луст ан повер

Предыдущая глава

Интермедия: сновидение первое

     Ту­ман и… ни­чего­шень­ки. Ни­чего кро­ме ту­мана не вид­но. Нат­кнись я но­сом на кир­пичную сте­ну и её бы не уви­дел.
Под но­гами хлю­па­ет жи­жа. Стран­но что… А, вот и но­ги про­мочил.
Под­нялся ве­тер, но воп­ре­ки за­кону прос­той по­рядоч­ности, нап­равле­ния он не имел, дуя отов­сю­ду и во все сто­роны. Ме­ня про­няло хо­лодом до кос­тей, воз­никло чувс­тво, буд­то мыш­цы под ко­жей са­ми от­де­лились от ске­лета и за­ёр­за­ли в по­пыт­ках най­ти уго­лок по­уют­нее. Ту­ман от­сту­пил вмес­те с по­рывом сверхъ­ес­тес­твен­но­го сквоз­ня­ка, ус­ту­пая мес­то ле­су, по-осен­не­му ок­ра­шен­но­му в ры­жий, жёл­тый, бу­рый, крас­ный цве­та. Бы­ло ти­хо. Шу­мели толь­ко еже­секун­дно при­чёсы­ва­емые воз­душным по­током вер­хушки сто­лет­них елей, со­сен, осин и кед­ров. Пер­во­быт­ная жуть. Ка­залось, вот-вот над го­ловой дол­жен про­нес­тись оду­рев­ший ото всей сво­ей реп­тиль­ей сущ­ности пте­родак­тиль и про­кар­кать глу­пое при­ветс­твие гря­дуще­му ме­лово­му пе­ри­оду.

 Сно­ва по­дул ве­тер, но этот по­рыв был уже нор­маль­ным, с чёт­ким нап­равле­ни­ем из ус­ловно­го «от­ту­да» в «ту­да». По­зади пос­лы­шал­ся сла­бый гул, пе­рек­ры­ва­емый мер­ным пе­рес­ту­кива­ни­ем, слов­но стал­ки­ва­ют­ся друг с дру­гом су­хие де­ревяш­ки. Я по­вер­нулся. Это бы­ли не де­ревяш­ки — на го­лой вет­ке сгор­блен­ной, но по­доб­но пе­режив­шей две ми­ровых вой­ны, ре­волю­цию, ин­дус­три­али­зацию и пе­рес­трой­ку ста­рухе — нес­ломлен­ной и проч­ной в сво­ей сгор­блен­ности, бе­рёзе ви­сел пред­мет, от­да­лён­но на­поми­нав­ший ки­тай­ский вет­ря­ной ко­локоль­чик: конс­трук­ция сос­то­яла из су­хих, не­ак­ку­рат­но об­ло­ман­ных кос­тей, под­ве­шен­ных на лес­ке. Ве­тер гу­дел, про­ходя че­рез по­лос­ти в труб­ча­тых и иг­рал на ад­ском кси­лофо­не бо­лее мел­ки­ми, стал­ки­вая их меж­ду со­бой. Нес­мотря на по­доб­ную де­таль де­кора, лес ни­как не пред­став­лялся мес­том сколь­ко-ни­будь опас­ным, да­же на­обо­рот. В за­кат­ных лу­чах бук­валь­но крас­но­го не­бес­но­го све­тила, быв­ше­го по субъ­ек­тивной оцен­ке, ра­за в два круп­нее при­выч­но­го сол­нца, ок­ру­жение соз­да­вало ощу­щение близ­кое ес­ли не к счастью, то к… уми­рот­во­рён­ности? Я зак­рыл гла­за, под­да­ва­ясь не­из­вес­тно­му по­рыву. Ве­тер за­тих вновь. За­молк и ко­локоль­чик. Ти­шина зад­ро­жала. Я поч­ти ощу­щал её фи­зичес­ки. Нет, акус­ти­чес­кая ти­шина то­же яв­ля­ет­ся фи­зичес­ким яв­ле­ни­ем, но это СОВ­СЕМ ИНОЕ.

 Вне­зап­но, на гра­ни слы­шимос­ти вы­делил­ся Звук. Ед­ва раз­ли­чимый, он до­носил­ся из глу­бины ле­са, в нап­равле­нии… Ох. Свет­лой бы­ла мысль со­ри­ен­ти­ровать­ся по «сол­нцу», но оно про­пало с не­бос­во­да, хоть это ни­как и не от­ра­зилось на сте­пени ос­ве­щён­ности — де­ревья всё так­же от­бра­сыва­ли длин­ные те­ни, как ес­ли бы звез­да всё ещё ви­села на сво­ём за­кон­ном мес­те. Тог­да, я при­нял за ос­но­ву по­зици­они­рова­ния нап­равле­ние от­бро­са те­ней и по­шёл на Звук.

 Нес­коль­ко ми­нут спус­тя, путь мне прег­ра­дил, как я из­на­чаль­но по­думал, зем­ля­ной вал — он тя­нул­ся вдаль по обе сто­роны от ме­ня, те­ря­ясь за сте­ной де­ревь­ев. От­кос ва­ла был не слиш­ком крут, что поз­во­лило мне с ми­нималь­ным уси­ли­ем заб­рать­ся на не­го. Свер­ху бы­ли уло­жены ржа­вые, под стать ок­ру­жа­ющей цве­товой гам­ме рель­сы. С дру­гой сто­роны на­сыпи, сок­ры­той под нас­ло­ени­ем дёр­на и мха, ле­жал точ­но та­кой же лес. Единс­твен­ным от­ли­чи­ем «той» его час­ти от «этой» был ос­тов па­рово­за, по­ко­ящий­ся в кю­вете. Этот тру­дяга с не­ког­да крас­ной звез­дой на лбу дав­но ос­та­вил на­деж­ду — он боль­ше не пи­тал ил­лю­зий, что лю­ди не бро­сят его гнить пос­ре­ди ниг­де, он по­кор­но до­живал свой век, став ещё од­ним вет­ря­ным ко­локоль­чи­ком, ещё од­ной иг­рушкой, соз­данной од­нажды уме­лыми ру­ками и бро­шен­ной в заб­ве­нии.
Звук стал гром­че, но всё ещё не мог быть опоз­нан как что-то кон­крет­ное. Я спус­тился в «ту» по­лови­ну ле­са, на­мере­ва­ясь доб­рать­ся до его ис­точни­ка во что бы то ни ста­ло. Звук тран­сфор­ми­ровал­ся из не­раз­борчи­вого гу­дения в сло­ва:
«…сле­дуя сво­им убеж­де­ни­ям и до­кажи, что я …»
Окон­ча­ние фра­зы заг­лу­шил рёв гуд­ка элек­тро­воза и мир схлоп­нулся в ма­тери­аль­ную точ­ку.

__________________

Глава 8: «Кто рано встаёт...»

      От­че­го-то, под­ни­ма­ясь с ут­ра по­рань­ше при­нято рас­простра­нять­ся о том, что ви­дел во сне. Ду­рац­кое кли­ше. Тем па­че, что ес­ли я и ви­жу по но­чам муль­ти­ки, то под ут­ро на­чис­то за­бываю их со­дер­жа­ние. Вот не за­дер­жи­ва­ют­ся они в го­лове, хоть трес­ни! В детс­тве я ду­мал, что это про­каз­ни­ча­ет на­до­ед­ли­вый гном из сказ­ки Ан­дерсе­на — в крас­ном кол­па­ке и с чёр­ным и пёс­трым зон­та­ми. Да­же пы­тал­ся его за­доб­рить: про­дер­жался без ко­сяков что-то око­ло не­дели, пос­ле че­го пе­рес­тал ве­рить во вся­кую че­пуху вплоть до но­вогод­них праз­дни­ков, бу­дучи, как и все де­ти, весь­ма мер­кантиль­ным в воп­ро­се по­дар­ков. Се­год­ня мне оп­ре­делён­но ни­чего не сни­лось. Са­ми поп­ро­буй­те про­вес­ти пер­вую ночь на но­вом мес­те без по­душ­ки, ко­торую за­меня­ла ба­гаж­ная сум­ка.

