Семен(БЛ)

I
Скрииип - пауза, скрииип — пауза, скриип — пауза... «Что ж ты не смазал уключину маслом?» Сколько я уже здесь? Не скажу точно. Сейчас кажется, что все бесчисленные циклы слились в один, бесконечной длины. И за этим бесконечным циклом еще маячат воспоминания о прошлой жизни. Вот, строчка из песни моего детства вспомнилась.
Греби, пионер, греби. Может эта попытка удастся. Не зря Пионер вчера опять уговаривал к нему присоединится, что-то он знает. Или догадывается. У Семена хорошо получилось, «но, это не наш метод», тоже между-прочим фраза оттуда. Или все же отсюда? Смешались в кучу конелюди...
А чем я рискую? В худшем случае опять проснусь в автобусе, но на новую попытку, наверное, силы воли уже не хватит. Слишком уж я вложился в этот побег. И тогда что? Или отдаваться Пионеру или постепенно превращаться в фонового персонажа.
Кстати, о фоновых персонажах, или, сначала о Пионере, или о Семене, и девочках?
Я ведь, вообще то тоже Семен. И Пионер — Семен, но, я считаю, что Семен, который, Семен, единственный из нас заслужил имя. Хотя Пионер, тоже заслужил, такое, своеобразное. А я, наверное тоже, только какое? Пусть будет Серый Пионер. Звучит слегка фентезийно, но сойдет. Я — Серый Пионер, Пионер — Черный Пионер, Семен — Белый Пионер. Получаются не имена, а титулы. Магистры белой, черной и серой пионерии. Так что, похожу, пока, без имени. Был же ведь еще Палач, но о нём сейчас не хочу.
В общем, в лагере я давно, не помню уже сколько циклов, и большую часть времени я занимаюсь тем, что готовлю свой побег или пытаюсь отсюда сбежать.
Первые циклы, я просто не помню. Сколько их было, ну, не меньше двух десятков. Если пытаться их восстановить, то, зная себя, я, вероятно, или просиживал дни на остановке, тщетно ожидая автобуса, или уходил пешком по дороге, которая снова приводила меня к ненавистным воротам, или пробирался через бесконечный лес.
Проблема была еще в том, что с каждым новым циклом у меня на 90% стиралась память, и оставался только эффект дежавю. Что-то вспоминать я начал только, когда впервые нашел вечером Третьего Дня свою записку. Видимо она поправила мои извилины, поскольку память стала возвращаться с каждым циклом все полней и полней. Или, может, это один и тот же цикл, но проживаемый многократно? Философский вопрос.
Тогда же и познакомился и с Пионером и с Семеном. С Семеном я встречался еще один раз, а Пионер приходил еще. Манил какими то перспективами: «слияние лагерей», «прорыв в реальный мир», еще что-то, предлагал присоединиться к нему. Тогда я еще не знал, что значит «присоединиться», но присоединяться пока отказался. Впрочем, Пионер не обиделся, и сказал, что его предложение остается в силе.
Ну вот. А я, каждый цикл пытался сбежать, и каждый раз просыпался в автобусе. В начале меня, на какое то время, еще закидывало в старую квартиру, а потом, неизвестный мне режиссер исключил эту сцену, как лишнюю и не несущую смысловой нагрузки.
Вот тогда я и попытался придать своим попыткам системный характер. Я спер у ОД «План мероприятий» и, на обороте, в первый раз нарисовал схему окрестностей лагеря.
Проблема была еще в том, что из цикла в цикл тогда не удавалось пронести ничего, оставалось только тренировать свою память. Я обычно долго пялился в собственноручно нарисованную схему, а потом пытался воспроизвести ее по памяти. За этим занятием меня и застал Толик.
Толик. Вообразите себе лысого пионера лет 40, с брюшком, с хитроватыми глазками, на круглом лице, ведущего себя, как капризный четырехлетка. Больше всего он напоминал мне великовозрастного дебила жившего в соседнем доме. Говорил он, Толик, только несколько слов, где ночевал, неизвестно, но в столовую приходил самый первый, а уходил самый последний. Впрочем, вреда от него никому не было, максимум, раздражение от назойливости.
Так вот, оторвав глаза от плана лагеря, я неожиданно наткнулся взглядом на Толика. Толик, оказывается, бесшумно подкрался ко мне, долго наблюдал за моими потугами, а поняв, что он замечен, отбежал на безопасное расстояние и захохотал, что-то лепеча и показывая на меня пальцем. А затем поймал мой взгляд и, неожиданно, одобрительно подмигнул. В дальнейшем Толик избегал меня и, либо, начинал кричать, привлекая внимания вожатой, либо, опять же, с криком, убегал. Вот такой вот Толик.
