Ленивая Артурка

старт писанины

Тема: "новый год в Совёнке"
Суббота:
DeaDRaTT 14:00
ОгненныйЛев 16:00
Berkyt_Attack 18:00
Kabanchik(Am2) 21:00
Regret 23:00

Воскресенье:

ОгненныйЛев 16:00
Berkyt_Attack 13:00
Kommunizm
Kabanchik(Am2) 21:00

Продолжение

1 глава http://vn.reactor.cc/post/2310619
2 глава http://vn.reactor.cc/post/2336203
3 глава http://vn.reactor.cc/post/2344710
4 глава, часть 1 http://vn.reactor.cc/post/2360187
4 глава, часть 2 http://vn.reactor.cc/post/2363608
4 глава, часть 3 http://vn.reactor.cc/post/2367158
5 глава http://vn.reactor.cc/post/2381587
6 глава http://vn.reactor.cc/post/2397063
7 глава http://vn.reactor.cc/post/2425682

VIII
Второе начало

Поздно уже. Просидели в клубе у Мику часа два. Как и следовало ожидать, девочки мне не поверили, но, по крайней мере, совесть свою очистил – я им больше не вру и недоговаривать что-либо в их присутствии не намерен. Может задуматься их заставил, может вспомнят мои слова, когда проснуться, не важно.
Проводил девочек по домам, обходя площадь с танцующими и сейчас иду к себе, а надо бы сходить на остановку – Второй выбрал путь одиночки, так наверняка сейчас там автобус облизывает. Но мне неохота, да и не нянька я ему, пусть вожатая за ним бегает. Вообще, кстати, не факт, что Второй сейчас на остановке – четверо самостоятельно действующих обитателей и, минимум трое потенциально готовых проснуться, это я опять про Второго, Мику и Сашу, если что, переворачивают лагерную жизнь вверх дном. А ведь есть еще младшие, те же зайцы или Катя, или Васька, к примеру. Бедный-бедный управляющий компьютер, простите, управляющая ЭВМ. Я, кажется, нашел одну из причин применения людьми выключателя.
В медпункте светятся окна – подхожу поближе, на занавеске тень от головы, вот она повернулась чуть и стало видно прическу, ага, хвостики, которые ни с чем не спутаешь. Лена читает. Интересно, вот прочитает она «Унесенных» и не забудет на следующий цикл, и что она будет читать, когда кончатся все книжки в библиотеке? Стучусь в окно, занавеска отодвигается, Лена всматривается в темноту, потом замечает меня и улыбается. Я машу ей рукой – спокойной ночи, мол, а она кивает головой в сторону входа. Ну, как скажешь, а я с удовольствием – до обеда выспался, спать не хочу.
– Привет, опять у нас свидание? – Спрашиваю в шутку у Лены.
– Ну, я не знаю, а ты хочешь, чтоб было свидание?
– Мне Второй тогда голову оторвет. Ох прости, – замечаю, как Лена вздрагивает. Когда ты прятала его в лесу…
– Я понимаю, – перебивает меня Лена. У него просто выбора не было, но, все равно, обидно.
– А ты, один раз и на всю жизнь?
Лена кивает, а я думаю, что, в данном случае, программа просто совпала с личностью Лены, а еще думаю, что неизвестно, как я сам в следующем цикле к Лене отнесусь, личность то отключится. Зато, если Второй ее выберет – это будет его собственный выбор.
– Лен, не сдавайся и не унывай. И, давай сменим тему.
А тут у Лены соперниц, в общем-то… Алиса в сочинительство песен уходит, Ульяна при мне крутится, Саша и Мику остаются. Нет, хватит, даже мысленно кости перемывать не хочу, пусть сами разбираются.
– Гришка как?
– Спит.
– А ты, тут и заночуешь?
– Нет, доктор обещала сменить меня до полуночи и от линейки меня отпросить.
– Ну, она забудет отпросить – я скажу, что ты здесь была. Я тут с девочками говорил…
И пересказываю Лене разговор с девочками и их скептическую реакцию.
– Это они меня проверяли, – отвечает Лена. Саша меня утром спрашивала о том же и тоже не поверила.
Ну вот, теперь будут заговор искать, или у Алисы с Ульяной спросят.
– … но про то, что лагерей много, я не знала.
– Триста восемьдесят четыре, если верить Глафире Денисовне. Я же и сам пришелец из другого лагеря.
И как раз сейчас, где-то, в каком-то лагере тамошний Семен ведет тамошнюю Лену танцевать на пристань. Романтика, но не для нас – мы продолжаем беседовать.
– Глафира Денисовна это?…
– Доктор наук, бывший зам начальника здешней богадельни по научной части. Из оставшихся здесь людей – самая старшая по рангу и возрасту. Тебе известна, как повариха баба Глаша. – Вываливаю на бедную Лену еще информацию.
– Дальше.
– Лена, ты готова слушать?
Лена готова, и я продолжаю рассказывать все, что знаю, зарабатывая мозоль на языке. И о тайниках, и о бомбоубежище, и о двойниках моих, и о беседах с ГД. Рассказываю и о активной фазе, в коей она сейчас пребывает и о конце этой фазы, приводя в качестве примера себя.
Лена гладит меня по щеке.
– Бедный.
– Не надо, Лен. Я, все-таки, неплохо прожил эти полторы сотни циклов, и если по мне сейчас не долбанут выключателем, то есть еще надежда на новое пробуждение. И, пожалуйста, я же не умирать от рака собираюсь, так-что не нужно меня жалеть. Считай, что я уеду далеко, но может еще и встретимся.
Я, незаметно так, в разговоре с Леной, сформулировал своё собственное отношение к своей судьбе. По обкатывал мысленно – да, так оно и есть.
– Ну, если ты так говоришь… Но смотреть на тебя больно будет.
– А ты не смотри. Видишь лагерь? Мы вчетвером ставим его на уши так, что никакая программа не справляется. Все же обитатели ведут себя самостоятельно, вон, хоть поджигатели эти. Только и разницы, что четверо обитателей течение жизни меряют циклами, а остальные – днями. Так что придется тебе за четверых работать, чтобы среди живых жить.