  Ут­ро но­вого дня всту­пило в свои пра­ва и в дан­ный мо­мент опо­веща­ло об этом ок­ру­гу гуд­ком сос­та­ва, пёр­ше­го где-то там, за две­рями до­ма. Вста­вать не очень-то хо­телось, но я по­нимал, что всё рав­но уже не зас­ну. Се­бя не об­ма­нешь, по­ра раз­леплять гла­за. Ай. Сол­нце сле­пит. Щу­рясь, я кое-как вы­полз из-под оде­яла. Сес­тра, всё ещё спа­ла. То ещё зре­лище — рот от­крыт, слю­на по по­душ­ке. Будь я ска­зоч­ным прин­цем — сто раз бы по­думал преж­де чем лезть це­ловать­ся.
Я при­сел на край кро­вати и ле­гонь­ко трях­нул её за пле­чо, пов­то­ряя фра­зу, ко­торой вче­ра бу­дили ме­ня:
 — Прос­нись и пой!
 — Зат­кнись и спи. — сон­но про­мям­ли­ла Ан­на и нак­ры­ла го­лову оде­ялом, об­на­жая пят­ки.
Тут уж я не утер­пел и по­лез её ще­котать — сес­тра взвиз­гну­ла от не­ожи­дан­ности, рез­ко под­ско­чила вмес­те с оде­ялом и, пе­рей­дя в вер­ти­каль­ное по­ложе­ние, по­пыта­лась пнуть ме­ня ко­лен­кой в рай­оне по­чек. Приш­лось сроч­но вы­бирать меж­ду жёс­ткой по­сад­кой на пол и га­ран­ти­рован­ным внут­ренним кро­воте­чени­ем. Не очень-то слож­ный вы­бор.
 — Ты что тво­ришь, прис­пешник Бе­ли­ала? — Ан­на на­щупа­ла на тум­бочке оч­ки и на­цепи­ла их на нос.
 — А на что по­хоже? — я встал с по­ла и по­тянул­ся за сво­ими стёк­ла­ми.
 — На са­мо­убий­ство. На очень ту­пое са­мо­убий­ство. Сколь­ко на ча­сах?
Это­го я не знал — за всё про­ведён­ное в ла­гере вре­мя, ча­сы ни ра­зу не по­пада­лись мне на гла­за, а единс­твен­ным спо­собом хоть как-то оп­ре­делить вре­мя бы­ли сол­нце, да сиг­на­лы к обе­ду и от­бою, зву­чав­шие с каж­до­го стол­ба.
 — Ут­ро, — крат­ко со­об­щил я, на­тяги­вая ру­баш­ку и мо­раль­но под­го­тав­ли­ва­ясь к про­цеду­ре за­вязы­вания гал­сту­ка.
— А. Так ещё пол­но вре­мени, — сес­тра зев­ну­ла, — уви­дим­ся ча­сиков в один­надцать, — она сно­ва улег­лась на кро­вати и зак­ры­ла ли­цо по­душ­кой.
 — Э-э нет, да­же не ду­май! — я ста­щил с Ан­ны оде­яло, — что я во­жатой ска­жу?
Ань­ка, ли­шив­шись сво­его ук­ры­тия от не­мину­емо приб­ли­жав­ше­гося подъ­ёма, пе­рело­жила по­душ­ку об­ратно под го­лову, при­жала но­ги к гру­ди и кап­ризно прог­ну­сави­ла:
 — Ну Ан­дрю-ю-х! Сов­ри ей че­го…
 — Не-а, это так не ра­бота­ет. Вста­вай-под­ни­май­ся, ра­бочий на­род! Нам се­год­ня ещё пе­ред ры­жими кар­точный долг от­ра­баты­вать.
 — По­тер­пят!
Ка­жет­ся, приш­ло вре­мя для са­мого убе­дитель­но­го ар­гу­мен­та:
 — А зав­трак то­же по­тер­пит? Уч­ти, я те­бе из сто­ловой ни­чего тас­кать не со­бира­юсь. Бу­дешь упо­вать на ми­лость Два­чев­ской, а ес­ли долг ей не вып­ла­тить, то по­лучишь раз­ве что фан­ти­ки от «ра­ковых ше­ек».

 Ан­на что-то без­ра­дос­тно бур­кну­ла се­бе под нос, под­ня­лась с кро­вати и на­чала оде­вать­ся. Знаю, о чём вы ду­ма­ете: че­го это я не со­бира­юсь да­же от­во­рачи­вать­ся, раз уж фрой­лян в нег­ли­же? Поп­ро­шу не за­бывать, кем мы яв­ля­ем­ся друг друж­ке на са­мом де­ле, и что зо­вут ме­ня от­нюдь не Че­заре Бор­джиа. И во­об­ще — моё вам през­ри­тель­ное «фу». Кста­ти, что-то я не слы­шу ни­каких пре­тен­зий со сто­роны Ань­ки.
— Ну, а у те­бя идеи на се­год­ня есть? — по­ин­те­ресо­вал­ся я.
 — На­до раз­би­рать­ся в по­ложе­нии ве­щей, — сес­тра вы­тащи­ла из-под мат­ра­са тот са­мый блок­нот, что предъ­яв­ля­ла мне вче­ра её бу­дущая «я», и на­чала что-то в нём чер­кать — у ме­ня есть па­ра на­ибо­лее ра­зум­ных ги­потез, но для их про­вер­ки пот­ре­бу­ет­ся хо­тя бы ба­зовое обо­рудо­вание, так что этим сто­ит за­нять­ся в пер­вую го­лову, а уж от­талки­ва­ясь от то­го, нас­коль­ко ши­роким ока­жет­ся ма­тери­аль­ное обес­пе­чение…
 — Мо­гу взгля­нуть? — прер­вал я её, про­тянув ру­ку. Ан­на пе­реда­ла мне свои за­писи, в том чис­ле и ста­ратель­но заш­три­хован­ные до пол­ной не­чита­емос­ти. Лю­бопытс­тва ра­ди я про­лис­тал нес­коль­ко стра­ниц впе­рёд, и убе­див­шись, что наш вче­раш­ний раз­го­вор ник­то в не­го не за­нёс, вер­нулся к за­писям сес­тры. Те за­мет­ки, что Ан­на соч­ла дос­той­ны­ми не быть вы­маран­ны­ми в ос­новной сво­ей мас­се ка­сались про­вер­ки фи­зичес­ких кон­стант на со­от­ветс­твие зем­ным зна­чени­ям: ме­хани­ка, элек­три­чес­тво, тер­мо­дина­мика. На те­ории всё выг­ля­дело впол­не ра­зум­но, но на то она и те­ория, что­бы иде­али­зиро­вать прак­ти­ку.
Вздох­нув, я вер­нул Ан­не блок­нот.
 — И всё вот это ты со­бира­лась про­вора­чивать в ус­ло­ви­ях дет­ско­го ла­геря? Кто из нас ещё бо­лее чок­ну­тый? Да ска­зоч­но по­везёт, ес­ли удас­тся най­ти хо­тя бы хо­роший воль­тметр и я не го­ворю уже о пов­то­рении опы­та Ка­вен­ди­ша! Чем ты со­бира­лась за­менить мед­ные ша­ры? Ги­рями из спор­тза­ла?

Сес­тра рас­пра­вила на­конец-то за­вязав­ший­ся гал­стук. Выш­ло не слиш­ком оп­рятно, но на фо­не мо­их ус­пе­хов в этом де­ле выг­ля­дело снос­но.

 — Твои со­об­ра­жения? — за­метив ку­мачо­вое ме­сиво, об­ви­вав­ше­еся вок­руг мо­ей шеи, она взя­лась во­евать и с ним.
 — Серь­ёз­ные от­кло­нения от зна­чений мож­но от­мести по кос­венным приз­на­кам: ор­га­низм че­лове­ка за­точен мил­ли­она­ми лет эво­люции под оп­ре­делён­ный уро­вень гра­вита­ции, ат­мосфер­но­го дав­ле­ния и про­чей фи­зичес­кой ла­буды, и уж по­верь, будь что не лад­но — мы уз­на­ли бы об этом сра­зу же.
 — А как нас­чёт бо­лее спе­цифич­ных па­рамет­ров? Ска­жем, удель­ные теп­ло­ём­кости же­леза или зо­лота на ор­га­низм че­лове­ка не очень вли­яют. 
 — Ты и их пом­нишь? — по­разил­ся я.
 — Тех­ни­чес­кая ли­тера­тура и ку­ча сво­бод­но­го вре­мени — про­ком­менти­рова­ла сес­тра, — был у ме­ня пе­ри­од, ког­да на­уч­ная фан­тасти­ка вре­мен­но за­кон­чи­лась.
 — Ну ты и ду­ра, Ань, — я ус­мехнул­ся.
— Что? — уди­вилась она.
 — Ти­пич­ный сум­рачный ге­ний, да­ром что не тев­тон­ский.
 — В смыс­ле?
 — Вмес­то стро­итель­ства вун­дерва­фель­ниц най­ти прос­той спра­воч­ник по фи­зике те­бе в го­лову не при­ходи­ло?
Ан­на триж­ды мор­гну­ла, вы­пучи­ла гла­за и за­вис­ла, так и ос­тавшись сто­ять пос­ре­ди ком­на­ты, вце­пив­шись в мой гал­стук. Зна­комое сос­то­яние — ког­да рвёт­ся шаб­лон мыш­ле­ния, все жиз­ненные про­цес­сы за ис­клю­чени­ем мыс­ли­тель­но­го у ме­ня от­ру­ба­ют­ся под­чистую. Де­сять се­кунд спус­тя, она от­мерла и как ни в чём ни бы­вало, про­дол­жи­ла:
 — Кста­ти, а что по по­воду со­ци­аль­ной сос­тавля­ющей? Ис­то­рия то­же мо­жет…
 — Да­вай о гу­мани­тар­ке про­дол­жим за та­релоч­кой че­го съ­едоб­но­го? — взмо­лил­ся я, — С ве­чера ма­ковой ро­син­ки во рту не бы­ло.
В под­твержде­ние мо­им сло­вам, жи­вот нед­вусмыс­ленно за­ур­чал, тре­буя свою ут­реннюю пор­цию бел­ков, жи­ров и уг­ле­водов.

  За­кон­чив оде­вать­ся, мы выш­ли на­ружу. Дав­нень­ко я с жизнью в го­роде на ут­ренний хо­лодок не вы­пол­зал. О чис­то­те ат­мосфе­ры и вов­се про­мол­чу — пом­нится, очи­щен­ный воз­дух в не­кото­рых стра­нах у нас нын­че про­давать на­чали. Сто­ят се­бе ря­дом при­лав­ки: в од­ном — мо­роже­ное в рож­ке, во вто­ром — воз­дух в бал­ло­нах. Лю­бые бла­га ци­вили­зации за ва­ши день­ги.
Вдох­нув пол­ной грудью, я при­бал­дел: «ут­ро в сос­но­вом бо­ру, лайт-вер­сия». Сол­нышко све­тит, птич­ки по­ют, со­сен­ки опять же. Мед­ве­дей бы сю­да, ну да от­ку­да им тут взять­ся? Мес­тные пи­оне­ры и ста­до сло­нов бы со сто­ян­ки вы­жили, во­дись те в сред­ней по­лосе Рос­сии.