А еще через несколько циклов я обнаружил, что могу передавать сам себе информацию и материальные предметы.
Началось с информации. Будучи пионером скрытным и осторожным я старался тогда ничем не выделяться и не нарушать установленные ритуалы. Играл в карты, просыпал на линейку, спасал Шурика, подписывал обходной... Так вот, как то, зайдя с обходным в библиотеку, я взял памятную книгу, раскрыл ее и обнаружил загнутый уголок страницы. Обнаружил и замер. Пришла и ушла Лена, Женя уже не просто рычала, а, в полный голос, орала на меня, выгоняя из библиотеки. А я стоял с этим томиком Шопенгауера в руках и вспоминал, как я машинально загнул эту страницу на второй день прошлого цикла. Я молча поставил книгу на место и так же молча вышел, забыв про обходной. Разум мой начал свою неспешную работу и предложил мне провести еще один эксперимент. На следующий день я сманеврировал так, чтобы нас с Ульяной отправили вечером в библиотеку, я ведь был уже пионер со стажем, и все необходимые ритуалы выполнял не задумываясь. Так вот, оттарабанив Ульянке положенную страшную историю, я подождал пока девочка уснет и вложил в Шопенгауэра записку самому себе, разумеется со словами «Ты здесь не просто так», На тот случай, что если кто и найдет ее, кроме меня, то, чтобы решил, что это юмор такой, философический.
С передачей материальных предметов получилось тоже случайно и в том же цикле. Выполняя ритуал поиска Шурика мы со Славей забрели в забой в шахте под старым лагерем. Как всегда там лежал пионерский галстук Шурика. И тут до меня дошло: «А Шурик то в галстуке! А этот откуда взялся? Если Шурик и потерял его здесь, то неизвестно когда.» И следующая мысль: «Надо попробовать». Тут же я сунул его галстук в карман, а сам выкинул на пол конфетный фантик.
Как я ждал следующего цикла! Как я бежал в библиотеку! Как я бежал спасать Шурика! И не зря. Еще несколько циклов я потратил на эксперименты. В общем вышло, что объем передаваемой информации ограничен одним листочком бумаги, а масса сохраняемых предметов должна быть не более четверти килограмма. И на том спасибо.
Вот на этом предварительный этап работы штаба по подготовке побега, в общем то, и завершился.
Поднимаю глаза. На берегу появился первый провожающий. Темные волосы, короткая стрижка, больше отсюда не разглядеть. Женя или Лена? Мысленно молю местное божество, чтобы это оказалась Женя. А то с Лены станется кинуться меня вплавь догонять. С Лены и с Ульяны.
Но если за рыжуху я не боюсь, то Лена дольше трех минут на воде не продержится, начнет тонуть, и мне придется поворачивать обратно и спасать ее. Духу не хватит бросить ее в опасности, хоть она и не человек. Нет, все таки Женя, вон блеснули очки на солнце. Посмотрела на меня из под руки, сняла очки, протерла, нацепила на нос, опять посмотрела и понеслась в лагерь докладывать. Давай милая. Несколько минут форы ты мне подарила.
Ну раз уж речь зашла о девочках, то продолжу о девочках.
Семену повезло в том, что он всегда считал их людьми, и, даже если и сомневался, то всегда возвращался к этой точке зрения. Может поэтому он сумел на них опереться и выпрыгнуть назад, в реальный мир. Да еще и увести пятерых за собой. Не знаю, что там с ними стало. Видимо там все соединились со своими прототипами.
Я же так не могу. Я же вижу их отличия от настоящих людей. В поведении, в отношении к окружающему миру, в отсутствии любопытства ко всему не предусмотренному их программой, в жесткой привязке к миру лагеря. Все, что за забором лагеря — не существует, либо находится в области легенд, существование же лагеря не подвергается сомнению. Все разговоры о жизни вне лагеря пресекаются, все вопросы об этом игнорируются. Просто секта какая то. Но, откуда тут секта, и чему они поклоняются? Даже Ульяна никогда не пыталась посмотреть: «А что там, за забором?» Есть еще отличия, но они не так бросаются в глаза.
Я как-то, вспомнив кинематограф, назвал местных обитателей репликантами.
Интересно, мечтает ли Славя об электроовцах? Или, что там у них дома, на холодном севере, держат в кулацком хозяйстве?