– А что за выключатель?
– Да, лежит прибор у меня на шифоньере.
Рассказываю Лене еще и про выключатель, про его назначение, про то, что это еще одна забота на мою голову – что с ним делать, потому-что мне уснувшему этот прибор доверять страшно, а выкидывать его нельзя – вдруг кто найдет.
Лена впитывает каждый бит информации, который я на нее вываливаю. Вспоминаю, как амазонки мои, цикл назад, меня вопросами засыпали, и думаю – какая жалость, что мне никто ничего не рассказывал, сколько я времени потерял, доходя до всего сам. И еще…
– Лен, раз уж у нас разговор случился, мне твой совет нужен, а то я голову сломал.
И рассказываю Лене об ответственности, которую, как я считаю, несет баба Глаша за применение выключателя. Косвенной ответственности, конечно, но все-равно.
– Ты знаешь, ты, скорее всего махнешь рукой и отставишь эту проблему, как несущественную, я, все-таки, неплохо тебя изучила. А еще, не в твоем характере не выслушать вторую сторону. Ты, когда остынешь, пойдешь к ней разбираться, а уж потом махнешь рукой.
Тут приходит доктор, подозрительно смотрит на нас, смотрит на топчан – нет, простыня не помята, заглядывает к Гришке в изолятор.
– Лена, я тебя отпускаю, до утра тут сама посижу. И с Ольгой я договорилась – можешь спать до завтрака. Семен, вы что-то хотели?
– Доктор, с Гришкой как?
– Да нормально с ним все будет, я надеюсь. Он больше напугался, когда в дыму в дверь не попал, вовремя вы его вытащили. Завтра утром еще гляну, и перед завтраком выгоню, нечего тут отлеживаться, когда товарищи работают.
Прощаемся с доктором, я, к стыду своему, так и не знаю, как ее зовут – неужели тоже Виолой? Почему я, кстати, так пренебрежительно о ней думал? Нормальная тетка, неприветливая – да, но не злая, и дело, похоже, знает. По крайней мере, при виде Гришки ахать или в ступор впадать не стала, а сразу его в оборот взяла.
Провожаю Лену. Уже и дискотека затихла, только кузнечики трещат. Провожаю и продолжаю разговор.
– Я думал, это я за вами наблюдаю, а, оказывается – это процесс обоюдный. Что я еще не знал?
Лена задумывается.
– Чтобы сказать тебе – что ты не знал, нужно выяснить – что ты знаешь. Хотя… Ты знаешь, что Саша к тебе неровно дышит?
– Саша? Я это про Ульяну думал.
– Ульяна-то? Нет, ты ей нравишься, конечно, но она еще сама не определилась. А когда определится, то будет, наверное, как к старшему брату относиться. А еще она считает, что только она права на тебя имеет, раз она первая с тобой подружилась. Вот и ревнует тебя ко всем и к Саше особенно. А у Саши серьезно все.
– Да уж, сериал наклевывается. Ну, четыре дня можно перетерпеть, а там и цикл закончится. Но ведь ни одним вздохом себя девочка не выдает. Ровное, приветливое и доброжелательное отношение.
– Характер у нее такой. Переживать будет, но внутри, а снаружи сделает вид, что все хорошо, раз ты на нее не смотришь. Так что – не обижай её.
Блин! Ну и что мне делать с этой информацией? Спросил на свою голову. Потом еще скажут, что я не чуткий.
– Только, Семен, Сашке ни слова. Она это даже от меня прячет.
– Не буду. Но кто мог подумать? Еще две недели назад была дитё-дитём. Лет пяти, если не меньше.
– А это талант у тебя такой. Все, с кем ты долго общаешься – начинают меняться.
Угу. Все бы менялись. Вспоминаю свой первый лагерь, уж как я там общался. Большую часть активной фазы прожил, и что?
Дошли до домика, распрощались – можно и к себе. Время, кстати, уже за полночь, а мне еще автобиографию для тайника писать – вдруг еще прочитаю, чем черт не шутит.
От Лены на площадь и мимо столовой к себе. У себя достаю лабораторный журнал, тот, последний, за 1992 год, незаконченный. Открываю первую чистую страницу и пишу заголовок: «Узел ??, Семен. Запись №1. Последний цикл активной фазы». Собственно заголовком все и заканчивается, минут пятнадцать думаю – что написать, потом решаю, что утро вечера мудренее и отправляюсь спать.
Мне снится, что я обгорел, вытаскивая Гришку, и сейчас лежу там в медпункте в маленькой палате, но медпункт этот не здешний, а в моем первом лагере. Лежу в медпункте, а Славя принесла мне обед, и вот я старательно скребу ложкой по нержавеющей миске, а Славя смотрит как я ем, подперев подбородок рукой. Вот она приоткрывает рот чтобы сказать, конечно-же, что я волнуюсь. Но, вместо этого звучит.
– Послушай, у меня такое чувство, что мы уже виделись.
– Конечно виделись, и не один раз. Последний раз, когда мы виделись, ты стояла на пристани и смотрела в бинокль, как я уплываю от вас в темпе двадцать гребков в минуту. Я тебе улыбнулся, а ты опустила бинокль и отвернулась.
Кажется, Славя вот-вот вспомнит, через тридцать с лишним циклов вспомнит. Но я просыпаюсь.
Просыпаюсь и сразу смотрю на часы – пять утра. Черт, с этим позавчерашним чтением и сегодняшним сном до обеда, все ритмы сбились. Подремать бы еще, а то после обеда буду спать на ходу, но понимаю, что это бесполезно. Какие там у меня великие планы на сегодня? Объявить войну Англии? Ладно, чтобы строить планы забьем несколько километровых столбов: линейку, завтрак, обед, ужин, тренировку, утром с Ульяной и Александрой окунуться, в пять – волейбол. Сейчас буду заполнять промежутки… Вспомнил! Сегодня-же это кибернетик очкастый теряется! Хотя, конечно, вся программа цикла к чертям слетела, но пойду к клубам проверю. Если Шурик и отправится на поиски приключений, то только оттуда. Мешать не буду, но прослежу. А потом вернусь, к приходу физкультурниц, кстати, вспомнил, как второго Сашиного сателлита зовут – Вика. Забавная, слегка полноватая, девчонка одиннадцати с половиной лет, которая пытается похудеть бегая по утрам.
