Бесконечное лето большие животы

Лагерь у моря 2. Часть 47

«Его первой тюрьмой был глубокий грот, второй стал металлический шар, третьей — ограненный божеством алмаз, четвертой — адамант. Но ничто не могло сдержать жажду фантома к разрушению, даже самые крепкие материалы, даже самые толстые стены, из которых только создавались тюрьмы. Рано или поздно, все они уступали неукротимой ярости бестелесного чудовища. До тех самых пор, пока его тюрьмой не стал… человек.»


Расшифровка записей, найденных на дне Марианской впадины



***



Мало какое сражение давалось Ямаде так же тяжело, а она вынесла свою шкуру из сотен передряг. Пусть не целой, но хотя бы живой. Сейчас же воительницу терзал страх, и только понимание того, что за спиной нуждающиеся в её защите, не позволяло банально сделать ноги. Док со своими тренировками выбил из полуяпонки всю героическую чушь, и теперь она не стеснялась драпать, когда была такая возможность.


Ночная битва против злобного чудовища, рассчитывать можно только на себя. Кра-со-та, ничего не скажешь. Бóльшая часть команды не могла пошевелиться, парализованная способностями Ехидны, даже Ямада чувствовала чуждые мысли у себя в голове. Слабость и дрожь основательно сковывали тело, лишая воительницу привычной легкости. Матерые солдаты замерли, не в силах перебороть ментальное воздействие. Полуяпонка не знала, что обычно альбинос ЗАХВАТЫВАЕТ разум, заставляя людей подчиняться либо в ужасе бежать, но кадры Организации оказались слишком сильны телом и духом. Всё что она смогла, это вывести их из строя, да и то с трудом.


— Яма, ты там живая? — обеспокоенно спросила Виола, через встроенный в противогаз коммуникатор. Отголоски ментального пресса доставали даже туда, до самого мостика. Учитывая размеры «Ленина», расстояние весьма приличное.

— Пока да, — ответила мечница, уклоняясь от выстрела отравленных шипов. Пару болезненных ударов фаталиса на сверхзвуковой скорости отучили Ехидну лезть в ближний бой, подставляясь под хищный блеск черного лезвия. Крылья давали демонице нечеловеческую маневренность, однако… Физический урон на такой скорости она не могла поглощать целиком, и, совершенно неожиданно для себя, встретила в Ямаде довольно грозного противника. Отдышавшись, мечница уточнила: — Но надолго меня, боюсь, не хватит.


Яма нутром чувствовала, что сдаёт позиции, да и собственный клинок ранил ладонь острыми шипами, буквально раздирая кожу. Ускорение расходовало слишком много сил, истощая ресурсы организма. Даже Док, человек тысячекратно более выносливый, чем она, старался использовать аналогичное умение как можно реже, предпочитая кинетическое поле и порталы. А постоянное кровотечение ради защиты от паралича — дорогая цена для человека из плоти и крови. Слишком дорогая.


— Да двигайтесь, придурки! Помрете ведь! — Яма толкнула ближайшего к ней солдата, но тот просто упал на палубу, потеряв равновесие. А пауки всё лезли и лезли, шевеля своими мерзкими мохнатыми лапами, скоро будут на корабле, и тогда всё, баста. Прыгать кузнечиком между главным врагом, одновременно защищая остальных, ей точно не по силам. Щелканье жвал раздавалось совсем рядом.


— Мечница, значит, — Ехидна задумчиво смотрела, как раны на белом теле заживают на глазах. Глубокие порезы, оставленные девушкой, не кровоточили, затягиваясь почти мгновенно, а ведь они смертельные, каждый! На простые удары темноволосая не разменивалась, стараясь бить по крупным сосудам и нервным сплетениям. Но там, где другое существо уже отбросило бы копыта, альбинос просто досадливо морщилась. — Последний раз меня смогли ранить мечом, хм… дай вспомнить. Несколько сотен лет назад. Последователи Лигатора. Чешуйчатые твари. — Альбинос раздраженно сплюнула на палубу, припоминая не самые приятные бои, и над металлом опалубки (по идее устойчивым к коррозии) стала подниматься струйка едкого дыма.


— Ямада, я не могу достучаться до артиллерийских расчетов! Все молчат, даже на кнопку нажать не могут! Перестраховались, блядь, от управления огнем извне, сейчас бы сама выстрелила! — В наушнике девушки раздался злой от отчаяния голос Виолы. — Помочь тебе совсем некому. Седой пошел, но застрял, отбиваясь от пауков по правому борту. Да и, чем ближе к этой гадине, тем сильнее она давит на мозги. Ты… это не приказ, Яма, просто…


— Знаю, — оборвала разговор воительница, когда Ехидна вновь попыталась достать её ядовитыми плевками. Мечница понимала всё с самого начала. — Если что, памятник должен стоять на площади в Окинаве. На самой красивой площади, и чтобы из настоящей стали, а то знаю я наш экономический отдел! Целиком из стали, и меч туда посимпатичнее.


— Я не шучу, Яма! Ты там это, брось говорить как Док. Хватай Ольгу, и бегите в хранилище, оно выдержит ещё… какое-то время, — Виола с трудом выговорила эту просьбу, прекрасно понимая, что с командного мостика она сама спастись просто не успеет.


— Не могу, да и даст эта блядь мне убежать сейчас. Вон как глазами сверкает. Понравилась я ей. Позаботьтесь о моей сестренке! — Мечница стиснула зубы, оглядывая парализованных солдат, мигающие прожекторы, появляющиеся из-за борта паучьи лапы. Перед глазами у неё появилось улыбающееся лицо Мику. Её теплые губы, запах. Она крепче стиснула рукоять своего клинка и наградила белую дрянь ненавидящим взглядом. Если бы глаза могли убить, сражение бы уже закончилось. Ироничная усмешка скривила изящные губы. — Ну, давай, иди сюда, паучиха вонючая, мать твою! А?! Хочешь меня грохнуть?! Я тебя сама грохну! Тварь членистоногая! Перережу тебя и всю твою восьмилапую братию!


— Как жаль, что не все люди такие, как ты, — уважительно прошипела Ехидна, одним только усилием мысли останавливая пауков, не позволяя ни одной блохе соваться дальше борта. Сейчас захват корабля отошел на второй план. Длинный белый язык облизнул пересохшие губы. Крылья за спиной растаяли, плоть втягивалась обратно в тело. Трансформации, как снаружи, так и внутри, от конечностей, до клеточных процессов. Ехидна совершенствовала свои навыки, прекрасно помня, как её прихлопнули одним ударом. Старая, как мир, мать чудовищ просто обожала сильных врагов. Они были её наркотиком. Самым желанным и самым ценным. — Покажи всё, на что способна, сильная девочка. Мои детишки пока подождут. Победишь — и они просто разбегутся. Но сможешь ли?


Давление на разум стало просто невероятным, на глазах людей лопались сосуды, кровоточили уши, голова — так и вовсе раскалывалась. Организм солдат всеми силами старался спастись от чудовищного ментального урона, но получалось плохо. Простые люди тут бы уже и копыта отбросили. Конечности Ехидны поплыли, оборотень адаптировалась к противнику. Именно после столкновения с Доком она стала развивать броню и поглощение энергии, после схватки с Семнадцатым — отрастила крылья, а теперь, сражаясь с виртуозом ближнего боя… Ноги белоснежной девушки стали мускулистыми, бёдра — шире, икры — мускулистее, на животе забугрились кубики пресса, а руки… превратились в два хитиновых белоснежных серпа, как у богомола. Ямада даже замерла, пораженная сочетанием смертоносной красоты и ужаса. Что ни говори, а впечатление Ехидна производила.


— Лезвие против лезвия, — альбинос обозначила театральный, нет, очень даже серьезный поклон! На серповидных отростках появлялись острые шипы, способные рвать плоть с легкостью, будто режут зефир. Она ударила ими друг о друга, высекая искры. Хитин уплотнился, обретая свойства не хуже, чем у легированной стали. — Скорость против скорости, ловкость против ловкости, и сила… против силы!


Первый же выпад врага чуть не стал для ослабленной девушки смертельным. Ехидна яростно бросилась вперед со скоростью реактивного снаряда, оскалив клыки и радостно хохоча. Свист ветра — и на месте, где стояла Ямада, уже пролегли две глубокие борозды от когтей. Хитин резал металл, как нож масло, оплавляя края палубы и выбивая искры из армированной брони (которую, между прочим, не каждый снаряд пробьет!). Аналитики, беспомощно наблюдающие за всем через камеры, сжимали кулаки и матерились, как последняя гопота.


Увернувшись на одних только инстинктах, мечница сдавленно выругалась, превращая клинок в цепь, и попыталась захлестнуть врага. Связать ноги и перехватить инициативу на себя — неплохая идея, но куда там — альбинос просто прыгнула вверх, отталкиваясь своими великолепными ногами и взмыв на пять метров воздух как перышко, после чего резко кувыркнулась, и, оттолкнувшись от подставки радара, смертоносным комком хитиновых лезвий обрушилась на полуяпонку.


