иного мира
»Бесконечное лето Ru VN Фанфики(БЛ) Визуальные новеллы фэндомы
Интермедия: сновидение первое
Под ногами хлюпает жижа. Странно что… А, вот и ноги промочил.
Поднялся ветер, но вопреки закону простой порядочности, направления он не имел, дуя отовсюду и во все стороны. Меня проняло холодом до костей, возникло чувство, будто мышцы под кожей сами отделились от скелета и заёрзали в попытках найти уголок поуютнее. Туман отступил вместе с порывом сверхъестественного сквозняка, уступая место лесу, по-осеннему окрашенному в рыжий, жёлтый, бурый, красный цвета. Было тихо. Шумели только ежесекундно причёсываемые воздушным потоком верхушки столетних елей, сосен, осин и кедров. Первобытная жуть. Казалось, вот-вот над головой должен пронестись одуревший ото всей своей рептильей сущности птеродактиль и прокаркать глупое приветствие грядущему меловому периоду.
Снова подул ветер, но этот порыв был уже нормальным, с чётким направлением из условного «оттуда» в «туда». Позади послышался слабый гул, перекрываемый мерным перестукиванием, словно сталкиваются друг с другом сухие деревяшки. Я повернулся. Это были не деревяшки — на голой ветке сгорбленной, но подобно пережившей две мировых войны, революцию, индустриализацию и перестройку старухе — несломленной и прочной в своей сгорбленности, берёзе висел предмет, отдалённо напоминавший китайский ветряной колокольчик: конструкция состояла из сухих, неаккуратно обломанных костей, подвешенных на леске. Ветер гудел, проходя через полости в трубчатых и играл на адском ксилофоне более мелкими, сталкивая их между собой. Несмотря на подобную деталь декора, лес никак не представлялся местом сколько-нибудь опасным, даже наоборот. В закатных лучах буквально красного небесного светила, бывшего по субъективной оценке, раза в два крупнее привычного солнца, окружение создавало ощущение близкое если не к счастью, то к… умиротворённости? Я закрыл глаза, поддаваясь неизвестному порыву. Ветер затих вновь. Замолк и колокольчик. Тишина задрожала. Я почти ощущал её физически. Нет, акустическая тишина тоже является физическим явлением, но это СОВСЕМ ИНОЕ.
Внезапно, на грани слышимости выделился Звук. Едва различимый, он доносился из глубины леса, в направлении… Ох. Светлой была мысль сориентироваться по «солнцу», но оно пропало с небосвода, хоть это никак и не отразилось на степени освещённости — деревья всё также отбрасывали длинные тени, как если бы звезда всё ещё висела на своём законном месте. Тогда, я принял за основу позиционирования направление отброса теней и пошёл на Звук.
Несколько минут спустя, путь мне преградил, как я изначально подумал, земляной вал — он тянулся вдаль по обе стороны от меня, теряясь за стеной деревьев. Откос вала был не слишком крут, что позволило мне с минимальным усилием забраться на него. Сверху были уложены ржавые, под стать окружающей цветовой гамме рельсы. С другой стороны насыпи, сокрытой под наслоением дёрна и мха, лежал точно такой же лес. Единственным отличием «той» его части от «этой» был остов паровоза, покоящийся в кювете. Этот трудяга с некогда красной звездой на лбу давно оставил надежду — он больше не питал иллюзий, что люди не бросят его гнить посреди нигде, он покорно доживал свой век, став ещё одним ветряным колокольчиком, ещё одной игрушкой, созданной однажды умелыми руками и брошенной в забвении.
Звук стал громче, но всё ещё не мог быть опознан как что-то конкретное. Я спустился в «ту» половину леса, намереваясь добраться до его источника во что бы то ни стало. Звук трансформировался из неразборчивого гудения в слова:
«…следуя своим убеждениям и докажи, что я …»
Окончание фразы заглушил рёв гудка электровоза и мир схлопнулся в материальную точку.
__________________
Отчего-то, поднимаясь с утра пораньше принято распространяться о том, что видел во сне. Дурацкое клише. Тем паче, что если я и вижу по ночам мультики, то под утро начисто забываю их содержание. Вот не задерживаются они в голове, хоть тресни! В детстве я думал, что это проказничает надоедливый гном из сказки Андерсена — в красном колпаке и с чёрным и пёстрым зонтами. Даже пытался его задобрить: продержался без косяков что-то около недели, после чего перестал верить во всякую чепуху вплоть до новогодних праздников, будучи, как и все дети, весьма меркантильным в вопросе подарков. Сегодня мне определённо ничего не снилось. Сами попробуйте провести первую ночь на новом месте без подушки, которую заменяла багажная сумка.
Утро нового дня вступило в свои права и в данный момент оповещало об этом округу гудком состава, пёршего где-то там, за дверями дома. Вставать не очень-то хотелось, но я понимал, что всё равно уже не засну. Себя не обманешь, пора разлеплять глаза. Ай. Солнце слепит. Щурясь, я кое-как выполз из-под одеяла. Сестра, всё ещё спала. То ещё зрелище — рот открыт, слюна по подушке. Будь я сказочным принцем — сто раз бы подумал прежде чем лезть целоваться.
Я присел на край кровати и легонько тряхнул её за плечо, повторяя фразу, которой вчера будили меня:
— Проснись и пой!
— Заткнись и спи. — сонно промямлила Анна и накрыла голову одеялом, обнажая пятки.
Тут уж я не утерпел и полез её щекотать — сестра взвизгнула от неожиданности, резко подскочила вместе с одеялом и, перейдя в вертикальное положение, попыталась пнуть меня коленкой в районе почек. Пришлось срочно выбирать между жёсткой посадкой на пол и гарантированным внутренним кровотечением. Не очень-то сложный выбор.
— Ты что творишь, приспешник Белиала? — Анна нащупала на тумбочке очки и нацепила их на нос.
— А на что похоже? — я встал с пола и потянулся за своими стёклами.
— На самоубийство. На очень тупое самоубийство. Сколько на часах?
