Алиса пляж

Лагерь у моря часть 48. Рут Алисы.

Страница фанфика на Фикбуке

Часть 40

Часть 41
Часть 42
Часть 43
Часть 44

Часть 45

Часть 46
Часть 47


Только когда я покинул корпус, в голову пришла шальная мысль; - А что если это, была провокация? С Виолы станется, посмотреть на мою реакцию, при разных обстоятельствах. Гетерохромная хитрюга ведет свою игру. Ну да и пофиг, познакомится с такой же как я, было занятно…

Лагерь тем временем, жил своей жизнью. Мимо меня пробежала толпа ребятишек, направляясь к футбольному полю с мячами в руках. И зачем им, три мяча? На пляже, даже отсюда было видно, уже поднимались волны. Счастливые серферы, похватав доски, радостно мчались покорять очередную волну.
"-О, ля-ля, - сказал Шиза, глядя как по золотистому песку бежит Славя с доской в руках, - нет чувак, посмотри, посмотри какая красота!"

Да уж, я мог понять свой внутренний голос. Спортсменка в открытом купальнике, бегущая под лучами ясного солнца, и правда красивое зрелище. После каждого шага, за ней поднималось облачко сухого песка. Наконец, Славя с разгона ухнула в воду, и лежа на доске, начала грести в сторону моря. Свою волну девушка поймала сразу, и поднявшись на шаткой опоре проехалась почти до берега, потеряв равновесие только под конец. Упав в воду она совсем не расстроилась, а с новым силами перехватив доску, целеустремленно отправилась штурмовать следующую. Попутно отряхивая волосы от лишней влаги.

Пока я шел к своему корпусу, уже сейчас размышляя, в чем пойти на дискотеку, мимо меня прошествовала целая делегация. Во главе с Ольгой Дмитриевной, шел почти весь её отряд. Кто-то тащил мотки проводов, кто-то колонки, а несколько парней волокли довольно увесистые синтезаторы.
-Да не оскудеет рабский труд, да, Оль? – Обратился я к вожатой. Со стороны, картина действительно немного напоминала знаменитое полотно - "Бурлаки на Волге".
От отряда раздались редкие смешки, а Ольга пригрозила мне пальцем.
-Ну-ну, нечего мне тут анархию плодить! – Сказала она, поправляя на голове неизменную панамку. То ли вожатая берегла свои роскошные волосы от солнца, то ли просто не любила ходить с непокрытой головой. Но я слышал, что в узких кругах, её уже стали называть Боярский.
-У них как раз по расписанию физкультура, так что и поработают, и разомнутся, и к дискотеке помогут подготовиться. – Ольга как всегда находила железобетонное основание, для своего деспотизма.
-А разве для танцев не отдельный зал, - припомнил я огромное помещение, в котором иногда проводили не только танцы, а познавательные лекции. Да я и сам парочку провел, читая отдыхающим ликбез, про некоторые болезни. Тогда и видел всё это оборудование.
-Ну, мы с отрядом подумали, и Я решила, - широко улыбнулась Ольга, - что на свежем воздухе будет лучше. Вечером синоптики обещают прохладу.

И Ольга повела своих рабо…ребят, дальше. Замыкала отряд знакомая девушка, с переливающимися на солнце фиолетовыми хвостиками. Лена, кажется. Она, как и другие, была сейчас в спортивной форме, состоящей из довольно коротких черных шорт, и белой майки. Видел её всего раз, с книгой на крыше, но девушка весьма запоминающаяся. И не столько смазливым личиком, и довольно развитой для подростка фигурой. Сколько большими, выразительными, зелеными глазами. Глубоким, и немного печальным взглядом, смотрящими на мир, из под яркой челки. За собой она буксировала большой сабвуфер. Хоть эта махина и была на колесиках, но весила видимо немало. Учитывая, с каким убитым видом, её тащила вспотевшая девушка. Неужели некому помочь? Я оглядел отряд, но все были и так нагружены сверх меры.

"-У меня когнитивный диссонанс, - вдруг сказал Шиза, - тут люди работают, а Славя катается".
-Ну, надо же ей иногда отдыхать, да и на доске она видимо, только учится плавать, - ответил я про себя, глядя как Славя снова падает в море.
-Давай помогу, - сказал я берясь за ручку от сабвуфера, при этом случайно задев запястье Лены. Кожа у неё была удивительно мягкой, было с чем сравнивать. У рыжих, кожа тоже нежная, но ещё упругая и загорелая. У Леночки же, она вызывала ощущение… Не знаю как сказать! Хрупкости, ранимости. Она была белая, как некрашеный шелк, мягкая, как теплый бархат. И вот эту вот девушку, заставили таскать тяжести? Ну, Ольга! Тиран в юбке!
-Нет, нет, что вы, - сразу всполошилась она, и залилась краской. Было бы с чего, я же всего лишь руки коснулся. - Я сама, мне совсем не тяжело…
-Брось, нам по пути, да и для меня, это не вес. – Сказал я, стараясь не слишком глубоко вдыхать запах её дыхания, и пота... Девочка и так распространяет феромоны, ещё и я тут, со своим чутким носом. Конечно, я себя контролирую и все дела, но блин, как же она классно пахнет!

Отвоевав ручку, я спокойно покатил колонку, для меня вес совсем не ощущался. При необходимости, я мог и понести его. Мы с Леной шли замыкающими, она или была робкой, или просто в настоящий момент не хотела зря болтать, но мы двигались молча. В отличие от других из отряда. За время, что мы шли до площади, я успел услышать самые разные сплетни. От незначительных. О том, что глава музыкального кружка, на спор прошлась по лагерю в костюме горничной. До весьма интересных. О том, что оцепление с обсерватории сняли, и некоторые любопытные даже побывали на вершине горы. Судя по слухам, там обновили несколько скамеек ( из тех что сломала одна черная туша), а так же покрасили саму башню, и пропололи клумбы ( наверняка чтобы скрыть боевые действия, я лично видел кучу дырок от пуль, на стене). Правда, было разумное непонимание, зачем на это время там поставили военных, но они быстро развеялись. Когда на дворе лето, а вокруг столько интересного, кого волнует какие-то там дядьки с непонятными делами?

Возле площади, мы с отрядом распрощались. Напоследок, Ольга проводила меня задумчивым взглядом, но быстро отвернулась. Когда я уходил, она уже бодро командовала расстановкой динамиков, и мальчики из отряда, тяжело повздыхав, принялись за работу. В то время как Лена, и другие отдыхающие женского пола, переводили дух в тени, на скамейках.

Когда я раскрывал свой шкафчик с одеждой, передо мной замаячил вопрос. Что, черт побери, экипировать, на этот ивент, под названием «танцы»?! Довольно редкий для меня, ибо обычно мне пофиг что носить, лишь бы было чистое и удобное. У меня было несколько рубашек, пара льняных брюк, пиджак, галстук, куча маек… Но я всё равно чувствовал, что мне нечего надеть!
"-Как баба, ей богу, - фыркнул Шиза".
-А ну, заткнись! – возмутился я. На танцы с Алисой, я пойду великолепным!
В итоге, я остановился на белоснежной, ни разу не ношенной рубашке, и джинсах с туфлями. Аккуратно сложив вещи возле кровати, и бросив на них ещё и галстук, я пошел в вожатские душевые. Меня ждала моя щетка, бритва и.т.д. Хоть танцы и вечером, надо готовиться уже сейчас, чтобы потом не бегать. А Шиза прав, я сейчас сам себе напоминаю взбалмошную барышню, перед свиданием.
-Ну, там же будет Алиса, - сказал я, оправдывая свои метания, - может, и с Ульянкой потанцую заодно!

                                                                      Где-то на полуострове Юкатан.

-Виола, прием, источник прекратил движение, - шепотом сказал Капитан в динамик, закрепленный на его шлеме.
После того, как датчики смогли поймать след аномалии, вызвавшей цунами, по нему был отправлен полноценный боевой отряд. В который, напросился и кэп. След вел далеко, в совершенно другой часовой пояс, к развалинам древнего города, с пирамидой в центре. И если в лагере сейчас, вовсю светило солнце, то тут, была глубокая ночь. И сейчас, почти дюжина человек, в полной боевой экипировке, состоящей из легкой брони из секретного сплава. Рядом с которой, пара-арамидное волокно кевлара покажется жалкой ватой. В шлемах с датчиками движения и приборами ночного видения, и вооружением, с которым можно расстрелять хоть танк. Медленно прочесывали город.

Прошлое столкновение с аномалией ужасающей силы, было хорошим уроком. У каждого бойца, было крупнокалиберное оружие, с бронебойными патронами, а у двоих, тактические ракетометы. Кэп взял даже заряд со взрывчаткой, способной разнести в хлам, среднего размера здание. Они бы вооружились и получше, технику там захватили, и так далее. Но Виола справедливо рассудила, что правительство Мексики, посчитает это за военное вторжение.

Находясь у подножия пирамиды, которая загадочно возвышалась в лунном свете, капитан чувствовал. Что-то не так. Это ощущение, эта тишина вокруг. Совсем, как тогда…

-Никому не лезть на рожон, - сказал он в динамик, и внутренняя связь разнесла его слова до всех. При этом из шлемов наружу, не просочилось ни малейшего шума. Техника!

Отряд медленно проходил разрушенный неумолимым временем город. Перекошенные каменные здания, с провалившимся фундаментом, и сухими деревьями, растущие прямо на дорогах. Встречались так же развалины фонтанов и небольших башен. То тут, то там, виднелись корни, пробивающиеся сквозь слои, за столетия обветрившихся камней и песка. Где-то вдалеке, шумели ночные птицы, слышалось тявканье каких-то зверей. В поле зрения приборов, иногда попадали ночные бабочки и летучие мыши, которыми окрестные места просто кишели. Но чем ближе люди подходили к ступенчатой пирамиде, тем тише становилось вокруг.
Когда они достигли подножия, на отряд опустилась звенящая тишина.

-Ох блин, не к добру это, - тихо сказал кэп, - но идти надо. Верно?
Пирамида была совсем не похожа на египетские, и построена была так, что по ней шли ступени, ведущие к залу на вершине. Поднимаясь по ним, бойцы старались издавать как можно меньше шума, но нет-нет, да наступали, на предательски скрипящие трещины в камнях. Уже у самой вершины, они услышали едва уловимый шепот.

-Ку-куль-кан, ку-куль-кан, ку-куль-кан, - нараспев повторяло множество голосов.

На площадке пирамиды, находящейся на самом верху, в свете огня, мелькали тени. Множество, не меньше трех десятков людей, облаченных в странные одежды, стояли вокруг алтаря. На них, как в древние времена, были набедренные повязки, браслеты и бусы из костей, когтей и перьев. Но самыми удивительными были маски, деревянные маски, с прорезями для глаз, чья поверхность была разукрашена, создавая ощущение оскаленной пасти. При всём при этом, они мало походили на аборигенов, половина была белокожими, был даже один азиат, судя по всему. Люди разных рас, полов, и национальностей, словно в трансе взывали к чему-то. Или скорее...к кому-то...

-Твою ж мать! – Прокричал по связи один из солдат. – Кэп. Алтарь!
На каменной плите, лежала девушка, крепко скованная цепями, она изо всех сил извивалась, отчего цепи издавали жуткий звон. Худенькая девушка, с простой туристической одежде, она плакала, и наверняка кричала бы, если бы не кляп во рту.
-Ку-куль-кан, ку-куль-кан, ку-куль-кан! – продолжали хором петь культисты, несмотря на различия в диалектах и произношении. Капитан мог поклясться, что от некоторых слышно совершенно ясно, русскую речь!

-Датчики аномалий зашкаливают, - донеслось из динамиков, - уже восемьдесят процентов! Что бы тут не было, это надо прекратить!
Вокруг пирамиды, зарождалась катастрофа. Набежали тяжелые тучи, закрыв звездное небо до самого горизонта. Поднялся сильный ветер, собираясь в воющий поток, который, подняв кучу песка, превратился в огромный смерч. Кольцо песка и ветра окружило пирамиду, лишь в самом центре, оставалось спокойно. А вокруг уже рушились тысячелетние здания, словно карточные домики, сносимые ветром.

-Расстрелять! – не выдержал командир, глядя, как один из культистов достал костяной нож. Он склонился над алтарем, с вполне очевидными намерениями. Ветер сразу завыл сильнее! В воздухе уже кружились щепки, камни, даже целые деревья, вырванные с корнем.
Раздалась дружная канонада, но судьба внесла свои коррективы. Все почему-то решили, что стрелять надо в того кто с ножом. В итоге неудачника просто разорвало на части, и пока большинство культистов разбегались, один из них, подобрав упавший нож, вонзил его в грудь девушке, по самую рукоять.

-Урод! – Крикнул командир. - Оставить этого для допроса, остальных. Убить!
Однако, тратить пули не было нужды. Девушка затихла, а по каменной плите, медленно стекала густая, красная кровь. Внезапно, стены пирамиды засветились призрачно-красным сиянием. Мало того, что зловещим, так ещё и по внутренней связи пришло «-Сто процентов, датчики аномалии показывают стольник! – испуганно сказал один из бойцов». На камнях, по очереди, начали проступать символы, и барельефные рисунки, очень-очень странные. Вот изображение множества людей, сидящих вокруг большого туземца в маске, окруженной ореолом света. Вот другой рисунок, где этому человеку приносят жертвы, и ещё, и ещё! На каждом последующем изображении обрядов, тот, кому приносили жертвы – менялся. В нем оставалось все меньше человеческого, а на последнем изображении, в центре жертвенного круга, сидело чудовище. Крылатый змей, нарисованный рукой древнего мастера, с человеческим лицом, на длинном чешуйчатом теле.

-И тут змеи! – злобно выплюнул кэп, - ненавижу!
Стена ветра за спинами отряда внезапно почернела, а недобитые культисты, рухнули как подкошенные. Падая, люди начали иссыхать на глазах, словно мумии, пока не осталась лишь кожа да кости. Отряд не пострадал, а причина падения культистов, выяснилась скоро.

В смерче что-то двигалось. Что-то большое, и ему было глубоко плевать, что ветер крошит в пыль многотонные камни, оно свободно плавало в смертоносном потоке. С небес ударила молния, подсветив контуры аномалии. В ярком свете, отряд увидел…Больше всего, это было похоже на крокодила, научившегося летать и отрастившего крылья. Вытянутое, торпедообразное тело, закованное в темные костяные пластины. Шесть хаотично двигающихся крыльев, со стального цвета перьями, и голова. Напоминающая очертаниями ту, что изображена на стенах пирамиды. В ней, хоть она и была похожа на змеиную, просматривались человеческие черты. Огромная пасть, усеяна частоколом треугольных острых зубов. Что совсем не похоже, на обычные два клыка змей. А вокруг головы, ореол из перьев, напоминающий то ли корону, то ли причудливый воротник.

-Вы все, пришли засвидетельствовать, моё возрождение, - вдруг раздался голос, настолько громкий, что перекрыл даже вой ветра. Он не спрашивал, он утверждал… – Не удивляйтесь, смертные, я знаю все ваши языки. Кукулькан, имя мне, и в этом мире, мне ведомо всё. Служите, и я награжу достойных. Откажетесь, и я сожру ваши души.

Каждый в отряде, почувствовал необъяснимое желание пасть на колени, склониться перед неведомой тварью. И когда люди уже начали опускаться, один из них выпрямился во весь рост, и сорвал шлем с головы.
-Что случается с твоими последователями мы уже видели тварь, - громко произнес капитан, внимательно следя за тенью. И, подловив момент, он бросил в смерч свой рюкзак, в который заткнул подожженный флаер. Ветер подхватил его, и когда огонек приблизился к аномалии, капитан нажал на детонатор.

Раздавшийся взрыв сбросил наваждение, люди удивленно приходили в себя, многие трясли головами. Тварь откинуло ударной волной, но даже одна пластинка, не упала с бронированного тела. Ночь окрасилась огненными всполохами, на время, дезориентируя врага. Монстр рухнул на землю, подняв на месте падения кучу пыли.

-А ТЕПЕРЬ. ВАААЛИМ! – проорал капитан, первым бросаясь вниз по ступеням. Взрыв был такой силы, что смерч исчез, или же это из-за удара по Кукулькану? Отряду было все равно, они просто убегали, оставляя за собой беснующуюся в руинах города, змею.
Когда подоспевший вертолет, уносил бойцов прочь, Капитан напоследок выглянул в окно. В руинах мелькнул пластинчатый хвост, заползающий под пирамиду. В голове у всех, тихо прозвучало.
-Никому, не уйти от моего гнева! Ни вам, ни тому, кто помешал. Моей... Жатве... – И голос затих.

                                                                                      Лагерь. Вечер.

В этот раз, танцы почему-то вызвали неподдельный ажиотаж. Площадь не только чисто вымели, но и украсили окружающие деревья гирляндами. Несколько каменных стел, так же обмотали сверкающими диодами, и расставили вокруг колонки. Как никто не ушибся пока лазил, странно. Под конец приготовлений, на лицах отряда Ольги, можно было крупными буквами прочесть «Убейте меня!». Но тем не менее, всё было готово в срок. И народ начал переодеваться в парадную одежду.

Собранный диджейский пульт, пока пустовал. Как сказала Ульяна, диджеем будет та самая Мику, которая на данный момент совершает марш-бросок по магазинам с Алисой. Я сидел на скамейке, в одиночестве, глядя, как снуют туда-сюда вожатые и дети. Раз уж импровизированная площадка так огромна, то было решено провести танцы для всех, а не как обычно, по корпусам. Недалеко от меня, о чем-то беседовали Славя и Ольга Дмитриевна.

Ольга была в темно-зеленом платье, красиво облегающим фигуру до самых колен, и выгодно сочетающемся с её глазами. А Славя нарядилась в атласно-голубое, казавшееся воздушным и легким одеяние. Кроме того, блондинка распустила волосы, которые сейчас сверкали в свете фонарей, и ниспадали до самого пояса. При этом золотистые космы не просто висели, а легким флером колыхались от ветра и движений своей хозяйки. Даже отсюда, до меня доносился запах её шампуня, и духов Ольги Дмитриевны. Главное, как-то привыкнуть к громкому шуму, я чувствую, что стоить диджею поддать басов, мои бедные ушки свернутся в трубочку.

Я посмотрел на часы, где носит Алису? Из всего своего гардероба, я остановился на джинсах, туфлях, и простой белой рубашке. Была конечно мысль пойти при полном параде, в брюках, галстуке и пиджаке. Но, во-первых, жарко, хоть сумерки и унесли удушающее пекло, танцевать в свободной одежде легче. А во-вторых, я чувствовал что буду белой вороной, и правда, пока что, я никого не видел в строгой одежде. Всем было весело, хоть танцы ещё и не начались, но отдыхающие уже собирались группами, и радостно беседовали. В одной из таких групп, я заметил Ульянку. Рыжая стояла с подружками, и что-то с оживлением им рассказывала, помогая себе жестами и мимикой. Девочки громко смеялись. По цвету, её платье напоминало Славино, но было не несколько тонов темнее. Этот цвет, на удивление неплохо гармонировал с рыжей шевелюрой. А сама девочка, в облегающем наряде вместо привычной майки  и шорт, казалась старше на пару лет.
"-Но всё равно, нельзя! - вставил пять копеек Шиза. Можно подумать я на неё сейчас брошусь! Я мелкую рыжую моську конечно люблю, но в другом смысле".

-Прекрасный вечер, - подумал я, - пойти что ли, встретить Алису у входа. А то телефон у неё выключен. Или тут подождать?

Продолжение
1 глава http://vn.reactor.cc/post/2310619
2 глава http://vn.reactor.cc/post/2336203
3 глава http://vn.reactor.cc/post/2344710
4 глава, часть 1 http://vn.reactor.cc/post/2360187
4 глава, часть 2 http://vn.reactor.cc/post/2363608
4 глава, часть 3 http://vn.reactor.cc/post/2367158
5 глава http://vn.reactor.cc/post/2381587
6 глава http://vn.reactor.cc/post/2397063
7 глава http://vn.reactor.cc/post/2425682
8 глава http://vn.reactor.cc/post/2452127
9 глава http://vn.reactor.cc/post/2482636
10 глава http://vn.reactor.cc/post/2507756
11 глава http://vn.reactor.cc/post/2531986


