Семен(БЛ) БЛ Эротика Женя(БЛ) Алиса(БЛ) Ульяна(БЛ)

Продолжение

1 глава http://vn.reactor.cc/post/2310619
2 глава http://vn.reactor.cc/post/2336203
3 глава http://vn.reactor.cc/post/2344710
4 глава, часть 1 http://vn.reactor.cc/post/2360187
4 глава, часть 2 http://vn.reactor.cc/post/2363608
4 глава, часть 3 http://vn.reactor.cc/post/2367158
5 глава http://vn.reactor.cc/post/2381587
6 глава http://vn.reactor.cc/post/2397063

VII
Зеркало

Спать совершенно не хочется, поэтому беру архивную папку с лабораторными журналами и сажусь их разбирать. Теперь, когда это непосредственно коснулось меня, необходимость перебраться через эту гору бумаги совершенно не напрягает. И я сижу и читаю все эти истории проснувшихся, осознавших себя и опять уснувших пионеров и пионерок. Цикл за циклом, с момента обнаружения и до момента отключения. Сперва обнаруживали по нетипичному поведению, потом, где-то в начале семидесятых поставили регистрирующую аппаратуру и начали вести таких, как я, с самого момента пробуждения. Потом, лет через пять, отказались от аппаратуры и опять начали выявлять методом наблюдений, в журналах не говорится – почему. Где-то, году в 1974 я, в первый раз, встречаю имя Славяна. Славя, Славя шла, как второстепенный персонаж в истории неизвестного мне пионера. Индуцированная активация, пять циклов, отключение. Имя, прямо скажем, редкое, поэтому с огромной вероятностью, это одна из Славь, живущих сейчас почти в каждом лагере. Потом все чаще и чаще мелькают знакомые имена, и если Алисы и Ульяны, скорее всего были те, то про Лен, Жень, Сергеев и Александров, и Александр, кстати, я ничего сказать не могу, хотя, конечно, хочется верить. Однажды, в конце 70-х, попалась Мику. Интересно, как она вообще в этом лагере оказалась? Чем и о чем думали тогдашние люди, когда создавали такого экзотического для Страны Советов персонажа?
Потом начинаю разбираться в системе. С начала 70-х годов-же, в начале каждой записи идет цифровой код. Расшифровка кода записана на внутренней стороне обложки пятого по счету журнала: номер записи, номер узла, номера предшествующей и следующей записей с участием этого пионера. Знать бы еще нумерацию узлов. Но, в любом случае, чем чаще пионер просыпался, тем больше была вероятность того, что он проснется в следующий раз. В 1984 году я встречаю себя. И потом уже целенаправленно ищу себя. Не важно которого себя, любого Семена. Биографии этих Семенов стандартные, как у всех прочих проснувшихся, но это есть доказательство моей реальности. Моей личной реальности, пусть она и не совпадает с тем, что хранится в моей памяти. Того, что вот он я – Семен, существую, мерцая, как переменная звезда, разгораясь и притухая, но не исчезая. Я ничего не помню из тех пробуждений, но это не важно, это совершенно не важно. Я, наверное, целый час сижу и думаю, что, даже если через пять дней я усну – жизнь не кончается. И даже не моя жизнь, хотя это тоже приятно, а просто – перекрученная и стоящая на голове жизнь здешнего мира.
Наконец, прихожу в себя, завариваю чай покрепче, и начинаю читать дальше. Все больше знакомых имен, все чаще и чаще после записи: «Конец активной фазы» идет отсылка к следующей записи, где, сначала чернилами, а потом – синей шариковой ручкой одним и тем же почерком выведено: «Начало активной фазы». Долго разглядываю этот почерк. Представляю себе улыбающуюся женщину лет тридцати – тридцати пяти, которая с видимым удовольствием пишет: «Начало активной фазы».
А в 1987 году первый раз, вместо «Конец активной фазы», встречаю «Применен выключатель», и сразу вспоминаю про ту железную коробочку, что сейчас лежит у меня на шифоньере. Даже на табуретку встал, чтоб заглянуть, нет – лежит, никуда не делась. Мельком гляжу на часы – половина первого, осталось прочитать три журнала и я, уже догадываясь, что там будет, открываю очередной журнал.
