Вагон раскачивается и скрипит, прямо как в стихотворении. Но ни плакать, ни петь не хочется, хочется сидеть и вспоминать. Мы прожили со Славяной четыре цикла, и нас в конце-концов раскидало. И вот уже три десятка циклов прошло, каждый в одну неделю, а тянулись, каждый, как год. А я, кажется, влюбился, хоть я и репликант, но ничто человеческое... Четыре цикла вместе, и вот уже тридцать, в серых и одинаковых лагерях по одиночке.
Лагеря, кстати, не такие и одинаковые. Изменения, очень медленные, по одной какой то детали, но происходят от локации к локации. Появился остановочный павильон перед воротами, сперва деревянный, потом металлический, потом кирпичный. Ворота из распашных превращаются в сдвижные. Сирень перед домиками сменятся шиповником, а тот барбарисом. И так далее. В общем, последний лагерь уже здорово отличался от привычного мне «Совенка». А вот люди те же. Нет, почему то, только Виолы и Толика. Про Толика не скажу, а вместо Виолы, как правило, оказывается какой то персонаж, а ля Ольга Дмитриевна номер два. И в каждый лагерь я вхожу через главные ворота, и в каждом лагере меня встречает Славя, а я же всегда жду Славяну.
Я уже рассказал, как после моего побега на лодке, а потом на поезде меня выкинуло в автобус, стоящий перед воротами «Совенка». Читайте дальше.
Проснувшись в автобусе, я подскакиваю с кресла. Вернее, пытаюсь подскочить и валюсь назад. Ноги оказались связаны вместе, а руки притянуты к туловищу. Когда мгновение паники проходит, оказывается, что никто меня не связывал, оказывается, что я всего лишь, закутан, как в кокон, в портьеру из музыкального кружка. Очевидно, что, как я заснул в вагоне, так и был перенесен в салон автобуса.
Вы, когда-нибудь, пытались выпутаться из кокона, сидя в кресле междугороднего автобуса? Не пытайтесь, это скучное занятие, чреватое синяками. Наконец, я освобождаюсь и выхожу в проход между сиденьями. Рюкзак мой оказывается тут же, на соседнем ряду, а больше нету ничего. Смотрю из автобуса в разных направлениях, вроде бы, все по прежнему, вроде бы привычный пейзаж за окнами, да и запах гари почти исчез, и, если не принюхиваться, то и не заметен. Достаю из рюкзака будильник (украл у вожатой), получается, я бежал из лагеря часов десять назад, смотрю на Солнце, оно явно клонится к западу. Думаю, что мне делать. Прежде всего, надо поесть. В рюкзаке у меня сухой паек, позаимствованный в бомбоубежище — сухари, запаянные в полиэтилен, и плоские банки без маркировки. Открываю одну банку, перловка с мясом. Пока ем холодную кашу, запивая водой из фляги, размышляю о дальнейшей программе действий. Что мы имеем: во-первых, из личного опыта, моего и двойников, если не выходить из автобуса, то ничего и не будет, хоть вечно сиди, будешь в нем как в стасисе сохраняться, просыпаясь каждый раз во второй половине Первого дня. Я так, подозреваю, что автобус сейчас никому, кроме нас и не виден, ведь не видела же его Ольга Дмитриевна, тем дисктотечным вечером. Во-вторых, если я сейчас выйду из автобуса, то внутрь я уже не попаду, и для меня начнется течение цикла. В третьих, Славя выйдет меня встречать только в тот момент, когда я подойду к воротам ближе, чем на 12 метров. Я и такие опыты проводил. Было весело, встав напротив ворот, и, медленно делая шаги длиной в одну ступню, приближаться к воротам, и наблюдать, как с той стороны мелькают то синие глазища, то русые косы. При этом девочка явно не понимала, что ее приводило к воротам. В четвертых, неизвестно, как меня встретят в лагере, ведь побег, как минимум частично, но удался. Мне, в отличии от прошлых циклов, оставили и пионерскую форму, и рюкзак с содержимым. Кстати, о содержимом, лезу в карман, достаю телефон, смотрю на время и на уровень заряда. Благодетели, телефон зарядили, низкий вам поклон. Связи, естественно, по прежнему никакой нет, время приблизительно совпадает с показаниями будильника. В общем, выгружаться придется, но сразу в лагерь я не пойду, хотелось бы осмотреться. Еще раз прохожу по салону, смотрю, ничего не забыл? Пустая банка вызывающе смотрит на меня, рука тянется выбросить ее в урну, но я бью себя по рукам, укладываю портьеру в рюкзак, вдруг пригодится, закидываю рюкзак на плечо и выпрыгиваю из автобуса. Чтобы меня не было видно из ворот, сразу же прячусь за остановочный павильон. Стоп. Откуда здесь павильон? Нету здесь никакого павильона! Но он есть. Получается... Это не мой лагерь!
А чей? И, интересно, хозяева дома? Точнее «хозяин». Знаком ли я с ним? А если не знаком, то как он относится к своим двойникам? А к двойникам появившимся в материальном виде? В любом случае, ночевать и питаться где-то надо, потому что водный транспорт нужно еще подготовить. Можно, конечно, уйти в бомбоубежище, но этот вариант меня не радует. Сыро там, и давит на психику.
Размышляю, как поступить. Если я сейчас сунусь в ворота, Славю, с большой вероятностью, принесет сюда же. Как она отреагирует на меня, неизвестно. Идти в старый лагерь и проникать в «Совенок» через бомбоубежище долго и утомительно, и так, после утренней гребли, все тело болит. Решаю, обойти лагерь вдоль забора, если дыры в заборе на своих местах, то проникну через них, если нет, то через хозяйственные ворота.