XII
Разлом

Утром, по привычке, просыпаюсь в полседьмого утра и жду – кто прибежит первой: Сашка или Ульяна. Потом соображаю, что никого не будет, еще некоторое время валяюсь, но, раз уж проснулся, встаю и выползаю на свет божий. Последнее утро цикла, гм, а еще – последнее утро разумного… Нет, не так – последнее утро Физрука Разумного, ерничаю, но, если бы не было надежды на повторную активацию, то ходил бы мрачнее мрачного. Правда, все равно, нервничаю, от того и ерничаю. Наскоро плещу себе воды в лицо, собираю постель, скатываю в рулон матрац с подушкой, чтобы уже к этому вопросу не возвращаться и начинаю собирать рюкзак. Хотя, конечно, что там собирать и зачем? Банка консервов, как последний привет беглому пионеру из бомбоубежища – выкидываем; ножик и ложка, украденные на кухне в первом лагере – оставляем, вдруг пригодятся; будильник, украденный там же, у вожатой – тоже оставляем; свисток и монетку – на шею; два рисунка: рыжие висящие у меня на шее и морской царь с автографами – укладываю между двумя почетными грамотами, сворачиваю в трубку и отправляю в боковой карман рюкзака, плотный картон грамот не даст помяться бумаге. Вот, вроде бы и все, легковат рюкзачок, ну уж какой есть. Раз он со мной все эти циклы прошел, то пусть будет, надеюсь, содержимое свое он сохранит. Что еще? Парус, он же портьера, он же плед – беру. Вот теперь точно всё. Застегиваю клапан рюкзака, еще раз взвешиваю рюкзак в руке – нормально, зато не устану. И началось в деревне утро. В восемь утра прибегает Ульяна: разбудить меня и потребовать сдать постель на склад. Вот, кстати, об Ульяне, чего я не заметил, так это какого-то изменения в наших отношениях после вчерашней романтики. Точнее, с моей-то стороны эти изменения присутствуют – я с большим трудом прячу смущение, а Ульяна – все та же ракета, когда ехидная, когда обаятельно-улыбчивая, конечно остепенившаяся, после пробуждения-активации, но темперамент, его не изменить. В общем, на пинках Ульянки, сдаю Алисе белье еще до завтрака.
– Правильно сделал, что сейчас принес, а то после завтрака вся эта пионерская кодла навалится и здесь случится толпа.
Потом завтрак: омлет с колбасой, кстати, с укропом и зеленым луком, в первый раз такое за смену. Потом, опять вдвоем, отправляемся в спортзал и начинаем инвентаризацию.
Я так надеялся, что быть физруком в «Совенке», это необременительная синекура, о чем и говорю Ульяне. Слова такого Ульяна не знает, не входит оно в словарный запас четырнадцатилетних девочек, но, после разъяснения, возмущается до самой глубины своей ракетной души.
– Ты что! Ну, я не спорю, ты хорошо поработал и с футболом, и с праздником этим. Но вот скажи, вот ты этим не занимался, все на меня свалил, а приходят ко мне пионеры: «Ульяна, нам нужны гантели», – или ракетки, да хоть скакалки! А я стою и, дура-дурой, глазами хлопаю. Нет уж, давай сейчас все сосчитаем и будем знать: что есть, чего нет, а что нужно заказать.
И мы три часа проводим инвентаризацию, слово инвентаризация, Ульяна, кстати тоже не знала, но тут хоть разъяснять не пришлось, чихая от пыли в кладовой, забираясь на чердак, в поисках «чего-нибудь еще, вдруг оно там лежит» и требуя у Алисы с вожатой переместить оба спортивных велосипеда (Старт-шоссе, на трубках, восемь скоростей. Как горели глаза у Рыжика!) с Алисиного склада в кладовую спорткомплекса (Да забирайте их, только отстаньте, наконец!). Где-то там-же, в кладовой, я оставил и свое смущение и опять мне с Ульяной легко и свободно, и опять я то покрикиваю на нее, то подтруниваю над ней, а то называю Рыжиком. А, когда все уже учтено и записано, мне оказывают доверие и просят помочь со сборами чемодана и я четыре раза перекладываю и переукладываю трусы, гольфы, футболки юбки и шорты, так, чтобы этот чемодан, наконец, закрылся. И мы идем уже на обед и там встречаемся с совершенно замотанными Алисой и Ольгой.
– Семен, где отчет?
Угу, понятно, спокойной смерти мне не ждать.
– Ольга, до отъезда еще четыре часа, уж, как-нибудь напишу.
– Напиши, сделай милость. И заявку не забудь.
Вот сейчас, молочный суп доем и напишу. Кстати, могли бы и покалорийнее чего предложить, а то поедем позже обычного, ехать непонятно сколько. Вернуть консервы в рюкзак? Ладно, пойду отчет писать, и заявку, кстати. О! Двенадцать комплектов футбольной формы для детей семи – десяти лет, слабо? Два комплекта велоэкипировки, слабо? Байдарка «Салют» две штуки, слабо? Швертбот «Кадет» две штуки, слабо? Не будите во мне зверя, а то будет вам заявка от меня, напоследок. В таком ехидном настроении и выхожу на свежий воздух.
– Сём, ты куда сейчас? – Ульянка.
– К себе, отчет писать.
– Я с тобой. Хочу в заявку написать кое-что.
В лагере пусто: пионеры, сидя по домикам, укладывают чемоданы, обмениваются адресами, обещают писать друг-другу или даже приехать в гости, ага. Доходим, никого не встретив, с Ульяной до спортзала, смотрим на дверь, смотрим через дорогу на безлюдный пляж, смотрим друг на друга, грустно вздыхаем и идем заниматься делами.
В тренерской я сажусь за отчет, а Ульяна, некоторое время, грызет ручку придумывая заявку, потом говорит, что «пойдет еще раз в кладовой посмотрит» и исчезает. А я начинаю сочинять: футбольная команда – раз, волейбольная команда – написал, потом вычеркнул, потом опять написал, секция бега – это я про Сашку с фрейлинами, инвентаризация спортивного инвентаря – четыре (список прилагается). Теперь о потребностях, беру новый лист и пишу сверху: Заявка.
– Не помешал?
Дождались. Подтягиваю сумку с выключателем к себе и начинаю воевать с застежкой.
– Извини, я с со своим дурацким ультиматумом заставил тебя вчера понервничать. Это не правильно, наверное, особенно по отношению к тебе. Надо было сразу, а не слушать этих психологов. Ты мужик крепкий, ты бы выдержал. Вот, смотри сам, ....
После «смотри сам» следует еще какое-то слово, но я его не разбираю. Пионер протягивает мне смартфон, экраном ко мне, я мельком гляжу на него: там мельтешат геометрические фигуры, складывающиеся, непонятным мне образом, в человеческое лицо, и я уже не могу отвести глаза или закрыть веки. Во-вторых, парализует мышцы шеи и я не могу отвернуть голову. Волна паралича прокатывается от глазных яблок вниз по всему организму и я превращаюсь в статую, мысли тоже становятся вялыми и нужно делать огромное усилие чтобы просто осознавать себя. Потом в тренерской начинает звучать незнакомая мелодия и я понимаю, что вот-вот вспомню, что-то важное. Важное и ужасное, после чего я перестану существовать. Потом я начинаю видеть кроме экрана смартфона и обстановки тренерской что-то еще, как будто на стены тренерской проецируют фильм, больше всего это похоже на обстановку в реанимационной палате откуда-то из импортного кино про клинику: сплошные приборы, нержавеющая сталь и стерильность. Я слышу голос: «…, кажется просыпается», – и какое-то движение вне поля зрения. И опять это слово, то же, что произнес Пионер. Кажется, это какое-то имя. Моё имя, и мне нужно только вспомнить своё имя и я проснусь. Но я не хочу, я Семен! Сёмка! Физрук! Царь морской! В панике я пытаюсь отгородиться от необходимости вспомнить мысленно и отшатнуться от адской машинки физически. Видимо, не смотря на паралич, какое-то движение мне все же удается, потому что Пионер сочувственно и успокаивающе говорит
– Не сопротивляйся, …, будет только хуже, лучше ныряй сразу, как с вышки, и не бойся. Потом, если захочешь, мы еще выпьем за Персунова. Он ведь был, все-же, неплохим парнем.
Опять это непонятное слово. «Почему был?» – Отстраненно думаю я, все еще пытаясь отгородиться от навязываемого мне воспоминания и, постепенно, сдаваясь, и тут Пионер, совсем как я недавно, скалит зубы, рычит и отрывает смартфон от моего лица, целясь экраном куда-то мне за спину, а меня начинает потихоньку отпускать. Отступает и исчезает неизвестное страшное воспоминание, онемение в мышцах сменяется жжением, поднимающемся в обратном порядке: от пальцев ног к глазным яблокам и я невыносимо медленно вытягиваю из сумки выключатель. Тут за спиной щелкает тетива, моя щека чувствует колебание воздуха, а из плеча Пионера, прямо из сустава, вырастает арбалетный болт. И больше ничего, некоторое время, не происходит: Пионер, все так-же, скаля зубы и рыча, целится экраном смартфона мне за спину, только рука его дрожит все сильнее да вокруг болта на его рубашке медленно расползается красное пятно, я подтягиваю выключатель к себе, сталкивая пальцем резиновый колпачок с объектива и сдвигая ползунок в положение «Включено». Тут сзади раздается вскрик и кто-то, хотя, почему «кто-то», Ульяна-же – больше некому, падает; Пионер роняет смартфон на стол, пытается поднять его раненой правой рукой, бледнеет, чертыхается и тянется к смартфону левой; а я, двумя руками, наконец-то, отрываю выключатель от стола, направляя объектив на Пионера, и, не разбираясь с дисковым номеронабирателем, дважды жму на крайние кнопки. Выключатель вздрагивает, а на меня накатывает настоящая боль.
Оказывается, вот такая, принудительная дематериализация, это очень больно: каждая клеточка тела кричит и просит сохранить ей жизнь, боль такая, что она прочищает имеющиеся между нами, двойниками, каналы связи, и я чувствую все, что чувствует Пионер. Мыслей не улавливаю, но вот чувства и эмоции – этого добра хватает, и доминирует, конечно, боль. Она заполняет все, весь его организм, и хватает еще и на меня, и на окружающий мир вокруг: Пионера жжет изнутри и снаружи, Пионера расплющивает, скручивает и растягивает по всем направлениям одновременно, Пионера бьет током, режет ножом и пилит пилой. И все-же Пионер находит силы, чтобы прошептать мне, прерываясь на хриплые вздохи.
– Идиот. Ты. Даже. Отсрочки. Не получил. Через неделю. Здесь же.
А когда боль становится совсем нестерпимой он, неожиданно грустно, говорит.
– Ну почему же ты так, друже?
И я впервые вижу глаза Пионера, с расширившимися от боли во всю радужку зрачками, и вижу в них только печаль и не вижу никакой злобы, никакого безумия.
Наконец, разум покидает это тело и связь между нами прерывается. Чужая боль меня отпускает, сквозь Пионера начинает просвечивать противоположная стена, арбалетный болт со стуком падает на пол, вот от Пионера остается только контур, потом исчезает и контур, а я осторожно кладу выключатель на стол, машинально сдвигая ползунок в положение «Откл».
Мышцы в организме сейчас отсутствуют, руки трясутся, как у старика, колени гнутся под весом туловища, но я, все-же, умудряюсь встать из-за стола и обернуться к двери. Прямо на полу, в дверях тренерской, держась обеими руками за голову, сидит Ульянка.
Когда Пионер выстрелил из своего смартфона в Ульянку, и ее разум занялся борьбой за сохранение личности, тело и подсознание, предоставленные сами себе, сделали то, к чему их готовили: защитили Узел номер один от Пионера: на счет «Раз» рычагом взвести тетиву, на счет «Два» положить болт в желоб, на счет «Три» прицелиться и на счет «Четыре» выстрелить, стараясь не задеть этого тормоза Персунова, ведь он, почему-то, нравится хозяйке. Это самая логичная версия, но мне симпатичнее другая: Ульянка кинулась защищать меня сама и сознательно, наплевав на начинающийся паралич и рассыпающееся на кусочки сознание. В пользу этого говорит для меня хотя бы то, что она попала Пионеру всего лишь в плечо, а не куда-нибудь в глаз или в сонную артерию.
Я ковыляю к Рыжику и, не знаю какими силами, беру на руки и переношу к себе на кровать, раскатав коленом рулон матраса.
– Сёмка, – Ульяна закрывает глаза и шепчет. Подержи меня за руку.
И я послушно беру Ульяну за руку, подсаживаюсь рядом на матрас, а потом начинаю рассказывать сказку.
– Жила-была одна маленькая девочка. У нее были рыжие волосы и голубые глаза, одеваться она любила в красную футболку и шорты, и еще у нее был плюшевый медведь…
– Эй! Я не маленькая!
– Конечно не маленькая, раз целовалась, но речь то не о тебе. Хотя и звали ее, как тебя – Ульяна.
– Сёмка?
– Что?
– Автобус скоро, давай в автобусе расскажешь.
– А ты идти сможешь?
– Я попробую.
И мы пробуем, для начала, оба встать, кряхтя и держась за мебель, и хватаясь друг за друга, чтобы не упасть. Я смотрю на рюкзак, одновременно давая организму возможность привыкнуть к вертикальному положению. Возьму, пожалуй, он легкий. Прячу выключатель в сумку, потом отправляю туда-же Пионеров смартфон, вешаю сумку через плечо и уже протягиваю руку к рюкзаку, когда меня останавливает Ульяна.
– Оставь, тебе еще мой чемодан нести.
– А сама?
– Ничего не знаю, целовался – неси чемодан! А то вожатой расскажу!
Ни секунды не верю в угрозу Ульяны, но спорить сейчас нет ни сил, ни желания, только мысленно представляю, как я торгуюсь с Ульяной в ее домике: «Твой поцелуй не стоит переноски чемодана, пакет с футболками, не больше!»
Я, все-таки, беру свой рюкзак и мы, полторы калеки, еле переставляя ноги, выходим, наконец, из спортзала. Постепенно мое состояние начинает, если не улучшаться, то, по крайней мере, я к нему привыкаю, Ульяна тоже понемногу приходит в себя. Говорить о случившемся совершенно не хочется, говорить вообще не хочется, и все наше общение от спортзала, до домика ограничивается моей фразой «дешево отделались», и Ульянкиным кивком.
В домике у амазонок выясняется, что Ульяна про чемодан пошутила и потащит сама. Хватает ее на три с половиной шага, до ступенек крыльца, с которых она этот чемодан просто спихивает.
– Сёмк, может оставим его здесь? Я только медведя заберу.
– Ох ты Рыжик. Давай чемодан сюда, а взамен тащи мой рюкзак – он легкий.
– Сём, а может все-таки оставить его?
Пресекаю дискуссию напомнив о поцелуе, мол, раз целовал, то чемодан потащу, а Ульянка обижается.
– Дурак.
И дальше идет молча, но идет рядом, держась за мою свободную руку.
Мы идем в сторону калитки в Старый лагерь, а потом сворачиваем на поперечную аллею, к кружку кибернетики. Пионеры еще собирают чемоданы по домикам или только-только выползают на улицу и запирают двери, кто-то, что-то забыв, пробегает нам навстречу, здороваясь на ходу, но нам с Ульяной, с нашим нынешним темпом передвижения, успеть бы к автобусу.
По этой аллее я пришел в этот лагерь, по ней же и ухожу. Вот тут, на крыльце клубов сидели зайцы; а вот там, у ворот, две недели спустя, Шурик прощался со своим детищем, а я стоял примерно там же, где сейчас и подглядывал; и отсюда же я впервые увидел Олю, как она шла босиком в легкомысленном платьице; смотрю направо, в сторону площади, вон там, напротив административного корпуса я познакомился с Ольгой и долго убеждал ее принять меня в лагерь в качестве физрука, а Алиса и Ульяна стояли за спиной у Ольги с арбалетами в руках. Сказал бы нам с Ульяной кто, что вот мы будем идти к автобусу и неловко молчать. Где и когда оно поменялось, мое к ней отношение? Когда мы поцеловались у нее на крыльце? Или чуть раньше, когда я поцеловал ее спящую? Когда она из Ульяны стала Рыжиком? Или еще раньше, когда я увидел во сне ее повзрослевшую? Пишем сочинение, простое школьное сочинение: «Образ Ульяны в сознании Семена Персунова», ага. Начинаем с введения, чего проще, жила-была одна маленькая девочка… Черты характера: отрицательные, и далее, по пунктам; положительные, и еще одно перечисление; нейтральные, и снова список. Шило в заднице, язва в характере и склонность к проказам прилагаются. Однажды она встретилась с этим тормозом Персуновым и, двое суток спустя, ей пришлось просить у него помощи, а он взял, и не отмахнулся от нее, и два наших героя, при всем их несходстве, подружилась. А потом у них внезапно оказались общие интересы и относилась эта девочка к Персунову, как к любимому старшему брату: самый умный; самый сильный; его можно подразнить – он свой, он простит; в него можно поплакать – он свой, он поймет; а еще об него можно погреться и он просто мягкий. Я ничего не забыл? Забыл, еще ему тоже нужно помогать, потому что он же, как брат. А потом он взял и сдуру поцеловал девочку во сне, но девочка была в том неуверенна и решила проверить, сравнить ощущения, так сказать. Введение закончено, переходим к основной части… И я ясно представляю себе тетрадь в линейку, чистую страницу, и, как я грызу ручку, пытаясь хоть что-то выдавить из себя. И двойка красной пастой, как итог моих трудов, и рядом с двойкой: «Тема не раскрыта»! Вот оно мне надо, такое сочинение писать? Радовался бы жизни, впитывал бы эманации приятностей, тем более Персунову этому существовать осталось от силы часов пять и не надо раскрывать тему, пока еще есть возможность спустить все на тормозах. Мне то все равно, а вот Рыжик в опасности, тем более девочка и так подарила мне первый в своей жизни поцелуй. Явно же первый, не с Шуриком же ей было целоваться.
– Сём, ты чего молчишь? Ты обиделся? На дурака обиделся?
Вспоминаю вкус этих губ и улыбаюсь.
– Это ты молчишь, а я думаю. О тебе, между прочим.
А вот это был неожиданный ход с моей стороны, Ульяна краснеет и замолкает. Еще на некоторое время.
– Сём. Я тоже. Думаю.
– Ну, о себе каждый человек постоянно думает. Даже если не осознает этого.
– Сём, я не о том. Я о тебе думала. Ты…
Но, что именно – я, я узнать не успеваю, нас догоняет Алиса.
– Ну что, живые, уезжать не хотите?
Я открываю рот, чтобы поругать Алису за «живых», но она смотрит мне в глаза, улыбается и отрицательно качает головой.
– Проснувшиеся, активированные – какая разница! Я не хочу их, – и кивает в сторону домика Кати и Вики, обижать. Главное, чтобы меня поняли. И еще, Семен, ты, конечно, все это забудешь, если не врешь. Но мы все тебя любим, а Ульянка – та просто влюблена по уши. Как тебя нет поблизости, так только о тебе и говорит: «Семен то, Семен сё…», – забавно слушать.
Ульянка опять краснеет и убегает вперед. Ну, как убегает, чуть ускоряет шаг и разрывает дистанцию, быстрее двигаться мы с ней сейчас не способны. Я только укоризненно смотрю на Алису.
– Зачем ребенка смущаешь?
– Она сама тебе не скажет, ты, пенёк слепой, не замечаешь, а твоё время почти закончилось, так что приходится мне правду говорить. Кто-то же должен.
Я вдруг вспоминаю, что в два раза старше Ульяны и это не изменить. Как и то, что Рыжик навсегда так и останется четырнадцатилетней девочкой.
– Девочки-подростки иногда влюбляются во взрослых мужчин. – Многозначительно говорю я.
И, перебивая собирающуюся что-то сказать Алису, продолжаю со вздохом, чтобы уж быть честным до конца.
– … со взрослыми мужчинами, в отношении девочек-подростков, тоже бывают такие случаи. Я только надеюсь, что это пройдет.
– Эх вы, голуби. – Алиса смотрит мне в глаза и сочувственно улыбается. Разбирайтесь сами, только, имей в виду, обидишь Ульянку – голову оторву, и наплевать мне, будешь ты понимать, что творишь или нет.
Наконец мы доползаем до стоянки, где уже поданы автобусы. Да, два автобуса, почему я раньше не замечал второго? Или потому что всегда прибегал на остановку в последний момент; или вообще не прибегал, убегая или отключаясь в лесу, в бомбоубежище, на пристани или в домике? Бело-зеленый ЛАЗ для младших уже подан, туда-же нацелились и обе помощницы бабы Глаши, доктор, кажется, едет с нами. Ах-да, рейсового же вечером не будет и все должны уехать сейчас. Опять всплывает в голове обрывок чужого знания: «Между сменами циклов в узлах остаются только мониторы», ну и баба Глаша, но ей закон не писан. Как и в день приезда, октябрята опять обступили вожатую и опять внимают. Наконец инструктаж закончен и мелочь, толкаясь, лезет в автобус, лезет, но не вся. Мои футболисты подбегают ко мне прощаться – двенадцать футболистов, плюс Васька.
– А ты приедешь на следующий год? А то пришлют кого-нибудь другого...
– Надеюсь, что приеду.
Правда это уже буду не совсем я, а так, обрубок, но может этого никто и не заметит. Мальчикам жму руку, девочек, их всего три в команде, обнимаю. Всё, пока! ЛАЗ закрывает двери, сигналит на прощание, разворачивается и уезжает, а на его место подруливает наш Икарус. Наша очередь.
Подходит Ольга, начинает инструктаж, про то, как вести себя в автобусе, потом натыкается на мой ироничный взгляд и замолкает.
– Впрочем, Семен едет с вами, так что, я надеюсь, все будет нормально. Семен, я рассчитываю на тебя.
А уж как я на себя рассчитываю.
– Доедем, Оль.
И, еще один сюрприз, Ольга обнимается со всеми нами. Что-то изменилось за эту смену в этом мире.
Наконец, последним обнимаюсь с Ольгой, нет, сейчас с Олей, она мне шепчет на ухо: «Спасибо за смену. Еще увидимся», я тоже отвечаю ей в том же духе и забираюсь в автобус. Я еще стою на ступеньках, когда дверь сзади меня закрывается и Икарус начинает разворачиваться. Последнее, что я вижу в водительское стекло, это баба Глаша, выглядывающая в приоткрытые ворота, машу ей рукой, но не уверен, заметила ли она меня.
Ульяна, вопросительно глядя, держит место. Ну конечно, Уля, а с кем я еще сяду? Вот, с Алисой разве еще могу, так она тоже рядом – через проход. Оглядываю диспозицию: Лена со Вторым – молчат, Второй все так же виновато улыбается, Лена в режиме стесняши; Женя о чем то спорит с Электроником; Шурик развалился один, на двух сиденьях; Сашка и Мику, Саша избегает моего взгляда, а Мику, наоборот, расплывается в улыбке.
– Ой, Семен, ты гитару так и не вернул, но это не страшно, все равно она списана, ты только не забудь про нее в следующую смену.
Пока пробираюсь по проходу к креслу, чуть смущенно переглядываемся с Ульяной и, как-то молчаливо договариваемся, что личную тему не обсуждаем.
Ну вот и всё, за окном проплывает ближайшая к воротам опора ЛЭП, до свидания, «Совенок».
Сколько уезжал из лагеря, столько раз наблюдал процесс отключения пионеров. Во-первых, после посадки в автобус, постепенно теряется интерес к происходящему за окном; потом круг общения сужается до ближайших соседей по автобусу; потом выключаются эмоции и расфокусируется взгляд. Можно что-то спрашивать или шутить и тебе даже ответят, но ответят как-то отстраненно и безразлично. Пионеры еще разговаривают между собой, но личности, эмоций в этих разговорах не больше, чем в разговоре двух радиоприемников. Потом, где-то через пару часов, затихают и разговоры, и пионеры погружаются в сон. Девочки мои какое-то время еще сопротивляются, но сон оказывается сильнее. Последней засыпает Ульяна, вцепившаяся в мою руку так, что белеют пальцы. Потом отключаюсь и я.

Просыпаюсь от того, что замерз. Открываю глаза – все тот же почерневший потолок, все та же люстра с паутиной. За окном – серость. То ли восемь утра, то ли пять часов вечера. Хочется есть. Сажусь, смотрю на монитор – комп ушел, почему-то, в синий экран. Перезагружаю и плетусь на кухню – очень хочется есть. На ходу пытаюсь вспомнить свой сон, бесполезно. Помню, что снилось что-то яркое. Лето, да снилось лето, как будто я был подростком, или чуть постарше чем подростком. Девочки, почти ровесницы. Дети помладше. Про встречу однокурсников ничего не помню – был ли я на ней? Какое сегодня число? Который час?
В холодильнике продуктов, как смысла в речах политика, придется выбираться наружу. Пересчитываю наличность – чуть меньше пятиста рублей. Комп, наконец, перезагрузился, лезу в интернет-банк – на карточке что-то около шести тысяч. Негусто, но до конца месяца хватит, а там должны прийти деньги от одного заказчика. Глянул на время – два часа назад я должен был уехать на встречу, что-ж обойдутся без меня. Но есть хочется, одеваюсь и выхожу на улицу. Надо бы в магазин, только я, почему-то, прохожу мимо ближайшего и иду дальше… Наконец соображаю, что магазин остался в трех кварталах позади и останавливаюсь. Стою перед какой-то школой, потом вспоминаю – интернат. Меня обтекает стайка детишек, лет от семи до десяти, поднимаются на крыльцо, стоят, смотрят на меня.
– Дядь, вас как зовут?
Оглядываюсь – отставший. Совсем мелкий, может даже еще и не семь, а шесть лет, вместо одного зуба – дырка.
– Семен.
– Семен, а расскажите мне, пожалуйста, сказку.
Присаживаюсь перед ним на корточки, но малька подхватывает на руки какая-то женщина, примерно моя ровесница, не знаю, кто ее научил красить волосы в фиолетовый цвет, но ей идет. И эти зеленые глазищи, в которых так легко утонуть – очень опасная женщина.
– Гришаня, не подходи к незнакомым дядям, сколько раз тебе повторять!
– А он не незнакомый! Я спросил, как его зовут.
И женщина уже обращается ко мне.
– Извините пожалуйста. Он ко всем так пристает, просит, чтоб ему сказку рассказали.
Машу рукой, ерунда мол.
– А вы к нам по объявлению? Нам вообще-то физрук нужен. Тогда вам на второй этаж, мимо бюста Генды и налево. А там спросите директора – Ольгу Дмитриевну.
– Нет, вы знаете, боюсь, что я здесь просто так. Извините пожалуйста.
Что за Генда такая? Иду дальше, но уже не такой сонный. Еще одна стайка школьников, эти постарше. Стоят на тротуаре, обсуждают какой-то праздник. Ах-да, каникулы же. Пока прохожу сквозь эту толпу слышу реплики о том, что программа, конечно, для детей, но праздник удался, а морской царь это просто… Что «просто» уже не слышу. Выхожу со школьного двора. Так, надо пройти квартал двухэтажек и потом принять чуть правее и выйдешь прямо к гипермаркету.
Позади шум машины.
– Простите, вы не подскажете?
Оглядываюсь. Маленькая пожилая японская праворулька, за рулем девушка лет двадцати двух – двадцати четырех. Светлые, почти белые волосы собранные в косы, застенчивая улыбка, синие глаза, пальто с капюшоном.
– Мне нужно проехать по адресу…
И протягивает мне флаер. Нахожу там адрес, объясняю как доехать.
– Вас подвезти?
– Нет спасибо.
Благодарит и уезжает, оставив флаер в моих руках. На флаере оранжевый силуэт девушки с гитарой. Выкидывать жалко, аккуратно, чтобы не помять, прячу флаер во внутренний карман куртки.
Двухэтажки заканчиваются, вон он, нужный мне гипер.
– Берегись!
Но поздно. Я ничего не успеваю сделать, когда в меня врезаются. Оказалось я стою на накатанной ледяной дорожке и, одновременно, на пути какой-то первокурсницы. Падаем оба одновременно, одновременно оба же и садимся
– Детство решила вспомнить? По дорожке покататься?
Первокурсница сдергивает с себя сбившуюся на лоб вязаную шапочку, освобождая рыжие волосы, собранные в два пучка, хитро смотрит на меня голубыми глазами. Потом вскакивает на ноги и...
– Зануда, хватит злиться.
И уже откуда-то из-за спины.
– А меня Ульяна зовут...
Да я и не злился. Разве можно на такую рыжуху злиться.
Незапланированная прогулка закончилась, пора домой, вот только еду куплю. Дорогой Семен, лапшу с каким вкусом вы предпочитаете? Курицы или говядины? Но, в итоге, беру упаковку пельменей и буханку хлеба. Все, сейчас на автобус и я дома. Поужинать и за монитор, и это будет минус еще одни сутки моей жизни.
Уже на выходе из гипера соображаю, что батарейки в мышке на последнем издыхании и приходится возвращаться. Ближайшим местом, где торгуют батарейками, оказывается лавочка со всяким электронным, электрическим и компьютерным барахлом: от лампочек и кипятильников, до кард-ридеров и блоков питания. Почему ее, до сих пор, не выгнал арендодатель и не заменил чем-нибудь более респектабельным я не знаю. Стою, жду, пока продавец разберется с двумя предыдущими покупателями и от скуки разглядываю внутренности лавки, у входа, лицом к прилавку, стоит робот. Очень мастерски сделанный макет робота: робот, женского пола, с кошачьими ушами и хвостом. Полированный алюминий, резиновая гофра на сочленениях, решетка вместо рта, фотоэлементы закрыты черной зеркальной полосой. И бумажка рядом, с надписью красным маркером: «Не продается!» Разглядываю робота, удивляюсь чьим то рукам, растущим из нужного места и поворачиваюсь к, наконец-то, освобождающемуся продавцу.
Кто-то дергает меня за полу куртки.
– Меня Яна зовут.
– Что?
Поворачиваюсь.
– Меня Яна зовут.
– Что!!!
Робот, сошел со своего места и смотрит своей зеркальной полоской мне в глаза. А я вижу свое отражение в этой полоске, вижу, как молодеет моё лицо, как на заднем плане начинает проступать отражение ворот с пятиконечной звездой, а потом, уже в моей голове, открывается дверь и вместо витрин лавки я вижу и узнаю людей: Лена, Алиса, Александра, Ульяна, Катя с Викой, Мику, Второй, Ольга, Шурик, Женя, Сыроежкин, баба Глаша, футболисты – все двенадцать и примкнувший к ним Васька, даже Пионер с тем, неожиданно печальным взглядом, каким я его видел в последний раз, в момент дематериализации, а за ними еще люди и обитатели моего первого лагеря, и Славяна, и обитатели тех лагерей, через которые я просто проскакивал, не останавливаясь. И все они стоят и смотрят на меня, такие, какими я их запомнил, а я делаю шаг к ним, теряю равновесие и падаю лицом вперед, прямо на робота. Последнее, что я слышу, это испуганный визг девушки-продавца и топот ботинок охраны, но я прихожу в себя уже не здесь.

– Ты хотел со мной познакомиться. Меня Яна зовут...

