Дубликат, приквел.
Глава 3
Гурт
Двадцать два цикла от знакомства сУльяной.
Ульянапереживает больше меня. Приезжает каждуюнеделю на три дня, обклеивает датчиками,бывает — бьет током, заставляет решатьтесты. Все это записывает, а потом всюночь не спит на кухне — обрабатываетрезультаты. И с каждым циклом становитсявсе мрачнее и мрачнее. Скрывает это, ноя то вижу. Я поддерживаю ее, как могу,делаю вид что верю, что все хорошо. Новот, кажется, наступил кризис. Я же тожене сплю вместе с Ульяной. И вот, вместопривычных шелеста бумаги, щелканьяклавиш, бормотанья вполголоса, — полчасауже стоит тишина. А потом раздаетсясдерживаемый всхлип.
— Что случилось,Рыжик?
— Сёмка. Я тупая,бездарная и бесполезная дура! Яизучила все что есть на свете про такихкак ты, я терроризировала Виолу, бабулю,твоего шефа, я запустила учёбу… Лучшебы я в футбольную команду год назадзаписалась, чем на эту практику проклятую.А сейчас, получается, что я тебя обманула.Я пообещала и не сделала…
Первыйраз вижу Ульяну такой подавленной. Оналежит, свернувшись калачиком, и тихожалуется.
— … Я не могу открытьэту дверь. И никто не может. Полгоданазад я думала, что все так просто, аникто не занимается вами, потому что выникому не нужны. Ачем дальше я зарывалась, тем всеоказывалось сложнее и запутаннее. Асегодня я ехала в поселок с твоим шефом,и он сказал мне, что вы отражения людейтолько с одной стороны. А с другой —отражения тех существ из другой вселенной,которые тоже лезут в вакуоли, только от себя. Сёмка, скажи мне что тыне инопланетянин.
Устала.
— Рыжик, все нормально.Я тебя никогда и ни в чем не обвиню. Внеудаче? Глупо. Знаешь,Рыжик. Если даже все так печально, товсе равно, ты была и пока есть в моейжизни. Спасибо тебе. И еще за то, что тычто-то для меня пыталась сделать и тебебыло не все равно. —И сейчас мне приходится впрыскивать вУльяну дозу оптимизма, хотя обычнопроисходит наоборот. — Но мы же несдадимся?
— Нет конечно, Сёмк.
— В самом плохом для нас случае ты простоповторишь попытку.
— Сёмк?
— Что?
— Это для тебя будет плохой случай. А яуж оторвусь на тебе, за все потраченныенервы. Тебе, кстати, привет от моих родителей.
— Родственник, будешь мне помогать.
Вчера Рыжая уехала.Повисла на мне,сказала, чтоб я ее не провожал, и запрыгнулав мотовоз.А появится теперьона только через полтора цикла. Или дажечерез два — сессия. Зато потом обещалапоселиться тут на постоянное местожительства. «Нельзясдаваться! Но временисовсем не осталось, Сёмк!»
— Яволь, шеф. А что делать надо?
Вчера Рыжая уехала, а сегодня приехалшеф.
— Узлы мы объедем, с пионерами пообщаемся,данные соберем. Не стоило бы тебя к этимделам привлекать, но больше некого. Самвидишь — сокращения у нас. В лабораторияходни только заведующие остались, да теу кого темы отработаны больше, чем на семьдесят пять процентов. Остальных наматерик отправляют. Охрану вон сократили,оставили армейцев десять человек иТоляныча.
— А что за тип в галстуке по поселкушатался?
— Это директор новый, из бывшихкомсомольских вождей. Филиал-то здешнийв самостоятельное учреждение выделили,а его директором назначили. Ну а мы всев старом институте числимся, вот нас наматерик и вывозят. Скоро и мы с тобойрасстанемся.
Мне даже жалко стало. А еще я сразуоб Ульяне подумал.
— А как же?…
— Рыжая твоя любовь? Не знаю. Может ивсе хорошо еще будет… Сегодня заночуюу тебя, а завтра отсюда на мотовозепоедем. Кстати, это последние циклы,когда он ходит. Тоже сокращают. Остаетсятолько кольцевой поезд и составыснабжения. Ну и автобусы еще.
День второй от отъезда Ульяны. Мыс шефом устраиваемся в домике, уже вчетвертом по счету узле. Два узла в день,один до обеда, один после.