Зашел, через задние ворота. С этой стороны запах гари совсем не чувствуется. Народу тоже нет никого. То есть, совсем. Справа от меня спортивный комплекс, слева пляж. Обычно, хоть кто-то, в это время там да присутствует. Сейчас же, нету никого. Прохожу мимо столовой, выхожу к Генде, и тут, на площади, встречаю Славю.
Только это совсем не знакомая мне Славя. Косы обрезаны, выражение лица серьезное, вообще, все вместе, и лицо, и фигура, и движения, и позы, когда Славя останавливается, говорят о какой то застарелой проблеме. И, в общем, как то взрослее она выглядит, что ли. Увидев меня Славя едва не роняет ведра, да, забыл сказать, она тащит от пристани в сторону своего домика два ведра с водой, дергается, будто хочет убежать, потом пересиливает себя, опускает ведра на землю, несколько нервно улыбается мне и делает шаг навстречу.
Привет. Ты зачем приехал? Лагерь же закрыт.
Вот те здрасьте, такого, за всю свою местную жизнь я еще не встречал.
То есть как закрыт? А меня вот сюда привезли.
Говорю совершенно искренне, удивление моё велико и его хватает и на меня и на того пионера, чье место я сейчас занимаю.
А вот так. Тебя должны были предупредить. Вожатая в райцентр звонила, а потом еще на почту, телеграмму давала.
А что случилось?
Здесь... был... один...
Славя мнется, подбирая слова, и, явно, не желая об этом рассказывать, а потом выпаливает.
Я точно не знаю почему, это в прошлую смену еще было, но здесь пожар был! Вожатая повезла остальных пионеров в другой лагерь, а меня оставила здесь, присмотреть. Я же ее помощница, вроде как.
Понятно, а я вот ничего не знал и приехал. И что теперь делать? Где этот другой лагерь, и как в него добираться?
Ой, ну это на автобусе. Вожатая за мной приедет, рабочих привезет, а ты вместе с нами тогда и уедешь. Да, я забыла, я Славяна. Все меня Славей зовут, и ты зови.
Эту фразу я уже слышал...
Это имя тебе не идет, можно я буду звать тебя Славяной?
Вот, кто меня за язык тянул в тот момент?
Можно наверное.
Отвечает слегка ошарашено.
А я Семен. А когда автобус будет?
Ну, я не знаю, через неделю, может быть, а может быть послезавтра. Ну, пойдем, тебе надо же где-то разместиться.
Славяна берет одно ведро, смотрит на второе, вопросительно смотрит на меня, я, вняв ее безмолвной просьбе, беру его и мы идем. Идем через площадь, мимо медпункта к ее домику, там оставляем на крыльце ведра, и Славяна ведет меня дальше.
А зачем тебе вода?
Ну, насос из скважины не качает, а ручным долго. Поэтому из скважины только для еды и питья. А умыться, или постирать приходится из реки таскать. Тебе тоже так придется, потом ведро в столовой возьмешь. Да ты не бойся, вода в реке чистая.
Подходим к «моему» домику. Славяна отцепляет от связки ключ, отдает мне.
Вот, здесь ты будешь жить. Вообще то это домик вожатой, но в других домиках сейчас все равно ничего нет, только кровати с голыми сетками. Ты располагайся пока, а я приготовлю поужинать.
Спасибо, а тебе не трудно будет? Я же вот так взял и на голову тебе свалился.
Ой, что ты, знаешь, какая у нас семья большая, и хозяйство. К тому же, завтра я готовлю, а послезавтра — ты.
А продуктов хватит?
Хватит, не бойся. Можешь погулять сходить, осмотреться. Я, когда все готово будет, радио включу, ты в столовую приходи.
С тем и расходимся. Я заглядываю в домик, закидываю рюкзак под кровать, убеждаюсь, что в шкафу есть комплект белья и иду осматривать достопримечательности.
Иду через площадь к главным воротам и натыкаюсь на источник горелого запаха. На месте душевой — обгорелые развалины. Провалившаяся крыша, обугленные стены, лопнувшие стекла в кочегарке. Захотел подойти, но посмотрел на себя, в белой рубашке, шортах и сандалетах, и передумал. Завтра спрошу у Славяны, где взять рабочую одежду.
Дошел до ворот, выглянул наружу, автобуса, естественно, нет, и не торопясь пошел обратно. Когда подошел к общим кружкам, подумалось, вот сейчас выйдет Лена, но нет. Потянул дверь, не заперто. Ну и разгром, все перевернуто, кошкоробот недоделанный в углу валяется. Шкафы распахнуты, под ногами что-то блестит, чуть не наступил. Нагибаюсь — стеклышко из очков Шурика. Все чудесатее и чудесатее... Интересно, что здесь произошло? Или пожар так внезапно случился, что пришлось все бросить и бежать на автобусе? Оглядываю еще раз помещение. Вроде бы, не смотря на разгром, ничего не пропало, а мне, собственно, только инструмент и нужен. Завернул на пристань, там все как обычно, только лодки не на плаву, а вытащены на берег. Тут включается лагерное радио, и сигнал зовет меня в столовую.
В столовой пусто, все столы сдвинуты, кроме одного, на нем сковорода с жареной картошкой, два пакета кефира, чайник и тарелка с горой булочек. Славяна встречает меня в белом фартуке, поверх своей формы.
Ты извини, я не ожидала, что ты приедешь, поэтому сегодня только картошка, зато я булочек напекла для тебя.
Сидим, ужинаем. Булочки вкусные, ну других у Славяны и быть не может. Славяна поглядывает на меня, никак не могу определить выражение ее лица. После ужина еще немного сидим. Я суюсь помочь Славяне вымыть посуду, она отмахивается, говорит, послезавтра твоя очередь будет, тогда и помоешь. Дает мне ведро и отправляет на реку набрать воды для себя. Пока хожу на пристань а оттуда к домику, встречаю Славяну. Желаем друг-другу спокойной ночи и расходимся, каждый к себе.