Вспоминаю рассказ бабы Глаши, как тут все в нас влюблялись, от несчастной любви стрелялись, а завлабораторией тихо спился от тоски. Похоже, в, смотрю еще раз в предыдущий журнал, да – в июне, как раз 1987 года, романтиков у руля сменили прагматики. Большинство судеб проснувшихся пионеров описывается одной фразой: «Отклонений в течении активной фазы не наблюдается, применен выключатель», – где-то, после пяти-десяти циклов. А потом еще проще: «Обнаружен организм в активной фазе, применен выключатель». Так и представляю себе диалог:
– Вась, там этот, как его, организм активировался в семнадцатом узле.
– Да дай по нему выключателем, делов-то. Как будто первый день работаешь!
Кстати и журналы с 1987 года-же заполняются явно другой рукой. На остатках спокойствия долистываю последний журнал. Где-то, в июле 1992 года последняя запись: «За последние тридцать циклов активированных организмов не обнаружено, наблюдение возложено на мониторов узлов». Мониторы узлов, это, кажется, отрядные вожатые? Вспоминаю Олин рассказ об ее функциях и не нахожу в нем противоречий с только-что прочитанным.
Так! Первое, что делаю – это встаю из-за стола и опять лезу за выключателем. Что-то пропала у меня вера и Оле/Ольге и бабе Глаше, внезапно взяла и пропала. Может он там лежит себе на шифоньере и медленно меня отравляет, и рыжих моих, вместе с Леной, кстати. Я же не знаю, как он работает. Достаю брезентовую сумку с прибором, достаю из нее прибор и вытряхиваю остальное содержимое на стол: инструкция, запаянная в полиэтилен батарейка и маленькая отвертка. Отворачиваю четыре винта – нет, батарейный отсек пустой, уже хорошо. Пролистываю инструкцию, собираю все обратно и убираю сумку с выключателем назад на шифоньер.
Второй вопрос, что мне делать со всем этим знанием? К Ольге вопросов нет, но боюсь, что бабу Глашу я придушу завтра, нет, то-есть уже сегодня. Глянул на часы – ой, мама! Время то уже четыре утра, а линейка в восемь. Лучше сейчас вообще спать не ложиться. Ладно, до линейки и завтрака доживу, а там посплю, хоть до обеда. Еще попрошу Ульянку меня выручить – поруководить футболистами, благо сегодня день уборки территории.
Хорошо, значит, к Глафире Денисовне мы сегодня не идем. И завтра не идем, и послезавтра. Убивать я ее явно не буду, а считать ее заей, белой и пушистой, у меня нет оснований, пусть она и сама нас не «выключала» и даже приказов об этом не отдавала, это скорее к Виоле, а Глафира Денисовна – она же физик. Но, как один из руководителей проекта, эта несчастная бабушка, безусловно, несет ответственность перед нами. Вот и буду решать, что мне с ней делать.
Есть еще две параллельные мысли по прочитанному: первая, это то, что год начала применения выключателя совпадает с годом, который сейчас постоянно установлен в лагере – 1987, а вторая – то, что количество проснувшихся пионеров опустилось до нуля, в течение пяти лет, с начала применения прибора, вывод – выключатель, на какое-то время, глушит эту способность.
А думать становится все труднее и труднее, а голова – все тяжелее и тяжелее и я провожу остаток времени до появления Саши с компанией и Ульяны в состоянии полусна.
А девчонки, те сразу понимают, что со мной что-то неладно. Ульяна, та пытается меня растормошить, а Саша – пожалеть и успокоить. По одиночке, может, у них бы и получилось, но алгоритмы «Соберись, тряпка!» и «Поплачь и будет легче» друг-друга компенсируют. Через две минуты девочки это понимают, и ставят ультиматум, или я иду с ними купаться, или речка придет сюда сама, в пожарном ведре.
