Лена Алиса Славя Ульяна Маша Ольга Дмитриевна Женя

Продолжение

1 глава http://vn.reactor.cc/post/2310619
2 глава http://vn.reactor.cc/post/2336203
3 глава http://vn.reactor.cc/post/2344710
4 глава, часть 1 http://vn.reactor.cc/post/2360187
4 глава, часть 2 http://vn.reactor.cc/post/2363608
4 глава, часть 3 http://vn.reactor.cc/post/2367158
5 глава http://vn.reactor.cc/post/2381587
6 глава http://vn.reactor.cc/post/2397063

VII
Зеркало

Спать совершенно не хочется, поэтому беру архивную папку с лабораторными журналами и сажусь их разбирать. Теперь, когда это непосредственно коснулось меня, необходимость перебраться через эту гору бумаги совершенно не напрягает. И я сижу и читаю все эти истории проснувшихся, осознавших себя и опять уснувших пионеров и пионерок. Цикл за циклом, с момента обнаружения и до момента отключения. Сперва обнаруживали по нетипичному поведению, потом, где-то в начале семидесятых поставили регистрирующую аппаратуру и начали вести таких, как я, с самого момента пробуждения. Потом, лет через пять, отказались от аппаратуры и опять начали выявлять методом наблюдений, в журналах не говорится – почему. Где-то, году в 1974 я, в первый раз, встречаю имя Славяна. Славя, Славя шла, как второстепенный персонаж в истории неизвестного мне пионера. Индуцированная активация, пять циклов, отключение. Имя, прямо скажем, редкое, поэтому с огромной вероятностью, это одна из Славь, живущих сейчас почти в каждом лагере. Потом все чаще и чаще мелькают знакомые имена, и если Алисы и Ульяны, скорее всего были те, то про Лен, Жень, Сергеев и Александров, и Александр, кстати, я ничего сказать не могу, хотя, конечно, хочется верить. Однажды, в конце 70-х, попалась Мику. Интересно, как она вообще в этом лагере оказалась? Чем и о чем думали тогдашние люди, когда создавали такого экзотического для Страны Советов персонажа?
Потом начинаю разбираться в системе. С начала 70-х годов-же, в начале каждой записи идет цифровой код. Расшифровка кода записана на внутренней стороне обложки пятого по счету журнала: номер записи, номер узла, номера предшествующей и следующей записей с участием этого пионера. Знать бы еще нумерацию узлов. Но, в любом случае, чем чаще пионер просыпался, тем больше была вероятность того, что он проснется в следующий раз. В 1984 году я встречаю себя. И потом уже целенаправленно ищу себя. Не важно которого себя, любого Семена. Биографии этих Семенов стандартные, как у всех прочих проснувшихся, но это есть доказательство моей реальности. Моей личной реальности, пусть она и не совпадает с тем, что хранится в моей памяти. Того, что вот он я – Семен, существую, мерцая, как переменная звезда, разгораясь и притухая, но не исчезая. Я ничего не помню из тех пробуждений, но это не важно, это совершенно не важно. Я, наверное, целый час сижу и думаю, что, даже если через пять дней я усну – жизнь не кончается. И даже не моя жизнь, хотя это тоже приятно, а просто – перекрученная и стоящая на голове жизнь здешнего мира.
Наконец, прихожу в себя, завариваю чай покрепче, и начинаю читать дальше. Все больше знакомых имен, все чаще и чаще после записи: «Конец активной фазы» идет отсылка к следующей записи, где, сначала чернилами, а потом – синей шариковой ручкой одним и тем же почерком выведено: «Начало активной фазы». Долго разглядываю этот почерк. Представляю себе улыбающуюся женщину лет тридцати – тридцати пяти, которая с видимым удовольствием пишет: «Начало активной фазы».
А в 1987 году первый раз, вместо «Конец активной фазы», встречаю «Применен выключатель», и сразу вспоминаю про ту железную коробочку, что сейчас лежит у меня на шифоньере. Даже на табуретку встал, чтоб заглянуть, нет – лежит, никуда не делась. Мельком гляжу на часы – половина первого, осталось прочитать три журнала и я, уже догадываясь, что там будет, открываю очередной журнал.
Вспоминаю рассказ бабы Глаши, как тут все в нас влюблялись, от несчастной любви стрелялись, а завлабораторией тихо спился от тоски. Похоже, в, смотрю еще раз в предыдущий журнал, да – в июне, как раз 1987 года, романтиков у руля сменили прагматики. Большинство судеб проснувшихся пионеров описывается одной фразой: «Отклонений в течении активной фазы не наблюдается, применен выключатель», – где-то, после пяти-десяти циклов. А потом еще проще: «Обнаружен организм в активной фазе, применен выключатель». Так и представляю себе диалог:
– Вась, там этот, как его, организм активировался в семнадцатом узле.
– Да дай по нему выключателем, делов-то. Как будто первый день работаешь!
Кстати и журналы с 1987 года-же заполняются явно другой рукой. На остатках спокойствия долистываю последний журнал. Где-то, в июле 1992 года последняя запись: «За последние тридцать циклов активированных организмов не обнаружено, наблюдение возложено на мониторов узлов». Мониторы узлов, это, кажется, отрядные вожатые? Вспоминаю Олин рассказ об ее функциях и не нахожу в нем противоречий с только-что прочитанным.