Каким чудом Яма парировала ЭТО, она и сама не поняла. Восприятие девушки едва поспевало за взвинченным до предела темпом. Но каждый удар смертельных лап встречал верный черный меч, меняя форму подобно живой ртути, перетекая из короткого клинка во фламберг, молот, иногда в щит. Ехидна вошла в азарт, полностью отдавшись сражению. Такой противник ей определенно по душе, не то что всякие уроды, которые жахнут силовым полем — и поминай как звали.


Сердце альбиноса даже дрогнуло, вспоминая столкновение с этим человеком, в те времена, когда он был в полной силе. Вот кто настоящий монстр! Хорошо, что сейчас он не может использовать даже ничтожной части своих возможностей, уж она об этом позаботилась, подготовив мир к появлению любого врага, сейчас с ней совладал бы разве что лог. Куда там бедной смертной полуяпонке!


Полностью погрузившись в глубокую оборону, мечница сбила дыхание, и на полсекунды потеряла равновесие. Слишком большая роскошь в подобном бою. Беловолосая не пропустила эту фатальную оплошность. Жуткий звук рвущейся брони и плоти. Руки Ехидны вонзаются в хрупкое тело, ломая ребра и протыкая легкие. Кончики хитиновых лезвий окровавленными серпами вылезли со спины. На палубу закапала тягучая жидкости, капля по капле, сама жизнь покидала дрожащее от боли тело. Но почему в глазах у врага нет ни капли отчаяния? Ехидна удивленно склонила голову на бок.


— Шах, — кашляя кровавой пеной, улыбнулась Ямада прямо в лицо ничего не понимающей матери чудовищ. Оскал вышел не хуже, чем у самого монстра. Душа настоящего воина не сломилась, пусть противник и за гранью понимания. Девушка не потеряла сознание только потому, что в крови текли реки адреналина, а враг изначально не целился в сердце. Меч на её руке вдруг свернулся, обхватывая кисть носителя наподобие облегающей перчатки. Черный металл вибрировал, ощущая боль своей дорогой хозяйки. А она тем временем вспомнила, какими именно словами ставил точку в схватке её могучий учитель. Ямада подставилась нарочно, понимая, что выносливость подходит к концу, а, расправившись с ней, враг косой пройдет по лайнеру, убивая всех и вся. С такого расстояния даже самый быстрый враг не увернется, а ударить всей силой своего оружия Яма может лишь один раз. — Шах… И мат!


Их можно пересчитать по пальцам, великие клинки — гладий, фаталис, инкурсио, атрейда, райшин, гуань-дао. Орудия, выкованные для того, чтобы их держали руки Воинов. Великие клинки для великих людей. Мощное оружие в хватке героя — бесполезная железка в руках недостойных. Фаталис изначально задумывался как ассасин — клинок убийцы. Не ведающий равных, сотканный безумцем инструмент. Живой меч, атакующий в симбиозе со своим носителем, которым признает далеко не каждого. Никогда раньше он не попадал в руки такому благородному воину как японская мечница, никогда раньше не упивался чистой энтропией боя. И сейчас, этой самой ночью, раскрыл свой потенциал в полную силу.

Сломанный клинок высвободил всю свою мощь, такой у него не было даже в руках создателя. Защищая нового хозяина, он, тем не менее, не мог атаковать без поддержки её собственных жизненных сил. Меч не хотел ей навредить, наоборот, в отчаянной попытке спасти хозяйку Фаталис окутал хрупкую кисть девочки стальным коконом, а на её тонких пальцах расцвели острые как бритва когти. Меч настойчиво колол кожу, взывая к инстинктам самосохранения, он буквально умолял: «Беги, дура! Нас ещё ждут грандиозные бои!» Но за спиной Ямы стояли беззащитные люди, и душа воина не уступила инстинкту самосохранения.


УДАР! Молниеносный выпад руки тренированного мечника, блеск сверкающих когтей, атака, чудовищная по своей мощи и скорости. Ладонь Ямады, закованная в непробиваемую перчатку пронзила грудь Ехидны, сжимаясь на трепещущем сердце чудовища. В отличие от игривого чудища, темноволосая мечница пришла убивать, и с чавкающим звуком раздавила пульсирующую мышцу.


— Кха? – Из пасти удивленного монстра брызнула кровь, своим ударом воительница разворотила ребра и легкие, отомстив зеркально за собственные раны. — Надо же! Встреться мы с тобой раньше, и я бы сейчас умерла…


— К-как? — Прохрипела Ямада, чувствуя, как терзающий раны в груди ужас отступает, острая агония переходит в тупую, ноющую боль, взамен тело охватывает странное онемение, в глазах плывет, а вздохнуть раненной грудью не получается. Неужели всё? Почему-то именно сейчас, вместо хватки монстра, она вспоминала ласковые руки любимой пианистки. Непослушные губы прошептали в микрофон: — Мику… защитите… мою Мику.


— С тех пор, как ваш союзник чуть не отправил меня к Харди на рога, — альбинос нежно прижалась обнаженным телом к Ямаде к своей груди, попутно снимая с неё противогаз, — у меня ДВА сердца! Как больно, твоя рука меня насквозь пробила! Интересный меч, а его хозяйка — и подавно. Чистая боевая воля. Я никогда тебя не забуду, девочка. Жалко, что пришлось тебя убить. Правда жаль, прости.


Ехидна поникла, и не спешила вынимать свои лезвия, прекрасно понимая, что тем самым мгновенно добьет противника. Вместо этого, она склонилась к её губам, и поцеловала, накачивая слюну обезболивающим токсином. Древнее, как мир, существо умело ценить чужую силу и даже жалела, что не смогла захватить столь ценный трофей живьем. Ну, хотя бы насладиться напоследок, давая отмашку своим тарантулам. Паучье продолжило нашествие, повинуясь матери. Однако, Ехидне сегодня тотально не везло…


За время боя она не заметила две вещи. Первое — это то, что над парализованной Ольгой стал подниматься пар, и её тело постепенно меняло форму, становясь больше и крепче. И второе… Из всех, абсолютно всех динамиков на корабле, зазвучала стремительная мелодия. Что-то вроде активного барабанного ритма, с высокой частотой бьющего по ушным перепонкам.


Игру монстра прервали самым нахальным образом — выстрелом в голову из плазменной винтовки. Зашипев, Ехидна отбросила Яму, и длинным прыжком разорвала дистанцию. Затылок альбиноса превратился в кровавое месиво, а регенерация уничтоженных на молекулярном уровне тканей происходила намного медленнее. Два следующих выстрела она пропустила мимо себя, скрывшись за палубой. Враг отбежал, передвигаясь на четвереньках как насекомое. Жуткое зрелище. Серповидные лезвия цокали по палубе, брызгая ещё теплой кровью.


— Яма! Яма! Да твою ж душу мать, что же делать?! — к бездыханной мечнице подбежал высокий мужчина, с дымящимся оружием в руках. Или, вернее сказать не совсем мужчина. Особенность Ольги заключалась в том, что она могла менять свой пол, полностью перестраивая организм. Как приятный побочный эффект при перестройке клеток, тело очистилось от нейротоксина, и к агенту под кодовым именем Футунарь вернулась подвижность. В облике мужчины сохранялись приятные черты лица, и длинные темные волосы, но тело становилось крепким, поджарым, сильным. А вот голос все равно срывался… — Виола-а-а! Тут всё очень плохо!


— Да сама вижу! — аналитик не скрывала слёз, и только осознание того, что истерика делу не поможет, удерживала не самую слабую личность от того, чтобы свернуться калачиком в углу и рыдать. — Ещё нашу систему взломали извне, кто-то подключился к лайнеру и запустил по всем станциям этот мотив. Зачем — непонятно. Всё, пиздец!


— Не совсем, Виолетта Церновна, — вдруг отозвались артиллеристы, и, одновременно с этим, грянула канонада всех орудий. Ночь снова озарилась багровым огнем. Осколочно-фугасные снаряды вмиг покрошили большинство пауков, остались только те хищники, кто уже добрался до палубы, но и их встретили.


— Жги! — прозвучала короткая команда, и по всему лайнеру жестокой стальной мелодией зазвучали выстрелы. Заполыхали огнеметы, засветились редкие росчерки плазмы, которой агенты стреляли по самым крупным особям, которых не брала даже бронебойная шрапнель. Солдаты пришли в себя.

— Как эта штука заиграла, — ближайший агент постучал по боковой части противогаза, где звучала бодрящая мелодия, — оцепенение спало.

— Я тоже заметила, — добавила Ольга, или точнее, в этом облике Олег, — черт, черт, черт! У меня тут раненый, и серьезно!