III
Инверсия
В этот раз я просыпаюсь до того, как автобус останавливается у ворот «Совенка» и сразу замечаю, что в автобусе я не один. Какой то парень в зимней куртке дремлет на переднем сиденье автобуса. Первая мысль была: «Вот чудак, с какого полюса он приехал?» Потом я понимаю, что вижу своего двойника, причем вижу, ни по его, ни по моей инициативе. Я не умею связываться со своими двойниками, Пионер всегда приходил сам, Семен, когда уходил, видимо, что-то разворошил в здешней механике так, что нас всех спонтанно выносило к нему, Палача я чувствовал, причем, похоже, лучше всех из нас, но никогда не встречался лицом к лицу, и слава богу. И еще, при всех встречах мы воспринимали друг друга как фантомов. Очень реальных, но фантомов, и физически дотронуться друг до друга, наверное, не смогли бы. Этот же двойник, мне кажется абсолютно реальным, а, во вторых, похоже, что он меня вовсе не замечает. Пока я так размышляю автобус останавливается, шипит сжатый воздух, открывая дверь, замолкает двигатель. От всего этого двойник просыпается и прилипает к окну. Это, какой то, или неопытный двойник, или же, еще не вернувший свою память, судя по тому, как он крутит головой, и перебегает с одной стороны автобуса на другую, от окна к окну. Я сижу в предпоследнем ряду, да еще и спинка кресла откинута, так что двойник меня пока не замечает, а во мне сейчас борются альтруист и прагматик. С одной стороны, хочется похлопать его по плечу, рассказать, что его ожидает, каких ошибок он может избежать, и чем все закончится и опять начнется, для двойника, естественно, не для меня, а, с другой, - не думаю, что двойник сейчас адекватно воспримет моё к нему обращение. Да он, либо усомнится в собственной вменяемости, либо обвинит меня во всем случившемся. Только драки с самим собой мне еще не хватало, в общем, стоит поберечь свою нервную энергию и физическое здоровье.
Пока я так размышляю двойник все решает за меня. Он хватает пакет с кресла и решительно направляется к выходу, на ступеньках оглядывается, и встречается взглядом с моим отражением в водительском зеркале. Брови его взлетают вверх, он хочет остановиться, но накопленная инерция заставляет его сделать последний шаг из автобуса. Всё, обратно он войти не сможет, и снаружи меня тоже не видно.
Парень какое то время пытается попасть в автобус, потом мечется по стоянке, потом сидит на бордюре в позе мыслителя, наконец встает и решительно направляется к воротам.
А у меня появляется мысль пошутить над Славей. Я уверен, что здесь тоже Славя, а не Славяна, пошутить над Славей, и, в очередной раз, над системой. Хватаю свой рюкзак и выгружаюсь из автобуса вслед за двойником.
Мой двойник уже успел дойти до ворот и просочиться вовнутрь, а Славя ему навстречу, между прочим, так и не вышла. Ладно, не все еще потеряно. Бегу вдоль забора до тропинки в старый лагерь, чтобы пройти на территорию там. Мне сейчас нужно оказаться на пристани до того, как там окажется Славя. Подхожу к калитке, это даже не к калитка, а просто, разрыв в заборе, через который проходит тропинка...
Что-то с хрустом входит мне в позвоночник, мои ноги подкашиваются и я падаю лицом в прошлогоднюю листву. Лежу не чувствуя ни тела, ни конечностей, перед глазами одиноко зеленеет пробившаяся сквозь листву травинка, слышу осторожные шаги, непонятные треск и шорох, потом мое тело трогают, видимо веткой. Я делаю такой вывод, исходя из того, что слегка изменяется направление моего взгляда. Потом опять слышны легкие шаги, переходящие в бег. Паники нет, я верю Пионеру, что воскресну, самое позднее, в следующем цикле. Палач, вообще, вон, через полчаса воскрес в первый раз. Глаза закрываются сами собой и я, постепенно, отключаюсь.
Прихожу в себя уже ночью, лежа на спине. Чувствую щекой тепло костра, слышу треск пламени. Открываю глаза и резко сажусь. То есть, я же парализованный, и не должен был сесть! Но нет, руки и ноги слушаются, да и сел я достаточно активно. Верчу головой и цепляю взглядом сидящую напротив фигуру — моего двойника. Он сидит на упавшем дереве, подложив под себя куртку, молча, смотрит на меня и не предпринимает никаких действий. Хотя, враждебности от него и не исходит, но под его изучающим взглядом мне становится неуютно.
Эта неловкость, скорее всего, отражается на моем лице, потому что двойник прерывает, наконец, молчание и произносит: «Я пока прогуляюсь, посмотрю, что там в лагере происходит. Вернусь через час.» С этими словами двойник поднимается и уходит. Некоторое время я еще слышу его шаги, потом их заглушает шум леса.
Посидев еще немного я встаю и оправляюсь к озеру. Хочется, действительно, привести себя в порядок после воскрешения. Тут же, у костра, стоит мой рюкзак, достаю из него спортивный костюм, белье и иду к озеру. Раздеваясь, обнаруживаю на рубашке небольшую круглую дырочку, видимо, сюда мне и прилетело.
После водных процедур присаживаюсь в стороне от костра, так, чтобы меня не было видно с тропинки, и начинаю думать о ситуации. Что мне известно? Во-первых, пришельцев здесь убивают, это какой то новый сюжетный ход в спектакле. Во-вторых, я впервые оказался в одном лагере с двойником во-плоти, похоже, кстати, что именно он меня сюда, в лес, и притащил. В-третьих, с большой вероятностью, меня убил кто-то из девочек, это если судить по звуку шагов. В-четвертых, в-пятых... да ни черта мне, на самом деле не известно, кроме того, что меня подстрелили на тропинке в старый лагерь, а пришел в себя я в лесу у костра. Тогда поставлю вопрос иначе, как мне себя вести? Как мне себя вести в течение той недели, что у меня есть? Решаю, для начала, послушать своего двойника. Ведь зачем-то же он меня сюда притащил.
Выбираюсь к костру, достаю из рюкзака две банки, одну откладываю в сторону, для двойника, вторую открываю — оказалась гречка, чуть сдвигаю прогоревшие дрова в сторону и пристраиваю банку на раскаленную землю. Поужинав кашей пополам с золой, и запив все это теплой водой из бутылки, укладываюсь на спину, предварительно подстелив куртку двойника, и используя рюкзак в качестве подушки. Какое то время жду двойника, разглядывая созвездия, и, незаметно для себя, засыпаю.
Разбудили меня непонятные и не идентифицируемые звуки. Осторожно открываю глаза — барсук. Здоровенная серо-черно-белая скотина, мало похожая на героя мультфильма, но, все же узнаваемая. Он выедает из консервной банки остатки моего ужина, что-то фыркая при этом, на своем, барсучьем языке. Я тихо наблюдаю за ним, потом зола попадает мне в нос, и я громко чихаю. Бедное животное уносится в лес, оставив мне пустую банку.
Оглядываюсь. Костер прогорел, но небо уже посерело, так что света хватает. Двойника моего так и нет. Собираю рюкзак, подумав оставляю двойникову куртку, отряхнув и повесив на сучок. Сна нет, хотя спал всего часа три, умываюсь в озере, и решаю тоже сходить к лагерю на разведку. С рюкзаком идти не сподручно, поэтом хочу сначала рюкзак припрятать в старом лагере.
Пока все это проделывал, пока шел к старому лагерю, довольно заметно посветлело и начала выпадать роса. Перед поляной, окружающей старый лагерь, у меня развязывается шнурок, я приседаю, и наблюдаю занятнейшую картину: из здания, слегка пригибаясь, выходят Ульяна и Алиса, каждая что-то несет в руках. Идти они стараются, по возможности, бесшумно, останавливаясь через каждые два-три десятка шагов и внимательно оглядываясь. Мне не нравится, ни их поведение, ни то, что они держат в руках, поэтому я замираю, сидя на корточках и стараясь не дышать. К счастью, я прячусь в стороне от тропы, и не особо заметен между кустами. Когда девочки проходят мимо меня, я узнаю в их руках арбалеты, очень неплохо сделанные арбалеты. А у меня начинает болеть позвоночник.
Очень мне не нравится та мысль, что мне могут влепить стрелу между лопаток, но кино нужно досматривать до конца. Пропускаю девочек по тропинке, а сам осторожно начинаю красться следом. Я, конечно-же выдающийся ниндзя, выдающийся с другого конца шкалы мастерства, но и девочки мои, тоже, не великие следопыты. В общем, мы друг-друга стоим. Так, пригибаясь, прячась за кустами, кое где залегая, мне удается сопроводить девочек до лагеря. К счастью, они предсказуемы, и делают остановки, чтобы оглядеться, через равное количество шагов.
Перед входом в лагерь они останавливаются, внимательно смотрят на что-то у себя под ногами, потом осторожно это «что-то» перешагивают, и, расслабившись и уже не оглядываясь, спокойно идут по лагерю. Я, подождав, пока девочки скроются из виду, подхожу к забору, и обнаруживаю две тонких проволоки пересекающих тропинку. Проволоки протянуты в одном сантиметре от земли, слегка присыпаны хвоей и расположены так, что если не знать. куда наступать, одну из них порвешь обязательно. Более толстый изолированный провод, довольно неплохо замаскированный, тянется от проволок куда-то в сторону кружка кибернетиков. В общем-то и понятно, что без кибернетиков здесь не обошлось, наверное и арбалеты, тоже их рук дело.
Время — пять часов утра, самое то, чтобы намечать планы на день, на цикл, и на жизнь. Пячусь от тропы вдоль забора, до ближайших кустов, устраиваюсь на рюкзаке и начинаю усиленно думать.
Для начала пересчитываю запасы. Я имею: нож, украденный на кухне, три банки консервов, чуть меньше литра воды, и пакет сухарей. В кармане рюкзака: обмылок, полотенце, пол коробка спичек, листов десять писчей бумаги, это все тот же, многострадальный «План мероприятий на смену». Мне нужно: найти для себя норку, пополнить запас продуктов, питьевая вода, одежда, очки и мотоцикл... стоп-стоп-стоп, последние два пункта вычеркиваем, желательно попасть в библиотеку, в шахту, и, таки, понять, что здесь происходит, чтобы подстроиться к ситуации. Да, сейчас уже второй день цикла, если здешний календарь совпадает с моим. Уже через час лагерь начнет просыпаться, потом завтрак, линейка, а пионер Семен, должен после линейки бегать с обходным листом и вечером сыграть в карты. Но, как жаль, что меня здесь нет.
Пока я так размышляю лагерь, действительно, начинает просыпаться. Слышны чьи то голоса, хлопнула дверь в одном из ближайших домиков и зашуршали подошвы по асфальту — обитатель отправился на пробежку. Совсем рядом неожиданно зашипела рация, голос Электроника произнес: «Тропинка в старый лагерь — сигнализация исправна.» И удаляющиеся шаги. Может, языка, надо было взять? Шурик, он, конечно, поумнее будет, но Электрон, безусловно, информированнее. Нет, оставим игры в войну профессионалам. Больше всего я хочу продержаться еще четыре дня и свалить отсюда. Даже стрела в позвоночнике почему то не заставила меня смотреть на местных амазонок, как на врагов. Мне кажется, что устраивать тут сейчас боевые действия, это все равно, что разбивать кувалдой розетки за то, что полез менять лампочку, не отключив от сети, а тебя ударило током. Воспитательный эффект, по отношению к розеткам будет тот же.
Поэтому сегодня мы идем читать Шопенгауэра. Во сколько там сегодня линейка, кажется в 11-00, и Женя на ней присутствует. Вот, чтобы Женю зря не тревожить, в 11-00 мы в библиотеку и сходим, правда, без обходного, но до этого момента еще 4 часа. Второе, это, где бы выкопать норку. Можно было бы зарыться в бомбоубежище, но у этого варианта всплыла куча минусов, девочки ходят в старый лагерь, как к себе домой, то есть люк в полу отпадает, памятник Генде, пожалуй, тоже, по понятным причинам, решетка под статуей у ворот требует взлома, а весь инструмент находится в ведении кибернетиков. Лезть в бомбоубежище все равно придется, но пока нужно какое-то решение, которое никому не придет в голову. И тут меня посещает мысль, я ее прогоняю, но она опять возвращается, и я решаю попробовать. Душевая! Она не работает, поскольку в состоянии вечного ремонта, в нее никто не ходит, а расположена она, можно сказать, в самом центре лагеря. Возможно в ней есть вода, а если и нет, то умывальник с кранами, вот он. Рядом и памятник, и площадь, и кружки, если что понадобится. Днем буду спать, а ночью делать свои черные дела. Пока облизываю эту мысль звучит сигнал к завтраку. Слышно, как обитатели домиков кто бегом, кто шагом спешат в столовую.
Так я ничего и не решил, вернее решил действовать с осторожностью и по обстоятельствам. Поэтому выждав еще 10 минут, захожу в лагерь. Крайние пять домиков все пусты — обитатели на завтраке, прохожу мимо них, и сворачиваю на поперечную аллею в сторону кружков. На крыльце приюта кибернетиков сидит парочка. Мальчик с девочкой, совсем еще малышня, лет семь-восемь. Сидят рядом на корточках, о чем то разговаривают, мальчик что-то чертит на досках крыльца палочкой. Заметили меня, замолчали, смотрят с любопытством. Глаза светлые, стрижки одинаковой длины, галстуков нет, еще даже и не пионеры, а октябрята.
— Привет, зайцы!
— Здравствуйте. Только мы не зайцы, мы Сережа и Оксана.
— Здравствуйте Сережа и Оксана, а почему вы не на завтраке?
— А у нас задание! Мы автобуса ждем!
— И куда же вы ехать собрались? Вас что, в лагере обижают?
— Да неет, никто нас не обижает, это же у нас задание такое. Автобус ждать.
— Ну вот дождетесь вы его, и дальше что? И, кстати, а завтракать то тоже нужно, кто за вас завтракать будет? Есть то хотите?
Сережа добросовестно отвечает, что есть они хотят, но завтрак для них возьмут, поэтому позавтракают они, когда их сменят, или придут Шурик, или Электроник. Что в лагере идет игра в «Зарницу» и если приедет автобус, тогда нужно спрятаться в кустах и смотреть, что если из автобуса выйдет шпион, то Сережа останется следить из кустов за шпионом, а Оксана побежит и предупредит кого-нибудь из старшего отряда, кого первого встретит.
— Ну и как, много шпионов поймали?
— Сегодня никого не поймали, потому что автобуса не было, а вчера старший отряд двоих поймал!
— И где же они?
— А их расстреляли сразу! Они же шпионы!
И вот услышанное мне совсем не понравилось. Я не знаю, что там в голове у аборигенов, но детей в это втягивать я не позволю. Зарница, значит, с расстрелом шпионов из арбалетов. А предателей вешают, наверное, за шею, высоко и коротко, пока не умрут. Медленно начинаю заводиться.
— А вы кто?
Вопрос застает меня врасплох, и я ляпаю первое, что приходит в голову.
— Я? Я физрук новый.
А в глазах у зайцев недоверие.
— Никакой вы не физрук, физруки старые, а вы молодой!
Приходится выкручиваться. Как же хорошо, что на мне спортивный костюм.
— Ну, то есть не совсем физрук. Я в физкультурном техникуме учусь на физрука, а меня на практику сюда прислали, тренером футбольной команды.
— А вы кого будете тренировать?
— Да всех, кто согласится. Хотите, могу и вас. Приходите.
Ответ зайцам нравится, и они начинают рассуждать между собой, что теперь то они Ульянку точно обыграют.
Подходят кибернетики, дети замечают их первыми и бегут навстречу с докладом. Шурик слушает их, посматривая на меня, потом отпускает детей и, поправляя очки идет ко мне навстречу, Электроник держится у него за плечом, в одном шаге. Я встаю с крыльца, расправляю плечи, делаю строго-доброжелательно-приветливую морду лица. Все это, чтобы казаться повыше, постарше и посолиднее.
— Здравствуйте, а вы давно приехали?
— Я не приехал, я пешком пришел. — Честно отвечаю.
— Пешкоом?
— Ну да, — начинаю врать. На вчерашний автобус не успел. Пришлось в райцентре на вокзале на скамейке ночевать, а сюда уже на попутке добрался. А последние два километра — пешком.
Смотрю в глаза кибернетикам и представляю себе, как шелестят сейчас перфокарты в их головах. В эту эпоху ведь были перфокарты? Надо помочь бедным репликантам.
— Мне, наверное, к начальству здешнему нужно. Где оно у вас обитает?
В глазах Шурика читается облегчение, есть на кого спихнуть ответственность.
— Да, конечно, идите к вожатой, она или в столовой, или у себя, или на площади уже. Да вот, Сыроежкин вас проводит.
— Я провожу. — Охотно соглашается Электроник.
— Да, меня Семен зовут, не уверен, что нужно по отчеству, я, вроде, молодой еще.
— Шурик.
— Электроник, ну, это прозвище такое, а вообще я Сыроежкин.
— А вожатую...
— А вожатую — Ольга Дмитриевна. Ну, пойдемте скорее.
Электроник неспешно ведет меня по главной аллее в сторону столовой, попутно рассказывая о местных достопримечательностях. Про «Зарницу» и ловлю шпионов — не слова. Ну и я помалкиваю, я же только что приехал и не в курсе. Когда выходим на площадь, вижу, что навстречу нам решительным шагом идет Ольга Дмитриевна. За вожатой, как два телохранителя Алиса с Ульяной, а перед ней бегут мои утренние зайцы. Увидели нас, показывают пальцами.
— Это, очевидно вожатая? — Спрашиваю.
— Да, а с ней Алиса Двачевская — помощница вожатой и Ульяна — твой конкурент по футболу.
Весь мой прошлый опыт говорит, что с вожатой нужна решительность. Поэтому подхожу к ней и глядя в глаза здороваюсь, представляюсь и рассказываю свою легенду.
— А я не могу вас принять,— заявляет Ольга Дмитриевна. Во-первых, где ваше направление на практику? А, во-вторых, мне вас просто негде поселить. Хотя, конечно, тренер нам бы не помешал.
С сожалением вру в ответ дальше, вру, и не знаю, на чем попадусь.
— А разве мои бумаги не у вас? Мне в райцентре сказали, когда я спросил о бумагах, что пакет вам уже отправили.
— Вчера была машина с почтой, и вчера же я разговаривала с райцентром — ничего про вас не было сказано.
— А вы с кем разговаривали? С райкомом комсомола и районо, наверное? Меня то спорткомитет к вам направил, они же и бумаги посылали. Может, сегодня придут? А жить я и в тренерской могу.
— Ну, я не знаю, — кажется смягчается вожатая. Давайте сделаем так, я вас, без ваших бумаг, принять тренером не могу, поэтому запишу вас просто в старший отряд, как пионера. Жить вы будете в тренерской, все равно больше негде, и обязанности тренера выполнять будете. А как приедут ваши бумаги, тогда и оформим все как надо. Сейчас Алиса вам выдаст постель и ключ от спортзала, а в 11-00 приходите сюда же на линейку. А ты Алиса, как все сделаешь — можете с Ульяной идти спать до обеда, на линейку не ходите.
«Штирлиц — Центру, первый этап внедрения прошел успешно. Приступаю к легализации». Наверное, будь я действительно шпионом, я бы дал именно такую шифровку.
— Ура! — Ульянкин голос за спиной, прямо над ухом.
Оказывается, пока я беседовал с вожатой, рыжуха незаметно переместилась мне за спину и, не иначе, готовила какую то пакость нехорошую.
Алиса отцепляет ключ от связки, и, со словами: «Ну, пошли, чего встал, как пень!» — поворачивает в направлении склада. Я остаюсь на месте, хамство нужно пресекать в зародыше: «А теперь еще раз, и вежливо.»
— Двачевская!» — моя реплика сливается с восклицанием вожатой. Алиса считает нужным пойти на попятную:
— А что, ему лет не больше, чем мне, может мне его еще и по имени-отчеству звать?
— Он тренер, а ты тут пионерка! — Это вожатая.
— Персонально Вы будете обращаться к тренеру по имени и отчеству, — это уже я.
— Он тренер, а я помощница вожатой! Да и какой он тренер!? — Ну, тут она, конечно, права, тренер я никакой, но Алиса то об этом не знает и не узнает. До конца цикла я справлюсь.
— Двачевская, хватит, на твоё поведение все жалуются! То, что ты моя помощница не дает тебе права хамить!
— Пойдем...те. - Алиса отдает мне ключ от спортзала и, с прямой спиной, не оглядываясь, идет к складу.
На складе пыльно, маленькие оконца под самым потолком не дают достаточно света, так что стеллажи теряются в полумраке, пятачок для посетителей огражден от основного помещения барьером. Алиса поворачивает крутилку выключателя и со словами: «Ждите здесь.», исчезает в проходе между стеллажами, в слове «ждите», конечно же, присутствует крошечная пауза между слогами, но, формально, придраться не к чему.
Алиса чем то грохочет в глубине склада, двигает какую-то мебель, что-то роняет, и в конце-концов появляется со стопкой белья и одеялом в руках. Кидает все это на барьер: «Забирайте!», а сама открывает амбарную книгу и записывает в нее выдачу.
— Самое рваное, надеюсь, выбрали? — Моя улыбка сейчас слаще сахара.
Молчит, только глаза сверкают. Был бы арбалет под рукой — застрелила бы.
— До встречи, — говорю ей, выходя со склада, и упираюсь взглядом в Ульяну.
Ульяна сидит на корточках напротив складских ворот, на другой стороне аллеи, и очень внимательно наблюдает за ними. Правую руку, при этом, Ульяна держит на чем то, лежащем рядом с ней, в высокой траве. Смотрю на нее, смотрю на приклад этого «чего-то», молча разворачиваюсь и иду в спортзал, своей прямой спиной, напоминая сам себе Алису.
Спортзал выглядит необжитым и, каким-то, разоренным, что ли. Не надо и не хочется, но, для поддержания легенды, придется навести порядок, хоть символический. Тренерская — каморка без окон, размером три на пять метров напротив раздевалки. Все убранство тренерской составляют канцелярский шкаф, старый домашний шифоньер выглядящий тут совершенно чужеродным предметом, письменный стол, и пара стульев с истертыми коленкоровыми сиденьями. Интерьер украшают какие то пожелтевшие почетные грамоты и дипломы. В шифоньере, о чудо, лежит пара новехоньких вьетнамских кед, моего, кстати, размера. В ящике стола — секундомер и свисток. Ну всё, теперь я настоящий тренер, у меня даже свисток есть. Кидаю в угол тренерской свой рюкзак, затаскиваю из кладовой два мата и кладу на них простыни с одеялом, это будет моя кровать на ближайшие три-четыре ночи. Живот бурчит и просит завтрака, а мозг просит сна, вспоминаю поговорку: «Если хочется покушать, ляг поспи и все пройдет». Поскольку в 11-00 линейка, достаю из рюкзака будильник, выставляю время и заваливаюсь спать.
Однако заснуть не получается. Лежу на матах, смотрю в потолок, ворочаюсь и все пытаюсь понять причины столь «теплой» встречи, и откровенно недоверчивого, а где-то даже и враждебного отношения аборигенов. Что там зайцы мне говорили про шпионов? И про то, что их расстреляли, кстати. Понятно, что малышам поставили задачу доступную их пониманию, но копать нужно сюда. Нет, ничего не приходит в голову, нужно искать дальше. Где тот наивный, ничего не понимающий пионер, который больше всего хотел искать ответы? Вот он, лежит на матах, и слушает, как кто-то осторожно ходит по спортзалу и трогает дверь тренерской. Трогает дверь тренерской!? В замок кто-то осторожно пытается вставить снаружи ключ, но ничего у него не выходит, ключ с моей стороны не довернут до конца и мешает операции. Я, стараясь не шуметь, поднимаюсь с постели, осторожно прохожу и встаю сбоку от двери, соображая, где взять что-нибудь тяжелое, для встречи дорогого гостя. В этот момент звенит будильник, когда он замолкает, шорохов уже не слышно. Быстро отпираю замок и рывком распахиваю дверь — никого.
Наскоро приняв душ, что удивительно, но душ работает, иду на площадь.
На площади уже собрался весь лагерь, пионеры стоят отдельными кучками и общаются между собой. Нет только Ульяны с Алисой, ну да, им же разрешили отоспаться. И Славя, Славя меня смущает, я пытаюсь понять, что не так и, кстати, вспоминаю, что помощницей вожатой здесь Алиса. Подошла Ольга Дмитриевна, время — без пяти одиннадцать, и за эти пять минут она вываливает на меня список своих хотелок. Лагеря меняются, но желание запрячь Семена покрепче не оставляет Ольгу Дмитриевну в любом ее воплощении. Ольга Дмитриевна желает чтобы я: составил план спортивных мероприятий; чтобы я вел две секции, одну утром, для малышей, другую вечером, для старших; чтобы я через день, по очереди с ней самой дежурил на пляже; чтобы я взял на себя подготовку к походу, который состоится через три дня и чтобы я, коль уж записан, как пионер, непременно влился в отрядную жизнь, и не забыл подписать сегодня обходной лист, каковой лист она мне и передала. На это я отбиваюсь таким образом: что смысла в плане спортивных мероприятий я не вижу, но можно взять общий план и выделить там отдельно спортивную часть; что я согласен и приехал тренировать футбольную команду, и не против, если это будут малыши, тем более, что двое желающих у меня уже точно есть; какую секцию вести со старшим отрядом я не знаю, но подумаю о гребле; что через день дежурить на пляже я не смогу, поскольку тогда слетит программа тренировок, но подменять ее там, по мере необходимости — совсем не против; что про поход она должна мне рассказать по подробнее; что мне влиться в отрядную жизнь, это значит записаться в секцию к самому себе и самого себя тренировать и что обходной лист я непременно подпишу. Одним словом, веду себя, как мастер компромиссов.
Наконец начинается линейка. Вожатая отдает подобие команды: «Лагерь, по отрядам. Становись!», на что пионеры выстраиваются в подобие строя. Вожатая зачитывает план мероприятий на неделю и на сегодня, представляет меня пионерам, малыши кричат «Ура!», а старшие глядят с подозрением, хотя и не проявляют явной враждебности. Понимаю, что нужно что-то сказать, начинаю мямлить про Олимпиаду, (кстати, а она уже была?), про то, что путь к золотым медалям начинается с дворовых команд, наконец моя пятиминутка позора заканчивается. Линейка тоже заканчивается, пионеры расходятся, на площади остается только старший отряд, вожатая и я. Вожатая объявляет пионерам, что, пока мои бумаги не пришли, я буду приписан к их отряду, а я «знакомлюсь» с ребятами. Ну, пионеры, как пионеры, те же, что и в прочих лагерях, с небольшими отличиями, конечно, но в пределах разумного. Лена, Мику, Женя, Шурик и Электроник, отсутствующие Алиса с Ульяной, отличается только Славя. Не хочу рассказывать о грустном, а если коротко, то представьте себе куклу Барби. Представили? Как форму, так и содержание. Ну, глаза красивые, да. Я писал о фоновых персонажах раньше, а вот и пример. Попросил ребят обращаться ко мне на ты, если я не при исполнении. Отвечаю на какие то дежурные вопросы: откуда приехал, где учился, на кого учился; накинул себе год возраста. На том и разошлись.
Постоял, подумал — куда пойти, в принципе, можно было там же, на площади у Жени и Сыроежкина обходной подписать, но уж больно хотелось в библиотеку и в кружок кибернетики заглянуть, посмотреть, чем они там занимаются. Начал с библиотеки. То есть нет, не с библиотеки, а с осмотра Генды. Генда вечен, и нисколько не меняется от лагеря к лагерю. Кажется, гвоздем, на который наколота стопка одинаковых лагерей, кажется сбрось его с постамента, и вся система лагерей разрушится и исчезнет. Интересно, это случилось бы, получи тогда Алиса не порох, а, скажем, нитроглицерин? Тоже мысль, я вот обзываю всех марионетками, а кто-то, возможно, считает марионеткой меня. И тогда Двачевсая, получается, не зря Генду взорвать хотела, и кибернетики не зря кошкоробота мастерят..? Вопросы, вопросы... Ладно, отвлекся я, Генду разглядывая. Памятник, как памятник, копия самого себя в других лагерях, решетка привинчена на 4 болта, болты и решетка проржавели насквозь. Если взять с пожарного щита топор, то сорвать с болтов решетку представляется вполне возможным. Пока памятник разглядывал — площадь совсем опустела. Пора таки идти в библиотеку.
В библиотеке меня ждал сюрприз. Не знаю когда, но Славяна здесь побывала. Я рад, хотя бы тому, что она выскочила из череды этого бесконечного повторения, очень я, оказывается, боялся, что ее, в мое отсутствие, опять затянет в ее двухстадийный кошмар. А еще, судя по меткам, в этом лагере, просто какой то проходной двор. Может поэтому посетители так надоели аборигенам, что от посетителей избавляются быстро и решительно. Незаметно глажу пальцем автограф Славяны и аккуратно ставлю книжку на место. Интересно, все же, как между собой общались Славяна и ее местный аналог? Заходит Лена с книжкой, — все та же Маргарет Митчелл. Лена все так же вскидывает руки к лицу, все так же говорит тихим голосом, все так же легко краснеет, в общем, ничего нового. Обстановка, прямо скажем, для меня новая, а люди — те же. Надо бы похвалить книжку, но опасаюсь возможных отдаленных последствий. Выходим вместе из библиотеки, и расходимся по своим делам. Кто куда, а я в столовую.
Пожилая повариха в столовой ворчит, что «опоздавших кормить не обязана», но, смилостивившись, оделяет обедом. Сажусь в дальний угол. Странно, но здешняя кормежка отличается от того, что я ел в «Совенке» до сих пор. Вроде все те же самые стандартные блюда, но вкусно. Или, так кажется после консервов, или, я не знаю, душа в них чувствуется, что ли. Смотрю на мелькающую в окне раздачи повариху, она, как раз выглядывает, мы встречаемся взглядами, и киваю ей, благодаря. Повариха внимательно смотрит на меня, меняет, на мгновение, суровое выражение лица на ответную улыбку, пожалуйста, мол, опять суровеет и закрывает окошко. Что-то мне ее мгновенная улыбка напомнила, но, не пойму что.
Поел, тщетно подождал Ульяну — нет ее, или раньше приходила, или спит. Не то, чтобы хотел ей перца в компот насыпать, но вопросы к ней были.
В кружке кибернетиков было интересно. Интересно было то, что меня в него записаться не приглашали, а скорее даже наоборот:
— Ты ведь не собираешься к нам записываться?
— Нет, я только обходной...
— Хорошо, хорошо, давай сюда.
— И, ребята, если мне что-то для спортзала сделать нужно будет, вы поможете?
— Конечно, конечно... Держи обходной, пока.
А еще вызывал интерес верстак, накрытый одеялом. Что-то от меня явно прятали. Остаток сумасшедшего дня прошел тихо и спокойно. Поужинав, пионеры кучковались около столовой, не знаю, может и с целью в карты поиграть. Алиса с Ульяной меня явно избегали. Я, сославшись на дела в спортзале, ушел к себе, запер спортзал изнутри на ножку от стула и завалился спать сразу после ужина, за двое суток разом.
Утром третьего дня проснулся рано и лежал в постели, составляя график на день. Что там у нас сегодня: уборка лагеря, спортгородок, очевидно, поручат мне убирать, с малышами и, в конце дня, дискотЭка. А мне нужно попасть в библиотеку, или со Славей, простите, с Сашей, после обеда, или, вместо дискотеки, с Ульяной. Учитывая личность Саши, первое — сомнительно. Вздыхаю, значит, придется ругаться с Ульяной и убирать столовую. Ну, может оно и к лучшему.
Пора вставать. Завтрак, линейка, перед линейкой беру инициативу в свои руки и напрашиваюсь на уборку спортгородка. Во главе роя мелюзги идем на спортплощадку, там распределяю роли и обязанности, в том числе и для себя самого. Как ни странно, но мне это нравится, тем более мелюзга здешняя, на первый взгляд, вполне нормальные люди, в отличие от ребят постарше. Работы не так и много и заканчивается она довольно быстро, стою, любуюсь результатом. Кто-то дергает меня за рукав, оглядываюсь — мои вчерашние зайцы.
— Семен, а когда мы начнем тренироваться?
А ведь и верно. За эти три дня меня никто не расшифрует, что-то из своей практики я еще помню, так почему бы и нет? Набираю в грудь воздуха и делаю объявление: «Кто хочет научиться играть в футбол, подойдите ко мне!». Желающих набирается девять человек, объявляю им, что завтра начнем заниматься по настоящему, а сегодня проведем пробное занятие, кто после этого, до завтра, не передумает — тех запишу. После этого запускаю команду футболистов на разминку, а сам отдаю зайцу-Сереже ключ от спортзала и отправляю их с зайцем-Оксаной за мячами. Вот у меня уже и любимчики появились. А, кстати, что же я покажу им после разминки то? Сомнения мои разрешает Ульяна, появившаяся с компанией ребят постарше. Появляется и сходу предлагает сыграть с ними. Все-таки, общий сценарий написан для всех лагерей, сказано: «Ульяне играть с Семеном на третий день», значит будет играть. И еще, это единственный день, когда Ульяна появляется в обществе ровесников. В остальные дни она, либо со старшими, либо сама по себе. Ну, не буду на этом останавливаться.
Поиграли. Первый тайм я не вмешивался, а просто приглядывался к своим «футболистам». Как ни странно, но два гола они умудрились забить самостоятельно. Во второй тайм я сам вышел на поле, Ульяна тут же потребовала удалить из моей команды четверых игроков, после торга сошлись на удалении двоих. Добровольцев на удаление не нашлось, поэтому тянули травинку. Проигравшие жребий едва не плакали, пришлось поручить им внимательно следить за игрой, с тем, чтобы потом мне все рассказали. Ульянка отчаянно не хотела проигрывать, но увы. Все было как положено по сценарию — проиграла. С тем и пошли на обед. Хотя, все же, общее отношение ко мне у нее чуть смягчилось. Смотрела уже не как на врага народа, а только как на подозреваемого в этом тяжком преступлении. По дороге обсуждали игру и так, обсуждая игру, сели за один стол. Ульяна хвалит малышей, что играть не боятся против старших, а я замечаю ей
— Играть они, действительно, не боятся. Но если от Ваших игр кто-то из них хоть как то пострадает, то я очень строго накажу тех, кто их в это втянул. Чего бы мне это не стоило.
— Ты! Ты!! Ты!!! Ничего не понимаешь и не знаешь! — Ульяна взрывается и через стол бросается на меня.
Перехватываю ее руки, а она пытается ударить меня головой, и достать под столом ногами. В ходе борьбы столик опрокидывается и все тарелки оказываются на полу. Достается и соседним столикам, и пионерам, сидящим за ними. Я только отбиваюсь, а Ульяна все еще продолжает и продолжает на меня нападать. Этим танцем мы, наконец, привлекаем внимание Ольги Дмитриевны.
— Ну и что все это значит? Не желаете ли объясниться?
Оставаться в компании Ульяны больше необходимого у меня нет никакого желания, поэтому вину я беру на себя.
— Прошу прощения Ольга Дмитриевна, мы, несколько эмоционально поспорили о сегодняшнем футболе и я ненарочно спровоцировал Ульяну. Это полностью моя вина и я все тут сам уберу.
— Нет. Убирать будете оба! — Решает Ольга Дмитриевна.
Ну, оба, так оба. За уборкой молча распределяем роли я таскаю битую посуду, девушка моет пол. Друг друга избегаем и стараемся взглядами не встречаться, разговариваем коротко и только по делу. Наконец, все прибрано. Я смотрю на Ульяну и говорю: «Если планируешь украсть конфеты, то я тебе не сторож и не помощник.». Ульяна возмущенно фыркает и гордо выходит из столовой, ни слова не говоря. Надо было мне быть помягче, мне ведь с ней в библиотеку еще вечером идти.
А я иду на кухню, сдать работу поварихе, и извиниться еще раз.
Повариха зычно командует на кухне всеми своими двумя помощниками и выглядит весьма впечатляюще, если не сказать угрожающе. Она выходит в зал, окидывает взглядом поле битвы, недобро смотрит на меня и собирается что-то сказать. А я действую на опережение и глядя ей в глаза говорю: «Вы уж простите, баба Глаша, не ожидал я от Ульяны настолько бурной реакции». Я вспоминал, со вчерашнего дня вспоминал, где я видел эту повариху, где я видел эти мгновенные переходы от суровости к улыбке и обратно к суровости, но вспомнил только это заглазное прозвище «баба Глаша» и, то, что, под кажущейся суровостью прячется очень добрый человек. Баба Глаша вздрагивает, долго смотрит мне в глаза, а потом уже совершенно неожиданным тихим голосом говорит.
— Надо же, остались, кто еще помнит... Ставлю вам зачет за эту лабораторную, студент. И, заходите после ужина ко мне в каморку.