Так! Первое, что делаю – это встаю из-за стола и опять лезу за выключателем. Что-то пропала у меня вера и Оле/Ольге и бабе Глаше, внезапно взяла и пропала. Может он там лежит себе на шифоньере и медленно меня отравляет, и рыжих моих, вместе с Леной, кстати. Я же не знаю, как он работает. Достаю брезентовую сумку с прибором, достаю из нее прибор и вытряхиваю остальное содержимое на стол: инструкция, запаянная в полиэтилен батарейка и маленькая отвертка. Отворачиваю четыре винта – нет, батарейный отсек пустой, уже хорошо. Пролистываю инструкцию, собираю все обратно и убираю сумку с выключателем назад на шифоньер.
Второй вопрос, что мне делать со всем этим знанием? К Ольге вопросов нет, но боюсь, что бабу Глашу я придушу завтра, нет, то-есть уже сегодня. Глянул на часы – ой, мама! Время то уже четыре утра, а линейка в восемь. Лучше сейчас вообще спать не ложиться. Ладно, до линейки и завтрака доживу, а там посплю, хоть до обеда. Еще попрошу Ульянку меня выручить – поруководить футболистами, благо сегодня день уборки территории.
Хорошо, значит, к Глафире Денисовне мы сегодня не идем. И завтра не идем, и послезавтра. Убивать я ее явно не буду, а считать ее заей, белой и пушистой, у меня нет оснований, пусть она и сама нас не «выключала» и даже приказов об этом не отдавала, это скорее к Виоле, а Глафира Денисовна – она же физик. Но, как один из руководителей проекта, эта несчастная бабушка, безусловно, несет ответственность перед нами. Вот и буду решать, что мне с ней делать.
Есть еще две параллельные мысли по прочитанному: первая, это то, что год начала применения выключателя совпадает с годом, который сейчас постоянно установлен в лагере – 1987, а вторая – то, что количество проснувшихся пионеров опустилось до нуля, в течение пяти лет, с начала применения прибора, вывод – выключатель, на какое-то время, глушит эту способность.
А думать становится все труднее и труднее, а голова – все тяжелее и тяжелее и я провожу остаток времени до появления Саши с компанией и Ульяны в состоянии полусна.
А девчонки, те сразу понимают, что со мной что-то неладно. Ульяна, та пытается меня растормошить, а Саша – пожалеть и успокоить. По одиночке, может, у них бы и получилось, но алгоритмы «Соберись, тряпка!» и «Поплачь и будет легче» друг-друга компенсируют. Через две минуты девочки это понимают, и ставят ультиматум, или я иду с ними купаться, или речка придет сюда сама, в пожарном ведре.
Ну что-ж, приходится подчиняться. Речная вода облегчения не приносит, но, по крайней мере, прогоняет сон, на некоторое время. Надеюсь, что, хотя-бы, на линейке я не засну стоя – позора же не оберешься, хотя, репутацию пофигиста я заработал, так что, наверное, можно и заснуть. А девчонки по прежнему меня не отпускают, требуют рассказать им, что со мной такое случилось. Ответ: «Не выспался», – не принимается.
– Не выспался это следствие. А ты о причинах расскажи.
Нет, не расскажу. Смотрю на Ульяну – это сколько же раз, Рыжуха моя, тебя убивали? Может, сложись иначе, и сидела бы ты тут, передо мной сейчас выросшая, похожая на ту, из моего сна? Саше, той повезло, Саша человек новый и выключатель на себе не пробовала. Стоп, а кто сказал, что его больше не применяют? Бабуля, та, помнится, тоже грозилась. Да и лагерь наш не единственный, и та же Виола вполне сможет сюда добраться.
– Пойдемте со мной.
Идем в тренерскую, я опять лезу на шифоньер, в третий раз достаю с него сумку с выключателем. Девчонки смотрят во все глаза: пара синих глаз и пара голубых. Вы, конечно, это забудете, но рассказать я обязан. Открываю сумку и вытряхиваю на стол содержимое.
– Ой, что это?
И загребущая лапка, хвать за прибор. Обозначаю шлепок по этой лапке.
– Ульяна, не лапай, я сам-то его в руки взять боюсь.
А ведь так просто, вставь батарейку, переведи ползунок в положение «Вкл», открой объектив и направь прибор на пионера. После этого нажимаешь третью кнопку, набираешь на диске «два-три-восемь-пять» и еще раз нажимаешь третью кнопку. Ну, а потом, пользуясь таблицей кодов из инструкции, делай с пионером что хочешь. Или, если времени нет, то можно два раза одновременно нажать вторую и третью кнопки и тогда – полное стирание накопленной личности и возврат к базовой программе, или так же нажать первую и четвертую и дематериализовать пионера до конца цикла.
– Девочки, постарайтесь запомнить мои слова. Очень сильно постарайтесь.
Обращаюсь больше к еще не проснувшейся, Саше. Или к не активированной? Нет, все-таки, к не проснувшейся. Ульяна-то, надеюсь запомнит, хотя ее это больше касается.
– … если увидите кого в лагере с такой сумкой – будьте очень сильно настороже. Ну а если увидите у кого такой прибор в руках, то бегите со всех ног и прячьтесь так, чтобы вас не нашли.
– А что это?
– Это смерть. Смерть или сон, но, все равно – это как смерть.
Ульяна понимает, вижу по глазам, и смотрит на прибор уже с испугом. Саша-же переспрашивает.
– Это как, «сон, как смерть»?
