алиса ульяна мику

Продолжение

1 глава http://vn.reactor.cc/post/2310619
2 глава http://vn.reactor.cc/post/2336203
3 глава http://vn.reactor.cc/post/2344710
4 глава, часть 1 http://vn.reactor.cc/post/2360187
4 глава, часть 2 http://vn.reactor.cc/post/2363608
4 глава, часть 3 http://vn.reactor.cc/post/2367158
5 глава http://vn.reactor.cc/post/2381587
6 глава http://vn.reactor.cc/post/2397063
7 глава http://vn.reactor.cc/post/2425682
8 глава http://vn.reactor.cc/post/2452127
9 глава http://vn.reactor.cc/post/2482636

X
Запрещенная зона

Просыпаюсь утром от того, что в тренерской кто-то есть. И, не открывая глаз, уже знаю – кто. По звукам дыхания, по запахам, по поскрипыванию стула.
– Привет Рыжик.
– Доброе утро Сёма.
Открываю один глаз и, вывернув шею, удостоверяюсь – действительно Ульяна. Сидит и читает одну из тех книжек, что я так и не вернул бабе Глаше. Чуть опустила книжку и точно так-же, одним глазом, смотрит на меня.
– Если позволишь – я хочу встать и одеться.
– Ладно, уговорил.
Ульяна кладет раскрытую книжку корешком вверх, встает и уже собирается выйти, когда я ее останавливаю.
– Имей в виду, в этом лагере привилегия на мысленные пошлые шуточки только у меня.
– Ты… телепат?
– У тебя вздрогнули губы, в удержанной улыбке, и ты очень хитро прищурилась, но промолчала. Все, а теперь свободна.
Быстро натягиваю шорты, расправляю одеяло на кровати, беру умывальные причиндалы и, перед тем как выйти, гляжу одним глазом на книгу: мягкий переплет из белого картона, бумага, по качеству чуть лучше газетной, и называется фолиант сей «Горизонтальный транспорт в многомерной сети», за авторством неких Г. Д. Андрейко и М. Н. Колокольцева. На обложке штамп: «Для служебного пользования». Заинтересовавшись, открываю последнюю страницу книги, там, где печатают выходные данные, – так и есть: Глафира Денисовна Андрейко. Ну вот и познакомились. Смотрю на даты: сдано в набор и подписано в печать в 1985 году. Тираж 200 экземпляров. Аккуратно кладу книгу, где взял, и тут в дверь заглядывает Ульяна.
– Ну, ты уже встал?
– Ага, заходи, а я – умываться.
Выхожу в спортзал и направляюсь в душевую.
– Не ходи, там девочки в душе, после пробежки. – Ульяна кричит мне в след.
Действительно, дверь в душевую открывается и оттуда выходят все трое. Я только ворчу.
– Между прочим, могли бы предупредить. Я бы на крыльце подождал.
– А что такого-то? Дверь же закрыта на шпингалет, да и Ульяна проследила, чтобы ты к нам не ломился. – На последней фразе Саша улыбается.
– Ты хочешь сказать, что я, как дурак, две недели топтался каждое утро на крыльце, а мог бы спокойно и со вкусом валяться на кровати, пока вы там плещетесь?
– А мы все эти две недели удивлялись, что ты там топчешься на крыльце, а не валяешься на кровати.
– Девки, когда-нибудь я вас отшлепаю.
И улыбки до ушей у всех. Улыбки хорошие, но глаза Саши, мне все же не нравятся, похоже – плохо спала. Жаль, я не могу угадать ее настроение, как с Ульяной и разговор на языке мимики и жестов, как с Леной, у нас тоже не получается. На всякий случай пробую вопросительно поднять брови, нет – меня не поняли. Ладно, шутила, действительно, искренне, поэтому пусть живет.
Проспал я сегодня приход Ульяны с Сашей, поэтому быстро-быстро умываюсь, запираем с Ульяной спортзал и идем на линейку.
А Ульяна в спортзале капитально обустроилась, пользуясь служебным положением. Я так и не понял – где, но где-то здесь у нее хранится комплект пионерской формы, в который она, выгнав меня, и переоделась, подозреваю, что и купальник, где-то здесь же. Так пойдет дальше и из тренерской меня выживет. В домике Ольги живет Второй, а я пойду в домик к Алисе. М-м-м, вспоминаю эротический волейбол, заманчивый вариант, кстати...
– Ты чего улыбаешься?
– Да так, мысленной пошлой шутке, которую я никогда не озвучу.
– Чтобы не стала правдой? Я понимаю.
Хочу еще спросить Ульяну про книгу, но уже некогда, уже подошла Ольга и пионеры образовали привычное подобие строя. Опять я засыпаю стоя, под голос вожатой, опять, чтобы не заснуть и не свалиться ко всеобщему веселью, начинаю разглядывать пионеров, пока не натыкаюсь взглядом на Второго. Вот аккуратный парень – ни разу, в отличие от меня-пионера, линейку не пропустил, а еще стоит в строю так, как будто это ему знакомо и привычно, снисходительно поглядывая на томящихся пионеров. Интересно, где он такому выучился? А сейчас еще интереснее – Второй, оказывается, столь же, чуть иронично и снисходительно, поглядывает и на нас с Ольгой. Впрочем, не обидно поглядывает, а потом наши взгляды пересекаются, он понимает, что попался и коротко улыбается извиняющейся улыбкой. Я даже подумал, что он тоже проснувшийся, как и я, но только умело это скрывает, как и я же, но нет, это я бы почувствовал. Очень интересный двойник. Наконец, доходит очередь и до меня: быстро сообщаю о тренировке, о вечернем походе, о том, что мальчиков из среднего отряда ждет костровая площадка. Всё, линейка закончена.
До завтрака есть немного времени – присаживаюсь на скамейку. Наблюдаю за Вторым, а Второй застыл посреди площади и ищет кого-то взглядом, наконец, кивает и отправляется с площади в сторону главных ворот. Ищу глазами Лену, нет, Лена здесь, вон она у памятника Генде, и тоже смотрит вслед Второму, потом оглядывается, почувствовав мой взгляд, улыбается, но тут же прячет улыбку и подходит.
– Привет.
– Привет.
И всё. Я уже начал забывать, как Лена может отстраняться от окружающих, так вот она мне сейчас это напомнила. Стоит и разглядывает пряжки на своих босоножках, а мне гадай, то ли это демарш Второго ее сейчас расстроил, то ли это я где накосячил.
– Лен, садись, или на завтрак уже пойдем?
Лена просит меня прогуляться с ней до домика, а уже оттуда идти в столовую. Ну как просит, в своей обычной манере старой Лены скажет два слова, а мне догадывайся. Будет всю дорогу молчать, а потом, у домика, спросит, что я хочу ей сказать, раз напросился к ней в компанию. А я сам, в свою очередь, скажу ей, что это она меня сама в свою компанию пригласила, на эту мою реплику Лена обидится, виду не покажет, но еще больше уйдет в себя. Вот так незаметно отношения и портятся.
– Лена, только не заставляй меня догадываться, я человек не чуткий и в таких вещах плаваю. Попробуй вспомнить, как мы до сих пор общались.
– Хорошо, я попробую.
А я, оказывается, под подозрение попал после вчерашнего ЧП с Сашкой. Плакала Александра ночью, когда Лена в домик вернулась, за слезами было ничего не понять, Александра объяснять категорически отказывалась, только некоего Семена упомянула, что он, Семен, знает. Поскольку Семенов в лагере два, и Семен-второй с Сашей практически не общается, а вчера весь день был на глазах, остается только ваш покорный слуга. А памятуя про откровенность Лены о чувствах Саши к этому Семену, картина выстраивается совершенно в духе любовного романа. Так-как на роль казановы я, по общему мнению женской половины лагеря, не гожусь, то Лена, прежде всего, решила, что я, где-то допустил грубость, по отношению к Саше.
– До вечера Саша держалась, значит, а ночью проняло. Лен, в общем-то, это, прежде всего, Сашкина тайна, ну, раз уж она ко мне тебя отправила…
Ну и посоветоваться мне с кем-то надо. Не с вожатой же.
– ...тебе никогда не хотелось встретиться с собой? То есть со своим двойником из другого лагеря?
– А при чем тут…? Ну ладно, я, до сих пор, не верю, что лагерей больше одного. То есть, тебе я верю, и вас Семенов я вижу, но в голове не укладывается. Наверное хотелось бы.
– Вот. А я двух своих двойников лично знаю, но с одним, хоть и живем в одном лагере, но никак поговорить не получается, а второму, как вижу, так хочется по лицу ударить, а после вчерашнего боюсь, что, при встрече, лицом не ограничится. Но вот беда: видеть его – каждый цикл вижу, а встретиться не могу.
Рассказываю Лене о встрече Саши с Пионером, о своей вчерашней встрече с Сашей, о том как Саша плакала без слез, о ее шоке. Лена, какое-то время обдумывает мои слова.
– Знаешь Семен, наверное это как заноза.
– В смысле?
– Ну вот ты предложил нам, две недели назад, оставить записку на банке с вареньем. И сказал, что это для тех, кого поселят после нас. А мы приехали и я эту записку сама же и прочитала. – Лена молчит какое-то время, а потом добавляет. И посадила занозу, куда-то сюда.
И показывает на себя, неопределенно водя рукой, где-то между галстуком и босоножками.
– … а потом эта заноза болела, болела и вот, закончилось тем, что я… В общем, закончилось со мной тем, что я изменилась и вот такая стала, как сейчас. И ты, наверное, тоже себе такую занозу когда-то посадил. Ну и ты был готов, и я, получается, была готова, и сил нам хватило, чтобы измениться. А Саша – еще нет, потому она измениться пока не может, а от этого ей и больно так. И этот твой «двойник», он еще и нарочно хотел сделать Саше больнее. Может он, только того и хотел, чтоб ей больнее было. Или хотел, чтобы она исчезла, а ты помешал.
Лена, безусловно, или права, или близко к истине подобралась, но что нам теперь делать?
– Лен, и что нам теперь с Сашей делать.
– Не знаю, мы и так о ней заботимся, вот как сейчас.
– Ага, заботимся, прямо как папа с мамой.
На «папу с мамой» Лена улыбается.
– Скажешь тоже, папа с мамой. Я шестнадцатилетняя пионерка.
Пока так беседовали, естественно, опоздали в столовую. Ну что же, кто приходит поздно – тому кости. В данном случае костями считаются: каша гречневая без подливы, хлеб без масла и жидкая составляющая от вчерашнего вечернего компота – последнее, скорее, плюс, не знаю, как для Лены, но для меня-то точно. Садимся за один столик, пока дежурные протирают остальные и я спрашиваю Лену.
– Как там мой двойник? Книгу то похвалил вчера?
– Нет, мы сидели и звезды рассматривали.
Ну, тоже хорошее занятие.
– А сейчас он куда?
– Его вожатая в помощь Алисе отправила.
– Устанет, как будет сахар таскать?
– Какой еще сахар?
Рассказываю про свое отношение к мешкам с сахаром, Лена улыбается.
– Пиво, говоришь, в медпункте, в левом ящике стола? Надо Алисе сказать, а то вдруг пить захочет после костровой площадки.
Смотрю на время – через пятнадцать минут уже тренировка. Быстро доедаю, прощаюсь с Леной и прошу, чтобы она ко мне Сашу отправила. Переживания переживаниями, но завтра отчетная игра у моих мелких, вот и надо же кому-то грамоты надписать, ну а кому подписывать, кроме обладательницы лучшего почерка в лагере?
Выхожу из столовой и быстро-быстро на площадку. Так, вся команда уже здесь, стоят у крыльца меня дожидаются. Время? Нет, еще не опоздал, но все-же… неудобно.
– Простите ребятушки, задержался я.
Ребятушки аплодируют моему финишному рывку – лоботрясы, никакого почтения! Так и заявляю им об этом, а Серега-заяц мне отвечает в том духе, что я сам их так воспитал. И, мол, умных к умным, а меня к тебе. Да, на секунду пробивает грусть, этих оболтусов мне тоже будет не хватать.
– Все помнят, что послезавтра отъезд?
Хор: «Д-а-а-а-а!»
– Все догадались, что завтра отчетная игра?
Ну, уже не хор, а так – отдельные голоса.
– Поэтому, сегодня, после разминки попробуем полчаса поиграть, а потом ошибки разберем. Разбивайтесь на команды и Гриш, ты как себя чувствуешь?
Гришка уже и забыл про медпункт, и это радует. Отправляю его провести разминку, а сам присаживаюсь на лавочку рядом с Васей, наконец то я подгляжу, что он там читает. Вася, при моем появлении, переворачивает записями вниз какие-то листики, а журнал «Катера и Яхты» не спрятать, поразительно знакомый журнал. Настолько знакомый, что знаю я его наизусть. «Катера и Яхты», номер двадцать пять, за семидесятый год. Статья: «Вспомогательные паруса на моторной лодке».
Вот так, еще кто-то встал на мою скользкую дорожку. Есть, правда, одна проблема – Васе не перетащить в одиночку лодку через заграждение, я вот, большенький мальчик, и то чуть не умер прямо там, пока перетаскивал. А еще я понимаю, что можно было и не убегать. Правда, я тогда много хороших людей не встретил бы, но и те, кого я оставил – ничуть не хуже, я уверен. Начни я сейчас об этом говорить, Вася, все равно, меня не услышит. Но единственное, что я говорю Васе по этому поводу…
– Вась, с инструментом работать умеешь?
– Немножко.
– Вась, я ничего этого не видел, пока ты сам не дозреешь. – Киваю на листики. Но, сначала, запишись в кружок к кибернетикам. Делают они всякую ерунду, но Электроник тебя научит работать «множко». И освой технику гребли.
А сам беру у Васи карандаш и на обратной стороне его записей схематически рисую мачту с рейковым парусом, потом, подумав, проставляю все размеры. Выражение ошалелых глаз Васьки бесценно! Но я к Васе не за этим, сейчас Сашка придет, собственно, вон она уже идет.
– … сейчас Саша придет, будет в тренерской грамоты для участников завтрашней игры надписывать. У меня к тебе просьба, побыть с ней, пока она не закончит. Скажешь, да хоть то, что тебе голову на солнце напекло и я отправил тебя на кровати полежать. Понимаешь, она одна сейчас оставаться очень боится, но гордая – никому об этом не говорит. Так что я рассчитываю на твою деликатность и молчаливость.
Васька деликатно и молчаливо утекает в тренерскую, а я перехватываю заинтересованный взгляд зайца-Оксаны. Любофф? Ну, как минимум, обоюдный интерес, а то – зачем Ваське сюда ходить каждое утро? Я, помнится, журналы в библиотеке читал.
Пока не закончилась разминка быстро объясняю Саше ее задачу, объясняю, где найти грамоты и отправляю следом за Васькой.
– Найдешь?
– Да, найду?
– Все в порядке?
– Лена беспокоилась? Да, все в порядке.
Ну, я, правда, по паузе, улавливаю, что не совсем в порядке, но отпускаю Сашку работать, а сам переключаюсь на тренировку.
Мелкие делятся на команды, я, наконец, достаю из под футболки свисток.
– Обратите внимание на исторический момент! Впервые за смену физрук взялся за свисток. Монетка есть у кого?
Монетка находится у Артема – советский двугривенный. Она висела у Артема под футболкой на шнурке, продетом в просверленное в монете отверстие. На несколько секунд замираю и пытаюсь вспомнить тогдашнюю неформальную детскую моду – нет, не помню я монет на шнурках: куртки от школьной формы с отпоротыми рукавами помню, октябрятские звездочки, с которых сошлифован весь рельеф, так, что остается белая гладкая звезда, помню, резистор в петлице помню, а монету на шее не помню, видимо – личная Артемова заморочка. Двадцать копеек: буханка хлеба, два билет на детский сеанс в кино, обед в школьной столовой, стаканчик пломбира, молочный коктейль в буфете кинотеатра и еще сдача останется. Хватит ностальгировать, снимаю монету со шнурка и спрашиваю Артема
– Орел, решка?
– Орел!
Боже, как давно я этого не делал! Кладу монету на сгиб указательного пальца и подбрасываю ее щелчком ногтя. И… орел.
– Угадал, выбирай ворота.
– Спасибо. И, пусть монета у вас до завтра останется, завтра же все равно еще раз кидать.
– За что спасибо то, чудак-человек?
Пока есть еще чуть времени до свистка цепляю монету обратно на шнурок и пытаюсь одеть ее себе на шею – не лезет. Моя голова несколько больше, чем у десятилетнего Артема и в петлю шнурка не лезет никак: нос и уши мешают – тогда связываю шнурки монеты и свистка вместе.
– Все готовы?
Все готовы.
– Первый тайм!
