Сиськи Ольга Дмитриеына

О — значит Ольга (Дубликат, часть без номера)

Окончание: части 8 и 9

Часть 1 http://vn.reactor.cc/post/3547726
Часть 2 http://vn.reactor.cc/post/3555329
Часть 3 http://vn.reactor.cc/post/3562282
Часть 4 http://vn.reactor.cc/post/3572857
Часть 5 http://vn.reactor.cc/post/3575478
Часть 6 http://vn.reactor.cc/post/3578894
Часть 7 http://vn.reactor.cc/post/3583989

VIII

— Ну и что ты скажешь, о нашей вожатой? А то мне, вон, под отзыв целую страницу выделили. Надо что-то написать.
— Только хорошее пиши, плохое не пиши. Она за шесть недель превратила пятнадцатый узел в настоящий лагерь, с настоящими пионерами. Приятно посмотреть на хорошую работу.
— А то, что она с тобой поругалась?
— Ну, поругалась. Так ведь по делу поругалась, какие претензии? Хорошо — молодая она еще. Я ее где припугнул, где обманул, где убедил. А лет через десять она о таких как мы ноги вытирать будет.
— Не то. Спрошу по другому. Ты бы доверил ей своих детей?
— Своих? Издеваешься. Но, да. Не задумываясь.
— Во-о-от. Значит, так и запишем: максимальный балл и еще сверх того; приказ на премию — заслужила; и запрет на работу у нас, бессрочный и на любой должности. В бухгалтерию я сама позвоню, а запрет — по твоей части.

«Вот и всё. — Думала Ольга, обходя на прощание лагерь. — Завтрашний день ребятишки проведут без меня. Потом — пересменка, а дальше уже будет новая вожатая. Кто она, как она? Я ничего не знаю. Пусть мне и сказали, что это мой двойник, но верить обитателям поселка я теперь не могу».
— Ольга Дмитриевна, — заговорила шагавшая рядом Славя, — вы сейчас уедете и не вернетесь.
— С чего ты взяла? — Ольга искоса глянула на помощницу.
— Я чувствую. — С напором ответила Славя, но тут же смягчила напор улыбкой.
— Ты права. — Обманывать Славю совсем не хотелось. — Но говорить всем об этом совсем не обязательно. Завтрашний день проживёте без меня — будешь за старшую. А послезавтра рано утром за вами придут автобусы. Кассету с сигналами горна оставь себе.
День подходил к концу. Оставалось только обойти лагерь, сегодня — вдвоем со Славей. подать из радиорубки сигнал отбоя, и можно идти к себе и собирать чемодан, чтобы в одиннадцать вечера оказаться на остановке.
Дальше шли молча. Подобрали мяч на баскетбольной площадке, забытый кем-то из пионеров, забросили, каждая по разу, его в корзину. «Славя могла бы стать моей лучшей подругой, но в нашем мире ее не существует», — подумала Ольга.
— Ты только провожать меня не ходи, хорошо?
— Если вы просите, то не буду, Ольга Дмитриевна.
В библиотеке горел свет. Ольга подошла было к двери, чтобы проверить — все ли в порядке. Но Славя поймала ее за руку.
— Не ходите, Ольга Дмитриевна. Там Женя. Все ждет, что Сережа решится.
«А Сережа не решится. Он и в прошлую смену не решился, и в позапрошлую. Так и будет вечно вздыхать. А я уже ничего не смогу сделать».
Пробежало мимо несколько малышей: «Здравствуйте, тётя Оля, привет, Славя. Спокойной ночи, тётя Оля». Что характерно, с воздушным змеем в руках. «Что-то я смогла. В эту смену Сережа сам выловил Димку, отвел в кружок и заставил сделать нормально летающий аппарат. Хоть что-то останется после меня».
— Семен! — Крикнула Славя. — Хватит на площади околачиваться. Отбой через полчаса.
Семен без выражения посмотрел на девушек своими серо-стальными глазами. Кивнул, соглашаясь. И медленно побрел в сторону своего домика.
«Вот моя неудача. Не могу себе простить. Пусть Анатолий и уверяет меня, что всё в порядке. А я тогда еще надеялась здесь остаться и боялась давить на Анатолия. И теперь по лагерю ходит не Семен, а тень Семена. Послушная, никогда не улыбающаяся, молчаливая тень. И между Семеном Семеновичем и Анатолием кошка пробежала. Как мне Семен Семенович сказал: «Я вот тоже сдался. Но мы оба еще поднимемся. Я обещаю». Тоже сдался, это как я, что ли? Непонятно».
Лена сидела на «своей» лавке и читала в свете фонаря. Подняла глаза на проходящих, кивнула здороваясь, и опять зарылась в книгу.
«Этим двоим я уделяла слишком мало внимания. И теперь одна прячется ото всех в книги, а вторая демонстративно ниспровергает мой авторитет».
Вожатая с помощницей свернули с площади направо, прошли по дальней аллее и по тропинке вышли к музыкальному кружку.
— Спокойной ночи, Славечка, Ольга Дмитриевна. Или может вы хотите музыку послушать? Я с удовольствием вам поиграю, вот только, Олечкадмитриевна, вы всегда так за распорядком следите… — Мику как раз запирала свою вотчину, но увидев вожатую с помощницей потянулась опять открыть кружок.
— Поздно уже, Мику. А ты так здорово играешь, что если мы будем тебя слушать, то просидим до утра. А я так слежу за распорядком. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи. Ой, подождите, Олечкадмитриевна.
Щелкнул замок, Мику заскочила в кружок и тут же выбежала, держа в руках кассету.
— Вот, возьмите, это для вас.
Ни Ольга, ни Славя не спросили, что там. Обе и так знали.
— А хорошо вчера Мику спела.
— Да, хорошо. Жаль, что раньше молчала.
— Жаль что раньше не собирались.