Сашенька! Я не смогу тебе этого рассказать, ты, сейчас, либо примешь в штыки, либо слепо поверишь, как пророку, а это еще хуже, потому что это путь в тупик. Надеюсь, ты сама, со временем, дойдешь, ведь должна-же, иначе я тут зря свои последние пять дней доживаю. Но подсказку я тебе дам.
– Саша, мир, он ведь не только то, что ты из окна видишь. Вспомни хоть вашу записку, которую вы нашли на банке с вареньем.
Ульяна-же находит объяснение по понятнее.
– Загипнотизируют тебя, поняла? И, что захотят, то ты и будешь делать, и будешь думать, что так и надо.
Не знаю, о чем подумала Саша, но краснеет она от этих слов ярче своего галстука. А нам уже пора на линейку, Саша убегает к себе переодеться, а я ловлю Ульяну за руку.
– Ульян, сегодня же день уборки. Поруководишь моими на спортплощадке? Можешь и в футбол с ними поиграть. А я попробую все-таки поспать до обеда, а если повезет, то и до вечера.
– Тебе это дорого обойдется… – Ульяна хочет поторговаться, но потом, еще раз посмотрев на меня, только кивает.
– Хорошо, отсыпайся Сёмка. Только ты так и не сказал, почему не спал. Зубы нам прибором заговорил, а почему не спал – не сказал. А я чувствую – это что-то плохое.
– Уля, честно?
Я решиться не могу. Потому что сделать, все равно, ничего нельзя.
– … ты права, но я пока не могу. Когда соберусь, тогда расскажу.
Все, наверное, не расскажу, но, что тебя ждет, после моего ухода, Рыжуха моя, я расскажу обязательно. Не смотря на угрожающее обещание Алисы. Все должно быть честно.
– Смотри, буду ждать.
А линейка уже начинается. Ульяна, с моими проблемами, не успевает переодеться и получает втык от вожатой за футболку и шорты. Правда, втыки от вожатой на Ульяну действуют, как летний ветерок, ну, на то она и Ульяна. На линейке я, все-таки, сплю, сплю стоя и с открытыми глазами, кивая и вставляя реплики в нужных местах. За завтраком ограничиваюсь чаем, потом думаю – куда бы спрятаться, чтоб не нашли? Собственно, годных мест четыре: остров Ближний, чердак в старом лагере, поляна на берегу озера, где Лена прятала Второго в прошлые циклы, и моя поляна. Пока иду к себе за верным парусом (или за верной портьерой – это как считать), выбираю свою поляну. Ближний и поляна Второго отпадают из-за Лены – вдруг ей захочется там побывать? А там я – во сне слюни пускаю. В старый лагерь идти не хочется, просто не хочется. Так что остается только моя поляна. На спортплощадке нахожу Ульяну, раздающую задания футболистам, отвожу ее в сторонку и говорю.
– Помнишь, где нашла меня в прошлый цикл? Вот там я и буду. Но, до обеда, будить, только если Генда сойдет с пьедестала.
Это, чтоб не обижались на меня, что я скрылся в неизвестном направлении.
Забираю с собой подстилку, забираю с собой будильник и бочком, Ульянкиными-же тропами ухожу в лес. В лесу, ободрав бока, пока пробирался через кустарник, заползаю, буквально заползаю, там, в одном месте, только ползком, Ульянка проходит, а мне – только на четвереньках, на свою поляну, разуваюсь, выставляю будильник на 13-00 и засыпаю, завернувшись в парус. Перед сном еще думаю, что, не смотря на выключатель, что-то в голове все-же остается, на уровне подсознания. Не зря же я был таким скрытным пионером, и начал активничать только уже в самом конце.
Сон, да. Опять этот квартал двухэтажек, опять эта школа, опять этот сквер. Только, на этот раз, я без провожатого. Пересекаю трамвайную линию и обнаруживаю, что лесенка на обрыв разрушена. От лестницы осталась только часть каркаса. Металлические ступени срезаны и свалены в кучу недалеко от трамвайной остановки, а на рельсах стоит грузовая платформа и пара рабочих перекидывает на нее эти ступени. А мне нужно туда – наверх, и я лезу по обрыву, ломая ногти цепляясь за остатки каркаса и понимая, что безнадежно опаздываю. А, когда я уже почти добрался до верха, и мне остается преодолеть три метра скалы, и я стою, задрав голову, на какой то металлической площадке, сверху показывается Ульянка, опять повзрослевшей в моем сне Ульянка, она улыбается мне, что-то кричит, а потом бросает сверху веревку с альпинистским карабином на конце. Карабин раскачиваясь выбивает из обрыва мелкие камешки, камешки со звоном ударяют о металл площадки, этот звон переходит в звон будильника, от которого я и просыпаюсь.
– С добрым утром!
– Мерси.
Только этого мне еще не хватало. Выпутываюсь из паруса, сажусь, поднимаю глаза, так и есть – Пионер. Вот с кем мне общаться не хочется, так это с ним.
– Ты знаешь, у меня по вторникам не приемный день, – говорю ему, а сам аккуратно сворачиваю свою подстилку. Разве что ты захочешь в футбольную секцию записаться.
– А может, все-таки уделишь мне чуть внимания? Я минут сорок ждал, пока ты проснешься. Тем более, это и в твоих интересах тоже.
Не отвечаю, продолжаю сворачивать подстилку, поднимаю с земли будильник и прячу его в карман. Поворачиваюсь в сторону лагеря. А мне в спину летит.
– Ну и каково себя чувствовать в свой последний цикл? Я загляну дня через два-три, расскажешь? Или, может все-таки, не в последний?