Свисток, и можно не путаться у октябрят под ногами. Два тайма по пятнадцать минут не получилось, получилось два по двадцать. Счет – по нулям. И разбор полетов после игры, в итоге: «Все всё поняли? Все свободны, кто хочет еще поиграть – могут остаться. Завтра не осрамитесь.» Черт, с соседним лагерем бы сыграть, но как?
В тренерской сюрприз – Васька не подвел, не подвел, а просто уснул у меня на кровати. Саша сидит, подперев подбородок кулачком и этак, по матерински, смотрит на Василия. Хорошо, что без шума зашел.
– Все сделала? – шепчу.
Александра кивает и показывает на стопку грамот. Я беру надписанные грамоты, читаю одну, улыбаюсь и киваю Сашке. Прячу грамоты в шкаф и показываю на чайник: «Ты как?», – кивает. Показываю на Васю – тоже кивает. Ставлю чайник на плитку, полчаса у нас есть, как закипит – мы услышим, показываю головой на спортзал и выходим.
– Ф-фу. Теперь можно нормально разговаривать.
Садимся на ближайшую к тренерской скамью.
– Ты решила не выделять завтрашних победителей?
Текст на всех грамотах одинаковый: «Самой лучшей футбольной команде от пионеров «Совенка»
– Нет конечно. Они, с самого мокрого праздника, итак делятся между собой на золотых и серебряных. Зачем их еще искусственно делить.
Так и делятся вот, а я не замечал, но ладно.
– А русалки Саша и Мику тоже в этом разделении участвуют?
– А то! Мику, кстати, тебе благодарна. У нее теперь настоящий кружок, в котором целых два человека, кроме нее.
– И которые могут вытерпеть ее болтовню.
– Смешно. Но зачем ты так, знаешь же, что чем человек ей ближе, тем она больше молчит.
Знаю, прости Мику, я совсем не хочу тебя обидеть. Но все равно, первый момент общения с тобой нужно перетерпеть. Как и со мной, впрочем, и с другими, кроме, может быть, той же Александры.
– Знаю, и то, что она со мной перестала трещать, как сорока, мне очень приятно.
Тут происходит два события: начинает петь чайник и выходит из тренерской заспанный Васька.
– Я заснул! – сообщает он, адресуясь, в основном, ко мне.
Угу, а то я не понял.
– Вась, я заметил. Чай будешь пить?
Вася почти соглашается, но в спортзал заглядывают зайцы и Ваське становится не до нас.
– Прихожу, а он спит на твоей кровати, журналом прикрылся еще. Ну я и не стала его будить. А то они вчера допоздна домик вылизывали.
– Я так и подумал, вся четверка сегодня сонная.
Чайник, наконец, перестает петь и начинает призывно бренчать крышкой.
– Пошли, нас зовут, – реагирует Саша.
Чай, варенье, последние сухари из бомбоубежища, так и не пополнил запас. Чай и варенье, кстати, тоже кончаются. Ну, вареньем меня, я надеюсь, обеспечат, а вот за чаем придется в столовую самому идти. Смотрю на пачку, нет, до конца цикла, даже на всю ораву хватит с запасом, а что будет потом – пусть система сама беспокоится.
Сашка уже хозяйничает: заварила чай, достала сахар, открыла банку с вареньем, распечатала упаковку с сухарями и сидит ждет меня. Я разливаю заварку по кружкам, доливаю их кипятком
– Тебе полную, Саша?
– Да, конечно.
Ну вот, сели, попиваем чаек и молчим. Надо бы поговорить о важном, а я боюсь и черт бы побрал эту репутацию психотерапевта. Физрук я, а в прошлой жизни – пионер, а до того – эникейщик, если верить памяти.
– Все так плохо, Саш?
– Я, я не знаю, иногда нормально, а иногда пробирает, кажется, что вот-вот опять начну исчезать.
– То-то ты Лену вчера напугала, а она на меня черти-что подумала. Но ты держишься?
– Держусь. И, пожалуйста, давай больше не будем об этом.
– Если обещаешь не исчезать, то не будем.
– Уговорил. Честное пионерское, я никуда не исчезну!
Допили чай, и я понимаю, что до вечера мне делать совершенно нечего. Сходить помочь Алисе? Но нет, еще решит, что я ей не доверяю и обидится.
– Саша, вы за ягодой не собираетесь?
Ну кто тянет меня за язык? Ягода, потом мука с сахаром. Вот только пива в медпункте, скорее всего, нет – здешняя докторица это не Виола.
– Все ты знаешь! Лена тебя позвать просила, как освободишься.
– Ну, тогда на пристани встречаемся.
Кстати, почему меня? Почему не Второго? Он, правда, на другой работе занят, но можно же договориться.
В этом цикле я очень много гребу. Раз в пять больше, чем обычно – надоело. Поэтому работаю веслами, смотрю на Лену с Сашей, сидящих на корме, и мечтаю: а не посадить ли девочек на весла, сразу обеих, а не развалиться ли самому на кормовой банке. И представляю себе, как футболки обтягивают девочек, при каждом гребке… Тьфу, срамота! Тем более они и не в футболках вовсе.
– Ты чему улыбаешься? – Лена выдергивает меня из грез.
– Честно? Приятной компании.
Лена, без выражения, смотрит на меня, опускает глаза себе на грудь, а потом опять поднимает взгляд, чуть приподняв левую бровь, но я успеваю заметить мелькнувшее, на доли секунды, лукавство в ее глазах: «Ну-да, ну-да… А в каком смысле «приятной»?» Я и забыл, что мы можем читать друг-друга. На секунду опускаю веки и потом улыбаюсь: «Именно в этом».
– Лена, Семен, прекратите загадочно перемигиваться!
– Саш, присоединяйся.
Но Саша только вздыхает.
– Вы знаете, я не верю вашим рассказам, что все повторяется, каждые две недели, но когда вы сговорились? Как Лена знала, что ты согласишься на остров поплыть? Откуда ты знал, что мы за ягодой собрались.
– А вот так, поперемигивались в столовой и договорились на языке мимики.
– Да врете вы все. Утром перед завтраком и договорились.
– Ну, считай так, если тебе так легче.
Остров Ближний и земляника. Есть вещи, которые не меняются.
– Лен, вы ведь вдвоем с ягодой справитесь? А я так, похожу.
Девочки разбегаются на разные концы острова и я остаюсь, условно, один, правда это «условно» мне не мешает. Хожу между березами, клюю землянику, я почти не бывал на острове, гораздо меньше, чем в той же шахте, но вот под землю меня не тянет, а здесь, на Ближнем, память, сволочь, что-ж ты делаешь? Все события всех циклов всей моей здешней биографии: вот у этой березы Славя дарила мне платок, а Лена спала у меня на плече, а вот там я ночью объяснялся с той же Леной, здесь мы высаживались на берег с Алисой. Выхожу на противоположную сторону острова: вот кривая береза, на которой мы сидели с Леной две недели назад, и где, еще не доверявшая мне Лена, пыталась вызвать меня на откровенность, а вот тут мы купались с Мику. Стоп! Мы не купались с Мику, я уверен, но… Привет из заблокированной части памяти? Из предыдущих пробуждений? От кого-то из двойников? Я не знаю, но воспоминания, вот они, хорошие такие воспоминания, не мои, но все равно, теперь и мои. Иду на восточную оконечность острова, мимо Саши, к бетонному блоку. Саша работает с целеустремленностью комбайна и не замечает меня вовсе, ну и я, не мешая ей, осторожно прохожу мимо. Вот он бетонный блок, вот тут я перетаскивал лодку, один и с Славяной. Представляю – каково будет Васе повторять мой подвиг, но захочет – придумает что-нибудь. Сажусь на песок вытянув ноги и прислонившись спиной к теплому блоку. Вода блестит на солнце и приходится щуриться, чтобы что-то рассмотреть. Остров Дальний, знал бы – обязательно сплавал бы туда, в один из «пионерских» циклов, и вообще – за Дальний, на тот, материковый берег. Интересно, периметр там продолжается или можно уйти пешком? И куда попадешь в этом случае? В параллельный лагерь? Или будешь идти бесконечно?
– Прощаешься?
Лена тихо подошла ко мне и присела рядом, поставив корзинку между нами.
– Прощаюсь.
– Грустно?
– Грустно, что столько вещей, людей и событий прошло мимо меня. А уходить, оказывается, не грустно, я ведь надеюсь вернуться. Да, кого я обманываю? Грустно конечно, Лен, обещай, что не будете дальше ко мне относиться, как к убогому.
– В этом-то можешь не сомневаться. Мы готовы, поплыли назад?
Да, амазонки предложили бы искупаться, а Лена с Сашей, те нет, они на это пойтить не могут. Дисциплина, самодисциплина у Саши и больше показная у Лены, но дисциплина. Размышляю о Саше, о том, что если бы не ее доброта – получился бы страшный человек, и надо сделать все, чтобы эту доброту сохранить, хотя бы в целях безопасности окружающих.
– Поплыли.
– Семен, я вот думаю. А вот то, что мы сейчас с тобой на острове? И две недели назад были на острове. Значит циклы нами все равно управляют?
– Лена, не парься, главное, что ты осознаешь все происходящее. А если для нас удобно пользоваться циклами, то почему нет?
Причаливаем, привязываю лодку, отношу весла в сарай, отношу корзинки девочкам в домик и идем на обед все втроем.
Обеденное меню – стандартное для этого дня цикла: суп гороховый, картофельное пюре с зеленым горошком и минтай жареный и какао. Даже баба Глаша не парится по поводу повторяемости циклов, о чем и говорю Лене, в продолжение нашего разговора.
Вот не пойму я здешних поваров во главе с бабулей. Одни и те же люди, из одних и тех же продуктов, в одних и тех же котлах иногда готовят едва съедобную бурду, иногда кулинарные шедевры, такие, что хочется проглотить их вместе с тарелкой, а иногда – стандартные блюда казенного общепита, которые съедаешь без удовольствия, хотя и без отвращения, а исключительно с целью насытить организм. Или это гребля мой аппетит так подстегнула, или сегодняшний обед находится, где-то между второй и третьей категориями, но я даже половину минтаины съел. Обедаю с Ульяной, Алиса с помощниками еще не пришла с поляны и надо бы предупредить кухню, чтоб обед на шестерых оставили. Гляжу в окно раздачи, встречаюсь взглядом с бабой Глашей, киваю ей и тут вспоминаю про утреннее чтение Ульянки.
– Уля, ты утром у меня книжку читала, это от скуки, или понравилось?
– Объяснил бы мне кто, что там написано. А то интересно – про путешествия между лагерями, как перемещаться между ними и не потеряться в циклах, а столько формул, что я понять не могу. Хочется разобраться, но мне же только тринадцать лет, я и знаков то таких не видела никогда.
Ульяна проводит рукой в воздухе зигзаг.
– Хочешь, с автором познакомлю? Она, конечно, бабушка сложная, но если общий язык найдете, то всему научит. Только, если согласишься, то не прогуливай, иначе обидится и вся наука закончится.
– Ы?
Рыжик мотает головой в сторону кухни.
– Она самая. Думай до послезавтра.
Потому что потом я помочь уже не смогу, и придется тебе самой договариваться.
– А что думать? Веди, я научиться хочу, а то я, я, в общем, сейчас я понимаю, почему ты убежать хотел. Вот только… Все равно веди.
– Что только?
– Это тебе рано знать, ты еще маленький!
Как скажешь. Рано, значит рано.
– Тогда, через полчаса, у заднего входа в столовую.
Встаем, чтобы разбежаться, я направляюсь на кухню – предупредить об опозданцах, и тут, как раз и заходят все шестеро: потные, грязные, съеденные паутами и уставшие. Судя по гордому и довольному виду Алисы – все хорошо и даже более чем.
– Все сделали?
– В лучшем виде! Вечером посмотришь.
Но взгляд с хитринкой, значит есть еще какая-то опция, сверх программы.
– Ох Алиска, надеюсь, что в лучшем.
Все, теперь добежать до тренерской, поправить постель, а то, как Васька на ней заснул, так и не расправил за собой, взять книжку «Горизонтальный транспорт...» и к автору в гости.
Ульяна уже там. Топчется у входа, зайти не решается, увидела меня – обрадовалась. А ведь следующее твое решение, Рыжик, определит твою судьбу.
– Ну что, готова? Пошли?
– Ох. Пошли.
И вцепляется в меня обеими руками.
Глафира Денисовна удивления не высказывает, только нацепляет маску препода. Ну и я ей чуть подыгрываю.
– Здравствуйте, Глафира Денисовна, а я вам Ульяну привел.
– Вместо себя что-ли, Семен? Это называется «заместительная жертва». Но я не ем маленьких девочек, Виола запретила.
И уже обращаясь к Ульяне.
– Ульяна, зачем пожаловала? За конфетами вход с другой стороны, а с этого входа тебя ждут одни неприятности.
Ульяна, наконец, справляется с собой, отпускает мою руку, вытаскивает из другой моей руки книгу, кладет ее на стол и пищит.
– Вот! Там написано, что за два-три дня можно дойти пешком до любого лагеря! Я хочу знать, как это делать!
Баба Глаша разглядывает Ульяну и бормочет про себя
– Математика, физика, спецкурс, оборудование, организм крепкий…
При слове «организм» я демонстративно рычу и скалю зубы, баба Глаша это видит, но не обращает на меня внимания и продолжает.
– ...второй цикл – времени полно, ну, этим сеть не разрушить.
Наконец, вердикт вынесен.
– Со следующего цикла приходи заниматься, каждый день, в это же время. Хоть одно опоздание и мы расстаемся. А сейчас забирай эту писанину и выметайся.
Ульянка что-то опять пищит, хватает книжку и исчезает.
– Баба Глаша, ну тебе же удовольствие доставляет – учить тому, что знаешь, я же вижу.
– Много ты видишь. У меня, вообще, к тебе разговор. Хочешь выбраться отсюда?
– Отсюда это куда? В другой лагерь? Так я там уже был и тем более в моих обстоятельствах смысла не вижу.
– Отсюда – это отсюда, это наружу.
Оказывается все эти годы контакт с внешним миром поддерживался. Оказывается эта река, на которой стоит Совенок, это не просто река. Оказывается это теплообменник, через который во внешний мир сбрасывается избыточное тепло. Пять больших рек СССР: Днепр, Дон, Волга, Нева и Обь – остальные реки слишком холодные и появление там больших масс относительно теплой воды может быть замечено со спутников. На несколько секунд открываются шлюзы и происходит замещение части нашей нагревшейся воды, водой одной из этих рек. Снаружи никакого оборудования нет, все стоит здесь, река выбирается случайно, место открытия шлюзов тоже не имеет жесткой привязки – плюс-минус два километра от базовой точки. Все, что мне нужно, это сесть в лодку, уйти в протоку за остров Дальний и плыть по течению, кстати Дальний так и называется, а перед этим принять снотворное, с таким расчетом, чтобы перед выходом из этой протоки я спал. Риски есть: я могу на выходе попасть под пароход, я могу перевернуться и утонуть, у меня не будет никаких документов, я могу просто потерять память или впасть в кому или сразу, или в процессе акклиматизации, но в последнее баба Глаша не верит – уж слишком я независимо себя веду. Причем уходить нужно завтра или послезавтра, именно в последние два дня моей активной фазы, почему так – вопрос к Виоле.
– Получается и к нам сюда можно так же проникнуть?
– Если угадаешь время и место открытия шлюзов, если не боишься, как минимум частичной, потери памяти. Не боишься наплодить здесь своих двойников, которые, как минимум, не слабее тебя, со своей, а частично с твоей памятью и сознанием, и неизвестно, кто из них окажется главным. Так что, только случайно, с вероятностью… Ну, метеориты тоже людей убивают. Хотя, именно ты, с твоими двойниками у меня под подозрением. Потому и предлагаю вернуться обратно, потому и надеюсь, что с тобой там все будет хорошо.
– А ты почему здесь тогда, баба Глаша?
– А я здесь в эмиграции, как и Виола, кстати. А остальные о теплообменниках не знают – здешние энергетики эвакуировались одними из первых, а больше никому по должности знать было не положено. А от таких любопытных, как ты – я, пока моложе была, всю литературу собрала и уничтожила.
– А я ведь находил себя в журналах, да и сны бывают.
– Вот потому ты только под подозрением, Семен. Потому и уверенности нет. Ну, что ты решил? Хотя, не важно. Все, что тебе нужно, я рассказала, а дальше сам. Снотворное возьмешь в медпункте. Да, когда пойдешь – скажи мне, я письмо напишу и несколько адресов дам. Письмо личное, а адреса для тебя, может быть те люди и помогут, если живы еще.