Продолжение

1 глава http://vn.reactor.cc/post/2310619
2 глава http://vn.reactor.cc/post/2336203
3 глава http://vn.reactor.cc/post/2344710
4 глава, часть 1 http://vn.reactor.cc/post/2360187
4 глава, часть 2 http://vn.reactor.cc/post/2363608


IV

Очень приятно, Царь. (часть 3)

– Семен, утомили вы старуху с этим праздником. Давайте сегодня сделаем перерыв, а беседу на завтра перенесем.
– Баб Глаш, а я хотел на завтрашний день отпроситься. Завтра же автобус со вторым мной приезжает. Я его встретить собирался, чтобы глупостей не случилось, неспокойно мне что-то. И, как вы думаете, я для него не опасен?
Баба Глаша отвечает, подумав минуту.
– Хорошо, так и сделаем. Сегодня я беру больничный, а завтра в лагере выходной. И, думаю, ничего с вашим собратом не случится – встречайте. А, чтобы вы не расслаблялись, задание на чтение я с вас не снимала. Все, свободны, не надоедайте старухе, ей все-таки голову напекло на вашем пляже.
Прощаемся, я встаю, берусь за дверную ручку, каморка бабы Глаши настолько маленькая, что до входной двери совершенно не надо никуда идти, и, когда я уже собираюсь открыть дверь, баба Глаша чуть насмешливо говорит мне в спину.
– Ваше Величество, вам не кажется, что сегодня вы изменили этот маленький мирок? Ну и я, вместе с вами? Идите-идите, не отвечайте.
Ехидная бабка. Непонятно, шутит он так или всерьез сказала. Выкидываю эту ее фразу из головы и отправляюсь на пляж. Хоть раз честно подменю там вожатую.
На пляже устраиваюсь сначала в тень от грибка, а потом перебираюсь на свое, уже привычное, место – под дерево, на самой границе пляжа. Народа почти нет, народ накупался утром на празднике, а сейчас воздух настолько прогрелся, что народ предпочитает прятаться от жары в тени домиков. Даже просто, дойти до воды пятьдесят метров, когда солнце жарит сверху, а раскаленный песок – снизу, это уже подвиг. Но один раз я такой подвиг могу совершить. Вода в бухте, огражденной от фарватера островами, прогрелась как бульон. И если бы не двухнедельный цикл, и ураган в конце каждого цикла – цвела бы она сейчас зелеными водорослями. Окунаюсь в этот бульон, но легче мне не становится, хотя нет, если обмотать голову футболкой, а самому лечь на мелководье, то так – чуть полегче и даже приятно. Да, так в полудреме можно провести часок, представляя самого себя аллигатором, высматривающим добычу на берегу. Нет, встряхиваю головой, оглядываюсь – ну нет никого на пляже, пойду и я. Добегаю по песчаной сковородке до одежды, быстренько накидываю на плечи рубашку и, не одевая шорты, бегу в спортзал.
Спортзал каменный, и, до сих пор еще, кажется, хранит ночную прохладу, а если тут так хорошо, если желающих заняться физкультурой сейчас нет, то почему бы мне не порадовать, наконец, Глафиру Денисовну? Быстренько переодеваюсь, беру папку с журналами и черновиком доклада, будь он неладен, достаю оттуда «Журнал №1», начатый еще 22 августа 1967 года. Нет, лежа читать, наверное, будет удобнее. Оставляю папку на столе, а сам с журналом заваливаюсь на кровать.
Впервые в поле зрения науки такие как я попали совершенно случайно и в журнале этот случай описывают задним числом. Солдат привез на машине обед для караула… Стоп! Солдат! Привез на машине! Обед для караула! Правильно ли я понял, что в 1967 году, в лагерь можно было вот так, запросто, приехать на машине и привезти продукты из внешнего мира? А в лагере находился караул? Интересно то как. И куда все делось? Так вот, привез обед для караула и для ученых, и, пока машину разгружали, пошел погулять, в нарушение запрета. Пошел погулять и встретил прекрасную пионерку, кстати, оказывается, тогда это назывался не пионерлагерь, а школа вожатых и это правильно, а то семнадцатилетние пионеры, гм, удивляют даже меня и даже сейчас. Я прямо представил себе, как солдатик идет по тропинке... а ведь к старому лагерю он шел, а караул, наверное, был, где-то на месте нынешнего «Совенка». Так вот, идет по тропинке, а навстречу ему тогдашняя Славя.
– Привет, ты, наверное, только что приехал?
Или тогдашняя Лена, испуганно глядит с крыльца. Хотя, вряд-ли тогдашние девочки были копиями нынешних, изменения какие-то в них, то есть в нас, все-же происходят.
В общем, случился у них роман. Да не роман, а нормально влюбились друг в друга. А парень не зная того активировал девчонку. Видимо способностями обладал, потому-что, что природные люди, что такие, как я – репликанты, они далеко не все могут других репликантов активировать. Ездил он каждый день, обед возил и с девушкой встречался. Никто не знает, о чем они говорили, какие планы строили, что между ними вообще было и было ли. А потом парень ногу сломал и приехал снова только через месяц. А месяц это два цикла, да еще с хвостиком. На пять дней бы пораньше приехал… А так, приехал, а девушка его просто не узнает, он к ней целоваться, а она его по морде, крик подняла. Его от доставки продуктов отстранили и с машины сняли, думали, что просто режим нарушил, а он... В общем, повесился тот парень. Трагедия. Рассуждаю об этом с иронией, но трагедия ведь, никуда не деться, жалко их. Потом переворачиваю страницу, чтобы читать дальше и понимаю, что сейчас засну, сказывается то, что три дня до этого спал часа по четыре. Кладу раскрытый журнал корешком вверх себе на грудь, закрываю глаза и засыпаю, если организм просит, значит ему надо.
Снится мне, что это я – тот солдат, что иду я по тропинке и выхожу к старому лагерю, а мне навстречу, с крыльца бежит Ульянка. Старый лагерь еще совсем не старый, в нем еще вовсю бурлит жизнь, еще бегают по площадке дети, еще следит за ними орлиным взором вожатая, и само здание сверкает свежей побелкой на стенах и новым шифером на крыше. Ульянка подбегает ко мне, хватает меня за руку и говорит.
– Ну наконец-то, я уже ждать устала! Пойдем!
Мы идем, точнее Ульянка ведет меня, мимо старого корпуса по тропинке, и, как-то незаметно, тропинка раздается вширь и покрывается асфальтом, и вот мы уже, взявшись за руки, идем по улице, прямо по проезжей части. Сама проезжая часть не очень широкая, только-только разъехаться двум машинам, но от тротуаров, с каждой стороны ее отделяет ряд высоких тополей, а между тротуарами и домами есть еще и палисадники. Ни во время «Совенка», ни в «моё» время так не строили, да и застроена улица двухэтажками, какие строились после войны. Одно- двухподъездные двухэтажки, какие-то из дерева, какие-то оштукатуренные и покрашенные. Сквозь просветы между домами видны огромные, по современным меркам, дворы. Лавочки, горки, перекладины для сушки белья, кое где, даже фонтаны или гипсовые пионеры, наподобие тех, что охраняют ворота «Совенка», сараи в самой глубине дворов. Вспоминаю Алису, как она описала свой дом.
– Мы к Алисе идем?
Почему-то говорить трудно, а Ульянка молчит, только ведет меня дальше. А я замечаю, что это место давно заброшено. Сломанные руки и отбитые носы у пионеров, треснувшие чаши фонтанов, ржавые детские горки, лавочки без сидений. Штукатурка на домах давно уже осыпается, кое-где даже проваленные крыши и разбитые стекла и слой опавшей листвы на крышах, на дороге и тротуарах. Осень, приблизительно сентябрь, по моим меркам. Люди не совсем покинули этот город, кое где замечаю белье на веревках, иногда слышу, как хлопает дверь, или, как где-то за спиной проезжает машина, но ни одного человека нам не попадается.
Постепенно начинает накрапывать дождик, мелкий холодный осенний дождик, а я обнаруживаю, что на мне брезентовый плащ, фасона «почтальон Печкин», плащ велик для меня одного, но если одной полой укрыть Ульянку, то получается в самый раз.
И вот мы идем, вдвоем под одним плащом, я чувствую, как она прижимается ко мне, чувствую тепло ее тела, чувствую ее острый локоть. А улица полого, но довольно заметно поднимается, и заканчивается школьными воротами. Мы проходим сквозь эти ворота во двор, обходим справа школьное здание, оно той же эпохи, что и двухэтажки и столь же заброшено, пересекаем, забирая влево, по диагонали спортплощадку и небольшой садик и попадаем через калитку в сквер. Ну, хотя бы в сквере уже появляются признаки жизни в виде подметенных дорожек и бронзового памятника неизвестно кому. Сквер резко обрывается, ограниченный трамвайной линией, я вижу вполне современного вида остановку с ларьком и впервые вижу людей, лиц вот разглядеть не могу, какие-то серые пятна, над серыми плащами, но это люди. А Ульянка ведет меня дальше, через рельсы, за которыми начинается очень крутой и высокий каменистый обрыв, на обрыв зигзагом забирается металлическая лестница, с решетчатыми ступенями, и нам нужно туда, и я уже догадываюсь, что там увижу.
Как только мы поднимаемся наверх дождь заканчивается. Позади нас он еще идет, надо нами просто пасмурно, а впереди – солнце и лето, да лето. За обрывом местность начинает полого снижаться, и в самом низу котловины я вижу пионерлагерь. Пионерлагерь «Совенок». И я понимаю, что мне нужно назад, под дождь, на трамвай, шум которого уже слышен, а Ульяне – вперед, в лето, в лагерь, но мы оба еще можем выбрать и перерешить, и выбирать за нас двоих должен я.
– Ну же, решайся, – торопит Ульяна.
Она, каким-то образом, выросла под моим плащом и сейчас стоит напротив меня, внезапно повзрослевшая, ей сейчас , где-то лет восемнадцать. Подросла, сейчас она, наверное, даже повыше Лены, появилась грудь, и смотреть там теперь есть на что. Детские черты лица уже, практически исчезли: исчезла припухлость губ; обрисовались высокие скулы и небольшой, но четких очертаний носик; в разрезе глаз едва заметно что-то азиатское, нет не азиатское – азиатское у Мику, а угро-финское. И Ульянка, слегка прищурив эти синие глаза глядит на меня ласково и чуть насмешливо.
Я хочу ответить и не могу сказать ни слова, хочу пошевелиться, чтобы показать рукой и не могу, наконец рука медленно-медленно начинает подниматься, но Ульяна этого еще не замечает.
– Семен, пора.
И, неожиданно, новый взгляд, который я не могу расшифровать, хотя обычно читаю Ульянку, как книгу.
– Семен!
Я просыпаюсь и понимаю, что в тренерской я не один. Поворачиваю голову – за столом, на моем месте, сидит Ульянка и, кажется, смотрит на меня, так-же, как в этом сне.
– Семен, ужин проспишь.
– Уже нет. Давно ты тут?
– Минут двадцать уже, а сигнал три минуты назад был. Прибраться пришла, а тут ужин.
– Ну, пошли тогда.
Надо идти, а я сижу и смотрю на нее, и прикидываю к ней нынешней, виденный мною во сне ее облик.
– И что сидишь?
Нет, ничего. Не говорить же, что мне открылось будущее, которое не настанет.
– Нет, ничего. Не проснулся еще. Идем.
Ульяна какая-то тихая и серьезная, идет и думает о чем-то своем, иногда коротко бросая взгляд в мою сторону. Хочет о чем-то спросить и не решается, я собираюсь ей помочь, но мы уже дошли до столовой, до толпы вечно голодных пионеров, которая разделяет нас. Минуту спустя я уже слышу голос Ульяны из противоположного угла зала, а сам оказываюсь за одним столиком с кибернетиками.
– Спасибо парни, за участие в празднике. За декорации и за актерство.
– Это за то, что нас водой облили?
– Вам обидно? Меня вон, вообще два раза в реку макнули. Один раз Ольга, а один раз свои же.
– Нет, не обидно, но мог бы предупредить, а то вели себя, как идиоты.
– Если бы предупредил – сюрприза бы не было, был бы скучный праздник для галочки. У Ольги полный блокнот таких праздников.
– Ты арбалеты то забери, мы дуги переделали, и спусковые механизмы запасные, тоже забери. А то – вытащил он их для безопасности. Мы бы и сами их вытащили, не дураки все-же.
Вот за это я перед кибернетиками искренне извиняюсь, как-то не ожидал я от них такой ответственности. Беседуем еще минуты две, обсуждаем, где лучше стрельбище устроить, и приходим к выводу, что в небольшом овражке, на полдороги в старый лагерь. Когда прощаемся, не могу удержаться и говорю.
– Шурик, пойдешь в старый лагерь за деталями – меня зови.
И ухожу, оставляя их в недоумении. Похоже, мысль о походе туда Шурика еще не посещала.
На сегодня несделанным осталось еще одно дело, и я отправляюсь искать вожатую. Ну, то есть как, искать. Иду на площадь, сажусь на лавочку и жду. Все равно она здесь окажется.
Мимо пробегают пионеры, одни подсаживаются и перебрасываются со мной парой фраз, другие просто здороваются, наконец подходит и садится рядом Ольга.
– Ничего, что я тебя в воду столкнула?
– А ничего, что тебя облить хотели и пришлось, спасаясь, самой в воду прыгать?
– Ну я тогда уже догадалась, что этим закончится, раз ты остальных начал обливать.
– А я все думал, кто тебе разболтал. Ведь никому же не говорил, своим сказал про тебя, только уже в лодке.
– Невозможно удержаться, чтобы начальника в воду не окунуть. Я просто себя на твое место поставила и сразу это поняла.
– Ольга, во сколько завтра автобус придет?
– А тебе зачем?
– Если я скажу, что сбежать решил – поверишь? Встретить я хочу опоздавшего, если он там будет, конечно.
– В три часа, ну, плюс-минус, сам понимаешь. А почему ты, это же Алисина обязанность?
Спасибо, меня Алиса однажды встретила. В этот раз будет, конечно, мягче, но фингал под глазом моё второе я может и получить.
– Ну ты же знаешь Алису. Еще глаз ему подобьет, а тут я предупрежу сразу, чтоб не звал ее «ДваЧе».
Ольга фыркает.
– Хорошо, как встретишь – направляй ко мне, а я уж разберусь. Ох он у меня и побегает остаток смены, чтобы не опаздывал в следующий раз.
– Оль, ну я то знаю, что ты не такая, но почему ты с подчиненными такой образ выбрала?
Ольга не отвечает, только улыбается, качает головой, встает, прощается и уходит.
Лагерь постепенно затихает, начинает темнеть, на площади и на аллеях зажигаются фонари, как только это происходит, откуда-то сбоку подходит Лена.
– Привет еще раз.
– Привет, а я знала, что ты меня тут ждать будешь. Вот, возьми. От меня и от остальных.
И Лена протягивает мне две акварели. На одной, карандашный набросок которой я уже видел – я, рот до ушей, и повисшие на моей шее рыжие девки, а на другой – тоже я, в костюме морского царя, стою, опираясь на трезубец, на фоне ладьи. И, на обратной стороне текст, совсем детским почерком: «Для самого лучшего царя!» и имена. Вся компания расписалась, от Гришки до бабули.
Разглядываю первую, потом вторую.
– Вы слишком хорошего мнения обо мне, – и, неожиданно для себя, добавляю. Дочка.
Потом спохватываюсь.
– Извини за «дочку», я не хотел тебя обидеть.
– А я и не обиделась, я поняла, что это-же ты от лица Морского царя сейчас говорил. Даже приятно.
А после небольшой паузы, Лена спрашивает.
– Ну как решил свою задачу?
– Нет Лен, во-первых, некогда было, а во-вторых, боюсь эта задача не имеет решения. Верчу вот ее в голове и никак.
– И все равно, у тебя все получится, я знаю. Не может не получиться.
– Может ты знаешь и почему я тебя тут жду?
Лена молчит и смотрит на меня. Глаз не опускает – очень большая степень доверия с ее стороны, я ценю. На мгновение становится так тихо, что я слышу, как мотылек бьется о стекло уличного фонаря.
– Тот, твой двойник, который завтра должен приехать, о котором мы в прошлую смену говорили? Страшно, вдруг он не вспомнит меня? Или все закрутится и закончится не начавшись.
Надо же, помнит, все помнит. Киваю Лене.
– Я его завтра встречу, и к Дмитриевне отправлю, а ты сама ориентируйся, по обстановке.
А Лена, не слыша меня.
– Ты знаешь, иногда мне кажется, что я смотрю один и тот же сон. Все, как в твоей сказке. Про то, что я никуда не уезжаю, а остаюсь в лагере и дом мне только снится. А потом просыпаюсь и смена начинается снова, и настоящая жизнь – здесь.
Отворачиваюсь к памятнику, чтобы не смущать Лену. Леночка-то, вот-вот спросит саму себя: «Где я, кто я и что со мной происходит?». И начнется у ней тогда совсем другая жизнь. Но как же интересно ждать этого момента! Практически, на моих глазах, – как рождение человека. Гм, психоаналитик-акушер-физрук, просто мастер на все руки. Еще цикл? Два? Или уже в этом? Рискнуть и подтолкнуть? Нет, не сейчас – боюсь.
И вот на этом диалоге мой самый длинный день в цикле заканчивается. Я прощаюсь с Леной и иду к себе, а Лена еще остается на лавочке. Сидит и смотрит куда-то в себя. Я дохожу до начала аллеи, потом оборачиваюсь, вижу замершую Лену и оттуда обращаюсь к ней.
– Запамятовал. Помнишь, я тебе говорил, что когда мы встретимся с моим близнецом, мы предъявим друг-другу обрывок пеленки и соску-пустышку, узнаем по ним друг-друга и все вокруг запоют и начнут танцевать? Так вот, я наврал тебе – не все.
Я, таки, заставил Лену улыбнуться. Вот теперь, на сегодня, действительно, все.