Интересно. Я в его памяти копаться могу, ну, не во всей, правда, только в ранних циклах, а он, значит, мои циклы считает?
Оборачиваюсь, но Пионера уже нет. «Меня царицы искушали, но я не поддался!» Исходя из того, что он пришел ко мне, а не к Второму, да еще и с намеком на продолжение банкета, нужен ему именно я.
Пока выбираюсь к лагерю, понимаю, что, во-первых, на обед я безнадежно опаздываю, а, во-вторых, есть у меня два часа свободного времени, которое можно как-то потратить, потому-что к Глафире Денисовне я точно не пойду. Убивать я ее, все-равно, не буду, будь она помоложе, раза в три-четыре, я бы, не поглядев на разницу полов, влепил ей по физиономии, а словами… Я не хочу с ней разговаривать! Но есть хочется. Идти побираться в столовую – значит общаться с той же ГД, придется доедать остаток сухпайковых сухарей, и до ужина – это всё. Ладно, переживем.
С независимым видом прохожу мимо столовой, как-будто так и планировалось и иду прямо к себе, но на траверсе столовой меня перехватывают все те-же Ульяна с Сашей. Ага, дежурные. Вот не любят они друг-друга, недолюбливают, а, мало того, что в одной компании оказались, так их и жизнь постоянно вместе сталкивает. Поэтому занимают они места по обе стороны от меня, пользуясь мною, как перегородкой. Но друг-друга все-таки признают, и звучит это так: «А мы тебе обед сберегли!» С ударением на «мы».
– Правда первое не удалось из столовой вынести. Поэтому – только второе и термос с какао.
Ну не нравится мне здешнее какао.
– Какао вам – за труды, а второе мне. А я чаем обойдусь.
Интересно, как это, насквозь правильная, со слов Лены, Саша решила поучаствовать в краже продуктов?
Сижу в тренерской, ем пюре с котлетой, девушки допивают какао.
– Справилась без меня с уборкой, Ульяна?
– А что там справляться? Конечно справилась, раньше же без тебя обходились. Ой. То есть я не хотела сказать, что ты нам совсем не нужен.
И смущенно замолчала.
– А я и не успел об этом подумать, не переживай. Новенький как?
– Ну как. Ходит, слоняется, бормочет что-то про себя. От вожатой уклоняется. Не мешает никому, и то хорошо. Алиса его припахала площадь подмести – подмел и свалил.
Ну вылитый я в молодости. А сейчас он в библиотеке должен быть, по программе, но поскольку программа давно уже слетела ко всем чертям… Да пусть ходит где хочет, в конце концов, имеет право. Я тоже имею право послать некоторых персонажей далеко и надолго, и отправляюсь на пляж, чтобы подменить там вожатую, о чем тут же и сообщаю своим прокормительницам. Вот, честное слово, если бы баба Глаша сама мне все рассказала, в том числе и про свою роль и ответственность за применение выключателя по мне подобным, я, скорее всего, ее бы не отправлял сейчас в игнор, но нет. Так или иначе, но я на пляже. Девочки разбегаются по своим делам, вожатая, кивнув мне, тоже собирается и уходит, и, из старших, остаемся на пляже только мы с Алисой. Ну, у Алисы свои дела, а я тут, вроде как за мелкими приставлен следить, поэтому в воду не лезу, а сажусь на песок рядом с Алисой и собираюсь начать светскую беседу.
– На дискотеку-то идешь? Или за гитару спрячешься?
Ага, щасс, ответила она мне – ко мне является делегация, в лице Гришки и обоих зайцев, и просит поработать нырятельной вышкой. Совсем страх потеряли. Алиса только смеется.
– Иди-иди. Работай, физрук.
Разрешил со своих плеч в воду прыгать, так чуть мне глаз пяткой не выбили. Чешу лоб – больно, может шишка даже будет.
– Все, я свой прогул загладил, дальше без меня.
– Семен, а почему тебя утром не было?
– Отсыпался я. Не читай по ночам, а то потом днем отсыпаться придется.
– Семен, а ты продолжение сказки придумал?
– Нет еще. Все, хватит меня в воде держать, я на берег пошел.
Пока малявки прыгали с меня, пока выбрался на берег – Алиса уже ушла, теперь даже и поговорить не с кем. Перебираюсь, на свое место – повыше, чтобы обзор был, сижу, прикидываю планы на остаток цикла.
Что там нас ожидает? Сегодня дискотека, завтра, с огромной вероятностью, придется выковыривать Шурика из подземелий, послезавтра – поход, от которого не отвертеться, пятница – ничего и суббота – отъезд и мой последний сознательный день. Что нужно будет сделать? Сегодня – ничего, разве что, понаблюдать за Вторым и… Может посводничать? Электроник и Женя? Нет, пусть этим девочки занимаются.
Опять ко мне та же самая делегация мальков.
– Семен, а как порох поджигают?
– В смысле?
– Ну, когда взорвать, что-нибудь хотят, его же поджечь надо.
– А-а-а, понятно. В старину – фитилем, а сейчас все больше электричеством. Стоп-стоп-стоп, а что это вы взрывать собрались?
Не Генду ли?
– Нет, ничего мы взрывать не собрались. Мы поспорили просто.
– Честно – ничего?
– Честное пионерское!
Ну ладно тогда, хотя проследить стоит, за Гендой. Алиса-то его явно не тронет, а завтра, по программе, попытка подрыва памятника. С системы станется на это дело малолеток отправить.