Этого я не знал — за всё проведённое в лагере время, часы ни разу не попадались мне на глаза, а единственным способом хоть как-то определить время были солнце, да сигналы к обеду и отбою, звучавшие с каждого столба.
— Утро, — кратко сообщил я, натягивая рубашку и морально подготавливаясь к процедуре завязывания галстука.
— А. Так ещё полно времени, — сестра зевнула, — увидимся часиков в одиннадцать, — она снова улеглась на кровати и закрыла лицо подушкой.
— Э-э нет, даже не думай! — я стащил с Анны одеяло, — что я вожатой скажу?
Анька, лишившись своего укрытия от неминуемо приближавшегося подъёма, переложила подушку обратно под голову, прижала ноги к груди и капризно прогнусавила:
— Ну Андрю-ю-х! Соври ей чего…
— Не-а, это так не работает. Вставай-поднимайся, рабочий народ! Нам сегодня ещё перед рыжими карточный долг отрабатывать.
— Потерпят!
Кажется, пришло время для самого убедительного аргумента:
— А завтрак тоже потерпит? Учти, я тебе из столовой ничего таскать не собираюсь. Будешь уповать на милость Двачевской, а если долг ей не выплатить, то получишь разве что фантики от «раковых шеек».
Анна что-то безрадостно буркнула себе под нос, поднялась с кровати и начала одеваться. Знаю, о чём вы думаете: чего это я не собираюсь даже отворачиваться, раз уж фройлян в неглиже? Попрошу не забывать, кем мы являемся друг дружке на самом деле, и что зовут меня отнюдь не Чезаре Борджиа. И вообще — моё вам презрительное «фу». Кстати, что-то я не слышу никаких претензий со стороны Аньки.
— Ну, а у тебя идеи на сегодня есть? — поинтересовался я.
— Надо разбираться в положении вещей, — сестра вытащила из-под матраса тот самый блокнот, что предъявляла мне вчера её будущая «я», и начала что-то в нём черкать — у меня есть пара наиболее разумных гипотез, но для их проверки потребуется хотя бы базовое оборудование, так что этим стоит заняться в первую голову, а уж отталкиваясь от того, насколько широким окажется материальное обеспечение…
— Могу взглянуть? — прервал я её, протянув руку. Анна передала мне свои записи, в том числе и старательно заштрихованные до полной нечитаемости. Любопытства ради я пролистал несколько страниц вперёд, и убедившись, что наш вчерашний разговор никто в него не занёс, вернулся к записям сестры. Те заметки, что Анна сочла достойными не быть вымаранными в основной своей массе касались проверки физических констант на соответствие земным значениям: механика, электричество, термодинамика. На теории всё выглядело вполне разумно, но на то она и теория, чтобы идеализировать практику.
Вздохнув, я вернул Анне блокнот.
— И всё вот это ты собиралась проворачивать в условиях детского лагеря? Кто из нас ещё более чокнутый? Да сказочно повезёт, если удастся найти хотя бы хороший вольтметр и я не говорю уже о повторении опыта Кавендиша! Чем ты собиралась заменить медные шары? Гирями из спортзала?
Сестра расправила наконец-то завязавшийся галстук. Вышло не слишком опрятно, но на фоне моих успехов в этом деле выглядело сносно.
— Твои соображения? — заметив кумачовое месиво, обвивавшееся вокруг моей шеи, она взялась воевать и с ним.
— Серьёзные отклонения от значений можно отмести по косвенным признакам: организм человека заточен миллионами лет эволюции под определённый уровень гравитации, атмосферного давления и прочей физической лабуды, и уж поверь, будь что не ладно — мы узнали бы об этом сразу же.
— А как насчёт более специфичных параметров? Скажем, удельные теплоёмкости железа или золота на организм человека не очень влияют.
— Ты и их помнишь? — поразился я.
— Техническая литература и куча свободного времени — прокомментировала сестра, — был у меня период, когда научная фантастика временно закончилась.
— Ну ты и дура, Ань, — я усмехнулся.
— Что? — удивилась она.
— Типичный сумрачный гений, даром что не тевтонский.
— В смысле?
— Вместо строительства вундервафельниц найти простой справочник по физике тебе в голову не приходило?
Анна трижды моргнула, выпучила глаза и зависла, так и оставшись стоять посреди комнаты, вцепившись в мой галстук. Знакомое состояние — когда рвётся шаблон мышления, все жизненные процессы за исключением мыслительного у меня отрубаются подчистую. Десять секунд спустя, она отмерла и как ни в чём ни бывало, продолжила:
— Кстати, а что по поводу социальной составляющей? История тоже может…
— Давай о гуманитарке продолжим за тарелочкой чего съедобного? — взмолился я, — С вечера маковой росинки во рту не было.
В подтверждение моим словам, живот недвусмысленно заурчал, требуя свою утреннюю порцию белков, жиров и углеводов.
Закончив одеваться, мы вышли наружу. Давненько я с жизнью в городе на утренний холодок не выползал. О чистоте атмосферы и вовсе промолчу — помнится, очищенный воздух в некоторых странах у нас нынче продавать начали. Стоят себе рядом прилавки: в одном — мороженое в рожке, во втором — воздух в баллонах. Любые блага цивилизации за ваши деньги.
Вдохнув полной грудью, я прибалдел: «утро в сосновом бору, лайт-версия». Солнышко светит, птички поют, сосенки опять же. Медведей бы сюда, ну да откуда им тут взяться? Местные пионеры и стадо слонов бы со стоянки выжили, водись те в средней полосе России.
— Доброе утро! — Славя, одетая в чёрную спортивку с двумя характерными полосками по бокам, приветствовала нас с сестрой со всем, присущим ей жизнелюбием. А что, кстати, она тут забыла?
— Утро, угу, — не слишком приветливо отозвалась Анна.
— И тебе гутен морген, Славяна-свет-Батьковна! — бодро ответил я, — Чем обязаны?
— Я вас поднимать шла, — отрапортовала она, заливаясь краской, — вы зарядку пропустили.
В груди тихонечко ёкнуло.
— Что, совсем-совсем пропустили? — я исполнился предвкушением новой выволочки, — вот зараза!