Проходя мимо столовой, замечаю на той стороне площади сутулую спину. Ага, значит, все-таки, четырехглазка решился и великий поход в подземелье состоится. Шурик скрывается в здании клубов, а я прижимаюсь к высоким, выше моего роста, кустам около восемнадцатого домика, между прочим – домика Кати и Вики, и жду. Шурик пойдет либо через главные ворота, либо по боковой аллее к калитке в старый лагерь. В любом случае – мимо меня не проскочит, а если не шевелиться, то есть шанс, что меня не заметят.
Ну да, мимо меня Шурик и не проскакивает, он выходит на крыльцо осторожно держа в руках что-то завернутое в одеяло. Больше всего этот сверток напоминает мне грудного ребенка, только атласной ленточки не хватает. Шурик медленно садится на крыльцо, кладет сверток рядом с собой и начинает его осторожно разматывать. А ведь в этом свертке что-то шевелится, да там и вправду младенец что-ли? Вон, кажется, рука мелькнула. Мое воображение рисует картину: ночь, дождь, стук в окно, Шурик открывает дверь, а на крыльце плачущий сверток, бутылочка молочной смеси и записка: «Как хочешь, но это твой!», – и подпись, «Когда-то твоя Кибернетика».
Шутки в сторону, Шурик, наконец, справился с одеялом, поднимает содержимое свертка и сам встает рядом. Рядом с крыльцом, вцепившись в руку Шурика, стоит и крутит головой в разные стороны девочка-кошкоробот. Шурик осторожно высвобождает свою руку, пятясь задом делает пять шагов по направлению к воротам, садится на корточки и обеими руками манит робота к себе. Та поворачивается к Шурику, потом неуверенно делает первый шаг, едва не падая, потом еще один, а потом бежит в объятия создателя, а Шурик ловит ее, прижимает к себе, вставая с корточек подбрасывает к небу, ловит и опять прижимает к себе. Кажется он еще и плачет при этом. А я, я выхожу из кустов, чтобы меня заметили, и стою, замерев, посередине главной аллеи, а когда мы встречаемся глазами с Шуриком, нет, он точно только что плакал, молча показываю ему большой палец, разворачиваюсь и ухожу к себе. Ай да Шурик, ай да сукин сын. Интересно, презентация будет? Наверное нет.
А новый день в лагере начинается. Что-то гремит в столовой, напротив склада меня обгоняет троица бегуний, с которыми я здороваюсь, я, не заходя в спортзал, прохожу на спортплощадку, сажусь на лавочку и смотрю, как другие работают. Ну, не работают – бегают, но все равно. Подходит не выспавшаяся Ульяна и пристраивается рядом. Ага, к моему теплому боку.
– Доброе утро, засоня.
– Не дразнись. Ты почему вчера с танцев сбежал?
– А ты сама то там была? Я вот им, – показываю на Сашу, лекцию читал об устройстве мира. Естественно не поверили, хотя сами же просили. Хорошо хоть в дурку не отправили.
Ульяна кивает, а потом предлагает.
– А давай и мы пару кругов сделаем? А то я чувствую, как мхом зарастаю. Ты то старенький уже, тебе можно, а мне всего четырнадцать, почти.
Девочки, действительно, бегут с видимым удовольствием, и это удовольствие вызывает зависть. Выползаем на дорожку, пропускаем Сашу, пропускаем Вику, пропускаем Катю и пристраиваемся в хвост колонны. Саша на ходу оглядывается на нас и приветливо улыбается. Ну, парой кругов мы не отделались, но все заканчивается и вот мы, как бежали цепочкой, так и сворачиваем на пляж. Ульяна только забегает в спортзал за полотенцами.
Все время наблюдаю за Сашей: или Лена ошиблась, или девочка, действительно, так хорошо маскируется, что ни одним глазом не заметно. Ну ладно, буду делать вид, что я ничего не знаю.
На линейке я ищу глазами Шурика, а мне опять напоминают о завтрашнем походе. Шурика нет, неужели сбежал в подземелье? А с походом я смирился, осталось только придумать: где, что и как. Вопрос о Шурике всплывает на крыльце столовой, но, поскольку, меня пока не трогают, я просачиваюсь мимо вожатой, иду к окну раздачи и сталкиваюсь там с бабой Глашей.
– Я понимаю, что вам некогда, Глафира Денисовна, но ответьте мне на один вопрос. Что мне с вами делать? Я ведь прочел все журналы из той папки, в том числе и за последние пять лет. Вы не ждали от меня такой прыти, а я прочел.
Права Лена, черт побери, не могу я не послушать вторую сторону.
Баба Глаша ставит передо мной поднос с завтраком и говорит: «Садитесь, где-нибудь, я сейчас подойду.» А коли так, то приходится идти и искать место.
Столовая спроектирована с большим талантом. Кажется пока стоишь в очереди, что мест за столами нет и не будет, но, к тому времени, когда ты отходишь с подносом от раздачи, обязательно наличествуют два-три свободных столика, и это даже на обеде, не говоря о завтраке или ужине. Поэтому я занимаю ближайший ко входу на кухню свободный столик, половину кусочка масла намазываю на хлеб, половину отправляю в тарелку с геркулесовой кашей, и жду бабу Глашу, лениво ковыряя ложкой в тарелке и отгоняя от свободного столика пионеров с подносами.
– Нет Лена, у меня здесь разговор с бабой Глашей, как ты и предполагала.