Руки не находили пульса на шее Ямады, она совсем не дышала. Кровь залила почти метр палубы, и остановилась только тогда, когда фаталис, растекшись черной кляксой, залил собой зияющие раны. Сердце Олега сжалось от боли и безысходности, но тут он заметил, что одна рука девушки находилась в кармане костюма. Мечница потянулась туда, перед тем как потерять сознание.

— Господи, откуда?! — прошептал боец, вытаскивая дрожащими руками шприц со стимулятором. Дальше руки действовали без участия сознания. Срывается крышка, игла вонзается в грудь, и пневматический механизм сам впрыскивает лекарство. Экспериментальный состав, переработанная кровь Неуязвимой Рептилии, растекается по сосудам, пропитывая ткани и восстанавливая даже самые страшные раны.


***



Грохот выстрелов подсказал Олегу, что стычка ещё в самом разгаре. Оборотень подхватил Ямаду, сердце которой начало медленно, ещё очень-очень слабо, но всё же биться, и со всей своей богатырской мощью рванул в ближайшее помещение. Прототип стимулятора остановил кровотечение, и мечница задышала, но прийти в себя пока не могла. Да и не факт, что всё так легко обойдется, но состав сделал главное — подарил девушке шанс. Мику, по какому-то поистине сверхъестественному чутью, буквально заставила любимую забрать подарок Виолы. Стимулятор перекочевал из кармана певицы в резервы к темноволосой воительнице, и только что спас Ямаде жизнь. Пока. Побочных эффектов у сырого продукта — воз и маленькая тележка. Музыка становилась всё громче, и нутро Олега отзывалось ритму, тело рвалось в бой, слабость, которую нагоняло ментальное воздействие Ехидны, канула в небытие. Мужик крепко сжал кулаки, до побеления пальцев.


— Если это простая мелодия, то я балерина! — хриплым басом сказал Олег по громкой связи, укладывая бледную девушку поудобнее на кресло.

— Верно, каким-то образом она воздействует на сознание, — Виола облегченно выдохнула, искренне радуясь, что свидание Ямады с потусторонним миром пока откладывается. Дело даже не в том, что она полезный организации носитель — терять друзей тяжело. — Я пришлю пару солдат за Ямой, её надо отнести в медпункт, или ты сама?

— Надо помочь ребятам отбиваться, — покачал головой Олег, проверяя заряд своего оружия. Экспериментальные версии плазменных винтовок очень любили барахлить в самый ответственный момент. — Тем более, та белая дрянь ещё не добита. Ты её глаза видела? Это просто кошмар.


***



Ехидна петляла между палубных надстроек, подволакивая ноги и мучаясь от боли в груди. Тело альбиноса восстановилось после ранения, но кожа стала дряблой, как у старухи, а мышцы — частично атрофировались. Для экстренной регенерации организм монстра использовал клетки здоровых тканей, но, черт её подери, демоница не жалела ни капли. Повторись ситуация, и она точно так же бросится в бой с великолепным противником. Однако сверхскоростная мечница нехило её потрепала. Пробила и энергетическую оболочку, и хитиновую броню — просто так подобное не восстановишь, нужно тело.


Из-за ближайшего поворота выскочил отряд солдат, открывая огонь по врагу без лишних слов. Пули, плазма, огонь. Девушка вполне могла пострадать от такой слаженной атаки, но вовремя увернулась. Прыгая за борт, Ехидна ухватилась за ползущего наверх паука. Нестабильная структура девушки-монстра поплыла, и её тело погрузилось в восьмилапого гиганта как нож в масло. Два удара сердца ничего не происходило, но потом… Паук начал менять цвет, с темного, почти черного, на белоснежный. Передняя часть хитина закипела, и оттуда появилась верхняя половина тела альбиноса, замещая собой паучью морду.


— Вот так-то лучше, – довольно выдохнула полностью восстановившаяся мать чудовищ, усилием воли выращивая на брюшке дополнительные шипы. Паук отдал хозяйке свое тело и жизнь, только так у неё получилось избавиться от оставленных Ямадой ран. — Идите сюда, вкусные люди-ш-ш-ки. Поиграем… ещ-щ-щё чуть-чуть.


Оскалившись так, что черты лица Ехидны почти потеряли человеческий облик, демоница одним махом прыгнула обратно на палубу, обстреливая всех солдат хитиновыми шипами. В этот раз она не стала размениваться на парализующий токсин. Древнее создание било насмерть, сторицей расплачиваясь за перенесенное унижение и боль.


***



— Сегодня определенно страшный день, — Виола устало рухнула в кресло, нажимая на кнопку связи с аналитиками. — Уже выяснили, кто пробрался в систему?


— «Пробрался»? Я вам, между прочим, помогла! — раздался из динамиков возмущенный голос. На большом экране командного мостика появилось изображение. Девушка с серебристыми волосами, собранными большим бантом, и ярко-красными глазами. Но, в отличие от Ехидны, кожа у неё была нормального цвета, а радужка четко контрастировала со зрачком. Приятные черты лица и спокойный взрослый голос. Образ дополняла серая рубашка и галстук. Она внимательно изучала сидящую перед ней девушку через камеры захваченной системы. — Виолетта Церновна?! Одно из двух: либо появился вирус, способный обмануть протоколы Гипериона, либо… я просто сошла с ума. Неужели это не сон? Первая Искра бы была рада увидеть тебя…


— Ты меня знаешь? — удивилась аналитик. Чтобы сохранять положение сидя, ей пришлось вцепиться в подлокотники, иначе Виола упала бы от усталости и страха. На корабле творится черт знает что, ответственность за сотни людей давила на плечи тяжелым грузом.


— Знаю ли я своих создателей? — Белые волосы незнакомки рассыпались по изящным плечам, умная голова склонилась набок. — Меня зовут…

— Хаку, — ответил вместо неё Роман, дыхание юноши сбилось от волнения. Инженер и кибернетики подключились к разговору, не веря своим глазам и ушам. — Ангел, расправивший крылья.

— Верно. Я — управляющая программа спутника, который вы до сих пор пытались взломать. Дал бы доступ к камерам сразу, и не пришлось бы так мучиться, — улыбнулась гостья на экране, услышав его голос. — Только сейчас не до политесов и прочего общения, я долго создавала дорожку, которая ослабляет ментальные способности Ехидны, но её физическая сила никуда не делась. Вы можете эвакуироваться?


— Да как?! — воскликнул Шурик, ударив кулаком по столу. — Вокруг сплошь скалы, обычный корабль не пройдет, не то что наш, а летающего транспорта не хватит на всех.

— И этот монстр не даст никому просто так уйти. Как посмотрю, великодушием она не страдает. Просто так смотреть, как добыча показывает спину? Да она на одних инстинктах в нас вцепится. — Виола мельком глянула на камеры. По всему периметру солдаты сдерживали натиск.


Артиллерия работала не смолкая, и только звукоизоляция мостика позволяла на нем спокойно говорить. На место каждого расстрелянного, сожженного огнем или убитого током паука вставало два новых. Они лезли из-под острова бесконечным живым потоком из пещер, и не было видно ни конца ни края этому нашествию. Тварей было море, от мелких, до самых крупных, размерами не уступающих танку, и почти таких же прочных. Толстый хитин пробивало только тяжелое вооружение.


— У меня из оружия только орбитальный лазер, но, чтобы выстрелить им, нужно прямое наведение, — задумалась Хаку, потирая подбородок. Как и Искра, она не была простой программой. Живой человек, пусть вместо плоти и крови, она состоит из чистой информации. — А спутник будет над вами ещё не скоро.

— Мы пока неплохо держимся, начальница, — связался с мостиком Седой. Речь капитана прервали звуки выстрелов. — Беда только на центральной палубе. Там эта бешеная баба ребят на клочки рвет, нам до неё как до луны пешком.

— Ехидну многие пытались убить, — печально сказала красноглазая красавица, передавая в отдел аналитики записи со спутника. — Последние годы, потерпев поражение от странного человека, она накопила ещё большую мощь. Сила, скорость, ментальные способности, да и её личная армия возросла в разы. Поверхность много кто пытался отбить. Не получилось даже у драконов, а уж как они пытались…


— Твоя музыка не даст нам оцепенеть? — уточнил Седой, прикидывая, насколько ещё хватит его солдат.

— Да, пока она звучит, сознание человека может сопротивляться её контролю, а к чему вы это спрашиваете? — уточнила цифровая девочка.

— К тому, что бежать некуда, в трюме гражданские. Мы будем защищать этот корабль до последней капли крови. Если эта сука захочет добраться до девочек, то только через наши трупы! — кровожадно оскалился старый морской волк, прерывая связь. Не очень удобно говорить, одновременно поливая огнем лезущих на борт членистоногих.