 — Доб­рое ут­ро! — Сла­вя, оде­тая в чёр­ную спор­тивку с дву­мя ха­рак­терны­ми по­лос­ка­ми по бо­кам, при­ветс­тво­вала нас с сес­трой со всем, при­сущим ей жиз­не­люби­ем. А что, кста­ти, она тут за­была?
 — Ут­ро, угу, — не слиш­ком при­вет­ли­во отоз­ва­лась Ан­на.
 — И те­бе гу­тен мор­ген, Сла­вяна-свет-Бать­ков­на! — бод­ро от­ве­тил я, — Чем обя­заны?
 — Я вас под­ни­мать шла, — от­ра­пор­то­вала она, за­лива­ясь крас­кой, — вы за­ряд­ку про­пус­ти­ли.
В гру­ди ти­хонеч­ко ёк­ну­ло.
 — Что, сов­сем-сов­сем про­пус­ти­ли? — я ис­полнил­ся пред­вку­шени­ем но­вой вы­волоч­ки, — вот за­раза!
Нас­коль­ко я знал по рас­ска­зам стар­ше­го по­коле­ния — рас­по­рядок дня в пи­онер­ла­герях всег­да под­держи­вал­ся с осо­бым фа­натиз­мом и та­кие ко­сяки, са­мо со­бой не при­ветс­тву­ют­ся.
Ан­на сто­яла ря­дом и мол­ча жда­ла окон­ча­ния бе­седы, всем ви­дом по­казы­вая, что ни­чуть не ин­те­ресу­ет­ся её со­дер­жа­ни­ем. Чем-то ей Сла­вя не нра­вилась, и это уже бы­ла лич­ная неп­ри­язнь
 — Не пе­режи­вай, — пос­пе­шила уте­шить ме­ня Сла­вя, — не вы од­ни. Али­са с Уль­яной то­же не приш­ли.
Ещё бы. А уга­дай­те, в ка­ком сос­та­ве вче­ра со­бира­лась ячей­ка ре­волю­ци­он­ной борь­бы про­тив ску­ки? Ес­ли на­ша ра­пун­цель сей­час сде­ла­ет пра­виль­ные вы­воды, то на­гоняй нам чет­ве­рым бу­дет обес­пе­чен.
— Ну, раз вы уже на но­гах, да­вай­те на ли­ней­ку. Оль­га Дмит­ри­ев­на прог­рамму на се­год­ня пе­ред зав­тра­ком объ­явит.
 — Ты иди, а мы не умы­тые ещё, — Ан­на по­дала го­лос, — к умы­валь­ни­кам за­вер­нём и до­гоним, — и с на­жимом до­бави­ла, — и про­вожать нас НЕ НА­ДО.
 — Так и быть, толь­ко не за­дер­жи­вай­тесь, — Сла­вя, воп­ре­ки мо­им ожи­дани­ям про­дол­жившая при­вет­ли­во улы­бать­ся, раз­верну­лась и от­пра­вилась по сво­им де­лам.

— Ань, ты за что так Сла­вю нев­злю­била?
За не­ус­тавным об­ра­щени­ем вновь пос­ле­довал ты­чок лок­тем.
 — Бе­сит, — од­нослож­но про­цеди­ла она, — ты ли­мон ког­да-ни­будь це­ликом про­жевать про­бовал?
 — На но­вый год, лет в пят­надцать.
 — И как ощу­щения?
 — Пе­редёр­ги­ва­ет все­го. Ещё очень хо­чет­ся вып­лю­нуть эту кис­ля­тину и по­чис­тить язык.
 — Сла­вя — ли­мон, — под­ве­ла итог Ан­на.
 — Бес­по­ко­юсь я за а­уру твою, она так за три дня сов­сем по­зеле­не­ет.
 — Слу­шай, Ка­ли­ос­тро пи­онер­ско­го раз­ли­ва, а с че­го ты её во­об­ще за­щища­ешь? Не­уже­ли втрес­кался? 
В та­кие мо­мен­ты при­нято сму­щать­ся. Да с че­го она взя­ла? Нет, Сла­вяна ра­зуме­ет­ся, кра­сави­ца и ум­ни­ца, да и ком­со­мол не за го­рами, но… ах, это был мой ста­рый враг — сар­казм. Опять он ме­ня чуть на ло­пат­ки не уло­жил.
 — Ну ты ска­жешь, мать! Я дя­день­ка уже боль­шой, на пи­оне­рок и муль­тяш­ных прин­цесс за­падать как-то не по ста­тусу. Осо­бен­но ес­ли эти ка­тего­рии сме­шать в та­кое вот си­нег­ла­зое чу­дище.
 — Лад­но, — сес­тра ус­мехну­лась, — пош­ли умо­ем ро­жи и раз уж зас­та­вил встать ни свет ни за­ря, про­гуля­ем­ся, по­ка ос­таль­ные на ли­ней­ке тух­нут. Зря я что ли Фе­ок­тисто­ву от­ши­ла? — она схва­тила ме­ня за ру­ку и по­тащи­ла за со­бой. Ну, а мне что де­лать? Бро­сить её? Так всё рав­но на ли­ней­ке сдать при­дёт­ся, раз уж од­на свет­лая го­лова нас уже ви­дела на но­гах и прод­равши­ми гла­за. Про­падать, так вмес­те, я так счи­таю.

***

 Ан­на, ни ра­зу не по­доз­ре­вая, от­ку­да в ла­гере пос­ре­ди са­мого на­тураль­но­го ни­чер­та бе­рёт­ся во­да, и уж тем бо­лее, ка­кими ме­тода­ми она наг­ре­ва­ет­ся, ви­димо, ре­шила сэ­коно­мить вре­мя и су­нула под струю го­лову це­ликом.
 — И-и-и-и! Ка­ка­яс­во­лочь­от­ру­била­горя­чу­юво­ду?! — про­ора­ла она на од­ном ды­хании, от­ско­чив от умы­валь­ни­ков.
 — Не зна­ешь бро­ду — не лезь в во­ду, — про­ком­менти­ровал я, и ос­трож­но за­чер­пнув во­ды, плес­нул ей се­бе в фи­зи­оно­мию. Сра­зу об­да­ло бод­ря­щим хо­лодом. Айс, как го­ворит­ся, — ух, ле­пота!
 — Н-н-не вы-вы-пен­дри-ивай­ся, а то п-п-пло­хо к-к-кон­чишь.
 — Зу­бами не сту­чи, это эмаль раз­ру­ша­ет.
 — Сна­чала по­кажи дип­лом сто­мато­лога, а уже по­том со­веты да­вай, — па­риро­вала она, но дрожь в зу­бах всё же уня­ла.

 Толь­ко я со­бирал­ся от­ве­тить Ан­не но­вой под­колкой — для нас это ста­ло спор­тивной дис­ципли­ной по ти­пу пинг-пон­га, как что-то бе­лое и очень быс­трое по­кину­ло тра­вяные за­рос­ли, в один миг доб­ра­лось до ме­ня и ни­чуть не те­ряя ско­рос­ти, заб­ра­лось мне на спи­ну. Я да­же за­пани­ковать не ус­пел.
 — Ни­фига се­бе, — гла­за Ан­ны ок­ругли­лись и ра­дос­тно заб­лесте­ли, — на жив­ца и зверь бе­жит.
 — По­ка ты тут гла­зами хло­па­ешь, зверь бы ме­ня дав­но сож­рал, — я мед­ленно, ста­ра­ясь не дать по­вода от­ло­жить в ме­ня яй­ца или ужа­лить, раз­вернул­ся спи­ной к сес­тре, — оно на- или под ру­баш­кой?
 — Спо­кой­но. Без глу­пос­тей, — она с пло­хо скры­ва­емым ве­сель­ем вос­про­из­ве­ла ста­рое кли­ше, — эта тварь мо­жет по­чу­ять страх…
А так­же утас­ки­вать лю­дей в своё ло­гово, ага.
 — Ну, что там?
 — Сред­не­авс­тра­лий­ский туш­канчик-пти­це­ед. Всё, ды­ши. Мо­жешь по­вора­чивать­ся.
В ла­донях Ан­на дер­жа­ла бе­лую кры­су, пя­лив­шу­юся на ок­ру­жа­ющий мир чёр­ны­ми гла­зами-бу­сина­ми.
 — Так вот ты ка­кой, туш­канчик-пти­це­ед. Ну, и что нам с то­бой де­лать?
 — В по­лик­ли­нику сдать, для опы­тов, — раз­дался го­лос по­зади нас.