С Мику действительно получилось хорошо. Вчера, уже после отбоя, Ольга Дмитриевна, обходя лагерь, совершенно случайно завернула к музыкальному кружку. Раньше никогда не заворачивала, а тут зашла. Зашла, чтобы обнаружить там весь старший отряд, в полном составе. И, почему-то, несколько малышей. И ведь никто не закричал: «Вожатка!», никто не дернулся к выходу. Все молча сидели и слушали. «Ладно, старшие. В конце-концов ничем предосудительным они не занимаются, но малышам-то давно спать пора!» Вожатая хотела начать ругаться и не смогла. А так и простояла в дверях до самого конца. И пионеры откуда-то знали, что вожатая ругаться не будет.
Это был не концерт, а разговор, беседа. Просто Мику, в отличие от остальных, не только разговаривала, а еще и играла, и пела. И когда беседа закончилась, а Мику, после финальной песни, просто сказала: «Ребята, спасибо, что пришли ко мне», никто не аплодировал. Только Алиса ответила за всех: «Всегда пожалуйста. Ты только предупреждай заранее, в следующий раз. Я тоже поиграть хочу».
Ольга тогда, властью вожатой, отправила всех по домикам, а сама осталась помочь Мику закрыть кружок. Перехватила обеспокоенный взгляд Лены, улыбнулась и тихо, одними губами, так чтобы только Лена поняла, произнесла: «Иди-иди. Ничего с твоей подружкой не случится».
Пока расставляли стулья вдоль стен, пока убирали инструменты, пока, на пару, подметали пол, Мику все щебетала без умолку. Так что Ольге с трудом удалось вклиниться.
— Мику. Я никогда не слышала, как ты играешь. Почему? Только гаммы и распевки. И никто никогда не слышал. Я же вижу что тебе нравится музыка, но, когда я заходила к тебе в кружок, ты начинала очень много говорить и переставала играть даже гаммы.
— Олечкадмитриевна, я не… — Начала Мику, и вдруг замолчала.
«Кажется, я поломала девушку», — подумала Ольга, когда пауза стала неловкой, и оглянулась. А Мику стояла лицом к вожатой, прижавшись спиной к роялю, и то открывала, то закрывала рот. «Кажется, я залезла туда, куда не надо».
— Мику, если не хочешь — не отвечай. Я не настаиваю. Пошли уже спать, время — за полночь.
Ольга подошла к Мику, чтобы взять ту за руку. «Эти девочки, старший отряд, всего то на три года младше меня, а я вынуждена играть в наставницу».
— Нет, Ольга Дмитриевна, я отвечу. — Мику еще сильнее вжалась в рояль, как будто он придавал ей сил, но руку не отобрала. — Я отвечу. — Говорила она непривычно медленно, словно через силу выдавливая каждое слово. — Я… Я очень люблю музыку, но я не могла… Понимаете, я хочу играть для тех, кто меня услышит, а пионеры, они бы не услышали, для них это были бы просто красивые звуки. А для меня очень важно, быть услышанной.
— А теперь — услышали?
— А теперь — да. Да вы же сами всё видели.