Продолжаю планировать. Завтра – пусть Второй этого очкарика ищет, а я сбегаю, с утра, в шахту, под видом поиска и записку самому себе обновлю, чем черт не шутит, вдруг еще прочитаю. Значит нужно будет этой ночью автобиографию сочинить. Поход, послезавтрашний, будь он не ладен, я подумаю о нем завтра. Пятница… Меня прерывает Электроник.
– Привет, о чем задумался?
Смотрю на него и, как обычно, меня дергают за язык.
– Как у тебя с Женей дела?
Электроник только вздыхает и смотрит в сторону.
– Понятно. Опять послала. Ты, главное, не сдавайся, вода камень точит.
«Вредные советы», – дополнительная глава то меня.
Тут меня зовут играть, и мы прерываем наш диалог. Волейбол, с пяти, до половины седьмого, стал уже привычным и ожидаемым всей компанией. Правда, на этот раз в регламент мы внесли изменения, вся компания резвится не на спортплощадке, а на пляже. Отвлекают красивые девушки в купальниках, отвлекают. Так что я не играю, а только пялюсь, в попытках играть, не смотря на то, что знаком с этими девушками уже бесконечное время, и на ранее декларированное к девушкам братское отношение.
Наконец, время отведенное на игру заканчивается, заканчивается и «пытка» эротикой.
Алиса смеется.
– Ну слава богу – живой, а не робот. В каждой по дырке проглядел, а то мы уже беспокоились – что с нами не так?
– Так вы нарочно, что ли меня дразнили? Алиса, властью физрука, заставлю прыжки и стометровку сдавать.
– Ой, Семен Семенович, только не бросайте меня в терновый куст.
А, когда уже подошли к спортзалу, Алиса хлопает себя по лбу.
– Вспомнила! Дискотечный усилитель не работает, кибернетики его разбирали, починяли, а починить и собрать не успели. Помоги мне с эстрады второй принести.
– Хорошо. Сразу после ужина?
Идем к столовой. Тихо спрашиваю у Лены.
– Заметила? Второй стоял поодаль, смотрел, как ты играешь.
– Заметила. А подойти так и не решился. – Лена вздыхает, опускает глаза и, на мгновение, превращается в Лену повседневную.
– Леночка, мне нужно рассказать тебе, все, что я знаю. Выбери время до конца цикла.
– Хорошо.
Больше, сейчас, говорить не о чем, поэтому подходим к столовой молча.
– Семен, не забудь, сегодня дискотека!
Вы, только что, прослушали традиционное приветствие вожатой при входе в столовую.
– Ольга, я-то не забуду. А вот отдельные пионеры – те могут.
Баба Глаша поглядывает из глубины кухни, но молчит. Я делаю вид, что не замечаю ее.
Беру поднос с ужином, сам сажусь рядом с амазонками.
– Ульяна, рыбу возьмешь? А то я минтай не ем.
Та еще мясорубка, не глядите, что мелкая. От минтаины остается только скелет, а я довольствуюсь рисом и жареным луком. Ульяна смотрит на это безобразие в моей тарелке, потом исчезает на кухне и появляется с котлетой на блюдце.
– Ешь. А то скажешь, что тебя объедаю.
Гм. Есть хочется, но моральные принципы, как же они?
– Ульяна, котлету украла или повариха дала?
– Повариха, а что?
– Да ничего, поругался я с ней, правда она об этом не знает. А эта котлета, это вроде как косточка собачке, чтоб не обижалась.
– Я для себя просила, если тебя это беспокоит.
Спиной чувствую, как баба Глаша поглядывает на нас в окошко раздачи. Несчастная старуха, окруженная тоской и одиночеством. Представляю себе сцену.
Ульяна: «Баба Глаша, а дайте еще чего, не наелась.»
Повариха: «Вон котлеты на сковородке…» – И реплика, в сторону «Знаю, что он рыбу почти не ест.»
А пофигу. Убила меня выключателем, пусть не лично, но приказы соответствующие отдавала, пусть теперь котлетками надежду на прощение покупает. Так и запишем.
Пока размышлял – котлета закончилась.
– Давно хотела тебе сказать. Не делай так. – Это Ульяна.
– Как?
– Иногда, когда ты так задумываешься… Тебя, как будто нет. Тело – вот оно, сидит жует, а глаза пустые, как у тех пионеров у ворот.
– Уля, я не умею иначе. А заметно?
– Если не присматриваться, то не очень. А если присматриваться, то страшно – вдруг уйдешь в себя и обратно не вернешься. Корми тебя потом с ложечки, вытирай тебе попу.
– Да ну тебя, все бы тебе хиханьки. – Сам улыбаюсь, девки улыбаются.
– Ну что, – спрашиваю Алису, пошли?
Алиса кивает, мы относим тарелки на мойку, выходим из столовой и направляемся в сторону сцены.
Но когда проходим по площади и уже собираемся свернуть на аллею ведущую к сцене, я, краем глаза, замечаю непонятную вспышку в одном из домиков и слышу хлопок, а потом звон стекла. Обрываю какую-то маловажную беседу с Алисой и бегу туда. Одиннадцатый домик, рядом с Жениным, Васьки и Сереги-зайца. А вот и обитатели, оба жильца и плюс Оксана, а из окна и двери домика выползает густое облако белого дыма.
– Стоять, не двигаться!
Васька не слушает меня и забегает, обратно на крыльцо, примериваясь прыгнуть внутрь. Хватаю его за плечо.
– Сдурел?!! Этот домик сгорает за две минуты!
– Гришка там!
О госссподя, думаю с досадой, избавь меня от этих подвигов, ну почему, почему я? А сам отталкиваю Ваську, выдергиваю за ремень уже заныривающую в дверь Алису, юбка с нее, при этом, сползает, обнажая приятные глазу ягодицы, трещит материя – будет мне потом пендель от девочки, но мне не до этого. Набираю полные легкие воздуха и прыгаю в домик сам.