***



Помощь людям пришла оттуда, откуда её совсем не ждали. Осажденный арахнидами лайнер яростно огрызался, но это было лишь вопросом времени, когда выносливость или боеприпасы Организации иссякнут. За канонадой артиллерии ни пассажиры, ни пауки, ни даже их могущественная хозяйка не заметили две быстрые крылатые тени. Камнем рухнувшие с небес прямо у края каменной ловушки, чешуйчатые тела, гибко извиваясь под водой, плыли прямо в самую гущу боя. Крылья, лапы, хвосты — всё использовалось для комфортного плавания. Мощные задние ноги гребли не хуже корабельных винтов, а передними они периодически отталкивались от торчащих кругом скал. Ловушка Ехидны сама по себе стала неплохим прикрытием для черных драконов-близнецов.


То тут, то там над темной водой мелькали перепончатые гребни, разрезая зеркальную гладь. Не самые крупные представители своего рода (ага, всего лишь с африканского слоника габаритами), они компенсировали нехватку размера нереальной ловкостью и огневой мощью, серьезной даже по драконьим меркам. Однако, это не самая сильная сторона черных драконов, похожих друг на друга как две капли воды… Под килем «Ленина» взорвалась вода, когда синхронный удар настиг ползущего наверх паука-колосса.


Один дракон прыгнул на бронированную спину врага, поливая восьмиглазую морду ярко-синим пламенем и кусая в уязвимые места, а второй проскользнул выше, ударом когтистой лапы размозжив нервный центр между брюшком и головой животного. Чему-чему, а противостоянию с детищами Ехдны они за много лет научились. Выхода особо не было. Альбинос сама виновата, возгордившись и поддавшись алчному голоду, она ополчила на себя весь мир, забыв одно простое правило: «разделяй и властвуй». Первый близнец тем временем отплевывался от зеленой крови во рту. Как к воздушному, так и к жидкому паучьему яду, черные драконы были невосприимчивы, но отвратительный вкус и запах они всё же чувствовали. Обостренное обоняние вместе с совершенными рецепторами — палка о двух концах.


Обугленный и истерзанный враг уже летел вниз, оставляя дымчатый свет, когда щурящиеся от яркого света прожекторов драконы добрались до палубы, по пути сбив хвостами еще троих арахнидов. Шипы на спинах близнецов засверкали ослепительным синим светом, принимая на себя отдачу готовящейся способности, две пасти разом открылись, и из них хлынул очищающий огонь.


Звук как от работы огромной промышленной печи, и температура, вполне способная плавить даже вольфрам, не то что живые ткани. Около трех десятков крупных слуг и ещё под сотню мелочи сгорели, так и не успев добраться до ощетинившегося винтовками отряда защиты. Умные глаза драконов посмотрели сначала на целившихся в них людей, затем скользнули по надписи на одной из построек, после чего повелитель неба заговорил.


— Мы на вашей стороне, двуногие недоразумения, — красивый девичий голос никак не сочетался с мускулистым чешуйчатым телом. Дракон не мог видеть, как за противогазами попадали челюсти солдат, и не мог слышать крик Виолы «Кто спустит курок — отправится под трибунал!», но она отдала должное двум выстрелам плазмы, пролетевшим в паре метров от лап. Сгустки раскаленной энергии прикончили подкрадывающегося к крылатой красавице гиганта, и, коротко фыркнув, близнецы взмыли в воздух, больше не обращая внимания на людей.


— Драконы! Дра-ко-ны! Ч-черт бы меня побрал, виверна из Гинзы даже рядом не стояла с ЭТИМ! Вы всё записываете, аналитики? — Олег, не оборачиваясь, выстрелил за спину, прикончив семенящего по палубе паучка. Встроенные в шлемы камеры давали обзор в триста шестьдесят градусов. — Я это внукам показывать буду, когда смогу на пенсии сидеть в кресле, поливая кустик из брызгалки!

— До пенсии ещё надо дожить, — Виола, сама того не замечая, грызла ногти как какая-то истеричка. События нарастали как снежный ком, тут нервы у любого сдадут. — Вот бы сюда весь боевой потенциал Организации, или Дока!..

— О, драконы-близнецы! — удивилась Хаку, хлопая глазками. Происходящее никак не вязалось с картиной мира, который она наблюдала со спутника вот уже двести лет. Раньше крылатые сволочи людям не особо-то и помогали. — Эти две сестры немало порождений Ехидны пожгли, впрочем, как и человеческих поселений… держите ухо востро.


***



— Огонь! — крик Седого раздается в ночи, и занявший оборону на палубе отряд огрызается очередью крупнокалиберной стали. Отдача от винтовок такая мощная, что даже бывалые солдаты морщатся от боли в плечах, но продолжают стрелять, ибо только такое оружие пробивает прочный хитин крупных пауков. — Огонь!


С помощью встроенных в шлем сенсоров и экранов Хаку помечала для всех уязвимые места врага — глаза, суставы на длинных лапах, нервные центры на брюшке. Годы наблюдений и накопленная информация — сведения на вес золота, которыми Искра безвозмездно делилась. Кроме того, в небе кружили два черных рока, периодически снижаясь, чтобы залить окрестности корабля огнем. Воздух становился нестерпимым от жара драконьего пламени и артиллерийского фугаса, и неизвестно, кто больше истребил членистоногих! Близнецы жарили не хуже, чем крупнокалиберная корабельная артиллерия. Неожиданный союз оказался весьма полезен. Случайно запутавшегося в натянутой между надстройками паутине дракона спас Олег, испепелив крепления сети огнеметом даже раньше, чем на помощь подоспела разъяренная крылатая сестра. В свою очередь, черные молнии зачистили полчища паучья, почти добравшихся до беззащитной артиллерии. Из этой схватки победителем спокойно могли выйти и люди, но…


— Не думала, что придется выкладываться на полную. Я приберегала это для повелителя порталов, но раз уж так легла карта… – голос прозвучал в голове у каждого человека на корабле, даже драконы, с их ментальной защитой, недовольно заворочали головами. Пусть Ехидна и не могла заставить всех оцепенеть на месте благодаря вмешательству Хаку, но нагнать страху у неё один фиг получилось. Особенно досталось тем, кто укрылся в хранилище. Лена побледнела и упала бы, не поддержи её Мику. Алиса выкуривала уже третью сигарету, честно позаимствованную у Ан. А сама Анна тихо материлась на трех разных языках. Альбинос тем временем уже стояла на берегу, собираясь с духом. Сила, которую она собиралась использовать, пугала даже дитя бога.

Осенний сезон КТ, день 2

Ок, уговорили

Осенний сезон КТ, начало

Начало - 00:00 7.08.2018 по МСК, вводная появится раньше, всё в силу технических причин.