От музыкального кружка свернули к клубам. Клубы были заперты, Сережа, уважающий правила и законы, сейчас вовсю готовился к отбою. Ольга отперла дверь своим ключом, зашла в радиорубку. Выщелкнула кассету из магнитофона и защелкнула обратно.
— Кассету с сигналами оставляю тебе, Славя. И пошли уже домой.
На крыльце домика вожатой девушки остановились и опустили глаза, не зная что сказать друг другу на прощание.
— Вы знаете, что это Мику сама перевела? — Славя кивнула на подаренную кассету.
«Да, это я тоже себе в заслугу поставлю. Ни в прошлую, ни в позапрошлую смену такого не было».
— Нет. Но я догадалась. Я рада, что была у ней вожатой. Нет, не так: я рада, что была у вас вожатой. Мне повезло с пионерами, спасибо вам за это.
— Ольга Дмитриевна. — Славя покраснела от смущения. — Мы тоже рады, что вы были у нас вожатой, вы самая замечательная вожатая. Вот, возьмите, это от всех нас. Мы хотели вам при отъезде подарить, но раз вы уезжаете — возьмите сейчас.
Славя вложила в руку вожатой маленький сверток, неловко чмокнула ту в щеку и убежала давать сигнал отбоя. А Ольга, укладывая чемодан, и пряча среди вещей эти, запрещенные к вывозу на материк, два подарка, всё крутила в голове одну и ту же мысль: «Вот и всё, что у меня останется от этого лета: пионерский галстук с автографами пионеров из лагеря, которого нет; и кассета, с голосом девочки, которая никогда не рождалась».
И часом позже, когда Ольга уже сидела в автобусе у нее в голове все звучал голос Мику.

Кокоро но негаи, цутеки но мираи...*

* Взято из перевода Лисандры: https://vk.com/lisandra_official

IX

Водитель проснулся минут через пятнадцать. Поерзал на сиденье, включил передачу, и автобус опять покатил по шоссе, как ни в чем не бывало. Еще через десять минут впереди замаячила промышленная окраина города. По одному начали просыпаться пассажиры, послышались шутки по поводу возвращения мужей и жен из командировки.
— А вы стихи, любите? — Опять перешел в наступление сосед.
«Стихи», — отдалось в голове у Ольги. Она смотрела в окно автобуса, залитое дождем снаружи и запотевшее изнутри, а перед глазами у нее вставала то спина Семена, обтянутая белой рубашкой, то спина Семена Семеновича, обтянутая черным свитером. Оба стояли совершенно одинаково ссутулившись и обхватив себя руками. «Как я раньше не догадалась представить Семена Семеновича без бороды?»
Но вот Семены исчезли и вместо них Ольга увидела саму себя, такую, какую она только что увидела во сне: чуть постарше, чуть выше ростом. Эта Ольга из сна понимающе смотрела на Ольгу настоящую. Понимающе, с сочувствием и чуть с иронией. Она что-то говорила во сне, но из всего Ольга сейчас вспомнила только последнюю фразу: «Когда маленькая девочка Оля проснется в автобусе перед воротами, пусть она не рассчитывает на особые отношения с вожатой».
«Когда-нибудь маленькая девочка Оля проснется в автобусе». Когда-нибудь… А сейчас надо было просто жить: заполнить наконец дневник практики, на последней странице которого красовался автограф Глафиры Денисовны: «Направленная для прохождения практики… …и заслуживает оценки «Отлично»», — с перечислением всех регалий и титулов бабы Глаши, заверенный печатью филиала. Надо было зайти в одно неприметное здание в тихом центре города и получить полагающуюся зарплату. Надо было подогнать по фигуре джинсовый комбинезон. Надо было просто жить до момента этого «Когда-нибудь».
Ольга Дмитриевна Миронова повернулась к соседу и глядя ему в глаза прочитала:

Когда ты сам по себе,
А вместо сердца — свинец.
И вместо шелка — сума.
И та — изрядная рвань.
Когда в труде и борьбе
Сгорело всё наконец.
Надежда сводит с ума.
Прекрасноглазая дрянь!*

И больше не раскрывала рта до самой остановки.