Хотя, если не отклоняться от программы и ритуалов, с ними может быть довольно приятно и интересно. Они милы и очаровательны, умны и образованны, тактичны и деликатны, да-да, даже Женя и Алиса, если найти к ним правильный подход. Правда, после одного случая с Леной, я больше не завожу с ними близких отношений. Никогда. Слишком дорого платить приходится. Но тогда же я и понял, что девочки мои — личности, пусть и действующие в рамках дурацкой программы, и чем больше они со мной, тем больше, в пределах цикла, очеловечиваются, и тем больнее их становится потом терять. Поэтому я дружу со всеми разом, и не с кем по отдельности.
Пионер и Палач, те тоже считают, что это не люди. Но, для тех двоих, девочки, остались всего лишь, автоматами.
Часто, общение моё с аборигенами ограничивалось попытками поставить обитательниц лагеря, словами, вопросами или поведением, в ситуацию не предусмотренную программой, оставаясь при этом, в рамках неких этических норм, чтобы не ставить девочек в неловкое положение. А потом смотреть, как управляющая программа будет выкручиваться. Иногда бывало довольно весело. А чаще грустно. Нельзя так издеваться над людьми, пусть даже и искусственными. Хотя, есть слабенькая надежда, что так я хоть чуть-чуть, но расшатываю организованную здесь систему.
Нынешняя то ситуация, кстати, идет по сценарию «Побег пионера из лагеря», но вот есть ли там вариант побега водным путем?
Оглядываюсь на остров, правильно ли плыву? Правильно. Смотрю на берег, число провожающих увеличилось. К Жене добавились Электроник, Славя и вожатая. Выездное заседание Комитета по предотвращению побегов пионеров объявляю открытым. Ольга Дмитриевна долго всматривается в меня, что-то кричит и машет руками. Слов не разберу, но отрицательно мотаю головой. Вожатая поворачивается к Электронику, что-то говорит ему, тот кивает и убегает в сторону клуба. Остальные молча смотрят в мою сторону и чего то ждут. Очень хорошо. Продолжаем греблю.
Физически я не в лучшей форме, поскольку начинаю каждый цикл я в том состоянии, в каком впервые попал сюда, но технику гребли, последние несколько циклов, я нарабатывал старательно.
Чем я еще занимался в рамках подготовки побега?
Ну, начал с разведки, с разведки, прежде всего лагеря, на что потратил несколько циклов. В первый день это делать очень удобно, и, главное, санкционировано вожатой. Обошел весь лагерь и заглянул в каждое помещение. Все отразилось на плане лагеря, который сейчас лежит в шахте. Надеюсь, больше он мне не понадобится.
Потом пошли радиальные выходы по окрестностям. Тут пошла первая чертовщина с пространством. Два-три километра от забора, в общем то все нормально, а потом начинает крутить. Держишь нужный курс по Солнцу и по компасу, а, все равно, ходишь кругами, возвращаясь каждые 15 минут к одному и тому же месту.
Шахту облазил всю. Ни черта там нет. Примитивный лабиринт в самой шахте, старый забой, выход под памятник и еще один выход под гипсового пионера у главных ворот. Все остальные туннели завалены.
Но все это время требует, поэтому длилось не один десяток циклов.
Кстати, не стоит думать, что я с безумными глазами, только и делал, что носился с карандашом, компасом и бумагой по окрестным лесам, нанося местность на карту, но внутрилагерный лес я обследовал именно так, предложив ОД организовать кружок ориентирования.
Довольно часто я просто бездельничал, наслаждаясь отдыхом. Или, как то, пять циклов подряд я брал, попеременно, у Алисы и Мику, уроки игры на гитаре. Между прочим, в Мику, погибает великий педагог, не смотря на все ее, м-м-м-м, особенности. С удивительным терпением она, за 5 недель, научила обезьяну довольно сносно играть на гитаре. Так вот, на следующий цикл, я на третий день не пошел подметать площадь, а устроил для Алисы концерт. Она то не знала, что сама меня и выучила. Просто захотелось пошутить над местным режиссером и создателем лагеря. Я играл и пел, сперва один, потом мы вдвоем, потом подошла Мику, какая же музыка без нее. Репертуар, все, что помнил, и всё, что, по моим прикидкам, должны были здесь оценить. Хронологически получилось, от их эпохи, до второй половины 90-х. По жанрам и бардов, и рок, и что полегче. Оказалось, что помню я довольно много. В общем, вечером, вместо дискотеки, случился нежданный концерт для всего лагеря. Правда Шурик утром все равно потерялся. А, в итоге, я обнаружил, что информация таки может просачиваться от цикла к циклу, потому что с тех пор Алиса всегда учила меня играть «Тридцать первую весну», утверждая, что эта песня ей приснилась. Здорово ведь подходит к ситуации: «А я пропала без вести в японских лагерях...я в этом марте, в этом марте навсегда...». Иногда мне кажется, что они все, о чем то догадываются.