III
Инверсия
В этот раз я просыпаюсь до того, как автобус останавливается у ворот «Совенка» и сразу замечаю, что в автобусе я не один. Какой то парень в зимней куртке дремлет на переднем сиденье автобуса. Первая мысль была: «Вот чудак, с какого полюса он приехал?» Потом я понимаю, что вижу своего двойника, причем вижу, ни по его, ни по моей инициативе. Я не умею связываться со своими двойниками, Пионер всегда приходил сам, Семен, когда уходил, видимо, что-то разворошил в здешней механике так, что нас всех спонтанно выносило к нему, Палача я чувствовал, причем, похоже, лучше всех из нас, но никогда не встречался лицом к лицу, и слава богу. И еще, при всех встречах мы воспринимали друг друга как фантомов. Очень реальных, но фантомов, и физически дотронуться друг до друга, наверное, не смогли бы. Этот же двойник, мне кажется абсолютно реальным, а, во вторых, похоже, что он меня вовсе не замечает. Пока я так размышляю автобус останавливается, шипит сжатый воздух, открывая дверь, замолкает двигатель. От всего этого двойник просыпается и прилипает к окну. Это, какой то, или неопытный двойник, или же, еще не вернувший свою память, судя по тому, как он крутит головой, и перебегает с одной стороны автобуса на другую, от окна к окну. Я сижу в предпоследнем ряду, да еще и спинка кресла откинута, так что двойник меня пока не замечает, а во мне сейчас борются альтруист и прагматик. С одной стороны, хочется похлопать его по плечу, рассказать, что его ожидает, каких ошибок он может избежать, и чем все закончится и опять начнется, для двойника, естественно, не для меня, а, с другой, - не думаю, что двойник сейчас адекватно воспримет моё к нему обращение. Да он, либо усомнится в собственной вменяемости, либо обвинит меня во всем случившемся. Только драки с самим собой мне еще не хватало, в общем, стоит поберечь свою нервную энергию и физическое здоровье.
Пока я так размышляю двойник все решает за меня. Он хватает пакет с кресла и решительно направляется к выходу, на ступеньках оглядывается, и встречается взглядом с моим отражением в водительском зеркале. Брови его взлетают вверх, он хочет остановиться, но накопленная инерция заставляет его сделать последний шаг из автобуса. Всё, обратно он войти не сможет, и снаружи меня тоже не видно.
Парень какое то время пытается попасть в автобус, потом мечется по стоянке, потом сидит на бордюре в позе мыслителя, наконец встает и решительно направляется к воротам.
А у меня появляется мысль пошутить над Славей. Я уверен, что здесь тоже Славя, а не Славяна, пошутить над Славей, и, в очередной раз, над системой. Хватаю свой рюкзак и выгружаюсь из автобуса вслед за двойником.
Мой двойник уже успел дойти до ворот и просочиться вовнутрь, а Славя ему навстречу, между прочим, так и не вышла. Ладно, не все еще потеряно. Бегу вдоль забора до тропинки в старый лагерь, чтобы пройти на территорию там. Мне сейчас нужно оказаться на пристани до того, как там окажется Славя. Подхожу к калитке, это даже не к калитка, а просто, разрыв в заборе, через который проходит тропинка...
Что-то с хрустом входит мне в позвоночник, мои ноги подкашиваются и я падаю лицом в прошлогоднюю листву. Лежу не чувствуя ни тела, ни конечностей, перед глазами одиноко зеленеет пробившаяся сквозь листву травинка, слышу осторожные шаги, непонятные треск и шорох, потом мое тело трогают, видимо веткой. Я делаю такой вывод, исходя из того, что слегка изменяется направление моего взгляда. Потом опять слышны легкие шаги, переходящие в бег. Паники нет, я верю Пионеру, что воскресну, самое позднее, в следующем цикле. Палач, вообще, вон, через полчаса воскрес в первый раз. Глаза закрываются сами собой и я, постепенно, отключаюсь.
Прихожу в себя уже ночью, лежа на спине. Чувствую щекой тепло костра, слышу треск пламени. Открываю глаза и резко сажусь. То есть, я же парализованный, и не должен был сесть! Но нет, руки и ноги слушаются, да и сел я достаточно активно. Верчу головой и цепляю взглядом сидящую напротив фигуру — моего двойника. Он сидит на упавшем дереве, подложив под себя куртку, молча, смотрит на меня и не предпринимает никаких действий. Хотя, враждебности от него и не исходит, но под его изучающим взглядом мне становится неуютно.
Эта неловкость, скорее всего, отражается на моем лице, потому что двойник прерывает, наконец, молчание и произносит: «Я пока прогуляюсь, посмотрю, что там в лагере происходит. Вернусь через час.» С этими словами двойник поднимается и уходит. Некоторое время я еще слышу его шаги, потом их заглушает шум леса.
Посидев еще немного я встаю и оправляюсь к озеру. Хочется, действительно, привести себя в порядок после воскрешения. Тут же, у костра, стоит мой рюкзак, достаю из него спортивный костюм, белье и иду к озеру. Раздеваясь, обнаруживаю на рубашке небольшую круглую дырочку, видимо, сюда мне и прилетело.
После водных процедур присаживаюсь в стороне от костра, так, чтобы меня не было видно с тропинки, и начинаю думать о ситуации. Что мне известно? Во-первых, пришельцев здесь убивают, это какой то новый сюжетный ход в спектакле. Во-вторых, я впервые оказался в одном лагере с двойником во-плоти, похоже, кстати, что именно он меня сюда, в лес, и притащил. В-третьих, с большой вероятностью, меня убил кто-то из девочек, это если судить по звуку шагов. В-четвертых, в-пятых... да ни черта мне, на самом деле не известно, кроме того, что меня подстрелили на тропинке в старый лагерь, а пришел в себя я в лесу у костра. Тогда поставлю вопрос иначе, как мне себя вести? Как мне себя вести в течение той недели, что у меня есть? Решаю, для начала, послушать своего двойника. Ведь зачем-то же он меня сюда притащил.
Выбираюсь к костру, достаю из рюкзака две банки, одну откладываю в сторону, для двойника, вторую открываю — оказалась гречка, чуть сдвигаю прогоревшие дрова в сторону и пристраиваю банку на раскаленную землю. Поужинав кашей пополам с золой, и запив все это теплой водой из бутылки, укладываюсь на спину, предварительно подстелив куртку двойника, и используя рюкзак в качестве подушки. Какое то время жду двойника, разглядывая созвездия, и, незаметно для себя, засыпаю.
Разбудили меня непонятные и не идентифицируемые звуки. Осторожно открываю глаза — барсук. Здоровенная серо-черно-белая скотина, мало похожая на героя мультфильма, но, все же узнаваемая. Он выедает из консервной банки остатки моего ужина, что-то фыркая при этом, на своем, барсучьем языке. Я тихо наблюдаю за ним, потом зола попадает мне в нос, и я громко чихаю. Бедное животное уносится в лес, оставив мне пустую банку.
Оглядываюсь. Костер прогорел, но небо уже посерело, так что света хватает. Двойника моего так и нет. Собираю рюкзак, подумав оставляю двойникову куртку, отряхнув и повесив на сучок. Сна нет, хотя спал всего часа три, умываюсь в озере, и решаю тоже сходить к лагерю на разведку. С рюкзаком идти не сподручно, поэтом хочу сначала рюкзак припрятать в старом лагере.
Пока все это проделывал, пока шел к старому лагерю, довольно заметно посветлело и начала выпадать роса. Перед поляной, окружающей старый лагерь, у меня развязывается шнурок, я приседаю, и наблюдаю занятнейшую картину: из здания, слегка пригибаясь, выходят Ульяна и Алиса, каждая что-то несет в руках. Идти они стараются, по возможности, бесшумно, останавливаясь через каждые два-три десятка шагов и внимательно оглядываясь. Мне не нравится, ни их поведение, ни то, что они держат в руках, поэтому я замираю, сидя на корточках и стараясь не дышать. К счастью, я прячусь в стороне от тропы, и не особо заметен между кустами. Когда девочки проходят мимо меня, я узнаю в их руках арбалеты, очень неплохо сделанные арбалеты. А у меня начинает болеть позвоночник.
Очень мне не нравится та мысль, что мне могут влепить стрелу между лопаток, но кино нужно досматривать до конца. Пропускаю девочек по тропинке, а сам осторожно начинаю красться следом. Я, конечно-же выдающийся ниндзя, выдающийся с другого конца шкалы мастерства, но и девочки мои, тоже, не великие следопыты. В общем, мы друг-друга стоим. Так, пригибаясь, прячась за кустами, кое где залегая, мне удается сопроводить девочек до лагеря. К счастью, они предсказуемы, и делают остановки, чтобы оглядеться, через равное количество шагов.
Перед входом в лагерь они останавливаются, внимательно смотрят на что-то у себя под ногами, потом осторожно это «что-то» перешагивают, и, расслабившись и уже не оглядываясь, спокойно идут по лагерю. Я, подождав, пока девочки скроются из виду, подхожу к забору, и обнаруживаю две тонких проволоки пересекающих тропинку. Проволоки протянуты в одном сантиметре от земли, слегка присыпаны хвоей и расположены так, что если не знать. куда наступать, одну из них порвешь обязательно. Более толстый изолированный провод, довольно неплохо замаскированный, тянется от проволок куда-то в сторону кружка кибернетиков. В общем-то и понятно, что без кибернетиков здесь не обошлось, наверное и арбалеты, тоже их рук дело.