***
Ольга Дмитриевна завершает вечерний обход лагеря, заходит к себе в домик, смотрит на спящего Семена. С облегчением улыбается: вот и еще один день прошел без происшествий. Достает из шкафа запертую шкатулку, в которой, среди барахла, хранится старый засаленный ежедневник. Раскрывает его и прочитывает несколько страниц. Хочет дописать в конце пару строк, но вместо этого открывает первую страницу, ту, где обычно пишут дарственные надписи и читает: «Полюби их! О.». Сначала ее лицо трогает слабая улыбка, а потом оно совершенно преображается и перед нами оказывается не вздорная и ленивая «вожатка», а веселая, заводная и добрая двадцатилетняя девушка, которая сама не далеко ушла от своих пионеров. Потом двадцатилетняя девушка исчезает и опять возвращается двадцатипятилетняя Ольга Дмитриевна. Только улыбается она теперь понимающе, с сочувствием и чуть с иронией.
Ольга Дмитриевна дописывает нужные строчки, прячет ежедневник и укладывается спать.

* Стихи Виктории Измайловой: https://vk.com/ismailovaviktoriya

О — значит Ольга (Дубликат, часть без номера)

Продолжение.
Часть 1 http://vn.reactor.cc/post/3547726
Часть 2 http://vn.reactor.cc/post/3555329
Часть 3 http://vn.reactor.cc/post/3562282
Часть 4 http://vn.reactor.cc/post/3572857

V

— Что там с вашим Персуновым? Совершенно невменяемо-пьяный позвонил мне ночью, сначала говорил про какие-то похороны, потом требовал ключи от моей лаборатории.
— Александр, вы же не дали ему ключи? Вот и хорошо. Просто, бывает, срывается человек. Это так редко, и даже не каждый год происходит, что можно его простить.
— Не понимаю вас, Глафира Денисовна. Здесь ответственная работа, а вы держите на ней человека склонного к выпивке. А если это начнет повторяться каждую пятницу?
— Во-первых, не склонного, а, во-вторых, не начнет. Я, Александр, знаю причину и повод, а вы нет. Если у вас всё, по этой теме, то давайте перейдем к делам вашей лаборатории.

«Приказ №***. О предоставлении отпуска.
(1) Предоставить Персунову С. С., заведующему Лабораторией моделирования нейтринно-белковых систем, по его заявлению, отпуск продолжительностью 7 рабочих дней, с зачетом в счет ежегодного отпуска. (2) На период отпуска, предоставленного согласно п. 1 настоящего Приказа, приостановить допуск Персунова С. С. к работам по… (5) Приказ вступает в силу немедленно.
И. О. руководителя филиала Института *** АН СССР Андрейко Глафира Денисовна
Ответственный: Заместитель руководителя филиала по кадрам и режиму Г*в Анатолий Васильевич.»

— Прочитали, расписались? Семен, сдавай мне ключи и пропуск, садись на мотовоз и уматывай на удаленный пост, и чтоб до следующего понедельника духу твоего здесь не было. Или тебе провожатого выделить? Тогда, до понедельника. Анатолий, а ты останься, пожалуйста, к тебе еще разговор.