Цикл тянется как обычно, с поправкой, конечно, на необычность ситуации, на то, что здесь нет никого, кроме нас, и на непонятное поведение Славяны. Она, то жмется ко мне, как собачонка, то, прячется где-то от меня, как собачонка же, но запуганная. Видно, что часто плачет, когда меня нет, видно, что улыбка какая то натянутая, и общая подавленность в ней никак не исчезает. В целом же, какая то непонятная мне напряженность в наших отношениях все растет и растет, и к вечеру пятого дня я решаюсь на провокацию. Ну не умею я выспрашивать и проникать в доверие, простите меня. Я тогда так рассудил, что если я ошибаюсь, Славяна решит, что я просто дурак, а если ей есть, о чем рассказать, то мой рассказ столкнет наши отношения с мертвой точки.
Утром я пошел на пристань с целью выбрать лодку посимпатичнее. Я решил не мудрить и опять уйти водным путем. Был, конечно, риск, что не выпустят, но я решил, что раз мои тайники за все циклы не были прикрыты, то и здесь опасаться нечего. Опять же и Славяну нисколько не взволновали мои слова, и ключ от сарая с веслами она отдала мне без вопросов, как я и ожидал. Потом, только, позже, Славяна подошла на пристань и попросила свозить ее на остров за земляникой.
Я свозил Славяну на остров, поглазел в бинокль на мост, удостоверился во времени прибытия поезда.
Остаток дня я таскаю инструмент на пристань, таскаю туда же материалы, рисую на бумажке — что я хочу, спасибо Электронику, научил, готовлю обед на двоих, сегодня моя очередь. Славяна тоже возится на кухне, обещает на ужин угостить вареньем. Даже развеселилась чуть-чуть. Ужинаем оладьями и вареньем. Славяна все-таки чудо. Благодарю ее, мою посуду, обещаю завтра наловить рыбы, завтра я еще здесь, и ухожу обратно на пристань. Там вожусь до позднего вечера. Почему то захотелось сделать хорошо, хотя, конечно, лодку, все равно, придется бросить.
Когда начало темнеть пришла Славяна. Разделась и ушла нырять с пристани. Получалось красиво. Потом сидела, долго смотрела, как я работаю. Долго не могу решиться заговорить, наконец решаюсь.
Не хочешь прогуляться в одно место?
Девочка вздрагивает и с ужасом в глазах шепчет:
Куда?
Здесь рядом, не дальше ворот. Хочу тебе кое-что рассказать и показать.
Подымаюсь, беру ее за руку, Славяна встает и идет со мной, покорная, как кукла.
А я, обратившись к памяти Семена, рассказываю, историю их отношений. Очень подробно, про каждый день, водя по памятным местам лагеря. Славяна постепенно оживает и начинает слушать, если не с интересом, то, хотя бы, не пропуская мимо ушей. Дохожу до шестого дня, делаю паузу, думаю, насколько подробно описывать интимные сцены, и тут замечаю, что Славяна плачет. Поворачиваюсь к ней лицом, осторожно беру за локти и прижимаю ее к себе. Она утыкается лицом мне в грудь и ревет, ревет, ревет...
Наконец, в перерывах между приступами плача, выясняется: оказывается Славяна частично помнит предыдущие циклы, и у этой Славяны всё происходило не так. Из раза в раз в них повторяется одна и та же ситуация: Славяну оставляют присматривать за лагерем, а вожатая везет пионеров в другой лагерь. Всю неделю Славяна в лагере совершенно одна. В конце недели приезжает Ольга Дмитриевна, забирает Славяну и они уезжают. В автобусе Славяна засыпает и ей снится, что она и другие пионеры отдыхают в «Совенке», когда в лагерь приезжаю я. После этого пионеры начинают исчезать один за другим, пока не остаемся я и Славяна. Последнее, что помнит Славяна из сна, это то, что она, еще живая, заперта в душевой, которую я поджег снаружи. А самое последнее, это то, что на нее падает горящий потолок и вспыхивают волосы. В этот момент Славяна всегда просыпается, просыпается в автобусе, стоящем перед воротами «Совенка», в автобус заходит вожатая и объявляет, что в лагере случился пожар, сгорели душевая и кочегарка, и сейчас все поедут в другой лагерь. А Славяна, как помощница вожатой, останется здесь, присмотреть за лагерем, пока Ольга Дмитриевна не привезет рабочих. Славяна выходит из автобуса, тот разворачивается и уезжает, а уже в домике, глядя в зеркало, девочка обнаруживает отсутствие кос.
Так повторяется бесчисленное количество циклов, когда в лагере появляюсь я. И Славяна, с одной стороны, рада, человеческому обществу, а, с другой — решает, что сны имеют обыкновение сбываться, и дает волю своей фантазии, а моё к ней расположение, воспринимает как элемент игры с моей стороны. Я только спросил на это: «Был такой повод?», и получил кивок в ответ.
Пока Славяна все это рассказывает, тоже в подробностях, я проматываю доступные мне куски памяти Палача, и нахожу похожие эпизоды. Значит я попал в один из искалеченных им лагерей.
Я, к сожалению, так и не научился ободрять, утешать и успокаивать перепуганных девушек, поэтому долго смотрю Славяне в глаза. Потом спрашиваю:
Хочешь еще одну историю? Только страшную, почти как у тебя.