На берегу пока тихо и спокойно. Ольга Дмитриевна совещается со Славей, поглядывая в мою сторону, Женя присела на песок чуть в стороне, подошли Алиса и Ульяна, разглядывают меня. Ульяна радостно машет мне обеими руками. Приятно все же, что кое-кто здесь меня одобряет.
Пионер вот меня не одобрил. Он считает, что нужно объединить усилия, а не распылять силы по одиночке. Когда Семен уезжал на автобусе мы все, так, или иначе, пришли его проводить, тогда я и увидел этих, «объединивших усилия». Пионер называет это «коллективным разумом». Только использует его, почему то, в одиночку, полностью уничтожив личности соратников.
Раз уж рассказал о Пионере, то коротко расскажу и о Палаче. Этот был просто повредившийся в уме одиночка. Где-то, когда то, он решил, что во всем нашем больном мире реальна только одна девочка, выделил ее из всех обитателей и от цикла к циклу жил для нее, в мире своих личных иллюзий. А когда иллюзия оказалась разрушена, сорвался с тормозов и пошел крушить местную реальность и ее жителей. Он разрушал в течение недели один лагерь, его выкидывало в другой, потом в третий. В общем, пока система не отмобилизовалась, он успел натворить дел. Чингис-хан и Чикатило в одном флаконе. А система показала, как она может самосохраняться. Палача убивали несколько раз в течение цикла. Его убивали, он восстанавливался, его снова убивали. Если проводить аналогии с компьютером, то обычная смена цикла похожа для нас на перезагрузку через кнопку «Пуск», а в этом случае, было грубое выдергивание шнура из розетки. Я так предполагаю, что такой варварской процедурой система обнуляла его память. А, когда он стал безопасен, система подсунула ему фантом, отвечающий его представлениям о Той Самой Девочке, и выпнула, в специально созданную копию реального мира.
Это натолкнуло меня на две мысли. Первое, то, что я, в общем то, занимаюсь тем же самым, чем и Палач, разрушаю местную реальность, только что, делаю это «силами добра», ага, пусть будет «добра», мне так приятнее. И второе, то, как перезагружали Палача, говорит о том, что искусственны не только девочки, но и мы сами.
Можно провести аналогии и различия между нами: Семен считал человеком себя, и считал людьми девочек, Пионер считает человеком только себя, а все остальные для него не более, чем полезные автоматы, Палач людьми считал себя и свою пассию, а к остальным относился как к предметам обстановки. Ваш же покорный слуга не считает здесь настоящими людьми никого. По идее, где-то должен быть еще один спятивший пионер, который считает окружающих реальными, а себя репликантом. Просто, для полноты картины.
Может здесь и корни моих, и Семена, симпатий к девочкам. Оба мы считаем, что мы с ними одной крови. В общем, тест Войта-Кампфа я прошел.
Кстати, не спрашивайте меня, откуда я столько знаю, о Палаче, Семене и Пионере. Просто знаю, как и они знают обо мне, не все, но многое. Нужно только правильно вспомнить. И эта общая, как доступ на ftp-сервер, память, для меня, еще одно доказательство нашей нечеловеческой природы.
Семен, немедленно вернись!
Подымаю глаза, у вожатой в руках мегафон, а у Слави — бинокль. Вот зачем бегал Электроник.
Семен, вернись!
Ага, «Я все прощу!». Загадываю, если скажет сейчас «Я все прощу!», то вернусь.
Пионер не должен так себя вести!
Мимо! Прощайте Ольга Дмитриевна, вы ошиблись, я не пионер, я вояджер! Славя смотрит на меня в бинокль. Не могу помахать ей рукой, чтобы не сбиться с ритма гребли, поэтому пытаюсь мило улыбнуться. По моему — не получилось, Славя опускает бинокль и отворачивается.
На берегу собралась, похоже, вся компания. И, какие будут дальнейшие действия? Ага, отвязывают лодки и бегут к сараю за веслами. Ну-ну, замок я испортил, а пока догадаются разбить окно, пока, по одному веслу передадут наружу... В общем, время пока есть. Оглянулся на остров — совсем близко. Можно еще повспоминать.