Ольга шла по поселку, невольно сравнивая его с лагерем. Не смотря на трехэтажные корпуса, вместо вольготно разбросанных деревянных домиков и уродливый трехэтажный куб-модуль из гофрированного железа, вместо административного корпуса общность в планировке угадывалась без труда. Площадь, если стоять спиной к модулю, вообще выглядела точно так-же, даже памятник Генде был на месте. «Не забыть узнать, как приеду домой, кто это такой, — в очередной раз сказала себе Ольга, — а то все, кого не спросишь, либо отмахиваются, либо шутят, либо пожимают плечами». Подумала про «домой» и сразу же заскучала по лагерю. «Как там ребятишки мои? Семен Семенович утверждал, что сегодня они просто спят весь день, и лучше мне там не появляться. Я ему верю, но все же. Ничего, сегодня ночью — еду обратно». Нагрудный карман стройотрядовской куртки распух, от полученного в бухгалтерии аванса, который здесь некуда было тратить. Часть денег была обменена в буфете на конфеты для пионеров, и, собственно и всё.
«Полный коммунизм: за жильё не плачу, за свет не плачу, питание бесплатное, даже спецодежду можно на складе подобрать импортную, такую что никто и никогда не поймет, что это спецодежда, и тоже бесплатно». Ольга вспомнила про джинсовый комбинезон, виденный ей, когда она подбирала себе вожатскую форму. «Мне ведь положена спецовка? Субботники в лагере проводить?» И сразу, без перехода: «Как там ребятишки? Славя прибежала меня проводить, думала, что я не вижу ее, выглядывающую из ворот. Но я неплохо поработала. Те пионеры, которых я испугалась в первый день и от которых хотела сбежать и те, которых я оставила вчера в лагере, это разные люди. Это что, завтра мне опять начинать всё с начала? Неужели в них ничего не останется? А что будет через месяц, когда я уеду?»
«Ах да, двойник, такой же, как пионеры, но с моей эмоциональной матрицей, которая добавит ему устойчивости, а через него и всем пионерам. Как-то так». — Ольга вспомнила разговор случившийся между ней и Семеном Семеновичем. «Там все сложнее, Оля, но это уже объяснять надо с формулами и графиками. Этого даже мои аспиранты не понимают, а Анатолий даже и не пытается». «Я «сапог», мне не положено», — тут же отреагировал на подколку Анатолий. «Ты не сапог, ты — ботинок», — ответил отголоском какой-то старой шутки Семен Семенович и вернулся к основному разговору. «В общем, Оля, остаться после практики здесь у вас нет возможности, но помочь обитателям «Совенка» у вас получится».
До обеда и назначенной после него встречи в лаборатории у Семена Семеновича оставалось еще масса времени. Комнату Ольга убрала сразу по приезду, еще до завтрака; в бухгалтерии побывала; в графике, который подсунула ей секретарь Глафиры Денисовны значился еще «доклад о проделанной работе» с пометкой: «Библиотека, 12-00». Ольга посмотрела на часы, вздохнула о том, что сейчас на пляж идти, это только расстраиваться и отправилась на склад, в надежде уговорить коменданта с кладовщиком выдать ей приглянувшуюся джинсу.
Библиотека в поселке оказалась точной копией лагерной, только вот, вместо угрожающей всем и вся Жени, библиотекарем оказалась симпатичная женщина лет сорока. Очень улыбчивая и разговорчивая.
— Здравствуйте, что-то я вас не помню. Или вы — Ольга? Тогда вас сам бог послал. Сейчас ваш доклад будет, помогите мне, пожалуйста, стенды отодвинуть, чтобы места больше было.
И, пока Ольга с библиотекарем на пару отодвигали стенды и составляли кресла в кружок та успела ее и успокоить: «Семи штук хватит за глаза, кому не хватит — сам пододвинет. Да не бойтесь вы, Оля. Это же просто ваш рассказ о том, что происходит в том узле и чем вы там занимались. Придут те, кому это по работе надо и спросят о том, что им интересно. Никто валить вас вопросами не будет». И рассказать о каждом заметном обитателе поселка: «Глафира? Не бойся ее, она только с виду строгая. Она тут самая старая будет, не гляди, что она так молодо выглядит, ей уже шестьдесят четыре. Так что она всех нас переживет. Сидит здесь безвылазно лет десять уже, не меньше. Только в отпуск на материк выбирается и, зимой студентам лекции читает. И все исполняющая обязанности. Её уговаривают, уговаривают, а она ни в какую не хочет директором быть.
Семен? Тоже долгожитель, правда не такой старый как баба Глаша. И тоже выглядит моложе чем она, и тоже сидит здесь безвылазно и даже в отпуск не ездит.
Толя? Он Семену родственник какой-то дальний. Воевал, был ранен, и сейчас у нас уже семь лет. А что, работа спокойная — сиди и бумажки перебирай. Зарплата идет, а еще и пенсия капает».
И так про всех. К началу доклада Ольга подозревала, что и она теперь занесена в местный справочник.
Доклад прошел, как и предсказала библиотекарь: пришли пять человек, вежливо выслушали, вежливо задали вопросы, вежливо поблагодарили и разошлись. Ольга честно рассказала всё, умолчав лишь о своей позорной попытке бегства и о разносе, который она устроила пионерам, во время внезапного визита гостей из поселка.
А уж после обеда она оказалась в лаборатории. Еще в столовой к Ольге подошел человек, представился заместителем Семена Семеновича, подождал на крыльце и отвел в один из корпусов, два этажа которого были отведены под лабораторию. Там передал Ольгу какоой-то аспирантке и оставил их наедине, в пустой комнате, где из всего оборудования был только компьютер.
— Ольга… Можно тебя звать просто по имени? Ольга, меня зовут Олеся и я непосредственно занимаюсь твоим проектом. Сейчас я тебе расскажу и покажу все что есть. Мы снимем параметры твоей личности. Я выслушаю твои пожелания и мы внесем изменения, если понадобится. И, собственно всё. Ты сможешь считать себя соавтором нового организма.