 К нам ша­гала ма­дам в бе­лом ха­лате, скры­ва­ющем под со­бой… мда, весь­ма впе­чат­ля­ющие фор­мы. Та­кой раз­мер во­об­ще бы­ва­ет? Тпр-р-ру! От­бой, пи­онер, гла­за на­ходят­ся вы­ше! О, ге­терох­ро­мия. Та­кое со­чета­ние осо­бых при­мет точ­но нес­ко­ро за­будет­ся.
 — Да­вай­те ско­тину сю­да, раз­но­яй­це­вые, — она про­тяну­ла Ан­не клет­ку, — по­ка эта зло­дей­ка опять ку­сать­ся не на­чала, — та пос­лушно за­пих­ну­ла зве­рюгу в при­над­ле­жащую ей жил­пло­щадь.
 Ан­на проч­ла вслух со­дер­жи­мое не­боль­шой таб­лички, зак­реплён­ной на клет­ке:
— «Эк­спе­римент № 404, от­ветс­твен­ный: Кол­лай­дер В.Ц.», — так она ла­бора­тор­ная?
 — Сво­бодо­люби­вая, — по­жало­валась на кры­су хо­зяй­ка, — веч­но сбе­га­ет на по­ис­ки сво­бод­ной люб­ви. А с то­бой, Эк­зе­куция, — она под­ня­ла клет­ку на уро­вень ли­ца и пог­ро­зила гры­зуну паль­цем, — мы по­об­ща­ем­ся поз­же. Лич­но сте­рили­зую. Без анес­те­зии!
Ха­лат, ла­бора­тор­ная кры­са, об­щий век­тор шу­точек — всё это в ус­ло­ви­ях лет­не­го ла­геря мо­жет со­четать­ся толь­ко в од­ном су­щес­тве — мед­ра­бот­ни­ке.
 — Из­ви­ните, а… — я ре­шил пе­ретя­нуть вни­мание, но был обор­ван.
 — Из­ви­няю, — ме­дик не от­ры­вала взгля­да от клет­ки, про­дол­жая ос­матри­вать зверь­ка — Ви­ола. В при­сутс­твии нач­ла­геря — Ви­олет­та Цер­новна. Клиз­мы, бин­ты, соль, спич­ки — не­доро­го.
 — А как нас­чёт зе­лён­ки? — наш­лась Ан­на. Раз­го­вор сам шёл в нуж­ное рус­ло, так по­чему бы и не?
Ви­олет­та Цер­новна — наз­вать эту, с ва­шего поз­во­ления, да­му, Ви­олой язык не по­вора­чивал­ся — взгля­нула на нас так, что воз­никло ощу­щение, буд­то на­хожусь я в ка­бине­те рен­тге­нос­ко­пии.
 — Зе­лён­ку, де­воч­ка моя, за­рабо­тать на­до — от­ве­тила она бар­хатным го­лосом, — ес­ли я её да­ром раз­да­вать ста­ну вся­кий раз как пи­оне­ры в кар­ты ре­жут­ся, то ни на ка­кие бо­ляч­ки по­том не хва­тит.
 — И как же за­раба­тывать?
 — Че­му их толь­ко в шко­ле учат, а, Эк­зе­куция? — об­ра­тилась вра­чиха к кры­се - Зна­чит так, фа­заня­та, — за­говор­щицки пе­рей­дя на по­лушё­пот про­дол­жи­ла она, — пос­ле зав­тра­ка шу­ру­ете в мед­пункт, я на пра­вах ко­опе­рати­ва вас у во­жатой арен­дую, про­бир­ки про­тирать, а там уже раз­бе­рём­ся ко­му, сколь­ко, ку­да и ка­ким ме­тодом. Всё яс­но? Взя­лись за руч­ки и ма­гом шарш.
Ед­ва мы ус­пе­ли раз­вернуть­ся, как она сно­ва нас ос­та­нови­ла.
 — Кое-что ещё, раз­но­яй­це­вые. Вы мол­чок про Эк­зу, а я не сдаю двух… пи­оне­ров, про­гули­ва­ющих от­рядное ме­роп­ри­ятие без ува­житель­ной при­чины. Вот те­перь кыш!

 Вто­рой раз пов­то­рять нуж­ды не бы­ло и опом­ни­лись мы толь­ко на под­хо­де к сто­ловой. Де­мони­чес­кая жен­щи­на, даль­ней­шие ком­мента­рии из­лишни.
 — Ан­дрей, как ду­ма­ешь, за­чем ей кры­са? — спро­сила сес­тра, про­бира­ясь че­рез кус­ты, от­го­ражи­ва­ющие сос­няк от ци­вили­зации.
 — Мо­жет, под Ша­пок­ляк ко­сит? — вклю­чил ду­рака я, — Вы­ходит, чес­тно го­воря, так се­бе — не тот ти­паж.
 — Поп­равь ме­ня, ес­ли оши­ба­юсь, — Ан­на про­иг­но­риро­вала шут­ку, — но жи­вот­ные тут под зап­ре­том и ко­му, как не че­лове­ку от ме­дици­ны дол­жно быть это из­вес­тно.
 — Тем не ме­нее — фак­тум эст фак­тум. Кры­са-не­легал в ла­гере есть и на­ходит­ся на её по­пече­нии. И ка­жет­ся, мы её этим шан­та­жиру­ем. Что ду­ма­ешь?
 — Я ду­маю, что с та­ким мо­гущес­твен­ным су­щес­твом как врач, тем бо­лее — единс­твен­ный в ок­ру­ге — дру­жить по­лез­нее. В том чис­ле и для здо­ровья.

***

  Все на­ши, кро­ме ры­жих, уже рас­се­лись кто ку­да и ув­ле­чён­но пог­ло­щали зав­трак. Тем же за­няти­ем, ви­димо, за­нима­лась и Оль­га Дмит­ри­ев­на, пос­коль­ку ник­то не вос­пре­пятс­тво­вал мо­ему и Ан­ны при­со­еди­нению к тра­пезе.
 — А вот те­перь ве­ща­ем за гу­мани­тар­ку, — заб­ро­сив в же­лудок нес­коль­ко ло­жек пер­ловки на­чал я, — де­тали с со­дер­жа­ни­ем мо­его школь­но­го учеб­ни­ка ис­то­рии яв­но не схо­дят­ся, это мы ещё вче­ра у­яс­ни­ли.
 — Пред­ла­гаю, об­разно вы­ража­ясь, про­верить глу­бину но­ры, — отоз­ва­лась Ан­на, — у нас под бо­ком биб­ли­оте­ка, пос­ле мед­пун­кта на­веда­юсь ту­да и на­веду справ­ки.
 — Идёт, — сог­ла­сил­ся я, —, а тем вре­менем я заг­ля­ну в клуб на пред­мет тех­ни­чес­кой ли­тера­туры.
 — А раз­ве те­бя эти, — она по­каза­ла на Сы­ро­еж­ки­на с Шу­риком, ожив­лённо о чём-то бе­седу­ющих в даль­нем уг­лу. При­чём, Элек­тро­ник как-то уж очень фа­натич­но раз­ма­хивал лож­кой, — по­том без член­ско­го би­лета вы­пус­тят?
Я об­ре­чён­но вздох­нул и от­махнул­ся.
 — Что-ни­будь при­думаю, где на­ша не про­пада­ла.
 Как го­ворит­ся — без­вы­ход­ных по­ложе­ний не бы­ва­ет в прин­ци­пе. Толь­ко вот то­го, кто это ска­зал сра­зу пос­ле его ре­чи сра­зу же за­муро­вали в кир­пичной сте­не. Ка­жет­ся, тот то­варищ поз­нал эту ис­ти­ну слиш­ком поз­дно. Или умел про­ходить сквозь сте­ны, что ма­лове­ро­ят­но. Бу­дем учить­ся на его ошиб­ке.

 Ме­ня сно­ва хлоп­ну­ли по спи­не, да так, что я чуть не по­пер­хнул­ся кус­ком со­сис­ки, ко­торый пе­ред этим от­пра­вил в рот.
 — Са­лют, бо­тани­ки! — Али­са при­дер­жи­валась вче­раш­не­го ре­пер­ту­ара.
 — О, Али­са. При­сажи­вай­ся, — взбод­ри­лась Ан­на, — на ли­ней­ке бы­ла?
 — Приш­лось, — не­доволь­но приз­на­лась та, — Фе­ок­тисто­ва ни свет ни за­ря из пос­те­ли, счи­тай, вы­тащи­ла. Приш­лось до­сыпать в сто­ячем по­ложе­нии. Впро­чем, Дмит­ри­ев­на и са­ма поч­ти та­кая же бы­ла — вро­де не за­мети­ла.
 — Ут­ро доб­рое! — в этот раз вмес­то от­кры­той ла­дони, по мо­ему хреб­ту при­шёл­ся Уль­янин ку­лачок. Вот вро­де и ма­лень­кая, не­дос­та­ток сил с лих­вой ком­пенси­ру­ет­ся дурью, — го­ни со­сис­ку!
Я пог­ля­дел на ух­мы­ля­ющу­юся мор­ковку, за­тем на ос­тавшу­юся по­ловин­ку со­сис­ки, с из­де­ватель­ской улыб­кой за­пих­нул её за ще­ку и до­воль­но за­явил:
 — А фот фих те­фе!
 — Жа­дина-го­вяди­на! — на­дулась Уля и по­каза­ла мне язык.
 — Да пусть по­давит­ся, — сно­ва «под­держа­ла» ме­ня сес­тра, — че­го тол­ку эти кон­цен­тра­ты жрать. Сам же по­том по вра­чам ша­рахать­ся и бу­дет.
 — А вы, кста­ти, где ша­раха­лись? — сно­ва встря­ла Два­чев­ская.
 — В от­ли­чие от не­кото­рых, мы на сон вре­мя не тра­тим, — по­кон­чив с тра­пезой, я от­ки­нул­ся на спин­ку сту­ла, — Сон — пе­режи­ток ца­риз­ма!
 — Ко­роче, Скли­фосов­ский.
 — Про­из­во­дили раз­ведку мес­тнос­ти. Ук­ромные уг­лы по­дыс­ки­вали, чтоб тру­пы за­капы­вать, — свёл я всё к шут­ке, не при­думав но­вого вранья.
Али­са вы­пучи­ла гла­за. Всё бы от­дал, чтоб пос­мотреть, как у неё ке­фир из но­са по­течёт, но свою пор­цию та уже вы­лака­ла. Ан­на, уви­дев её ре­ак­цию, то­же ре­шила по­дыг­рать:
 — Так-то, Два­чев­ская. Пи­оне­ры спят, а нам, мань­якам са­мая ра­бота, — про­тяну­ла она, за­чёр­пы­вая лож­кой ка­шу.
 — Не хо­тите го­ворить — и не на­до, — за­гово­рила вновь Уль­яна, об­чистив свою та­рел­ку. Го­ните луч­ше зе­лён­ку.
 — Зе­лён­ка… в про­цес­се. К обе­ду бу­дет, — по­обе­щал я.
 — Уль, а мо­жет их на счёт­чик пос­та­вить?
 — Я те­бе пос­тавлю! — сес­тра воз­му­тилась, — из­ме­нение ус­ло­вий до­гово­ра без сог­ла­сия на то од­ной из сто­рон — это де­вят­надца­тый век, а сей­час за та­кие штуч­ки… хмумпф! — я зак­рыл ей рот ла­донью.
 — Ан­на хо­тела ска­зать, что жад­ность — это пло­хо. Ну ку­да вам столь­ко зе­лён­ки? Не че­рез ру­мын­скую же гра­ницу вы её кон­тра­бан­дой пе­реп­равля­ете! Так, сес­трён­ка?
Ан­на, вмес­то то­го, чтоб сог­ласно кив­нуть, скрес­ти­ла ру­ки и за­кати­ла гла­за.