Продолжение
1 глава http://vn.reactor.cc/post/2310619
2 глава http://vn.reactor.cc/post/2336203
3 глава http://vn.reactor.cc/post/2344710


IV
Очень приятно, Царь. (часть 1)

Утром поднялся еще до будильника – все еще волнуюсь. Поднялся, открыл дверь и обнаружил сидящих в спортзале Сашу с Ульяной. Сидят, каждая в своем углу, смотрят на меня и молчат. Вот хорошо, что я брюки натянул.
– Барышни, дорогие, вы ко мне?
– Вообще то нет, но спать не можем, а идти, все равно, больше некуда. Ты же нас не выгонишь? – Саша явно испытывает на мне силу своей улыбки.
– Вы не поверите… – Широко улыбаюсь в ответ. Ляксандра… – Грожу ей пальцем, а Саша уже просто улыбается, без кокетства. Конечно не выгоню, знаете же. Ладно, раз пришли, подождите, я умоюсь, а ты Ульяна пока чайник поставь.
Я же чайником обзавелся и электроплиткой. Электроплиткой, потому что электрические чайники на складе кончились, остался только обычный. Эмалированный чайник темно-зеленого цвета, вместимостью в два с половиной литра, широким днищем, на всю конфорку, и маленькой, меньше, чем крышка у стеклянной банки, горловиной. Когда вода в чайнике закипает эта крышка начинает энергично подпрыгивать и дребезжать.
Беру пакет с умывальными принадлежностями, вафельное полотенце вешаю на шею и отправляюсь в душ, вообще то умываться в душе не удобно, но топать до общего умывальника мне лень, хорошо хоть туалет в спортзале свой. Возвращаюсь через пять минут чистый, умытый и дрожащий от ледяной воды.
Чайник еще только запел, достал кружки, достал пол-литровую банку под заварку, достал пачку чая – Краснодарский №36, в оранжево-красной полосатой пачке, достал коробку рафинада. Достал пачку сухарей из сухого пайка – привет из бомбоубежища, а Ульянка, увидев и узнав сухари, хитро улыбнулась, и вытянула откуда-то газетный сверток, развернула, а там несколько картонных трубок. Прочитала надписи на них, одну оставила себе, а остальные протянула мне.
– Держи.
Держу, разглядываю. Картонные трубки, с одного конца закрытые металлическим колпачком, на боку маркировка СХТ-40. Сигнальные ракеты из того же бомбоубежища. Алиса будет довольна – пиротехник любитель наш. А Ульяна зря туда в одиночку лазила, потом выскажу ей свое фи.
– Небольшое дополнение к сценарию. Когда все будет готово – следите за лагерем, я подам сигнал, а вы подадите в ответ. И потом, когда к берегу будете подходить стреляйте, а то пираты какие-то не страшные получаются. Главное – сами не напугайтесь.
– Ты думаешь я это октябрятам доверю? А мне и русалкам – по статусу не положено. Ладно, пусть будет Алисе счастье.
Чайник вскипел, заварка настоялась, сидим, макаем сухари в чай, а сам чай с шумом и фырканьем втягиваем в себя. Время от времени хихикаем – какие-же мы невоспитанно-некультурные люди.
Обращаюсь к Ляксандре.
– Саш, вы с Мику не обижаетесь, что у вас роли такие получились – бессловесные?
– Вообще-то обижаемся, но все понимаем. Если петь, то дуэтом, а я против Мику – никакая, а если танцевать, то наоборот. Но если вам очень нужны живые носовые фигуры на лодках, то мы не против.
– А ты танцуешь? Вот не знал.
Тут вмешивается Ульяна.
– Ты много чего не знал, царь морской.
– Ну, теперь то я это знаю. – Замечаю в ответ. Ну что, успокоились, трястись перестали? Пойдем на линейку?
Сегодня, в честь нашего якобы отъезда на фестиваль, линейка и завтрак сдвинулись на час, за счет утренней зарядки. Пионеры явно уже ворчат, ведь все рассматривают это время исключительно, как дополнительный час сна, ничего – развлечения начнутся прямо на линейке.
Выходим на площадь, Ольга уже там и уже все построились. Девочки бегут занимать места в строю, а я, уже привычно, встаю на полшага позади Ольги. Ольга Дмитриевна начинает свое выступление.
– Дорогие пионеры! Сегодня команда нашего лагеря отправляется в райцентр на фестиваль, и я надеюсь, что меньше чем первое место мы не займем! Ведь мы так много и хорошо готовились!
В это время я наблюдаю, как позади пионеров проходит баба Глаша, направляясь к лодочной станции. Ольга Дмитриевна тоже ее видит и поворачивается ко мне.
– Семен, ваша команда готова?
Начинаю оправдываться и канючить.
– Ольга Дмитриевна, вот еще бы одну репетицию.
Вожатая принимает устрашающий вид и, надвигаясь на меня, возмущенно восклицает.
– Тогда почему вы еще здесь? Немедленно в столовую, пусть вас покормят по быстрому и на репетицию! Через три часа машина, а у вас ничего не готово! Надежда лагеря, называется!
Все, процесс запущен. Киваю девочкам, командую: «Футболисты, за мной!» и мы срываемся в сторону столовой. Быстро-быстро, дольше получаса Ольга удерживать пионеров на площади не сможет, а нам надо отчалить с пристани, в наших костюмах, без посторонних глаз. В столовой нас уже ждут: на одном из столов стоят шестнадцать стаканов с чаем, две тарелки с бутербродами и блюдо с яблоками. Быстро закидываемся бутербродами, заливаем их чаем, кладем яблоки в карманы – потом съедим и опять быстрым шагом, почти бегом спешим к пристани. Я еще успеваю пробурчать на выходе из столовой, догоняя Мику.
– Извините, ромштексов сегодня нет.
На полдороги до площади сталкиваемся с пионерами спешащими на завтрак. Находим с Ульяной друг-друга.
– Все в порядке. Ольга их сейчас еще у входа подержит, время отойти подальше у вас будет. А потом глядите в сторону бани, я оттуда сигнал подам.
– Ни пуха нам всем…
– К черту, к черту, к черту!
Догоняю своих, выходим на пристань. Баба Глаша уже переоделась и разгуливает по ней в царском облачении. Царское облачение, по задумке Лены, в исполнении Саши и исходя из возможностей лагеря выглядит как длинное темно-зеленое, как мой чайник, платье и небольшая картонная корона, выкрашенная бронзовой краской. Посох тут же, прислонен к ограждению пристани.
Надо ребятишкам дать пинка, чтобы они переключились, поэтому выхожу первым на пристань, низко кланяюсь Владычице морской и говорю.
– Матушка, не сочти за дерзость, что явились не по чину одетыми. Дозволь исправить.
Матушка только коротко отвечает.
– Поторапливайтесь. И ты Владыка не задерживай, а то сухопутные набегут.
Поворачиваюсь к своим.
– Так, слушайте меня, девочкам переодеваться, мальчикам – готовить лодки.
– Суров ты, владыка. – Это матушка, с иронией в голосе. Корона не жмет?
– Нам царям иначе нельзя, а то на шею сядут, – отвечаю, зато не злой и справедливый.
На лодки прибивается на живую нитку декоративный фальшборт – раскрашенные полосы фанеры, на них нанесены красной и зеленой краской полосы, (на полосах – полосы, не красиво, а как еще описать?) имитирующие доски обшивки. На носах лодок укрепляются драконьи головы – та же фанера в несколько слоев, за них будут держаться русалки, думали, думали, но ничего, кроме драконьих голов, как у викингов в голову не пришло. Наконец дамы наши выходят во всей красе, я еще раз кланяюсь им, а они, надо же, леди Алиса с подчиненными коротко кланяются, а русалки делают реверанс. Смешались в кучу… ладно, не важно. Девочки переоделись, теперь мальчики. Выносим из сарая весла и перевязи с саблями, всё, мы готовы. Командую.
– Все по местам!
И, уже обращаясь к Владычице.
– Матушка, соизвольте пройти в лодку.
Помогаю ей спуститься и пройти в корму, сам сажусь за весла, а леди Алиса устраивается в носу. В двух других лодках располагаются русалки – по одному хвосту и пираты – по шесть сабель на лодку, многовато, конечно, но пираты — они легкие и мелкие, так что перегрузки не будет. Отчаливаем к Длинному, нужно успеть спрятаться за мысом, пока пионеры не позавтракали и не поплелись на берег.
Добрались, спрятались за мысом Длинного, Алиса выставила наблюдателя – Гришку, я разрешаю сойти на берег и поправить костюмы, но дальше десяти шагов и ближайших кустов от лодок не отходить.
– Гриш, свою задачу знаешь?
– Да Алиса.
– Повтори для всех, пожалуйста.
– Смотреть в сторону бани, сообщить вам, как только наш человек в лагере подаст сигнал – запустит ракету.
– Все верно, действуй.
Сидим, ждем, грызем яблоки. Хуже нет, чем ждать и догонять. Оглядываю еще раз свою команду.
Капитан, леди Алиса. Широкополая шляпа из мушкетерского гардероба, оранжевый камзол, узкие черные брюки и ботфорты. На поясе сабля, деревянная, как и у прочих пиратов, за пояс заткнуты трубки сигнальных ракет. В брюках узнаю ее джинсы, а вот остальной гардероб…
– Миледи, откуда такой наряд?
– Чего только нет на складе, в том числе большой мешок с биркой «Три мушкетера». Так это из него, наверное костюм гвардейцев кардинала.
– Понятно, надеюсь, что пионеры костюм не опознают.
Русалки, Саша и Мику. Волосы распущены, в волосах кувшинки, у Александры желтая, у Мику белая. Купальники. Обе, от талии и ниже обмотаны сетками, в которых узнаю остатки гамаков. Сетки покрашены бронзовой и алюминиевой краской и должны символизировать рыбью чешую.
Пираты. Босые. Джентльмены в одних шортах, на леди дополнительно короткие жилеты. С головными уборами полный беспорядок, на ком-то шляпы, на ком-то банданы, банданы либо черные, либо красные. Перевязи с саблями. Пряжки на перевязях тех же цветов, что и чешуя на русалках. Так и зовем отряды: «серебряный» и «золотой».
Моё величество. Моё величество носит парик и бороду салатного цвета, картонную корону, такую же, как у матушки, но побольше. Вооружен я трезубцем, но главное – это костюм. Мой костюм представляет собой сложносочиненный комбинезон из совершенно новой волейбольной сетки, сетка тоже, по мысли Лены, должна символизировать собой чешую. Я босиком, как и пираты, хотя Ульяна с Алисой очень долго уговаривали меня надеть ласты. Ага, Ихтиандра нашли.
Всю эту красоту Саша с Ульяной, засиживаясь за полночь, ваяли в спортзале по Лениным эскизам. Я, признаться, надеялся, что девочки подружатся, но не вышло. С уважением друг к другу относятся, но держатся порознь. Еще один антагонизм назревает: Лена-Алиса, Саша-Ульяна, кто следующий?. И я бедный, в качестве изолятора, ну, лишь бы не громоотвода.
– Ракета!
Прибежал пират Грег, он-же – октябренок Гриша. Вскакиваю на ноги – две бледно-желтые звездочки взлетели над баней и уже падают на лес. Теперь надо дать Ульяне пять минут, чтобы она, не привлекая внимания, дошла до домика Лены, стукнулась к ней, дошла до кибернетиков, стукнулась к ним, взяла у них радиомикрофон и вышла на пляж. Пока тянутся эти пять минут мы закрепляем буксиры, а то не пристало Морскому царю веслами махать. Впервые в жизни поеду на детях, вспоминаю картину из школьного учебника, где несколько детишек тянут на санках по зимней дороге огромную бочку с водой.
Отталкиваемся от берега, командую Алисе: «Стреляй!». Та, достает из-за пояса одну из ракет, скручивает с торца колпачок, нащупывает в трубке вытяжное кольцо, вытягивает левую руку с зажатой в ней ракетой, а правой резко выдергивает кольцо. Хлопок, и в руке у Алисы пустая трубка, а ракета, взлетев, в верхней точке рассыпается на пять красных огней, и начинает противно и очень громко свистеть. Да, такое только совсем глухой не услышит, думаю, непосвященные в лагере уже крутят шеями, пытаясь понять – что происходит.
Пираты начинают грести, буксиры потихоньку натягиваются и ладья с Морским царем, закрепленная за двумя пиратскими, гм, ну, пусть будет драккарами, выползает на всеобщее обозрение. Мы пока не торопимся, опытным путем установлено, что наш караван набирает максимальную скорость на дистанции в сто метров, так что зачем ребятишкам зря уставать, опять же, нужно дать пионерам время отреагировать.
Ага, нас кажется заметили. Пионеры на пляже начали привставать с полотенец, кто-то побежал в лагерь, Ульянка уже что-то кричит в микрофон – пока не разобрать.
– Леди Алиса, пустите еще ракету, расшевелим этих сухопутных!
– С удовольствием, Ваше величество!
Развлекаемся мы так. Еще один хлопок и новые пять красных звездочек повисают на несколько секунд в небе, и снова режущий уши свист.
– Вожатая прибежала.
И действительно, на отведенном ей месте, появляется Ольга. С воды ее прикрывают кибернетики, оба в камуфляжных комбинезонах и с арбалетами в руках. Надеюсь, что за ночь новые спусковые механизмы на них не появились – ужасно боюсь всяких ЧП, поэтому вчера, после ужина подстраховался – арбалеты отнес в домик к Ольге, а механизмы по дороге снял и спрятал у себя.
– Алис, костюмы этих охранников тоже со склада?
– Ну да.
– Знал бы раньше, я бы там покопался у вас.
Ольга стоит на помосте и разглядывает нас в бинокль. Все как давным-давно. Только тогда я думал, что навсегда уплываю из лагеря, а сейчас наоборот – собираюсь высаживаться на берег. Сегодня Ольга не в форме вожатой, а почему-то в платье.
– Алиса, как называется платье, которое сейчас на вожатой?
– Сафари.
– Спасибо, на языке вертелось, а вспомнить не мог. Странно, что она не в форме.
Баба Глаша вмешивается в разговор.
– Так узнала, что Морской царь неженатый, вот и принарядилась. Вдруг заметишь.
– Кое-кого в лагере, такой вариант сильно бы огорчил, – отвечает Алиса на реплику бабы Глаши.
Подумал – интересно, о ком это она. И тут вспомнил о своей ситуации и кольнуло внутри, когда-то разволновался бы, а сейчас вот – кольнуло. Наверное, уже не интересно, а через несколько циклов мне станет вообще – все равно, правда – это уже буду не я. Вот, действительно, полная аналогия с застарело-больным зубом, все хорошо, пока не надкусишь им что-нибудь твердое – и сразу боль, потом боль проходит и опять все хорошо. Чтобы отвлечься разглядываю пляжников дальше.
Лена с Женей, те обе в купальниках, прячутся за вожатую. Остальные пионеры уже выстроились неровной шеренгой позади этой пятерки.
Наверное, пора.
– Алиса, запускай еще пару ракет, и, давайте разгоняться, что-ли. А то эффекта не будет.
И, обращаясь к пиратам, добавляю.
– Последней топим вожатую! По тем же правилам, что и остальных!
В ответ с драккаров прилетает вопль восторга. Алиса только молча показывает мне большой палец.
Еще две ракеты летят вверх, еще десять красных звездочек виснут в небе, еще два раза звучит противный пиротехнический свисток, а наш караван медленно начинает набирать скорость.
Прикидываю, как это выглядит со стороны. Впереди, практически борт о борт идут две лодки с пиратами: раскрашенные борта, носы в виде драконьих голов, впереди всех, держась за эти головы, сидят русалки; пираты, привстав на одно колено, гребут, по трое с каждого борта, короткими веслами, как индейцы на каноэ. За пиратами, на буксире, идет наша ладья, баба Глаша на корме, я в середине, а Алиса на носу лодки. С мотором в двенадцать детских сил мы уже развили довольно неплохую скорость, уже слышно как за кормой журчит вода. Берег уже совсем близко, Алиса сдвигается в лодке максимально вперед и встает на ноги, драконью голову, в качестве опоры, она игнорирует и стоит скрестив руки на груди, раз такое дело, то я тоже встаю, стараясь зацепиться ногами за скамью, чтобы хоть так подстраховаться от падения. Пираты разогнались и кажется, что мы несемся. Однажды в детстве я попробовал прокатиться на велосипеде, стоя на седле – ощущения похожие. А буксировщики расходятся в стороны и наша ладья начинает догонять их, вклиниваясь в промежуток. Перед самым берегом пираты бросают весла на дно лодок и, едва лодки касаются носами песка, прыгают с бортов и выбегают на пляж, где выстраиваются клином, прикрывая место высадки. В это время царская ладья врезается в берег, но миледи-капитан легко перепрыгивает через борт и оказывается в основании пиратского клина. Однако, толчок довольно ощутимый, Морскому царю удается устоять на ногах и даже не покачнуться, хотя синяк на правой голени ему гарантирован.
Легко, но без суеты, перепрыгиваю через борт, прохожу вдоль лодки к корме, предлагаю руку Владычице, помогаю ей встать и сойти с лодки, Владычица морская, оказывается, совсем не тяжелая. Рука об руку мы проходим в основание того-же клина и встаем рядом с капитаном. Забавно, но сам я, в этот момент верю, что все по настоящему, что позади меня оставшиеся в лодках русалки, что слева я чувствую плечо капитана, а за правую руку меня держит Владычица морская – матушка моя, строй пиратов прикрывает нас от непонятной толпы сухопутных. Напротив нас, под охраной двух арбалетчиков, на помосте стоят местная правительница и две ее фрейлины, чуть левее, на своем небольшом помосте соловьем заливается глашатай. Мгновение, и морок проходит, но ощущение я успеваю поймать.

Продолжение
1 глава http://vn.reactor.cc/post/2310619
2 глава http://vn.reactor.cc/post/2336203

III
Тишина

Футболисты сидят и о чем то шепчутся, Мику с Сашей молча глядят на костер. Амазонки где-то вне круга света, но это не страшно, я их слышу, а с острова они никуда не денутся. Только бабы Глаши нет, но она категорически отказалась идти на репетицию, сказала, что и так роль отыграет, в чем клянется протоном и нейтроном, и вообще, невелика хитрость – позолоченную тумбочку сыграть. Передала только от столовой полведра картошки, пачку чая и кружки, а котелок у нас свой. Могу сказать, что и генеральная репетиция прошла удачно, и посидели мы после нее хорошо. Уже гитара прошла по кругу, уже спела Мику, уже спела Алиса, уже Ульяна в первый раз исполнила в этом мире «Танец на цыпочках» – Ульяна все-таки заставила нас подобрать мелодию, уже я категорически отказался петь, осознавая всю убогость своих талантов. Уже достали из золы и съели картошку, и теперь просто сидим и смотрим на пламя. Кто-то еще допивает чай, но пора давать команду гасить костер, а всех гнать спать, в том числе и самого себя. Завтра до обеда будет сумасшедший день. Хотя, предыдущие три дня были не менее сумасшедшими, пора бы и привыкнуть.
Сейчас, пробегусь еще раз мысленно по всем пунктам и скомандую.

Место действия – пляж, а наша временная база на завтра – пристань.
Время действия – завтра сразу после линейки и до обеда, то есть, где-то с 9-30 и до 12-30.
Зрители – весь средний отряд и половина мальков, те что в футбольной команде не задействованы. Зрители ничего не подозревают, в чем заслуга Ульяны. Когда она, в среду рано утром, прибежала в спортзал я сидел на крыльце и тупо смотрел, как над рекой поднимается Солнце, заснуть я в ту ночь толком так и не смог. Ульяна-же о причинах моей тоски не догадывалась, поэтому сразу взяла меня в оборот. Похвасталась, что сценарий за ночь почти сочинили, пожаловалась, что не выспалась.
– Тут я тебя понимаю, Ульяна.
– А ты-то почему не выспался? Всю ночь с Леной на площади за руки держались?
– А ты откуда знаешь?
– Ты, Семка, сколько живешь, а не знаешь, с какой скоростью тут сплетни распространяются, скучно-же. И про то, что Лена вчера тебя за руку держала уже известно, а про то, что ты с вожатой на Ты теперь, еще вчера обсудили.
– И как же нам три дня секрет хранить?
– Это моя забота. Будем ложные слухи распространять.
Так и распространяли – все, не задействованные в подготовке, и половина задействованных, так, до сих пор, и уверены, что мы готовим программу к фольклорному фестивалю, и что завтра участники уедут на день в райцентр.

– Семен, а расскажи, пожалуйста, сказку.
Мои мысли грубо прерывают. Самый мелкий, как там его зовут? Гришка. Едва-едва семь лет. Очень скучает по маме. Из тех двоих, что записались в этом цикле. Остальные, кстати, смотрят с интересом – как я выкручусь. Сказку им… Ну держите!
– Я так полагаю, что из «Ивана-царевича на сером волке» ты уже вырос?
Кивает головой – вырос. Гм: «А до «Ивана-царевича на Василисе прекрасной» не дорос», – это чуть не вырвалось.
– Ну слушайте тогда.
«В земле была нора, а в норе жил...», – смотрю у некоторых разочарование на лицах появилось, ну да, «Хоббита», кажется, уже перевели. Но вы не угадали, судари и сударыни мои дорогие.
«… а никто в той норе не жил. Это был просто проход в подземное царство. Все в том царстве было, как у нас, хоть оно и подземное: так же светили солнце днем, а луна ночью, так же росли трава и деревья, так же текли реки, так же стояли на берегах рек пионерские лагеря. В каждом лагере, примерно по пятьдесят – сто детей, и по трое – шестеро взрослых. Все как здесь. Только два отличия и было: не было из тех лагерей выхода и дети там не взрослели. Приезжали они в те лагеря, жили там смену, а потом садились в автобусы и уезжали. В автобусах тех они засыпали и снилось пионерам, что приехали они домой, что прожили они целый год и, следующим летом, опять поехали в пионерский лагерь. А пока пионеры спали, автобусы делали круг и опять высаживали пионеров на остановке перед лагерем. Так и жили они, по две недели, от начала смены к концу. А если бы кто захотел пешком уйти из лагеря, то увидел бы, что он идет-идет, а нисколько от ворот не удаляется. И вот однажды...»

Слова льются сами-собой, а я мысленно продолжаю перебирать пункты, чтобы завтра не осрамиться.
Следующий пункт – сценарий в целом. Первый вариант, с Нептуном и чертенятами не прошел. Ольга непременно хотела, чтобы за основу были взяты русские сказки. Тут уже уперся я, не хотелось мне играть роль водяного, категорически. Сошлись, в итоге, на былине «Садко», как основе, благо, там морской царь тоже присутствует и чертенят заменили пиратами. С третьей попытки общий сюжет согласовали: царь морской заинтересовался, что за фигня творится на берегу и со своей матушкой и со свитой приплывает посмотреть. Ольга с пионерами встречает морского царя, демонстрирует таланты своих подчиненных, владчица морская дает благословение, царь морской дает разрешение, все поют и танцуют. Про макание пионеров в воду я сказал пиратам только что, про планы свои на Ольгу скажу, только, когда будем отчаливать.
Детали сценария и роли персонажей. В это я не вникал, то есть вообще. Отдал все на откуп девочкам. Свою роль только прочитал и всё.
Участники вакханалии, береговой отряд: Ольга – хозяйка лагеря, согласилась сразу и с энтузиазмом; Лена и Женя – свита Ольги, этих пришлось уговаривать, интравертки наши были согласны помогать, но, чтобы на публику… Леночку пришлось уговаривать мне лично, Леночка традиционно не ладит с Алисой, а пока уговаривал, Леночка все кидала на меня беспокойные взгляды, ночной разговор запомнила, видимо; кибернетики – стража хозяйки лагеря, тоже хотели отсидеться и изготовлением реквизита ограничиться, объяснил, что вся их роль – стоять на два шага позади Ольги с мужественным видом и с арбалетами в руках; ведущий праздника – Ульяна; артисты представляющие лагерь – остаток октябрят и пионеры из среднего отряда, ничего не знаю, с ними Саша работала, а я не вникал.
Морской отряд: Владычица морская, она же мать морского царя – баба Глаша, прочитала сценарий, прочитала пару своих реплик, презрительно поморщилась, спросила: «И это всё? Тогда до представления не будите»; Царь морской – ну, это понятно, это я – маленький; Пиратский капитан – Алиса, задача – гонять младших пиратов; младшие пираты – мои футболисты, задача – изображать стражу морского царя, макать публику в море, грести на веслах; русалки – Мику и Саша, задача – сидеть на носу у лодок, красиво улыбаться и молчать(!), жалко, но Мику петь не придется, никак не вписывалось.
Реквизит. Кибернетики пахали как лошади, надо будет поблагодарить отдельно. Оружие пиратам, особые весла, чтобы октябрятам не тяжело было, трезубец мне, посох владычице, украшения на лодки, помост для хозяйки лагеря со свитой, отдельное место для ведущей, бонусом – радиомикрофоны. Они похожи на ручные гранаты из фильмов про войну и тяжелые, но это лучше, чем таскать с собой провод. А еще брызгалки – пришлось тайно собирать бутыльки от шампуня и от моющего средства, ну, набрали двенадцать штук подходящих, это моим пиратам, вместо пистолета, правда брызгалки, это мы с Алисой, кибернетики здесь не причем.
Грим и костюмы. Лена, Саша и Ульяна, и я, как критик и тягловая сила: «Сам со склада тащи, если такой умный!».

Продолжаю сказку: «... а если бы кто захотел пешком уйти из лагеря, то увидел бы, что он идет-идет, а нисколько от ворот не удаляется. И вот однажды появился в таком лагере пионер один, может он всегда там жил, может случайно в ту нору забрел – сейчас уже и не знает никто. Но вот начал тот пионер замечать, что каждая смена в лагере, как две капли воды, с предыдущей совпадает.»
Подошли рыжие, Ульянка опять подлезла ко мне под бок. Алиса только молча покачала головой, глядя на это безобразие, а я только брови поднял в ответ, мол, что я могу?
«Одну смену заметил одно, на следующую – другое, потом взял и сам себе записку написал: «Ты здесь не просто так!». Написал и в укромное место спрятал, а на следующую смену там-же, где прятал, там и нашел.»

Вроде все. А, еще личные мои дела. Правда, личные мои дела, за эти три дня, отошли куда-то в подсознание, не до них было. Баба Глаша не совсем понятно проворчала по этому поводу: «Довлеет дневи злоба его».
Ночь на среду почти не спал, забылся часа в три ночи, а в пять утра уже был на ногах, очень уж сильно приложила меня баба Глаша этим докладом. Вышел из спортзала, сел на крыльцо и глядел, как над рекой появляется краешек Солнца, а думать ни о чем не мог. В голове по кругу гуляло: Алиса, Ульяна, Ульяна, Алиса… Со своей судьбой я, на тот момент, примирился, но не мог простить себе, что девкам надежду дал. Ложную. Пообещал и не сделал, и оправдание «Я пытался» не принимается.
Потом прибежала Саша и начала круги нарезать, а я сидел, слушал, как стучат ее кроссовки, слушал как поет какая-то птаха и меня постепенно отпускало. Нет, за амазонок я переживал по-прежнему, но острая боль как-то ушла вглубь, и болело уже просто, как не пролеченный зуб, на который хозяин давно уже махнул рукой. Злая ирония судьбы – вчера еще делал внушение Алисе, что здесь все живые, независимо от того, один цикл им отмерено, или полная жизнь, а вот оказалось, что есть она, разница. Саша отбегалась, заметила меня подошла, поздоровалась, присела рядом.
– Привет, сегодня пораньше прийти решила? Чтобы с «директором» не пересекаться?
– Нет, просто проснулась, выглянула в окно – утро замечательное, нельзя такое утро проспать.
Вместе с Сашей прибежали еще две девочки из среднего отряда. Те, кого я во вторник обозвал фоновыми персонажами и на кого не обращал внимания. Ничего, скоро и я таким же буду. Вот, подумал об этом и, сразу же, опять заболело тогда, где-то в душе. Я аж скривился, к счастью – никто не заметил.

Продолжаю сказку. Ульянка две предыдущие ночи толком не спала, все у меня в спортзале костюмами да текстами занималась, поэтому сейчас прижалась к моему боку и спит.
«И как прочитал тот пионер свою записку, так и начал все вспоминать: день за днем, смену за сменой. И увидел он, что все смены одинаковые, как пуговицы на одной рубашке, и что остальные пионеры этого не замечают, и что делали в прошлую смену, то и в эту делают, о чем говорили, о том и говорят, а когда смена закончится, то почти все забывают, а что помнят, то как-будто сон видят. Он рассказать об этом сначала всем пытался, а ему никто не верил, потом только близким друзьям своим – самым лучшим, а те тоже – кто не верит, кто верит. А даже, когда кто и поверит, то на следующую смену все забывает. Другие то жители лагеря, они же почти как куклы были, хоть и очень похожие на настоящих людей, но куклы. Может они и рады были тому пионеру поверить, но им не позволялось, может они тоже хотели по своему поступать, но программа не давала. А так, жили по две недели, и начинали каждый раз заново, а считали, что живут нормальной жизнью. И всяко бывало, даже если утонет кто, или на дерево полезет и покалечится, то на следующую смену привозят его, как новенького, а он ничего и не помнит. А в том пионере, наверное, сломалось что-то, вот он и стал свободным. И решил, тот пионер, что это лагерь во всем виноват, и решил он из этого лагеря убежать, может к родителям, а может – еще куда. Он ведь не знал, что в подземном царстве ничего, кроме лагерей пионерских нет, и во всех лагерях жизнь одинаково проходит. Он то думал, что лагерь такой единственный...»

Как меня, после линейки в среду, начали всякими оргвопросами засыпать, я не то что к бабе Глаше, я на обед чуть не забыл сходить, и если бы не Алискино: «Ты с поварихой-то думаешь договариваться?», – так бы все и закончилось.
Баба Глаша наш послеобеденный разговор начала не с того доклада, черновик которого она мне подсунула. Бабу Глашу, оказывается, заинтересовали лагерные дела.
– Семен, что вы там такого устроили, что лагерь с самого утра на ушах стоит. Какой фольклорный фестиваль? Какой райцентр?
– Райцентр? Обыкновенный, куда 410 автобус ходит. А фестиваль… Глафира Денисовна, я, конечно, не золотая рыбка, но, хотите стать владычицей морскою?
В общем, за полчаса, я рассказал ей про идею праздника и, кажется, убедил, что без владычицы морской – матери морского царя, все будет выглядеть бледновато и скучно.
А потом пошла совсем другая тема…
– Вы доклад прочли?
– Точно так.
– Что вы поняли?
– Глафира Денисовна, а можно, для начала вопрос? – И, не дожидаясь разрешения. Двадцать пять лет, вы с огромным научным интересом наблюдали, как мы летим, как мошкара на костер, и в этом костре сгораем. Извели тринадцать журналов и сочинили целый доклад. Скажите, какие эксперименты мы должны поставить на вас, людях, чтобы этически уравнять себя с вами?
В общем, «слово за слово – мордой по столу». Поругались друг с другом знатно. Мне было глубоко наплевать в тот момент, что я, молодой здоровый парень, скандалю, с вообще-то слабой и усталой старухой.
Поскандалили, высказали друг-другу все, что думаем. Потом аргументы и эмоции у обоих закончились и мы сидели опустошенные, друг напротив друга. Наконец баба Глаша встала.
– Пойду кофе сварю. И не вздумайте сбежать.
После, уже за кофе, разговор продолжился.
– Семен, если бы вы, кроме доклада, полистали бы и журналы вы бы так не злились. Четыре самоубийства за эти годы. А сколько депрессий и срывов… Первый руководитель сектора наблюдения за вами, кстати, спился. Вы же ничем от нас не отличаетесь, а в чем то – превосходите. Красавцы, умницы, таланты, очень… чистые какие-то. Кстати, происхождение ваше, тоже вполне человеческое, хоть и не от мамы с папой, а… если вы меня поймете, то это в чем то сходно с картиной световых полос при дифракции. А уж когда активируетесь…
– Я предпочитаю – «просыпаетесь».
– Как угодно, пусть будет «просыпаетесь». Наш молодняк, через одного, просто влюблялся в вас. И вот такие ваши срывы раз за разом. А тот доклад, это просто вывод о нашем бессилии. И ничего вам не помогает, от гипноза, до электрошока, вот так. И вообще, как вы сами-то себя сейчас чувствуете?
– Ну как вам сказать. Девочек жалко. А сам я эту ночь выл и орал, а сейчас загрузился этим праздником, и, вроде как, легче стало, и не вспоминаю почти. Но вы же не зря со мной возню затеяли?..