Насколько я знал по рассказам старшего поколения — распорядок дня в пионерлагерях всегда поддерживался с особым фанатизмом и такие косяки, само собой не приветствуются.
Анна стояла рядом и молча ждала окончания беседы, всем видом показывая, что ничуть не интересуется её содержанием. Чем-то ей Славя не нравилась, и это уже была личная неприязнь
— Не переживай, — поспешила утешить меня Славя, — не вы одни. Алиса с Ульяной тоже не пришли.
Ещё бы. А угадайте, в каком составе вчера собиралась ячейка революционной борьбы против скуки? Если наша рапунцель сейчас сделает правильные выводы, то нагоняй нам четверым будет обеспечен.
— Ну, раз вы уже на ногах, давайте на линейку. Ольга Дмитриевна программу на сегодня перед завтраком объявит.
— Ты иди, а мы не умытые ещё, — Анна подала голос, — к умывальникам завернём и догоним, — и с нажимом добавила, — и провожать нас НЕ НАДО.
— Так и быть, только не задерживайтесь, — Славя, вопреки моим ожиданиям продолжившая приветливо улыбаться, развернулась и отправилась по своим делам.
— Ань, ты за что так Славю невзлюбила?
За неуставным обращением вновь последовал тычок локтем.
— Бесит, — односложно процедила она, — ты лимон когда-нибудь целиком прожевать пробовал?
— На новый год, лет в пятнадцать.
— И как ощущения?
— Передёргивает всего. Ещё очень хочется выплюнуть эту кислятину и почистить язык.
— Славя — лимон, — подвела итог Анна.
— Беспокоюсь я за ауру твою, она так за три дня совсем позеленеет.
— Слушай, Калиостро пионерского разлива, а с чего ты её вообще защищаешь? Неужели втрескался?
В такие моменты принято смущаться. Да с чего она взяла? Нет, Славяна разумеется, красавица и умница, да и комсомол не за горами, но… ах, это был мой старый враг — сарказм. Опять он меня чуть на лопатки не уложил.
— Ну ты скажешь, мать! Я дяденька уже большой, на пионерок и мультяшных принцесс западать как-то не по статусу. Особенно если эти категории смешать в такое вот синеглазое чудище.
— Ладно, — сестра усмехнулась, — пошли умоем рожи и раз уж заставил встать ни свет ни заря, прогуляемся, пока остальные на линейке тухнут. Зря я что ли Феоктистову отшила? — она схватила меня за руку и потащила за собой. Ну, а мне что делать? Бросить её? Так всё равно на линейке сдать придётся, раз уж одна светлая голова нас уже видела на ногах и продравшими глаза. Пропадать, так вместе, я так считаю.
***
Анна, ни разу не подозревая, откуда в лагере посреди самого натурального ничерта берётся вода, и уж тем более, какими методами она нагревается, видимо, решила сэкономить время и сунула под струю голову целиком.
— И-и-и-и! Какаясволочьотрубилагорячуюводу?! — проорала она на одном дыхании, отскочив от умывальников.
— Не знаешь броду — не лезь в воду, — прокомментировал я, и острожно зачерпнув воды, плеснул ей себе в физиономию. Сразу обдало бодрящим холодом. Айс, как говорится, — ух, лепота!
— Н-н-не вы-вы-пендри-ивайся, а то п-п-плохо к-к-кончишь.
— Зубами не стучи, это эмаль разрушает.
— Сначала покажи диплом стоматолога, а уже потом советы давай, — парировала она, но дрожь в зубах всё же уняла.
Только я собирался ответить Анне новой подколкой — для нас это стало спортивной дисциплиной по типу пинг-понга, как что-то белое и очень быстрое покинуло травяные заросли, в один миг добралось до меня и ничуть не теряя скорости, забралось мне на спину. Я даже запаниковать не успел.
— Нифига себе, — глаза Анны округлились и радостно заблестели, — на живца и зверь бежит.
— Пока ты тут глазами хлопаешь, зверь бы меня давно сожрал, — я медленно, стараясь не дать повода отложить в меня яйца или ужалить, развернулся спиной к сестре, — оно на- или под рубашкой?
— Спокойно. Без глупостей, — она с плохо скрываемым весельем воспроизвела старое клише, — эта тварь может почуять страх…
А также утаскивать людей в своё логово, ага.
— Ну, что там?
— Среднеавстралийский тушканчик-птицеед. Всё, дыши. Можешь поворачиваться.
В ладонях Анна держала белую крысу, пялившуюся на окружающий мир чёрными глазами-бусинами.
— Так вот ты какой, тушканчик-птицеед. Ну, и что нам с тобой делать?
— В поликлинику сдать, для опытов, — раздался голос позади нас.
К нам шагала мадам в белом халате, скрывающем под собой… мда, весьма впечатляющие формы. Такой размер вообще бывает? Тпр-р-ру! Отбой, пионер, глаза находятся выше! О, гетерохромия. Такое сочетание особых примет точно нескоро забудется.
— Давайте скотину сюда, разнояйцевые, — она протянула Анне клетку, — пока эта злодейка опять кусаться не начала, — та послушно запихнула зверюгу в принадлежащую ей жилплощадь.
Анна прочла вслух содержимое небольшой таблички, закреплённой на клетке:
— «Эксперимент № 404, ответственный: Коллайдер В.Ц.», — так она лабораторная?
— Свободолюбивая, — пожаловалась на крысу хозяйка, — вечно сбегает на поиски свободной любви. А с тобой, Экзекуция, — она подняла клетку на уровень лица и погрозила грызуну пальцем, — мы пообщаемся позже. Лично стерилизую. Без анестезии!
Халат, лабораторная крыса, общий вектор шуточек — всё это в условиях летнего лагеря может сочетаться только в одном существе — медработнике.
— Извините, а… — я решил перетянуть внимание, но был оборван.
— Извиняю, — медик не отрывала взгляда от клетки, продолжая осматривать зверька — Виола. В присутствии начлагеря — Виолетта Церновна. Клизмы, бинты, соль, спички — недорого.