Ну что-ж, приходится подчиняться. Речная вода облегчения не приносит, но, по крайней мере, прогоняет сон, на некоторое время. Надеюсь, что, хотя-бы, на линейке я не засну стоя – позора же не оберешься, хотя, репутацию пофигиста я заработал, так что, наверное, можно и заснуть. А девчонки по прежнему меня не отпускают, требуют рассказать им, что со мной такое случилось. Ответ: «Не выспался», – не принимается.
– Не выспался это следствие. А ты о причинах расскажи.
Нет, не расскажу. Смотрю на Ульяну – это сколько же раз, Рыжуха моя, тебя убивали? Может, сложись иначе, и сидела бы ты тут, передо мной сейчас выросшая, похожая на ту, из моего сна? Саше, той повезло, Саша человек новый и выключатель на себе не пробовала. Стоп, а кто сказал, что его больше не применяют? Бабуля, та, помнится, тоже грозилась. Да и лагерь наш не единственный, и та же Виола вполне сможет сюда добраться.
– Пойдемте со мной.
Идем в тренерскую, я опять лезу на шифоньер, в третий раз достаю с него сумку с выключателем. Девчонки смотрят во все глаза: пара синих глаз и пара голубых. Вы, конечно, это забудете, но рассказать я обязан. Открываю сумку и вытряхиваю на стол содержимое.
– Ой, что это?
И загребущая лапка, хвать за прибор. Обозначаю шлепок по этой лапке.
– Ульяна, не лапай, я сам-то его в руки взять боюсь.
А ведь так просто, вставь батарейку, переведи ползунок в положение «Вкл», открой объектив и направь прибор на пионера. После этого нажимаешь третью кнопку, набираешь на диске «два-три-восемь-пять» и еще раз нажимаешь третью кнопку. Ну, а потом, пользуясь таблицей кодов из инструкции, делай с пионером что хочешь. Или, если времени нет, то можно два раза одновременно нажать вторую и третью кнопки и тогда – полное стирание накопленной личности и возврат к базовой программе, или так же нажать первую и четвертую и дематериализовать пионера до конца цикла.
– Девочки, постарайтесь запомнить мои слова. Очень сильно постарайтесь.
Обращаюсь больше к еще не проснувшейся, Саше. Или к не активированной? Нет, все-таки, к не проснувшейся. Ульяна-то, надеюсь запомнит, хотя ее это больше касается.
– … если увидите кого в лагере с такой сумкой – будьте очень сильно настороже. Ну а если увидите у кого такой прибор в руках, то бегите со всех ног и прячьтесь так, чтобы вас не нашли.
– А что это?
– Это смерть. Смерть или сон, но, все равно – это как смерть.
Ульяна понимает, вижу по глазам, и смотрит на прибор уже с испугом. Саша-же переспрашивает.
– Это как, «сон, как смерть»?
Сашенька! Я не смогу тебе этого рассказать, ты, сейчас, либо примешь в штыки, либо слепо поверишь, как пророку, а это еще хуже, потому что это путь в тупик. Надеюсь, ты сама, со временем, дойдешь, ведь должна-же, иначе я тут зря свои последние пять дней доживаю. Но подсказку я тебе дам.
– Саша, мир, он ведь не только то, что ты из окна видишь. Вспомни хоть вашу записку, которую вы нашли на банке с вареньем.
Ульяна-же находит объяснение по понятнее.
– Загипнотизируют тебя, поняла? И, что захотят, то ты и будешь делать, и будешь думать, что так и надо.
Не знаю, о чем подумала Саша, но краснеет она от этих слов ярче своего галстука. А нам уже пора на линейку, Саша убегает к себе переодеться, а я ловлю Ульяну за руку.
– Ульян, сегодня же день уборки. Поруководишь моими на спортплощадке? Можешь и в футбол с ними поиграть. А я попробую все-таки поспать до обеда, а если повезет, то и до вечера.
– Тебе это дорого обойдется… – Ульяна хочет поторговаться, но потом, еще раз посмотрев на меня, только кивает.