У меня уже начала образовываться мозоль на языке, как я завтра буду царскую речь говорить я не знаю, но продолжаю сказку.
«Долго тот пионер способ убежать искал, наконец – придумал. Долго готовился к побегу, наконец – убежал. Ну правда, его и не ловили почти, так, для виду погнались и отстали. Ни у кого просто в программах не было записано того, что кто-то сможет убежать из лагеря, ну и другое кое-что еще было. Потому что тот пионер, как сбежал из лагеря, весь день шел, а вечером уснул. Только проснулся он опять в том автобусе, что их в лагерь привозит. Смотрит, а автобус на остановке стоит, только остановка эта не такая, как в его лагере, похожа, но не такая.» – Про способ побега я умалчиваю, а то еще начнут массово уплывать, а лодку через заграждение им не перетянуть и парус не соорудить. Вывози их потом с острова. Про Славяну тоже решил не рассказывать, рано им еще. И страшно. «Вышел тот пионер из автобуса – деваться то некуда, не в автобусе же жить и пошел в лагерь. А в лагере том что-то сломалось, поэтому и не жил в нем никто. Только один пионер оставался, за порядком присмотреть, да и того вожатая должна была на днях забрать и в другой лагерь отвезти. В общем, подружились эти пионеры, и наш пионер взял и все и рассказал этому новому, а новый взял и поверил. Он ведь уже сам начинал обо всем догадываться, потому что лагерь то его сломан был и так сильно не мог им управлять. И решили эти пионеры вместе убежать, потому что вдвоем веселее и помочь друг-другу можно. Пять раз они убегали, пять раз они в автобусе просыпались, а на шестой раз они разлучились. Наш пионер в новый лагерь попал, а что с тем, другим, стало, непонятно.»

А баба Глаша после моей той реплики, про возню, задумалась.
– Не знаю Семен. Вы же не думали всерьез, что я смогу вас за, не знаю сколько там мне осталось, научить всему, чему училась сама всю жизнь? Просто хотела как то помочь вам. Дело в том, что те из вас, кто начинали учиться чему-то, те держались дольше. Я так думаю, что дело в том, что ваш мозг, он постоянно взаимодействует с системой. А когда начинает функционировать самостоятельно, без костылей, то не выдерживает, срывается и откатывается назад.
В общем, рассказала она, что считает, что нужно мозг развивать. Хотя Виола, бывший главный биолог проекта с ней и не согласна. Вот так вот и получилось в тот день с бабой Глашей: полчаса на уговоры в празднике поучаствовать, полчаса на скандал, полчаса на кофепитие с извинениями и полчаса на беседу. Не скажу, что надежду она во мне зародила, но хоть какую-то программу действий мы обсудили. Все лучше, чем лежать в тоске и помирать.
А тогда, только вышел от поварихи, прибежала Лена с текстами и с эскизами костюмов. Пришлось разбираться. Хотел возмутиться – почему ко мне? Но вспомнил, что судьба мне – быть изолятором, между Леной с Алисой. Потом прибежала Ульяна, спросила разрешения после отбоя работать в спортзале – делать те же костюмы и декорации, хорошо хоть вникать не пришлось, попросил только себя и никого из помощников не загонять и не калечиться.
Так и пошло, утром и вечером – репетиции. Сухопутные отдельно, морские отдельно и Ульяна с Алисой, как посредники между нами и там, и там. Чувствую, что с той стороны нам тоже сюрпризы приготовили. Днем и после ужина – реквизит, костюмы, уточнение сценария, ну и мои беседы с бабой Глашей. Да формат бесед сменился, баба Глаша выключила режим злобного препода и превратилась в очень умную, даже наверное мудрую, пожилую женщину и вместо лекций были просто беседы.
– Баба Глаша, а этот мой двойник, что империю сколотил, он ведь долго уже существует. И ничего с ним не происходит.
– А это, Семен, еще одна загадка. Он ведь, как со мной один раз пообщался, так, с тех пор меня и избегает. Видимо, во всяком правиле есть исключения. По слухам – в незанятом узле еще один такой живет, но он тихо себя ведет и на люди не показывается.

«… и так мотался тот пионер от лагеря, к лагерю, а в последнем лагере обнаружил, что может сам других пионеров будить. Разбудил он двоих, и еще один пионер сам проснуться собирался, надо ему только помочь. Но вот беда, узнал он про себя, что через пять смен вся его жизнь закончится. Опять он уснет и будет как все, а вместе с ним уснут и все те, кого он разбудил. И встал пионер, остановился и не знает, что ему дальше то делать...»

Смотрю, пираты мои носом клюют. Пихаю легонечко Ульянку локтем – просыпайся.
– А? Я все проспала, Семен, расскажешь еще раз потом? Мне тоже интересно, что там было.
Ничего не отвечаю, да ответа сразу и не требуют.
– Так, на сегодня сказки кончились и началась действительность! Девочкам – к лодкам, мальчикам – костер потушить, чтоб ни уголька не осталось, пожара тут еще не хватало и тоже к лодкам. Потом – марш на веслах к пристани, реквизит спрятать в лодочном сарае, лодки привязать и все бегом по домикам. И не проболтайтесь мне до праздника! Кто проболтается, тот больше ни в чем участвовать не будет!
Все забегали, засуетились, зашуршали. А Гришка подходит ко мне и за штанину дергает
– Семен, а что дальше то было?
– А ничего не было. Стоит тот пионер и думает, как ему быть. Хочешь – дальше сам сочини.
Через четверть часа все разобрали весла, а я использую этот момент, чтобы еще раз прорепетировать подход к берегу.
Причаливаем, выгружаемся, привязываем лодки, помогаю октябрятам спрятать все украшения с лодок, весла, оружие в сарае и командую: «По домикам!» А когда уже идем с пристани, и мостки скрипят под ногами так, что не дают говорить, Алиса сжимает мне локоть и шепчет на ухо.
– Расскажешь эту сказку Ульянке – убью!
Я сплоховал с этой сказкой, надо было мне за языком следить, а то девки мои – умницы. Догадалась вот, догадалась и все поняла.
– Алиса, я виноват перед вами.
– Потом обсудим, после праздника. Все нормально, ни в чем ты не виноват.
На том и расстались. Сейчас иду к себе, а сердце колотится из-за завтрашнего дня так, как будто собрался в первый раз в жизни девочку на свидание пригласить. Так никогда и не решился, кстати. Дошел до спортзала, пока шел заметил – в столовой свет горит. Баба Глаша тоже не спит – волнуется. Интересно, есть ли у бабули коньяк в загашнике, или настойка какая? Стою на крыльце спортзала, смотрю на звезды, на их отражение в реке, на отражение Длинного в той же реке. Нет, спать! Не должно быть у Морского царя мешков под глазами!

Выбор

Пролог и первый день: http://vn.reactor.cc/post/2379959

Второй день(часть первая): http://vn.reactor.cc/post/2384021

День второй(ч.2)

Надо проветриться. Иногда бывает полезно вот так просто бесцельно побродить. Смысла торопиться в баню уже особо не было. С другой стороны, баня – это здорово и полезно. Пар, берёзовые веники - красота! Ладно, время 17:00. Еще час до полдника, а потом уже подумаю, идти или нет. За этими размышлениями я вышел на небольшую аллею с памятниками пионеров и бюстами партийных деятелей. С обеих сторон шли стройные и плотные ряды кипарисов, а под ними, между памятников, стояли небольшие скамеечки. Какое уютное место, всегда тень и прохлада. И в эту прекрасную картину, завершающим штрихом, была «вписана» Лена. Как всегда, она увлеченно читала. Кроме нас, в этом «райском уголке» никого не было.

Я подошел к скамеечке Лены и улыбнувшись сказал:

- Привет Лен. Спряталась ото всех? Что читаешь? -я старался выглядеть непринужденно и пока был момент рассматривал ее значок. Вроде ничего необычного, что же в них такого?

- «Мастер и Маргарита» - тихо ответила Лена, даже не отведя взгляда от книги, почему-то краснея и покусывая губу.

Что же её так «зацепило»? Я подвинулся поближе к Лене и заглянул в книгу.

«На тридцатилетнюю Маргариту из зеркала глядела от природы кудрявая черноволосая женщина лет двадцати, безудержно хохочущая, скалящая зубы.

Нахохотавшись, Маргарита выскочила из халата одним прыжком и широко зачерпнула легкий жирный крем и сильными мазками начала втирать его в кожу тела. Оно сейчас же порозовело и загорелось. Затем мгновенно, как будто из мозга выхватили иголку, утих висок, нывший весь вечер после свидания в Александровском саду, мускулы рук и ног окрепли, а затем тело Маргариты потеряло вес.

Она подпрыгнула и повисла в воздухе невысоко над ковром, потом ее медленно потянуло вниз, и она опустилась.

− Ай да крем! Ай да крем! − закричала Маргарита, бросаясь в кресло.

Втирания изменили ее не только внешне. Теперь в ней во всей, в каждой частице тела, вскипала радость, которую она ощутила, как пузырьки, колющие все ее тело. Маргарита ощутила себя свободной, свободной от всего. Кроме того, она поняла со всей ясностью, что именно случилось то, о чем утром говорило предчувствие, и что она покидает особняк и прежнюю свою жизнь навсегда. Но от этой прежней жизни все же откололась одна мысль о том, что нужно исполнить только один последний долг перед началом чего-то нового, необыкновенного, тянущего ее наверх, в воздух. И она, как была нагая, из спальни, то и дело взлетая на воздух, перебежала в кабинет мужа и, осветив его, кинулась к письменному столу. На вырванном из блокнота листе она без помарок быстро и крупно карандашом написала записку:

"Прости меня и как можно скорее забудь. Я тебя покидаю навек. Не ищи меня, это бесполезно. Я стала ведьмой от горя и бедствий, поразивших меня.

Мне пора. Прощай. Маргарита.»

Да, это запросто может взбудоражить ум юной пионерки. Лена покосилась на меня, закрыла книгу и отложила её в сторону.

- Артём, ты хочешь со мной о чем-то поговорить?

- Интересная книга. Да, если честно хочу, но не знаю согласишься ли ты со мной поговорить на эту тему.

- Не волнуйся, – Лена слегка улыбнулась – говори.

- Хорошо. Один мой друг здесь, потерял свой пионерский значок. Что теперь будет? Он уже долгое время не может его найти - все же напрямую я спросить не решился про случай на площади.

- Ничего. Пожурят растяпу за потерю казённого имущества и новый выдадут. Но это ведь не то, что ты на самом деле хотел спросить, я права? – Лена внимательно смотрела на тебя – Иначе ты бы так не волновался.

Встал нелёгкий выбор, что делать: сказать правду и получить гневный отказ или что-нибудь соврать. Хотя по глазам Лены, я понял что отмазаться уже не получится.

- Да, ты права. Что произошло вчера перед ужином на площади? Я никому не скажу, если это так важно для тебя.

Лицо Лены стало серьезным, а взгляд холодным и острым. На мгновение в моем сознании промелькнул пугающий образ.

- Кто ты? Отвечай!

- В смысле, кто я? - я посмотрел на Лену, изображая удивление - Артем Баюков, пионер. Обычный парень из Подмосковья.

- Нет, не простой. Говори правду - голос Лены звучал спокойно, даже слишком спокойно.

Вокруг повеяло холодом и стало как будто немного темнее.

-Я простой человек. Мне...я...это… - от нахлынувшей откуда-то паники я стал заикаться. - Я сильно волновался за тебя! Мало ли, может тебе нужна помощь?! - каким-то не своим голосом воскликнул я.

Лена, не отрывая от меня взгляда, сняла значок и галстук. Тьма окутала нас. Вокруг уже не было ни лавочек, ни аллеи… только бесконечная тёмная пустота. И в этой пустоте стояли только я и Лена.

- Я не могу просканировать твои мысли и увидеть сущность. Мало кто может похвастаться такой защитой. Но одно я могу сказать точно - ты мне лжешь. «Обычные человеки» не должны были ничего помнить про мою «отключку». Ты пересек опасную черту и возврата нет! Либо ты мне сейчас рассказываешь, кто ты и откуда, либо я уничтожу твой разум!

Выбора не было, так как я подозревал, что мозг мне еще пригодится.

- Я попал сюда из будущего. Шел из магазина, увидел необычный автобус и сел в него. Выбрал новую жизнь так сказать, потому что устал от одиночества. Так и оказался здесь, в “Совёнке”.

Я закончил рассказ и посмотрел на Лену, ожидая, что же она скажет.

- О, так ты у нас «гость из будущего»! Ура, одного нашла! – Лена повеселела и широко улыбнулась. -  А теперь, слушай внимательно. Сейчас всё вокруг снова станет нормальным, но я буду без сознания. Пожалуйста, повяжи мне галстук на шею и приколи значок на форму, тогда я минут через десять приду в себя.

Тьма рассеялась. Я снова сидел на лавочке, рядышком приютилась Лена. Её голова покоилась на моих коленях. Девушка была бледная, словно мел, но лицо было спокойным. Я вытащил у Лены из руки галстук, расправил его и принялся аккуратно завязывать. Лена...волосы источают пьянящий аромат сирени и крыжовника, кожа нежная словно тончайший шелк...Спокойно, спокойно, Артём, с галстуком совладали, теперь "Всегда готов!", будь он неладен. Его надо прицепить к карману рубашки...на груди...левой. Максимально аккуратно, чтобы не уколоть Лену булавкой...Готово! Я выдохнул с облегчением. Теперь оставалось только ждать. "Гость из будущего". Значит, тут либо знают, либо подозревают о необычности моего прибытия в лагерь. И что же имела в виду Лена: "...одного нашла"? Выходит, я в “Совёнке” такой не один. Больше вопросов, нежели ответов.

Лена пришла в себя, открыла глаза, но не спешила вставать. Даже наоборот, устроилась поудобнее у меня на коленях.

- Расскажи, а какой ты был там, в «будущем»?

- Одинокий, нелюдимый и необщительный - в голосе звучали горечь и тоска, но дабы не сгущать краски, я решил отшутиться - А ещё я был намного старше, носил длинную густую бороду и усы!

- Не могу представить тебя с бородой - Лена мягко улыбнулась, и провела кончиками пальцев по моему подбородку, а потом грустно добавила – а что, в «будущем» тоже есть одинокие люди?

- К сожалению, да. Я думаю, что в моём времени их намного больше, чем тут. Одиночки без цели, без увлечений и без стремлений. Их очень много, таких вот "пустышек" как я.

- Ну если таких как ты, то не всё потеряно.

Лена встала с лавочки, взяла книгу и протянула мне руку.

- Пойдем погуляем? Вместе.

- Да, пойдем. А куда? -  спросил я, хотя понимал, что всё равно куда. Главное - с Леной.

- Просто прямо, по аллее.

Аллея перешла в прямую ухоженную лесную тропинку. Мы шли молча, держась за руки.

- У тебя сейчас наверняка множество вопросов, но я не уполномочена на них отвечать. Если хочешь, можешь после полдника попросить Ольгу Дмитриевну отвести тебя к Максиму Николаевичу. Всю информацию о нашем разговоре я им уже передала.

Где-то вдалеке заиграла музыка, призывающая пионеров подкрепиться. Лена остановилась и развернулась ко мне.

- Ну что, пойдем в столовую или еще немного погуляем?

- Если ты не голодна, то давай ещё погуляем. Но мне не даёт покоя один вопрос - кто ты?

- Извини, но и на этот вопрос тебе ответит директор. Давай пока забудем о случившемся - Лена взяла меня за обе руки - мне так иногда хочется побыть "обычной". Знаешь, тут недалеко есть полянка с земляникой. Пойдем полакомимся.

Мы свернули с тропинки глубже в лес и вскоре вышли на большую поляну, залитую мягким вечерним солнечным светом. Лена оказалась права - земляника созрела и оказалась очень вкусной. Мы валялись на травке, любуясь природой, кушая ягоды, и болтая о всяких незначительных мелочах.

Тени деревьев удлинились и стало понятно, что пора возвращаться в лагерь. Мы вышли к жилым кварталам, когда на часах было 20:00.

- Синявцева, Баюков, подойдите - Ольга Дмитриевна сверлила нас взглядом. - Синявцева, докладывай, где были.

- В лесу. Гуляли. Артём всё время был со мной.

- Хорошо. Лена, можешь быть свободна. А ты пойдешь сейчас со мной к директору. Слишком уж много знаешь, чтобы разгуливать без присмотра.

Вожатая потащила меня за руку в сторону администрации. Я обернулся - Лена проводила нас взглядом и помахала рукой на прощание. Изумрудные глаза, милая улыбка, стройная фигура, аромат крыжовника и сирени...девушка-загадка. Кажется, я влюбился, окончательно и бесповоротно.

Максим Николаевич сидел в высоком кресле за большим письменный столом. Ольга Дмитриевна стояла по правую руку от него немного в стороне. Меня же посадили на табуретку, прямо напротив директора.

Максим Николаевич откашлялся и начал.

- Так, Баюков Артём, слушай внимательно и не перебивай, дважды повторять не люблю. Для начала поясню куда же тебя занесла нелегкая. «Совёнок» - это один из пионерских лагерей, где могут отдохнуть на каникулах не только обычные советские дети, но и те, кто обладает сверхъестественными способностями. И таковых в у нас немало. Здесь они могут расслабиться и почувствовать себя «обыкновенными». Для этого применяются различные «глушилки». Обязательными для ношения являются значки «Будь готов!» и для некоторых - специальные пионерские галстуки. Но в тех местах, где их ношение выглядело бы странным, стоят стационарные приборы разного радиуса действия – это пляж, баня, душевые кабины, жилые домики и так далее. Теперь о том, как ты очутился в «Совёнке». Не знаю, как в твоём мире, но тут Советский Союз сотрудничает с «инопланетными союзниками», поставляющими нам свои технологии. Одной из их последних разработок была «машина времени» с расширенными возможностями для адаптации перенесенных индивидов. Мы ввели программу и дали ей задание: перенести в наше время молодых мужчину и женщину; изменить их возраст, чтобы мы смогли принять их как пионеров; выдать им необходимый набор бытовых предметов. Машина отработала как надо, отчиталась об успешном завершении операции и уже готова была выдать фотографии перемещенных…но тут во всём лагере вырубилось электричество(про страхующий генератор мы не подумали)! Оказалось, дворник Петрович, будь он неладен, в трансформаторной будке водку прятал! И надо было ему именно в этот момент возлияние совершить. Проводку починили, машину запустили, но отчет из памяти уже был удален. Так для нас и осталось загадкой, как выглядят «гости из будущего». Псионики пытались обнаружить вас, сканируя всех «неучтенных» пионеров (тех, что без сверхспособностей). Елена Синявцева тоже принимала в этом активное участие. Но тут и она была бессильна. Хотя Леночка вообще один из сильнейших известных псиоников СССР и обладает очень широким спектром способностей: чтение мыслей, исследование прошлого и восстановление воспоминаний, работа с подсознанием, гипноз. К сожалению, из-за этого ей приходится постоянно носить какие-либо “глушилки” - неконтролируемый дар способен отправить её в обморок. После того, как Лена узнала, что ты один из «гостей», стала понятна причина наших неудач – при переходе в другую параллельную ветвь Реалии, ты получил не только абсолютную защиту от работы с мозгом, но и «маскировку». Для псиоников и менторов ты обычный паренек, сын рабочего и крестьянки, так сказать. Конечно, Лена смогла погрузить тебя в поле невозможного отказа(или “Тьму”), но это скорее не воздействие, а оружие полного уничтожения. Либо создатель Тьмы выпускает тебя из неё самостоятельно, либо на всю жизнь становишься “овощем”. Но не будем о грустном. Но вот, теперь ты всё знаешь. Предлагаю два пути. Первый: мы возвращаем тебя назад и, если хочешь, можем почистить память – «машина» имеет такую опцию. Второй: ты остаешься жить в этом мире. Мы окажем тебе возможную помощь с документами, жильем и работой, если ты конечно хоть что-то умеешь делать. Остальное будет в твоих руках. Что выбираешь?

- Я уже выбрал новую жизнь здесь. Надеюсь, я могу быть вместе с Леной? Или это преступление? - спросил я испуганно.

- Молодой человек, тут уж вам запрещать никто ничего не собирается, да и любовь – не преступление. Ну если решил, то…Оленька, твой выход.

Ольга Дмитриевна подошла ко мне и попросила снять рубашку. «Будет больно, но это необходимо» - говорит она, прикладывая ладонь к моей груди, прямо туда где бьется сердце. Пульс учащается, кровь стучит в висках всё сильнее и через пару секунд меня накрыла волна нестерпимой боли. Словно саму душу разрывают на части. Мгновение, и всё заканчивается. Ольга Дмитриевна убирает руку, и там, где была её ладонь, остается красный замысловатый знак, похожий на языки пламени.

- Это «Знак Огня» - поясняет вожатая. – Ментальная защита у тебя есть, но вот за языком тоже надо следить. Вздумаешь взболтнуть лишнее кому не надо и умрешь еще до того, как успеешь произнести первые слова. Не переживай, они есть у каждого члена Организации. Завтра к утру он станет полностью невидимым.

- Теперь рассказывай, кем и где ты работал в своём времени. - директор с нескрываемым интересом приготовился слушать.

Я подробно рассказал Максиму Николаевичу про Воскресенский техникум(я учился по профессии “Программное обеспечение вычислительной техники и автоматизированных систем”) и ФКП “ГкНИПАС”, описал свои навыки и знания в компьютерной технике.

- Ну что ж, неплохо. Значит тебе прямая дорога в кружок радиотехники. Саша и Электроник тебя подготовят и обучат. Ведь надо и с техникой 80-х быть на "ты" и уметь работать с технологиями "союзников". Завтра, после линейки, подойдешь к ним, Ольга, проследи за этим. А пока можете быть свободны.

Мы с вожатой вышли из кабинета и отправились на улицу.

- Ты, наверное, голоден. Пойдем в столовую, я разогрею покушать.

На часах было 21:30. Ужин давно закончился, и все пионеры наверняка смотрят кино на концертной площадке.

Вожатая шла молча, глубоко о чем-то задумавшись.

- Ольга Дмитриевна, что-то случилось? О чем Вы так задумались, вроде бы все решили - решил поинтересоваться я, да и молча идти было как-то не по себе.

- Да, с тобой мы уже определились, хотя многое еще предстоит сделать. Но это только половина задачи. Второй "гость", а точнее " гостья", пока не обнаружена. Из информации есть только то, что ей 16 лет. Значит она в первом отряде. Может у тебя есть предположения?

- Если Вы не против, я и Лена могли бы ее поискать. Хотя я до конца не уверен, что она именно в лагере. - призадумался я и посмотрел на вожатую. - А вообще это реальность или какая-то иллюзия? Вы и о будущем все знаете, как оно выглядит и устроено, и тут все прекрасно знаете. - я улыбнулся. Грудь после нанесения “Знака” все еще болела. Выходит, выжгли клеймо и я теперь меченый?

- Подожди минутку, давай поговорим внутри – Ольга Дмитриевна открыла своими ключами служебный вход в столовую, и мы оказались на кухне – Присядь пока за столик, а я сейчас всё приготовлю.

Вскоре вожатая преподнесла мне «королевский» ужин из гречки, отбивной, салата Оливье и горячего чая. Желудок приветственно отозвался на такое угощение. Ольга и себе налила чай, взяла несколько «мишек на севере» и присела рядом.

- Я искренне рада, что Елена нашла в тебе родственную душу. То, что другие называют даром, для некоторых из нас становится проклятьем.

Вожатая повернулась в окно, продолжая медленно помешивать чай ложечкой.

– Представь, что ты можешь ненароком услышать мысли других людей: их ложь, лицемерие, спрятанный гнев. Видишь их внутреннюю пустоту, мелочность и всю ту грязь, которую они прикрывают за красивой оболочкой.

Ольга Дмитриевна отпила чай, развернула конфетку и продолжила.

Леночку мы обнаружили три года назад, в психиатрической лечебнице. Диагноз: маниакально-депрессивный психоз и слуховые галлюцинации. Бедная девочка… Дар в ней открылся очень рано, в шесть лет. Представь, ЧТО ей пришлось пережить за эти годы. Но Организация успела спасти её от последнего шага. Мы открыли для Лены другую, скрытую сторону мира. Теперь она была среди друзей, но по-прежнему оставалась замкнутой и нелюдимой. А с тобой она улыбается. Цени это, Артём - достаточно одного взгляда, чтобы понять, насколько ты для Лены важен. Что касается поисков – это твоё личное задание. В конце концов это пионерский лагерь – дай Леночке отдохнуть и отвлечься от работы. Да и как говорил Максим Николаевич, она бессильна в этом деле. Ты спрашиваешь, реальность ли это. Да, это реальность. Только не твоя, а параллельная, сильно сдвинутая по горизонту событий. Только, пожалуйста, не проси меня объяснять, что это значит. Не люблю читать лекции. О будущем, которое будет происходить в этой Реалии, мы ничего не знаем. О твоей ветке у нас тоже нет никакой информации кроме той, что ты нам расскажешь. Ну что, ты докушал? Тогда пойдем.

Ольга Дмитриевна отнесла посуду в мойку, взяла ключи со стола, и мы вместе вышли на улицу. Вожатая закрыла дверь, попрощалась, и отправилась в свой домик. На часах 22:10. Кино ещё не закончилось, поэтому лагерь выглядел пустынно, только вдалеке слышался шум, выстрелы револьверов и крики индейцев.

Значит вот оно что, другая реальность, лагерь отдыха для детей со странностями или, по ихнему, с даром. Даже несмотря на это, местечко довольно хорошее. Теперь я официально клеймённый меткой смерти! Интересно, а смогу я поговорить с Женей и объяснить все? Очень хотелось, что бы с ней было все в порядке. Но вот из какой реальности прибыла она? Блин, сколько болтал с Ольгой Дмитриевной, а главное спросить забыл: что за “Организация”, кто в ней состоит и как отличить простого пионера от пионера с даром. Ну вот почему хорошие мысли приходят тогда, когда уже поздно? И все таки я был доволен своим выбором. Эта другая жизнь начала мне нравится и интриговать. Ладно утро вечера мудренее. А план на завтра - это сперва поговорить с вожатой, потом навестить Лену и поговорить с Женей.

Продолжение

1 глава http://vn.reactor.cc/post/2310619

2 глава http://vn.reactor.cc/post/2336203

3 глава http://vn.reactor.cc/post/2344710

4 глава, часть 1 http://vn.reactor.cc/post/2360187


IV

Очень приятно, Царь. (часть 2)



– Кто это? Кто же это? Пираты? Невероятно, сейчас, в двадцатом веке, в СССР, в пионерском лагере на пляж высаживаются пираты, но кто же это с ними?