Бедная, бедная моя Славяна кивает. Раньше я воспоминания Палача абстрактно воспринимал, да еще и через его больное восприятие. А сейчас, встреть я его, физически, наверное, попытался бы убить, хотя большого смысла и нет. Он же, во первых, просто не поймет, во вторых, назад, сюда, он вряд ли попадет, а, в третьих, здешнюю свою миссию он считает чем то вроде компьютерной игры. Представьте себе, что вас, после прохождения компьютерной стрелялки, заставляют писать и отправлять похоронки родственникам погибших за вас ботов. Да и самого его убили уже. Вот об этом дне я и рассказываю Славяне.
Снова вожу Славю по лагерю, обратившись к памяти Палача, а этот день и у него очень четко прописан, и все мы это чувствовали. Все таки, связь между нами — двойниками, реально существует. Веду, опять, от кружков к площади, подробно рассказываю, кто где стоял и что делал, просто, следственный эксперимент, какой то. При этом говорю от лица Палача в первом лице, думаю, я имею к этому, некоторые основания.
«Вот здесь я прошел, а вот здесь меня ударили в первый раз. А ты била меня метлой, пока не сломался черенок, тогда ты начала колоть меня обломком и проткнула мне легкое. А я полз вон в том направлении, а вы все били меня, пока я не умер в первый раз. А через полчаса я воскрес, и вы опять убили меня.» И так далее...
Провожу Славяну в лес, оттуда к медпункту, оттуда опять в лес, оттуда к остановке. Славяна сначала мне не верит, потом проникается. Вижу, что совсем запугал девушку, и начинаю ей рассказывать опять про нее и Семена, недорассказанные шестой и седьмой день, и историю ухода Семена и отъезда его и девочек в город на автобусе, тут доступные мне воспоминания Семена обрываются, и приходится заканчивать историю. Славяна молчит. А я спрашиваю:
Ну и который я, по твоему, настоящий? Первый, второй, третий или, тот, который тебя сейчас за руку держит, и пытается с тобой контакт наладить?
Молчит. Но, кажется, меня больше не боится. Вдруг утыкается лицом ко мне в рубашку и опять начинает плакать. Подвожу Славяну к лавочке, садимся, прижимаю к себе, осторожно говорю всякую ерунду, жду пока выплачется.
Семен, что с нами происходит?
Кто бы мне об этом рассказал.
Рассказываю Славяне, все, что знаю о лагерях, о двойниках, о себе, о Семене, о Палаче с Пионером. Подробно, по ее просьбе, еще раз рассказываю об уходе Семена. Эта Славяна мне верит, в отличие от той, что уехала с Семеном. Так ведь и информации я на нее вывалил кучу, и сама она специфические воспоминания имеет. Не рассказываю только свою теорию о репликантах. Должен же я сохранить что-то для психиатра.
Уже поздно, идем от площади к домикам, держимся за руки. Подходим к домику Славяны, и, она не прощается, как обычно, а легонько тянет за собой меня вовнутрь. Не скажу, что я этому не рад. Так заканчивается пятый день.
Шестой день проходит в полном расслаблении с моей стороны. Я, просыпаюсь поздно, Славяна еще дремлет на моем плече. Осторожно целую ее в висок, высвобождаюсь, и выхожу на крыльцо. Давно отвык от сигарет, а тут захотелось. Стою, вспоминаю ощущения. Скрипит дверь, сзади выходит Славяна, обнимает меня, тыкается мне носом между лопаток. Происходит диалог примерно такого содержания:
Ты когда уплываешь?
Не знаю еще, наверное завтра.
А может останешься?
Тебе грустно и одиноко?
Конечно, причем уже сейчас.
Размышляю. Если Славяна в новом цикле потеряет память или ее мне подменят, то уйти смогу в любой момент. Если останется эта Славяна, то помогу ей, с осознанием самой себя и своего места. Все есть, чем занять кусочек вечности.
А поплыли вместе?
И на седьмой день этого цикла мы пробуем сбежать в первый раз. До моста доплываем без приключений, садимся в поезд, в поезде, как водится засыпаем, и просыпаемся в автобусе, каждый в своем. Слава богу, что в одном цикле. В первом варианте Славяниного цикла. Сперва она одна, а через три дня появляюсь и я.
Надо было видеть, как менялось ее лицо, когда она меня узнала. Кажется, в тот момент я в нее и влюбился. Неделя в лагере, в котором, в первый раз никого не убили. Пытаемся бежать. Просыпаемся в автобусе, по отдельности. Опять с интервалом в три дня.
Неделя счастья, пытаемся бежать, возвращаемся в предыдущий вариант цикла. Подумываю, не бросить ли всё, не остаться ли в этих циклах навсегда со Славяной, но вспоминаю историю одного пионера. Того, что стал Палачом. Решаем еще раз сбежать, и нас раскидывает по разным лагерям. И вот уже тридцать циклов один.
Я успел рассказать Славяне о тайниках, малом, в Шопенгауэре, и большом, в шахте. Договорились, на случай, если нас раскидает, что будем ставить на странице метки, тоненько, твердым карандашом в нижнем углу листа, я «См», она «Сл». Договорились, что будем в большом тайнике оставлять записки. Еще я успел показать Славяне, как обращаться с лодкой, но не знаю, сумеет ли она.
Пока никаких известий. Единственное, кроме нас, оказывается, кто-то, уже, дважды, проходил эту дорогу. По необходимости, внимательно, просматривая нужную страницу, я, в каждом лагере обнаруживаю, что в первой строчке ногтем подчеркнуто одно и тоже слово, а в правом верхнем углу страницы кто-то выдавил углубление остро заточенной спичкой.
Ну и, оказывается, можно не воровать лодки. Оказывается, достаточно, пройдя по берегу, в сторону моста, просто войти в воду, отойти подальше и проплыть метров тридцать против течения, или зайти по грудь и пройти метров пятьдесят, или зайти по пояс и пройти метров двести. Ну правильно, нужно же воде куда то течь.