Мотовоз высаживаетнас на платформе возле моста, а самуезжает в неведомые дали. Мы идем клагерю, ориентируясь на цветные пятнышкифлагов и отблеск солнца на макушкеГенды. В лагере сразу находимвожатую,а та уже, по указаниям Шефа, собираетпионеров в столовой. Я раздаю анкеты,пионеры их заполняют, я анкеты собираю.Мы обедаем, или остаемся ночевать, смотряпо времени суток, а переночевав илипообедав, хитрой тропинкой идем к мосту,где нас подбираетмотовоз.
— Ну и как тебе Узлы, родственник?
— Лагеря? Древнегреческий Элизиум.
— Острова блаженных? Ну да. Блаженнынищие духом...
Мы с шефом достаточно легко понимаемдруг друга. Все-таки сказывается моёпроисхождение.
— Шеф, а расскажи, откуда я взялся?
— Да нечего тут рассказывать. По глупости,— шеф усмехается, — да, по глупости,можно сказать, залетел. Молодой был,вроде Рыжей твоей, полез датчики ставитьв одиночку. Ну и в язык тумана вляпался.Чуть в нем и не остался. А когда к Старомукорпусу выбрался, тут ты за мной изтумана и вышел. Хорошо, что я тогдаиспугался, не стал к тебе подходить, аспрятался в здании. А потом смотрю:человек лежит, голый, и, вроде, живойеще. Подбежал, стал в чувство приводить.Тут меня и нашли. Тебя в Узел, мне строгийвыговор.
День четвертый от отъезда Ульяны.Анкеты розданы,анкеты собраны, обед поглощен. Идем кжелезной дороге.Обратная тропка, кстати, не такая ихитрая. Еще в первый раз возниклоподозрение, а сейчас мойнаметанный глаз уже сразу видит, куданужно свернуть, чтобы не попасть в хитрыйвыгиб местного пространства, и неоказаться развернутым лицом к лагерю.Часто даже раньшешефа, который всевремя сверяется с каким-то прибором,вроде компаса.
— С пионерами необщался?
Отрицательно мотаюголовой. Какое там. Я только пригляделсяк ним, за эти семь узлов. Я, оказывается,за время активной фазы, забыл, как девочкивыглядят. Алиса, Лена, Славя. Миксов, техпомню: Мику, Женю и Сыроежкина, но ихдвойниковя и в поселке вижу. А вот Ольгу Дмитриевну,ту сразу узнал. Алиса,Лена, Славя, Сыроежкин, Женя и Мику, —вот и весь старший отряд. А остальные:средний отряд и мелюзга, —те вообще незаслуживают внимания. Ну так мы их и неанкетируем.
Интересно, кем насшеф представляет вожатой?
— Шеф, а почему — пионеры?
— А кто его знает? Может детство своевспоминал кто-то из первой экспедиции.Хотя нет, там копии вроде бы взрослыебыли. Ну, значит, из второй или третьей.ИМ всё равно.
Разговаривая, мы с шефом обходим салонмотовоза, опуская черную светомаскировкуна окнах. «А то никуда, кроме Шлюза, изузла не попадем», — объяснил мне шеф впервый же день.
— А кому — ИМ? — Так же выделяю местоимение.
— Есть такая гипотеза. Из тех, чтоозвучиваются молодняком, за рюмкой чая.Что мы столкнулись с разумными обитателямидругой вселенной, когда начали изучатьвакуоли. Что мы этих обитателей незаметили, а они нас принялись изучать.Причем изучать, строя модели, то естьвас. А потом им это наскучило и они ушли,бросив и модели, и машину по их созданию,и машину по обустройству вакуолей. Самоеинтересное, что мы нашли входы в этимашины и даже как-то ими пользуемся.
Мотовоз, наконец, трогается. Сейчас надопоспать, а то вообще из Узла не выберемся.Если не поспать, то хотя бы, прикрытьглаза и замолчать минут на десять.
День десятый от отъезда Ульяны.Очередной узел.Вечер. Сегодня влагере дискотека! Надо же.
— Родственник, сходипротрясись.