Ульянка резвится. Вспоминаю, что, кажется, моя очередь, что-то говорить.

– Матушка, вы не знаете, что это за люди? Кто это занял нашу любимую бухту?

Матушка, естественно, не знает. Капитан тоже недоуменно пожимает плечами. В итоге посылаем разведчика – все того-же Гришку. Гришка пробегает вдоль пионеров, рассматривая их, ненадолго останавливается перед вожатой, а потом возвращается к нам. Все это, для тех, кто не видит, описывает в микрофон Ульянка. Ульянка в ударе, она бежит с микрофоном в руке следом за Гришкой, рассказывает всем, какое у того выражение лица, сообщает, на кого из пионеров он, в данный момент, смотрит, подбегает к нам, в деталях, но очень быстро описывает, как мы выглядим, и впервые, для пионеров, называет меня Морским царем.

Из доклада разведчика следует, что на берегу, действительно, находятся какие-то люди.

– Пионеры! Они про вас ничего не знают! – Гремит над пляжем Ульянкин голос.

Капитан обращается к вожатой с вопросом о том, кто они такие, что они тут делают в нашей любимой бухте, где мы: морской царь и свита, отдыхаем каждые сто лет. Диалог капитана пиратов с пионервожатой длится минуты две, но весь сводится к одной единственной фразе: «А ты кто такой?», точнее: «А вы кто такие?», а вся задача этого диалога – дать пионерам возможность расслабиться. Наконец, Ольга приводит в действие главный аргумент о том, что пионеры они ребята хорошие, талантливые, танцуют, поют и стихи читают. Сейчас, по замыслу, она должна пригласить выступать кого-то из пионеров. Ага, и тот прочтёт унылым голосом: «Лагерь – наша большая семья...», – пора ломать сценарий.

Впервые беру микрофон в руки.

– А ну-ка, приведите мне кого-нибудь.

Первые трое – подсадные. Точнее, подсадной один – номер третий, а за первых двух Саша поручилась, что отыграют как надо. Вот и сейчас, она уже отыскала глазами первого, показала его капитану, а капитан, выхватив саблю, указала на этого выступленца пиратам: «Хватайте вон ту!». С места срывается отделение «серебряных» подбегает к жертве, берет ее под белы руки и подводит пред мои светлы царские очи. Так это же одна из тех девочек, что бегает вместе с Сашей, ой-й-й-й… Катя, кажется. Я стал запоминать «фоновых персонажей» по именам, различать в лицо и запоминать по именам. Почему я раньше так не делал, почему они раньше меня не интересовали? Оказывается – неплохие люди, совсем даже неплохие. Со своими мыслями, желаниями, чувствами, к сожалению – запертые в двух неделях цикла. Ну хоть как-то их повеселю.

Номера первого действительно зовут Катя. Разговариваю с ней предельно мягко, насколько это возможно для сурового, но справедливого царя. Черт, я чувствую себя Дедом Морозом, перед которым поставили на табуретку перепуганную маленькую девочку, от волнения позабывшую свой стишок. Ну не такую уж и маленькую, кстати, где-то на год помладше Ульянки. Кстати об Ульянке. Что это за штука у меня перед носом? Это микрофон у меня перед носом? Это что, все мои сюсюсканья транслировались сейчас на весь лагерь? Кошмар какой, я же суровый! Наконец девочка начинает верить, что ее сейчас не принесут в жертву, не утопят, не скормят акулам… Так, а здесь есть акулы? Кажется девочка наконец-то успокоилась и расслабилась. Еще пара фраз с моей стороны и ребенок наконец-то прочтет стишок с табуретки, дедушка Мороз будет доволен, дедушка улыбнется в бороду, дедушка полезет в мешок и вручит подарок. Пойду работать Дедом Морозом, говорят, на Новый Год они неплохо зарабатывают.

– Ну что, будешь что-нибудь исполнять? Мне-то не нужно, но если хочешь.

Поет. Волнуется, запинается, но поет. Вот странные люди, я бы наотрез отказался, тем более, что разрешили не петь, а она поет. Ну раз спела, то на тебе медальку номер один. Если бы не спела, то, все-равно, тоже вручил бы медальку.

Номер второй, парнишка, лет десяти-одиннадцати, зовут Слава. Неплохо поговорили, он рассказал мне о делах в лагере, я ему объяснил, что пиратов, во главе с капитаном, я захватил, в свое время, в плен и они сами попросились ко мне на службу. Нет, больше вакансий нет, разве что, с кем из пиратов поменяется. Тоже медалька и свободен.

Номер третий, наш подсадной. Василий – лучший друг и сосед по домику зайца-Сережи, лучший друг, но в футболисты не пошел, сказал, что у него другие интересы, что, впрочем, не мешало ему заходить к нам в начале или в конце тренировок. Его задача показать пионерам третий путь: не читать стишок, не вступать в беседу с Дедом Морозом, простите, с Морским царем, а быть облитым водой, но медальку он получит. За храбрость. Главное – убедить пионеров, что это просто игра. Так в итоге и происходит, номер третий молчит, общаться отказывается.

– Ну что, капитан? Этот молчит, выступать и общаться отказался, сказал, что лучше в воду. В воду его?

– Да. Раз сам выбрал, то в воду, Ваше величество!

Третьего подхватывают на руки, раскачивают и бросают в воду. Когда он, наконец, выбирается из воды, говорю, обращаясь к нему.

– Молодец, не испугался. Вот тебе персональная награда, и вручаю ему одну из брызгалок.

Тот-же, кстати, пробел у создателей лагеря, как и с футболом. Взрослые создатели лагеря, а, вслед за ними, и дети – население лагеря, совершенно не знакомы с некоторыми примитивнейшими вещами. Что может быть проще брызгалки? Бутылка из под шампуня, с продырявленной гвоздем пробкой, но каким-же вчера это оказалось открытием, что для пиратов, что для их капитана.

Ольга на паузе. События идут не по сценарию, а ей нужно время на перезапуск. Вряд-ли она сейчас начнет все запрещать, в самом худшем случае Морского царя начнут просто игнорировать, но пока мы продолжаем ломать комедию.

– Ну что, сухопутные? Кто-то хочет мне что-нибудь сказать?

Находится еще люди, которые получают свои медальки, но поток добровольцев иссякает, остальные стоят и жмутся.

– Капитан, ваше мнение об этих людях? Оставить их тут, или прогнать?

– Люди здесь не плохие, Ваше Величество, но…

– Вот именно, но! Но не могу же я общаться с сухими…

По итогам нашего разговора половина брызгалок летит в толпу, а потом звучит клич

– Защищайтесь, и пусть никто не уйдет сухим!

И начинается веселье. Мои пираты, они все-таки сыгранная команда, они тройками носятся по пляжу поливая тех, кто еще сухой и время от времени откатываясь назад для перезарядки. Тех из пионеров, кто активно защищается из брызгалок – особо не трогают, остальным не уйти от пиратов Морского царя, никому. Нет, есть исключения, если человек очень активно сопротивляется, его тоже оставляют в покое, тут и без тебя найдется с кем повеселиться. Эпицентр водяной битвы гуляет по всему пляжу, пару раз схватки вспыхивают у самых лодок, тогда достается и нам, я только и могу, что прикрыть собой бабу Глашу. Ульянка носится по пляжу, оказываясь одновременно во многих местах, на ней самой не осталось ни одной сухой нитки, но зато она умудрилась сохранить в целости микрофон, в который и комментирует, как ход битвы в целом, так и отдельные ее эпизоды. Два командующих, Морской царь и Ольга Дмитриевна со свитами возвышаются над сражающимися армиями, как обелиски. Наконец веселье начинает выдыхаться и появляются признаки агрессии.

– Семен, пора заканчивать. Меня уже солнце печь начинает.

– Пять минут, баба Глаша, тут еще только начальница сухая осталась.

Командую.

– Ракету, капитан!

И последняя ракета улетает в зенит. Хлопок, а потом резкий звук заставляют всех остановиться.

– Пираты, к лодкам!

Пираты организованно отходят к лодкам и опять занимают оборону. Я обвожу взглядом пляж и, вспомнив «Остров сокровищ», комментирую.

– Неплохо, неплохо, капитан. Пиратов у нас двенадцать, против пятидесяти, а сухопутные теперь мокры почти все, совсем даже не плохо. Передайте команде мою благодарность.

И, как бы случайно, но мой взгляд падает на Ольгу с ее свитой.

– А эти то, почему сухие?

И пираты с перезаряженными брызгалками устремляются к вожатой. Из толпы пионеров трое или четверо бросаются на выручку начальству, надо будет спросить имена потом, чтобы поблагодарить, бросаются, но не успевают, а дальше все развивается, в общем, ожидаемо, за исключением двух моментов.

Шурик, тот даже не понял, что его ждет, потом бросился прикрывать собой вожатую, и попал под перекрестный огонь. Электроник заметался, сперва дернулся сбежать, потом дернулся к вожатой, но тоже опоздал. Женя ругалась, уворачивалась, потом ей кто-то кинул брызгалку и она начала отчаянно отбиваться. А вот остальные двое действующих лиц подкинули сюрпризы.

Вожатая. Ольга наконец-то приняла решение, поняв, что сухой ей не уйти. С пулеметным треском кнопок расстегивается платье и летит на помост, Ольга, какими-то баскетбольными приемами, уклоняясь от нападающих пиратов и оставаясь сухой, в несколько прыжков оказывается около меня, толчок в грудь, и я лечу спиной вперед в воду, а сама Ольга, пробегает дальше, и не дожидаясь, когда ее поймают ныряет прямо с берега, показавшись над водой уже, где-то на полдороги к буйкам. Я уже встал на ноги, я-то все равно мокрый, не страшно, Ольга что-то весело кричит с воды, или это вместо нее Оля внезапно включилась(?), но мне сейчас это не важно, меня занимает Лена. Спасибо бабе Глаше, что обратила мое внимание.

Лена стоит бледная, неподвижно, как статуя, закатив глаза, четверо пиратов окружили ее в кольцо и не знают, что дальше делать. Командую Алисе.

– Капитан, ваш выход. Приведите пленницу, – и дальше шепотом. Только мягко и деликатно.

Несмотря на то, что они не ладят между собой, Алиса удивительно мягко берет Лену за руку и ведет в нашу сторону. Баба Глаша вежливо отстраняет меня и выходит на передний план, берет Ленины руки, и, глядя ей в глаза, тихо о чем-то спрашивает, Лена так-же тихо отвечает. Еще несколько фраз, и мы все видим, как лицо Лены постепенно оттаивает и теряет сходство с посмертной маской.

– Испугали девчонку, – шепчет мне Владычица. Ободри ее.

Что-ж ты Леночка так? Я был уверен, что тебя вообще ничем не пронять, а тут, наше скоморошество тебя подкосило.

– Испугались, барышня? – Спрашиваю, как можно участливее. А напрасно…

Еще говорю, пытаюсь шутить, говорю, что царь я, хоть и суровый, но пугать никого не хочу, Лена отвечает. Наконец я замечаю, как в мимике Лены начала проскакивать, на долю секунды, готовность к улыбке, большего от нее все равно не дождешься. Пообщаешься с ней, так научишься читать между строк. Но надо как-то завершать процедуру, а то уже и Ольга подплывает, заинтересовавшись – что не так с ее подопечной.

– Ты знаешь, что от Морского царя сухим не уходят.

Лена, кажется, сейчас упадет в обморок, но я шепчу ей

– Спасай, соглашайся!

– Да. – Таким же шепотом произносит Лена, но Ленин шепот всем слышен, потому что Ульянка дотянулась до нас своим микрофоном.

Говорю с Леной, а сам протягиваю руку к лодке, умница Саша, или умница Мику, не запомнил даже – куда протягивал, уже вкладывает в руку ковшик. Ковшик, который входит в комплект каждой лодки и предназначен для вычерпывания попавшей туда воды. Набираю ковшиком воду и нежно поливаю из него Ленины голову и плечи. Не знаю, как можно поливать нежно, но я стараюсь. Все, водные процедуры закончены.

– Лен, ты в порядке?

Лена хочет что-то сказать, потом делает легкое движение кистью, в порядке мол, и отходит к вожатой. Я помогаю Владычице занять место в лодке, капитан командует

– Все по местам!

Мы отталкиваемся от берега, разворачиваем наш караван по направлению к пристани и начинаем медленно удаляться. Оглянувшись назад я вижу, как пионеры стоят полукругом вокруг места нашей высадки и смотрят на нас – удаляющихся. Встаю на ноги, опять зацепившись ногами за банку, включаю микрофон, надеюсь он еще достанет до усилителя.

– А вы что стоите? А ну, всем купаться! Не бойтесь, кто спросит, скажете, что Морской Царь разрешил. Еще увидимся, пионеры!

Сажусь обратно и, наконец-то, расслабляюсь. Через несколько минут, когда нас с пляжа уже не видно сбрасываю буксир, сам сажусь на весла и начинаю неспешно грести, при этом что-то мурлыча себе под нос. Неожиданно, мне начинает подпевать Мику, а, когда мы подходим к пристани, оказывается, что мы втроем, с присоединившейся к нам Алисой поем «Love me tender». Вполне получается, при неторопливой гребле. Баба Глаша молчит, остальные не знают слов, да и вообще, все слова знает только Мику, а мы так, на подхвате.

Наконец причаливаем, выбираемся из лодок на пристань, баба Глаша сразу же уходит в направлении столовой, сказав только, на прощание.

– Спасибо, мальчики и девочки, за развлечение. Не опаздывайте к обеду, будет вкусно, если мои помощники чего не напутали.

А я, прощаясь с бабой Глашей, как-то не обратил внимание, на окружившее нас с Алисой полукольцо пиратов, в результате чего мы с капитаном оказываемся в воде под звонкий хохот наших русалок. Там не глубоко, мне по пояс, девочкам чуть выше, так что утонуть не получится. Алиса смотрит на свой капитанский костюм, огорченно произносит.

– Все, конец реквизиту.

Потом машет рукой, и, глядя вверх, на остальную компанию.

– А вы что там стоите, а ну все в воду!

Второй раз приглашать никого не приходится. Через полминуты мы уже все дурачимся в воде, а еще через полминуты прибегает Ульянка и сходу прыгает в середину нашей кучи-малы. Обратно, на пристань, выбирается уже не Царь морской со свитою, а физрук с футбольной командой и примкнувшие к ним четыре пионерки.

До обеда еще час, поэтому переодеваемся в том же лодочном сарае, пока девочки переодеваются, разбираем лодки, потом, временно прячем реквизит в лодочном сарае, после обеда разберемся. Только Алиса с сожалением смотрит на потерявшие форму камзол и шляпу.

– Жалко, я в них сама-себе нравилась.

– Просуши, расправь и сложи в тот же мешок, откуда взяла. Может быть они и восстановятся.

Распускаю футболистов по своим делам, а мы впятером, впятером это я, Алиса, Ульяна, Мику и Саша идем куда глаза глядят. И, как выясняется, глядят они на спортплощадку. Почему туда? Я не знаю, наверное, считаю уже спортплощадку своим домом, а девочки просто мне доверились. До обеда еще далеко, заняться совершенно нечем, можно еще почитать книги от бабы Глаши, но неохота, завтра. Выход находит Ульянка.

– Мячик волейбольный не сдали! Бросили на площадке и убежали, завтра придут просить, я им устрою!

В итоге, выдав порцию ворчания, Ульянка предлагает нам самим поиграть оставшееся время.

– Так народу мало.

– А мы в круг встанем, тогда нормально.

Эти, полчаса с небольшим, перекидывания мячиком с милыми девушками дарят ощущение полнейшей беззаботности и расслабленности, когда ничего не надо планировать, ни о чем не надо беспокоится, даже оставшийся мне срок жизни кажется бесконечно длинным. Да, такой волейбол мне понравился, надо будет ввести в традицию, я же, вроде как, физрук.

Звучит сигнал к обеду, вспоминаю просьбу бабы Глаши не опаздывать и ее обещание, что будет вкусно. Девушки в душ, я жду их на крыльце, потом меняемся ролями. А когда девушки были в душе, я еще одну вещь вспомнил – завтра же прибывает автобус со мной, то есть с двойником, надо бы встретить, раз уж Слави здесь нет. Надеюсь, мое присутствие, все-же, для него безопасно.

Идем к столовой и, как-то не сговариваясь, сокращаем шаг. А уже на крыльце Алиса спрашивает.

– Девочки, я все думаю. Мы не сильно облажались сегодня?

Алиса просто буквально озвучивает мою мысль. Кажется, сегодня утром, перед праздником так не волновался, как сейчас, когда нужно просто открыть дверь в столовую.

– Да что вы все трясетесь! Все же классно было!

– Ага, тебе-то что? Ты просто с микрофоном бегала, а на нас-то все смотрели, я просто чувствовала, как с меня от взглядов кожа слазит.

– Ну не слезла же. Да и если даже облажались, то никто и не вспомнит через два дня, а к следующему циклу только мы сами и будем помнить, а мы никому не скажем.

Ульяна пожимает плечами и заходит вовнутрь.

В зале тихо, то-есть никто не свистит при нашем появлении, не кидает в нас хлебными корками, стоит обычный столовский гомон. А потом что-то меняется, я стою в очереди к окну раздачи и слышу как гул позади меня стихает, а потом то тут, то там раздается шепот: «царь, царь пришел», а я вспоминаю старую комедию. Беру поднос со своей порцией, отхожу к столику. Народ глядит на меня, я гляжу на народ. Ольги пока нет – надо захватывать власть. Сейчас заору: «На колени, холопы! Пираты, ко мне!»

– Пионеры, праздник понравился?

– Да! – дружный хор.

– Если кого-то обидели, пусть выйдет и скажет, я попрошу прощения персонально. Мы не хотели.

Тишина, обиженных нет.

– Тогда, всем спасибо, без всех вас праздник бы не удался. И, давайте уже обедать, очень есть хочется.

Есть, действительно, очень хочется, завтракали то мы давно и наспех. Ко мне за столик подсаживается Лена, опять обеспокоенно смотрит мне в глаза и сразу-же опускает взгляд в тарелку.

– Лен, еще раз спрашиваю, уже тебя персонально. Я тебя не обидел, с этим поливанием?

Лена чуть улыбается.

– Нет, все хорошо, мне даже понравилось.

– А то ничего мне лучше в голову не тогда пришло. На пристани уже нашел минимум три пристойных выхода, а тогда – вот так.

– Может это и к лучшему, первая мысль, говорят, самая верная.

– Ага, скажешь, что с тобой случилось? – осторожно спрашиваю.

– Понимаешь, я сама тебе бороду и парик придумывала, сама костюм рисовала, сама корону клеила. И вдруг поверила, что ты – настоящий Царь морской, и пираты настоящие. И, когда ты со мной разговаривал тоже в это верила.

– Ленка, тогда выходит, что ты действительно разговаривала с Морским царем, хоть его и сыграл физрук из пионерлагеря. Смотри, будут звать в гости не соглашайся, там сыро.

– Нет, не соглашусь, даже если ты позовешь. – Впервые улыбается. Ты то как, нормально? Решил свою задачу?

– Некогда было, Лен. Но, с одной стороны, время еще есть, а, с другой – боюсь, что она нерешаема. Я даже не знаю, с какого конца взяться. Ладно, разберусь. Давай обедать, в конце-концов.

– Ага, давай.

Да, а обед действительно удался, где-то на стыке русской и украинской кухонь: борщ с пампушками, голубцы, ватрушки и ягодный кисель. Через некоторое время все разговоры в столовой стихают и слышен только стук ложек, киваю показавшейся в окне раздачи бабе Глаше, улыбаюсь и, вспомнив Алису, показываю поварихе большой палец. Баба Глаша, в ответ, тоже расплывается в улыбке. Уже собираюсь уйти, когда, наконец, припоздав, появляется запыхавшаяся вожатая. Появляется, и сразу же делает объявление.

– Ребята, давайте поаплодируем нашему Морскому царю, пиратской команде, русалкам и Владычице морской!

Ну вот зачем? Все же уже закончилось! Или надо мероприятие официально завершить?

Встаю сам, футболисты встают, Алиса, Мику, Саша, из кухни выходит баба Глаша. Всем достается по порции аплодисментов, я, красный от смущения, еще раз, благодарю всех в ответ и, наконец, покидаю столовую. В спортзале дергаюсь, сначала, навести порядок, потом смотрю на часы – пора уже в академию на занятия.

Продолжение
Глава 1 http://vn.reactor.cc/post/2062463
Глава 2 http://joyreactor.cc/post/2074551
Глава 3 http://vn.reactor.cc/post/2121739
Глава 4 http://vn.reactor.cc/post/2146027
Глава 5 http://vn.reactor.cc/post/2165923
VI
Контрольная


Спали, во всяком случае я, совершенно без сновидений и, не испытывая угрызений совести, проспали и подъем, и линейку, едва успев к завтраку. Ульяна, как самая активная подскочила без десяти восемь: «Народ, а мы на линейку идем?» На что получила резонный ответ: «Ты что, мать, с дуба рухнула?», – после чего в домике все опять затихло, еще на минут на сорок. Господи, какое, оказывается, удовольствие — спать на кровати. Напроситься к девкам в постоянные квартиранты, что ль?
Пока шли к столовой Алиса коротко рассказала о своём приключении. Она провалилась в коридор еще позавчера утром, отойдя с тропинки по... ну, в общем, отойдя с тропинки. И, в результате просидела в этом бункере больше суток и уже совсем отчаялась. Чтобы как то занять себя начала читать литературу оставленную в шкафах, и наткнулась на «Справочник», ну а после прочтения, конкретно про меня она решила, что я один из создателей лагеря, прибывший для каких то своих нехороших целей.
– Страшно было?
– Очень. По коридору шла — зажигалкой светила, а потом, когда зажигалка кончилась и пришлось на ощупь идти, и потом, когда поняла, что дверь открыть не смогу, и обратно по коридору, тоже не смогу себя заставить пройти. Подумала, что так там в бункере и останусь. А когда справочник почитала, стало просто горько и тоскливо.
Хотелось еще по расспрашивать Алису, но на входе в столовую нас перехватила Ольга Дмитриевна.
– Явились, голубчики! Ну и что вы, все трое, скажете в свое оправдание?
Я только успел сжать локоть Алисы, и выдвинуться вперед. Не имело смысла провоцировать бесполезный скандал.
В принципе, реальных рычагов у вожатой нет, вся ее власть держится на традиции и программном обеспечении, поэтому мы стоим молча, я спокойно смотрю в лицо вожатой и жду, когда она выдохнется. Берегу цветы своей селезенки. Насколько я понимаю вожатую, ей давно уже все равно, чем занимаются подопечные, и сегодняшняя, например, предполагаемая, выволочка задумывалась более для приличия, соблюдения тех же традиций и, возможно, по требованию управляющей программы, хотя я сомневаюсь, что программе есть до этого дело. Наконец Ольга Дмитриевна выдыхается, и, пообещав, что подумает, что ей с нами делать, милостиво допускает нас к завтраку. Царица. Тут мы с девочками расстаемся, они идут за один столик, я за другой. По дороге к окошку раздачи меня вылавливают, ну, конечно же, октябрята.
– Все-все будет, не беспокойтесь. После завтрака на футбольном поле.
Баба Глаша посматривает на меня, как будто что-то ждет, но я, поздоровавшись с ней, делаю вид, что не понимаю намеков.
На футбольном поле хорошо. Разминка, проверка вчерашнего материала, у кого-то не получается, этих запускаю по вчерашней программе, кто-то хорош, тем начинаю показывать простейшие удары по мячу. Один малек отсеялся, зато пришли двое новых. Нас теперь десять человек. Ну нравится, оказывается, мне это! И мелюзга нравится, кажется, это единственные нормальные люди здесь, надо будет порасспросить их осторожно, что они знают, чего не знают. Командую стоп тренировке, разрешаю просто поиграть. А сам, вообще, задумываюсь о своей прошлой жизни. Может вот то, чем я должен был заниматься? Тренировать мелюзгу? Не знаю, но я давно не получал такого удовольствия. Просто стою и наблюдаю за игрой, иногда подсказывая.
Насладиться жизнью мне не дают, ко мне подходят Лена с Сашей.
– Семен. - Это Лена, и дальше долгая пауза, Лена краснеет, смотрит то под ноги, то на меня, в общем, делает все, как делала в остальных лагерях. Семен, нам нужно собрать ягоду.
Нет! Боже мой! Это уже становится похоже на какую то комедию. Торт, в честь чудесного спасения! Земляника на острове, сахар у кибернетиков, мука в библиотеке и бутылка пива в медпункте. Везти на тележке в столовую. Истерично хихикаю.
– Что? – Лена испуганно смотрит на меня. Испугалась ли она на самом деле я не знаю. У меня давно уже сложилось убеждение, что настоящая Лена ни черта не боится.
– Нет, ничего, все хорошо. Только скажи мне, о какой ягоде речь?
Лена, на мгновение, недовольно морщится.
– О землянике.
– А растет она на острове?
– Да. А откуда ты знаешь? – Лена поднимает глаза, и, кажется, я вижу в них легкое удивление. Но если ты не хочешь, то мы…
Почему бы и не сплавать на остров. Тем более, не только за земляникой. Я еще не решил, как я буду действовать дальше в этом лагере, и как уйду отсюда, но на мост, на заграждения поглядеть стоит. Заодно и лодки гляну.
– Да так говорят. Поплыли на остров, Лен. Саша, а ты с нами?
– Я? Да. - Саша от неожиданности вздрагивает и краснеет. Все это время она, видимо, до слез заинструктированная Леной, молча стояла чуть поодаль и только демонстрировала голубые глазищи и разные варианты улыбки. Господи, как она все таки похожа на Славю. Хотя, конечно, она и есть Славя, то есть будущая Славя. А Славя — будущая Славяна. Отличия только в имени. А я, будущий, и бывший тоже - кто?
– Ну что, через полчаса на пристани? - Лена отвлекла меня от размышлений.
– Да, давай через полчаса. Корзинки с вас.