— А как насчёт зелёнки? — нашлась Анна. Разговор сам шёл в нужное русло, так почему бы и не?
Виолетта Церновна — назвать эту, с вашего позволения, даму, Виолой язык не поворачивался — взглянула на нас так, что возникло ощущение, будто нахожусь я в кабинете рентгеноскопии.
— Зелёнку, девочка моя, заработать надо — ответила она бархатным голосом, — если я её даром раздавать стану всякий раз как пионеры в карты режутся, то ни на какие болячки потом не хватит.
— И как же зарабатывать?
— Чему их только в школе учат, а, Экзекуция? — обратилась врачиха к крысе - Значит так, фазанята, — заговорщицки перейдя на полушёпот продолжила она, — после завтрака шуруете в медпункт, я на правах кооператива вас у вожатой арендую, пробирки протирать, а там уже разберёмся кому, сколько, куда и каким методом. Всё ясно? Взялись за ручки и магом шарш.
Едва мы успели развернуться, как она снова нас остановила.
— Кое-что ещё, разнояйцевые. Вы молчок про Экзу, а я не сдаю двух… пионеров, прогуливающих отрядное мероприятие без уважительной причины. Вот теперь кыш!
Второй раз повторять нужды не было и опомнились мы только на подходе к столовой. Демоническая женщина, дальнейшие комментарии излишни.
— Андрей, как думаешь, зачем ей крыса? — спросила сестра, пробираясь через кусты, отгораживающие сосняк от цивилизации.
— Может, под Шапокляк косит? — включил дурака я, — Выходит, честно говоря, так себе — не тот типаж.
— Поправь меня, если ошибаюсь, — Анна проигнорировала шутку, — но животные тут под запретом и кому, как не человеку от медицины должно быть это известно.
— Тем не менее — фактум эст фактум. Крыса-нелегал в лагере есть и находится на её попечении. И кажется, мы её этим шантажируем. Что думаешь?
— Я думаю, что с таким могущественным существом как врач, тем более — единственный в округе — дружить полезнее. В том числе и для здоровья.
***
Все наши, кроме рыжих, уже расселись кто куда и увлечённо поглощали завтрак. Тем же занятием, видимо, занималась и Ольга Дмитриевна, поскольку никто не воспрепятствовал моему и Анны присоединению к трапезе.
— А вот теперь вещаем за гуманитарку, — забросив в желудок несколько ложек перловки начал я, — детали с содержанием моего школьного учебника истории явно не сходятся, это мы ещё вчера уяснили.
— Предлагаю, образно выражаясь, проверить глубину норы, — отозвалась Анна, — у нас под боком библиотека, после медпункта наведаюсь туда и наведу справки.
— Идёт, — согласился я, —, а тем временем я загляну в клуб на предмет технической литературы.
— А разве тебя эти, — она показала на Сыроежкина с Шуриком, оживлённо о чём-то беседующих в дальнем углу. Причём, Электроник как-то уж очень фанатично размахивал ложкой, — потом без членского билета выпустят?
Я обречённо вздохнул и отмахнулся.
— Что-нибудь придумаю, где наша не пропадала.
Как говорится — безвыходных положений не бывает в принципе. Только вот того, кто это сказал сразу после его речи сразу же замуровали в кирпичной стене. Кажется, тот товарищ познал эту истину слишком поздно. Или умел проходить сквозь стены, что маловероятно. Будем учиться на его ошибке.
Меня снова хлопнули по спине, да так, что я чуть не поперхнулся куском сосиски, который перед этим отправил в рот.
— Салют, ботаники! — Алиса придерживалась вчерашнего репертуара.
— О, Алиса. Присаживайся, — взбодрилась Анна, — на линейке была?
— Пришлось, — недовольно призналась та, — Феоктистова ни свет ни заря из постели, считай, вытащила. Пришлось досыпать в стоячем положении. Впрочем, Дмитриевна и сама почти такая же была — вроде не заметила.
— Утро доброе! — в этот раз вместо открытой ладони, по моему хребту пришёлся Ульянин кулачок. Вот вроде и маленькая, недостаток сил с лихвой компенсируется дурью, — гони сосиску!
Я поглядел на ухмыляющуюся морковку, затем на оставшуюся половинку сосиски, с издевательской улыбкой запихнул её за щеку и довольно заявил:
— А фот фих тефе!
— Жадина-говядина! — надулась Уля и показала мне язык.
— Да пусть подавится, — снова «поддержала» меня сестра, — чего толку эти концентраты жрать. Сам же потом по врачам шарахаться и будет.
— А вы, кстати, где шарахались? — снова встряла Двачевская.
— В отличие от некоторых, мы на сон время не тратим, — покончив с трапезой, я откинулся на спинку стула, — Сон — пережиток царизма!
— Короче, Склифосовский.
— Производили разведку местности. Укромные углы подыскивали, чтоб трупы закапывать, — свёл я всё к шутке, не придумав нового вранья.
Алиса выпучила глаза. Всё бы отдал, чтоб посмотреть, как у неё кефир из носа потечёт, но свою порцию та уже вылакала. Анна, увидев её реакцию, тоже решила подыграть:
— Так-то, Двачевская. Пионеры спят, а нам, маньякам самая работа, — протянула она, зачёрпывая ложкой кашу.
— Не хотите говорить — и не надо, — заговорила вновь Ульяна, обчистив свою тарелку. Гоните лучше зелёнку.
— Зелёнка… в процессе. К обеду будет, — пообещал я.
— Уль, а может их на счётчик поставить?
— Я тебе поставлю! — сестра возмутилась, — изменение условий договора без согласия на то одной из сторон — это девятнадцатый век, а сейчас за такие штучки… хмумпф! — я закрыл ей рот ладонью.
— Анна хотела сказать, что жадность — это плохо. Ну куда вам столько зелёнки? Не через румынскую же границу вы её контрабандой переправляете! Так, сестрёнка?
Анна, вместо того, чтоб согласно кивнуть, скрестила руки и закатила глаза.
Ульяна дёрнула соседку за рукав, не дав ей ответить, и указала в пространство позади нас.