 Уль­яна дёр­ну­ла со­сед­ку за ру­кав, не дав ей от­ве­тить, и ука­зала в прос­транс­тво по­зади нас.
 — По­няла, ва­лим, — сог­ла­силась Али­са. Я и Ан­на обер­ну­лись в ука­зан­ную Уль­ян­кой сто­рону — к нам приб­ли­жались Оль­га Дмит­ри­ев­на с мед­сес­трой. А мед­сес­трой ли? Вряд ли мед­сёс­тры про­водят опы­ты на жи­вых су­щес­твах. Тут ско­рее док­торша. Да, пусть бу­дет док­то­ром.
Раз­дался звон бро­шен­ных ло­жек, стулья за­шар­ка­ли по ка­фелю и в сле­ду­ющий мо­мент ни Али­сы, ни Уль­яны за сто­лом уже не бы­ло. В сла­жен­ности со­юзу ры­жих, по­ходу, мог по­зави­довать иной от­ряд спец­на­за.

 — Вот, Ви­олет­та, о них я и го­вори­ла. Па­рень прав­да, им­пуль­сив­ный че­рес­чур, но ду­маю, сес­тра его в уз­де сдер­жит.
Ви­олет­та Цер­новна бро­сила на нас кри­тичес­кий взгляд.
 — Ну я не знаю, Оль­га Дмит­ри­ев­на, мо­жет всё же твою по­мощ­ни­цу вмес­то не­го в па­ру к близ­няшке от­дашь?
Я ед­ва сдер­жи­вал­ся от то­го, что­бы рас­плыв­шись в улыб­ке, ис­портить док­то­ру Кол­лай­дер энд­шпиль. От­ку­да, ин­те­рес­но, она про неп­ри­язнь Ан­ны к Сла­ве уз­на­ла?
 — Сла­вяну я и так уже заг­ру­зила, — во­жатая сто­яла на сво­ём, — она в биб­ли­оте­ку на убор­ку выз­ва­лась.
Ну ещё бы, ста­нет она та­кие цен­ные кад­ры раз­ба­зари­вать. Дру­гое де­ло — спла­вить док­торше ко­го не жал­ко, а той толь­ко это и на­до.
 — Лад­но, тог­да бе­ру ком­плект, — поз­во­лила она се­бя уго­ворить. Как итог — и сво­его до­билась, и по­доз­ре­ний не выз­ва­ла. Го­лова…
 — Так, близ­не­цы. — Оль­га об­ра­тилась к нам, — как за­кон­чи­те зав­тра­кать — бу­дет вам «по­рабо­тать». Идё­те в мед­пункт, Ви­олет­та Цер­новна на мес­те всё объ­яс­нит.
Мы, до это­го мол­ча наб­лю­дав­шие за ди­ало­гом, пе­рег­ля­нулись и сог­ласно кив­ну­ли.

***

 — В об­щем, тех­ни­ку бе­зопас­ности вы и са­ми зна­ете, — от на­пус­кной серь­ёз­ности, ко­торую док­тор Ви­олет­та из­лу­чала в сто­ловой, не ос­та­лось и сле­да, — от се­бя до­бав­лю, что в пре­делах мо­их вла­дений при­нимать что-ли­бо вов­нутрь мож­но толь­ко с мо­его раз­ре­шения, как и на­жимать на крас­ные кноп­ки. На­де­юсь, вы не даль­то­ники.
С эти­ми сло­вами она рас­пахну­ла пред со­бой дверь мед­пун­кта и вош­ла внутрь. Приг­ла­шения для нас не пос­ле­дова­ло и мы вош­ли са­ми.

И словно безумный,повторяю снова и снова и снова и снова и снова и снова и снова и снова

P.s. 300й,шучу,не 300й

Фраза дня: "И крик ОД с утра нам сладок и приятен!"(© Pink Dildo)

Против системы пошёл,красавчик!

Сегодня вместо Кабаныча я.

Как я уже говорил...

Борись!Борись я сказал!!!И не смей сдаваться из-за мелочей!

P.s. я так просто не сдамся,учитывая новые возможности,бе-бе-бе :P http://vn.reactor.cc/post/2125680

Всем терпения и всего хорошего!Всего вам,братья и сестры хорошего!

Продолжение

1 глава http://vn.reactor.cc/post/2310619
2 глава http://vn.reactor.cc/post/2336203
3 глава http://vn.reactor.cc/post/2344710
4 глава, часть 1 http://vn.reactor.cc/post/2360187
4 глава, часть 2 http://vn.reactor.cc/post/2363608
4 глава, часть 3 http://vn.reactor.cc/post/2367158
5 глава http://vn.reactor.cc/post/2381587
6 глава http://vn.reactor.cc/post/2397063
7 глава http://vn.reactor.cc/post/2425682
8 глава http://vn.reactor.cc/post/2452127