Вот так. Пока еду в поезде дальше, и, пора и вздремнуть, до следующего цикла.
Лагеря, кстати, не такие и одинаковые. Изменения, очень медленные, по одной какой то детали, но происходят от локации к локации. Появился остановочный павильон перед воротами, сперва деревянный, потом металлический, потом кирпичный. Ворота из распашных превращаются в сдвижные. Сирень перед домиками сменятся шиповником, а тот барбарисом. И так далее. В общем, последний лагерь уже здорово отличался от привычного мне «Совенка». А вот люди те же. Нет, почему то, только Виолы и Толика. Про Толика не скажу, а вместо Виолы, как правило, оказывается какой то персонаж, а ля Ольга Дмитриевна номер два. И в каждый лагерь я вхожу через главные ворота, и в каждом лагере меня встречает Славя, а я же всегда жду Славяну.
Я уже рассказал, как после моего побега на лодке, а потом на поезде меня выкинуло в автобус, стоящий перед воротами «Совенка». Читайте дальше.
Проснувшись в автобусе, я подскакиваю с кресла. Вернее, пытаюсь подскочить и валюсь назад. Ноги оказались связаны вместе, а руки притянуты к туловищу. Когда мгновение паники проходит, оказывается, что никто меня не связывал, оказывается, что я всего лишь, закутан, как в кокон, в портьеру из музыкального кружка. Очевидно, что, как я заснул в вагоне, так и был перенесен в салон автобуса.
Вы, когда-нибудь, пытались выпутаться из кокона, сидя в кресле междугороднего автобуса? Не пытайтесь, это скучное занятие, чреватое синяками. Наконец, я освобождаюсь и выхожу в проход между сиденьями. Рюкзак мой оказывается тут же, на соседнем ряду, а больше нету ничего. Смотрю из автобуса в разных направлениях, вроде бы, все по прежнему, вроде бы привычный пейзаж за окнами, да и запах гари почти исчез, и, если не принюхиваться, то и не заметен. Достаю из рюкзака будильник (украл у вожатой), получается, я бежал из лагеря часов десять назад, смотрю на Солнце, оно явно клонится к западу. Думаю, что мне делать. Прежде всего, надо поесть. В рюкзаке у меня сухой паек, позаимствованный в бомбоубежище — сухари, запаянные в полиэтилен, и плоские банки без маркировки. Открываю одну банку, перловка с мясом. Пока ем холодную кашу, запивая водой из фляги, размышляю о дальнейшей программе действий. Что мы имеем: во-первых, из личного опыта, моего и двойников, если не выходить из автобуса, то ничего и не будет, хоть вечно сиди, будешь в нем как в стасисе сохраняться, просыпаясь каждый раз во второй половине Первого дня. Я так, подозреваю, что автобус сейчас никому, кроме нас и не виден, ведь не видела же его Ольга Дмитриевна, тем дисктотечным вечером. Во-вторых, если я сейчас выйду из автобуса, то внутрь я уже не попаду, и для меня начнется течение цикла. В третьих, Славя выйдет меня встречать только в тот момент, когда я подойду к воротам ближе, чем на 12 метров. Я и такие опыты проводил. Было весело, встав напротив ворот, и, медленно делая шаги длиной в одну ступню, приближаться к воротам, и наблюдать, как с той стороны мелькают то синие глазища, то русые косы. При этом девочка явно не понимала, что ее приводило к воротам. В четвертых, неизвестно, как меня встретят в лагере, ведь побег, как минимум частично, но удался. Мне, в отличии от прошлых циклов, оставили и пионерскую форму, и рюкзак с содержимым. Кстати, о содержимом, лезу в карман, достаю телефон, смотрю на время и на уровень заряда. Благодетели, телефон зарядили, низкий вам поклон. Связи, естественно, по прежнему никакой нет, время приблизительно совпадает с показаниями будильника. В общем, выгружаться придется, но сразу в лагерь я не пойду, хотелось бы осмотреться. Еще раз прохожу по салону, смотрю, ничего не забыл? Пустая банка вызывающе смотрит на меня, рука тянется выбросить ее в урну, но я бью себя по рукам, укладываю портьеру в рюкзак, вдруг пригодится, закидываю рюкзак на плечо и выпрыгиваю из автобуса. Чтобы меня не было видно из ворот, сразу же прячусь за остановочный павильон. Стоп. Откуда здесь павильон? Нету здесь никакого павильона! Но он есть. Получается... Это не мой лагерь!
А чей? И, интересно, хозяева дома? Точнее «хозяин». Знаком ли я с ним? А если не знаком, то как он относится к своим двойникам? А к двойникам появившимся в материальном виде? В любом случае, ночевать и питаться где-то надо, потому что водный транспорт нужно еще подготовить. Можно, конечно, уйти в бомбоубежище, но этот вариант меня не радует. Сыро там, и давит на психику.
Размышляю, как поступить. Если я сейчас сунусь в ворота, Славю, с большой вероятностью, принесет сюда же. Как она отреагирует на меня, неизвестно. Идти в старый лагерь и проникать в «Совенок» через бомбоубежище долго и утомительно, и так, после утренней гребли, все тело болит. Решаю, обойти лагерь вдоль забора, если дыры в заборе на своих местах, то проникну через них, если нет, то через хозяйственные ворота.
Зашел, через задние ворота. С этой стороны запах гари совсем не чувствуется. Народу тоже нет никого. То есть, совсем. Справа от меня спортивный комплекс, слева пляж. Обычно, хоть кто-то, в это время там да присутствует. Сейчас же, нету никого. Прохожу мимо столовой, выхожу к Генде, и тут, на площади, встречаю Славю.