Представляю на суд общественности рассказ про очередного "Семёна" Примечательно, что фанфик пишется на основе текстовой ролевой игры, поэтому у него два автора: Баюков Артём(собственно ГГ) и Артёмов Кирилл(все остальные). Ролка еще в процессе и развитие сюжета неизвестно.

Выбор

Пролог

И вновь финальные титры плывут по экрану монитора, радуя глаз и согревая сердце. Я расслабленно откинулся на спинку стула. Ну вот и всё, “Бесконечное лето” прочитано, все основные концовки открыты, достижения получены. Символично, ведь сегодня 21 декабря - ровно два года со дня официального релиза этой визуальной новеллы. Конечно, фанаты сделали множество модов и я их обязательно посмотрю, но не сегодня, не сейчас.

Так, позвольте представиться. Артём Баюков, 22 года, живу в подмосковном городе Воскресенске. Работаю работу на работе - ничего особенного или интересного, но на жизнь хватает. На данный момент девушки нет, вот и потянуло на романтику и приключения, пусть даже и в компьютерной игре, а не в жизни. Да и с Семёном нашлось немало общего.

Вечер. За окном “типичная современная” зима - слякоть и грязь. Но в магазин сгонять нужно, а то в холодильнике хоть шаром покати. Проезжающие мимо машины щедро обрызгивали прохожих, поэтому я старался держаться подальше от обочины. В пакете позвякивала парочка бутылок “Охоты”(надо же отметить День Рождения одного из любимых фендомов) и еще одна початая в руке. В плеере играла открывающая тема Blow with the Fires. Я стараюсь не ходить по улице без музыки - не выношу окружающую меня серость. Но тут в мелодию начал примешиваться какой-то странный звук, противный и громкий. Он словно звучал у меня в голове. Я вынул один наушник, осмотрелся и...встал как вкопанный, выронив недопитую бутылку пива. Сказать, что я был удивлён - это ничего не сказать. На обочине дороги стоял “410”! Да, именно такой как в “Бесконечном лете”, без водителя и пассажиров, с одной полыхающей фарой. Его двери были открыты. Видимо, остальные люди не замечали ничего странного в “адской колеснице” и спокойно шли по своим делам. Во мне боролись смешанные чувства: с одной стороны, страшно, а с другой интересно и берет азарт узнать, что же будет. Ладно, лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и потом жалеть всю жизнь! Двери захлопнулись, и автобус, трясясь и громыхая гайками, поехал по знакомым улочкам. Я стал искать заветное место у окна. Внутри было тепло, сиденья оказались довольно мягкими, а из динамиков играла тихая и спокойная мелодия. В общем, всё, что нужно, чтобы уснуть и начать путешествие в своё Лето…

День первый.

Голоса. Десятки голосов! Я словно схожу с ума…
Кто-то интенсивно трясет меня за плечо.
-Проснись, лежебока. Приехали.
Светловолосый паренек лет шестнадцати, убедившись, что я очнулся, убрал руку с плеча и протянул её мне в приветственном жесте.
-Толя. А тебя как звать?
-Артём. - я машинально пожал руку, хотя сам ещё с трудом отходил ото сна. Шея затекла и голова болела.
-Ты как в райцентре сел, так всю дорогу и проспал. Давай, поднимайся, все ребята уже на улице. Сейчас будут багаж раздавать.
Толя направился к выходу, а я остался сидеть и приводить мысли в порядок. Неужели получилось?! Ну да, за окном жаркий солнечный летний день. Вот справа те самые статуи пионеров, ворота и большая вывеска пионерлагеря “Совёнок”. Кстати, а как я выгляжу? Цветастая рубашка с коротким рукавом, модные джинсы-варёнки и остромысые туфли. Стильно. Теперь бы в зеркало глянуть. О, боковые зеркала автобуса. Выходя на улицу, я оценил нового себя - Артём времён старших классов. Здоровый цвет лица, румянец, исчезли мешки под глазами. Продолжаем оценивать обстановку. В отличие от Семёна, я прибыл не как одинокий и загадочный гость. На остановке стояли четыре “типичных Икаруса”, вокруг которых собралось около двух сотен ребят и девчат возрастом лет от 10-12 до 16. Малышня бегала и шумела, те, что постарше собирались группами, знакомились. Водители тем временем раздавали багаж, громогласно выкрикивая имена.
-Баюков Артём.
-Я! - отклик вырвался машинально. Стоп! Багаж? Откуда?
-Держи. - водитель выдал мне большой кожаный чемодан с перетягивающими ремнями. На нем действительно висела бирка с моим именем.
Тяжелый, блин. Интересно, что же там лежит? Тем временем Вселенная из Хаоса стремилась к Порядку - несколько взрослых, по-видимому вожатые, начали собирать детей по возрастным группам. Взгляд задерживается на одной вожатой в белой панамке. У нее длинные каштановые волосы, зеленые глаза и громкий строгий голос. Ага, ну здрасьте Ольга Дмитриевна. Народ выстроен в шеренгу по двое и дружной толпой направлен в лагерь. Меня поставили с каким-то блондинчиком...постойте, так это же Электроник.
-Привет. Я Артём, а тебя как зовут?
-Электроник. - как-то немного смущенно ответил он.
-А фамилия случайно не Сыроежкин, а?!
-Как ты догадался? А, хотя фильм-то все смотрели.
Мы вместе посмеялись, и решили вспомнить лучшие моменты “Приключений Электроника”.
Вожатые привели нас на площадь и кое-как расставили по периметру. Вместо Генды, в центре площади стоял стандартный памятник Владимиру Ильичу Ленину. Ну, это даже скучно как-то. За моей спиной оказалась “Доска информации”, на которой была карта лагеря. Пока ничего не происходило, я обернулся и стал её изучать. А "Совёнок" подрос до размеров филина! Территория намного больше, домиков и хозяйственных зданий тоже прибавилось. Но вот Ольга Дмитриевна поднялась на трибуну и произнесла пламенную приветственную, после которой последовала важная информация(в отличие от Семёна я решил не пропускать её мимо ушей).
Смена продлиться две недели. Сегодня суббота 5 июля. В воскресенье утром, 20 июля автобусы отвозят всех на железнодорожный вокзал в Сочи.
После этой линейки всем выдадут пионерскую форму и ключи от домиков. Домики распределены зонально по отрядам, а внутри зон по "девчачьим" и "мальчуковым" улицам.
Питание четыре раза в день: 9:00-завтрак, 13:00-обед, 18:00-полдник, 20:00-ужин.
Подъем в 7:00. Зарядка. После завтрака-линейка. Отбой в 22:00.
Территория лагеря огорожена по всему периметру, кроме леса, бетонным забором. В лес можно немного углубиться, но там забор из сетки-рабицы с колючей проволокой и тоже ворота. Ворота охраняются, и пионеров, без разрешения вожатых не выпускают. Зато по территории лагеря можно передвигаться свободно.
Есть пляж и лодочная станция, но опять-таки, без вожатых не покупаешься и лодку не возьмешь. За этим следят спасатель и смотритель станции.
После общей информации, наконец началось знакомство с персоналом лагеря и распределение по отрядам. Всего получилось четыре отряда. Я, как и остальные старшие подростки, был зачислен в первый отряд. Со мной вместе Электроник Сыроежкин, Александр Кавказин, Славяна Майорова, Евгения Молчанова и Алиса Двачевская. Так, ну эти нам знакомы. Вслушиваюсь дальше в имена. Есть две Елены. Интересно, какая из них "та самая". Ну судя по " красноречивой" реакции ДваЧе-это Елена Синявцева. Хорошо. Ульянка должна быть в младших отрядах, позже поищем. А вот с Мику беда. Не нашлось никого с таким именем и, разумеется, с ТАКОЙ прической. Вожатой нашего отряда была сама ОД, по совместительству помощница директора. Да, теперь с ней шутки плохи - сразу “на ковёр” могут вызвать. Дальше нас распределили по двое и выдали ключи от домиков и два комплекта пионерской формы. Моим соседом стал Анатолий Кудрявцев, тот самый парень, который разбудил меня в автобусе. Получив форму и ключи, мы направились по домам, разбирать вещи и переодеваться.
-Тём, а ты сам откуда?
-Из Подмосковья. Воскресенск, слышал о таком городе?
-Еще бы! Промышленность, фабрики, заводы. Мощный город!
Ага, знал бы ты во что он превратился.
-А ты откуда?
-Геленджик.
Дом, милый дом. По крайней мере на ближайшие две недели. Домик оказался весьма уютный и благоустроенный. Хорошие светильники, чистые постели с новым бельем, аккуратные скатерочки и занавески. Только вот розеток не было. Точнее одна была, но её закрыли маленькой дверцей на замок. Правильно, нечего нагревательные приборы использовать. Да и зачем, собственно, пионерам розетка? Ни «яблок», ни «зеленых человечков» пока не изобрели. А время и на часах можно посмотреть. СТОП! Часы. Наручные. Откуда? «Чайка». Однако, богато такие часики в 16 лет носить. И тут я начинаю снова осознавать, где нахожусь. Я приехал на автобусе №410 в пионерлагерь «Совёнок». Из 2015 в 1987 и мне сейчас 16 лет. Оказался в другом времени, а возможно и в другом мире. Мире игры? Или это уже не игра? Да, здесь есть Славя, Лена, Алиса, Электроник и даже Ольга Дмитриевна. И что? Надо пройти этот квест, чтобы выбраться? А если не пройдешь? Или пройдешь, но выхода не будет? Или будет как с…НЕТ! ТОЛЬКО НЕ ТАК!
-Ей, Тём, ты чего?!- Толя настороженно смотрит на тебя- На тебе лица нет.
-Всё нормально. Я кажется оставил дома одну важную вещь…- начинаю судорожно рыться в чемодане.
Ответы! Мне нужны ответы! Или хотя бы подсказки. Вот оно! Среди брюк и рубашек я нахожу заклеенный конверт. На нём нарисован смайлик, напоминающий девочку с ушками. Я вышел из домика, чтобы прочитать письмо в одиночестве. Толя проводил меня озадаченным взглядом. Присев на крыльцо, дрожащими руками открываю конверт и достаю…пустой лист. Белый пустой лист. И только в нижнем правом углу два предложения: «Ты один. Твоя судьба в твоих руках.» ТЫ ОДИН! ОДИН! Кровь пульсирует в висках. Один. Как? Почему? Нет пути назад? Что делать? Ведь у Семёна всё было хорошо. А у меня? Из ступора меня выводит Толя.
-Я не знаю, что твориться у тебя сейчас в голове, но прежде чем принимать серьезные решения, надо покушать. Пошли на полдник.
Я медленно встаю и на ватных ногах иду до столовой. Как и ожидалось, пионеры толпятся и шумят. Младшие, стоя в очереди, попутно успевают играть в какую-то игру. Вожатые пытаются призвать всех к порядку, но безуспешно. В столовой все столы оказались строго закреплены за отрядами, и на каждом уже лежали свежие плюшки и стояли подносы с кефиром. Кто-то из пионеров хватал плюшки и убегал дальше на улицу, другие ели в столовой, собираясь в небольшие компании. Нас с Толей подозвал к себе Электроник.
-Эй ребята, давай к нам. Будем знакомы – Электроник. А это Шурик.
-Толя.
-Артём - ответил я, пожимая руку Шурику.
И, как следовало ожидать, братья-кибернетики начали агитировать вступить в их кружок. Но Толя сразу отказался, сказав, что он пойдет в музыкальный так как на гитаре хорошо играет.
-Ну а ты, Тём?
-Я подумаю.
Покончив с едой, я вышел на улицу и сел на лавочку возле столовой. Все расходятся по своим делам. Редкие парочки постарше удалялись в сторону леса (видимо не первый год вместе в этот лагерь приезжают), вожатые пошли на площадь, что-то увлеченно обсуждая. На часах было 17:20. До ужина еще навалом времени, и я решил пойти на пристань, освежиться.
Славя сидела на мостике и водила ножками по воде. Её туфельки и гольфы лежали рядышком. Услышав шаги, она обернулась.
-Привет, - растеряно начал я - а чего ты тут одна сидишь в дали от всех? - Вот дурак! Кто же так начинает разговор? Я явно растерял хватку после расставания со своей девушкой. Сердце бешено заколотилось, я замолчал и в немой сцене ожидал ответа.
-Привет. День выдался жаркий, а у озера прохладный ветерок.
-Я первый раз приехал сюда. - “...и в последний, если выберусь отсюда”-подумалось мне - А ты Славя?
-А я была здесь в прошлом году. Хочешь, я тебе всё покажу?
-Если тебе не трудно. - я стою перед ней, краснее вареного рака, и осознавая всю ущербность ситуации.
-Подожди минутку.
Славя резво отряхнула ножки, натянула гольфики и туфли.
-Ну, пойдем. Начнем от площади, так проще ориентироваться, да и карта там на информационной доске есть.
Пока вы молча идете по пляжу. Славя кажется витающей в своих мыслях.
-О чем ты так увлеченно думаешь? – прервал я долгое молчание стараясь завязать разговор.