IX
Территория

Обед. В этом лагере мне-разумному осталось три обеда, не считая сегодняшнего, но в столовой об этом не знают и поэтому кормят тем-же, чем и всех остальных, да и пионеры без очереди не пропускают. Все-таки очень занятный лагерь. Единственный лагерь, из тех, в которых я был, где персонал стоит с пионерами в общей очереди. Подтверждая это мне в хвост пристраивается вожатая.
– Семен, ты не видел Шурика?
А как догадалась, что видел? И вообще, я тут причем, Второй же есть? Что-ж мне, до тепловой смерти Вселенной Шурика искать? Хотя это так – не вопль отчаяния, а просто мысленное бурчание.
– А как догадалась, что видел?
– Семен, я серьезно.
– Так и я серьезно, полчаса назад мы пересеклись у клубов. Я сюда, а он туда.
– Ох, ну хорошо, а где-же он был? Ты не знаешь?
Помню я договоренность с Шуриком, помню.
– Да не получалось у него что-то, он пошел проветриться, задумался на ходу и выпал из реальности, гений ведь, сама знаешь. Хорошо – далеко не ушел, но все равно, пока очнулся, пока сориентировался, пока назад вернулся.
А еще у меня появилась мысль. Мысль про завтрашний поход, раз уж мне не отвертеться.
– Ольга, у меня есть идея.
От окошка раздачи мы уже отошли, и сидим вдвоем, друг напротив друга.
– Так. Сразу говорю, еще одно мое купание ты не переживешь!
– Да я вообще-то о походе.
– Семен. Я уже заранее боюсь твоих фантазий… Заведешь мне детей в подземелье.
– Ну, не в подземелье, но место поменять хочу. Да и, тебе-же понравилось купание, сознайся хоть себе.
А я что? Ну, во-первых, так оно веселее. А, во-вторых, сейчас пришло в голову, что я могу сделать что-то такое, что пионеры запомнят, не смотря на перезагрузку перед очередным циклом. Пусть на уровне эмоций, ощущений и мышечной памяти, но запомнят. А есть еще, в-третьих, и, наверное, даже, в-четвертых, но это личное. В общем, поступаю по отношению к Ольге некрасиво, примерно как поступил с Ульяной в прошлом цикле, когда мне понадобилось попасть вечером в библиотеку. Зная слабые места вожатой вывожу ее на эмоции и добиваюсь того, что включается Оля. Не надолго. Только, чтобы успеть подмигнуть мне, показать кулак и разрешающе кивнуть головой, но мне жаль. Я жалею о двух вещах: вот об этом использованном мной приеме, и о том, что Олю я больше не увижу – это как прощание с ней было.
Выхожу на крыльцо, подождать Алису с Ульяной и хватаюсь за голову. Черт! Это же сотню оболтусов нужно провести по лесу, чтоб не потерялись, разместить на берегу и проследить чтоб не утонули, ночью следить, чтобы мальчики с девочками по кустам не уединялись, и, еще вопрос, единственная ли в лагере бутылка водки?… Потому что, сколько циклов живу и, кажется, наизусть все выучил, а сигареты тут впервые увидел. Ох, доктор, дайте мне таблеточек, я бациллу ответственности подхватил.
Наконец выходят рыжие.
– Нас ждешь? Опять в авантюру втягиваешь?
– А почему сразу в авантюру?
– А потому что вы с вожатой так друг на друга сейчас орали, что ясно было – ты задумал что-то, а она сопротивляется.
– Алиса, а вы против? А то я вон – Катьку с Викой привлеку.
– Я тебе привлеку! Колись давай.
– Ну тогда идем ко мне.
В тренерской я достаю из шкафа свернутый в трубочку план лагеря и окрестностей, тот, с периметром отмеченным синим карандашом, который мы с Ульяной украли из административного корпуса. Это настоящий план: в масштабе, с координатной сеткой, с легендой, со всеми тропинками и лесными озерами, не чета тому, который висит на информационном стенде. Знал бы я об этом плане циклов эдак пятьдесят-семьдесят назад…
– Ульяна, теперь то видишь? – спрашиваю, а сам веду пальцем по синей линии.
– Вижу? Да! Теперь вижу!
Вот и еще один способ отличать проснувшихся пионеров.
Сажусь на кровать, девкам киваю справа-слева от себя, разворачиваю план на коленях.
От «Совенка» к старому лагерю идет, в общем-то, широкая, хоть и заросшая тропа. Но на поляне старого лагеря она не кончается, а, загибаясь к югу, выходит на берег реки почти у самого периметра. Обвожу пальцем это место.
– Вот сюда мы и пойдем в поход. И мне нужна ваша помощь.
Я специально самоустраняюсь и смотрю, как они справятся. Программа стандартная, но не стандартное место: выйдем завтра после ужина, вечер просидим за разговорами у костра, встретим закат и, часам к одиннадцати, вернемся в лагерь.
Амазонки водят пальцами по плану, прикидывают расстояние, время, сколько и чего нужно брать.
– Но придется пасти, чтоб не потерялся никто по дороге, особенно мелкие. А пастухов: я, вожатая, вы – девочки и Сашка, ну, футболистов еще можно Сереге-зайцу поручить, и всё. И командовать вам, а я так, на подхвате буду.
– Семен, скажи, ты все-таки сбежать решил? Дела передаешь? Ведь не просто так ты на нас сейчас все сваливаешь.
– Не то, чтобы сбежать. Подожди до костра, Уля – все расскажу.
И две пары глаз, голубые и янтарные, смотрят внимательно. А мне пора идти уже к бабуле – помириться с ней.
– Ну смотри. Будем ждать. Ладно, иди, мирись со своей поварихой, на волейболе увидимся.
Вот действительно, как и говорила Ульяна, скорость распространения сплетен в лагере превосходит скорость света. Никому о содержании разговора с Глафирой Денисовной не говорил, но все уже знают – поссорились.
Иду в столовую медленно – идти в столовую тяжело. И день замечательный, хотя бы уже тем, что по подземельям лазить не надо и других дел полно – тот же домик у пироманьяков проверить и с доктором потолковать, да и сходить – проверить тропу до предполагаемого места костра не мешало бы. В общем-то Лена вчера была права, все уже давно быльем поросло, проблема потеряла свою актуальность и отставлена в сторону, как несущественная, и можно просто махнуть рукой и оставить все, как есть. А то несерьезно получается: утром ругался, а сейчас уже объявляю, что претензий, собственно, и нет никаких. Вот как так? Виновата бабуля, а стыдно мне. Госсподя, ну как-же так? И как будто это я у нее прощения просить иду.
Дверь в каморку бабы Глаши чуть приоткрыта. Стучусь и чуть не падаю с крыльца, сбитый с ног Сашкой. Ляксандра проносится мимо, но отбежав на десяток метров оглядывается – кого она там чуть не растоптала, видит меня, быстро-быстро отворачивается и убегает окончательно. Мне не нравится, как она выглядит: как пыльным мешком ударенная, как человек у которого только что отняли что-то самое дорогое, как… как… Что там говорят: «Человек, возьми все, что пожелаешь, но заплати за это настоящую цену?» Не знаю, что там она пожелала, но настоящую цену сейчас, судя по ее виду, Сашка явно заплатила. Пару секунд выбираю, но нет – баба Глаша подождет, а Сашка дороже, разворачиваюсь спиной к двери и бегу догонять Александру. Все тот же язык леса, тянущийся от забора, между библиотекой и бадминтонной площадкой и упирающийся в столовую. Не очень большой, но если захотеть – спрятаться можно. Можно спрятаться, так что не найдут, но только двоим: рыжей, с голубыми глазами, либо зеленоглазой, у которой волосы с фиолетовым отливом, и то, я бы, пожалуй, взялся их поискать. А Саша, Саша – вот она, чуть отошла с тропинки, спряталась за сосну, чтоб ее видно не было, и сидит, обняв колени, прислонившись спиной к той же сосне. Не плачет, нет – не тот характер, но сидит уйдя куда-то далеко вглубь себя. Маленькая, худенькая, почти прозрачная – земля сквозь нее просвечивает. А ведь земля и вправду просвечивает, дематериализация? Я, проходя мимо, задерживаю свою руку на ее левом плече и слегка пожимаю. Плечо, как поролоновое ощущается, но чувствую пальцами, как оно постепенно твердеет.
– Сашка, останься.
Но понимаю уже, что остается, на меня глянула, но решила, что мне можно и опять в себя ушла.
Саша, надеюсь, скажет, что с ней приключилось, или даст понять, что все в порядке. Но вот бабуля, Глафира Денисовна эта, кажется заслуживает отдельного решения, пока я еще способен эти решения принимать. Не знаю, что она там Саше сказала, но оставлять у себя за спиной эту бабушку я не хочу. В общем так: даю Сашке полчаса, нет – сорок пять минут, и если ничего не добьюсь, то пойду разбираться с поварихой. Выбираю место почище, отворачиваюсь, чтобы не смущать прямым взглядом ребенка, откидываюсь на спину, закинув руки за голову, и смотрю сквозь кроны деревьев на облака. Высоко в небе ползут тюки с ватой, в памяти откуда-то всплывает слово «альтокумулюс». Перевожу взгляд ближе – поползень, оправдывая свое имя, ползает по стволу попеременно то вверх головой, то вниз. Взгляд еще на один уровень ближе – гроздья калины, еще зеленые. Еще ближе – красно-черный жук деловито лезет вверх по травинке по своим жучиным надобностям. Со спортплощадки слышны голоса и удары по мячу, кто-то из среднего отряда тоже балуется волейболом. Сейчас встану, еще раз легонько пожму Саше плечо, скажу ей, что она не одна и пойду воспитывать засекреченное мировое светило, возможно даже ремнем. Видимо, вот так и подкрадывается маразм, ведь мировому светилу девяносто четыре года, хотя и выглядит лет на семьдесят, максимум.
– Как же так? – прерывает молчанье Саша. Ведь я же живая. Семен, скажи, я же живая? Я хожу, я дышу, я сплю, я мечтаю. Я думаю и чувствую, наконец. И вы все здесь со мной… рядом со мной. Вот скажи, ты же пришел сюда, ко мне, сейчас. Почему?
Я молчу, а Сашка требовательно смотрит.
– Отвечай!
– Я увидел, что тебе плохо. Была бы ты посторонней, наверное, прошел бы мимо. Но ты – нет. Хотя, прогнала бы сейчас – ушел бы, может быть, а может и нет – мне не все равно, что с тобой происходит. Но ты не прогнала, поэтому я остался.
– Да. Хотя ты на меня и смотришь как на ребенка, а не как на девушку, ты даже в Ульяне больше девушку видишь, а ведь она младше меня. Но ты мой друг и прибежал за мной сюда. Значит ты меня видишь, меня – живого человека. Не думай, мне ничего от тебя не надо, но то, что есть – я очень ценю. И вдруг он мне говорит, что я – автомат, который запрограммирован считать себя живым человеком. Я ведь сначала подумала, что он – это ты.
Нет, в какой-то мере, он это действительно я, но мне остается только скрипнуть зубами – это существо уже добралось до моих друзей. Правда, есть и хорошая новость – бабуля частично реабилитирована.
– Саша, чье мнение для тебя важно? Близких людей или злобного сумасшедшего, который, к тому-же, нематериален.
– Ты его знаешь? Меня очень больно ранил этот твой сумасшедший.
– Он не мой. Был бы мой, его бы здесь не было. Как он выглядел? Похож на меня, но лица не разглядеть?
– Ну да. И голос твой. Только у тебя интонации другие, ты с людьми часто, как с маленькими детьми, которые потерялись, разговариваешь, даже с вожатой. Не кричишь никогда, даже когда что-то плохое, вон, как с пожаром этим. Ты же на Сережу с Васей не кричал, а сочувствовал им, что-ли. Что вот теперь им придется домик ремонтировать, а могли бы в футбол играть. Вот и с остальными – ты, когда говоришь, у тебя какое-то сочувствие и желание помочь в голосе проскакивает. А этот… Мне после того разговора так плохо стало и все безразлично, как-то. Захотелось, чтобы меня просто не было. Нет, не хочу рассказывать – вдруг разревусь.
– А сейчас?
– Сейчас тоже плохо, но терпимо. Это пройдет.
– Точно пройдет? На будущее, и сама не разговаривай с ним и ему не отвечай. Сделать он тебе ничего не сможет, кроме как словом, так что просто проходи мимо. И Мику передай, к ней он тоже может придти.
Да, большинство наших встреч с Пионером так и происходили, многослойные фразы с ядом внутри, с его стороны и игнор – с моей. Это, кажется, единственный способ взбесить Пионера по настоящему.
Смотрю на Сашку, действительно, плохо ей, но, все-таки, удивительно крепкая психика у девочки. Двадцать минут назад сидела и готовилась исчезнуть, потерянно смотрела в одну точку, а сейчас уже можно отпускать без опасений. Переживает еще, но уже ясно, что справилась.
– …а почему ты говоришь, что он не материальный? Как привидение, да? Как же он тогда дверь открыл?
– А вот так. Двери открывает, может сесть рядом на диван и диван продавится, может что-то в руки взять и тебе передать, а попробуй его потрогать – только кожу покалывает и рука внутрь него проваливается. Именно поэтому у него еще все зубы целы. Я когда-то попробовал, а он только смеялся.
– Спасибо.
– За что?
– За то, что когда-то попробовал, за то, что одну сейчас не оставил, да много за что.
– Сашка, ты меня смущаешь. Пойдем уже, а? Хватит тут уединяться в кустах.
– Пойдем. Только… ты мне потом еще расскажешь? Я, конечно, тебе и вчера не поверила, и сейчас не верю. Но интересно.
– Сказки, значит, любишь? А ведь большая девочка уже, целых семнадцать годиков. Расскажу.
Мы уже идем по тропинке, возвращаясь к столовой, а у самой границы леса Саша останавливает меня и стряхивает приставшую хвою с моей спины. На секунду ее рука замирает и отряхивание превращается в короткую ласку, а потом она хлопает меня между лопаток, совсем по Алисиному.
– Все, теперь иди к своей поварихе. Нет постой, Катя с Викой на наш волейбол просятся. Можно им?
Пожимаю плечами и киваю, можно наверное, как остальные решат.
– Приводи, но это как остальные решат. Волейбол вечером, это же у нас так – приятное времяпрепровождение. Я там не начальник.
Баба Глаша у себя, сидит за столом, что-то записывает в своей тетради, смотрит на меня поверх очков, потом пододвигает ко мне чайничек с заваркой, пододвигает ко мне сахарницу. Пахнет, кстати лекарствами. Корвалол?
– Пришел-таки. Чашка в серванте, чайник с кипятком на тумбочке. Что скажешь хорошего, физрук?
– Баба Глаша, мне тоже приятно тебя видеть. Мой двойник тут появлялся, Сашку напугал, а я за тебя обеспокоился.
– Не беспокойся. Пока ты его сюда не впустил он только пугать и может.
– Я, а как же Второй? Это же его лагерь.
– Каппа… Ну, вес личности, что-ли, если упрощенно, у тебя выше, а появился ты тут одновременно с ним. Твой Второй только потому тут держится, что вы с ним не пересекаетесь и ты его сюда принял.
Наливаю себе чай, сажусь напротив и потихоньку, мелкими глотками, отпиваю. Оглядываю комнату и замечаю бутылек на подоконнике. Да, корвалол.
– Баба Глаша, ты как к собакам относишься? Ну, или к кошкам, если они тебе ближе.
А вот вопрос про кошек бабулю заинтересовал. Кстати, домашних животных здесь нет, ни одного кота, ни одной собаки при столовой или при складе.
– Это ты к чему про кошек спросил? Видел чтоль?
– Ни одной. Я про тебя спросил, а не про кошек.
Представил себе картину – бабуля, втайне от всех, прикармливает на чердаке столовой кота. Нет, десятка три котов. Приносит к ним по вечерам кастрюлю с украденным у пионеров мясом… О нет, вспомнил свой сценарий ужастика из предыдущего цикла. Кастрюлю с мясом «активированного организма», а коты обступают ее вокруг, орут и дрожат от возбуждения и предвкушения. И реклама: «Пионерискас. Активированный организм для ваших питомцев! Только лучшее, только молодость!» Кстати, интересно, как живность в режиме жизни по циклам себя чувствует?
А баба Глаша, оказывается, отвечает на вопрос
– Была у нас овчарка когда-то. Дик. Двенадцать лет прожил. Больше не стали заводить – тяжело было, когда он уходил.