Только это совсем не знакомая мне Славя. Косы обрезаны, выражение лица серьезное, вообще, все вместе, и лицо, и фигура, и движения, и позы, когда Славя останавливается, говорят о какой то застарелой проблеме. И, в общем, как то взрослее она выглядит, что ли. Увидев меня Славя едва не роняет ведра, да, забыл сказать, она тащит от пристани в сторону своего домика два ведра с водой, дергается, будто хочет убежать, потом пересиливает себя, опускает ведра на землю, несколько нервно улыбается мне и делает шаг навстречу.
Привет. Ты зачем приехал? Лагерь же закрыт.
Вот те здрасьте, такого, за всю свою местную жизнь я еще не встречал.
То есть как закрыт? А меня вот сюда привезли.
Говорю совершенно искренне, удивление моё велико и его хватает и на меня и на того пионера, чье место я сейчас занимаю.
А вот так. Тебя должны были предупредить. Вожатая в райцентр звонила, а потом еще на почту, телеграмму давала.
А что случилось?
Здесь... был... один...
Славя мнется, подбирая слова, и, явно, не желая об этом рассказывать, а потом выпаливает.
Я точно не знаю почему, это в прошлую смену еще было, но здесь пожар был! Вожатая повезла остальных пионеров в другой лагерь, а меня оставила здесь, присмотреть. Я же ее помощница, вроде как.
Понятно, а я вот ничего не знал и приехал. И что теперь делать? Где этот другой лагерь, и как в него добираться?
Ой, ну это на автобусе. Вожатая за мной приедет, рабочих привезет, а ты вместе с нами тогда и уедешь. Да, я забыла, я Славяна. Все меня Славей зовут, и ты зови.
Эту фразу я уже слышал...
Это имя тебе не идет, можно я буду звать тебя Славяной?
Вот, кто меня за язык тянул в тот момент?
Можно наверное.
Отвечает слегка ошарашено.
А я Семен. А когда автобус будет?
Ну, я не знаю, через неделю, может быть, а может быть послезавтра. Ну, пойдем, тебе надо же где-то разместиться.
Славяна берет одно ведро, смотрит на второе, вопросительно смотрит на меня, я, вняв ее безмолвной просьбе, беру его и мы идем. Идем через площадь, мимо медпункта к ее домику, там оставляем на крыльце ведра, и Славяна ведет меня дальше.
А зачем тебе вода?
Ну, насос из скважины не качает, а ручным долго. Поэтому из скважины только для еды и питья. А умыться, или постирать приходится из реки таскать. Тебе тоже так придется, потом ведро в столовой возьмешь. Да ты не бойся, вода в реке чистая.
Подходим к «моему» домику. Славяна отцепляет от связки ключ, отдает мне.
Вот, здесь ты будешь жить. Вообще то это домик вожатой, но в других домиках сейчас все равно ничего нет, только кровати с голыми сетками. Ты располагайся пока, а я приготовлю поужинать.
Спасибо, а тебе не трудно будет? Я же вот так взял и на голову тебе свалился.
Ой, что ты, знаешь, какая у нас семья большая, и хозяйство. К тому же, завтра я готовлю, а послезавтра — ты.
А продуктов хватит?
Хватит, не бойся. Можешь погулять сходить, осмотреться. Я, когда все готово будет, радио включу, ты в столовую приходи.
С тем и расходимся. Я заглядываю в домик, закидываю рюкзак под кровать, убеждаюсь, что в шкафу есть комплект белья и иду осматривать достопримечательности.
Иду через площадь к главным воротам и натыкаюсь на источник горелого запаха. На месте душевой — обгорелые развалины. Провалившаяся крыша, обугленные стены, лопнувшие стекла в кочегарке. Захотел подойти, но посмотрел на себя, в белой рубашке, шортах и сандалетах, и передумал. Завтра спрошу у Славяны, где взять рабочую одежду.
Дошел до ворот, выглянул наружу, автобуса, естественно, нет, и не торопясь пошел обратно. Когда подошел к общим кружкам, подумалось, вот сейчас выйдет Лена, но нет. Потянул дверь, не заперто. Ну и разгром, все перевернуто, кошкоробот недоделанный в углу валяется. Шкафы распахнуты, под ногами что-то блестит, чуть не наступил. Нагибаюсь — стеклышко из очков Шурика. Все чудесатее и чудесатее... Интересно, что здесь произошло? Или пожар так внезапно случился, что пришлось все бросить и бежать на автобусе? Оглядываю еще раз помещение. Вроде бы, не смотря на разгром, ничего не пропало, а мне, собственно, только инструмент и нужен. Завернул на пристань, там все как обычно, только лодки не на плаву, а вытащены на берег. Тут включается лагерное радио, и сигнал зовет меня в столовую.
В столовой пусто, все столы сдвинуты, кроме одного, на нем сковорода с жареной картошкой, два пакета кефира, чайник и тарелка с горой булочек. Славяна встречает меня в белом фартуке, поверх своей формы.
Ты извини, я не ожидала, что ты приедешь, поэтому сегодня только картошка, зато я булочек напекла для тебя.
Сидим, ужинаем. Булочки вкусные, ну других у Славяны и быть не может. Славяна поглядывает на меня, никак не могу определить выражение ее лица. После ужина еще немного сидим. Я суюсь помочь Славяне вымыть посуду, она отмахивается, говорит, послезавтра твоя очередь будет, тогда и помоешь. Дает мне ведро и отправляет на реку набрать воды для себя. Пока хожу на пристань а оттуда к домику, встречаю Славяну. Желаем друг-другу спокойной ночи и расходимся, каждый к себе.