Время — пять часов утра, самое то, чтобы намечать планы на день, на цикл, и на жизнь. Пячусь от тропы вдоль забора, до ближайших кустов, устраиваюсь на рюкзаке и начинаю усиленно думать.
Для начала пересчитываю запасы. Я имею: нож, украденный на кухне, три банки консервов, чуть меньше литра воды, и пакет сухарей. В кармане рюкзака: обмылок, полотенце, пол коробка спичек, листов десять писчей бумаги, это все тот же, многострадальный «План мероприятий на смену». Мне нужно: найти для себя норку, пополнить запас продуктов, питьевая вода, одежда, очки и мотоцикл... стоп-стоп-стоп, последние два пункта вычеркиваем, желательно попасть в библиотеку, в шахту, и, таки, понять, что здесь происходит, чтобы подстроиться к ситуации. Да, сейчас уже второй день цикла, если здешний календарь совпадает с моим. Уже через час лагерь начнет просыпаться, потом завтрак, линейка, а пионер Семен, должен после линейки бегать с обходным листом и вечером сыграть в карты. Но, как жаль, что меня здесь нет.
Пока я так размышляю лагерь, действительно, начинает просыпаться. Слышны чьи то голоса, хлопнула дверь в одном из ближайших домиков и зашуршали подошвы по асфальту — обитатель отправился на пробежку. Совсем рядом неожиданно зашипела рация, голос Электроника произнес: «Тропинка в старый лагерь — сигнализация исправна.» И удаляющиеся шаги. Может, языка, надо было взять? Шурик, он, конечно, поумнее будет, но Электрон, безусловно, информированнее. Нет, оставим игры в войну профессионалам. Больше всего я хочу продержаться еще четыре дня и свалить отсюда. Даже стрела в позвоночнике почему то не заставила меня смотреть на местных амазонок, как на врагов. Мне кажется, что устраивать тут сейчас боевые действия, это все равно, что разбивать кувалдой розетки за то, что полез менять лампочку, не отключив от сети, а тебя ударило током. Воспитательный эффект, по отношению к розеткам будет тот же.
Поэтому сегодня мы идем читать Шопенгауэра. Во сколько там сегодня линейка, кажется в 11-00, и Женя на ней присутствует. Вот, чтобы Женю зря не тревожить, в 11-00 мы в библиотеку и сходим, правда, без обходного, но до этого момента еще 4 часа. Второе, это, где бы выкопать норку. Можно было бы зарыться в бомбоубежище, но у этого варианта всплыла куча минусов, девочки ходят в старый лагерь, как к себе домой, то есть люк в полу отпадает, памятник Генде, пожалуй, тоже, по понятным причинам, решетка под статуей у ворот требует взлома, а весь инструмент находится в ведении кибернетиков. Лезть в бомбоубежище все равно придется, но пока нужно какое-то решение, которое никому не придет в голову. И тут меня посещает мысль, я ее прогоняю, но она опять возвращается, и я решаю попробовать. Душевая! Она не работает, поскольку в состоянии вечного ремонта, в нее никто не ходит, а расположена она, можно сказать, в самом центре лагеря. Возможно в ней есть вода, а если и нет, то умывальник с кранами, вот он. Рядом и памятник, и площадь, и кружки, если что понадобится. Днем буду спать, а ночью делать свои черные дела. Пока облизываю эту мысль звучит сигнал к завтраку. Слышно, как обитатели домиков кто бегом, кто шагом спешат в столовую.
Так я ничего и не решил, вернее решил действовать с осторожностью и по обстоятельствам. Поэтому выждав еще 10 минут, захожу в лагерь. Крайние пять домиков все пусты — обитатели на завтраке, прохожу мимо них, и сворачиваю на поперечную аллею в сторону кружков. На крыльце приюта кибернетиков сидит парочка. Мальчик с девочкой, совсем еще малышня, лет семь-восемь. Сидят рядом на корточках, о чем то разговаривают, мальчик что-то чертит на досках крыльца палочкой. Заметили меня, замолчали, смотрят с любопытством. Глаза светлые, стрижки одинаковой длины, галстуков нет, еще даже и не пионеры, а октябрята.
— Привет, зайцы!
— Здравствуйте. Только мы не зайцы, мы Сережа и Оксана.
— Здравствуйте Сережа и Оксана, а почему вы не на завтраке?
— А у нас задание! Мы автобуса ждем!
— И куда же вы ехать собрались? Вас что, в лагере обижают?
— Да неет, никто нас не обижает, это же у нас задание такое. Автобус ждать.
— Ну вот дождетесь вы его, и дальше что? И, кстати, а завтракать то тоже нужно, кто за вас завтракать будет? Есть то хотите?
Сережа добросовестно отвечает, что есть они хотят, но завтрак для них возьмут, поэтому позавтракают они, когда их сменят, или придут Шурик, или Электроник. Что в лагере идет игра в «Зарницу» и если приедет автобус, тогда нужно спрятаться в кустах и смотреть, что если из автобуса выйдет шпион, то Сережа останется следить из кустов за шпионом, а Оксана побежит и предупредит кого-нибудь из старшего отряда, кого первого встретит.
— Ну и как, много шпионов поймали?
— Сегодня никого не поймали, потому что автобуса не было, а вчера старший отряд двоих поймал!
— И где же они?
— А их расстреляли сразу! Они же шпионы!
И вот услышанное мне совсем не понравилось. Я не знаю, что там в голове у аборигенов, но детей в это втягивать я не позволю. Зарница, значит, с расстрелом шпионов из арбалетов. А предателей вешают, наверное, за шею, высоко и коротко, пока не умрут. Медленно начинаю заводиться.
— А вы кто?
Вопрос застает меня врасплох, и я ляпаю первое, что приходит в голову.
— Я? Я физрук новый.
А в глазах у зайцев недоверие.
— Никакой вы не физрук, физруки старые, а вы молодой!
Приходится выкручиваться. Как же хорошо, что на мне спортивный костюм.
— Ну, то есть не совсем физрук. Я в физкультурном техникуме учусь на физрука, а меня на практику сюда прислали, тренером футбольной команды.
— А вы кого будете тренировать?
— Да всех, кто согласится. Хотите, могу и вас. Приходите.
Ответ зайцам нравится, и они начинают рассуждать между собой, что теперь то они Ульянку точно обыграют.
Подходят кибернетики, дети замечают их первыми и бегут навстречу с докладом. Шурик слушает их, посматривая на меня, потом отпускает детей и, поправляя очки идет ко мне навстречу, Электроник держится у него за плечом, в одном шаге. Я встаю с крыльца, расправляю плечи, делаю строго-доброжелательно-приветливую морду лица. Все это, чтобы казаться повыше, постарше и посолиднее.
— Здравствуйте, а вы давно приехали?
— Я не приехал, я пешком пришел. — Честно отвечаю.
— Пешкоом?
— Ну да, — начинаю врать. На вчерашний автобус не успел. Пришлось в райцентре на вокзале на скамейке ночевать, а сюда уже на попутке добрался. А последние два километра — пешком.
Смотрю в глаза кибернетикам и представляю себе, как шелестят сейчас перфокарты в их головах. В эту эпоху ведь были перфокарты? Надо помочь бедным репликантам.
— Мне, наверное, к начальству здешнему нужно. Где оно у вас обитает?
В глазах Шурика читается облегчение, есть на кого спихнуть ответственность.
— Да, конечно, идите к вожатой, она или в столовой, или у себя, или на площади уже. Да вот, Сыроежкин вас проводит.
— Я провожу. — Охотно соглашается Электроник.
— Да, меня Семен зовут, не уверен, что нужно по отчеству, я, вроде, молодой еще.
— Шурик.
— Электроник, ну, это прозвище такое, а вообще я Сыроежкин.
— А вожатую...
— А вожатую — Ольга Дмитриевна. Ну, пойдемте скорее.
Электроник неспешно ведет меня по главной аллее в сторону столовой, попутно рассказывая о местных достопримечательностях. Про «Зарницу» и ловлю шпионов — не слова. Ну и я помалкиваю, я же только что приехал и не в курсе. Когда выходим на площадь, вижу, что навстречу нам решительным шагом идет Ольга Дмитриевна. За вожатой, как два телохранителя Алиса с Ульяной, а перед ней бегут мои утренние зайцы. Увидели нас, показывают пальцами.
— Это, очевидно вожатая? — Спрашиваю.
— Да, а с ней Алиса Двачевская — помощница вожатой и Ульяна — твой конкурент по футболу.
Весь мой прошлый опыт говорит, что с вожатой нужна решительность. Поэтому подхожу к ней и глядя в глаза здороваюсь, представляюсь и рассказываю свою легенду.
— А я не могу вас принять,— заявляет Ольга Дмитриевна. Во-первых, где ваше направление на практику? А, во-вторых, мне вас просто негде поселить. Хотя, конечно, тренер нам бы не помешал.
С сожалением вру в ответ дальше, вру, и не знаю, на чем попадусь.
— А разве мои бумаги не у вас? Мне в райцентре сказали, когда я спросил о бумагах, что пакет вам уже отправили.
— Вчера была машина с почтой, и вчера же я разговаривала с райцентром — ничего про вас не было сказано.
— А вы с кем разговаривали? С райкомом комсомола и районо, наверное? Меня то спорткомитет к вам направил, они же и бумаги посылали. Может, сегодня придут? А жить я и в тренерской могу.