Точно, я представляю,как это будет выглядеть. Если шеф дляпионеров, да и для вожатой тоже, простоживой бог, которогоодновременно почитают и боятся. (Незнаю, может это его человеческоепроисхождение так действует). То я —существо одновременно и более близкое,и более загадочное. Таквот, прихожу я такой нарядный на дискотеку,а меня обступает толпа и молча смотрит.Самые смелые — трогают. На мои вопросы— глупо хихикают и краснеют. Еслипригласить потанцевать, то убегут? Илиупадут в обморок? Потомучто все мои встречи с пионерами, вотсутствие шефа, проходят по одномусценарию: идешьпо аллее, оглядываешься, а за тобой парапионеров, минимум, следуют. И взглядыпостоянно, изучающие, и, кажется, еще иумоляющие. Спросишь: «Что случилось?»— убегают или дерзят. А если остановитьсяи сесть на скамейку, то вокруг постепеннотолпа собирается, и даже самые разумныеиз них объяснить ничего не могут. А когданаедине с кем-то объяснится пытаешься— тоже никакого результата, толькогротесковые смущение, агрессия, флиртили дружелюбие. А толку ноль. Аеще на них таблички можно повесить:«Грустная скромница», «Активистка»,«Лагернаяхулиганка», ну и так далее. Это уже длясовсем тупыхпосетителей. Господи,Ульянка, чудо моёрыжее, не дай мнепревратиться в подобное, вытащи меняотсюда, пожалуйста!
Алиса, Лена, Славя,Мику, Женя, Сыроежкин. Иеще мой двойник. Не знаю, по какой причине,но шеф категорчески запретил мне общатьсяс двойником. «Еслион захочет с тобой поговорить, лучшеубегай. Главное, чтобы онсам вашего сходстване успел заметить».
Надоело мне их жалеть— пойду и потанцую.Алиса, Лена, Славя, Мику, Женя, дахоть вожатая.С Сыроежкиным я танцевать отказываюсь.Принимаю такоерешение, бедныйСыроежкин, и идуна площадь.
Ну что сказать: напервый взгляд — обычная дискотека вмаленьком пионерском лагере. В одномуглу октябрята, под руководством Славитанцуют что-то своё, посерединеплощади топчутся старшие, все кромеЖени. А по периметру — половина среднегоотряда. А вторая половина сидит наскамейках, потому что стесняется. Нуи Женя там же. Двойника не видать. Двойник,кажется, вечно где-то пропадает. Веселье?Нету там никакого веселья. Мелкие ещекак то развлекаются, а остальные,как-будто ответственную работу выполняют. Потом вспоминают, что улыбка тоже входит в контракт, и приклеивают на себя еще и улыбку.
Хотел развернутьсяи уйти, но перехватил взгляд Лены. Столькотоски и безнадёги в глазах я даже у себяв зеркале не видел. Ну, значит с Леной.Я моргнул и впечатление исчезло, но ведьбыло же оно… Ульяна все твердит, что ядобрый. Я вдругподумал, что ни разу не танцевал сУльяной. И, получается, первый свойосознанный танец я буду танцевать сЛеной.
— Лена, потанцуешь со мной?
— Я?… … … — И шепотом. — Да. — И глазав пол.
День одиннадцатый от отъезда Ульяны.
— Это еще что за делегация? Ты не знаешь,родственник?
М-дя. Мы на мотовоз спешим, а у выхода излагеря нас ждут девочки: Лена, Славя,Алиса, Мику. Сидели на крылечке… в общем,в этом здании в поселке механическиемастерские, а в лагерях в нем постоянноСыроежкины отираются. А как увидели нас— встали, дружно, как по команде исмущенно так под ноги смотрят. Как будтоу Лены заразились. Мы прошли мимо них кворотам, я только и сказал:
— До свидания, девочки.
И сзади, в спину, кто-то из них, грустно:
— Семен, приезжай еще.
Идем по полю, в сторону насыпи. Шеф какое-то время молчит, а потом выдает:
— Импринтинг! Ну конечно, как я сразуне догадался! Зря ты меня послушалсявчера… Танцевал с ними?
— Ну да, а что?
— Просто, кажется, ты фактически призналсякаждой из них в симпатии.
А уже в мотовозе шеф со вздохом произнес,глядя прямо перед собой:
— Можно этого не осознавать, но пустотавнутри, она ноет и просит ее заполнить.Особенно, когда от тебя одна дыряваяоболочка. Меня это тоже касается.
А я подумал о том, что, в сущности, о шефеничего не знаю. Изначально я не принималлюдей, потом, влюбившись в Ульяну, былвынужден как-то упорядочить своёотношение к человечеству. Но дружить сними — увольте. И тут же вспомнил словаУли: «Вы бы долго присматривалисьдруг к другу, но подружились бы...», иеще записку от шефа. Да, разбиратьсянужно с конкретными людьми, а не счеловечеством в целом.