– Хорошо, отсыпайся Сёмка. Только ты так и не сказал, почему не спал. Зубы нам прибором заговорил, а почему не спал – не сказал. А я чувствую – это что-то плохое.
– Уля, честно?
Я решиться не могу. Потому что сделать, все равно, ничего нельзя.
– … ты права, но я пока не могу. Когда соберусь, тогда расскажу.
Все, наверное, не расскажу, но, что тебя ждет, после моего ухода, Рыжуха моя, я расскажу обязательно. Не смотря на угрожающее обещание Алисы. Все должно быть честно.
– Смотри, буду ждать.
А линейка уже начинается. Ульяна, с моими проблемами, не успевает переодеться и получает втык от вожатой за футболку и шорты. Правда, втыки от вожатой на Ульяну действуют, как летний ветерок, ну, на то она и Ульяна. На линейке я, все-таки, сплю, сплю стоя и с открытыми глазами, кивая и вставляя реплики в нужных местах. За завтраком ограничиваюсь чаем, потом думаю – куда бы спрятаться, чтоб не нашли? Собственно, годных мест четыре: остров Ближний, чердак в старом лагере, поляна на берегу озера, где Лена прятала Второго в прошлые циклы, и моя поляна. Пока иду к себе за верным парусом (или за верной портьерой – это как считать), выбираю свою поляну. Ближний и поляна Второго отпадают из-за Лены – вдруг ей захочется там побывать? А там я – во сне слюни пускаю. В старый лагерь идти не хочется, просто не хочется. Так что остается только моя поляна. На спортплощадке нахожу Ульяну, раздающую задания футболистам, отвожу ее в сторонку и говорю.
– Помнишь, где нашла меня в прошлый цикл? Вот там я и буду. Но, до обеда, будить, только если Генда сойдет с пьедестала.
Это, чтоб не обижались на меня, что я скрылся в неизвестном направлении.
Забираю с собой подстилку, забираю с собой будильник и бочком, Ульянкиными-же тропами ухожу в лес. В лесу, ободрав бока, пока пробирался через кустарник, заползаю, буквально заползаю, там, в одном месте, только ползком, Ульянка проходит, а мне – только на четвереньках, на свою поляну, разуваюсь, выставляю будильник на 13-00 и засыпаю, завернувшись в парус. Перед сном еще думаю, что, не смотря на выключатель, что-то в голове все-же остается, на уровне подсознания. Не зря же я был таким скрытным пионером, и начал активничать только уже в самом конце.
Сон, да. Опять этот квартал двухэтажек, опять эта школа, опять этот сквер. Только, на этот раз, я без провожатого. Пересекаю трамвайную линию и обнаруживаю, что лесенка на обрыв разрушена. От лестницы осталась только часть каркаса. Металлические ступени срезаны и свалены в кучу недалеко от трамвайной остановки, а на рельсах стоит грузовая платформа и пара рабочих перекидывает на нее эти ступени. А мне нужно туда – наверх, и я лезу по обрыву, ломая ногти цепляясь за остатки каркаса и понимая, что безнадежно опаздываю. А, когда я уже почти добрался до верха, и мне остается преодолеть три метра скалы, и я стою, задрав голову, на какой то металлической площадке, сверху показывается Ульянка, опять повзрослевшей в моем сне Ульянка, она улыбается мне, что-то кричит, а потом бросает сверху веревку с альпинистским карабином на конце. Карабин раскачиваясь выбивает из обрыва мелкие камешки, камешки со звоном ударяют о металл площадки, этот звон переходит в звон будильника, от которого я и просыпаюсь.
– С добрым утром!
– Мерси.
Только этого мне еще не хватало. Выпутываюсь из паруса, сажусь, поднимаю глаза, так и есть – Пионер. Вот с кем мне общаться не хочется, так это с ним.
– Ты знаешь, у меня по вторникам не приемный день, – говорю ему, а сам аккуратно сворачиваю свою подстилку. Разве что ты захочешь в футбольную секцию записаться.
– А может, все-таки уделишь мне чуть внимания? Я минут сорок ждал, пока ты проснешься. Тем более, это и в твоих интересах тоже.