— Поняла, валим, — согласилась Алиса. Я и Анна обернулись в указанную Ульянкой сторону — к нам приближались Ольга Дмитриевна с медсестрой. А медсестрой ли? Вряд ли медсёстры проводят опыты на живых существах. Тут скорее докторша. Да, пусть будет доктором.
Раздался звон брошенных ложек, стулья зашаркали по кафелю и в следующий момент ни Алисы, ни Ульяны за столом уже не было. В слаженности союзу рыжих, походу, мог позавидовать иной отряд спецназа.
— Вот, Виолетта, о них я и говорила. Парень правда, импульсивный чересчур, но думаю, сестра его в узде сдержит.
Виолетта Церновна бросила на нас критический взгляд.
— Ну я не знаю, Ольга Дмитриевна, может всё же твою помощницу вместо него в пару к близняшке отдашь?
Я едва сдерживался от того, чтобы расплывшись в улыбке, испортить доктору Коллайдер эндшпиль. Откуда, интересно, она про неприязнь Анны к Славе узнала?
— Славяну я и так уже загрузила, — вожатая стояла на своём, — она в библиотеку на уборку вызвалась.
Ну ещё бы, станет она такие ценные кадры разбазаривать. Другое дело — сплавить докторше кого не жалко, а той только это и надо.
— Ладно, тогда беру комплект, — позволила она себя уговорить. Как итог — и своего добилась, и подозрений не вызвала. Голова…
— Так, близнецы. — Ольга обратилась к нам, — как закончите завтракать — будет вам «поработать». Идёте в медпункт, Виолетта Церновна на месте всё объяснит.
Мы, до этого молча наблюдавшие за диалогом, переглянулись и согласно кивнули.
***
— В общем, технику безопасности вы и сами знаете, — от напускной серьёзности, которую доктор Виолетта излучала в столовой, не осталось и следа, — от себя добавлю, что в пределах моих владений принимать что-либо вовнутрь можно только с моего разрешения, как и нажимать на красные кнопки. Надеюсь, вы не дальтоники.
С этими словами она распахнула пред собой дверь медпункта и вошла внутрь. Приглашения для нас не последовало и мы вошли сами.
Фанфики(БЛ) Бесконечное лето Ru VN Дубликат(БЛ) Женя(БЛ) Электроник(БЛ) Шурик(БЛ) Мику(БЛ) и другие действующие лица(БЛ) Визуальные новеллы фэндомы
Дубликат, часть 6
Глава 1 http://vn.reactor.cc/post/2956175Глава 2 http://vn.reactor.cc/post/2967240
Глава 3 http://vn.reactor.cc/post/2986030
Глава 4 http://vn.reactor.cc/post/3004497
Глава 5 http://vn.reactor.cc/post/3021621
Глава 6 http://vn.reactor.cc/post/3051251
VII
Чужие в чужой земле
Оказывается это трудно, по настоящему узнавать другого человека, даже если этот человек тебе нравится. Даже если ты нравишься этому человеку. За шесть часов заместитель руководителя кружка кибернетики и заведующая библиотекой успели три раза поссориться и два раза помириться и сейчас пытались помириться в третий раз.
Началось все с того, что Женя пошутила в своей обычной манере, когда окружающим непонятно, что это: или шутка, или очередная едкость.
— Тебе не поздно еще убежать и сделать вид, что ничего не было.
А Электроник понял все буквально. Ну, почти буквально.
— Если ты так говоришь, значит ты хочешь, чтобы я убежал.
И Женя не нашлась что ответить. Убеждать, что ее не так поняли она не хотела, сказать в ответ: «Ну и скатертью дорога!» — не смогла. Собиралась, но перехватило дыхание.
Были там еще слова, а в результате парочка, собирающаяся распасться не успев сложиться, сидела на лавке. Все там же, в конце библиотечной аллеи, спрятавшись от всех за статуей читающего пионера, каждый на своем конце скамейки, и молчали, отвернувшись друг от друга.
Электроник держался за ручку все того же многострадального портфеля, все искал и не находил в себе силы встать, попрощаться и уйти в кружок. Все таки Жене он не нужен… Женя же, все мучительно пыталась понять, что она сделала не так, что сейчас все рушится. «Сейчас он встанет и уйдет. И всё». Наконец, Сергей решился. Вздохнул, как-то сгорбившись, поднялся на ноги, прихватив портфель левой рукой, повернулся к Жене. «Удачи тебе!» — собирался сказать Электроник, но не успел.
— Спасибо за то, что потратил на меня время. — Женя тоже стояла, наклонив голову так, чтобы в очках отражалось садящееся Солнце, и произносила те слова, которые сумела подобрать, когда поняла, что Сергей сейчас уйдет. Что вот эта мелькнувшая между ними сегодня не любовь, не дружба, не влюбленность, а так, тень взаимной симпатии, это всё, что она получила и получит от жизни. Вообще всё.
— Понимаешь, Женя. — Признается ей Электроник неделей позже, уже в автобусе, когда они сядут рядом и Женя склонит голову на его плечо. — Я вдруг понял, что ты пускаешь солнечные зайчики очками мне в глаза не для того, чтобы дополнительно позлить меня, а чтобы спрятать свои глаза. И тогда увидел тебя. Не умную и симпатичную девочку, которая мне понравилась с первого дня, не стервозную грымзу («Ну спасибо», — подумает Женя), а перепуганную, не знающую что ей делать, девушку, которая прячет свой испуг и растерянность под иронией. Которая еле сдерживается, чтобы не дать себе разреветься в моем присутствии. Которая, действительно, не умеет говорить о каких-то вещах. Я сам не умею, а та девушка — еще хуже. И я нарушил своё правило, рискнул и решил всё про нас самостоятельно.
— А стервозная грымза вдруг увидела твою простоту, Сережа. — Ответит Женя. — Не примитивность, а простоту («Как у отвертки», — пробурчит Электроник), гениальную простоту о которой говорят: «Без страха и упрека». Что бы ты о себе не думал.