Наконец, со стаканом чая и коржиком, появляется Глафира свет Денисовна, или может Глафира тьма Денисовна, кто ее сейчас разберет?
Баба Глаша молчит, размачивает коржик в чае и по чуть-чуть от него откусывает. Я тоже молчу, доедаю кашу и примеряясь уже к своему коржику. Надо что-то сказать, но разговаривать мне с ней совершенно не хочется. Сейчас съем коржик и попрощаюсь. А баба Глаша, наконец, решается.
– Вот такие мы существа – люди. Всю свою историю мы ищем кого-то, кто посмотрит на нас со стороны: выдумываем богов, шлем сигналы инопланетянам, изобретаем искусственный разум, пытаемся расшифровать язык дельфинов и обучаем обезьян языку глухонемых, а, когда осознаем, что у себя под боком сами создаем новую цивилизацию, почти таких-же как мы – пугаемся ее и уничтожаем. А потом и вовсе взрываем все входы. А я остаюсь тут, расплачиваться за собственное малодушие. Прощайте Семен, библиотеку и выключатель можете не возвращать – книги я знаю наизусть, а прибор я в руки больше не возьму.
Баба Глаша собирается встать, потом вспоминает что-то и снова поворачивается ко мне.
– И еще, если вам будет легче, то лично мне вы… Не знаю, это, смотря как считать, или отомстили, или помогли. Я ведь чертовски не хотела помирать и организм на замену для себя приготовила, но тянула, тянула… А пришли вы и за меня решили. Дали пинка этому организму и запустили процесс, он и осознал себя. Это у вас талант такой – изменять всех, с кем общаетесь. Вот и в эту девочку уже не перепишешься, – Глафира Денисовна кивает куда-то мне за спину. А снова все начинать – я и не успею, и не решусь, слишком уж это похоже… А все благодаря вам.
Глафира Денисовна вздыхает, поднимается, опираясь о стол, и уходит на кухню, а я оглядываюсь назад и натыкаюсь на взгляд Саши.
Поднимаюсь и я, отношу грязную посуду на мойку, нахожу футболиста-Артема, говорю ему, что сбор, как обычно, в половину одиннадцатого на поле и выхожу из столовой. Дался им этот мой талант, и ведь одними и теми-же словами, кстати. Нету у меня никакого таланта, опять вспоминаю первый лагерь, хоть кто-нибудь из тех пионеров изменился?
После завтрака иду к погорельцам, смотреть, как дела. А дела совсем даже не плохо: торцевая стена снаружи уже отмыта от сажи, осколки стекла убраны, закопченные обои наполовину ободраны, новые уже готовятся к поклейке, а в ведре набухает клей. Вся бригада погорельцев обдирает последнее.
– Вась, как самочувствие?
– Хорошо. Доктор сказала вечером ей показаться и завтра утром.
Интересно, если докторица сказала мне, что все нормально, зачем ей Ваську смотреть вечером? И завтра утром? Надо будет спросить.
– Сами то поклеите? – Показываю на рулоны обоев.
– Нам Саша помочь обещала.
Ну да, с мелочью тут водимся только я да Сашка.
– Как поклеите – ищите Электроника и договаривайтесь, чтобы стекло вам порезал и вставил. Скажите, что после обеда я смогу ему помочь, на какое время договоритесь – мне сообщите, чтоб я подошел. Работу сдавать будете или Ольге Дмитриевне, или Алисе.
Ну вот, этих проверил, теперь можно и на тренировку. По дороге перехватываю бегущего в библиотеку Сыроежкина.
– Нет, нету Шурика, до обеда не появится – придется искать.
Тренировка сегодня не клеится, прямо начиная с разминки. Все, начиная с меня, косятся на те места в строю, где обычно стоят зайцы и Гришка, и на ту скамейку, где часто сидит с книгой Вася.
Останавливаю процесс, собираю всех вокруг себя.
– И что делать предлагаете? Я же вижу, что вы заставляете себя. Можно потренироваться, без удовольствия, можно просто разойтись, но тогда это последняя тренировка будет, а можно…
Думаю. У мелких идей нет, мелкие моего решения ждут. Ненавижу, но придется.
– … ладно, слушайте сюда. Сейчас пять кругов по стадиону, а потом – марш погорельцам помогать.
Такое решение мелкие одобряют и орда отправляется крушить, ломать и курочить, а у меня появляется время, чтобы поискать Шурика. Вообще-то это Второго забота поэтому, даже если найду, то если Шурику ничего не угрожает я просто тихо уйду, никого не беспокоя, и, во-вторых, наверное Шурик просто в лес ушел, чтобы со своим электронным детищем без помех пообщаться.
Уже на подходе к старому лагерю вижу, что на крыльце кто-то сидит. Шурик. Сидит и курит. Интересно, сигареты хранятся там-же, где бутылка водки, или где-то в другом месте? И нужны они для проверки герметичности воздуховодов, конечно-же. Подхожу и сажусь рядом, Шурик молча бросает взгляд в мою сторону, но ничего не говорит, а только чуть пододвигается. Наконец, сигарета заканчивается и окурок улетает в кучу осыпавшейся штукатурки.
– Ищут меня?
– Пока еще не активно, ждут, что сам выйдешь. После обеда начнут меры принимать.
– Понятно.
– Если не хочешь, я никому не скажу, что тебя видел. Пусть тебя Второй сам ищет – это его головная боль.
– Да я и не прячусь. Пошли?
– Пошли.
Мы идем по тропинке к «Совенку», а перед калиткой сворачиваем вдоль забора к главным воротам. Я не спрашиваю о роботе, Шурик тоже помалкивает, и только перед воротами сообщает.
– Отпустил я её. Забрать с собой не могу, выключить и здесь в кружке запереть не смогу. А так: электричество в старый лагерь и в бомбоубежище подается, где ключи от клубов она знает, сама себе регламент провести сумеет. Не пропадет.
– Познакомил бы ты меня с ней, что-ли.
– Если она захочет.
– Само-собой.