— Шеф. А зачем и почему вы стиралисамосознание у активированных?
— От страха. Не моя идея, но если хочешьнаказать инициаторов, то можешь начатьс меня.
Остаток пути мы молчим, я думаю, чторазговор закончен, но вечером, в очередномлагере, шеф возвращается к разговору.
— Я и сейчас боюсь. И остальные боятся.Нужно рассказать тебе всё, по чести исовести, а мы боимся. Не тебя, конечно.А той штуки, что держит тебя на привязи.Вдруг услышит.
Все кончается. И наша поездка по лагерямтоже. Шеф уехал в поселок, а я остался усебя в будке. Где-то вот-вот, в началеследующего цикла, должна вернутьсяУльяна. А я переночую и поеду в поселокпомогать шефу. Не скажу, что я его простил,но, мне кажется, он искренне верит в то,о чем мне говорил.
Утром, сажусь в мотовоз и приезжаю круинам. Поселок напоминает контору,работники которой готовятся к переезду,упаковывают вещи, причем машина ужесделала одну ходку и вот-вот вернется. А старое здание существует еще, по инерции, но уже чувствуется, что оно никому не нужно.
Поэтому поговорить с шефом не получается,я бестолково шатаюсь по поселку, покане оказываюсь около стенда с приказами.На меня никто не обращает внимания, такчто я останавливаюсь и читаю.
Да, филиал института реорганизуется в Научно-производственный центр «Вакуоль». Какое оригинальное название.
Директором НПЦ назначен… Замом назначен…
Персоналу института приказываетсяубыть по месту основной площадкиинститута в город… — Вот как оказываетсягород, куда мы с Улей ездили называется!
Отъезд персонала организовать в триприема, и дальше списки. Первая партияуезжает сегодня, Ульяна и шеф во второйочереди — это через три дня.
Прикидываю: сегодня Ульяны не было,следующий автобус — завтра. Завтраприедет, послезавтра уедет, забравмедведя. Господи, плохо то как! И чтос этим делать — непонятно. Не держатьже ее здесь, в лесу? Пойти к новомуначальству? Не знаю, не верю я в успех.Дождаться Ульяны и вместе с ней решать?Не-зна-ю!
А пока я так стою и тихо паникую меняокликают.
— Вы — Персунов-дубликат?
Оглядываюсь. Ко мне подходит незнакомыйкрасавчик. Кожаный пиджак, галстук —по здешней жаре-то. Красная дерматиноваяпапка под мышкой. Лет ему около тридцати,лицо приветливое и располагающее.Кажется, кто-то из нового начальства.Как сказал шеф: «Из бывших комсомольцев». Почему «бывших»? Жду продолжения.
— … Я — заместитель директора НПЦ. —Протягивает руку для пожатия. — И у менядля вас поручение. Подождите меня околомодуля.
Пожимаю руку, киваю и отправляюсь, следомза красавчиком, к административномумодулю. Может, если я хорошо себязарекомендую, удастся выторговатьотсрочку для Ульяны?
На крыльце модуля замдиректораобменивается рукопожатиями с убегающимкуда-то новым директором — этого я ужезнаю в лицо, и скрывается внутри. А накрыльце остается лежать выпавший изпапки машинописный листок. Поднимаюего — отдам хозяину, когда тот вернется,и отправляюсь на площадь, с такимрасчетом, чтобы меня было видно с крыльцамодуля. Наблюдаю за суетой отъезда.
Не хочу, чтобы Ульяна уехала, вот! Господи,в которого я не верю и которому нет дотаких как я никакого дела, сделай так,чтобы Ульяна осталась!
Мне поручено сопроводить местных Женю,Сыроежкина и Мику в Узел номер один, гдеи предать их в руки тамошней вожатой.Сам же я должен, по выполнении поручения,явиться в поселок и поступить враспоряжение новой администрации. Приэтом зам уточняет у меня — единственныйли я в активной фазе? А получивутвердительный ответ смотрит на меняс непонятным выражением. Как собака накости на прилавке.