— Ну, я не знаю, — кажется смягчается вожатая. Давайте сделаем так, я вас, без ваших бумаг, принять тренером не могу, поэтому запишу вас просто в старший отряд, как пионера. Жить вы будете в тренерской, все равно больше негде, и обязанности тренера выполнять будете. А как приедут ваши бумаги, тогда и оформим все как надо. Сейчас Алиса вам выдаст постель и ключ от спортзала, а в 11-00 приходите сюда же на линейку. А ты Алиса, как все сделаешь — можете с Ульяной идти спать до обеда, на линейку не ходите.
«Штирлиц — Центру, первый этап внедрения прошел успешно. Приступаю к легализации». Наверное, будь я действительно шпионом, я бы дал именно такую шифровку.
— Ура! — Ульянкин голос за спиной, прямо над ухом.
Оказывается, пока я беседовал с вожатой, рыжуха незаметно переместилась мне за спину и, не иначе, готовила какую то пакость нехорошую.
Алиса отцепляет ключ от связки, и, со словами: «Ну, пошли, чего встал, как пень!» — поворачивает в направлении склада. Я остаюсь на месте, хамство нужно пресекать в зародыше: «А теперь еще раз, и вежливо.»
— Двачевская!» — моя реплика сливается с восклицанием вожатой. Алиса считает нужным пойти на попятную:
— А что, ему лет не больше, чем мне, может мне его еще и по имени-отчеству звать?
— Он тренер, а ты тут пионерка! — Это вожатая.
— Персонально Вы будете обращаться к тренеру по имени и отчеству, — это уже я.
— Он тренер, а я помощница вожатой! Да и какой он тренер!? — Ну, тут она, конечно, права, тренер я никакой, но Алиса то об этом не знает и не узнает. До конца цикла я справлюсь.
— Двачевская, хватит, на твоё поведение все жалуются! То, что ты моя помощница не дает тебе права хамить!
— Пойдем...те. - Алиса отдает мне ключ от спортзала и, с прямой спиной, не оглядываясь, идет к складу.
На складе пыльно, маленькие оконца под самым потолком не дают достаточно света, так что стеллажи теряются в полумраке, пятачок для посетителей огражден от основного помещения барьером. Алиса поворачивает крутилку выключателя и со словами: «Ждите здесь.», исчезает в проходе между стеллажами, в слове «ждите», конечно же, присутствует крошечная пауза между слогами, но, формально, придраться не к чему.
Алиса чем то грохочет в глубине склада, двигает какую-то мебель, что-то роняет, и в конце-концов появляется со стопкой белья и одеялом в руках. Кидает все это на барьер: «Забирайте!», а сама открывает амбарную книгу и записывает в нее выдачу.
— Самое рваное, надеюсь, выбрали? — Моя улыбка сейчас слаще сахара.
Молчит, только глаза сверкают. Был бы арбалет под рукой — застрелила бы.
— До встречи, — говорю ей, выходя со склада, и упираюсь взглядом в Ульяну.
Ульяна сидит на корточках напротив складских ворот, на другой стороне аллеи, и очень внимательно наблюдает за ними. Правую руку, при этом, Ульяна держит на чем то, лежащем рядом с ней, в высокой траве. Смотрю на нее, смотрю на приклад этого «чего-то», молча разворачиваюсь и иду в спортзал, своей прямой спиной, напоминая сам себе Алису.
Спортзал выглядит необжитым и, каким-то, разоренным, что ли. Не надо и не хочется, но, для поддержания легенды, придется навести порядок, хоть символический. Тренерская — каморка без окон, размером три на пять метров напротив раздевалки. Все убранство тренерской составляют канцелярский шкаф, старый домашний шифоньер выглядящий тут совершенно чужеродным предметом, письменный стол, и пара стульев с истертыми коленкоровыми сиденьями. Интерьер украшают какие то пожелтевшие почетные грамоты и дипломы. В шифоньере, о чудо, лежит пара новехоньких вьетнамских кед, моего, кстати, размера. В ящике стола — секундомер и свисток. Ну всё, теперь я настоящий тренер, у меня даже свисток есть. Кидаю в угол тренерской свой рюкзак, затаскиваю из кладовой два мата и кладу на них простыни с одеялом, это будет моя кровать на ближайшие три-четыре ночи. Живот бурчит и просит завтрака, а мозг просит сна, вспоминаю поговорку: «Если хочется покушать, ляг поспи и все пройдет». Поскольку в 11-00 линейка, достаю из рюкзака будильник, выставляю время и заваливаюсь спать.
Однако заснуть не получается. Лежу на матах, смотрю в потолок, ворочаюсь и все пытаюсь понять причины столь «теплой» встречи, и откровенно недоверчивого, а где-то даже и враждебного отношения аборигенов. Что там зайцы мне говорили про шпионов? И про то, что их расстреляли, кстати. Понятно, что малышам поставили задачу доступную их пониманию, но копать нужно сюда. Нет, ничего не приходит в голову, нужно искать дальше. Где тот наивный, ничего не понимающий пионер, который больше всего хотел искать ответы? Вот он, лежит на матах, и слушает, как кто-то осторожно ходит по спортзалу и трогает дверь тренерской. Трогает дверь тренерской!? В замок кто-то осторожно пытается вставить снаружи ключ, но ничего у него не выходит, ключ с моей стороны не довернут до конца и мешает операции. Я, стараясь не шуметь, поднимаюсь с постели, осторожно прохожу и встаю сбоку от двери, соображая, где взять что-нибудь тяжелое, для встречи дорогого гостя. В этот момент звенит будильник, когда он замолкает, шорохов уже не слышно. Быстро отпираю замок и рывком распахиваю дверь — никого.
Наскоро приняв душ, что удивительно, но душ работает, иду на площадь.
На площади уже собрался весь лагерь, пионеры стоят отдельными кучками и общаются между собой. Нет только Ульяны с Алисой, ну да, им же разрешили отоспаться. И Славя, Славя меня смущает, я пытаюсь понять, что не так и, кстати, вспоминаю, что помощницей вожатой здесь Алиса. Подошла Ольга Дмитриевна, время — без пяти одиннадцать, и за эти пять минут она вываливает на меня список своих хотелок. Лагеря меняются, но желание запрячь Семена покрепче не оставляет Ольгу Дмитриевну в любом ее воплощении. Ольга Дмитриевна желает чтобы я: составил план спортивных мероприятий; чтобы я вел две секции, одну утром, для малышей, другую вечером, для старших; чтобы я через день, по очереди с ней самой дежурил на пляже; чтобы я взял на себя подготовку к походу, который состоится через три дня и чтобы я, коль уж записан, как пионер, непременно влился в отрядную жизнь, и не забыл подписать сегодня обходной лист, каковой лист она мне и передала. На это я отбиваюсь таким образом: что смысла в плане спортивных мероприятий я не вижу, но можно взять общий план и выделить там отдельно спортивную часть; что я согласен и приехал тренировать футбольную команду, и не против, если это будут малыши, тем более, что двое желающих у меня уже точно есть; какую секцию вести со старшим отрядом я не знаю, но подумаю о гребле; что через день дежурить на пляже я не смогу, поскольку тогда слетит программа тренировок, но подменять ее там, по мере необходимости — совсем не против; что про поход она должна мне рассказать по подробнее; что мне влиться в отрядную жизнь, это значит записаться в секцию к самому себе и самого себя тренировать и что обходной лист я непременно подпишу. Одним словом, веду себя, как мастер компромиссов.
Наконец начинается линейка. Вожатая отдает подобие команды: «Лагерь, по отрядам. Становись!», на что пионеры выстраиваются в подобие строя. Вожатая зачитывает план мероприятий на неделю и на сегодня, представляет меня пионерам, малыши кричат «Ура!», а старшие глядят с подозрением, хотя и не проявляют явной враждебности. Понимаю, что нужно что-то сказать, начинаю мямлить про Олимпиаду, (кстати, а она уже была?), про то, что путь к золотым медалям начинается с дворовых команд, наконец моя пятиминутка позора заканчивается. Линейка тоже заканчивается, пионеры расходятся, на площади остается только старший отряд, вожатая и я. Вожатая объявляет пионерам, что, пока мои бумаги не пришли, я буду приписан к их отряду, а я «знакомлюсь» с ребятами. Ну, пионеры, как пионеры, те же, что и в прочих лагерях, с небольшими отличиями, конечно, но в пределах разумного. Лена, Мику, Женя, Шурик и Электроник, отсутствующие Алиса с Ульяной, отличается только Славя. Не хочу рассказывать о грустном, а если коротко, то представьте себе куклу Барби. Представили? Как форму, так и содержание. Ну, глаза красивые, да. Я писал о фоновых персонажах раньше, а вот и пример. Попросил ребят обращаться ко мне на ты, если я не при исполнении. Отвечаю на какие то дежурные вопросы: откуда приехал, где учился, на кого учился; накинул себе год возраста. На том и разошлись.
