Результаты поиска по запросу «
Алиса(БЛ) Мику(бл)
»Фанфики(БЛ) Бесконечное лето Ru VN Семен(БЛ) Мику(БЛ) автобус 410 очередной бред Дубликат(БЛ) Визуальные новеллы фэндомы
Начало:
Глава 1. http://vn.reactor.cc/post/2626275
Глава 2. http://vn.reactor.cc/post/2649697
Глава 3. http://vn.reactor.cc/post/2666697
Глава4. http://vn.reactor.cc/post/2677788
Глава 5. http://vn.reactor.cc/post/2704406
Глава 6. http://vn.reactor.cc/post/2713270
Продолжение
VII
Фамагуста
Забавно это – проснуться внутри своего сна. Проснуться, оглядеться и подумать: «Как же давно я не был здесь, в месте, которое когда-то считал своим домом». Открываю глаза и смотрю на серый потолок, на паутину в углу, на разбросанные вещи и на мигающий индикатором монитор. Говорят, что снами можно управлять, но я не умею и не хочу этому учиться, пусть все идет по сценарию сна, а я просто буду помнить, что это сон. Что я уснул в поезде рядом с Мику, а проснусь в автобусе перед воротами.
Мику, моя Мику, как ты была права. Каждый цикл, оказывается, я теряю близкого человека, более близкого, менее близкого, но близкого. И даже, как правило, не одного. Может потому я и сбежал в первый раз, что невыносимо было все это переживать.
Ладно, хватит грызть себя, надо узнать, хотя бы, когда я «проснулся». Поднимаюсь с дивана и, дотянувшись до клавиатуры, бужу комп. Смотрю время, число. Интересно, вечером, оказывается, у меня встреча с однокурсниками, та самая. Значит меня вернули в сон до попадания в «Совенок», значит, через десять часов мне идти на остановку. Значит, через десять часов, плюс время на дорогу, я окажусь дома. Надо-же, а ведь когда-то я считал сном «Совенок», а здешнее свое существование реальностью. Подумалось еще, что высшей степенью коварства, со стороны местного мироздания, будет отправить меня не обратно в лагерь, а отправить на эту самую встречу. Как их зовут то, этих моих однокурсников? Пытаюсь вспомнить хоть одно имя или, может, лицо – бесполезно, сплошь серые невнятные фигуры. Интересно, у Мику-моей, когда она попыталась вспомнить свою школу в Японии, так же было? Мику… Стоп. Загоняю тоску внутрь себя, это пройдет, надо только перетерпеть.
Но надо куда-то потратить эти десять часов, пусть даже время во сне может и сжаться. И тут вспоминаю, что я не курил уже один только Генда знает сколько. Ищу глазами пачку на полу около дивана – нету, на столе – нету, на подоконнике – нету. Шлепаю босыми ногами на кухню – нету, туалет – нету, в прихожей проверяю карманы своей зимней куртки – тоже пустота. Вот и первое задание квеста – дойти до остановки и купить сигарет. То есть, это второе задание. Первое – одеться. Так, несколько торможу, не обнаружив пионерской формы, потом хмыкаю и надеваю то, что висит на спинке стула и валяется на его сиденье и на полу, рядом со стулом: носки, футболка, джинсы и свитер. Сколько времени прошло, и оригиналы давно брошены в шкафу Ольги Дмитриевны, но вот они вещи – точно такие же, как и были. Ботинки, куртка, в кармане куртки пара бумажек и горсть мелочи, не густо, но на курево хватит, в другом кармане ключи от квартиры. Проверяю – точно от квартиры. Вот телефон не нашел, видимо канул с концами, на столе лежит неизвестно откуда приблудившийся смартфон. Чей? Верчу его в руках, пожимаю плечами и оставляю на столе не включив: я не собираюсь никуда звонить и принимать звонки на неизвестно чей аппарат я тоже не собираюсь. Верните мне мою старенькую Нокию. Теперь – наушники в слуховые проходы и можно идти. Кстати, пока есть время, нужно будет пробежаться по сайтам с музыкой, нужно будет принести что-нибудь новое в «Совенок».
Все-таки сон: вот я запираю дверь и вот я уже на улице, минуя лифт, а вот я уже перед киоском и покупаю упаковку никотиновых палочек. Тут время и пространство сна дают мне послабление и возвращают к привычному темпу, я закуриваю и, закашлявшись и сплевывая, выбрасываю сигарету. Черт, ко всему прочему меня еще и отучили от вредной привычки. Вот помню же все ощущения, и вместо них – полный рот горечи и не могу себя заставить сделать следующую затяжку. Но это мы еще разберемся попозже, что это за сон, где покурить не дают. Автобус только вечером, а вот чем заняться дальше, не очень понятно. Чувствую, что если очень сильно захочу, то проснусь прямо сейчас, точнее, что смогу, в этом своем сне, ускорить время так, что сейчас окажется вечер и к остановке подойдет нужный автобус, но пока хочу этого не очень сильно. Можно вернуться домой и пробежаться по интернетам, я еще не забыл, как это делается, а можно… Можно просто погулять и осмотреться, все-таки я прожил в этом городе двадцать семь лет, ну, может не в этом, а в его копии в реальном мире и не я, а тот человек, чьей памятью я пользуюсь, этакий истинный Семен Семенович. Решаю проехать пару-другую остановок, а обратно вернуться пешком. И, словно прочитав мои мысли, к остановке подъезжает автобус. Сон же, ничего необычного, просто сон.
Автобус тот самый, четыреста десятого маршрута, один из, почти уже вымерших, мастодонтов Ликинского автозавода. Народу не много, я устраиваюсь на сиденье, взгромоздив левую ногу, на металлический короб проходящий вдоль всего автобусного борта, а сам смотрю в полузамерзшее окно. Пассажиры входят, выходят, передают кондуктору деньги, перемещаются по проходу, мне нет до них никакого дела. Кто-то миниатюрный садится рядом со мной. Странно, обычно место рядом со мной пустует до последнего, люди как-будто чувствуют мое нежелание контактировать с ними. А потом этот кто-то нахально вытаскивает музыкальную заглушку из моего правого уха.
– Вот мы и встретились, Сенечка.
Поворачиваю голову – Мику. Это так неожиданно, что я замираю, проглатываю язык и только и могу, что смотреть в глаза своей любимой девушке.
– Что-то случилось, милый?
– Случилось, Мику-моя. Ты внезапно случилась.
А мой паралич сменяется возбуждением, я подскакиваю с места, подхватываю Мику и почти на руках выношу из автобуса, успев протиснуться в закрывающиеся двери.
Автобус рычит отъезжая, кондуктор кричит что-то доброе в наш адрес, но нам нет до нее никакого дела.
Я распахиваю куртку и Мику прячется у меня на груди. Даже когда Мику в шубке я могу прикрыть ее полами куртки. Мику, моя Мику… Миниатюрная девушка, нисколько не повзрослевшая, хоть мы и скакнули из восемьдесят седьмого в две тысячи седьмой, а я повзрослел с семнадцати до двадцати семи. Мех шубы холодит меня сквозь свитер, а Мику прижимается ко мне всем телом, и… плачет?
– Мику-моя?
– Все… Все нормально, Сенечка. Все абсолютно нормально. Я сейчас перестану плакать и мы пойдем гулять.
Микуся еще глубже зарывается лицом мне в свитер, несколько раз хлюпает носом, а потом робко смотрит на меня снизу вверх.
Мику… Не повзрослела, нет, ей все те же шестнадцать, но, как будто постарела: морщинки в уголках глаз, в уголках губ, безнадежный взгляд человека пережившего какое-то смертельное разочарование, я только надеюсь, что не во мне.
– Пойдем гулять, чудо моё. А по дороге всё расскажешь.
– Расскажу, если сумею. А если не сумею, то все равно расскажу, Сенечка, мы же не врем друг другу, только не торопи меня. А еще, я же должна быть красивой. Веди меня куда-нибудь, где можно умыться, тебе лучше знать куда, это же твой город.
За «мой» город отдельное спасибо, Микуся. Заходим в ближайшую кофейню, Мику скрывается в туалете, а я заказываю два эспрессо. Пока Мику приводит себя в порядок, пока булькает кофеварка я оглядываю заведение. М-да, смешение стилей и эпох: обшитые мебельными панелями стены; демонстративно деревянные окна; занавески с подсолнухами; несколько столов, словно переехавших, вместе со стульями, из столовой «Совенка» – это все из восьмидесятых. Оттуда же, если не из семидесятых: стеклянная призма витрины-холодильника, миксер для молочного коктейля и толстая буфетчица в белом фартуке и кружевном… чепчике(?). А вот напитки ядовито-кислотных цветов стоящие на полке над коктейльным миксером и две бутылки отдельно: коньяк «Наполеон» и амаретто, – привет из девяностых. И совершенно футуристическая кофе-машина, доминирующая над всем этим. Впрочем, очень чисто и запах свежий. Кофе-машина выплевывает, наконец, наш эспрессо, появляется Микуся, садится за столик у окна, я отношу наш кофе и возвращаюсь к стойке рассчитаться. Если это сон, то денег должно хватить или они вообще не понадобятся. Не понадобились – тетка куда-то исчезла. Все-таки сон, хотя вкус кофе от этого хуже не стал. В «Совенке» иногда давали ячменный или может желудевый, или цикориевый – черт их разберет, но как же давно я не пил кофейный кофе, еще больше времени, чем не курил, и, в отличие от сигарет, никаких побочных эффектов принятие кофе вовнутрь не вызывает. Мику тоже делает мелкие глотки, посматривает на меня, улыбается и молчит – показатель высшей степени душевного комфорта с ее стороны.
– Как ты, родная, успокоилась? И вообще – рассказывай. Я вот уснул в поезде, а проснулся в квартире, я уже давно не просыпался в квартире, все в автобусе и в автобусе.
– Сенечка, теперь ты засыпаешь меня словами, это, наверное, общение со мной заразно.
Мику опять улыбается, но я что-то нарушил своим вопросом, опять в ее улыбке, кроме радости, проступает еще и горечь.
Как-то так, как во сне и бывает, мы опять оказываемся на улице, незаметно для себя покинув кофейню. И снова Мику чуть улыбается, поглядывает на меня и молчит. Засунула свою руку мне в карман и там переплела свои пальцы с моими.
– Это – твой дом?
Да, мы, оказывается, подошли к той самой остановке, где я утром покупал сигареты и, через промежуток между домами, виден дом мой.
– Да, вон те окна на восьмом этаже.
Но мой настоящий дом, он в другом месте, он за серыми воротами со звездой…
– … хочешь посмотреть? Но имей в виду, мой настоящий дом в «Совенке».
– Дорогая редакция, мужчина, с которым я знакома едва неделю, приглашает меня к себе домой. Скажите, что он имеет в виду?
– Дорогая читательница, мужчина может иметь в виду разные вещи, но то, о чем вы подумали – обязательно. Пошли, Мику-моя?
– Конечно, Сенечка.
– Знаешь, милый. Тот человек, который когда-то уехал из этой квартиры и тот Семен, которого я люблю, они друг от друга отличаются больше, чем Мику, которая проснулась в автобусе у ворот «Совенка», от той Мику, которая, две недели спустя, ждала поезда под дождем.
– Микусь, у Семена и времени больше было.
Мы у меня в квартире, лежим на диване, а предметы нашей одежды отмечают наш путь к нему от самой входной двери. Надо бы проверить, не оставили ли мы чего из одежды еще и на лестничной площадке. Мы лежим рука в руке и смотрим на потолок.
– Какой хороший сон, Мику-моя. Мы теперь всегда будем в нем встречаться? Но Мику, моя Мику, скоро я должен буду проснуться.
– Это правильно, что ты понимаешь, значит мне можно не обманывать тебя. Я бы все равно не стала тебя обманывать, но ты бы мне не поверил, захотел бы, чтоб я осталась, захотел бы остаться сам, а я, наверное, не смогла бы тебе отказать. А это, Сенечка… не хорошо. Даже то, что ты узнал меня в автобусе, даже это не хорошо. Для тебя, милый. Для меня уже все равно, а для тебя – не хорошо, но я не смогла к тебе не подойти. Сенечка мой, прости меня, глупую безвольную куклу.
– Ну какая же ты кукла? Я не…
– Не перебивай меня, милый. Пожалуйста.
Мику-моя, оказывается, проснулась в автобусе. Не в том «Икарусе», что привозит пионеров в лагерь, а в обычном маршрутном автобусе, что колесят у нас по городу. Проснулась в зимней одежде, без чемодана и спортивной сумки и: «Сенечка, я была какая-то заторможенная. