Посетил сегодня место где находился военный городок, в котором служил во время срочки. Странные ощущения. После дембеля там больше и не был, хоть это и прямо в городе. А вот сегодня искал лекарство, и выдала справочная адрес аптеки, сначала не понял, даже полез на "Карты". Аптека оказывается находится в здании бывшей казармы, в которой жил. И только остались эти два здания казарм, переделанные под торговлю и сервис, а вся остальная площадь застроена жилыми домами. Идёшь и вспоминаешь, тут КПП был, тут наш автопарк, тут соседей, плац, столовая, тут кусты росли, которые, извиняюсь, засцали когда туалет был закрыт на время ремонта.
Какой же риточка мудак!
Написал целый океан болезненный рефлексий коленьки, читая которые можно умереть со скуки.
Но на весь ЛМР ни одного нормального описания! Внешность персонажей можно определить только по картинкам, в тексте о них ни слова!
А потом открываешь первую попавшуюся страницу у классика — и вот несколькими словами перед тобой цельная картина, как будто ты сам это видел:
Этой несчастной собаке, кажется, тоже было лет восемьдесят; да, это непременно должно было быть. Во-первых, с виду она была так стара, как не бывают никакие собаки, а во-вторых, отчего же мне, с первого раза, как я ее увидал, тотчас же пришло в голову, что эта собака не может быть такая, как все собаки; что она — собака необыкновенная; что в ней непременно должно быть что-то фантастическое, заколдованное; что это, может быть, какой-нибудь Мефистофель в собачьем виде и что судьба ее какими-то таинственными, неведомыми путями соединена с судьбою ее хозяина. Глядя на нее, вы бы тотчас же согласились, что, наверно, прошло уже лет двадцать, как она в последний раз ела. Худа она была, как скелет, или (чего же лучше?) как ее господин. Шерсть на ней почти вся вылезла, тоже и на хвосте, который висел, как палка, всегда крепко поджатый. Длинноухая голова угрюмо свешивалась вниз. В жизнь мою я не встречал такой противной собаки. Когда оба они шли по улице — господин впереди, а собака за ним следом, — то ее нос прямо касался полы его платья, как будто к ней приклеенный. И походка их и весь их вид чуть не проговаривали тогда с каждым шагом:
Стары-то мы, стары, господи, как мы стары!
Помню, мне еще пришло однажды в голову, что старик и собака как-нибудь выкарабкались из какой-нибудь страницы Гофмана, иллюстрированного Гаварни, и разгуливают по белому свету в виде ходячих афишек к изданью.
Октябрятское — 0,25
Пионерское — 0,33
Комсомольское — 0,5
Буду я тут военными тайнами раскидываться...Написал целый океан болезненный рефлексий коленьки, читая которые можно умереть со скуки.
Но на весь ЛМР ни одного нормального описания! Внешность персонажей можно определить только по картинкам, в тексте о них ни слова!
А потом открываешь первую попавшуюся страницу у классика — и вот несколькими словами перед тобой цельная картина, как будто ты сам это видел:
Этой несчастной собаке, кажется, тоже было лет восемьдесят; да, это непременно должно было быть. Во-первых, с виду она была так стара, как не бывают никакие собаки, а во-вторых, отчего же мне, с первого раза, как я ее увидал, тотчас же пришло в голову, что эта собака не может быть такая, как все собаки; что она — собака необыкновенная; что в ней непременно должно быть что-то фантастическое, заколдованное; что это, может быть, какой-нибудь Мефистофель в собачьем виде и что судьба ее какими-то таинственными, неведомыми путями соединена с судьбою ее хозяина. Глядя на нее, вы бы тотчас же согласились, что, наверно, прошло уже лет двадцать, как она в последний раз ела. Худа она была, как скелет, или (чего же лучше?) как ее господин. Шерсть на ней почти вся вылезла, тоже и на хвосте, который висел, как палка, всегда крепко поджатый. Длинноухая голова угрюмо свешивалась вниз. В жизнь мою я не встречал такой противной собаки. Когда оба они шли по улице — господин впереди, а собака за ним следом, — то ее нос прямо касался полы его платья, как будто к ней приклеенный. И походка их и весь их вид чуть не проговаривали тогда с каждым шагом:
Стары-то мы, стары, господи, как мы стары!
Помню, мне еще пришло однажды в голову, что старик и собака как-нибудь выкарабкались из какой-нибудь страницы Гофмана, иллюстрированного Гаварни, и разгуливают по белому свету в виде ходячих афишек к изданью.