100Й!

Cкачать Пионерский горн Подъем бесплатно на pleer.com
Вот и настал сотый костёр,время эксперимента закончилось,теперь вы можете оставить своё(желательно развёрнуто) мнение о этом эксперименте и его неадекватном руководителе!
Благодарю вас товарищи за участие!

Три серез один.

второй-1-2

Продолжение
Глава 1 http://vn.reactor.cc/post/2062463
Глава 2 http://joyreactor.cc/post/2074551
Глава 3 http://vn.reactor.cc/post/2121739
Глава 4 http://vn.reactor.cc/post/2146027
Глава 5 http://vn.reactor.cc/post/2165923
Глава 6 http://vn.reactor.cc/post/2193107

VII
Тамбурины судьбы

Предпоследний день смены начинается удивительно спокойно. Утром просыпаюсь в прекрасном состоянии духа. Шесть утра, а сна ни в одном глазу. Хочется переводить старушек через дорогу, подсаживать выпавших птенцов обратно в гнезда и помогать белочкам собирать запасы. Причем делать это все, непременно, радостно и с доброй улыбкой. А старушки в ответ будут крестить меня в спину, птички щебетать над головой, а белочки провожать, прыгая по веткам. Даже ледяной душ настроение не портит, а только добавляет оптимизма. Вспоминаю, что у нас, вроде как, футбольный матч запланирован на сегодня. Остаются две проблемы: идти ли на линейку, и, чем занять вторую половину дня. Памятуя болезненное самолюбие вожатой, решаю согласовать с ней это мероприятие, пусть поставит где надо галочку и отчитается, не знаю уж перед кем, так что, жди меня – линейка.
Но еще до линейки прибегает Саша, приносит железную кружку с вареньем.
– Вот, возьми. - И застенчиво улыбается.
Все таки, это не Славя. Похожа – да и, наверное, со временем и характер будет похожий, но, вот эта застенчивая улыбка – это её. У Слави этого не было, а я представил себе, как Саша, через несколько циклов встречает такой улыбкой очередного запоздавшего пионера у ворот лагеря, и даже пожалел, что не я буду этим пионером. Даже ерничать не хочется, и спрашивать про варенье: «Что мол, в банку не влезло?» Вообще, или Саша изменилась за вчерашнюю вторую половину дня, или, может, мое отношение к ней. Еще сутки назад не воспринимал ее никак, а сейчас вот смотрю в эти глаза и вижу там маленькую, ну не совсем маленькую, конечно, а так, примерно лет десяти, девочку. Очень славную девочку, по ошибке попавшую в семнадцатилетнее тело. Одна надежда, что догонит и выровняется. Тут, кстати, вспоминаю, что есть одно дело, с которым лучше Саши никто не справится.
– У тебя почерк хороший? Должен быть хороший.
– Почерк? Да, наверное. – И опять фирменная улыбка, Саша не дразнись.
– Тогда у меня к тебе «малэнькое, но атвэтствэнное поручэнье!»
Где-то я их видел… Ага, вот они. В недрах шкафа нахожу стопку бланков почетных грамот. Отбираю по пять штук с золотой и серебряной каймой, достаю ручку, показываю на стол.
– Садись и пиши.
«Футбольная команда п/л «Совенок. За участие в финальной игре».
Надо же, чем-то октябрят моих отметить, если вожатой наплевать. А ведь они старались, и на игре еще постараются, я уверен. Корявый текст получился, но сочинять некогда было, вот все в течение пяти минут придумалось.
– Спасибо огромное, Ляксандра, а то я бы понаписал. Дети бы обижались потом.
– Нет, на тебя обижаться не будут. Они тебя любят. Жаль, что, когда я тут маленькая отдыхала у нас такого тренера не было.
Это мы уже вышли из спортзала и движемся в сторону Генды.
– А ты здесь раньше отдыхала? В этом лагере?
– Ага, каждый год. И когда маленькая была, и сейчас.
Какие интересные сведения иногда на нас сваливаются. Дети все таки здесь растут. Надо будет еще порасспрашивать, если не забуду. Если не забуду и если успею. Времени то осталось всего-ничего — завтра же отъезд.
– Меня папа Ляксандрой зовет, когда настроение хорошее.
– Понятно. А братья и сестры у тебя есть?
– Нет, я одна у родителей.
Да, это точно не Славя, но как похожа.
– А то я девочку встречал, ну копия твоя.
– Да, мне говорили, ее Славяна зовут. Нет, это не моя сестра.
Логичным был бы следующий вопрос: «А где ты была, когда она здесь отдыхала?» Но не решился, вдруг услышу в ответ: «На центральном складе, стеллаж пять, место четырнадцать», или что-то подобное.
Против опасений, линейка никак не нарушает возникшей гармонии между мной и здешней вселенной, и проходит гладко и бесконфликтно. Ольга Дмитриевна объявляет о завтрашнем отъезде, бубнит про образцовых пионеров, оглашает, очевидно, планы на день, каюсь, я опять пропустил этот момент, я оглашаю свои планы. ОД благосклонно кивает, что-то записывает в блокнотик и закрывает линейку. Про наше вчерашнее приключение ни слова. То, что амазонки никуда этой ночью караулить никого не ходили, тоже не всплыло. Спросил у Ульяны перед завтраком, не хотелось ли им в старом лагере в засаде посидеть? На что получил ответ: «Мы что, больные? Ну, вообще то, была такая мысль, но мы ее по-бо-ро-ли!» Кстати, приходит в голову, что здешний лагерь — первый, где я боле-менее регулярно посещаю линейки, и вообще, э-э-э-э… участвую в лагерной жизни. Дожили! Представляю себе, как я втянулся, мне понравилось, и я превращаюсь во вторую Ольгу Дмитриевну. Не сдержавшись фыркаю, Ульяна принимает это на свой счет.
– Что я смешного сказала?
– Нет, ничего, это я так, о своем. Ты тут не причем.
– А все таки?
– Хочешь все знать? Ну, если хочешь – держи, я представил себя на месте вожатой. Это меня и рассмешило.
Ульяна серьезно смотрит на меня.
– Не вижу ничего смешного, у тебя бы получилось. Уж точно не хуже, чем у Ольги!
Как меня «Совенок» то искалечил, оказывается. Сказал бы мне кто подобное, в прошлых жизнях. Да и не сказал бы никто, никому и в голову бы не пришло. Второй сигнал за сегодняшнее утро: первый был от Ляксандры, а это второй. Надо что-то менять
– Это вряд ли. Я и пионером то никогда не был, и так вдохновенно нести чушь на линейках тоже не умею.
Тут уже фыркает Ульяна:
– Не умеешь — научим!
Посмотреть на футбол собралось пол лагеря. Видимо здешний мир настолько беден развлечениями, что даже рядовой детский междусобойчик, если назвать его красиво: «Отчетная игра детской футбольной секции», – собирает трибуны. Вспомнил же, кстати, и похожую историю с концертом в «родном» своем лагере. Это вам не мифический кошкоробот. Когда увидел полную трибуну народу, стало как-то неудобно и за то, что у нас всего по пять человек в каждой команде, и за то, что провел-то всего две ленивых тренировки. Ну чему, спрашивается, бывший игрок юношеской команды может научить за две тренировки? Но игра прошла на ура, видимо создатели здешнего мира знали о футболе только то, что он существует. Недостаток техники и сыгранности октябрята заменяли азартом, азартом заражали и публику. На награждении вылезла Ольга и опять несла что-то про «образцовых пионеров». А я стоял, скучал и думал: «Покажите мне этих образцовых пионеров». А еще зародилась мысль-шутка: «А не разбудить ли в Ольге Дмитриевне человека?» Проблема одна, я не знаю с какой стороны за вожатую взяться (гусары, молчать!), но будет так доставать — обязательно разбужу.
А после обеда накатила хандра. Не хотелось никого ни видеть, ни слышать. Взял лодку и уплыл на остров Длинный, там меня точно никто не станет домогаться.
Есть тут в лесу место непроходимо заросшее кустарником и дикой смородиной. Кустарник растет столь плотно, что между стволами приходиться протискиваться, если только ты вырос чуть крупнее Ульянки. Так вот, если все же протиснуться между стволами, то можно выйти на небольшую, где-то с половину волейбольной площадки, поляну, я ее случайно открыл, в один из ранних своих разведочных выходов и, не похоже, чтобы кто-то, кроме меня про эту поляну знал. Вот туда я и направился.
На поляне завалился в траву и, заложив руки за голову, уставился на облака. К черту всю эту компанию: одержимую вожатую, амазонок, Лену с её проблемами, октябрят, Ляксандру и бабу Глашу. Что, вон тем облакам до нас всех, пусть даже эти облака и не настоящие. Полчаса или сколько то там ни о чем не думалось, потом, сам собой стал складываться стишок:

Вот лагерь, в который приехал Семен…

Да уж, лагерь. Пионерский лагерь «Совенок», он же объект «Убежище» образца 1987 года. Это он, получается, на семь лет младше меня, только я вырос, а он застрял в том лете. Он в этом лете, в этом лете навсегда… м-да. Кстати, с сезонами здесь полный бардак. Сирень цветет, одновременно-же и земляника созрела, дотянулся до куста дикой смородины — сорвал одну ягоду: бр-р-р-р… Ну и кислятина, хотя, тоже созрела. Полный лес грибов, опять же и всякой мелкой непуганой живности. Из крупных птиц мы имеем сову — одна штука, а самое крупное животное, это барсук, тоже одна штука. А пшеница в полях вокруг лагеря еще зеленая и только-только колоски показались. Что еще странного? Каждую ночь полнолуние, да.

А это пшеница,
Которой много в полях колосится.
Вокруг лагеря,
В который приехал Семен...

Квазизамкнутая система пространственных вакуолей. Ежику же все понятно! А живут в этой системе квазиживые: квазипионеры и их квазивожатая. Пять тысяч Семенов, пять тысяч Алис, пять тысяч Ольг Дмитриевн, в общем всех по пять тысяч. Ну, в семье не без урода, поэтому отклонения встречаются. Вот, одно из них сейчас лежит, облака разглядывает, поправка — квазиоблака.