Лагерь у моря часть 36. Рут Алисы.

Страница фанфика на Фикбуке

Часть 30

Часть 31

Часть 32
Часть 33
Часть 34
Часть 35

-То есть как это, ПРОПАЛ!? – отчитывала женщина в халате, своих подчиненных.

В небольшой лаборатории, оборудованной по последнему слову техники, находилось несколько людей. За столом, сидела довольно высокая брюнетка, лет двадцати семи на вид, с правильным овалом лица, на котором выделялась особенность – глаза разного цвета, один был темно-синим, второй отсвечивал красным оттенком. Шикарными формами, она могла поспорить с любой моделью, или даже, завистницы поговаривали, с любой порно звездой. Но внешность порой, бывает так обманчива, за красивым личиком, с выразительными бровями, приятно изогнутыми уголками блестящих губ, и томным голосом, скрывался один из самых продвинутых умов на планете. И сейчас эта умница, высказывала всё что думает, кучке нерасторопных подручных, а точнее одного тощего ученого, и трех агентов в гражданской форме.

-Так трудно проследить за одним гражданским?! – Виолетта, обычно контролирующая свои эмоции, была вне себя.
-Вы понимаете, что потеряли величайшее открытие, прорыв в области исследований! Человека, сумевшего не только выжить, но и подавить стопроцентную аномалию – лицо доктора Виолы пылало, а дыхание было прерывистым, она еле сдерживалась, чтобы не запустить в них чем-нибудь.
-Мы и наблюдали, как нам сказали, на расстоянии, - оправдывался один из присутствующих, - после того, как он вправил вывих, кстати, классно вправил, приехавшие скоряки даже в больницу пострадавшую не забрали, на рентген отвезли и всё. А Док, просто вышел из корпуса, и, как в землю канул!

В кабинете, где происходил разнос, было много, сложного оборудования, начиная с простых компьютеров, и заканчивая специфическими анализаторами, увидев которые, иностранные инженеры удавились бы от зависти. На одном из таких, наплевав, что металлическая тумбочка стоит миллиарды, сидел ещё кое-кто. Крепко сложенный, с гармонично развитой мускулатурой, мужчина средних лет, с внимательным, тяжелым взглядом серых глаз. В неизменной камуфлированной форме, сидел капитан отряда, пытавшегося захватить аномалию, теперь, после грандиозного фиаско, уже экс-капитан.

-Не стоит их винить, Ви, - по осунувшемуся за пару дней лицу, пробежал спазм, и, скривившись, он продолжил, - этот гад, может телепортироваться. Я сам видел.
Капитан достал из кармана сигарету, и один из агентов тут же подскочив, зажег её, используя свою зажигалку. Он пользовался определенным авторитетом, у всех в организации, кто хоть немного его знал
-Выгораживаешь их значит, и сколько раз я говорила, не курить в моем кабинете! – Виола щелкнула по приборной панели, и вытяжка заработала сильнее, вентилируя табачный дым. - Получается, он может использовать возможности аномалии осознанно? Интересно.

-Ты хоть спал сам? – уже более мягко спросила она.
-Последние два дня, ни минуты, – тяжело вздохнул кэп, лампы дневного света, которые освещали кабинет, выразительно подчеркивали, большие мешки под его глазами, - стоит только закрыть глаза, как этот…этот… кошмар – возвращается.
Несколько минут, в кабинете царила тишина, прерываемая лишь звуками компьютерного кулера, и вентиляции. Каждый думал о своем. Запахло кофе, это Виола, не выдержав, заварила себе чашечку покрепче.

-Вам никому не предлагаю, не заслужили, - уже спокойно сказала она, и, все кто присутствовал, облегченно вздохнули, их не простили, но помиловали, - так уж и быть, если даже вы не уследили, то вряд ли кому-то ещё, это по силам.
-Мы допросим всех, с кем он контактировал, - начал было один из агентов, - в лагере остались его друг, и деву…
-А вот этого, я не советую, - сказал капитан, облизнув пальцы и затушив сигарету , он метким броском, отправил ее в мусорную корзину.
-Док, этот человек, - задумался кэп, подбирая слова, - у него обостренное чувство справедливости, за тех, кто ему дорог, он не задумываясь вцепится в глотку. Я много раз видел, такие глаза, там, на башне, он был готов меня убить. Не потому, что хотел, а просто, устраняя угрозу.
-И ещё, - капитан почесал волевой подбородок, на котором, после двух дней запущения, была небольшая щетина – он мстительный, чертовски мстительный, и его аномалия, тоже…