Не отвечаю, продолжаю сворачивать подстилку, поднимаю с земли будильник и прячу его в карман. Поворачиваюсь в сторону лагеря. А мне в спину летит.
– Ну и каково себя чувствовать в свой последний цикл? Я загляну дня через два-три, расскажешь? Или, может все-таки, не в последний?
Интересно. Я в его памяти копаться могу, ну, не во всей, правда, только в ранних циклах, а он, значит, мои циклы считает?
Оборачиваюсь, но Пионера уже нет. «Меня царицы искушали, но я не поддался!» Исходя из того, что он пришел ко мне, а не к Второму, да еще и с намеком на продолжение банкета, нужен ему именно я.
Пока выбираюсь к лагерю, понимаю, что, во-первых, на обед я безнадежно опаздываю, а, во-вторых, есть у меня два часа свободного времени, которое можно как-то потратить, потому-что к Глафире Денисовне я точно не пойду. Убивать я ее, все-равно, не буду, будь она помоложе, раза в три-четыре, я бы, не поглядев на разницу полов, влепил ей по физиономии, а словами… Я не хочу с ней разговаривать! Но есть хочется. Идти побираться в столовую – значит общаться с той же ГД, придется доедать остаток сухпайковых сухарей, и до ужина – это всё. Ладно, переживем.
С независимым видом прохожу мимо столовой, как-будто так и планировалось и иду прямо к себе, но на траверсе столовой меня перехватывают все те-же Ульяна с Сашей. Ага, дежурные. Вот не любят они друг-друга, недолюбливают, а, мало того, что в одной компании оказались, так их и жизнь постоянно вместе сталкивает. Поэтому занимают они места по обе стороны от меня, пользуясь мною, как перегородкой. Но друг-друга все-таки признают, и звучит это так: «А мы тебе обед сберегли!» С ударением на «мы».
– Правда первое не удалось из столовой вынести. Поэтому – только второе и термос с какао.
Ну не нравится мне здешнее какао.
– Какао вам – за труды, а второе мне. А я чаем обойдусь.
Интересно, как это, насквозь правильная, со слов Лены, Саша решила поучаствовать в краже продуктов?
Сижу в тренерской, ем пюре с котлетой, девушки допивают какао.
– Справилась без меня с уборкой, Ульяна?
– А что там справляться? Конечно справилась, раньше же без тебя обходились. Ой. То есть я не хотела сказать, что ты нам совсем не нужен.
И смущенно замолчала.
– А я и не успел об этом подумать, не переживай. Новенький как?
– Ну как. Ходит, слоняется, бормочет что-то про себя. От вожатой уклоняется. Не мешает никому, и то хорошо. Алиса его припахала площадь подмести – подмел и свалил.
Ну вылитый я в молодости. А сейчас он в библиотеке должен быть, по программе, но поскольку программа давно уже слетела ко всем чертям… Да пусть ходит где хочет, в конце концов, имеет право. Я тоже имею право послать некоторых персонажей далеко и надолго, и отправляюсь на пляж, чтобы подменить там вожатую, о чем тут же и сообщаю своим прокормительницам. Вот, честное слово, если бы баба Глаша сама мне все рассказала, в том числе и про свою роль и ответственность за применение выключателя по мне подобным, я, скорее всего, ее бы не отправлял сейчас в игнор, но нет. Так или иначе, но я на пляже. Девочки разбегаются по своим делам, вожатая, кивнув мне, тоже собирается и уходит, и, из старших, остаемся на пляже только мы с Алисой. Ну, у Алисы свои дела, а я тут, вроде как за мелкими приставлен следить, поэтому в воду не лезу, а сажусь на песок рядом с Алисой и собираюсь начать светскую беседу.
– На дискотеку-то идешь? Или за гитару спрячешься?
Ага, щасс, ответила она мне – ко мне является делегация, в лице Гришки и обоих зайцев, и просит поработать нырятельной вышкой. Совсем страх потеряли. Алиса только смеется.
– Иди-иди. Работай, физрук.