-Ни о чем. Просто отдыхаю. В этом лагере воздух наполнен ароматами цветов и трав - это так здорово. А вот тебя явно что-то тяготит. Словно ты не в лагерь приехал, а на экзамен.
-Д..да, я нервничаю. Просто первый раз в таком месте, боюсь, что плохо отнесутся ко мне.
Ага, плюс я сейчас общался с девушкой о которой лишь мечтал проходя игру. Голова снова рвалась от мыслей. Так, Тема, хватит, успокойся, лишнее гони прочь и расслабься.
-А почему к тебе должны плохо отнестись? - сказала Славя и очень внимательно посмотрела прямо мне в глаза. Я готов был утонуть в этих прекрасных голубых озерах. - Ты ведь хороший паренек, только стеснительный.
-Я не привык к большому скоплению народа. Поэтому мне не по себе. Больше люблю уединенность. "Ага дома, в чате за компьютером с очередным анонимом без пола, и надо же такое ляпнуть, не пойми почему и не ожидая от себя такого разговора"
-Любишь уединенность или привык к ней? Ты прямо как Лена Синявцева. Она тоже скрывает себя в книгах и молчании... Двачевская, ты что творишь?!
Я оборачиваюсь и вижу, как по окраине пляжа бегает группа пионеров из самого младшего отряда, а за ними гоняется маленькая рыжая бестия лет 14, со здоровенной саранчой в руках. Славя быстро хватает её за руку, когда та пробегает мимо.
-Ульянка, я тебе сколько раз говорила не дразнить и не обижать тех, кто младше. Кошмар, что от тебя, что от твоей сестры одни проблемы. Пошли.
-Пусти!
-Отпущу, когда вожатой сдам.
Так мы втроем выходим на площадь. Славя уверенно идет к лавочке, на которой сидит симпатичная женщина лет тридцати и что-то пишет в блокноте.
-Тамара Николаевна, вот сдаю вам.
-Ну, что опять натворила?
-Ничего-кукситься Ульянка
-Гонялась по всему пляжу за несколькими девчонками из 4-го отряда. Пугала их саранчой.
-Ну вот и что мне с тобой делать, Двачевская. Никто на тебя управы найти не может. Твою бы энергию, да в правильное русло. Ладно, пошли. Спасибо тебе Славя.
Ульянка на прощание из-за спины Тамары Николаевны, показала нам язык. Да уж, девочка-ракета. Только сопла у неё в разные стороны.
Тем временем к нам подходит мужчина лет сорока.
-Здравствуй Славя. Рад тебя снова видеть в "Совенке".
-Здравствуйте Максим Николаевич.
-Ну а вас как величать, молодой человек? - Максим Николаевич строго и оценивающе посмотрел на меня.
-Артём Баюков! - вытянувшись по стойке "смирно", отвечаю я.
Максим Николаевич улыбнулся и по-отечески похлопал по плечу. Всё напряжение сразу уходит.
-Ну, а я Орлов Максим Николаевич, директор "Совенка". Завтра на линейке все вместе увидимся и познакомимся, а сейчас, Славя, мне нужно с тобой поговорить. Пойдем.
Максим Николаевич и Славя ушли в сторону административного корпуса, оставив меня стоять в одиночестве на площади. Как-то со злостью и обидой я посмотрел в сторону куда директор увел Славю. И только тогда поймал себя на мысли, что ревную. А с чего бы мне ревновать? Только с ней познакомился, вернее второй раз познакомился. Мысли переплелись, игра и реальность смешались в голове. Я решил освежится и направился к баням. Надеюсь что не встречу никого. Особенно ДваЧе. Последнее я непроизвольно сказал в слух, подходя к баням.
Пронзительный свист, резкий оклик "Эй!". Я не успел обернуться и получил мощный толчок плечом в спину. Хорошо, что земля мягче асфальта. На спине я ощутил чей-то ботинок.
-Никогда не называй меня или мою сестру ДваЧе, понял! - зло прошипела Алиса, наклонившись к твоему уху. - Ладно, вставай уже.
Алиса убрала ногу у меня со спины. Я поднялся и стал отряхиваться под многоголосый смех. Браво, Тём, свидетелями твоего позора стали несколько парней и девчонок из первого отряда, среди которых был и Толик. Он уже где-то раздобыл гитару, и сейчас настраивал её, сидя на крыльце пионерского домика. Алиса направилась к ним, кинув через плечо: "Позже еще поговорим. Из-за тебя Ульянку наказали."
Спина болит, на лице несколько ссадин и разбитый нос в качестве бонуса. Замечательно!
-Паренек, ты как?-к тебе подошел незнакомый мужчина неопределенно-сильнопьющего возраста.
-Всё в порядке. А вы кто?
-Петрович - дворник тутошный. И за банькой присматриваю. А ты что, попариться шел?
-Шел, но немного не дошел...
-Дык, это, банный день тока по воскресеньям. Хошь помыться - есть душевые кабины около стадиона и на лодочной станции. Но тебе ща в медпункт надобыть. А мне еще Ильича от птичьих подарочков очищать...
И дворник направился в сторону площади. А от крыльца уже слышались знакомые три аккорда: "Группа крови на рукаве...". Да, Толик сейчас явно в лучшем положении, чем я.
Держа разбитый нос, я поковылял в медпункт. В игре медсестрой была Виола. Интересно, а кто тут будет? Я постучался в дверь медпункта.
-Здравствуйте можно войти? Я тут упал споткнувшись. Нос вот разбил.
Медсестра повернулась, и моему взору предстала высокая девушка лет 30, в длинном белом медицинском халате. Свои длинные черные волосы она собрала в высокий хвост, а сквозь очки в элегантной оправе, на меня смотрели большие карие глаза. На столе, за её спиной мелькнула табличка «Олимпиада Владимировна». Значит это точно не Виола.
-Здравствуй, я что-то не припомню тебя. Раньше приезжал сюда?
-Н..нет! Я тут первый раз!-промямлил я осматривая медпункт и саму медсестру. Я зажимая нос рукой прошел к ней. На лице так же красовались ссадины.
Олимпиада посадила его на стул и стала осматривать нос и ссадины.
-Интересно же ты споткнулся, пионер, лицом и спиной одновременно. – с сарказмом заметила Олимпиада. След на спине от ботинка Алисы выдал с головой.
-Ну тогда вы и сами все знаете и понимаете. -тихо проговорил. "Алиса ну спасибо, теперь еще и перед медсестрой опозорился.”
-Ну значит, с ребятами ты уже познакомился. – улыбнулась она и стала обрабатывать ссадины. – Нос цел, повезло, царапины быстро заживут. А вот твою спину я хотела бы осмотреть. Раздевайся.
-А? Зачем? Л..ладно. - немного испугавшись я снял рубашку и оголил торс.
-Как это зачем? - удивилась медсестра - А если смещение позвоночных дисков?
Её пальчики уже бегали вдоль моего позвоночника. От этих прикосновений у по всему телу пошли мурашки…Хруст! Искры из глаз, словно на этот раз принял удар Алисы в лицо.
-Ну вот, всё вправили, а то бы ходил сгорбившись, как старик. Одеваться. Ватные тампоны можно уже вынуть из носа. Скоро ужин – советую почистить форму, а то влетит от вожатой.
Медсестра села за стол и приготовилась что-то писать в свой журнал.
-Так как тебя зовут, везунчик?
-Артем Баюков. Спасибо вам большое! Мне пора бежать. - я вышел из медпункта и направился в сторону площади.
Хотелось просто посидеть на лавочке и дождаться Славю, что бы пойти вместе в столовую.
-Баюков! – прогремела Ольга Дмитриевна – Почему в таком виде! Галстук растрепан, рубашка испачкана. Я уже не говорю про грязные руки и колени! Разве так должен выглядеть настоящий пионер?! А ну быстро пошел и привел себя в порядок, а то в столовую не допущу.
-Ну я это...упал споткнувшись. Да, и галстук завязывать не умею Ольга Дмитревна! - виновато опустил я голову.
Мимо проходившие девчонки из второго отряда тихонько посмеивались и указывали на меня пальчиками.
-Не важно, что произошло, - уже спокойнее продолжила вожатая - иди умойся и поменяй рубашку, а галстук я тебе помогу завязать, когда вернешься. Давай быстренько, а то до ужина 15 минут.
Позор за позором. Да что ж это такое то? Я кивнул Ольге Дмитриевне и побежал умываться. Мда, «многоногая жестяная черепашка» ничем не отличается от той, что была в игре, разве только побольше… Я быстро умылся. Забежав в домик, сменил рубашку и отправился на площадь. Там оказалось очень многолюдно. Интересно, что произошло? Попытаюсь протиснуться в центр, может что увижу.
-Так, все разошлись! Вожатые, разберитесь со своими отрядами. – оказывается здесь и Максим Николаевич.
Пионеры резко разошлись по отрядам и построились для похода на ужин. Мне так и не удалось увидеть, что же стало причиной всей этой сумятицы так как директор и группа охранников быстро окружили то место.
-А что тут было? – спрашиваешь ты у рядом идущего Шурика.
-Позже расскажу – шепотом отвечает он.
На ужин было пюре, котлеты и компот. Старшие отряды ели молча и не поднимая взгляда от тарелок. Мелких же общая напряженность похоже вообще не коснулась. Только Ульянка вынуждена была сидеть смирно рядом с Тамарой Николаевной. Странно, но Слави по прежнему не было видно. Я решил спросить у Ольги Дмитриевной о том, где она.
-Видимо, всё еще занята поручением Максима Николаевича.
-А как же ужин?
-Ничего, она и попозже в столовую может зайти. Да и порция на неё осталась.
После ужина меня терзало неясное беспокойство. Слишком много всего произошло за день, и надо было это как-то всё утрясти в голове. Я молча блуждал среди домиков “жилого квартала”. Немногочисленные пионеры сидели на лавочках или прямо на крыльце. Кто-то играл в шахматы или карты, другие просто болтали о своем. Почти во всех корпусах уже горел свет. Походив около минут 20, я заметил Славю, идущую со стороны административного корпуса. Она выглядит немного уставшей, но радостной.
Она заметила меня и приветливо улыбнулась.
-О, Артём, здравствуй. Гуляешь?
-Да, вот прохаживаюсь тут. После медпункта, в который попал после встречи с Алисой.
Я рассказал Славе о том что произошло на площади, и как старшие вели себя после этого. Но, что это было я не увидел. Может, Славя знает что-нибудь?
-Ты, наверное, голодна? Столовая еще открыта, можем зайти туда. Если ты конечно никуда не торопишься? А то я наверное не вовремя и мешаю твоим делам. - я осмотрел ее с ног до головы и выдохнув добавил. - Да и отдохнуть тебе не мешало бы.
-Да, я немножко притомилась, поэтому до столовой не пойду. У Жени, соседки, найдется, что перекусить. Заодно у неё узнаю, что было на площади, может она больше видела. Ладно, я пойду. И да, Артём, спасибо за заботу.
Славя улыбнулась на прощанье, помахала ручкой и пошла в сторону "женского квартала" нашего отряда. Я улыбнулся, глядя ей в след, и решил направится к душевым, что были У спортзала. Все таки, желание помыться пересилило все. И я уже ни о чем думать не мог.
По пути я заглянул в свой домик, взял все необходимое для мытья и направился к душевым. Шел я озираясь по сторонам и ожидая, что где-нибудь выскочит Алиса, или Ульянка с какой-нибудь саранчой. Дорога прошла без приключений. На стадионе двое парней из моего отряда, кажется, Серёга и Витя, занимались на турниках, а девочка из второго отряда бегала по дорожке. Красивые зелено-серые глаза, длинные ресницы, короткие светло-русые волосы и миловидное личико. Она была одета в коротенькие синие спортивные шорты и белую футболку, что подчеркивало её спортивное телосложение. Владимир Викторович, здешний физрук, стоял с секундомером и следил за бегуньей.
-Здравствуйте Владимир Викторович.
-Привет, пионер. Таня, ровнее дыхание!
-А можно я схожу в душевую кабинку?
-Да, конечно. Не ускоряйся так сильно!
Спортсменка, комсомолка, красавица. Но сейчас ей явно не до меня.
Когда я закончил мыться и вышел на улицу, на стадионе уже было пусто. Еще бы, до отбоя осталось 10 минут. Пожалуй, и мне надо поторопиться, а то влетит от Ольги Дмитриевной.
Я вернулся в домик как раз ровно в 22:00. Толик уже валялся на постели. Рядом на тумбочке стоял маленький кассетный магнитофон на батарейках, из которого тихо звучал очередной шедевр «трехаккордного самурая» про звезду по имени Солнце. Я разделся и лег на постель. Немного подумав о своем, я повернулся к Толику.
-Эй, дружище, как прошел день? Чем занимался? - я посмотрел на него с интересом и ожидал рассказа. Мой-то день прошел очень неважно.
-Ну после того, как тебе Алиска нос расквасила, мы до ужина на ступеньках просидели. Маша, послушав как я на гитаре играю, предложила вместе с ней в музыкальный кружок записаться завтра. Потом я на стадион пошел, помог парням сетки на ворота натянуть, с физруком поболтал, узнал какие секции будут в этом году работать. Со вторым отрядом партеечку в «дурака» перекинулся, на спор. Выиграл, вот смотри, - Толя показал новенький значок с «Рэмбо: Первая кровь». - Ну, а у тебя как? Смотрю, медсестра тебя ловко подлатала.
-Кстати, ты знаешь что случилось на площади? Почему все там так толпились?. Я немного не успел подбежать и так и не увидел произошедшего-начал я расспрашивать Толика.
-Ты это о чём? – Толик озадаченно посмотрел на меня. - Я вроде бы ни от кого из ребят не слышал, что на площади сегодня было что-то интересное.
Очень странно. Они это еще и скрывают что ли.
-Понятно. Ладно я кажется засыпаю. Спокойной ночи. - я отвернулся к стенке и решил заснуть, старательно отгоняя круговорот мыслей и образов.

Продолжение

1 глава http://vn.reactor.cc/post/2310619
2 глава http://vn.reactor.cc/post/2336203
3 глава http://vn.reactor.cc/post/2344710
4 глава, часть 1 http://vn.reactor.cc/post/2360187
4 глава, часть 2 http://vn.reactor.cc/post/2363608
4 глава, часть 3 http://vn.reactor.cc/post/2367158
5 глава http://vn.reactor.cc/post/2381587
6 глава http://vn.reactor.cc/post/2397063
7 глава http://vn.reactor.cc/post/2425682
8 глава http://vn.reactor.cc/post/2452127