Замолчала и ждет моей реплики, а я формулировку в голове потерял, а надо, ведь не для поддержки разговора я про кошек спросил. Ладно, попробую по новой, пусть и коряво.
– Вот есть люди, которые собак любят больше чем окружающих. И я их понимаю. Животные – они честные, они любят тебя такого, какой ты есть, они не предают… Любой собаколюб продолжит. Ну, или кошколюб. Я к чему – перед животными, перед ними выбор никогда не стоит: любить или нет, предать или нет, быть или не быть. Животным проще – у них рефлексы. А людям, тем выбирать приходится, между плохим и хорошим. Знать бы еще, где плохо, а где хорошо. Что ни человек – то Гамлет. Вы вот тоже двадцать лет назад выбор делали. И до того, я уверен, и после. И цикл назад. И выбираем всю жизнь. Тем вы люди… Нет, тем мы люди и ценны: за неправильный выбор нас, как правило, не наказывают, за правильный – не награждают, но, вот такой свободный выбор другого человека – насколько он ценнее собачьего. Это я вчера начал понимать, когда Алису из горящего домика выдергивал, а потом утром, когда Шурик… а, неважно. А сейчас окончательно понял, когда рядом с перепуганной и потерянной Сашкой в лесу сидел.
Бабуля вскидывается, но я успокаивающе машу ей рукой. Всё хорошо, мол. Сую нос в чашку и обнаруживаю, что чай закончился. Мне предлагают еще чашку, но я отказываюсь.
– Я ухожу, баба Глаша. Последний цикл. Я, просто, не хочу, чтобы за моей спиной какая-то незакрытая дверь оставалась. Что вы, руководство проекта, там решили, относительно нас, двадцать лет назад, то решили. Плевать, может оно и к лучшему, может, иначе, здесь был бы не я, или я, но не такой. Но если что с Сашкой случится – я найду в себе силы проснуться, имей в виду. Кстати, остальных моих девок это тоже касается. Я не угрожаю, пойми меня. Мне просто придется вмешаться.
– Не хорохорься Семен. Ничего ты не сможешь, в ближайшую сотню циклов. Но за твоей компанией я присмотрю. По крайней мере от людей они не пострадают, пока я еще здесь командую. От людей в широком смысле. И за блондинку свою не беспокойся, сознание надо переписывать, когда организм только-только в приемной камере оказался и еще ни разу свет не увидел. И то, вероятность успеха чуть больше половины. А как глаза открыл – все, в лучшем случае два набора разных воспоминаний, вон, как у… Не важно у кого, или-же, как вариант, классическое раздвоение личности.
– А про два набора чужих воспоминаний, можно подробнее?
– А что подробнее? Примеров захотел, так на себя в зеркало посмотри. Откуда ты знаешь, что меня студенты бабой Глашей звали, хотя школу закончил, по твоим словам, когда переходной шлюз пять лет, как закрыли и я уже здесь в «эмиграции» эти пять лет жила. Причем твои-то дополнительные воспоминания, это просто перекрестные помехи. Но вспомни свой шок при попадании в лагерь, и знай, что это еще цветочки.
Посидели с бабулей еще побеседовали, а на прощание она сказала.
– Не думай, что я хочу оправдаться, но поверь – двадцать лет назад были еще причины вас за побочный эффект и неудачу эксперимента выдать.
А я только махнул рукой и пошел смотреть, как там погорельцы справляются.
А справляются погорельцы хорошо: домик, можно сказать, готов к заселению, только стекла остались. Вся мебель: кровати – две штуки, шкаф платяной – одна штука, тумбочки прикроватные – две штуки, стол – одна штука, стулья – две штуки стоят перед входом. Заяц-Сережа с Васькой оттирают копоть с наружной стены, Сыроежкин обещал после ужина стекла вставить, внутри – обои поклеены и Оксана с Гришкой пол домывают.
– Алиса или вожатая видели?
– Алиса видела, сказала, чтоб позвали, когда все сделаем.
– Ну имейте в виду, Алиса злая на вас – юбку-то порвала.
– Нет, уже не злая, уже только делает вид.
Еще лучше. Еще одной заботой меньше.
– Так что вы там сожгли, Вась, какой волшебный порошок?
– Мы селитру с сахаром сплавляли, на топливо ракетное.
– А рецепт откуда?
А рецепт оказался из библиотеки. Книжка там, оказывается, есть по ракетомоделизму, переводная польская.
– Вы, конечно, умные. Но хоть с теми же кибернетиками в следующий раз советуйтесь. И химичьте не в домике, а на воздухе.
Думаю, что бы еще сказать и вспоминаю фрекен Бок.
– Боже, какая это мука – воспитывать!
Пироманьяки оценили, фыркнули все четверо. Вспоминаю – что еще на сегодня и понимаю, что всё. Сегодняшнюю программу я выполнил – можно развлекаться. Сейчас дойду до клубов, спрошу у Электроника лично про помощь и пойду к себе, переоденусь к волейболу.
По дороге, на площади, вижу Алису, злющую, с метлой в руках. В кои-то веки вспомнила про обязанности, или, что больше похоже на правду, ей напомнили.
– Привет рыжая, летать учишься?
Рыжая только грозит мне метлой и беззвучно шевелит губами.
– А я ведь помочь хотел. Подтолкнуть в небо, так сказать.
– Смейся-смейся. Смешно ему.
– Алис, я сейчас до кибернетиков дойду и вернусь помогать, не заканчивай без меня.
Это я ей уже на выходе с площади кричу, а Алиса только машет рукой. То ли «хорошо, я поняла», то ли «без тебя разберусь». На обратном пути гляну что и как.
В кружке у кибернетиков без робота несколько пустовато. Сыроежкин, как раз, режет стекло, напевая: «Полюби ты Женя, Электроника, пока его током не убило...». Все приборы со стола убраны на пол, на верстак, на подоконники. На столе лист стекла, а вокруг ходит Сыроежкин, с деревянной линейкой и алмазом, два стекла уже вырезано, осталось последнее. Шурик сидит тут-же и безучастно взирает на компаньона.
– Привет, помощь нужна?
– Да тут помогать то. А вставить – твои помогут, пусть работают, поджигатели.
– Я им сказал, что если в следующий раз чего строить надумают – пусть с вами советуются.
– Ну, пусть советуются, за совет денег не берем.
Пока так разговариваем и последнее стекло со щелчком отделяется от большого листа, точно по линии реза. Сыроежкин, надев кожаные перчатки и широко раскинув руки, берет остаток листа и просит.
– Семен, дверь в кладовку открой и там помоги мне со стеклом развернуться. А то одному тяжело.
Я срываюсь с места, открываю перед Электроником дверь в кладовку, пропускаю его вперед, потом захожу сам. В кладовке мы вдвоем осторожно задвигаем стекло за шкаф.
– Слыхал что Шурик с роботом учудил? – Вполголоса спрашивает Электроник.
– А что учудил?
– Да сбежал от него робот. Вынес, говорит, на улицу, хотел ходовые испытания провести. Включил, а тот, может сигнал какой по радио поймал, как вчесал на полной скорости, и ворота, как назло, приоткрыты были. Говорит, догнать пытался, потому сам и потерялся в лесу. Но робот сорок километров в час бегает, разве догонишь. Так что, в поход пойдем – смотри, может где в овраге или в кустах увидишь, так сразу дай нам знать. И, не говори с Шуриком о роботе. Видишь – сидит потерянный, переживает.
Выходим из кладовки, я помогаю Электронику упаковать вырезанные стекла в старое одеяло, он берет с собой эти стекла, инструмент и отправляется к погорельцам, а я иду на площадь, спасать Алису. Или, может, учить летать на метле, этому, правда, она сама кого хочешь научит.
Как-то незаметно я стал относиться к этому лагерю как к своему, действительно, дому. Вот и сейчас поймал себя на мысли о том, что иду подметать площадь не только ради красивой девушки, не только ради хорошего человека, а еще и чтоб в моем доме порядок был. Ну, при всей своей нелюбви к порядку, половину площади Алиса уже подмела, не как Славя, конечно, но видно, что площадь метеная.
– Пришел, все-таки.
– Ну, поиздеваться над ближним, это святое. Давай метлу и можешь начинать.
– Что начинать?
– Ну издеваться же.
– Да не хочу я над тобой издеваться, настроения нет.
Пока подметаем я предупреждаю о визите Пионера и рассказываю о перепуганной Сашке. Потом разговор переходит на волейбол, на Катю с Викой, на футболистов-погорельцев.
– Электроник пошел стекла вставлять, так что, после ужина можешь принимать работу. Хотя у тебя есть выбор.
– Это какой?
– Ну, я пойду, до места завтрашнего костра пройдусь, тропу посмотрю. Как раз до темноты успеем туда-обратно. Хочу вас двоих пригласить, за компанию.
– За компанию, говоришь. Все такое вкусное, ты знаешь. Хочется и над погорельцами поиздеваться, и с тобой погулять… А, пусть над ними Ольга издевается, я в нее верю!
– Очень хорошо, Алиса, что ты в меня веришь, но нельзя ли повежливее. Я же все-таки вожатая и не самая плохая. А то разбаловал вас Семен.
Бедная Алиса от неожиданности аж приседает. Да, умеет вожатая подкрадываться, одна из немногих неразгаданных мной ее способностей. Вот же, минимум двадцать шагов асфальта до ближайших кустов, а Ольги только-что не было, а вот она уже есть. К счастью, не так часто она этим своим навыком пользуется, а то каждой тени, каждого шороха бы пионеры шарахались. Я демонстративно смотрю на Ольгу, смотрю на асфальт у ней под ногами, смотрю на небо и бормочу под нос себе: «С Генды, что-ли, спрыгнула?»
– Семен, ты мешаешь педагогическому процессу! – Алиса уже пришла в себя. Слушаю вас, Ольга Дмитриевна.
А Дмитриевне сказать-то особо и нечего. Она обводит взглядом площадь, чуть кривится, видя кое-где полосы пыли на асфальте, но, в конце-концов, отпускает Алису взмахом руки.
– Семен, я о походе завтрашнем хочу с тобой поговорить еще раз. Ты уверен, что нужно туда пионеров вести? Может, на старое место?
– Ольга, вот, после ужина мы с девочками сходим и посмотрим. Если хоть малейшее сомнение будет – пойдем на старое.
И вот мы втроем: Алиса, Ульяна и я идем в сторону старого лагеря. У меня в руках топор, у Ульяны – мачете, ну, на самом деле, здоровенный ножик с кухни, у Алисы – лопата, вдруг придется спуск к воде подровнять, ступеньки там сделать. На лопате, кстати, Ольга настаивала, а я поддержал. Вид, конечно, потешный, Алиса стеснялась, поэтому по территории лагеря лопату пришлось нести мне.
Тропа до старого лагеря настолько утоптана, что просто не верится ни в призрак вожатой, ни в призраки пионеров. Кажется, что ежедневно по ней ходят пионеры: отрядами, звеньями и по одиночке. Видимо в поисках этих самых призраков. Показываю на едва заметную боковую тропку к провалу.
– Помните?
– Конечно Сёмка, сегодня же дата. Ровно цикл назад ты в бомбоубежище надругался над невинными пионерками.
– Язва.
– Сам дурак. Но любим мы тебя не только за это.
Идем дальше, и вот перед нами поляна старого лагеря. Девчонки просятся заглянуть на чердак. Ну и я с ними, за компанию. Как ни странно, но матрас на месте, одеяло с подушкой тоже. Веночек на подоконнике высох и скукожился. Смотрю на него с грустной улыбкой и перехватываю такой же взгляд Алисы. Киваем друг-дружке.
– А вы знали, что Лена Второго прячет здесь недалеко, у озерка? Пятнадцать минут ходьбы днем?
– Скажем так, догадывались. А вот ради чего, спрашивается, вся эта война? Неплохой парень оказался. Смурной какой-то, но не вредный.
– Думается мне, не его вы караулили, а других. Только, как с испорченным телефоном все получилось. Не в лотерею, а в карты и не выиграл, а проиграл.
– Сём, ты опять нам эту стрелу поминаешь?
Ох, простите девки, я не себя имел в виду.
– Простите девочки, я не хотел вас обидеть, я не наше с вами знакомство имел в виду. Я о некоторых двойниках моих. Тех, что друзей обижают. Настолько, что Сашка едва не исчезла.
Спускаемся по рассыпающейся лесенке и опять выходим на поляну. Трава Ульянке минимум по грудь, а кое где и выше. Я оглядываюсь и, наконец, вижу на юго-юго-западном краю поляны характерный V-образный прогал.
– Пионерки, нам туда.
Отдаю Алисе топор, сам забираю у нее лопату, мы строимся клином и врубаемся в заросли травы, а кое-где и маленьких березок. Через полчаса размахивания руками мы потные стоим у начала просеки, над нами вьется туча насекомых, а позади нас, до заброшенного корпуса тянется свежепроложенная тропа.
– Ну вот, завтра наше стадо пройдет и совсем хорошо будет.
Смешанный лес, с этой стороны старого лагеря, сменяется корабельными соснами, к реке ведет не тропа, а настоящая дорожка мощеная плитами, обсаженная барбарисом и шиповником. Почти прямая, только загибается так, что последний участок смотрит точно на юг. Конечно, за прошедшие годы почти все благоустройство потерялось. Трава проросла сквозь стыки плит и сквозь трещины в них, кусты никто не стрижет и не пересаживает, поэтому разрослись они совершенно безобразно, но все равно, следы цивилизации еще видны. Даже несколько фонарных столбов уцелело. По плитам, даже заросшим, идти легко и уже через десять минут дорожка заканчивается квадратной поляной, с трех сторон ограниченной кустарником, бывшим когда-то живой изгородью, а с четвертой – речным обрывом.
Когда-то давно река спрямило свое русло так, что «Совенок» оказался на берегу протоки. Теплой, не глубокой и не широкой протоки, ограниченной, как я всегда думал, от основного русла двумя островами. Когда-нибудь эта протока обмелеет, окончательно обособится от основного русла реки и превратится в озеро-старицу, озеро зарастет камышом, а потом заилится и, через стадию болота, станет простой ложбиной. Так и будет, я ошибался только в одном. То, что я принимал за противоположный берег оказалось еще одним островом из-за которого вырывается еще один речной рукав, уж никак не меньше, чем тот, что отделен от «Совенка» островами Ближним и Длинным. Впечатляет, не знаю, какая великая река послужила прообразом, но впечатляет. Противоположного берега, настоящего противоположного берега почти не видно – настолько он далеко, остров, я сразу назвал его остров Дальний, весь зарос лесом, он имеет в длину несколько километров, слега изогнут и обращен выпуклостью к лагерю. И все три потока воды сливаются, прямо напротив нас, и бьют в обрыв метрах в пятистах правее. Вид с обрыва просто фантастический: Солнце, светит откуда то из-за спины и подсвечивает и оба маленьких острова, и макушку Генды, и два основных речных рукава и такой далекий противоположный берег. На острове Дальнем что-то блестит, без бинокля не разглядеть, но, кажется, там, на острове, есть еще одно маленькое озерцо. Коршун парит где-то внизу метрах в трех у нас под ногами, из норок в обрыве вылетают и возвращаются назад стрижи, издавая характерные визгливые звуки. Просто, ради одной этой картины стоило сюда идти. Фотоаппарата нет, жаль.
– Мне хочется взлететь.
– Не тебе одному.
– И не вам двоим.
Оглядываю поляну. Да, вот, вдоль обрыва несколько утонувших в траве парковых скамеек, вот упавшие качели, а вот столбики, отмечающие край обрыва. Осторожно подхожу к самому краю, остатки лестницы ссыпались вниз и лежат на замусоренном плавником пляже аккуратной кучкой.
– Какая же красота! Сём, мы же не будем так сразу возвращаться?
Мы то не будем, но вот пионеров я сюда не поведу, хотя…
– Алис, сможешь завтра до обеда сюда прийти с парнями из среднего отряда, площадку подготовить? Нужно будет дров насобирать и напилить, костровище соорудить и по тем столбикам веревки натянуть.
– Сделаем.
– Ну, тогда, давайте присядем.
Мы разводим небольшой костерок и сидим, болтая ни о чем, и обо все на свете, глядя, как темнеет небо и восходит Луна.