А в тот день, портфель упал на скамейку, а Сергей внезапно оказался напротив Жени, взял ее за запястья, и сказал запинаясь, краснея и спотыкаясь через слово: «Тратить время на тебя, Женька, полезно, удивительно легко и приятно. И я собираюсь это так и продолжать». А Женя вдруг уткнулась лицом в Электроника, уронив очки, и, впервые в жизни, заплакала на людях. Парализованный ужасом Сергей только и смог, что обняв Женю дать ей спрятать мокрое лицо у себя на груди, и слушать между всхлипами: «Ты… ты… никто… никогда… никогда не… не называл меня Женькой».
— Ребята, спасибо что пришли. Гораздо приятнее играть для кого-то, даже просто аккомпанировать, чем сидя одной в кружке.
— Тебе спасибо, Мику, — ответила Саша, и продолжила, обращаясь к Максиму, — до дискотечного уровня я тебя подтянула. Еще пару раз позанимаемся, чтобы у тебя все автоматически получалось, и можешь смело приглашать свою «тётю Алису».
Мику смотрела на Сашу с Максимом, стоящих рядом и еще разгоряченных после танца, и любовалась ими. Они так здорово смотрелись вдвоем, оба спортивные, светловолосые, голубоглазые и оба, одновременно, открытые и застенчивые. Жалко даже, что они не вместе. И так не охота их отпускать, потому что они сейчас уйдут и опять сидеть тут в четырех стенах музыкального кружка, в надежде, что кто-то из пионеров вдруг захочет научиться играть на ксилофоне.
— Максим, Саша, а может вы дальше будете заниматься? Ко мне все равно никто не приходит, так что аккомпанемент я вам обеспечу.
Танцоры переглянулись, пожали плечами и: «Мы подумаем», — ответил Максим за обоих.
Все трое вышли на веранду. Уже стемнело и жара отступила, была та самая комфортная температура, когда солнце уже не жарит, а в то же время, прогревшиеся за день, воздух и земля отдают достаточно теплоты, не давая мерзнуть.
— Давайте посидим еще, — попросила Саша, — не хочется расходиться. Только свет не включайте, а то насекомые налетят.
Они присели, вытянув ноги. Мику еще на минутку вернулась в кружок, чтобы поставить там пластинку с музыкой и приоткрыть окно.
— Саш, а ты давно танцуешь? — Спросил Максим.
— Да сколько себя помню, — рассмеялась Саша. — Бальные танцы. Поэтому мне до дискотечного уровня ой как тяжело опускаться, цени. Исключительно ради тебя и Алисы.
— А я, — Максим решился признаться, — подглядывал как ты танцуешь, Саш. Это не бальные. Скажи, почему ты стараешься, чтобы тебя не видели?
— Все подглядывали. — Саша, просто пожала плечами. — Ну, не все, конечно. Видишь ли, Максим, те соло, это просто для души. И как часть души. Вот у Мику — музыка, у той девочки, которая написала сказку и подписалась «Мику Хатсуне», у той слова. А у меня вот такие танцы соло. Я не против если кто-то увидит кусочек моей души, но раскрывать свою душу специально для публики я не готова.
Саша прикрыла глаза и кивнула сама-себе, своим мыслям и замолчала.
Мику, непривычно немногословная, спросила.
— Максимчик, завтра собрание отряда, ты готов?
— Нет, Мику. А как я должен к нему подготовиться? Клятву страшную выучить? Или подойти к каждому из вас и попросить проголосовать за меня?
— Вообще-то, — вмешалась Саша, — все и так проголосуют за тебя. Собрание не для этого, а для того, чтобы ты имел возможность отказаться. Что понять, куда ты попадаешь, ты еще не сможешь. Но, если внутренний голос против, то лучше будет к нему прислушаться. Так мне вчера Лена сказала, только не выдавайте меня.
Они посидели еще немного, обсуждая странности в поведении Лены и Алисы. Вспомнили и про физруков. «Но откуда-то же появилась эта папка. И подписано моим именем и моим почерком, Сашенька, Максимчик. И я чувствую, что могла бы так написать, ну пусть не так хорошо, но похоже. А Леночка и Сенечка отвечают совершенно непонятно». А потом кончилась пластинка
— Пойду я, — Саша вспомнила про время, — спать скоро, а надо еще душ после танцев принять. Максим, я и о тебе договорилась с Ульяной. Пошли, я тебя вперед пропущу, а то тебе еще отбой играть.
Они отправились, каждый к своему домику, за полотенцами, договорившись встретиться у столовой. А Мику смотрела вслед Максиму, уходящему по освещенной аллее, и думала, что пусть эти двое и не влюблены друг в друга, но кажется у Саши появился хороший друг, и это здорово. Потому что Леночка, она замечательная девушка, но иногда ее бывает так трудно понять.
Шурик лежал, глядя в потолок, и ждал, когда угомонится Сыроежкин. Очень хотелось, не дожидаясь утра, пойти и посмотреть на результаты расшифровки. Но, во-первых, было неудобно перед напарником за то, что первое испытание провел без него. А, во-вторых, вдруг там записалось что-то такое, за что потом перед Сергеем будет стыдно.
А сосед по домику все никак не хотел затихать. Ходил по комнате взбудораженный, что-то фальшиво напевая, все порывался рассказать Шурику, какая замечательная девушка работает в библиотеке и выяснял, не припрятан ли у Шурика в чемодане бутылек с одеколоном. А потом, когда уже улегся, все мечтательно вздыхал и ворочался сбоку набок и уснул только ближе к полуночи. Шурик подождал еще минут тридцать, дожидаясь, когда дыхание у соседа успокоится, после чего встал и, не одеваясь, осторожно вышел на крыльцо, прихватив с собой одежду.
Лагерь еще не уснул до конца. Еще горел свет в отдельных домиках, слышно было, как кто-то мелкий, ступая бесшумно, но выдавая себя сосредоточенным сопением, крадется от домика к домику, еще можно было нарваться на вожатую, совершающую вечерний обход. Шурик, не зажигая фонаря над дверью, оделся и, избегая чужого внимания, свернул направо, чтобы обогнуть темное здание административного корпуса с северной стороны и, через полосу молоденьких сосенок выйти на дорожку, соединяющую музыкальный кружок с главной аллеей.