Я не сразу пришел к идее побега по воде. Сперва я захотел угнать Волгу, живущую перед столовой. Как потом выяснилось, Волга была не живущая перед столовой, а умершая там. Но тогда я этого не знал, а, поскольку в технике понимал чуть менее, чем ничего, то отдался в добрые руки кружка кибернетиков. Долго Электроник мучился, но привил мне некоторые навыки владения инструментом. Кстати, в их дуэте Шурик — голова, но руки это, на 99% Сыроежкин. И то, как он каждый раз за цикл успевает сделать кошкоробота из барахла, вызывает восхищение. Ироничное отношение к Электронику у меня не пропало, но уважение, к концу курса, определенно появилось. В общем, с Волгой у меня не вышло. Оставался только водный маршрут.
До того я, как сухопутное существо, здешним бассейном особо не интересовался, и на острове бывал, только собирая землянику, а тут взял лодку и сплавал. Если описывать коротко, лагерь стоит в бухте, образованной излучиной реки. Два острова полностью прикрывают эту бухту от фарватера. Чтобы пионеры не расплывались на лодках, от одного края бухты к другому, через острова протянут трос толщиной с мою руку, на плаву трос поддерживается бревнами, а на островах и на берегу концы троса закреплены к бетонным блокам, размером с микроавтобус. Вдобавок, на фарватере постоянно дует ветер прижимающий к островам, а течение, довольно сильное выносит всякий плавучий предмет к берегу, в километре от границы лагеря. В общем, не вплавь, не на веслах.
Вот тут то меня и заела тоска, вот тут то я и устроил тот концерт, о котором вспоминал недавно.
А после, я еще раз сплавал на остров, и, пока Лена дремала на моем плече долго разглядывал в бинокль железнодорожный мост. И еще раз, и еще раз.
Каждое утро в 9-32 к мосту подходит поезд, тепловоз и 4 вагона. Останавливается на 30 секунд на насыпи перед мостом и, идет на другой берег. До моста, примерно, три с половиной километра, вдоль по реке, правда, против течения, но боковой ветер мне поможет. И вот, как то так, легко и просто, пришло озарение и в голове сложился готовый план.
Я еще походил в кружок к кибернетикам, но уже, как единственный участник судомодельного кружка выторговал себе целый верстак, за которым, для виду, что-то строгал. А сам больше читал литературу по парусному делу, в библиотеке нашлось несколько журналов, и брошюр, и что-то вроде «Альманах юного туриста». И вот, через пятнадцать минут я собираюсь презентовать публике этого уродца, из двух весел, срубленной вчера, здесь же, на острове, березки и украденной в музыкальном кружке (прости меня Мику) портьеры. Ну, знающие люди будут ржать и плеваться, а «я художник, я так вижу»
Лодка уперлась в берег. Сейчас бедный бес подлезет под кобылу, и попытается перетащить ее на сторону фарватера.
Гляжу на пристань, там начинается погоня. По драматизму и комедийности, напоминающая сцену погони шахматистов за Остапом на лодках. Смотрю на это безобразие, прикидываю скорость, делю на перегрузку лодок, умножаю на энтузиазм, минут тридцать у меня есть.
Всё, за работу...
… Лодка волоком перетащена вокруг бетонного блока на фарватер, мачта из березки, и парус из портьеры готовы, осталось только поднять, можно оглянуться еще раз на лагерь и вперед. Время поджимает, поезд ждать не будет. Черт, не утопиться бы на последнем этапе. Будет обидно.

Я едва успел. Приткнул лодку около насыпи, схватил рюкзак, схватил портьеру, ткань плотная, можно укрыться, вдруг не успею и придется ждать сутки, и, рискуя сорваться, пополз вверх по крутой насыпи. На насыпи оказалась небольшая деревянная платформа да заколоченная будка билетной кассы. Притормаживающий поезд дал гудок, я, на всякий случай, махнул машинисту рукой, дождался остановки состава и полез в первый вагон. Как только я поднялся состав дернулся и мы поехали.
В вагоне было пусто, только сквозняки гоняли скомканные фантики и, какие то старые бланки. Проехали реку, за окнами, до самого горизонта лежала степь, где-то разбавленная невысокими холмами. Я огляделся, старый плацкартный вагон, с деревянными рамами и дермантиновыми лавками. На передней стенке вагона висел фанерный лоток с трафаретной надписью «Расписание». Из лотка выглядывал край брошюры, взял поглядеть. Забавно, все станции назывались одинаково: «О.П. П/Л «Совенок». Ехать, до ближайшей оставалось еще около 8 часов. Я расстелил на лавке бывший парус, завернулся в него, и уснул под стук колес. А проснулся в автобусе. В глаза мне светило солнце, ворота лагеря были приоткрыты, а в нос бил застарелый запах пожарища.