Цикл тянется как обычно, с поправкой, конечно, на необычность ситуации, на то, что здесь нет никого, кроме нас, и на непонятное поведение Славяны. Она, то жмется ко мне, как собачонка, то, прячется где-то от меня, как собачонка же, но запуганная. Видно, что часто плачет, когда меня нет, видно, что улыбка какая то натянутая, и общая подавленность в ней никак не исчезает. В целом же, какая то непонятная мне напряженность в наших отношениях все растет и растет, и к вечеру пятого дня я решаюсь на провокацию. Ну не умею я выспрашивать и проникать в доверие, простите меня. Я тогда так рассудил, что если я ошибаюсь, Славяна решит, что я просто дурак, а если ей есть, о чем рассказать, то мой рассказ столкнет наши отношения с мертвой точки.
Утром я пошел на пристань с целью выбрать лодку посимпатичнее. Я решил не мудрить и опять уйти водным путем. Был, конечно, риск, что не выпустят, но я решил, что раз мои тайники за все циклы не были прикрыты, то и здесь опасаться нечего. Опять же и Славяну нисколько не взволновали мои слова, и ключ от сарая с веслами она отдала мне без вопросов, как я и ожидал. Потом, только, позже, Славяна подошла на пристань и попросила свозить ее на остров за земляникой.
Я свозил Славяну на остров, поглазел в бинокль на мост, удостоверился во времени прибытия поезда.
Остаток дня я таскаю инструмент на пристань, таскаю туда же материалы, рисую на бумажке — что я хочу, спасибо Электронику, научил, готовлю обед на двоих, сегодня моя очередь. Славяна тоже возится на кухне, обещает на ужин угостить вареньем. Даже развеселилась чуть-чуть. Ужинаем оладьями и вареньем. Славяна все-таки чудо. Благодарю ее, мою посуду, обещаю завтра наловить рыбы, завтра я еще здесь, и ухожу обратно на пристань. Там вожусь до позднего вечера. Почему то захотелось сделать хорошо, хотя, конечно, лодку, все равно, придется бросить.
Когда начало темнеть пришла Славяна. Разделась и ушла нырять с пристани. Получалось красиво. Потом сидела, долго смотрела, как я работаю. Долго не могу решиться заговорить, наконец решаюсь.
Не хочешь прогуляться в одно место?
Девочка вздрагивает и с ужасом в глазах шепчет:
Куда?
Здесь рядом, не дальше ворот. Хочу тебе кое-что рассказать и показать.
Подымаюсь, беру ее за руку, Славяна встает и идет со мной, покорная, как кукла.
А я, обратившись к памяти Семена, рассказываю, историю их отношений. Очень подробно, про каждый день, водя по памятным местам лагеря. Славяна постепенно оживает и начинает слушать, если не с интересом, то, хотя бы, не пропуская мимо ушей. Дохожу до шестого дня, делаю паузу, думаю, насколько подробно описывать интимные сцены, и тут замечаю, что Славяна плачет. Поворачиваюсь к ней лицом, осторожно беру за локти и прижимаю ее к себе. Она утыкается лицом мне в грудь и ревет, ревет, ревет...
Наконец, в перерывах между приступами плача, выясняется: оказывается Славяна частично помнит предыдущие циклы, и у этой Славяны всё происходило не так. Из раза в раз в них повторяется одна и та же ситуация: Славяну оставляют присматривать за лагерем, а вожатая везет пионеров в другой лагерь. Всю неделю Славяна в лагере совершенно одна. В конце недели приезжает Ольга Дмитриевна, забирает Славяну и они уезжают. В автобусе Славяна засыпает и ей снится, что она и другие пионеры отдыхают в «Совенке», когда в лагерь приезжаю я. После этого пионеры начинают исчезать один за другим, пока не остаемся я и Славяна. Последнее, что помнит Славяна из сна, это то, что она, еще живая, заперта в душевой, которую я поджег снаружи. А самое последнее, это то, что на нее падает горящий потолок и вспыхивают волосы. В этот момент Славяна всегда просыпается, просыпается в автобусе, стоящем перед воротами «Совенка», в автобус заходит вожатая и объявляет, что в лагере случился пожар, сгорели душевая и кочегарка, и сейчас все поедут в другой лагерь. А Славяна, как помощница вожатой, останется здесь, присмотреть за лагерем, пока Ольга Дмитриевна не привезет рабочих. Славяна выходит из автобуса, тот разворачивается и уезжает, а уже в домике, глядя в зеркало, девочка обнаруживает отсутствие кос.
Так повторяется бесчисленное количество циклов, когда в лагере появляюсь я. И Славяна, с одной стороны, рада, человеческому обществу, а, с другой — решает, что сны имеют обыкновение сбываться, и дает волю своей фантазии, а моё к ней расположение, воспринимает как элемент игры с моей стороны. Я только спросил на это: «Был такой повод?», и получил кивок в ответ.
Пока Славяна все это рассказывает, тоже в подробностях, я проматываю доступные мне куски памяти Палача, и нахожу похожие эпизоды. Значит я попал в один из искалеченных им лагерей.
Я, к сожалению, так и не научился ободрять, утешать и успокаивать перепуганных девушек, поэтому долго смотрю Славяне в глаза. Потом спрашиваю:
Хочешь еще одну историю? Только страшную, почти как у тебя.
Бедная, бедная моя Славяна кивает. Раньше я воспоминания Палача абстрактно воспринимал, да еще и через его больное восприятие. А сейчас, встреть я его, физически, наверное, попытался бы убить, хотя большого смысла и нет. Он же, во первых, просто не поймет, во вторых, назад, сюда, он вряд ли попадет, а, в третьих, здешнюю свою миссию он считает чем то вроде компьютерной игры. Представьте себе, что вас, после прохождения компьютерной стрелялки, заставляют писать и отправлять похоронки родственникам погибших за вас ботов. Да и самого его убили уже. Вот об этом дне я и рассказываю Славяне.