Мы уходим налегке, мол туда-обратно,
Возвращаемся не те, что ушли когда-то.

– Девочки, обещайте мне одну вещь. Что не уснете снова, когда я уйду. Мир, даже в этом искалеченном варианте, слишком хорош, чтобы от него отказываться.
Девочки понимают меня без пояснений и Алиса, которая, в общем-то, в курсе, и Ульяна, которая, теоретически, ни о чем не знает.
– В субботу?
– Да, уеду с вами. А вернусь уже другим. Бабуля говорит, что циклов на сто, минимум, так что вы имеете все шансы меня дождаться. А можете попробовать меня разбудить, только я не знаю, как.
– Сём, мы тебе говорили, что ты гад?
– Неоднократно.
– Лена знает?
– Что я гад? Подозревает. А то, что мне три дня осталось – знает. Бабуля еще знает, а остальные – те просто не поймут.
Девки подлазят и прижимаются ко мне с боков – прощаются. Мы еще три дня вместе, но прощаемся сейчас. Сидим, уже молча, пока не темнеет окончательно и костер не прогорает. Я откатываю лопатой головешки к обрыву и отправляю их вниз, потом забрасываю остатки костра землей.
– Ну что, пошли?
Луна поднялась и в фонаре нет необходимости. Десять минут до старого лагеря, пять минут по поляне, и еще двадцать минут от старого лагеря, и мы в «Совенке». У домика амазонок прощаюсь с ними.
– Семка, с тебя прощальный банкет.
– Уля, я тебя обожаю.
Кажется в тоску и безысходность я девок не вогнал. Значит, основная моя задача на ближайшие три дня, это закрепить. На том и расходимся.
На лавочке Лена. Не одна, поэтому не подхожу к ней, а только улыбаюсь и шутливо отдаю честь двумя пальцами. Лена улыбается в ответ, а кавалер кивает.
Завтра у нас по графику заплыв за земляникой и вечером поход. Быть по сему и, до свидания, среда.