А это девица.
С косой цвета спелой пшеницы,
Которой много в полях колосится...

Не так то все просто, с обитателями. Ну, допустим есть пять тысяч Славь со сроком жизни в две недели. Ну, можно взять одну, поковыряться в настройках, и сделать из Слави Славяну, с неопределенным жизненным циклом. Некрасиво, конечно, так говорить, и не дай бог такое ковыряние в своих настройках пережить, но получилось удачно. Это даже если отвлечься от моего отношения к Славяне. Сомневаюсь я, что с живым человеком такое получится. Но вот откуда возникла Ляксандра, я не понимаю. Как будто, однажды, из этого лагеря выдернули Славю и системе пришлось срочно создавать замену.

А это вожатая,
Не пьяная и не помятая.
К которой Семена приводит девица.
С косой цвета спелой пшеницы…

«Вожатая» рифмуется еще и с «бесноватая», но я все же не рискнул. Интересно, есть ли у Ольги Дмитриевны реальный прототип, или это продукт исключительно программный? Тут оба варианта равновероятны, ничего не могу сказать.

А это Ульянка.
Малолетняя хулиганка,
Которую часто ругает вожатая.
Ни разу не пьяная и не помятая…

Как получится с Ульянкой и Алисой? Вот вопрос. А еще, если я уеду со всеми на автобусе, вернусь ли я в этот же лагерь? Славяна то уехала и не вернулась. Это вопрос номер два. Рискнуть, и поставить эксперимент: остаться в лагере в день отъезда? Что там Пионер говорил, кажется, что просто засыпал, а просыпался в автобусе? То есть, пока не заснул, то ничего и не происходит, так выходит? Вот еще мысль: если я засыпаю, причем явно недобровольно засыпаю, значит все черные дела здесь происходят пока мы спим. Значит я такая же часть всей системы, как и все остальные, только с чуть большей автономией. Значит, чтобы не уснуть придется выпить весь запас кофе у бабы Глаши? Баба Глаша мне не простит. Любопытно, как сочетается в одном человеке повариха из пионерлагеря и человек из научной среды? Но ведь сочетается же.

– Сбежал от всех? А ведь тебя по всему лагерю уже ищут!
Помяни черта, он и придет.
– Официально ищут, или только отдельные личности?
– Ну, в эти детали я не собираюсь за тебя вникать. Твой лагерь, сам и разбирайся.
Поворачиваю голову, отводя взгляд от облаков.
– Давно не появлялся. Ты, конечно, нематериальная проекция, но не возвышайся надо мною башней. Сядь, посиди.
Пионер обходит меня и пристраивается рядом, усевшись на траву. Однако для нематериальной проекции он траву эту ощутимо приминает. Нехотя спрашиваю:
– Все царствуешь? Ты там хоть короновался уже? Или, может, божеством себя объявил, земным воплощением Великого Генды?
– А ты все бегаешь? Понимаешь же, что ТАК отсюда нет выхода.
– Всё лучше, чем твой метод. Зачем пришел?
– Вот забеспокоился, как ты там? А тебя на старом месте нет! Пришлось попотеть, пока нашел.
– И кто там, вместо меня, на старом месте? А у меня, как видишь, все без изменений.
– Не скажи, ты вот лично между лагерями путешествовать теперь можешь.
– Так и ты можешь. Разница в том, что меня лично перебрасывает куда-то без моего ведома, а ты попадаешь в виде проекции, но, зато, по своему выбору.
– С поварихой здешней общался.
– Ты тоже общался, и на тебя она, до сих пор, обижается, понял, говорит, ее не так, и теперь дел наворотил.
– Ну, знаешь, после того, что тут устроил этот кружок физиков, мои лагеря, это просто детская игра в куклы.
– В куклы, да. Ну, ничего другого я от тебя и не жду.
Кого, интересно, принцессой нарядил?..
– Кого то принцессой назначил и в домик посадил, кому то руки и ноги оторвал.
– Слушай, оставь свое морализаторство при себе. Знаешь же, что это бесполезный спор.
Лица Пионера я, как обычно, не вижу. Это даже не тень, а просто взгляд на нем не задерживается, вот такая магия. А еще я, к сожалению, даже ударить его по этому лицу не могу, нематериальные проекции, они такие. И все таки, что ему надо?
– И все таки, ты же не просто так меня искал?
– Я пришел напомнить о своем предложении.
– Присоединиться к тебе? Видел я этих присоединившихся. Уж лучше безмозглым аборигеном-репликантом быть.
– Ну зачем так грубо? Им не так плохо живется, как ты думаешь, а, во-вторых, если не хочешь, давай просто договоримся, хоть на словах. Меня устроит.
– О чем нам договариваться? Не воевать между лагерями? Так это глупо, как ты это себе представляешь? А о чем еще? Информацией делиться? Так делимся же, а всю информацию все равно никогда друг-другу не отдаём.
– Да ты пойми, что таких, как мы здесь единицы. Которые что-то знают, понимают, осознают себя и хотят действовать! Мы вместе держаться должны. Мы вырваться сможем только объединив все усилия!
– Зачем вместе? Знаешь, - говорю, я, пока, сам по себе похожу. А то пять тысяч пионеров, как вырвутся на свободу. Все разом и в одном городе.
– Ну, смотри, я ведь не в последний раз к тебе прихожу. Времени у нас вагон и маленькая тележка.
Молчим, глядя на облака.
– Ладно, мне пора. А вот тебе от меня подарок: в мозгу у каждого из твоих «репликантов» есть личность кого то из создателей лагеря. Это мне твоя повариха рассказала, они, таким образом, личного бессмертия достичь пытались.
– Пока. А вот тебе уже от меня подарок: отсюда, действительно, нет выхода. По крайней мере тот наш коллега, он сидит с наполовину стертой памятью, в специально созданном для него макете города, хотя и свято верит, что вырвался в реальный мир.
– Пока. В любом случае, приятно было с живым человеком поговорить.
Поворачиваю голову — Пионера уже нету, нету и на траве никаких следов от него. Вот умеют же люди оказываться там, где им нужно. А что там сейчас, в моем родном лагере, он так и не сказал.