Через полчаса мы отходим от пристани в направлении острова. Непонятно, почему я так уставал, когда в первый раз сел в лагере на весла. Физическая форма не изменилась, она сбрасывается в каждом цикле, значит дело только в технике. Сейчас эти пятьсот метров кажутся легкой прогулкой, только ладони, непривычные к веслам, уже начали гореть.
Корзинок только две.
– Саша, бери корзинку и начинай собирать ягоду с того конца острова. А мы с Семеном начнем отсюда. На средине встретимся. - Лена обращается к Саше мягко и настойчиво, как к воспитаннице специнтерната.
– Хорошо, - Саша, улыбнувшись, берет корзинку и исчезает между березами.
Питомник земляники «Остров «Ближний» функционирует на полную мощность. Даже с нашими способностями потомственных горожан, мы, в четыре руки, довольно быстро наполняем корзину. Подумалось еще, что в свете прочитанного в Справочнике, правильнее сказать генератор земляники. Незаметно мы выходим на противоположный берег острова, вот и береза с кривым стволом. Та или не та, что на фото у бабы Глаши, не знаю. Не знаю, сколько живут березы, а уж тем более здесь, но очень похожая. Вот и мост виден, а вон и бетонные блоки — якоря для тросов, на противоположных концах острова. На половине расстояния от блока до нас, похоже, мелькает красный галстук Саши.
– Надо бы помочь Саше, а то нас двое, а она одна.
– Что? Нет, не надо, она легко одна справится. Она очень… старательная и ответственная. К тому же, она знает, что нужно встретиться на середине, а если мы пойдем ей навстречу, она может растеряться.
– А ты не находишь, что ты совсем ее загоняла?
– Я? Нет… Она… Ей нужно давать работу, а то она без работы совсем глуп… в общем, так ей лучше.
– А в прошлые смены как?
– Еще хуже было, сейчас немножко получше. Видишь, ее уже одну можно отпускать что-то делать.
– Ей общаться с вами больше нужно, ты не находишь? А вы ее в патруле прячете.
Лена молчит, а я, слегка подпрыгнув, усаживаюсь на изгиб березового ствола. Лена поднимает глаза на меня, и сразу отводит взгляд на реку. Я, оказывается, совершенно невоспитанный тип, который не предложил девушке присесть, но еще не поздно исправиться. Это все, кажется, читается в ее взгляде. Кстати, спасибо Лене за молчаливый сигнал. Спрыгиваю, обратно: «Вполне удобно, оказывается, хочешь, подсажу?» Лена коротко кивает. Наконец устраиваемся вдвоем и некоторое время просто смотрим на воду.
– Спасибо. Всегда мечтала здесь посидеть, но не могла допрыгнуть.
– А ты часто здесь бываешь?
– Ну, не очень часто, но бываю.
Опять пауза, не то, чтобы неловкая. Манера Лены мне знакома, и уже не пугает, но сегодня, все-же, какая то не такая, как обычно.
– Семен?
– Что?
– Ты что-то хочешь мне сказать?
– Почему ты так думаешь?
– Ну, раз ты приплыл сюда с нами.
Вот тебе и раз. Это, оказывается, я сюда приплыл.
– А я думал, что это ты мне хочешь что-то сказать. Раз звала помочь с ягодой.
Какой то кризис с Леной назревает, вспоминаю тут, кстати, и зимнюю куртку вчерашнюю, думал ее мне сейчас предъявят, а что мне делать я не представляю. Не хочу я пожары тушить, я хочу отсидеться до послезавтра и тихо срулить отсюда. Я оставлю здесь бабу Глашу и еще двух совсем неплохих людей, о которых буду вспоминать, но самому мне здесь совершенно не нравится, тесно мне в лагере. А Лена, кажется, не может, не умеет, говорить прямо и откровенно, в нормальном своем состоянии, чтобы ее прорвало, она должна испытать какие то сверхсильные эмоции. Это я давно понял на практике, но уж больно болезненные для меня, для окружающих и для самой Лены выходят эти удары. Боюсь, я тут ничем ей помочь не смогу. Спрыгиваю со ствола, и встаю напротив Лены, максимально к ней приблизившись, и, понимая, что рискую. При невысоком росте Лены получается, практически, глаза в глаза. Ловлю взгляд и пробую, опять же, мягко и настойчиво, как сама Лена недавно обращалась к Саше, достучаться до нее.
– Ленушка, если тебе что-то нужно от меня, пожалуйста, попробуй попросить об этом прямо. Если ты хочешь что-то мне рассказать, то тоже попробуй сделать это, прямо, честно и откровенно. Я не знаю, смогу ли я тебе помочь, но можно же попробовать.
Лена, когда я оказываюсь напротив нее, вздрагивает, резко тянет руку куда-то к себе за пазуху, потом так же резко останавливается, хочет что-то сказать… Я отодвигаюсь на безопасную дистанцию, потом хмыкаю про себя, еще Лены бояться не хватало, и подсаживаюсь на прежнее место.
– Саша.
– Что Саша?
– Саша уже заканчивает. Поплыли назад?
– Да, конечно.
Разговора с Леной не получилось, и даже не знаю, радоваться этому или огорчаться. Вернулись к лодке, гребем назад.
– Лен, а ты не знаешь, зачем ягода? Не на торт ли?
– Конечно знаю, – Лена в первый раз засмеялась. Какой еще торт? Саша обещала варенье сварить.
У меня, честно сказать, отлегло от сердца. Не то, чтобы я очень боялся таскать мешки с мукой и сахаром, но вот предсказать последующее развитие событий, не получалось. Торт? В честь чего? Потом поход? Зачем? Куда? Как себя поведет Ульяна, на этот раз? Похоже, эта часть программы отменяется.
– Ну, тогда жду приглашения на дегустацию. Зря, что ли я гребу на этой галере?
– Конечно-конечно, обязательно приходи к нам вечером, после ужина. – Это уже Саша.
Удивленно переглядываемся с Леной. Этой реплики никак не ожидалось. Это просто какой-то качественный скачок.
– А вы что, вместе живете? Я думал ты с Женей живешь.
– Ой, Женя, она же такая бука, как бы я вместе с ней жила? А с Леной хорошо, вот мы на острове были, и в лес она меня с собой берет.
Все понятно, бедная Мику или же бедная Женя, хотя, я, конечно, не знаю, что из себя здешняя Мику представляет, видел ее один раз на линейке и не общался практически.
– Лена, ты как? Не против?
– Да. То есть нет, не против. Приходи после ужина. Часов в девять.
На том и расстались. Пока я привязывал лодку девчонки похватали корзинки и убежали. Я даже не успел спросить — в каком домике они обитают.
Осталось спланировать день до вечера и не попадаться на глаза вожатой.
Иду до провала в бомбоубежище, отвязываю веревку от дерева, мне ее дали, мне ее и возвращать, на обратном пути захожу в домик к амазонкам, забрать всю набранную в старом лагере и в бомбоубежище макулатуру. Амазонки обе в домике и о чем то спорят между собой, или усваивают вновь обретенное знание, или еще что, но на меня глянули не очень приветливо, мешаю я им. А я решил, останусь-ка я здесь, пожалуй еще на цикл, гляну, как у девок все пойдет. Вот так, окрыленный появившейся определенностью, я и отправляюсь со всем барахлом к себе в тренерскую. На этом, собственно, первая половина дня и завершилась.
Обед проходит ни шатко ни валко, тот самый гороховый суп, то самое пюре, тот самый жареный минтай, сдобренный зеленым горошком. В виде исключения вместо компота дали какао. По мне так слишком приторное, а аборигенам нравится. Баба Глаша снова строит мне глазки, а я снова играю в непонимание. В последний момент, уже на крыльце столовой, меня все-таки отлавливает Ольга Дмитриевна и просит подменить ее после обеда на пляже. Интересно, если кто, действительно, соберется тонуть, то как я его спасать буду. Плаваю то я, м-да… Соглашаюсь, в итоге.
В воду лезть я не планирую, поэтому забрал в спортзале вчерашнюю тетрадку, почитать отчет по практике, может хоть дату сумею определить, переоделся в плавки, взял полотенце и отправился на пляж.
Ну что можно сказать. Пляж, как пляж. Несколько грибков, буйки, металлическая горка, фанерный щит со спасательными кругами, одним словом, все, как везде, как во всех пройденных лагерях. Народу, кстати, не очень много, видимо жара всех придавила и в относительную прохладу домиков загнала, ну мне это и на руку. Знакомых нет никого кроме моих футболистов в полном составе. Крикнул им, что поменьше дурачились, не утерпел, окунулся сам в воду пару раз, и устроился на самой границе песка. Здесь чуть повыше, мне всех видно, а от деревьев, вроде как тень.
Лежу, одним глазом поглядываю за пионерами, другим — просматриваю тетрадку.
Некая студентка 2 курса непонятно чего, прибыла в пионерский лагерь «Совенок» с целью прохождения летней педагогической практики. Почти все пролистал, но наткнулся на доктора, по имени Виолетта, хм, интересно. Полез искать бабу Глашу — нету бабы Глаши, то есть Глафиры Денисовны, ну тогда будем считать Виолу совпадением. Итого, один документ обработал, стала известна дата, 1987 год. Больше 20 лет как… Еще раз на даты смотрю — июнь 1987 года. Это, пожалуй, все, что можно отсюда вытащить. Чистые листы выдерну из тетрадки, остальное — на выброс. Все равно, похоже Справочник у меня самый ценный документ, а остальное — слишком тяжело таскать с собой в рюкзаке.
Решительно нечем заняться. Раз уж подрядился присматривать за пляжниками, то приходится, а так бы поспал. Кажется, это состояние называется сонная одурь. Встряхнулся, залез в воду, покидался мячом с октябрятами, разрешил им понырять с меня, стало чуть полегче.
– Семен, а вы будете в лагере в следующую смену?
– Не знаю еще, а что?
– А хорошо бы, чтобы были, а то совсем скучно и все время одно и то же. Пока вы не приехали все было одинаковое.
– Так, ребятки, давайте ка ко мне на вы, только на тренировках, а здесь можно на ты, я не настолько старый. А теперь расскажите мне, какое все было одинаковое.
– Ну, мы приезжали, нам говорили, что нужно шпионов ловить, что «Зарница» у нас идет. Мы две недели шпионов караулили, мы у главного входа, другие у задних ворот, третьи у прохода в старый лагерь… А ни одного шпиона никогда не видели. А потом уезжали, возвращались назад, и все снова.
– А что же вы мне тогда рассказали, в первый день, про двух шпионов, которых поймали и расстреляли?
– Мы просто играли так! Мы придумывали их.
Хорошие фантазии у ребятишек. Светлые, добрые… Интересная эпоха была двадцать лет назад. Или я ошибаюсь? Вспоминаю, как сам крушил врагов на мониторе. Эпоха, как эпоха...
– Хорошо, ну вот, я приехал и все стало по другому?
– Конечно. Раньше вы приезжали… ты приезжал, заходил в ворота, мы бежали и говорили о тебе Лене. Лена всегда тебя уводила в лес, тебе носила еду всю неделю, а потом смена заканчивалась, все уезжали на автобусе, а вы вдвоем оставались.
Оставались, и, при хорошем раскладе, очевидно, уезжали вечером на 410-м, вдвоем. Или двойник уезжал один, это при плохом. Это я занял место своего здешнего двойника, очевидно же. Интересно, тот двойник и Лена, потом проживали свои двадцать лет? Мне так хватило одного раза, чтобы в дальнейшем всячески уклоняться. Все хорошо, но просыпаться потом в автобусе у ворот лагеря... и прочие воспоминания, всплывающие в ходе цикла, а это чудо с фиолетовыми хвостиками таращит свои зеленые глазищи, краснеет и ведет себя так, будто не было двадцати лет и двух детей. Хотя, и я то о той истории почти ничего не помню, только сам факт и смутные ощущения, практически на уровне сна, а для Лены, действительно, считай, что ничего и не было. И с другой историей, кстати, та же картина.
Ну и в сегодняшних действиях Лены какая то ясность появилась, она то считает, что я, это мой двойник. Вспоминаю слова бабы Глаши про проекции, которые могут материализоваться только в мое отсутствие. Похоже я, своим появлением здесь, Ленину личную жизнь разрушил. Интересно, что было бы, если бы мы с двойником, тогда, вместе вышли из автобуса и вместе бы вошли в лагерь. Бедная Лена, жалею ее с легкой иронией. Кстати, хочешь-не хочешь, но придется с Леной поговорить, наверное, сегодня же вечером.
– А сейчас лучше что ли?
– Конечно лучше! С тобой интересно, и вообще..!
Вот спасибо за признание. Похоже, мелких тут бросили, просто на самих себя, если даже моё общество их так радует. И в самом деле, старшие ребята заняты своей паранойей, вожатая, та тоже за старшими больше следит, а до этих нет дела никому. Ни аборигенам, ни, похоже, в силу малолетства моих октябрят, управляющей программе. Даже стыдно перед октябрятами, они то думают, что я тут ради них, а я просто свои проблемы решаю.
– … и вообще, когда ты в лагерь приехал тут интересно стало и все ведут себя по другому, не так как всегда.
Честное пионерское, я не виноват. Я всего лишь хотел проехать сквозь этот лагерь, а меня втянули. Ну и естественно, я же в общий сценарий явно не вписался, всем и пришлось приспосабливаться. Потерпите еще цикл, а может и не один, может теперь всегда так будет. Если амазонки проснулись окончательно, тут весело будет. Интересно, возвращаюсь мысленно к своему местному двойнику, этот то куда делся? Перекинуло его в другой лагерь, или деактивированный лежит, где-нибудь в хранилище, ждет, когда я его место освобожу. Ну давай-давай, жди, приедешь в следующий раз — будет тебе сюрприз. Интересно, у него с памятью как? А то будет нестыковка с Леной.
– Завтра на тренировке попробуем сыграть пять на пять, делитесь на команды пока. Это вам для размышления.
Мелюзга устала купаться, собралась и пошла по своим важным делам. Кстати, футболисты мои выгодно отличаются от прочих пионеров, где-то вторая команда получилась, после старшего отряда, а уйдет старший отряд — займут его место. Но, не уйдет, все так навсегда и останется. Смотрю им вслед и грустно становится, Питеры Пены поневоле. Дети, которые никогда не повзрослеют.
Народ с пляжа разошелся, дежурить тут смысла больше не вижу, до ужина еще больше получаса, что там у меня еще по плану? Зашел в спортзал, благо он от пляжа — рукой подать, переоделся и пошел к столовой, посидеть на крылечке. Когда уже подходил к столовой, откуда то справа выскочил Электроник, встрепанный и взъерошенный.
– Привет, тебя что, опять Женя из библиотеки выгнала?
Садимся на лавочку.
– Привет. А ты уже знаешь?
Да все, и во всех лагерях, всё давно знают. В этом мире есть две неизменные вещи, это памятник Генде и чувства Электроника к Жене. Надеюсь, однажды он всё же добьется взаимности. Может, тогда хоть Женя подобрее к окружающим станет.
– Да все знают. Молчат только и за тебя переживают.
– Ох… - Электроник прячет лицо в ладони на несколько секунд.
– Да, не переживай ты так, всё будет нормально. Мы в тебя верим.
Вспоминаю про веревку.
– Кстати, веревка у меня, занесу завтра, если не срочно.
– Репшнур то? Да, занесешь, когда удобно будет.
Долго грустить Электроник не умеет.
– Слушай, а вы действительно всю ночь Алису искали? Весь лагерь об этом говорит, вы прямо герои теперь.
Меча и магии, угу, бутербродов и фомки. Я ж говорю «Слабоумие и отвага»
– Ну, не бросать же ее в яме в лесу?
– Да, непонятно только, почему вожатая на вас взъелась? На линейке ругала, и сейчас, похоже, еще не отошла.
– Ольга то? Не обращай внимания. Судьба у нее такая, следить за порядком. Алиса, с ее точки зрения, девочка самостоятельная и потеряться не может, по определению, а вот если бы Шурик потерялся, то тут весь лагерь цепью бы лес прочесывал. А еще, порядок в ее понимании, это, чтоб без ее приказа ни-ни, а мы самостоятельно пошли. Вот и злится. Хотя, конечно, в известность поставить стоило бы, но, кто же знал, что мы всю ночь проходим.
– Это да. Но она вас даже не похвалила.
Ага, а кто-то вообще вспомнил?
Опять пауза.
– Как думаешь, она про ваш поход и спасение Алисы что-то скажет хорошее?
– Ну, про Алису, может и скажет, а про нас вряд ли. Ты скажи, вы почему вашего кошкоробота забросили?
– Знаешь, не до него сейчас.
«Не до грибов мне нынче, Петька, не до грибов...» Наконец, дверь в столовую открывается и мы заходим.
– Семен...
– Еще раз здравствуйте, Глафира Денисовна. Что-то случилось?
– Вы могли бы уделить мне пару минут?
– Что-то срочное, или можно сперва поужинать?
– Семен, вы зачем людей пробуждаете? Одного-двух, еще нормально, но вот вы двух девочек разбудили, может даже навсегда, одна девочка на подходе, одной толчок дали, а уж что вы с младшими делаете, это просто ни в какие ворота…
Ну, во-первых, не хочу я никого будить, это само происходит. А, во-вторых, по идее, я сейчас должен начать закипать, ведь баба Глаша явно приложила руку, к здешнему безобразию. А я тих и кроток.
– Глафира Денисовна, знаете, я, как обитатель объекта «Убежище», сам позволю себе решать, что есть для этого мира хорошо, а что – плохо.
Вот так. Слово вылетело, теперь не поймаешь. Баба Глаша опускает взгляд, стоит некоторое время, потом опять смотрит на меня и говорит одними губами, но я, почему то, слышу каждое слово.
– Знаете, может вы и правы, Семен. В любом случае, это уже больше ваша, чем моя ответственность. Но подумайте о последствиях...
– Это вы о чем сейчас говорили?
Электроник, оказывается все это время стоял и подслушивал.
– Да так, о своем, знакомые у нас общие нашлись.
Беру свою порцию, какая-то тушеная капуста с каким-то непонятным мясом и неизменный компот. В углу одиноко сидит Лена, ковыряет вилкой в капусте и поглядывает в мою сторону.
– Можно?
– Да.
– Приглашение не отменили?
– Нет.
Ну вот как с ней разговаривать? Вроде и поглядывала с интересом, а сама молчит, как партизан на допросе.
– Варенье то сварили уже?
– Да.
– Вкусное?
– Я не знаю еще, остывает. - Лена впервые слабо улыбается.
– Ладно, что-нибудь нужно?
– Нет, ничего не нужно. Сам приходи.
– Обязательно. Вы в каком домике?
– В последнем у леса.
– Это в тринадцатом, получается?
– Да, наверное.
– Хорошо, я тогда пойду. До вечера.
– Пока.
Пришел к себе, завалился на маты, еще раз с тоской вспомнил кровать у амазонок. Лежу, пытаюсь понять: что с Леной, и что мне с этим делать.
Я так представляю ситуацию, что Лена и в этот раз встретила двойника, спрятала его в лесу, чтобы он не пострадал, и тут появился я, а двойник возьми, из-за этого, и дематериализуйся. А бедная Лена теперь недоумевает, что же произошло? Придется через пару часов разубеждать девушку, что я не тот, за кого она меня принимает. Или не придется? Предоставлю, наверное, ей инициативу, захочет спросить — спросит, не захочет — ограничимся чаем с вареньем. В голову лезет сценарий ужастика «Домик №13», с зашедшим на чай к девочкам пионером, последующей разделкой пионерками трупа пионера, и выносом составных частей пионера в лес через окно. Благо, домик номер тринадцать ближайший к лесу, Саша полностью послушна Лене, а программа Лены такие варианты, кажется, вполне допускает. Не смотря на эти страшненькие фантазии умудряюсь даже подремать минут тридцать.
В домике у Лены и Саши, в отличие от бардака амазонок очень все аккуратно и уютно. И сама Лена беспорядка не любит, и Саше скоро пора будет готовится войти в образ помощницы вожатой всея лагеря.
Стол выдвинут на середину комнаты, девчонки сидят на кроватях, а единственный стул предоставлен мне и стоит строго посередине прохода между кроватями. На столе вазочка с «Юбилейным», розетки с вареньем, электрочайник, близнец Алисиного, фарфоровые(!) чашки. И где только нашли фарфор? Или, на объекте есть всё, надо только знать, что и где лежит? Я уж сколько по этому объекту потоптался, а знаю, наверное, исчезающе малую его часть. Мой букет, а я, таки, вспомнил, как где-то читал, что в гости к девушкам полагается приходить с цветами и пришлось обрывать сирень у домика вожатой, удачно вписывается в этот интерьер.
Варенье неожиданно вкусное, кроме ягоды и сахара Саша добавила туда, при готовке, какие то травы, и теперь на языке явственно чувствуется вкус лета, закрываешь глаза и кажется, что ты стоишь на лугу, пахнет травой, полевыми цветами, немножко свежей хвоей. Это должно быть очень здорово, попробовать такое варенье, где-нибудь в феврале.
Господи, как же я хочу в зиму. Даже то ощущение, когда стоя на остановке промерз до костей совсем не пугает. Насморк, обмороженная мочка уха, потерявшие чувствительность пальцы на ногах сейчас не вспоминаются. А вспоминается тихо падающий крупными хлопьями снег в новогоднюю ночь, где-то на даче, елка, отец, пытающийся открыть бутылку шампанского, или заснеженное поле, от которого отражается ослепительно яркое солнце. Самое главное, что ты знаешь, что через несколько месяцев зима уйдет, и ты будешь собирать ягоду на острове, чтобы съесть ее следующей зимой.
Саша болтает не переставая. Или кровать Мику так действует на своих полежальцев, или она стесняться меня перестала, хотя, вроде и раньше не стеснялась, или же это закономерная стадия развития аборигенов, и скорее последнее. Лена, тоже весела, для Лены, оживлена и общительна, и поддерживает беседу, болтая о всякой чепухе. Мне остается только наслаждаться обществом двух милых барышень. Только одна мысль скребет изнутри мою затылочную кость: обычно Лена так меняет свое поведение, когда принимает какое то важное, с ее точки зрения, решение. Но время идет, чай выпит, варенье съедено, сигнал к отбою по радио прозвучал, пора и прощаться.
– Лена, Саша, а что вы будете делать с вареньем? Послезавтра отъезд, съесть не успеете, с собой везти — глупо, на всех разделить — не хватит.
Саша вопросительно смотрит на Лену, Лена, на секунду задумавшись, отвечает: «А здесь оставим, в домике, для следующей смены. Мы всегда так делаем, а нам тоже оставляют.» И весело улыбается, каким то своим воспоминаниям.
– Записку им напишите. А то подкармливаете друг-друга, а не общались ни разу.
– Ой, правда! – Саша бросается искать карандаш и бумагу, а Лена провожает меня к выходу.
У самых дверей оглядываемся, Саша сидит за столом, спиной ко входу, вся в активном творческом процессе. Лена открывает шкаф, там висит «моя» куртка.
– Заберешь?
– Зачем? Ты же знаешь, что это не моя.
Выходим на крыльцо, Саша подскакивает проводить меня, но я успокаиваю ее словами, что я еще не ухожу. Закрываем дверь и присаживаемся рядом на лавочку.
– Ничего я не знаю!
– А я думал, ты заметила разницу. Я его видел всего дважды, и один раз разговаривал, и то заметил, что я — не он. Что там ты решила, я не знаю. Ты же, как обычно, отмалчиваешься.
– А что я должна была решить? Когда ты вот он, ходишь по лагерю, каждый день на глаза попадаешься, а сам меня игнорируешь, а дружишь с этими…
– Лен, меня то ревновать не надо.
– Да понимаю я, уже понимаю. Я тоже разницу видела, но не верила. Вы же похожи, больше, чем два брата-близнеца, вас даже зовут одинаково.
– Ну да, мы и есть братья-близнецы, нас разлучили в детстве. Он воспитывался в семье первого секретаря обкома, а я в цыганском таборе. Когда мы снова встретимся, я покажу ему соску-пустышку, а он мне кусок пеленки со штампом роддома. После этого ты увидишь, как все пионеры поют и танцуют. А он вернется через смену, должен, по крайней мере я на эту надеюсь… Двойники мы, бывает такое.
Лена улыбается моей шутке.
– Ты обещаешь? Про танцы пионеров?
– Про пионеров? Нет, про них не обещаю, а про то, что вернется, есть очень большая вероятность. Лена, я здесь не бог и не начальник. Я такой же пионер, как и ты, просто, по ошибке, попавший в ваш лагерь. Помнишь, пару смен назад приезжала девочка, а Саши не было? А потом она уехала, а Саша вернулась. Так и тут, я надеюсь, будет. Вряд ли я задержусь больше, чем еще на одну смену.
Неуместно сейчас рассказывать об устройстве здешней вселенной, поэтому Лена слышит версию, согласующуюся с ее картиной мира.
– Успокоил я тебя?
– Да… Наверное... Нет, но я тебе верю.
Подымаемся с лавочки, стукаюсь в дверь.
– Саша, я пошел!
Саша выходит, расстроенная.
– Уже уходишь? А я хотела, чтобы ты сочинить записку мне помог. А то ничего в голову не приходит.
– А ты напиши: «Вы здесь не просто так!» подпись: «Лена и Саша» и положи сверху на банку, они тогда сразу поймут, что им с этой банкой варенья делать. И пошутите, и назоветесь. А если они вам ответят, то хоть знать будете, как зовут друг-друга.
Не смог удержаться от такой шутки, интересно будет посмотреть на следующем цикле на эту парочку. Особенно когда записку прочтут. Кстати, если варенье у них в домике от цикла к циклу переходит, хотя и не должно, то в этом лагере вообще все наперекосяк получается.
Саша наскоро прощается и скрывается в домике, писать послание. А Лена неожиданно вызывается меня проводить.
– Может возьмешь куртку, все-таки? Он, все равно, каждый раз в новой куртке приезжает.
Всерьез думаю над этим, но решаю не брать. Ночами в поездах прохладно, но не настолько, чтобы тащить с собой зимнюю куртку.
Какое-то время идем молча, а потом Лена начинает скупо и коротко рассказывать. Рассказывать о том, как она прятала этого двойника, как таскала ему еду, как она, каждый раз уговаривает Мику поселиться с Женей, потому что Мику обязательно все разболтает, как она каждый раз записывается в патруль, чтобы уходить в лес не возбуждая подозрений.
– И что, так необходимо было его в лесу прятать?
– Я не знаю, но ведь реально его могли убить.
– Хоть раз кого-нибудь здесь убили?
Кроме меня, естественно.
– Ты знаешь, я не помню такого. Но говорят был однажды случай, что пришел один человек под видом пионера, и убивал всех в лагере, а потом в другом лагере, а потом в третьем, пока в последнем лагере пионеры не собрались и его самого не убили. И вот с тех пор лагерь и охраняем. Легенда такая, а может и правда. Нам об этом Ольга Дмитриевна на первой линейке всегда рассказывает.
Ах, Ленушка, знала бы ты правду…
– Ну, я тебе обещаю, что больше никто никого убивать не будет, и прятать моего брата-близнеца тебе не придется.
– Семен, а я ведь тебя хотела убить. На острове, или в домике. Я думала это ты его.
Как мило.
– Как мило. А еще убей Алису с Ульяной, за то, что они в засаде сидят, кибернетиков, за то, что оружие делают, вожатую, за то, что всё это придумала, Сашу, за то, что мешает тебе с ним встречаться, Мику и Женю, не знаю за что, хоть из ревности. И всех остальных, просто за компанию…
– Я делала так.
Оп-па. О сколько нам открытий чудных…
– Когда успела?
– Не бойся, – Лена смеется, грустно и несколько нервно. В первую ночь здесь мне всегда снится такой сон. Все, слово в слово, как ты сказал. А заканчивается все плохо. Он пытается меня остановить, потом убегает от меня, потом я догоняю его и убиваю. А потом я понимаю, что я наделала, собираюсь убить себя и просыпаюсь.
– Лен, сдается мне, что из всех обитателей лагеря, ты — самая большая для них опасность.
– Я знаю, – Лена кивает несколько раз.
– Ты держись. Все только от тебя и зависит.
– Я держусь, пока.
– Мы сильно отличаемся?
– Да сильно. Теперь вижу, что сильно. Ты тоже хороший, но он лучше, не обижайся.
– Я должен обижаться? - Улыбаюсь. Не впутывай меня в ваши отношения, я и так в них впутан оказался.
Давно уже стоим на крыльце спортзала, а я держусь за дверную ручку.
– Мы еще поговорим об этом?
– Да, конечно-же. Почему то с тобой у меня получается.
– Так, сама же сказала, что я хороший.
– Сказала, и повторю. Ну, до завтра.
– Пока.
Неожиданно Лена встает на цыпочки и неловко чмокает меня в щеку. «Это тебе за то, что заставил меня выговориться». И убегает.
Лежу в тренерской, смотрю в потолок и строю мысленную беседу:
– Доктор, я только что убила всех октябрят, пионеров и комсомольцев!
– Превосходно, желаете поговорить об этом?
«Психоаналитик хренов». С этой мыслью и засыпаю.