Постоял, подумал — куда пойти, в принципе, можно было там же, на площади у Жени и Сыроежкина обходной подписать, но уж больно хотелось в библиотеку и в кружок кибернетики заглянуть, посмотреть, чем они там занимаются. Начал с библиотеки. То есть нет, не с библиотеки, а с осмотра Генды. Генда вечен, и нисколько не меняется от лагеря к лагерю. Кажется, гвоздем, на который наколота стопка одинаковых лагерей, кажется сбрось его с постамента, и вся система лагерей разрушится и исчезнет. Интересно, это случилось бы, получи тогда Алиса не порох, а, скажем, нитроглицерин? Тоже мысль, я вот обзываю всех марионетками, а кто-то, возможно, считает марионеткой меня. И тогда Двачевсая, получается, не зря Генду взорвать хотела, и кибернетики не зря кошкоробота мастерят..? Вопросы, вопросы... Ладно, отвлекся я, Генду разглядывая. Памятник, как памятник, копия самого себя в других лагерях, решетка привинчена на 4 болта, болты и решетка проржавели насквозь. Если взять с пожарного щита топор, то сорвать с болтов решетку представляется вполне возможным. Пока памятник разглядывал — площадь совсем опустела. Пора таки идти в библиотеку.
В библиотеке меня ждал сюрприз. Не знаю когда, но Славяна здесь побывала. Я рад, хотя бы тому, что она выскочила из череды этого бесконечного повторения, очень я, оказывается, боялся, что ее, в мое отсутствие, опять затянет в ее двухстадийный кошмар. А еще, судя по меткам, в этом лагере, просто какой то проходной двор. Может поэтому посетители так надоели аборигенам, что от посетителей избавляются быстро и решительно. Незаметно глажу пальцем автограф Славяны и аккуратно ставлю книжку на место. Интересно, все же, как между собой общались Славяна и ее местный аналог? Заходит Лена с книжкой, — все та же Маргарет Митчелл. Лена все так же вскидывает руки к лицу, все так же говорит тихим голосом, все так же легко краснеет, в общем, ничего нового. Обстановка, прямо скажем, для меня новая, а люди — те же. Надо бы похвалить книжку, но опасаюсь возможных отдаленных последствий. Выходим вместе из библиотеки, и расходимся по своим делам. Кто куда, а я в столовую.
Пожилая повариха в столовой ворчит, что «опоздавших кормить не обязана», но, смилостивившись, оделяет обедом. Сажусь в дальний угол. Странно, но здешняя кормежка отличается от того, что я ел в «Совенке» до сих пор. Вроде все те же самые стандартные блюда, но вкусно. Или, так кажется после консервов, или, я не знаю, душа в них чувствуется, что ли. Смотрю на мелькающую в окне раздачи повариху, она, как раз выглядывает, мы встречаемся взглядами, и киваю ей, благодаря. Повариха внимательно смотрит на меня, меняет, на мгновение, суровое выражение лица на ответную улыбку, пожалуйста, мол, опять суровеет и закрывает окошко. Что-то мне ее мгновенная улыбка напомнила, но, не пойму что.
Поел, тщетно подождал Ульяну — нет ее, или раньше приходила, или спит. Не то, чтобы хотел ей перца в компот насыпать, но вопросы к ней были.
В кружке кибернетиков было интересно. Интересно было то, что меня в него записаться не приглашали, а скорее даже наоборот:
— Ты ведь не собираешься к нам записываться?
— Нет, я только обходной...
— Хорошо, хорошо, давай сюда.
— И, ребята, если мне что-то для спортзала сделать нужно будет, вы поможете?
— Конечно, конечно... Держи обходной, пока.
А еще вызывал интерес верстак, накрытый одеялом. Что-то от меня явно прятали. Остаток сумасшедшего дня прошел тихо и спокойно. Поужинав, пионеры кучковались около столовой, не знаю, может и с целью в карты поиграть. Алиса с Ульяной меня явно избегали. Я, сославшись на дела в спортзале, ушел к себе, запер спортзал изнутри на ножку от стула и завалился спать сразу после ужина, за двое суток разом.
Утром третьего дня проснулся рано и лежал в постели, составляя график на день. Что там у нас сегодня: уборка лагеря, спортгородок, очевидно, поручат мне убирать, с малышами и, в конце дня, дискотЭка. А мне нужно попасть в библиотеку, или со Славей, простите, с Сашей, после обеда, или, вместо дискотеки, с Ульяной. Учитывая личность Саши, первое — сомнительно. Вздыхаю, значит, придется ругаться с Ульяной и убирать столовую. Ну, может оно и к лучшему.
Пора вставать. Завтрак, линейка, перед линейкой беру инициативу в свои руки и напрашиваюсь на уборку спортгородка. Во главе роя мелюзги идем на спортплощадку, там распределяю роли и обязанности, в том числе и для себя самого. Как ни странно, но мне это нравится, тем более мелюзга здешняя, на первый взгляд, вполне нормальные люди, в отличие от ребят постарше. Работы не так и много и заканчивается она довольно быстро, стою, любуюсь результатом. Кто-то дергает меня за рукав, оглядываюсь — мои вчерашние зайцы.
— Семен, а когда мы начнем тренироваться?
А ведь и верно. За эти три дня меня никто не расшифрует, что-то из своей практики я еще помню, так почему бы и нет? Набираю в грудь воздуха и делаю объявление: «Кто хочет научиться играть в футбол, подойдите ко мне!». Желающих набирается девять человек, объявляю им, что завтра начнем заниматься по настоящему, а сегодня проведем пробное занятие, кто после этого, до завтра, не передумает — тех запишу. После этого запускаю команду футболистов на разминку, а сам отдаю зайцу-Сереже ключ от спортзала и отправляю их с зайцем-Оксаной за мячами. Вот у меня уже и любимчики появились. А, кстати, что же я покажу им после разминки то? Сомнения мои разрешает Ульяна, появившаяся с компанией ребят постарше. Появляется и сходу предлагает сыграть с ними. Все-таки, общий сценарий написан для всех лагерей, сказано: «Ульяне играть с Семеном на третий день», значит будет играть. И еще, это единственный день, когда Ульяна появляется в обществе ровесников. В остальные дни она, либо со старшими, либо сама по себе. Ну, не буду на этом останавливаться.
Поиграли. Первый тайм я не вмешивался, а просто приглядывался к своим «футболистам». Как ни странно, но два гола они умудрились забить самостоятельно. Во второй тайм я сам вышел на поле, Ульяна тут же потребовала удалить из моей команды четверых игроков, после торга сошлись на удалении двоих. Добровольцев на удаление не нашлось, поэтому тянули травинку. Проигравшие жребий едва не плакали, пришлось поручить им внимательно следить за игрой, с тем, чтобы потом мне все рассказали. Ульянка отчаянно не хотела проигрывать, но увы. Все было как положено по сценарию — проиграла. С тем и пошли на обед. Хотя, все же, общее отношение ко мне у нее чуть смягчилось. Смотрела уже не как на врага народа, а только как на подозреваемого в этом тяжком преступлении. По дороге обсуждали игру и так, обсуждая игру, сели за один стол. Ульяна хвалит малышей, что играть не боятся против старших, а я замечаю ей
— Играть они, действительно, не боятся. Но если от Ваших игр кто-то из них хоть как то пострадает, то я очень строго накажу тех, кто их в это втянул. Чего бы мне это не стоило.
— Ты! Ты!! Ты!!! Ничего не понимаешь и не знаешь! — Ульяна взрывается и через стол бросается на меня.
Перехватываю ее руки, а она пытается ударить меня головой, и достать под столом ногами. В ходе борьбы столик опрокидывается и все тарелки оказываются на полу. Достается и соседним столикам, и пионерам, сидящим за ними. Я только отбиваюсь, а Ульяна все еще продолжает и продолжает на меня нападать. Этим танцем мы, наконец, привлекаем внимание Ольги Дмитриевны.
— Ну и что все это значит? Не желаете ли объясниться?
Оставаться в компании Ульяны больше необходимого у меня нет никакого желания, поэтому вину я беру на себя.
— Прошу прощения Ольга Дмитриевна, мы, несколько эмоционально поспорили о сегодняшнем футболе и я ненарочно спровоцировал Ульяну. Это полностью моя вина и я все тут сам уберу.
— Нет. Убирать будете оба! — Решает Ольга Дмитриевна.
Ну, оба, так оба. За уборкой молча распределяем роли я таскаю битую посуду, девушка моет пол. Друг друга избегаем и стараемся взглядами не встречаться, разговариваем коротко и только по делу. Наконец, все прибрано. Я смотрю на Ульяну и говорю: «Если планируешь украсть конфеты, то я тебе не сторож и не помощник.». Ульяна возмущенно фыркает и гордо выходит из столовой, ни слова не говоря. Надо было мне быть помягче, мне ведь с ней в библиотеку еще вечером идти.
А я иду на кухню, сдать работу поварихе, и извиниться еще раз.
Повариха зычно командует на кухне всеми своими двумя помощниками и выглядит весьма впечатляюще, если не сказать угрожающе. Она выходит в зал, окидывает взглядом поле битвы, недобро смотрит на меня и собирается что-то сказать. А я действую на опережение и глядя ей в глаза говорю: «Вы уж простите, баба Глаша, не ожидал я от Ульяны настолько бурной реакции». Я вспоминал, со вчерашнего дня вспоминал, где я видел эту повариху, где я видел эти мгновенные переходы от суровости к улыбке и обратно к суровости, но вспомнил только это заглазное прозвище «баба Глаша» и, то, что, под кажущейся суровостью прячется очень добрый человек. Баба Глаша вздрагивает, долго смотрит мне в глаза, а потом уже совершенно неожиданным тихим голосом говорит.
— Надо же, остались, кто еще помнит... Ставлю вам зачет за эту лабораторную, студент. И, заходите после ужина ко мне в каморку.