IX
Территория

Обед. В этом лагере мне-разумному осталось три обеда, не считая сегодняшнего, но в столовой об этом не знают и поэтому кормят тем-же, чем и всех остальных, да и пионеры без очереди не пропускают. Все-таки очень занятный лагерь. Единственный лагерь, из тех, в которых я был, где персонал стоит с пионерами в общей очереди. Подтверждая это мне в хвост пристраивается вожатая.
– Семен, ты не видел Шурика?
А как догадалась, что видел? И вообще, я тут причем, Второй же есть? Что-ж мне, до тепловой смерти Вселенной Шурика искать? Хотя это так – не вопль отчаяния, а просто мысленное бурчание.
– А как догадалась, что видел?
– Семен, я серьезно.
– Так и я серьезно, полчаса назад мы пересеклись у клубов. Я сюда, а он туда.
– Ох, ну хорошо, а где-же он был? Ты не знаешь?
Помню я договоренность с Шуриком, помню.
– Да не получалось у него что-то, он пошел проветриться, задумался на ходу и выпал из реальности, гений ведь, сама знаешь. Хорошо – далеко не ушел, но все равно, пока очнулся, пока сориентировался, пока назад вернулся.
А еще у меня появилась мысль. Мысль про завтрашний поход, раз уж мне не отвертеться.
– Ольга, у меня есть идея.
От окошка раздачи мы уже отошли, и сидим вдвоем, друг напротив друга.
– Так. Сразу говорю, еще одно мое купание ты не переживешь!
– Да я вообще-то о походе.
– Семен. Я уже заранее боюсь твоих фантазий… Заведешь мне детей в подземелье.
– Ну, не в подземелье, но место поменять хочу. Да и, тебе-же понравилось купание, сознайся хоть себе.
А я что? Ну, во-первых, так оно веселее. А, во-вторых, сейчас пришло в голову, что я могу сделать что-то такое, что пионеры запомнят, не смотря на перезагрузку перед очередным циклом. Пусть на уровне эмоций, ощущений и мышечной памяти, но запомнят. А есть еще, в-третьих, и, наверное, даже, в-четвертых, но это личное. В общем, поступаю по отношению к Ольге некрасиво, примерно как поступил с Ульяной в прошлом цикле, когда мне понадобилось попасть вечером в библиотеку. Зная слабые места вожатой вывожу ее на эмоции и добиваюсь того, что включается Оля. Не надолго. Только, чтобы успеть подмигнуть мне, показать кулак и разрешающе кивнуть головой, но мне жаль. Я жалею о двух вещах: вот об этом использованном мной приеме, и о том, что Олю я больше не увижу – это как прощание с ней было.
Выхожу на крыльцо, подождать Алису с Ульяной и хватаюсь за голову. Черт! Это же сотню оболтусов нужно провести по лесу, чтоб не потерялись, разместить на берегу и проследить чтоб не утонули, ночью следить, чтобы мальчики с девочками по кустам не уединялись, и, еще вопрос, единственная ли в лагере бутылка водки?… Потому что, сколько циклов живу и, кажется, наизусть все выучил, а сигареты тут впервые увидел. Ох, доктор, дайте мне таблеточек, я бациллу ответственности подхватил.
Наконец выходят рыжие.
– Нас ждешь? Опять в авантюру втягиваешь?
– А почему сразу в авантюру?
– А потому что вы с вожатой так друг на друга сейчас орали, что ясно было – ты задумал что-то, а она сопротивляется.
– Алиса, а вы против? А то я вон – Катьку с Викой привлеку.
– Я тебе привлеку! Колись давай.
– Ну тогда идем ко мне.
В тренерской я достаю из шкафа свернутый в трубочку план лагеря и окрестностей, тот, с периметром отмеченным синим карандашом, который мы с Ульяной украли из административного корпуса. Это настоящий план: в масштабе, с координатной сеткой, с легендой, со всеми тропинками и лесными озерами, не чета тому, который висит на информационном стенде. Знал бы я об этом плане циклов эдак пятьдесят-семьдесят назад…
– Ульяна, теперь то видишь? – спрашиваю, а сам веду пальцем по синей линии.
– Вижу? Да! Теперь вижу!
Вот и еще один способ отличать проснувшихся пионеров.
Сажусь на кровать, девкам киваю справа-слева от себя, разворачиваю план на коленях.
От «Совенка» к старому лагерю идет, в общем-то, широкая, хоть и заросшая тропа. Но на поляне старого лагеря она не кончается, а, загибаясь к югу, выходит на берег реки почти у самого периметра. Обвожу пальцем это место.
– Вот сюда мы и пойдем в поход. И мне нужна ваша помощь.
Я специально самоустраняюсь и смотрю, как они справятся. Программа стандартная, но не стандартное место: выйдем завтра после ужина, вечер просидим за разговорами у костра, встретим закат и, часам к одиннадцати, вернемся в лагерь.
Амазонки водят пальцами по плану, прикидывают расстояние, время, сколько и чего нужно брать.
– Но придется пасти, чтоб не потерялся никто по дороге, особенно мелкие. А пастухов: я, вожатая, вы – девочки и Сашка, ну, футболистов еще можно Сереге-зайцу поручить, и всё. И командовать вам, а я так, на подхвате буду.
– Семен, скажи, ты все-таки сбежать решил? Дела передаешь? Ведь не просто так ты на нас сейчас все сваливаешь.
– Не то, чтобы сбежать. Подожди до костра, Уля – все расскажу.
И две пары глаз, голубые и янтарные, смотрят внимательно. А мне пора идти уже к бабуле – помириться с ней.
– Ну смотри. Будем ждать. Ладно, иди, мирись со своей поварихой, на волейболе увидимся.
Вот действительно, как и говорила Ульяна, скорость распространения сплетен в лагере превосходит скорость света. Никому о содержании разговора с Глафирой Денисовной не говорил, но все уже знают – поссорились.
Иду в столовую медленно – идти в столовую тяжело. И день замечательный, хотя бы уже тем, что по подземельям лазить не надо и других дел полно – тот же домик у пироманьяков проверить и с доктором потолковать, да и сходить – проверить тропу до предполагаемого места костра не мешало бы. В общем-то Лена вчера была права, все уже давно быльем поросло, проблема потеряла свою актуальность и отставлена в сторону, как несущественная, и можно просто махнуть рукой и оставить все, как есть. А то несерьезно получается: утром ругался, а сейчас уже объявляю, что претензий, собственно, и нет никаких. Вот как так? Виновата бабуля, а стыдно мне. Госсподя, ну как-же так? И как будто это я у нее прощения просить иду.
Дверь в каморку бабы Глаши чуть приоткрыта. Стучусь и чуть не падаю с крыльца, сбитый с ног Сашкой. Ляксандра проносится мимо, но отбежав на десяток метров оглядывается – кого она там чуть не растоптала, видит меня, быстро-быстро отворачивается и убегает окончательно. Мне не нравится, как она выглядит: как пыльным мешком ударенная, как человек у которого только что отняли что-то самое дорогое, как… как… Что там говорят: «Человек, возьми все, что пожелаешь, но заплати за это настоящую цену?» Не знаю, что там она пожелала, но настоящую цену сейчас, судя по ее виду, Сашка явно заплатила. Пару секунд выбираю, но нет – баба Глаша подождет, а Сашка дороже, разворачиваюсь спиной к двери и бегу догонять Александру. Все тот же язык леса, тянущийся от забора, между библиотекой и бадминтонной площадкой и упирающийся в столовую. Не очень большой, но если захотеть – спрятаться можно. Можно спрятаться, так что не найдут, но только двоим: рыжей, с голубыми глазами, либо зеленоглазой, у которой волосы с фиолетовым отливом, и то, я бы, пожалуй, взялся их поискать. А Саша, Саша – вот она, чуть отошла с тропинки, спряталась за сосну, чтоб ее видно не было, и сидит, обняв колени, прислонившись спиной к той же сосне. Не плачет, нет – не тот характер, но сидит уйдя куда-то далеко вглубь себя. Маленькая, худенькая, почти прозрачная – земля сквозь нее просвечивает. А ведь земля и вправду просвечивает, дематериализация? Я, проходя мимо, задерживаю свою руку на ее левом плече и слегка пожимаю. Плечо, как поролоновое ощущается, но чувствую пальцами, как оно постепенно твердеет.
– Сашка, останься.
Но понимаю уже, что остается, на меня глянула, но решила, что мне можно и опять в себя ушла.
Саша, надеюсь, скажет, что с ней приключилось, или даст понять, что все в порядке. Но вот бабуля, Глафира Денисовна эта, кажется заслуживает отдельного решения, пока я еще способен эти решения принимать. Не знаю, что она там Саше сказала, но оставлять у себя за спиной эту бабушку я не хочу. В общем так: даю Сашке полчаса, нет – сорок пять минут, и если ничего не добьюсь, то пойду разбираться с поварихой. Выбираю место почище, отворачиваюсь, чтобы не смущать прямым взглядом ребенка, откидываюсь на спину, закинув руки за голову, и смотрю сквозь кроны деревьев на облака. Высоко в небе ползут тюки с ватой, в памяти откуда-то всплывает слово «альтокумулюс». Перевожу взгляд ближе – поползень, оправдывая свое имя, ползает по стволу попеременно то вверх головой, то вниз. Взгляд еще на один уровень ближе – гроздья калины, еще зеленые. Еще ближе – красно-черный жук деловито лезет вверх по травинке по своим жучиным надобностям. Со спортплощадки слышны голоса и удары по мячу, кто-то из среднего отряда тоже балуется волейболом. Сейчас встану, еще раз легонько пожму Саше плечо, скажу ей, что она не одна и пойду воспитывать засекреченное мировое светило, возможно даже ремнем. Видимо, вот так и подкрадывается маразм, ведь мировому светилу девяносто четыре года, хотя и выглядит лет на семьдесят, максимум.
– Как же так? – прерывает молчанье Саша. Ведь я же живая. Семен, скажи, я же живая? Я хожу, я дышу, я сплю, я мечтаю. Я думаю и чувствую, наконец. И вы все здесь со мной… рядом со мной. Вот скажи, ты же пришел сюда, ко мне, сейчас. Почему?
Я молчу, а Сашка требовательно смотрит.
– Отвечай!
– Я увидел, что тебе плохо. Была бы ты посторонней, наверное, прошел бы мимо. Но ты – нет. Хотя, прогнала бы сейчас – ушел бы, может быть, а может и нет – мне не все равно, что с тобой происходит. Но ты не прогнала, поэтому я остался.
– Да. Хотя ты на меня и смотришь как на ребенка, а не как на девушку, ты даже в Ульяне больше девушку видишь, а ведь она младше меня. Но ты мой друг и прибежал за мной сюда. Значит ты меня видишь, меня – живого человека. Не думай, мне ничего от тебя не надо, но то, что есть – я очень ценю. И вдруг он мне говорит, что я – автомат, который запрограммирован считать себя живым человеком. Я ведь сначала подумала, что он – это ты.
Нет, в какой-то мере, он это действительно я, но мне остается только скрипнуть зубами – это существо уже добралось до моих друзей. Правда, есть и хорошая новость – бабуля частично реабилитирована.
– Саша, чье мнение для тебя важно? Близких людей или злобного сумасшедшего, который, к тому-же, нематериален.
– Ты его знаешь? Меня очень больно ранил этот твой сумасшедший.
– Он не мой. Был бы мой, его бы здесь не было. Как он выглядел? Похож на меня, но лица не разглядеть?
– Ну да. И голос твой. Только у тебя интонации другие, ты с людьми часто, как с маленькими детьми, которые потерялись, разговариваешь, даже с вожатой. Не кричишь никогда, даже когда что-то плохое, вон, как с пожаром этим. Ты же на Сережу с Васей не кричал, а сочувствовал им, что-ли. Что вот теперь им придется домик ремонтировать, а могли бы в футбол играть. Вот и с остальными – ты, когда говоришь, у тебя какое-то сочувствие и желание помочь в голосе проскакивает. А этот… Мне после того разговора так плохо стало и все безразлично, как-то. Захотелось, чтобы меня просто не было. Нет, не хочу рассказывать – вдруг разревусь.
– А сейчас?
– Сейчас тоже плохо, но терпимо. Это пройдет.
– Точно пройдет? На будущее, и сама не разговаривай с ним и ему не отвечай. Сделать он тебе ничего не сможет, кроме как словом, так что просто проходи мимо. И Мику передай, к ней он тоже может придти.
Да, большинство наших встреч с Пионером так и происходили, многослойные фразы с ядом внутри, с его стороны и игнор – с моей. Это, кажется, единственный способ взбесить Пионера по настоящему.
Смотрю на Сашку, действительно, плохо ей, но, все-таки, удивительно крепкая психика у девочки. Двадцать минут назад сидела и готовилась исчезнуть, потерянно смотрела в одну точку, а сейчас уже можно отпускать без опасений. Переживает еще, но уже ясно, что справилась.
– …а почему ты говоришь, что он не материальный? Как привидение, да? Как же он тогда дверь открыл?
– А вот так. Двери открывает, может сесть рядом на диван и диван продавится, может что-то в руки взять и тебе передать, а попробуй его потрогать – только кожу покалывает и рука внутрь него проваливается. Именно поэтому у него еще все зубы целы. Я когда-то попробовал, а он только смеялся.
– Спасибо.
– За что?
– За то, что когда-то попробовал, за то, что одну сейчас не оставил, да много за что.
– Сашка, ты меня смущаешь. Пойдем уже, а? Хватит тут уединяться в кустах.
– Пойдем. Только… ты мне потом еще расскажешь? Я, конечно, тебе и вчера не поверила, и сейчас не верю. Но интересно.
– Сказки, значит, любишь? А ведь большая девочка уже, целых семнадцать годиков. Расскажу.
Мы уже идем по тропинке, возвращаясь к столовой, а у самой границы леса Саша останавливает меня и стряхивает приставшую хвою с моей спины. На секунду ее рука замирает и отряхивание превращается в короткую ласку, а потом она хлопает меня между лопаток, совсем по Алисиному.
– Все, теперь иди к своей поварихе. Нет постой, Катя с Викой на наш волейбол просятся. Можно им?
Пожимаю плечами и киваю, можно наверное, как остальные решат.
– Приводи, но это как остальные решат. Волейбол вечером, это же у нас так – приятное времяпрепровождение. Я там не начальник.
Баба Глаша у себя, сидит за столом, что-то записывает в своей тетради, смотрит на меня поверх очков, потом пододвигает ко мне чайничек с заваркой, пододвигает ко мне сахарницу. Пахнет, кстати лекарствами. Корвалол?
– Пришел-таки. Чашка в серванте, чайник с кипятком на тумбочке. Что скажешь хорошего, физрук?
– Баба Глаша, мне тоже приятно тебя видеть. Мой двойник тут появлялся, Сашку напугал, а я за тебя обеспокоился.
– Не беспокойся. Пока ты его сюда не впустил он только пугать и может.
– Я, а как же Второй? Это же его лагерь.
– Каппа… Ну, вес личности, что-ли, если упрощенно, у тебя выше, а появился ты тут одновременно с ним. Твой Второй только потому тут держится, что вы с ним не пересекаетесь и ты его сюда принял.
Наливаю себе чай, сажусь напротив и потихоньку, мелкими глотками, отпиваю. Оглядываю комнату и замечаю бутылек на подоконнике. Да, корвалол.
– Баба Глаша, ты как к собакам относишься? Ну, или к кошкам, если они тебе ближе.
А вот вопрос про кошек бабулю заинтересовал. Кстати, домашних животных здесь нет, ни одного кота, ни одной собаки при столовой или при складе.
– Это ты к чему про кошек спросил? Видел чтоль?
– Ни одной. Я про тебя спросил, а не про кошек.
Представил себе картину – бабуля, втайне от всех, прикармливает на чердаке столовой кота. Нет, десятка три котов. Приносит к ним по вечерам кастрюлю с украденным у пионеров мясом… О нет, вспомнил свой сценарий ужастика из предыдущего цикла. Кастрюлю с мясом «активированного организма», а коты обступают ее вокруг, орут и дрожат от возбуждения и предвкушения. И реклама: «Пионерискас. Активированный организм для ваших питомцев! Только лучшее, только молодость!» Кстати, интересно, как живность в режиме жизни по циклам себя чувствует?
А баба Глаша, оказывается, отвечает на вопрос
– Была у нас овчарка когда-то. Дик. Двенадцать лет прожил. Больше не стали заводить – тяжело было, когда он уходил.
Замолчала и ждет моей реплики, а я формулировку в голове потерял, а надо, ведь не для поддержки разговора я про кошек спросил. Ладно, попробую по новой, пусть и коряво.
– Вот есть люди, которые собак любят больше чем окружающих. И я их понимаю. Животные – они честные, они любят тебя такого, какой ты есть, они не предают… Любой собаколюб продолжит. Ну, или кошколюб. Я к чему – перед животными, перед ними выбор никогда не стоит: любить или нет, предать или нет, быть или не быть. Животным проще – у них рефлексы. А людям, тем выбирать приходится, между плохим и хорошим. Знать бы еще, где плохо, а где хорошо. Что ни человек – то Гамлет. Вы вот тоже двадцать лет назад выбор делали. И до того, я уверен, и после. И цикл назад. И выбираем всю жизнь. Тем вы люди… Нет, тем мы люди и ценны: за неправильный выбор нас, как правило, не наказывают, за правильный – не награждают, но, вот такой свободный выбор другого человека – насколько он ценнее собачьего. Это я вчера начал понимать, когда Алису из горящего домика выдергивал, а потом утром, когда Шурик… а, неважно. А сейчас окончательно понял, когда рядом с перепуганной и потерянной Сашкой в лесу сидел.
Бабуля вскидывается, но я успокаивающе машу ей рукой. Всё хорошо, мол. Сую нос в чашку и обнаруживаю, что чай закончился. Мне предлагают еще чашку, но я отказываюсь.
– Я ухожу, баба Глаша. Последний цикл. Я, просто, не хочу, чтобы за моей спиной какая-то незакрытая дверь оставалась. Что вы, руководство проекта, там решили, относительно нас, двадцать лет назад, то решили. Плевать, может оно и к лучшему, может, иначе, здесь был бы не я, или я, но не такой. Но если что с Сашкой случится – я найду в себе силы проснуться, имей в виду. Кстати, остальных моих девок это тоже касается. Я не угрожаю, пойми меня. Мне просто придется вмешаться.
– Не хорохорься Семен. Ничего ты не сможешь, в ближайшую сотню циклов. Но за твоей компанией я присмотрю. По крайней мере от людей они не пострадают, пока я еще здесь командую. От людей в широком смысле. И за блондинку свою не беспокойся, сознание надо переписывать, когда организм только-только в приемной камере оказался и еще ни разу свет не увидел. И то, вероятность успеха чуть больше половины. А как глаза открыл – все, в лучшем случае два набора разных воспоминаний, вон, как у… Не важно у кого, или-же, как вариант, классическое раздвоение личности.
– А про два набора чужих воспоминаний, можно подробнее?
– А что подробнее? Примеров захотел, так на себя в зеркало посмотри. Откуда ты знаешь, что меня студенты бабой Глашей звали, хотя школу закончил, по твоим словам, когда переходной шлюз пять лет, как закрыли и я уже здесь в «эмиграции» эти пять лет жила. Причем твои-то дополнительные воспоминания, это просто перекрестные помехи. Но вспомни свой шок при попадании в лагерь, и знай, что это еще цветочки.
Посидели с бабулей еще побеседовали, а на прощание она сказала.
– Не думай, что я хочу оправдаться, но поверь – двадцать лет назад были еще причины вас за побочный эффект и неудачу эксперимента выдать.
А я только махнул рукой и пошел смотреть, как там погорельцы справляются.
А справляются погорельцы хорошо: домик, можно сказать, готов к заселению, только стекла остались. Вся мебель: кровати – две штуки, шкаф платяной – одна штука, тумбочки прикроватные – две штуки, стол – одна штука, стулья – две штуки стоят перед входом. Заяц-Сережа с Васькой оттирают копоть с наружной стены, Сыроежкин обещал после ужина стекла вставить, внутри – обои поклеены и Оксана с Гришкой пол домывают.
– Алиса или вожатая видели?
– Алиса видела, сказала, чтоб позвали, когда все сделаем.
– Ну имейте в виду, Алиса злая на вас – юбку-то порвала.
– Нет, уже не злая, уже только делает вид.
Еще лучше. Еще одной заботой меньше.
– Так что вы там сожгли, Вась, какой волшебный порошок?
– Мы селитру с сахаром сплавляли, на топливо ракетное.
– А рецепт откуда?
А рецепт оказался из библиотеки. Книжка там, оказывается, есть по ракетомоделизму, переводная польская.
– Вы, конечно, умные. Но хоть с теми же кибернетиками в следующий раз советуйтесь. И химичьте не в домике, а на воздухе.
Думаю, что бы еще сказать и вспоминаю фрекен Бок.
– Боже, какая это мука – воспитывать!
Пироманьяки оценили, фыркнули все четверо. Вспоминаю – что еще на сегодня и понимаю, что всё. Сегодняшнюю программу я выполнил – можно развлекаться. Сейчас дойду до клубов, спрошу у Электроника лично про помощь и пойду к себе, переоденусь к волейболу.
По дороге, на площади, вижу Алису, злющую, с метлой в руках. В кои-то веки вспомнила про обязанности, или, что больше похоже на правду, ей напомнили.
– Привет рыжая, летать учишься?
Рыжая только грозит мне метлой и беззвучно шевелит губами.
– А я ведь помочь хотел. Подтолкнуть в небо, так сказать.
– Смейся-смейся. Смешно ему.
– Алис, я сейчас до кибернетиков дойду и вернусь помогать, не заканчивай без меня.
Это я ей уже на выходе с площади кричу, а Алиса только машет рукой. То ли «хорошо, я поняла», то ли «без тебя разберусь». На обратном пути гляну что и как.
В кружке у кибернетиков без робота несколько пустовато. Сыроежкин, как раз, режет стекло, напевая: «Полюби ты Женя, Электроника, пока его током не убило...». Все приборы со стола убраны на пол, на верстак, на подоконники. На столе лист стекла, а вокруг ходит Сыроежкин, с деревянной линейкой и алмазом, два стекла уже вырезано, осталось последнее. Шурик сидит тут-же и безучастно взирает на компаньона.
– Привет, помощь нужна?
– Да тут помогать то. А вставить – твои помогут, пусть работают, поджигатели.
– Я им сказал, что если в следующий раз чего строить надумают – пусть с вами советуются.
– Ну, пусть советуются, за совет денег не берем.
Пока так разговариваем и последнее стекло со щелчком отделяется от большого листа, точно по линии реза. Сыроежкин, надев кожаные перчатки и широко раскинув руки, берет остаток листа и просит.
– Семен, дверь в кладовку открой и там помоги мне со стеклом развернуться. А то одному тяжело.
Я срываюсь с места, открываю перед Электроником дверь в кладовку, пропускаю его вперед, потом захожу сам. В кладовке мы вдвоем осторожно задвигаем стекло за шкаф.
– Слыхал что Шурик с роботом учудил? – Вполголоса спрашивает Электроник.
– А что учудил?
– Да сбежал от него робот. Вынес, говорит, на улицу, хотел ходовые испытания провести. Включил, а тот, может сигнал какой по радио поймал, как вчесал на полной скорости, и ворота, как назло, приоткрыты были. Говорит, догнать пытался, потому сам и потерялся в лесу. Но робот сорок километров в час бегает, разве догонишь. Так что, в поход пойдем – смотри, может где в овраге или в кустах увидишь, так сразу дай нам знать. И, не говори с Шуриком о роботе. Видишь – сидит потерянный, переживает.
Выходим из кладовки, я помогаю Электронику упаковать вырезанные стекла в старое одеяло, он берет с собой эти стекла, инструмент и отправляется к погорельцам, а я иду на площадь, спасать Алису. Или, может, учить летать на метле, этому, правда, она сама кого хочешь научит.
Как-то незаметно я стал относиться к этому лагерю как к своему, действительно, дому. Вот и сейчас поймал себя на мысли о том, что иду подметать площадь не только ради красивой девушки, не только ради хорошего человека, а еще и чтоб в моем доме порядок был. Ну, при всей своей нелюбви к порядку, половину площади Алиса уже подмела, не как Славя, конечно, но видно, что площадь метеная.
– Пришел, все-таки.
– Ну, поиздеваться над ближним, это святое. Давай метлу и можешь начинать.
– Что начинать?
– Ну издеваться же.
– Да не хочу я над тобой издеваться, настроения нет.
Пока подметаем я предупреждаю о визите Пионера и рассказываю о перепуганной Сашке. Потом разговор переходит на волейбол, на Катю с Викой, на футболистов-погорельцев.
– Электроник пошел стекла вставлять, так что, после ужина можешь принимать работу. Хотя у тебя есть выбор.
– Это какой?
– Ну, я пойду, до места завтрашнего костра пройдусь, тропу посмотрю. Как раз до темноты успеем туда-обратно. Хочу вас двоих пригласить, за компанию.
– За компанию, говоришь. Все такое вкусное, ты знаешь. Хочется и над погорельцами поиздеваться, и с тобой погулять… А, пусть над ними Ольга издевается, я в нее верю!
– Очень хорошо, Алиса, что ты в меня веришь, но нельзя ли повежливее. Я же все-таки вожатая и не самая плохая. А то разбаловал вас Семен.
Бедная Алиса от неожиданности аж приседает. Да, умеет вожатая подкрадываться, одна из немногих неразгаданных мной ее способностей. Вот же, минимум двадцать шагов асфальта до ближайших кустов, а Ольги только-что не было, а вот она уже есть. К счастью, не так часто она этим своим навыком пользуется, а то каждой тени, каждого шороха бы пионеры шарахались. Я демонстративно смотрю на Ольгу, смотрю на асфальт у ней под ногами, смотрю на небо и бормочу под нос себе: «С Генды, что-ли, спрыгнула?»
– Семен, ты мешаешь педагогическому процессу! – Алиса уже пришла в себя. Слушаю вас, Ольга Дмитриевна.
А Дмитриевне сказать-то особо и нечего. Она обводит взглядом площадь, чуть кривится, видя кое-где полосы пыли на асфальте, но, в конце-концов, отпускает Алису взмахом руки.
– Семен, я о походе завтрашнем хочу с тобой поговорить еще раз. Ты уверен, что нужно туда пионеров вести? Может, на старое место?
– Ольга, вот, после ужина мы с девочками сходим и посмотрим. Если хоть малейшее сомнение будет – пойдем на старое.
И вот мы втроем: Алиса, Ульяна и я идем в сторону старого лагеря. У меня в руках топор, у Ульяны – мачете, ну, на самом деле, здоровенный ножик с кухни, у Алисы – лопата, вдруг придется спуск к воде подровнять, ступеньки там сделать. На лопате, кстати, Ольга настаивала, а я поддержал. Вид, конечно, потешный, Алиса стеснялась, поэтому по территории лагеря лопату пришлось нести мне.
Тропа до старого лагеря настолько утоптана, что просто не верится ни в призрак вожатой, ни в призраки пионеров. Кажется, что ежедневно по ней ходят пионеры: отрядами, звеньями и по одиночке. Видимо в поисках этих самых призраков. Показываю на едва заметную боковую тропку к провалу.
– Помните?
– Конечно Сёмка, сегодня же дата. Ровно цикл назад ты в бомбоубежище надругался над невинными пионерками.
– Язва.
– Сам дурак. Но любим мы тебя не только за это.
Идем дальше, и вот перед нами поляна старого лагеря. Девчонки просятся заглянуть на чердак. Ну и я с ними, за компанию. Как ни странно, но матрас на месте, одеяло с подушкой тоже. Веночек на подоконнике высох и скукожился. Смотрю на него с грустной улыбкой и перехватываю такой же взгляд Алисы. Киваем друг-дружке.
– А вы знали, что Лена Второго прячет здесь недалеко, у озерка? Пятнадцать минут ходьбы днем?
– Скажем так, догадывались. А вот ради чего, спрашивается, вся эта война? Неплохой парень оказался. Смурной какой-то, но не вредный.
– Думается мне, не его вы караулили, а других. Только, как с испорченным телефоном все получилось. Не в лотерею, а в карты и не выиграл, а проиграл.
– Сём, ты опять нам эту стрелу поминаешь?
Ох, простите девки, я не себя имел в виду.
– Простите девочки, я не хотел вас обидеть, я не наше с вами знакомство имел в виду. Я о некоторых двойниках моих. Тех, что друзей обижают. Настолько, что Сашка едва не исчезла.
Спускаемся по рассыпающейся лесенке и опять выходим на поляну. Трава Ульянке минимум по грудь, а кое где и выше. Я оглядываюсь и, наконец, вижу на юго-юго-западном краю поляны характерный V-образный прогал.
– Пионерки, нам туда.
Отдаю Алисе топор, сам забираю у нее лопату, мы строимся клином и врубаемся в заросли травы, а кое-где и маленьких березок. Через полчаса размахивания руками мы потные стоим у начала просеки, над нами вьется туча насекомых, а позади нас, до заброшенного корпуса тянется свежепроложенная тропа.
– Ну вот, завтра наше стадо пройдет и совсем хорошо будет.
Смешанный лес, с этой стороны старого лагеря, сменяется корабельными соснами, к реке ведет не тропа, а настоящая дорожка мощеная плитами, обсаженная барбарисом и шиповником. Почти прямая, только загибается так, что последний участок смотрит точно на юг. Конечно, за прошедшие годы почти все благоустройство потерялось. Трава проросла сквозь стыки плит и сквозь трещины в них, кусты никто не стрижет и не пересаживает, поэтому разрослись они совершенно безобразно, но все равно, следы цивилизации еще видны. Даже несколько фонарных столбов уцелело. По плитам, даже заросшим, идти легко и уже через десять минут дорожка заканчивается квадратной поляной, с трех сторон ограниченной кустарником, бывшим когда-то живой изгородью, а с четвертой – речным обрывом.
Когда-то давно река спрямило свое русло так, что «Совенок» оказался на берегу протоки. Теплой, не глубокой и не широкой протоки, ограниченной, как я всегда думал, от основного русла двумя островами. Когда-нибудь эта протока обмелеет, окончательно обособится от основного русла реки и превратится в озеро-старицу, озеро зарастет камышом, а потом заилится и, через стадию болота, станет простой ложбиной. Так и будет, я ошибался только в одном. То, что я принимал за противоположный берег оказалось еще одним островом из-за которого вырывается еще один речной рукав, уж никак не меньше, чем тот, что отделен от «Совенка» островами Ближним и Длинным. Впечатляет, не знаю, какая великая река послужила прообразом, но впечатляет. Противоположного берега, настоящего противоположного берега почти не видно – настолько он далеко, остров, я сразу назвал его остров Дальний, весь зарос лесом, он имеет в длину несколько километров, слега изогнут и обращен выпуклостью к лагерю. И все три потока воды сливаются, прямо напротив нас, и бьют в обрыв метрах в пятистах правее. Вид с обрыва просто фантастический: Солнце, светит откуда то из-за спины и подсвечивает и оба маленьких острова, и макушку Генды, и два основных речных рукава и такой далекий противоположный берег. На острове Дальнем что-то блестит, без бинокля не разглядеть, но, кажется, там, на острове, есть еще одно маленькое озерцо. Коршун парит где-то внизу метрах в трех у нас под ногами, из норок в обрыве вылетают и возвращаются назад стрижи, издавая характерные визгливые звуки. Просто, ради одной этой картины стоило сюда идти. Фотоаппарата нет, жаль.
– Мне хочется взлететь.
– Не тебе одному.
– И не вам двоим.
Оглядываю поляну. Да, вот, вдоль обрыва несколько утонувших в траве парковых скамеек, вот упавшие качели, а вот столбики, отмечающие край обрыва. Осторожно подхожу к самому краю, остатки лестницы ссыпались вниз и лежат на замусоренном плавником пляже аккуратной кучкой.
– Какая же красота! Сём, мы же не будем так сразу возвращаться?
Мы то не будем, но вот пионеров я сюда не поведу, хотя…
– Алис, сможешь завтра до обеда сюда прийти с парнями из среднего отряда, площадку подготовить? Нужно будет дров насобирать и напилить, костровище соорудить и по тем столбикам веревки натянуть.
– Сделаем.
– Ну, тогда, давайте присядем.
Мы разводим небольшой костерок и сидим, болтая ни о чем, и обо все на свете, глядя, как темнеет небо и восходит Луна.