С местными миксами я, в этом цикле, ещене общался, так что иду сначала знакомиться.Меньше всего проблем оказывается, чтоудивительно, с Женей. Женя работает подначалом Толяныча в отделе кадров:картотеки, приказы, учет и прочее. Вал бумаг но Толяныч отпустил Женю без возражений. «Давай,Евгения, съезди на полторы недели. А тоне до тебя сейчас». А врученная ей путевка(Открытка с совенком в пионерскомгалстуке с лицевой стороны, и ее именеми фамилией на обороте.), совершенноубедила Женю. Сыроежкин не хотел уезжать— ведь тут он работает с самим Трофимовым!Но подчинился распоряжению администрации.А Мику — она, как и я, числится в лабораториишефа, не хотели отпускать работники. Ине болит же у них голова от ее трескотни?
В итоге, договариваемся, что в три часадня мы встречаемся возле столовой. Авообще, местные миксы выгодно отличаютсяот тех миксов и копий, что живут полагерям. Люди и люди, только что биографияс несуразностями, да память с пробелами. Или это общение с хомосапиенс на них так благотворно сказывается?
Сижу в курилке у стены административногомодуля, за углом от входа и жду когдавсе соберутся. Подходит шеф. Здороваемся,он, неожиданно, предлагает сигарету, ая отказываюсь. Шеф делает несколькозатяжек, бросает недокуренную сигаретув трехлитровую консервную банку из подтомат-пасты, служащую здесь пепельницей.
— Я тут кое-что оставил для тебя, наслучай, если не увидимся. В лаборатории,на доске объявлений. И, вот, послушай.
Шеф встает и уходит, а на скамье остаетсялежать магнитофонная кассета. Я верчуее в руках и думаю — где и на чем я могуее послушать? Но тут вижу, как Женя, всопровождении Толяныча, появляется укрыльца столовой и бегу к ним, засунувкассету под металлический отливближайшего к курилке окна. Хотел взятьс собой, но новые не разношенные шорты стесными карманами не позволили.
Пока дергался с кассетой подошли иостальные участники экспедиции: Сыроежкинс туристическим рюкзаком и Мику спижонским чемоданом, явно не казенным,явно кто-то из сотрудников подарил.Любят ее все же? Возможно.
Идем к мотовозу, а по дороге Толяныч,взяв меня под локоть, ускоряет шаг.
— Семен, на секунду.
— Я слушаю вас, Анатолий Васильевич.
— Я здесь уже практически никто. Такчто могу только советовать. Так вот,Семен. Не возвращайтесь в поселок.Потеряйтесь или в лагере, или в вашембунгало, пока не уснёте. И не давайтесебя найти. У вас это получится, всеравно лучше чем вы периметр никто незнает.
Я ценю деликатность Толяныча, назвавшегопассивную фазу сном, но…
— Не совсем понимаю о чем вы. И я не хочуссориться с новым начальством.
— А оно не будет с тобой ссориться. —Толяныч непринужденно переходит на Ты.— Ты же не ссоришься со своими приборами.А когда прибор сломается, из него ещеможно извлечь много полезного. Вон,Сыроежкин знает. Ну, я вам совет дал, —и опять мы на Вы, — а дальше вы сами.
Все равно я не понимаю его логики, ноТоляныч уже утратил ко мне интерес. Мыподошли к мотовозу и он прощается сЖеней.
— Дядя Толя, а может я останусь? Высправитесь?
— Поезжай, доча. Справлюсь.
О как: доча и дядя Толя. Сколько тут живу,а услышал впервые. Тоже — кусок чьей-тожизни.
Толяныч подхватывает с земли Женинчемодан, подает его в двери, запрыгнувшемураньше всех внутрь Сыроежкину, потомцелует Женю в темя и подсаживает навысокие ступени мотовоза. Вспархиваетв салон Мику. Я, как галантный кавалер,подаю снизу ее чемодан, которым тожераспоряжается Сыроежкин. Мы опятьостаемся наедине с Толянычем.
— Ну, на всякий случай, прощай, Семен. —Он протягивает мне руку, которую япожимаю. Все, можно ехать.
Я в салоне, Толяныч, в еще открытую дверь,командует Сыроежкину: «Сергей, кактронетесь, светомаскировки на окнахопусти!», потом машет персонально Жене.Я закрываю двери и мотовоз плавноначинает двигаться.
Родственники мои, нейтринно-белковыебрат и обе сестры, уже распределилисьпо салону: Мику в хвосте, Женя — максимальнодалеко от Мику, Сыроежкин — неожиданнорядом с Женей, что она, впрочем, терпит.А мне остается только компания девочки,считающей себя наполовину японкой. Тас такой надеждой смотрит на меня и такрадостно-приветливо улыбается, что я,не смотря на кислое настроение и мыслиоб Ульяне, улыбаюсь в ответ.