То, что он плохо ориентируется в ночном лесу, Шурик понял почти сразу. Захотел повернуть назад, на свет фонарей освещавших аллею, но, услышав как хлопнула дверь в крайнем домике, передумал: «Еще не хватало, чтобы увидели, как я из кустов выбираюсь». Поэтому оставалось двигаться только вперед, используя для ориентировки исключительно внутренний компас потомственного горожанина, не бывавшего никогда дальше городского пара с аттракционами, куда восьмилетнего Шурика водила мама. Это было… нелегко. Паутина липла к лицу, ноги спотыкались о кочки, ветки норовили сбить очки с лица и приходилось очки придерживать левой рукой, потому что со зрением минус четыре передвигаться без очков в ночном лесу остается только на ощупь. Так что, когда впереди показался свет, Шурик обрадовался и зашагал энергичнее. «Кажется это фонарь и я вышел к поперечной аллее. Сейчас мне налево и я окажусь на перекрестке».
— Ой, Сашенька, а что ты здесь делаешь? Ты ко мне пришел? Но уже поздно. Я вот задержалась у себя в кружке, играла и думала, думала и играла, пересела в кресло и задремала. А проснулась — уже поздно. На часы посмотрела — отбой давно был, а я и не слышала. А жалко, мне так нравится, Максима слушать ведь когда живой человек играет, это гораздо лучше чем запись.
«Вот ведь, как не вовремя!»
— Здравствуй, Мику. Я… гулял. И заблудился в лесу, и к твоему кружку вышел случайно.
«Сейчас пойдут разговоры, — подумал Шурик, — она же не удержится. А попросить не болтать, так еще хуже выйдет. Хотя, попробую. Девочка она добрая, — «Микс!», мелькнуло в сознании, — и понимающая, хоть и болтушка».
— Мику, можно тебя попросить об одной вещи?
— Конечно, Сашечка. — Мику вся подалась вперед.
— Не рассказывай никому, что я заблудился. Неудобно.
— Конечно-конечно, Сашечка. Я — могила! Но, пойдем, я тебя до домика провожу, вот тропинка. А то ты опять куда-нибудь заблудишься. — Приговаривая так Мику убирала хвою, сор, мелкие веточки с одежды Шурика, материализовав откуда-то носовой платок и поплевав на него, стерла паутину и попыталась оттереть следы смолы с лица. — Только… Сашечка, может тебе сначала к умывальникам? Мыло и полотенце у меня в кружке есть. А я подожду.
Вот к умывальникам идти было совершенно незачем. Еле-еле удалось доказать Мику, что до клубов идти ближе и по асфальту, что там есть раковина, что там есть и полотенце, и мыло. Но отделаться от Мику не удалось и Шурику пришлось идти, сопровождаемому японкой, по самой середине ярко освещенной аллеи, под ее бесконечное щебетание, привлекая внимание всех, кто хотел и мог это увидеть. Кажется кто-то увидел, кажется чья-то тень мелькнула от фонаря в кусты: «Ну все, Сашечка, теперь нас точно в парочку запишут», — но Шурику было все равно. Шурик оставив щебетанье Мику, как звуковой фон размышлял, как ему, достаточно вежливо и не обижая, избавиться от общества японки, но так ничего и не успел придумать.
— Вот и пришли, Сашечка. Ой, а там же ваша машина, мне Сережа про нее рассказывал, когда табуретку в кружке просил. А можно на нее посмотреть?
Пришлось сначала показывать. А потом пришлось, выполняя обещание Сыроежкина, усадить Мику на вращающийся табурет и сделать запись.
— Нет-нет, Сашечка, я понимаю, что Сережа будет обижаться, поэтому буду делать вид, будто завтра я в первый раз все это вижу. — Мику посмотрела на Шурика непривычно серьезно, будто решая, можно ли тому доверять. — Понимаешь, для меня это очень важно. А когда можно будет увидеть результаты?
А вот с результатами было не ясно. Потому что пока Мику рассматривала интерьеры кружка кибернетики, пока она хихикала, сидя внутри клетки: «Я обезьянка Мику, умею петь и играть на всех инструментах. Дорогая публика, подходите поближе, не стесняйтесь! — И, внезапно погрустнев. — Сашечка, неужели я и есть всего лишь такая забавная ученая обезьянка?» Пока Мику крутилась, совершая один оборот за десять минут, на своем табурете, непривычно печальными глазами наблюдая за Шуриком. Тот сидел перед монитором и пытался понять, что же выдала ему программа расшифровки.
Теоретически, это должно было быть что-то вроде отдельных кадриков, сменяющих друг-друга как слайды и склеенные в тридцатисекундный ролик. И эти кадрики должны были служить подсказками для самого Шурика, или того, кто там перед этим сидел на вращающемся табурете. Большего, от имеющийся у кибернетиков аппаратуры, и ждать было нельзя. А сейчас, с разрешением 640 х 200, с монитора на Шурика смотрело его собственное лицо, ну, почти его собственное. «Кто-то меня состарил, лет на двадцать, — подумал Шурик, — где-то ошибка в программе. Утешает одно, какой-то результат мы получили».
Шурик запустил программу дешифровки, помог выбраться из клетки Мику, и машинально, совсем не задумываясь и не слыша себя, ответил на ее вопрос, заданный десять минут назад.
— Мику, если даже и так. То, задав себе такой вопрос, ты сделала первый шаг из клетки. — А потом, уже придя в себя, продолжил более впопад. — Результаты будут завтра утром, но где-то я ошибся, поэтому истолковать их правильно, скорее всего, не получится…В общем, завтра после подъема встречаемся здесь.
Они, вдвоем с непривычно притихшей Мику, прибрали все в кружке как было, заперли здание. Шурик проводил девушку до перекрестка, откуда Мику убежала по боковой аллее зацокав каблучками. «Нет-нет, Сашечка, дальше провожать не надо, дальше я сама, короткой дорогой». А Шурик, вернувшись к себе в домик, проспал без сновидений до самого подъема, даже не задумавшись о том, что уверенно добрался до него, тоже через лес, тоже самой короткой дорогой, так, как будто исходил тут все на тысячу рядов.