Командиру, было трудно, вспоминать тот день, каждая фибра его души, отзывалась страхом и болью, стоило только поворошить эти воспоминания. Непроглядный черный туман, из которого нет спасения, в котором вся надежда гаснет, и отчаяние, проникает глубоко в разум, заставляя руки опускаться, и смирится с настигающей судьбой. Но поделиться своими догадками, он был обязан.
-Вы все, читали наш со снайпером отчет. – Сказал он, скорее утверждая, нежели спрашивая.
-И должны были заметить, первым, на кого напала тварь, был солдат, лапавший ту девочку. – Во взгляде и голосе капитана, была печаль, если бы, если бы он только мог, переиграть всё!
-Я не так силен в теории как наши умники, - честно признался кэп, - но одно знаю точно, даже под транквилизатором, без сознания, с вырвавшейся на волю аномалией…
Капитан ненадолго замолк, все слушали его очень внимательно. За эти долгие два дня, это было впервые, когда он сам, заговорил о случившемся. После пережитого, снайперша отправилась на реабилитацию, и обсудить с ней происшедшее, не представлялось возможным, а информация из первых рук, это самое достоверное, намного лучше отчетов, и бездушных строк.
-Его основные действия, были направлены на защиту девушек, - капитан достал очередную сигарету, но передумав, убрал её в карман, - и пока аномалия рвала моих ребят на куски, сам он, на нас даже внимания не обращал, не отходил, защищая тех двоих.
-Так что, не трогаем их, - он посмотрел в глаза Виоле, - это не мне решать, но, не трогайте никого, кто так или иначе, с ним связан.
-Я и не собиралась, - доктор допила кофе, и откинулась в кресле, в отсутствии лишних глаз, она с удовольствием сняла бы туфли, и закинула ноги на стол, - а теперь идите, работайте, и чуть что, сразу докладывайте мне.

Когда все ушли, доктор расстегнула верхнюю пуговицу халата, и расслабилась, наконец перестав ощущать сдавливающую груди ткань. Взяв со стола папку, она начала обмахиваться, всё таки, тут жарко. Несмотря на кучу кулеров, и систем охлаждения, вся эта прорва оборудования, ощутимо нагревала воздух. Виола уже начала подумывать, взять перерыв, и пойти смыть с себя пот и усталость, да, горячий душ, это сейчас то - что доктор прописал.
-Надо будет на размер больше взять, - вслух сказала она, вставая, и направляясь в сторону душевых, - и куда ты делся, коллега?
                                                                                         ***
Тем временем в лагере, в столовой, Алиса несла поднос с едой на двоих человек. Народу было много, несмотря, на мягко говоря, не блещущих талантами поваров, голод не тетка. Любимый столик рыжих был свободен, пользуясь репутацией сорвиголов, Алиса с подругой, всегда могли рассчитывать на свободное место. Скоро пришла и Ульяна, и, забрав свою порцию, стала без привычного энтузиазма, есть манную кашу.

-Ну что ты, его два дня всего нет, может, уехал куда-то, - сказала Алиса притихшей подруге, хотя и сама, был немного подавлена, - скоро вернется.
Рыжая братия, терроризировавшая лагерь, последнее время была сама не своя. Ульянка, по десять раз в день, бегала в медицинское крыло, и трогательно заглядывала в кабинет, каждый раз возвращаясь заметно расстроенной. Но тоска мелкой, ни в какое сравнение, не шла с тем, что испытывала Алиса. Казалось бы глупость, что там пара дней, но то, что человек, ставший за такое короткое время, настолько дорогим. Пропал, никому ничего не сказав, не отвечал на звонки, даже записку не оставил! Выбило её из колеи, Алисе хотелось ругаться, кого-нибудь побить, можно и ногами. На душе скребли кошки, когда она видела, что даже Ульяна, забросила свои шалости, и грустила, а грустная Ульяна – это нонсенс!

-Он вернется, - тихо сказала мелкая, ковыряясь ложкой в каше, больше напоминавшей клейстер, - он обещал научить меня делать дымовушки, и вообще…
-Конечно, вернется, - Алиса сжала кулачки, не став уточнять, про “вообще” - и тогда мы ему покажем, как уходить, ничего не сказав, продемонстрировала она жест, словно натирает кулаком чью-то невидимую макушку.
-Только ты до него не достанешь, - хмыкнула мелкая, - разве что, с табуретки.
-Пригнуться попрошу, - серьезно сказала старшая, и рыжие невольно прыснули, представив эту комичную ситуацию, - пусть только…вернется.

В лагере, после обеда, пришла пора запланированного похода, который, вопреки многим предыдущим, отдыхающие предвкушали почти поголовно. Может это связано с переосмыслением ценностей, может с тем, что погода была безупречная, а может просто с ящиком сарделек, выделенным для жарки на огне. Вожатые справедливо рассудили, что как бы ни извращались дети с продуктом, испортить его сильнее столовых отравителей, им навряд ли удастся. Корпус рыжих, собрался без опозданий, сегодня их очередь идти на опушку. Всего корпусов в лагере было семь, и каждый застолбил себе один день недели для костра, один для бассейна, и так далее, все чередуются, все довольны. На Алисе, как и на большинстве собравшихся в поход была спортивная форма, оранжевая мастерка, белая майка, и оранжевые штаны. Из всего отряда, только Ульянка, так и щеголяла в шортиках и красной майке, но да ладно, ночи сейчас теплые, подумала Алиса, пусть идет в чем хочет.

-Алиса, ну что? – спросила рыжую, подошедшая легкой походкой Славя, как и все, одетая в спортивки, - Ничего, как сквозь землю провалился, даже Ольга Дмитриевна не знает.
-Делааааа – нахмурилась Славя. – После того, как мы Жене лодыжку вправляли, я его тоже не видела.
-Так, разговорчики в строю! – С долей строгости в голосе, сказала подошедшая вожатая, не ставшая выделяться, и пришедшая в темно-зеленой, спортивной форме, правда вместо всем привычной панамы, на голове Ольги Дмитриевны, была роскошная соломенная шляпа, видимо как дань торжественности события. – Всем распределиться попарно, дрова и паек, по очереди, несут мальчики.

