кровати, подложив под спину сразу обе подушки, да-да мою тоже, и читает.
– А, Семен. Проходи, не стесняйся. Жить будешь здесь, можешь сразу начинать заправлять постель. Белье в шкафу.
И смотрит на меня, ждет моей реакции. А я пожимаю плечами, угукаю, и раскатываю матрас. Достаю белье из шкафа, накрываю матрас простыней, беру наволочку.
– Ольга Дмитриевна, позвольте вас побеспокоить.
И двумя пальчиками легонько тяну подушку из под вожатой.
– И что, ты не будешь возражать?
– А зачем? Третьим в домике жить – тесно, одного в домике вы меня не поселите, а если и поселите, то по пять раз в день будете контролировать. Пять раз в день и каждые полчаса ночью. Не будете высыпаться, будете днем злобной ходить. Оно мне надо?
Опять я ломаю сценарий и что-то мелькает в глазах вожатой, но слишком быстро. Испуг? Нет, не успел разобрать.
– А еще, где безопаснее всего свить гнездо воробью? Под гнездом орла.
Чувство юмора у вожатой есть. Это хорошая новость.
Заканчиваю с постелью, ищу глазами мыло с полотенцем, «В тумбочке», – подсказывает вожатая, и иду на вечернюю помывку. Когда возвращаюсь, свет уже потушен и Ольга лежит в постели.
– Спокойной ночи.
– Спасибо, и тебе того же.
Не включая свет раздеваюсь и вытягиваюсь под одеялом.
– Семен, ты на Ульяну…
– Ольга Дмитриевна, извините, что перебиваю, но вы сегодня уже пятая, кто за нее просит. Хотя я и не обижался, и вообще, уже и думать забыл. Что такого в нашей Ульяне?
– Дело не в Ульяне, дело в тебе. Но если ты так говоришь, то все в порядке.
– Э-э-э?
– Все, спать. Все завтра.
Ну, завтра, так завтра. И было утро, и был вечер. День первый. Спать.
1. Ссылка на "Анабасис" https://ficbook.net/readfic/3718846
2. Я месяц терпел, простите меня, не смог.
3. Не знаю, что получится. Концовка уже готова, но в двух предыдущих случаях, к концу написания, от концовки ничего не осталось. Поэтому я не говорю, что это будет: линия Мику, Алисы, Славяны, ОД, одиночки или может просто вставка в Анабасис.
Пока планирую остаться в пределах 60-80 страниц, но ХЗ.