Слышу, кто-то зовет меня. Ульяна?
– Вот ты где! Тебя вожатая по всему лагерю обыскалась и уже собралась в милицию звонить!
Хотел бы я увидеть здешнюю милицию, хоть раз.
– А с чего она меня обыскалась то?
– Ну как же, обед пропустил, ужин пропустил, лодки одной нет. Она решила, что ты сбежал! Ну, или утонул. Хорошо я лодки пересчитала, все на месте, на одной только Лена на Ближний уплыла.
Вот как мой побег на лодке обернулся. Он теперь, похоже, зашит в коллективную память системы.
– Интересно, как думаешь, что бы она стала делать, если бы я действительно сбежал? Стоп! Я что ужин пропустил? Ведь всего-то на полчаса прилег.
– Пропустил. А там котлеты давали… А у тебя тут хорошо. Почему я про это место раньше не знала?
«А в тюрьме сейчас ужин. Макароны дают...», – киноклассика вспомнилась.
– Гм. Наверное потому, что это моё место.
– И что, мне совсем-совсем нельзя сюда приходить?
– А если я скажу «Нет», как я это проконтролирую? И что я тебе сделаю? Главное, не пакости здесь: битое стекло, окурки, консервные банки, кострища, пр… прочее. Ну, ты поняла. Ладно, пошли, действительно, скоро уже темнеть начнет.
Пробираемся через кустарник, а когда под ногами появляется тропинка Ульянка поворачивается ко мне и говорит:
– Гад ты, Семен. Мог бы и предупредить, чтоб не теряли.
– Ульяна, знаешь такое волшебное слово «проспал»?
На опушке, в самом начале тропинки нас встречает Алиса, и не похоже, чтобы она собиралась пропускать меня в лагерь. Вид у нее такой, как будто хочет закатить мне оплеуху, но сдерживается.
– Сволочь ты! Ладно — вожатая, но хоть кому из нас мог бы сказать, что с тобой все в порядке!
Они с Ульянкой сговорились, что ли? Я ведь не давал и повода, и обещаний. Интересно, как я мог сказать, если меня не было в лагере? Однако монолог продолжается:
– Собрался удирать — беги, но предупреди, хоть кого-нибудь!
Значит, в моё утопление не верят, а вот побег считают реальностью. Я же вроде не рассказывал, как из лагерей бегал. Или рассказал, не помню. Нет, не рассказывал, никому, кроме Славяны. Точно, коллективная память.
Пока все это происходит я, на всякий случай, перехватываю ладонь Алисы и слегка ее сжимаю.
– А почему ты решила, что я сбежал? Я уйду отсюда, когда буду готов и сочту нужным, но постараюсь, чтобы вы об этом узнали. До бункера бы, ушел по английски, а сейчас уже нет. И вообще…
А что «вообще», я придумать не могу. Пауза затягивается и я только машу рукой.
– Ладно, я к себе. Если хотите продолжить ругаться — пойдемте со мной.
Обхожу Алису и не торопясь иду в сторону спортзала. Чем-то эта сцена напомнила мне мой первый день здесь. Алиса возмущенно фыркает и направляется следом.
– Имей в виду, ужин давно закончился, колбасу ты позавчера сожрал, так что кормить мы тебя не будем.
– Ничего, консервами перекушу. Две банки и пакет сухарей у меня еще остались.
Пока идем к площади стремительно темнеет.
– Подожди, - Алиса меняет гнев на милость, пошли уж в столовую.
В столовой Алиса приносит из буфета несколько булок и пару пакетов кефира. Ульянка, откуда то с кухни, котлету на тарелке. Сижу, жую бутерброд из сладкой булки и холодной котлеты, запиваю кефиром, просто царский ужин. Алиса читает мне нотацию, что-то о моей ответственности, кажется, и о их беспокойстве. Позавчера я на нее орал, сегодня она мне нотацию читает, гармония. А ведь волновались за меня они, совершенно искренне. Жаль, что волновались, но приятно, что искренне, но жаль, что волновались, и далее по кругу.
– Мне жаль, что я заставил вас волноваться, но вины я за собой не чувствую.
– Да все, проехали, но ты, все равно, гад.
Потом, возникает пауза…
– Знаете что, девчонки, завтра же отъезд, и я, наверное, с вами не поеду, коль уж вожатая решила, что я сбежал, я и ей на глаза показываться не буду, так что, считайте это нашим прощальным ужином.
В столовой свет, только от уличных фонарей, но я вижу, что лица у девчонок вытягиваются совершенно одинаково.
– Мы что, больше никогда не увидимся?
– Если бы это от меня зависело. Я, попробую вас встретить здесь, хотя, меня обычно выкидывает на неделю позже, чем вас. Так что, постарайтесь случайно не застрелить меня.
– Ну вот опять ты…
– Шучу я. Не обижайтесь, все будет нормально.
Девки мои, я почти серьезно об этом. Я хочу, чтобы вы сохранили полную память, и действовали по собственной воле, вот как сейчас, а не так, как вам навязывает программа.
– Семен, а можно серьезный вопрос?
– …
– Как ты к нам относишься?
– Сестренки мои, понятно?
Я, на самом деле, даже к вожатой так отношусь, она в той же ловушке, что и все мы.
– А подробнее?
– Что подробнее? Про искусственных людей читали в справочнике? Вот, все мы из одной колбы выбрались. Только воспоминания чужие, о прошлой жизни, которые мы считаем своими. И свои, о жизни в «Совенке», у одних полные и настоящие, а у других порезанные, подчищенные и заново записанные. Мне просто повезло чуть больше чем вам.
– А как у тебя все началось?
– Со случайной записки к самому себе «Ты здесь не просто так!» Я тогда ничего еще не знал, не понимал и не помнил, и написал записку по какому то наитию. А потом пошло по нарастающей.
– А лет тебе сколько?
А кой тебе годик...
– Я года на два постарше Ольги Дмитриевны, это если верить чужим воспоминаниям. Ну и вас, лет на десять - двенадцать, соответственно.
– Семен, а можно еще один вопрос? - это Ульянка.
– Ну задавай, - вздыхаю. Раз уж у нас начался вечер вопросов и ответов.
– Только он секретный, Алиса, выйди, пожалуйста.
Алиса только качает головой и выходит. Из дверей на кухню говорит:
– Ульянка, у тебя время, пока я стаканы помою.
Ульянка серьезно смотрит на меня, а потом тихо спрашивает:
– Семен?
– Что?
Очень долгая пауза, а потом Ульянка слегка краснеет и отводит глаза:
– Нет, ничего, я так.
Ульяна пододвигает стул и садится рядом со мной прижавшись к моему боку.
– Девушка, не слишком ли часто ты так стала сидеть?
– Нет, не слишком.
В этот момент входит Алиса, окидывает нас взглядом и встав в позу «руки в боки» передразнивает вожатую:
– Вы же пионеры, Семен, Ульяна! Как вы себя ведете? Ульяна, ты же еще маленькая, а у тебя Семен, девушка есть, и вообще, ты Ульяну в два раза старше!
– Иди сюда, сестренка, у меня второе плечо свободное.
Алиса еще раз меряет нас взглядом, принимает нормальный вид и садится рядом, тоже прижимаясь ко мне, а я обнимаю их обеих и чувствую, как они расслабляются. Забавно, но кроме ощущения теплоты и заботы о девках, во мне сейчас нет ничего. Сказал бы мне кто об этом три дня назад.
– Алис, а почему ты решила, что я маленькая? Семен вон на десять лет старше, чем кажется. Может и мне уже скоро двадцать четыре?
– Так и веди себя на двадцать четыре, а не воруй чужие котлеты и не пугай Лену кузнечиками.
Аргумент убойный и Ульяна временно замолкает.
А вечер личных вопросов продолжается, девки хотят все знать:
– Семен, а расскажи еще, как ты жил в «Совенке»?
– Плохо жил. Как будто меня окружали роботы из дурной фантастики. Всегда одни и те же слова, одни и те же поступки, я всегда знал, что будет завтра, послезавтра, через три дня… Помнишь, Ульяна, нас в библиотеку отправили? Вот тогда я, как раз воспользовался своим опытом... Я тогда сел с тобой в столовой за один столик, а дальше все пошло по сценарию, ты облила меня супом, вожатая оставила нас убираться, а потом отправила в библиотеку и ни от тебя, ни от нее ничего уже не зависело. Я злой был на тебя тогда, но все равно неприятно было, не люблю я этого. Еще раз прости меня.
– Гад ты, Семен, - беззлобно произносит Ульянка, и тычет меня пальцем в бок.
– Я знаю, третий раз за сегодня слышу про гада. И такое в каждом лагере... Развлекался тем, что задавал вам неудобные вопросы и смотрел, как вы выкрутитесь. А если с кем подружишься, тот, как-то постепенно очеловечивается, и в последние день-два раскрывается. А на следующий цикл ждешь этого человека, а для него все по новой началось, с нуля – готов болванчик, знаешь как мне было плохо от этого. А если кого из вас оттолкнуть на пятый день, то с вами тогда трагедия и беда происходит. Вы же не роботы, все таки, вы же тоже чувствуете, свободы вас лишили, но эмоции и чувства оставили. Так и держался на дистанции от вас. Не знаю, из жалости к вам, или из жалости к самому себе.
Алиса чуть сильнее прижимается ко мне.
– Плохо же тебе было...
– Семен, я тебе обещаю, что мы в болванчиков обратно не превратимся! – Это уже Ульянка. А дальше что – рассказывай.
– Дальше совсем тоска заела, решил сбежать из лагеря. Долго готовился – сбежал, вот с тех пор бегаю от лагеря к лагерю. А еще хочу, чтобы тут было побольше людей и поменьше роботов.
Ладно, засиделись мы, давайте по койкам уже. Завтра меня не дергайте тогда, а я буду в засаде отсиживаться.
– Мы только поесть тебе принесем!
– Ульян, вот исключительно на твои способности по добыванию еды и надеюсь.