Больше всего Ольге понравилось моделировать будущую личность своего будущего двойника: возраст — чуть постарше, лет на пять, а то не солидно, когда вожатая не намного старше самых старших пионеров; тело — выше ростом и пропорционально крупнее, опять же, для солидности, а то — пигалица, а не вожатая; долго мялась, но попросила увеличить грудь, всегда хотела этого, пусть хоть у двойника мечта исполнится, был бы аспирант-мужчина, так бы и ходить будущей Ольге Дмитриевне плоскогрудой. Посмотрела на «свое» изображение на мониторе и осталась довольна.
С характером оказалось труднее: думала, думала и попросила ничего не менять, только чуть-чуть агрессии добавить. Потом передумала и отменила просьбу.
— Знаешь, Оль. Все равно, то что мы сейчас вводим, это всего лишь рекомендации для Системы. А что получится, то и получится.
— А как же, мне говорили что будет это мой двойник.
— Не совсем двойник, Оль. У нее будет твоя внешность, с поправками. Она будет считать, что приехала вожатой в пионерский лагерь. У нее будут способности к педагогике. И у нее будут твои воспоминания, не все. А еще там будут воспоминания мои, бабы Глаши, шефа, вообще всех людей, которые были здесь. И она свяжет эти воспоминания своим воображением. И будет считать этот… это лоскутное одеяло своим прошлым. «Лоскутное одеяло чужих воспоминаний», — правда красиво? Это нам шеф на семинаре сказал. Иногда на него находит и он начинает говорить как артист со сцены.
— Семен Семенович? А где он сам?
— Он… срочно уехал на неделю. Ну, пойдем в виварий.
Судя по торопливому ответу, Олеся явно что-то скрывала, но Ольга не стала допытываться. В виварий, так в виварий.
В виварии Ольге не понравилось. Пахло зверинцем, было темно и тесно. Десяток обезьян забеспокоились, увидев посетителей, забегали в своих клетках, и лишь одна, похоже что уже накачанная успокоительными, безучастно сидела в углу около поилки. Шлем и жилет, каждый со свисающей косой проводов, уже надетые на животное делали ее похожей на персонажа фильма про покорение космоса.
— Вот Оль, это твой посредник. Все данные уже или в нём, или готовы к трансляции. Осталось дождаться ночи.
— А зачем так сложно? — Ольга вспомнила, как сама, два часа назад, сидела в похожем шлеме и проходила тесты. — Напрямую с меня нельзя было параметры передать?
— Понимаешь, Оль. Если передавать напрямую информацию от человека в Систему, то он или погибает, или вынужден жить здесь всю оставшуюся жизнь. Но правда тогда стареет гораздо медленнее.
Олеся мечтательно прикрыла глаза и промурлыкала: «И вот, когда мне исполнится двадцать пять...» — А потом продолжила нормальным голосом: «А обезьян нам теперь удается спасти».
И вот, четыре часа спустя, Ольга, в компании Олеси и еще двоих техников-лаборантов, расставляла приборы на пятачке за восточными воротами, выкатывала на тележке в центр пятачка клетку с безучастной к происходящему обезьянкой, подключала провода, а после сидела на складном стуле и терпеливо ждала.
Наверное, будь на месте шеф, Олеся отказала бы Ольге в ее просьбе поучаствовать в записи микса. Но уж больно ей не хотелось оставаться одной, в компании техников и солдат, дежуривших на КПП. И вот сейчас обе девушки сидели с внутренней стороны слегка приоткрытых ворот, неосознанно прижимались плечами друг к другу, вздрагивали от ночной прохлады, и ждали.
— Ты, главное, за ворота не выглядывай, а то развернешь Систему на себя. А как тебе скомандуют, сразу бери веревку и тащи за нее тележку сюда.
Ольга кивала, слушая путанный инструктаж Олеси. Потом, когда инструктаж кончился, а больше ничего не происходило, заскучала. И от скуки стала вслушиваться в треп сидящих в курилке лаборантов.
— А куда шеф пропал?
— Ты не знаешь? Набрал спирта в лаборатории и пьет. Копия у него активировалась.
— И что? Радоваться должен.
— А чему радоваться? На неделе ее обнулят. Ты приказ не читал? Всех активированных, начиная с первого апреля, сбрасывать на нуль. Помнишь Толян выключатели по лабораториям выдавал. В том числе шефу. Только шеф не взял. Сказал, что причины понимает, со всем согласен, и протокол совещания подписал, но у него на детей рука не подымется… А уж за свою-то копию он всяко переживает.
— Понятно. А своих детей у него…
Но дальше Ольге не удалось дослушать, потому что за воротами вдруг закричала от боли накачанная наркотиками обезьянка.