Из строя раздались редкие шепотки, что-то там про дискриминацию по половому признаку, сексизм, и несправедливость мира в целом. Вожатая, не обращая на ворчания никакого внимания, прямо сияла, зеленые глаза, с теплотой осматривали отряд. Каштановые волосы, которые водопадом ниспадали из под соломенной шляпки, казались невесомыми, так легко они развевались по ветру. Загорелая гладкая кожа, блестящая от крема на солнце, невольно вызывала желание погладить её, пройтись ладонями, по этому мягкому бархату. Если бы не её суровый характер, то за красивой шатенкой, с такими упругими, большими бедрами и грудью, табуном бы ходила половина лагеря. Ольгу Дмитриевну, часто принимали за очередную отдыхающую, а никак не за вожатую, ну не выглядела она, на свои двадцать пять, не выглядела, и всё тут! Но, несмотря на показную мягкость, и то, что большую часть времени Ольга проводила в шезлонге или на пляже, греясь на солнышке, и жмурясь от удовольствия, как большая, ленивая кошка, возразить ей мало кто осмеливался, ровно как и слушать её указы.

Дорога заняла почти час, за это время несчастный ящик с сардельками перекочевал между кучей рук, та же судьба постигла и остальные припасы. Славя, всю дорогу тащившая вязанку дров совсем не запыхавшись, успевала ещё следить за отрядом, помогая вожатой. Алиса несла свою гитару, изредка поглядывая на подругу. Ульяна шла налегке, настроение потихоньку возвращалось к девочке. Несмотря на то, что перед походом, наученная горьким опытом Ольга, конфисковала у мелкой все запасы шифера из карманов, несколько насекомых, разной степень свежести, и даже парочку петард. Оставив доморощенную подрывницу без экипировки.

-Рассаживаемся, и культурно отдыхаем, - разнесся по поляне голос вожатой, - Я всё слышу! Культурно - в другом смысле!

Поляна, со всех сторон окруженная хвойным лесом, была излюбленным местом для отдыха и разжигания костров. Тут достаточно сухо, было много больших камней и несколько поваленных деревьев, служившие импровизированными природными скамейками. В кронах деревьев, щебетали птицы, и иногда, отдыхающие могли увидеть, даже пробегающих белок, которых, к сожалению, с каждым годом было всё меньше. Уже в середине смены, большинство отдыхающих сами умели развести костер, соблюдая все правила пожарной безопасности. И Вожатым больше не приходилось следить, чтобы дети не спалили всё к чертям.

Отдых удался на славу, когда все подкрепились и стали травить байки, делиться слухами и просто общаться, над поляной зазвучала мелодия. Алиса наигрывала на гитаре, все уже привыкли к тому, насколько она хороша в этом. Несмотря на буйный нрав, никто не мог отрицать талант девочки. Алиса часто играла, и вместе с природным даром, трудолюбие и любовь к музыке, постепенно делали её игру, всё совершенней. Но, вместо обычных веселых мотивов, сейчас, в наступающих сумерках, гитара в руках Алисы пела задумчивую, восхитительную мелодию, которая проникала в самые глубины души, затрагивая самые потаённые струны. Немного грустная, мелодия пленила всех, отдыхающие с удивлением замечали, что кроме звуков окружающего леса, треска пылающих дров, и звука гитары, не слышно ни малейшего шума, никто не переговаривался, даже не шевелился. Когда стих последний аккорд, в звенящей тишине раздались хлопки, затем ещё, пока всё это, не переросло в бурные овации.

-Ну ладно вам, - сказала, красная как рак Алиса, видимо сама не ожидавшая такой реакции, - первый раз играю что ли.
Вожатая, одобрительно похлопала её по плечу, и даже обняла.
-Не волнуйся, не мог же он просто пропасть, вернется, - тихо шепнула она на ушко, чем смутила девушку ещё сильнее, - я с ним дольше тебя знакома, как-никак, с первой смены к нему больных таскаю, да и друг его, из прибрежного корпуса, сказал, что непохоже это на Дока. Так исчезать.
-Этот лентяй, шагу лишнего просто так не сделает просто так, - цитировала Ольга, - так он сказал.
-Откуда вы… - начала было рыжая.
- Оттуда, - оборвала её вожатая на полуслове, - я в лагере всё знаю.
-И, вы... не против? – Удивилась Алиса.
-Против? Ха. – Ольга продемонстрировала свою белоснежную улыбку. – Это вам двоим только на пользу, Док вон, перестал походить на психа-одиночку. Ты, не кидаешься на всех подряд. Алиса, ты – не маленькая, а он и подавно, если всё по любви, я только рада за вас.
-А эта мелодия? - спросила вожатая.
-Да, - смущенно потупилась рыжая, - хотела сыграть для него.
-Сыграешь, а пока, пошли спать. – И Ольга увлекла её за собой, догонять уходящий отряд.

Солнце клонилось к горизонту, дневные птицы почти перестали петь, в лесу раздавалось лишь стрекотание сверчков, и редкое уханье совы, а за уходящим отрядом, сидя на дереве, с любопытством смотрела небольшая хвостатая девушка, с кошачьими ушками. К чести отдыхающих, они убрали поляну за собой, лишь подпалины от огня, да всё ещё витавший в воздухе запах жаренных сарделек, который дразнил чувствительный носик Юли, напоминали о том, что тут кто-то побывал. 

-Вкусно пахнет, - подумала она, откусывая кусочек, от сушенного белого гриба, извлеченного на свет из кармана платья, - надо будет раздобыть таких себе.