— Привет. А ты такой же стажер, как и всемы? Тогда, можно я тебя буду Сенечказвать? А я — Мику. Это японское имя,потому что моя мама настоящая японка…
И так далее…
Хорош еще, что голос у Мику не оченьгромкий и очень приятный. Можно представитьсебе, если закрыть глаза, что ты сидишьоколо фонтана перед библиотекой. Или впятом секторе Периметра на берегуговорливого ручья. Темы монологовпримерно известны, так что можно почтине следить за ходом «беседы», толькоподдакивай изредка.
Ульяна… Да, шеф прав, насчет пустоты.Ноет и просит заполнить, и я заполняюпустоту Рыжей. Хочется волчьим воем повыть на Луну от тоски, но нельзя…А у тех девочек в лагерях своя пустота.Только в силу краткости своей жизни ониэто осознать не успевают. Тени… оболочки…отражения… И они, бедные, пыталисьзаполнить пустоту мной.
Завтра моя Рыжая приезжает. Наплюю насовет Толяныча и поеду в поселок.
Я размышляю о наших с Рыжиком перспективах.Год назад я не то чтобы смирился, нопринял свою судьбу, и основной моейзадачей было избежать Выключателя. Неверю и не верил, что шеф пошел бы на такойшаг, но и кроме шефа здесь хватает народу.
А потом пришла Ульяна и нахально влезлав мой мирок. Я не надеялся, что Рыжикизобретет свою чудо-таблетку. Но такзахотелось поверить в сказку и я поверил.Под показным скептицизмом, который такобижал Ульяну, я поверил.
И вот, кажется, Рыжик уперлась в тот жетупик, что и здешние ученые до нее.Сто-двести циклов и такой как я отключается,вернувшись в «пионерское» состояние.Как-будто кто-то перекидывает тумблери несчастный НБО перестает быть человекомразумным. Или как-будто несчастный НБОслишком далеко отходит от своегоприродного состояния, и его, дернув заподтяжки, возвращают назад.
— Сенечка, тебя что-то беспокоит? —вдруг вклинивается в мои мысли Мику.
Я поворачиваю голову и вижу паруобеспокоенных глаз. Она славная девушка.Если бы она была человеком — обязательнонашелся кто-то, кого не стал бы прятатьсяв свои мысли от потока ее слов, кто увиделбы в ней живую, ищущую душу. Кто-то сталбы ей близким настолько, что Мику бысбросила бы этот щит из слов, за которымона прячется от окружающих.
— Скажи, Мику. Вот в будущем наукаобязательно создаст роботов во всемнеотличимых от человека. Сергей не дастсоврать. И вот ты встретишь такогоробота. Как ты определишь, когда роботперестал быть роботом и стал человеком?
— Ух! — У Мику загорелись глаза. — Обожаютакие разговоры. Ну, во-первых, он долженбыть умным. — Мику дает первое определениеи тут же поправляет сама себя. — Нет,полным полно глупых людей. Во-вторых,он должен чувствовать: грустить, смеяться,злиться. — Мику говорит неожиданно длянее задумчиво. — Но ведь можно все этозапрограммировать. Записать, когданужно смеяться, а когда плакать. И всовременных комедиях часто записансмех за кадром. Не для роботов же онисняты. Ну и вопрос ты задал, Сенечка.Хорошо, тогда, в-третьих…
Мотовоз встряхивает на стрелке и онначинает разгоняться. Пора на боковую.Миксы мои прекрасно чувствуют этотмомент, потому что отключаются один заодним. Мику поднимает на меня глаза:
— Хитрый ты, Сенечка. Ты специальнозадал мне вопрос, на который нет точногоответа. Но я отвечу. Вот сейчас подремлюполчаса и отвечу.
Она потягивается и тут же засыпает,доверчиво положив голову мне на плечо.Не знаю почему, но я чувствую симпатиюко всем этим миксам и копиям. Пока я несплю, я не дам вас в обиду. А сейчас и мненадо поспать, в прямом смысле слова.
Подробнее
Дубликат(БЛ),Визуальные новеллы,фэндомы,Фанфики(БЛ),Бесконечное лето,Ru VN,Русскоязычные визуальные новеллы,Отечественные визуальные новеллы,Семен(БЛ),Ульяна(БЛ),Самая весёлая и непоседливая девочка лета!,удалённое