Разрешил со своих плеч в воду прыгать, так чуть мне глаз пяткой не выбили. Чешу лоб – больно, может шишка даже будет.
– Все, я свой прогул загладил, дальше без меня.
– Семен, а почему тебя утром не было?
– Отсыпался я. Не читай по ночам, а то потом днем отсыпаться придется.
– Семен, а ты продолжение сказки придумал?
– Нет еще. Все, хватит меня в воде держать, я на берег пошел.
Пока малявки прыгали с меня, пока выбрался на берег – Алиса уже ушла, теперь даже и поговорить не с кем. Перебираюсь, на свое место – повыше, чтобы обзор был, сижу, прикидываю планы на остаток цикла.
Что там нас ожидает? Сегодня дискотека, завтра, с огромной вероятностью, придется выковыривать Шурика из подземелий, послезавтра – поход, от которого не отвертеться, пятница – ничего и суббота – отъезд и мой последний сознательный день. Что нужно будет сделать? Сегодня – ничего, разве что, понаблюдать за Вторым и… Может посводничать? Электроник и Женя? Нет, пусть этим девочки занимаются.
Опять ко мне та же самая делегация мальков.
– Семен, а как порох поджигают?
– В смысле?
– Ну, когда взорвать, что-нибудь хотят, его же поджечь надо.
– А-а-а, понятно. В старину – фитилем, а сейчас все больше электричеством. Стоп-стоп-стоп, а что это вы взрывать собрались?
Не Генду ли?
– Нет, ничего мы взрывать не собрались. Мы поспорили просто.
– Честно – ничего?
– Честное пионерское!
Ну ладно тогда, хотя проследить стоит, за Гендой. Алиса-то его явно не тронет, а завтра, по программе, попытка подрыва памятника. С системы станется на это дело малолеток отправить.
Продолжаю планировать. Завтра – пусть Второй этого очкарика ищет, а я сбегаю, с утра, в шахту, под видом поиска и записку самому себе обновлю, чем черт не шутит, вдруг еще прочитаю. Значит нужно будет этой ночью автобиографию сочинить. Поход, послезавтрашний, будь он не ладен, я подумаю о нем завтра. Пятница… Меня прерывает Электроник.
– Привет, о чем задумался?
Смотрю на него и, как обычно, меня дергают за язык.
– Как у тебя с Женей дела?
Электроник только вздыхает и смотрит в сторону.
– Понятно. Опять послала. Ты, главное, не сдавайся, вода камень точит.
«Вредные советы», – дополнительная глава то меня.
Тут меня зовут играть, и мы прерываем наш диалог. Волейбол, с пяти, до половины седьмого, стал уже привычным и ожидаемым всей компанией. Правда, на этот раз в регламент мы внесли изменения, вся компания резвится не на спортплощадке, а на пляже. Отвлекают красивые девушки в купальниках, отвлекают. Так что я не играю, а только пялюсь, в попытках играть, не смотря на то, что знаком с этими девушками уже бесконечное время, и на ранее декларированное к девушкам братское отношение.
Наконец, время отведенное на игру заканчивается, заканчивается и «пытка» эротикой.
Алиса смеется.
– Ну слава богу – живой, а не робот. В каждой по дырке проглядел, а то мы уже беспокоились – что с нами не так?
– Так вы нарочно, что ли меня дразнили? Алиса, властью физрука, заставлю прыжки и стометровку сдавать.
– Ой, Семен Семенович, только не бросайте меня в терновый куст.
А, когда уже подошли к спортзалу, Алиса хлопает себя по лбу.
– Вспомнила! Дискотечный усилитель не работает, кибернетики его разбирали, починяли, а починить и собрать не успели. Помоги мне с эстрады второй принести.
– Хорошо. Сразу после ужина?
Идем к столовой. Тихо спрашиваю у Лены.
– Заметила? Второй стоял поодаль, смотрел, как ты играешь.
– Заметила. А подойти так и не решился. – Лена вздыхает, опускает глаза и, на мгновение, превращается в Лену повседневную.