Снова вожу Славю по лагерю, обратившись к памяти Палача, а этот день и у него очень четко прописан, и все мы это чувствовали. Все таки, связь между нами — двойниками, реально существует. Веду, опять, от кружков к площади, подробно рассказываю, кто где стоял и что делал, просто, следственный эксперимент, какой то. При этом говорю от лица Палача в первом лице, думаю, я имею к этому, некоторые основания.
«Вот здесь я прошел, а вот здесь меня ударили в первый раз. А ты била меня метлой, пока не сломался черенок, тогда ты начала колоть меня обломком и проткнула мне легкое. А я полз вон в том направлении, а вы все били меня, пока я не умер в первый раз. А через полчаса я воскрес, и вы опять убили меня.» И так далее...
Провожу Славяну в лес, оттуда к медпункту, оттуда опять в лес, оттуда к остановке. Славяна сначала мне не верит, потом проникается. Вижу, что совсем запугал девушку, и начинаю ей рассказывать опять про нее и Семена, недорассказанные шестой и седьмой день, и историю ухода Семена и отъезда его и девочек в город на автобусе, тут доступные мне воспоминания Семена обрываются, и приходится заканчивать историю. Славяна молчит. А я спрашиваю:
Ну и который я, по твоему, настоящий? Первый, второй, третий или, тот, который тебя сейчас за руку держит, и пытается с тобой контакт наладить?
Молчит. Но, кажется, меня больше не боится. Вдруг утыкается лицом ко мне в рубашку и опять начинает плакать. Подвожу Славяну к лавочке, садимся, прижимаю к себе, осторожно говорю всякую ерунду, жду пока выплачется.
Семен, что с нами происходит?
Кто бы мне об этом рассказал.
Рассказываю Славяне, все, что знаю о лагерях, о двойниках, о себе, о Семене, о Палаче с Пионером. Подробно, по ее просьбе, еще раз рассказываю об уходе Семена. Эта Славяна мне верит, в отличие от той, что уехала с Семеном. Так ведь и информации я на нее вывалил кучу, и сама она специфические воспоминания имеет. Не рассказываю только свою теорию о репликантах. Должен же я сохранить что-то для психиатра.
Уже поздно, идем от площади к домикам, держимся за руки. Подходим к домику Славяны, и, она не прощается, как обычно, а легонько тянет за собой меня вовнутрь. Не скажу, что я этому не рад. Так заканчивается пятый день.
Шестой день проходит в полном расслаблении с моей стороны. Я, просыпаюсь поздно, Славяна еще дремлет на моем плече. Осторожно целую ее в висок, высвобождаюсь, и выхожу на крыльцо. Давно отвык от сигарет, а тут захотелось. Стою, вспоминаю ощущения. Скрипит дверь, сзади выходит Славяна, обнимает меня, тыкается мне носом между лопаток. Происходит диалог примерно такого содержания:
Ты когда уплываешь?
Не знаю еще, наверное завтра.
А может останешься?
Тебе грустно и одиноко?
Конечно, причем уже сейчас.
Размышляю. Если Славяна в новом цикле потеряет память или ее мне подменят, то уйти смогу в любой момент. Если останется эта Славяна, то помогу ей, с осознанием самой себя и своего места. Все есть, чем занять кусочек вечности.
А поплыли вместе?
И на седьмой день этого цикла мы пробуем сбежать в первый раз. До моста доплываем без приключений, садимся в поезд, в поезде, как водится засыпаем, и просыпаемся в автобусе, каждый в своем. Слава богу, что в одном цикле. В первом варианте Славяниного цикла. Сперва она одна, а через три дня появляюсь и я.
Надо было видеть, как менялось ее лицо, когда она меня узнала. Кажется, в тот момент я в нее и влюбился. Неделя в лагере, в котором, в первый раз никого не убили. Пытаемся бежать. Просыпаемся в автобусе, по отдельности. Опять с интервалом в три дня.
Неделя счастья, пытаемся бежать, возвращаемся в предыдущий вариант цикла. Подумываю, не бросить ли всё, не остаться ли в этих циклах навсегда со Славяной, но вспоминаю историю одного пионера. Того, что стал Палачом. Решаем еще раз сбежать, и нас раскидывает по разным лагерям. И вот уже тридцать циклов один.
Я успел рассказать Славяне о тайниках, малом, в Шопенгауэре, и большом, в шахте. Договорились, на случай, если нас раскидает, что будем ставить на странице метки, тоненько, твердым карандашом в нижнем углу листа, я «См», она «Сл». Договорились, что будем в большом тайнике оставлять записки. Еще я успел показать Славяне, как обращаться с лодкой, но не знаю, сумеет ли она.
Пока никаких известий. Единственное, кроме нас, оказывается, кто-то, уже, дважды, проходил эту дорогу. По необходимости, внимательно, просматривая нужную страницу, я, в каждом лагере обнаруживаю, что в первой строчке ногтем подчеркнуто одно и тоже слово, а в правом верхнем углу страницы кто-то выдавил углубление остро заточенной спичкой.
Ну и, оказывается, можно не воровать лодки. Оказывается, достаточно, пройдя по берегу, в сторону моста, просто войти в воду, отойти подальше и проплыть метров тридцать против течения, или зайти по грудь и пройти метров пятьдесят, или зайти по пояс и пройти метров двести. Ну правильно, нужно же воде куда то течь.
Вот так. Пока еду в поезде дальше, и, пора и вздремнуть, до следующего цикла.