Мы уходим налегке, мол туда-обратно,
Возвращаемся не те, что ушли когда-то.

– Девочки, обещайте мне одну вещь. Что не уснете снова, когда я уйду. Мир, даже в этом искалеченном варианте, слишком хорош, чтобы от него отказываться.
Девочки понимают меня без пояснений и Алиса, которая, в общем-то, в курсе, и Ульяна, которая, теоретически, ни о чем не знает.
– В субботу?
– Да, уеду с вами. А вернусь уже другим. Бабуля говорит, что циклов на сто, минимум, так что вы имеете все шансы меня дождаться. А можете попробовать меня разбудить, только я не знаю, как.
– Сём, мы тебе говорили, что ты гад?
– Неоднократно.
– Лена знает?
– Что я гад? Подозревает. А то, что мне три дня осталось – знает. Бабуля еще знает, а остальные – те просто не поймут.
Девки подлазят и прижимаются ко мне с боков – прощаются. Мы еще три дня вместе, но прощаемся сейчас. Сидим, уже молча, пока не темнеет окончательно и костер не прогорает. Я откатываю лопатой головешки к обрыву и отправляю их вниз, потом забрасываю остатки костра землей.
– Ну что, пошли?
Луна поднялась и в фонаре нет необходимости. Десять минут до старого лагеря, пять минут по поляне, и еще двадцать минут от старого лагеря, и мы в «Совенке». У домика амазонок прощаюсь с ними.
– Семка, с тебя прощальный банкет.
– Уля, я тебя обожаю.
Кажется в тоску и безысходность я девок не вогнал. Значит, основная моя задача на ближайшие три дня, это закрепить. На том и расходимся.
На лавочке Лена. Не одна, поэтому не подхожу к ней, а только улыбаюсь и шутливо отдаю честь двумя пальцами. Лена улыбается в ответ, а кавалер кивает.
Завтра у нас по графику заплыв за земляникой и вечером поход. Быть по сему и, до свидания, среда.