– Леночка, мне нужно рассказать тебе, все, что я знаю. Выбери время до конца цикла.
– Хорошо.
Больше, сейчас, говорить не о чем, поэтому подходим к столовой молча.
– Семен, не забудь, сегодня дискотека!
Вы, только что, прослушали традиционное приветствие вожатой при входе в столовую.
– Ольга, я-то не забуду. А вот отдельные пионеры – те могут.
Баба Глаша поглядывает из глубины кухни, но молчит. Я делаю вид, что не замечаю ее.
Беру поднос с ужином, сам сажусь рядом с амазонками.
– Ульяна, рыбу возьмешь? А то я минтай не ем.
Та еще мясорубка, не глядите, что мелкая. От минтаины остается только скелет, а я довольствуюсь рисом и жареным луком. Ульяна смотрит на это безобразие в моей тарелке, потом исчезает на кухне и появляется с котлетой на блюдце.
– Ешь. А то скажешь, что тебя объедаю.
Гм. Есть хочется, но моральные принципы, как же они?
– Ульяна, котлету украла или повариха дала?
– Повариха, а что?
– Да ничего, поругался я с ней, правда она об этом не знает. А эта котлета, это вроде как косточка собачке, чтоб не обижалась.
– Я для себя просила, если тебя это беспокоит.
Спиной чувствую, как баба Глаша поглядывает на нас в окошко раздачи. Несчастная старуха, окруженная тоской и одиночеством. Представляю себе сцену.
Ульяна: «Баба Глаша, а дайте еще чего, не наелась.»
Повариха: «Вон котлеты на сковородке…» – И реплика, в сторону «Знаю, что он рыбу почти не ест.»
А пофигу. Убила меня выключателем, пусть не лично, но приказы соответствующие отдавала, пусть теперь котлетками надежду на прощение покупает. Так и запишем.
Пока размышлял – котлета закончилась.
– Давно хотела тебе сказать. Не делай так. – Это Ульяна.
– Как?
– Иногда, когда ты так задумываешься… Тебя, как будто нет. Тело – вот оно, сидит жует, а глаза пустые, как у тех пионеров у ворот.
– Уля, я не умею иначе. А заметно?
– Если не присматриваться, то не очень. А если присматриваться, то страшно – вдруг уйдешь в себя и обратно не вернешься. Корми тебя потом с ложечки, вытирай тебе попу.
– Да ну тебя, все бы тебе хиханьки. – Сам улыбаюсь, девки улыбаются.
– Ну что, – спрашиваю Алису, пошли?
Алиса кивает, мы относим тарелки на мойку, выходим из столовой и направляемся в сторону сцены.
Но когда проходим по площади и уже собираемся свернуть на аллею ведущую к сцене, я, краем глаза, замечаю непонятную вспышку в одном из домиков и слышу хлопок, а потом звон стекла. Обрываю какую-то маловажную беседу с Алисой и бегу туда. Одиннадцатый домик, рядом с Жениным, Васьки и Сереги-зайца. А вот и обитатели, оба жильца и плюс Оксана, а из окна и двери домика выползает густое облако белого дыма.
– Стоять, не двигаться!
Васька не слушает меня и забегает, обратно на крыльцо, примериваясь прыгнуть внутрь. Хватаю его за плечо.
– Сдурел?!! Этот домик сгорает за две минуты!
– Гришка там!
О госссподя, думаю с досадой, избавь меня от этих подвигов, ну почему, почему я? А сам отталкиваю Ваську, выдергиваю за ремень уже заныривающую в дверь Алису, юбка с нее, при этом, сползает, обнажая приятные глазу ягодицы, трещит материя – будет мне потом пендель от девочки, но мне не до этого. Набираю полные легкие воздуха и прыгаю в домик сам.

Отчёт секции приклейки голов кружка "Очумелых ручек" о проделанной работе

М. Леночка, а давай в "твистер" сыграем.

Л. А что это за игра?

М. Ой, да там всё просто. Крутим рулётку и...

На пляже

По случаю пятницы 13 октября

И просто так

P.S. Оригиналы в комментариях