Утром, однако, никто и ничего не сказал про то, что видел, как Шурик и Мику поздно вечером, вдвоем шли к клубам, а потом возвращались обратно.
Протрубил в горн Максим, убежала Сашка на стадион, пионеры, пользуясь тем, что никто не гоняет на зарядку, начали медленно выползать из домиков и перемещаться в направлении умывальников. Счастливый Сыроежкин с первыми звуками горна подскочил и убежал на пост к домику Жени.
Вожатая, додремывая в шезлонге, наблюдала за постепенным пробуждением лагеря и думала о том, что завтра прибывает опоздавший пионер, что придется селить Алису у себя, а опоздавшего, вместе с Максимом, — в Алисином домике. «Ох и ругаться будет Рыжая». Небо с запада постепенно затягивало тучами, да еще и неприятный такой ветерок потянул с реки. «Кажется, погода все портит, кажется весь день будем сидеть по домикам».
Прозвучал сигнал сбора, пора и на линейку. Нет, горнист в лагере, это, действительно, здорово. Ольга поднялась и пошла на площадь, чтобы там довести до пионеров программу сегодняшнего дня.
— Лагерь, по отрядам, на линейку. Становись!
Семен сзади чуть слышно фыркнул, он всегда фыркает при этой команде, но ничего не объясняет.
Средний отряд подгоняемый Ульяной встал на свое место. Прибежали малыши, построились. Солидно выступили старшие: Мику, Лена, Саша, Алиса на правом фланге. Стоп, а где остальные? Но спрашивать не пришлось, со стороны домиков прибежали Женя с Сергеем Сыроежкиным, а со стороны клубов — Шурик. Все на местах?
— Равняйсь! Смирно! Вольно!
Можно начинать.
— Дорогие пионеры, сегодня седьмой день смены… — Как обычно, в эти минуты, разум у Ольги отключился, а текст пошел на полном автопилоте. — …а программу спортивного праздника до вас доведет мой заместитель.
Семен вышел вперед, оглядел пионеров.
— Вот скажите, товарищи пионеры. А чего вы ждете от сегодняшнего праздника?
«Бега!», «Плавания!», «Футбола!» — раздались выкрики с мест. На слове «Футбол» Семен заинтересованно повернул голову в сторону кричавшего, но промолчал. «Поспать!» — все засмеялись, Ольга поджала губы, а Семен одобрительно кивнул.
«Клоун, — беззлобно подумала Ольга, — сейчас скажет, что...». Ничего Семен не сказал, потому что серые и низкие тучки уже начали сеять дождиком, сперва мелким, но постепенно все более и более сильным и увереным.
— Лагерь. Напра-во! В столовую, бегом, марш! — физрук не стал дожидаться решения вожатой и перехватил инициативу.
А уже под хорошим таким ливнем, оставив Ольгу с Ульяной управляться в столовой с пионерами, побежал с Алисой к складу за плащами: прозрачными накидками из пленки, красными для малышей, желтыми для среднего отряда, синими для старшего и бесцветными для персонала.
Женя в хорошем настроении и Женя в настроении обычном, это два разных человека. Начиная с самого утра, когда поздоровалась с куда-то торопящейся соседкой, и выбежала навстречу Сергею, нет — Сереже.
— Доброе утро, я рада тебя видеть.
— А как я рад, Женя.
И вот это: «как я рад», — еще добавило градус счастья. Даже торчащие у Сергея из кармана шорт полотенце и зубная щетка вызвали только умиление. Что может быть романтичнее совместного утреннего похода к умывальникам и обратно? Зашла Мику, необычно грустная и серьезная, кивнула Сергею.
— Женя, Сережа, не опоздайте на линейку.
Кажется, Мику едва сдерживала слезы, но это парочку сейчас не интересовало, парочка сейчас была самодостаточна. Потом была совместная романтическая пробежка к домику Сергея, чтобы тот оставил там свои умывальные принадлежности, романтическая пробежка на площадь. Романтическая линейка, когда можно стоять рядом и поминутно оглядываться друг на друга, и касаться случайно руки, взяться за руки ни Сергей, ни Женя пока еще не решались. Романтическая пробежка под дождем к столовой, когда Сергей все норовил стащить с себя рубашку, чтобы прикрыть ею Женю.
В столовой Женя перехватила взгляд Шурика.
— На тебя Шурик ворчать не будет? Если будет, ты скажи мне. Я его на место поставлю.
— Не знаю, — Сергей легкомысленно пожал плечами, — сейчас провожу тебя до библиотеки и проверю.
Они забрали у Семена накидки и, стараясь идти по поребрику, чтобы не намочить ноги, побежали под дождем в библиотеку.
И вот, после того как Сергей убежал наконец в свой кружок. «Женя, у меня там сегодня опыт важный, я побежал!». После того, как Женя десять раз поправила на нем капюшон накидки, прежде чем выпустить из помещения библиотеки, после того, как следила за ним в окно и махала рукой, пока Сергей не скрылся за поворотом аллеи. Женя включила настольную лампу и, выбрав книжку, соответствующую настроению, романтическую и теплую, устроилась в кресле, закинув ноги на журнальный столик. Пролистала пару страниц, подняла глаза на зеркало, но под этим углом отражения своего не увидела. Поэтому произнесла просто, обращаясь в пустоту: «Я хочу сказать, Евгения, что вы, определенно, влюблены. Это замечательно, но, если бы не ваша мнительность, вы бы не потеряли целую неделю так бездарно». Улыбнулась своим мыслям и продолжила чтение под шум дождя. Почти невероятно, что кто-то из пионеров соберется в такой ливень в библиотеку. «И как там Сережа? Не промок ли, пока бежал в кружок? Надо будет, чтобы он телефон сюда провел. Из кружка в библиотеку. Тогда, в следующий раз я буду знать, что с ним все в порядке».
*Продолжение, в комментариях.