Когда подходил к спортзалу услышал звуки со стороны бадминтонной площадки. В голубоватом свете фонаря видно, как взлетает воланчик. Все верно, сегодня, в это время там должна быть Лена. Не хотел идти, а ноги сами понесли, да и попрощаться надо. Пришел, сел поодаль, смотрю. Играть Лена так и не научилась.

Вот девушка, с романтической книжкой,
Которая прячет ножик под мышкой.
Которую часто пугает Ульянка,
Которая малолетняя хулиганка.

– Привет. А я не верила, что ты сбежал.
Лена меня заметила, подошла, присела рядом. Сегодня на ней веселая и приветливая личина. Ох Лена, не завидую я своему двойнику, разбираться в тебе ему предстоит долго и упорно, не знаю, справится ли за 20 лет. Хотя, в любом образе, ты, конечно, исключительно мила. Гм, почти в любом.
– Привет, а почему одна ракеткой машешь? Саша спит уже?
– Ну да, она знаешь какая, все-таки правильная. Если в десять отбой, значит в половину одиннадцатого она уже под одеялом.
– Слушай, если у тебя есть настроение, расскажи, пожалуйста, как там у тебя с моим сиамским близнецом все заканчивается?
Лена грустнеет.
– Это важно?
– Ты знаешь, я думаю да. Я знаю, ты врать не будешь, но и фактами не манипулируй, пожалуйста, как ты умеешь. Если не хочешь, то лучше не отвечай вовсе.
– Ну почему, если важно, то я отвечу. Обычно я говорю вожатой, что у меня тут дела и я уеду на рейсовом автобусе. Когда все уезжают, я привожу его в лагерь, мы остаемся вместе до вечера, а вечером уезжаем на четыреста десятом.
Ну слава богу, как я и думал. А то я боялся, что сон Лены, о котором она рассказала не просто сон.
– Понятно. А автобус во сколько?
– А вот, как раз сейчас, в половину одиннадцатого где-то.
– Ну, завтра тебе можно будет вместе со всеми уехать. В чем-то, правда, и по моей вине.
– Ты же пообещал, что он вернется?
– Лен, я сказал, что есть очень большая вероятность. И, я считаю, что да – вернется. Потерпи, пожалуйста, только, моё общество еще одну смену и всё.
– Твоё общество я согласна потерпеть.
– Вот и славно. А можно я еще вопрос задам?
Полчаса назад меня амазонки терроризировали, а теперь я пытаю Лену.
– Задавай.
– Вот вы садитесь в автобус, по дороге засыпаете, а когда ты просыпаешься, его уже нет. Так?
– Так. Просыпаюсь, его уже нет.
– А когда возвращаешься сюда, и встречаешься с ним, он что-нибудь помнит?
– Нет, мне все приходится начинать заново. Остальные тоже мало что помнят, в основном, только, как зовут друг-друга, да где что находится.
– Спасибо Лен. Больше тебя вопросами мучить не буду, я знаю, ты не любишь откровенничать. Я вообще то попрощаться подошел. Если уж вожатая считает, что я сбежал, то не буду ее расстраивать.
– На 410-м уедешь? Хочешь, вместе уедем?
Преувеличенно активно машу руками.
– Ни-ни-ни-ни-ни… А то мой индийский брат-близнец ревновать будет. Я, пожалуй, пешком. До трассы доберусь, а там на попутке. Ладно, до свиданья. Еще встретимся.
– Конечно.

Позже, когда уже лежал под одеялом — думал: получается, как я и предполагал, Лена сейчас, где-то в той же стадии, что и я несколько десятков циклов назад, и ей какого то толчка не хватает, чтобы начать осознавать себя, а я, значит, ее разговорами к этому подталкиваю, разговорами и запиской этой дурацкой. Ну и ладно, ну и хорошо. А потом вспомнил Толика, как он мне одобрительно подмигнул, когда застал меня за рисованием плана лагеря. Да, тут есть над чем подумать.
И, уже засыпая, пожалел о том, что не простился с моими октябрятами и с Александрой. Больше, пожалуй, мне никто в лагере и не дорог.