III
Инверсия
В этот раз я просыпаюсь до того, как автобус останавливается у ворот «Совенка» и сразу замечаю, что в автобусе я не один. Какой то парень в зимней куртке дремлет на переднем сиденье автобуса. Первая мысль была: «Вот чудак, с какого полюса он приехал?» Потом я понимаю, что вижу своего двойника, причем вижу, ни по его, ни по моей инициативе. Я не умею связываться со своими двойниками, Пионер всегда приходил сам, Семен, когда уходил, видимо, что-то разворошил в здешней механике так, что нас всех спонтанно выносило к нему, Палача я чувствовал, причем, похоже, лучше всех из нас, но никогда не встречался лицом к лицу, и слава богу. И еще, при всех встречах мы воспринимали друг друга как фантомов. Очень реальных, но фантомов, и физически дотронуться друг до друга, наверное, не смогли бы. Этот же двойник, мне кажется абсолютно реальным, а, во вторых, похоже, что он меня вовсе не замечает. Пока я так размышляю автобус останавливается, шипит сжатый воздух, открывая дверь, замолкает двигатель. От всего этого двойник просыпается и прилипает к окну. Это, какой то, или неопытный двойник, или же, еще не вернувший свою память, судя по тому, как он крутит головой, и перебегает с одной стороны автобуса на другую, от окна к окну. Я сижу в предпоследнем ряду, да еще и спинка кресла откинута, так что двойник меня пока не замечает, а во мне сейчас борются альтруист и прагматик. С одной стороны, хочется похлопать его по плечу, рассказать, что его ожидает, каких ошибок он может избежать, и чем все закончится и опять начнется, для двойника, естественно, не для меня, а, с другой, - не думаю, что двойник сейчас адекватно воспримет моё к нему обращение. Да он, либо усомнится в собственной вменяемости, либо обвинит меня во всем случившемся. Только драки с самим собой мне еще не хватало, в общем, стоит поберечь свою нервную энергию и физическое здоровье.
Пока я так размышляю двойник все решает за меня. Он хватает пакет с кресла и решительно направляется к выходу, на ступеньках оглядывается, и встречается взглядом с моим отражением в водительском зеркале. Брови его взлетают вверх, он хочет остановиться, но накопленная инерция заставляет его сделать последний шаг из автобуса. Всё, обратно он войти не сможет, и снаружи меня тоже не видно.
Парень какое то время пытается попасть в автобус, потом мечется по стоянке, потом сидит на бордюре в позе мыслителя, наконец встает и решительно направляется к воротам.
А у меня появляется мысль пошутить над Славей. Я уверен, что здесь тоже Славя, а не Славяна, пошутить над Славей, и, в очередной раз, над системой. Хватаю свой рюкзак и выгружаюсь из автобуса вслед за двойником.
Мой двойник уже успел дойти до ворот и просочиться вовнутрь, а Славя ему навстречу, между прочим, так и не вышла. Ладно, не все еще потеряно. Бегу вдоль забора до тропинки в старый лагерь, чтобы пройти на территорию там. Мне сейчас нужно оказаться на пристани до того, как там окажется Славя. Подхожу к калитке, это даже не к калитка, а просто, разрыв в заборе, через который проходит тропинка...
Что-то с хрустом входит мне в позвоночник, мои ноги подкашиваются и я падаю лицом в прошлогоднюю листву. Лежу не чувствуя ни тела, ни конечностей, перед глазами одиноко зеленеет пробившаяся сквозь листву травинка, слышу осторожные шаги, непонятные треск и шорох, потом мое тело трогают, видимо веткой. Я делаю такой вывод, исходя из того, что слегка изменяется направление моего взгляда. Потом опять слышны легкие шаги, переходящие в бег. Паники нет, я верю Пионеру, что воскресну, самое позднее, в следующем цикле. Палач, вообще, вон, через полчаса воскрес в первый раз. Глаза закрываются сами собой и я, постепенно, отключаюсь.
Прихожу в себя уже ночью, лежа на спине. Чувствую щекой тепло костра, слышу треск пламени. Открываю глаза и резко сажусь. То есть, я же парализованный, и не должен был сесть! Но нет, руки и ноги слушаются, да и сел я достаточно активно. Верчу головой и цепляю взглядом сидящую напротив фигуру — моего двойника. Он сидит на упавшем дереве, подложив под себя куртку, молча, смотрит на меня и не предпринимает никаких действий. Хотя, враждебности от него и не исходит, но под его изучающим взглядом мне становится неуютно.
Эта неловкость, скорее всего, отражается на моем лице, потому что двойник прерывает, наконец, молчание и произносит: «Я пока прогуляюсь, посмотрю, что там в лагере происходит. Вернусь через час.» С этими словами двойник поднимается и уходит. Некоторое время я еще слышу его шаги, потом их заглушает шум леса.
Посидев еще немного я встаю и оправляюсь к озеру. Хочется, действительно, привести себя в порядок после воскрешения. Тут же, у костра, стоит мой рюкзак, достаю из него спортивный костюм, белье и иду к озеру. Раздеваясь, обнаруживаю на рубашке небольшую круглую дырочку, видимо, сюда мне и прилетело.
После водных процедур присаживаюсь в стороне от костра, так, чтобы меня не было видно с тропинки, и начинаю думать о ситуации. Что мне известно? Во-первых, пришельцев здесь убивают, это какой то новый сюжетный ход в спектакле. Во-вторых, я впервые оказался в одном лагере с двойником во-плоти, похоже, кстати, что именно он меня сюда, в лес, и притащил. В-третьих, с большой вероятностью, меня убил кто-то из девочек, это если судить по звуку шагов. В-четвертых, в-пятых... да ни черта мне, на самом деле не известно, кроме того, что меня подстрелили на тропинке в старый лагерь, а пришел в себя я в лесу у костра. Тогда поставлю вопрос иначе, как мне себя вести? Как мне себя вести в течение той недели, что у меня есть? Решаю, для начала, послушать своего двойника. Ведь зачем-то же он меня сюда притащил.
Выбираюсь к костру, достаю из рюкзака две банки, одну откладываю в сторону, для двойника, вторую открываю — оказалась гречка, чуть сдвигаю прогоревшие дрова в сторону и пристраиваю банку на раскаленную землю. Поужинав кашей пополам с золой, и запив все это теплой водой из бутылки, укладываюсь на спину, предварительно подстелив куртку двойника, и используя рюкзак в качестве подушки. Какое то время жду двойника, разглядывая созвездия, и, незаметно для себя, засыпаю.
Разбудили меня непонятные и не идентифицируемые звуки. Осторожно открываю глаза — барсук. Здоровенная серо-черно-белая скотина, мало похожая на героя мультфильма, но, все же узнаваемая. Он выедает из консервной банки остатки моего ужина, что-то фыркая при этом, на своем, барсучьем языке. Я тихо наблюдаю за ним, потом зола попадает мне в нос, и я громко чихаю. Бедное животное уносится в лес, оставив мне пустую банку.
Оглядываюсь. Костер прогорел, но небо уже посерело, так что света хватает. Двойника моего так и нет. Собираю рюкзак, подумав оставляю двойникову куртку, отряхнув и повесив на сучок. Сна нет, хотя спал всего часа три, умываюсь в озере, и решаю тоже сходить к лагерю на разведку. С рюкзаком идти не сподручно, поэтом хочу сначала рюкзак припрятать в старом лагере.
Пока все это проделывал, пока шел к старому лагерю, довольно заметно посветлело и начала выпадать роса. Перед поляной, окружающей старый лагерь, у меня развязывается шнурок, я приседаю, и наблюдаю занятнейшую картину: из здания, слегка пригибаясь, выходят Ульяна и Алиса, каждая что-то несет в руках. Идти они стараются, по возможности, бесшумно, останавливаясь через каждые два-три десятка шагов и внимательно оглядываясь. Мне не нравится, ни их поведение, ни то, что они держат в руках, поэтому я замираю, сидя на корточках и стараясь не дышать. К счастью, я прячусь в стороне от тропы, и не особо заметен между кустами. Когда девочки проходят мимо меня, я узнаю в их руках арбалеты, очень неплохо сделанные арбалеты. А у меня начинает болеть позвоночник.
Очень мне не нравится та мысль, что мне могут влепить стрелу между лопаток, но кино нужно досматривать до конца. Пропускаю девочек по тропинке, а сам осторожно начинаю красться следом. Я, конечно-же выдающийся ниндзя, выдающийся с другого конца шкалы мастерства, но и девочки мои, тоже, не великие следопыты. В общем, мы друг-друга стоим. Так, пригибаясь, прячась за кустами, кое где залегая, мне удается сопроводить девочек до лагеря. К счастью, они предсказуемы, и делают остановки, чтобы оглядеться, через равное количество шагов.
Перед входом в лагерь они останавливаются, внимательно смотрят на что-то у себя под ногами, потом осторожно это «что-то» перешагивают, и, расслабившись и уже не оглядываясь, спокойно идут по лагерю. Я, подождав, пока девочки скроются из виду, подхожу к забору, и обнаруживаю две тонких проволоки пересекающих тропинку. Проволоки протянуты в одном сантиметре от земли, слегка присыпаны хвоей и расположены так, что если не знать. куда наступать, одну из них порвешь обязательно. Более толстый изолированный провод, довольно неплохо замаскированный, тянется от проволок куда-то в сторону кружка кибернетиков. В общем-то и понятно, что без кибернетиков здесь не обошлось, наверное и арбалеты, тоже их рук дело.
Время — пять часов утра, самое то, чтобы намечать планы на день, на цикл, и на жизнь. Пячусь от тропы вдоль забора, до ближайших кустов, устраиваюсь на рюкзаке и начинаю усиленно думать.
Для начала пересчитываю запасы. Я имею: нож, украденный на кухне, три банки консервов, чуть меньше литра воды, и пакет сухарей. В кармане рюкзака: обмылок, полотенце, пол коробка спичек, листов десять писчей бумаги, это все тот же, многострадальный «План мероприятий на смену». Мне нужно: найти для себя норку, пополнить запас продуктов, питьевая вода, одежда, очки и мотоцикл... стоп-стоп-стоп, последние два пункта вычеркиваем, желательно попасть в библиотеку, в шахту, и, таки, понять, что здесь происходит, чтобы подстроиться к ситуации. Да, сейчас уже второй день цикла, если здешний календарь совпадает с моим. Уже через час лагерь начнет просыпаться, потом завтрак, линейка, а пионер Семен, должен после линейки бегать с обходным листом и вечером сыграть в карты. Но, как жаль, что меня здесь нет.
Пока я так размышляю лагерь, действительно, начинает просыпаться. Слышны чьи то голоса, хлопнула дверь в одном из ближайших домиков и зашуршали подошвы по асфальту — обитатель отправился на пробежку. Совсем рядом неожиданно зашипела рация, голос Электроника произнес: «Тропинка в старый лагерь — сигнализация исправна.» И удаляющиеся шаги. Может, языка, надо было взять? Шурик, он, конечно, поумнее будет, но Электрон, безусловно, информированнее. Нет, оставим игры в войну профессионалам. Больше всего я хочу продержаться еще четыре дня и свалить отсюда. Даже стрела в позвоночнике почему то не заставила меня смотреть на местных амазонок, как на врагов. Мне кажется, что устраивать тут сейчас боевые действия, это все равно, что разбивать кувалдой розетки за то, что полез менять лампочку, не отключив от сети, а тебя ударило током. Воспитательный эффект, по отношению к розеткам будет тот же.
Поэтому сегодня мы идем читать Шопенгауэра. Во сколько там сегодня линейка, кажется в 11-00, и Женя на ней присутствует. Вот, чтобы Женю зря не тревожить, в 11-00 мы в библиотеку и сходим, правда, без обходного, но до этого момента еще 4 часа. Второе, это, где бы выкопать норку. Можно было бы зарыться в бомбоубежище, но у этого варианта всплыла куча минусов, девочки ходят в старый лагерь, как к себе домой, то есть люк в полу отпадает, памятник Генде, пожалуй, тоже, по понятным причинам, решетка под статуей у ворот требует взлома, а весь инструмент находится в ведении кибернетиков. Лезть в бомбоубежище все равно придется, но пока нужно какое-то решение, которое никому не придет в голову. И тут меня посещает мысль, я ее прогоняю, но она опять возвращается, и я решаю попробовать. Душевая! Она не работает, поскольку в состоянии вечного ремонта, в нее никто не ходит, а расположена она, можно сказать, в самом центре лагеря. Возможно в ней есть вода, а если и нет, то умывальник с кранами, вот он. Рядом и памятник, и площадь, и кружки, если что понадобится. Днем буду спать, а ночью делать свои черные дела. Пока облизываю эту мысль звучит сигнал к завтраку. Слышно, как обитатели домиков кто бегом, кто шагом спешат в столовую.
Так я ничего и не решил, вернее решил действовать с осторожностью и по обстоятельствам. Поэтому выждав еще 10 минут, захожу в лагерь. Крайние пять домиков все пусты — обитатели на завтраке, прохожу мимо них, и сворачиваю на поперечную аллею в сторону кружков. На крыльце приюта кибернетиков сидит парочка. Мальчик с девочкой, совсем еще малышня, лет семь-восемь. Сидят рядом на корточках, о чем то разговаривают, мальчик что-то чертит на досках крыльца палочкой. Заметили меня, замолчали, смотрят с любопытством. Глаза светлые, стрижки одинаковой длины, галстуков нет, еще даже и не пионеры, а октябрята.
— Привет, зайцы!
— Здравствуйте. Только мы не зайцы, мы Сережа и Оксана.
— Здравствуйте Сережа и Оксана, а почему вы не на завтраке?
— А у нас задание! Мы автобуса ждем!
— И куда же вы ехать собрались? Вас что, в лагере обижают?
— Да неет, никто нас не обижает, это же у нас задание такое. Автобус ждать.
— Ну вот дождетесь вы его, и дальше что? И, кстати, а завтракать то тоже нужно, кто за вас завтракать будет? Есть то хотите?
Сережа добросовестно отвечает, что есть они хотят, но завтрак для них возьмут, поэтому позавтракают они, когда их сменят, или придут Шурик, или Электроник. Что в лагере идет игра в «Зарницу» и если приедет автобус, тогда нужно спрятаться в кустах и смотреть, что если из автобуса выйдет шпион, то Сережа останется следить из кустов за шпионом, а Оксана побежит и предупредит кого-нибудь из старшего отряда, кого первого встретит.
— Ну и как, много шпионов поймали?
— Сегодня никого не поймали, потому что автобуса не было, а вчера старший отряд двоих поймал!
— И где же они?
— А их расстреляли сразу! Они же шпионы!
И вот услышанное мне совсем не понравилось. Я не знаю, что там в голове у аборигенов, но детей в это втягивать я не позволю. Зарница, значит, с расстрелом шпионов из арбалетов. А предателей вешают, наверное, за шею, высоко и коротко, пока не умрут. Медленно начинаю заводиться.
— А вы кто?
Вопрос застает меня врасплох, и я ляпаю первое, что приходит в голову.
— Я? Я физрук новый.
А в глазах у зайцев недоверие.
— Никакой вы не физрук, физруки старые, а вы молодой!
Приходится выкручиваться. Как же хорошо, что на мне спортивный костюм.
— Ну, то есть не совсем физрук. Я в физкультурном техникуме учусь на физрука, а меня на практику сюда прислали, тренером футбольной команды.
— А вы кого будете тренировать?
— Да всех, кто согласится. Хотите, могу и вас. Приходите.
Ответ зайцам нравится, и они начинают рассуждать между собой, что теперь то они Ульянку точно обыграют.
Подходят кибернетики, дети замечают их первыми и бегут навстречу с докладом. Шурик слушает их, посматривая на меня, потом отпускает детей и, поправляя очки идет ко мне навстречу, Электроник держится у него за плечом, в одном шаге. Я встаю с крыльца, расправляю плечи, делаю строго-доброжелательно-приветливую морду лица. Все это, чтобы казаться повыше, постарше и посолиднее.
— Здравствуйте, а вы давно приехали?
— Я не приехал, я пешком пришел. — Честно отвечаю.
— Пешкоом?
— Ну да, — начинаю врать. На вчерашний автобус не успел. Пришлось в райцентре на вокзале на скамейке ночевать, а сюда уже на попутке добрался. А последние два километра — пешком.
Смотрю в глаза кибернетикам и представляю себе, как шелестят сейчас перфокарты в их головах. В эту эпоху ведь были перфокарты? Надо помочь бедным репликантам.
— Мне, наверное, к начальству здешнему нужно. Где оно у вас обитает?
В глазах Шурика читается облегчение, есть на кого спихнуть ответственность.
— Да, конечно, идите к вожатой, она или в столовой, или у себя, или на площади уже. Да вот, Сыроежкин вас проводит.
— Я провожу. — Охотно соглашается Электроник.
— Да, меня Семен зовут, не уверен, что нужно по отчеству, я, вроде, молодой еще.
— Шурик.
— Электроник, ну, это прозвище такое, а вообще я Сыроежкин.
— А вожатую...
— А вожатую — Ольга Дмитриевна. Ну, пойдемте скорее.
Электроник неспешно ведет меня по главной аллее в сторону столовой, попутно рассказывая о местных достопримечательностях. Про «Зарницу» и ловлю шпионов — не слова. Ну и я помалкиваю, я же только что приехал и не в курсе. Когда выходим на площадь, вижу, что навстречу нам решительным шагом идет Ольга Дмитриевна. За вожатой, как два телохранителя Алиса с Ульяной, а перед ней бегут мои утренние зайцы. Увидели нас, показывают пальцами.
— Это, очевидно вожатая? — Спрашиваю.
— Да, а с ней Алиса Двачевская — помощница вожатой и Ульяна — твой конкурент по футболу.
Весь мой прошлый опыт говорит, что с вожатой нужна решительность. Поэтому подхожу к ней и глядя в глаза здороваюсь, представляюсь и рассказываю свою легенду.
— А я не могу вас принять,— заявляет Ольга Дмитриевна. Во-первых, где ваше направление на практику? А, во-вторых, мне вас просто негде поселить. Хотя, конечно, тренер нам бы не помешал.
С сожалением вру в ответ дальше, вру, и не знаю, на чем попадусь.
— А разве мои бумаги не у вас? Мне в райцентре сказали, когда я спросил о бумагах, что пакет вам уже отправили.
— Вчера была машина с почтой, и вчера же я разговаривала с райцентром — ничего про вас не было сказано.
— А вы с кем разговаривали? С райкомом комсомола и районо, наверное? Меня то спорткомитет к вам направил, они же и бумаги посылали. Может, сегодня придут? А жить я и в тренерской могу.
— Ну, я не знаю, — кажется смягчается вожатая. Давайте сделаем так, я вас, без ваших бумаг, принять тренером не могу, поэтому запишу вас просто в старший отряд, как пионера. Жить вы будете в тренерской, все равно больше негде, и обязанности тренера выполнять будете. А как приедут ваши бумаги, тогда и оформим все как надо. Сейчас Алиса вам выдаст постель и ключ от спортзала, а в 11-00 приходите сюда же на линейку. А ты Алиса, как все сделаешь — можете с Ульяной идти спать до обеда, на линейку не ходите.
«Штирлиц — Центру, первый этап внедрения прошел успешно. Приступаю к легализации». Наверное, будь я действительно шпионом, я бы дал именно такую шифровку.
— Ура! — Ульянкин голос за спиной, прямо над ухом.
Оказывается, пока я беседовал с вожатой, рыжуха незаметно переместилась мне за спину и, не иначе, готовила какую то пакость нехорошую.
Алиса отцепляет ключ от связки, и, со словами: «Ну, пошли, чего встал, как пень!» — поворачивает в направлении склада. Я остаюсь на месте, хамство нужно пресекать в зародыше: «А теперь еще раз, и вежливо.»
— Двачевская!» — моя реплика сливается с восклицанием вожатой. Алиса считает нужным пойти на попятную:
— А что, ему лет не больше, чем мне, может мне его еще и по имени-отчеству звать?
— Он тренер, а ты тут пионерка! — Это вожатая.
— Персонально Вы будете обращаться к тренеру по имени и отчеству, — это уже я.
— Он тренер, а я помощница вожатой! Да и какой он тренер!? — Ну, тут она, конечно, права, тренер я никакой, но Алиса то об этом не знает и не узнает. До конца цикла я справлюсь.
— Двачевская, хватит, на твоё поведение все жалуются! То, что ты моя помощница не дает тебе права хамить!
— Пойдем...те. - Алиса отдает мне ключ от спортзала и, с прямой спиной, не оглядываясь, идет к складу.
На складе пыльно, маленькие оконца под самым потолком не дают достаточно света, так что стеллажи теряются в полумраке, пятачок для посетителей огражден от основного помещения барьером. Алиса поворачивает крутилку выключателя и со словами: «Ждите здесь.», исчезает в проходе между стеллажами, в слове «ждите», конечно же, присутствует крошечная пауза между слогами, но, формально, придраться не к чему.
Алиса чем то грохочет в глубине склада, двигает какую-то мебель, что-то роняет, и в конце-концов появляется со стопкой белья и одеялом в руках. Кидает все это на барьер: «Забирайте!», а сама открывает амбарную книгу и записывает в нее выдачу.
— Самое рваное, надеюсь, выбрали? — Моя улыбка сейчас слаще сахара.
Молчит, только глаза сверкают. Был бы арбалет под рукой — застрелила бы.
— До встречи, — говорю ей, выходя со склада, и упираюсь взглядом в Ульяну.
Ульяна сидит на корточках напротив складских ворот, на другой стороне аллеи, и очень внимательно наблюдает за ними. Правую руку, при этом, Ульяна держит на чем то, лежащем рядом с ней, в высокой траве. Смотрю на нее, смотрю на приклад этого «чего-то», молча разворачиваюсь и иду в спортзал, своей прямой спиной, напоминая сам себе Алису.
Спортзал выглядит необжитым и, каким-то, разоренным, что ли. Не надо и не хочется, но, для поддержания легенды, придется навести порядок, хоть символический. Тренерская — каморка без окон, размером три на пять метров напротив раздевалки. Все убранство тренерской составляют канцелярский шкаф, старый домашний шифоньер выглядящий тут совершенно чужеродным предметом, письменный стол, и пара стульев с истертыми коленкоровыми сиденьями. Интерьер украшают какие то пожелтевшие почетные грамоты и дипломы. В шифоньере, о чудо, лежит пара новехоньких вьетнамских кед, моего, кстати, размера. В ящике стола — секундомер и свисток. Ну всё, теперь я настоящий тренер, у меня даже свисток есть. Кидаю в угол тренерской свой рюкзак, затаскиваю из кладовой два мата и кладу на них простыни с одеялом, это будет моя кровать на ближайшие три-четыре ночи. Живот бурчит и просит завтрака, а мозг просит сна, вспоминаю поговорку: «Если хочется покушать, ляг поспи и все пройдет». Поскольку в 11-00 линейка, достаю из рюкзака будильник, выставляю время и заваливаюсь спать.
Однако заснуть не получается. Лежу на матах, смотрю в потолок, ворочаюсь и все пытаюсь понять причины столь «теплой» встречи, и откровенно недоверчивого, а где-то даже и враждебного отношения аборигенов. Что там зайцы мне говорили про шпионов? И про то, что их расстреляли, кстати. Понятно, что малышам поставили задачу доступную их пониманию, но копать нужно сюда. Нет, ничего не приходит в голову, нужно искать дальше. Где тот наивный, ничего не понимающий пионер, который больше всего хотел искать ответы? Вот он, лежит на матах, и слушает, как кто-то осторожно ходит по спортзалу и трогает дверь тренерской. Трогает дверь тренерской!? В замок кто-то осторожно пытается вставить снаружи ключ, но ничего у него не выходит, ключ с моей стороны не довернут до конца и мешает операции. Я, стараясь не шуметь, поднимаюсь с постели, осторожно прохожу и встаю сбоку от двери, соображая, где взять что-нибудь тяжелое, для встречи дорогого гостя. В этот момент звенит будильник, когда он замолкает, шорохов уже не слышно. Быстро отпираю замок и рывком распахиваю дверь — никого.
Наскоро приняв душ, что удивительно, но душ работает, иду на площадь.
На площади уже собрался весь лагерь, пионеры стоят отдельными кучками и общаются между собой. Нет только Ульяны с Алисой, ну да, им же разрешили отоспаться. И Славя, Славя меня смущает, я пытаюсь понять, что не так и, кстати, вспоминаю, что помощницей вожатой здесь Алиса. Подошла Ольга Дмитриевна, время — без пяти одиннадцать, и за эти пять минут она вываливает на меня список своих хотелок. Лагеря меняются, но желание запрячь Семена покрепче не оставляет Ольгу Дмитриевну в любом ее воплощении. Ольга Дмитриевна желает чтобы я: составил план спортивных мероприятий; чтобы я вел две секции, одну утром, для малышей, другую вечером, для старших; чтобы я через день, по очереди с ней самой дежурил на пляже; чтобы я взял на себя подготовку к походу, который состоится через три дня и чтобы я, коль уж записан, как пионер, непременно влился в отрядную жизнь, и не забыл подписать сегодня обходной лист, каковой лист она мне и передала. На это я отбиваюсь таким образом: что смысла в плане спортивных мероприятий я не вижу, но можно взять общий план и выделить там отдельно спортивную часть; что я согласен и приехал тренировать футбольную команду, и не против, если это будут малыши, тем более, что двое желающих у меня уже точно есть; какую секцию вести со старшим отрядом я не знаю, но подумаю о гребле; что через день дежурить на пляже я не смогу, поскольку тогда слетит программа тренировок, но подменять ее там, по мере необходимости — совсем не против; что про поход она должна мне рассказать по подробнее; что мне влиться в отрядную жизнь, это значит записаться в секцию к самому себе и самого себя тренировать и что обходной лист я непременно подпишу. Одним словом, веду себя, как мастер компромиссов.
Наконец начинается линейка. Вожатая отдает подобие команды: «Лагерь, по отрядам. Становись!», на что пионеры выстраиваются в подобие строя. Вожатая зачитывает план мероприятий на неделю и на сегодня, представляет меня пионерам, малыши кричат «Ура!», а старшие глядят с подозрением, хотя и не проявляют явной враждебности. Понимаю, что нужно что-то сказать, начинаю мямлить про Олимпиаду, (кстати, а она уже была?), про то, что путь к золотым медалям начинается с дворовых команд, наконец моя пятиминутка позора заканчивается. Линейка тоже заканчивается, пионеры расходятся, на площади остается только старший отряд, вожатая и я. Вожатая объявляет пионерам, что, пока мои бумаги не пришли, я буду приписан к их отряду, а я «знакомлюсь» с ребятами. Ну, пионеры, как пионеры, те же, что и в прочих лагерях, с небольшими отличиями, конечно, но в пределах разумного. Лена, Мику, Женя, Шурик и Электроник, отсутствующие Алиса с Ульяной, отличается только Славя. Не хочу рассказывать о грустном, а если коротко, то представьте себе куклу Барби. Представили? Как форму, так и содержание. Ну, глаза красивые, да. Я писал о фоновых персонажах раньше, а вот и пример. Попросил ребят обращаться ко мне на ты, если я не при исполнении. Отвечаю на какие то дежурные вопросы: откуда приехал, где учился, на кого учился; накинул себе год возраста. На том и разошлись.
Постоял, подумал — куда пойти, в принципе, можно было там же, на площади у Жени и Сыроежкина обходной подписать, но уж больно хотелось в библиотеку и в кружок кибернетики заглянуть, посмотреть, чем они там занимаются. Начал с библиотеки. То есть нет, не с библиотеки, а с осмотра Генды. Генда вечен, и нисколько не меняется от лагеря к лагерю. Кажется, гвоздем, на который наколота стопка одинаковых лагерей, кажется сбрось его с постамента, и вся система лагерей разрушится и исчезнет. Интересно, это случилось бы, получи тогда Алиса не порох, а, скажем, нитроглицерин? Тоже мысль, я вот обзываю всех марионетками, а кто-то, возможно, считает марионеткой меня. И тогда Двачевсая, получается, не зря Генду взорвать хотела, и кибернетики не зря кошкоробота мастерят..? Вопросы, вопросы... Ладно, отвлекся я, Генду разглядывая. Памятник, как памятник, копия самого себя в других лагерях, решетка привинчена на 4 болта, болты и решетка проржавели насквозь. Если взять с пожарного щита топор, то сорвать с болтов решетку представляется вполне возможным. Пока памятник разглядывал — площадь совсем опустела. Пора таки идти в библиотеку.
В библиотеке меня ждал сюрприз. Не знаю когда, но Славяна здесь побывала. Я рад, хотя бы тому, что она выскочила из череды этого бесконечного повторения, очень я, оказывается, боялся, что ее, в мое отсутствие, опять затянет в ее двухстадийный кошмар. А еще, судя по меткам, в этом лагере, просто какой то проходной двор. Может поэтому посетители так надоели аборигенам, что от посетителей избавляются быстро и решительно. Незаметно глажу пальцем автограф Славяны и аккуратно ставлю книжку на место. Интересно, все же, как между собой общались Славяна и ее местный аналог? Заходит Лена с книжкой, — все та же Маргарет Митчелл. Лена все так же вскидывает руки к лицу, все так же говорит тихим голосом, все так же легко краснеет, в общем, ничего нового. Обстановка, прямо скажем, для меня новая, а люди — те же. Надо бы похвалить книжку, но опасаюсь возможных отдаленных последствий. Выходим вместе из библиотеки, и расходимся по своим делам. Кто куда, а я в столовую.
Пожилая повариха в столовой ворчит, что «опоздавших кормить не обязана», но, смилостивившись, оделяет обедом. Сажусь в дальний угол. Странно, но здешняя кормежка отличается от того, что я ел в «Совенке» до сих пор. Вроде все те же самые стандартные блюда, но вкусно. Или, так кажется после консервов, или, я не знаю, душа в них чувствуется, что ли. Смотрю на мелькающую в окне раздачи повариху, она, как раз выглядывает, мы встречаемся взглядами, и киваю ей, благодаря. Повариха внимательно смотрит на меня, меняет, на мгновение, суровое выражение лица на ответную улыбку, пожалуйста, мол, опять суровеет и закрывает окошко. Что-то мне ее мгновенная улыбка напомнила, но, не пойму что.
Поел, тщетно подождал Ульяну — нет ее, или раньше приходила, или спит. Не то, чтобы хотел ей перца в компот насыпать, но вопросы к ней были.
В кружке кибернетиков было интересно. Интересно было то, что меня в него записаться не приглашали, а скорее даже наоборот:
— Ты ведь не собираешься к нам записываться?
— Нет, я только обходной...
— Хорошо, хорошо, давай сюда.
— И, ребята, если мне что-то для спортзала сделать нужно будет, вы поможете?
— Конечно, конечно... Держи обходной, пока.
А еще вызывал интерес верстак, накрытый одеялом. Что-то от меня явно прятали. Остаток сумасшедшего дня прошел тихо и спокойно. Поужинав, пионеры кучковались около столовой, не знаю, может и с целью в карты поиграть. Алиса с Ульяной меня явно избегали. Я, сославшись на дела в спортзале, ушел к себе, запер спортзал изнутри на ножку от стула и завалился спать сразу после ужина, за двое суток разом.
Утром третьего дня проснулся рано и лежал в постели, составляя график на день. Что там у нас сегодня: уборка лагеря, спортгородок, очевидно, поручат мне убирать, с малышами и, в конце дня, дискотЭка. А мне нужно попасть в библиотеку, или со Славей, простите, с Сашей, после обеда, или, вместо дискотеки, с Ульяной. Учитывая личность Саши, первое — сомнительно. Вздыхаю, значит, придется ругаться с Ульяной и убирать столовую. Ну, может оно и к лучшему.
Пора вставать. Завтрак, линейка, перед линейкой беру инициативу в свои руки и напрашиваюсь на уборку спортгородка. Во главе роя мелюзги идем на спортплощадку, там распределяю роли и обязанности, в том числе и для себя самого. Как ни странно, но мне это нравится, тем более мелюзга здешняя, на первый взгляд, вполне нормальные люди, в отличие от ребят постарше. Работы не так и много и заканчивается она довольно быстро, стою, любуюсь результатом. Кто-то дергает меня за рукав, оглядываюсь — мои вчерашние зайцы.
— Семен, а когда мы начнем тренироваться?
А ведь и верно. За эти три дня меня никто не расшифрует, что-то из своей практики я еще помню, так почему бы и нет? Набираю в грудь воздуха и делаю объявление: «Кто хочет научиться играть в футбол, подойдите ко мне!». Желающих набирается девять человек, объявляю им, что завтра начнем заниматься по настоящему, а сегодня проведем пробное занятие, кто после этого, до завтра, не передумает — тех запишу. После этого запускаю команду футболистов на разминку, а сам отдаю зайцу-Сереже ключ от спортзала и отправляю их с зайцем-Оксаной за мячами. Вот у меня уже и любимчики появились. А, кстати, что же я покажу им после разминки то? Сомнения мои разрешает Ульяна, появившаяся с компанией ребят постарше. Появляется и сходу предлагает сыграть с ними. Все-таки, общий сценарий написан для всех лагерей, сказано: «Ульяне играть с Семеном на третий день», значит будет играть. И еще, это единственный день, когда Ульяна появляется в обществе ровесников. В остальные дни она, либо со старшими, либо сама по себе. Ну, не буду на этом останавливаться.
Поиграли. Первый тайм я не вмешивался, а просто приглядывался к своим «футболистам». Как ни странно, но два гола они умудрились забить самостоятельно. Во второй тайм я сам вышел на поле, Ульяна тут же потребовала удалить из моей команды четверых игроков, после торга сошлись на удалении двоих. Добровольцев на удаление не нашлось, поэтому тянули травинку. Проигравшие жребий едва не плакали, пришлось поручить им внимательно следить за игрой, с тем, чтобы потом мне все рассказали. Ульянка отчаянно не хотела проигрывать, но увы. Все было как положено по сценарию — проиграла. С тем и пошли на обед. Хотя, все же, общее отношение ко мне у нее чуть смягчилось. Смотрела уже не как на врага народа, а только как на подозреваемого в этом тяжком преступлении. По дороге обсуждали игру и так, обсуждая игру, сели за один стол. Ульяна хвалит малышей, что играть не боятся против старших, а я замечаю ей
— Играть они, действительно, не боятся. Но если от Ваших игр кто-то из них хоть как то пострадает, то я очень строго накажу тех, кто их в это втянул. Чего бы мне это не стоило.
— Ты! Ты!! Ты!!! Ничего не понимаешь и не знаешь! — Ульяна взрывается и через стол бросается на меня.
Перехватываю ее руки, а она пытается ударить меня головой, и достать под столом ногами. В ходе борьбы столик опрокидывается и все тарелки оказываются на полу. Достается и соседним столикам, и пионерам, сидящим за ними. Я только отбиваюсь, а Ульяна все еще продолжает и продолжает на меня нападать. Этим танцем мы, наконец, привлекаем внимание Ольги Дмитриевны.
— Ну и что все это значит? Не желаете ли объясниться?
Оставаться в компании Ульяны больше необходимого у меня нет никакого желания, поэтому вину я беру на себя.
— Прошу прощения Ольга Дмитриевна, мы, несколько эмоционально поспорили о сегодняшнем футболе и я ненарочно спровоцировал Ульяну. Это полностью моя вина и я все тут сам уберу.
— Нет. Убирать будете оба! — Решает Ольга Дмитриевна.
Ну, оба, так оба. За уборкой молча распределяем роли я таскаю битую посуду, девушка моет пол. Друг друга избегаем и стараемся взглядами не встречаться, разговариваем коротко и только по делу. Наконец, все прибрано. Я смотрю на Ульяну и говорю: «Если планируешь украсть конфеты, то я тебе не сторож и не помощник.». Ульяна возмущенно фыркает и гордо выходит из столовой, ни слова не говоря. Надо было мне быть помягче, мне ведь с ней в библиотеку еще вечером идти.
А я иду на кухню, сдать работу поварихе, и извиниться еще раз.
Повариха зычно командует на кухне всеми своими двумя помощниками и выглядит весьма впечатляюще, если не сказать угрожающе. Она выходит в зал, окидывает взглядом поле битвы, недобро смотрит на меня и собирается что-то сказать. А я действую на опережение и глядя ей в глаза говорю: «Вы уж простите, баба Глаша, не ожидал я от Ульяны настолько бурной реакции». Я вспоминал, со вчерашнего дня вспоминал, где я видел эту повариху, где я видел эти мгновенные переходы от суровости к улыбке и обратно к суровости, но вспомнил только это заглазное прозвище «баба Глаша» и, то, что, под кажущейся суровостью прячется очень добрый человек. Баба Глаша вздрагивает, долго смотрит мне в глаза, а потом уже совершенно неожиданным тихим голосом говорит.
— Надо же, остались, кто еще помнит... Ставлю вам зачет за эту лабораторную, студент. И, заходите после ужина ко мне в каморку.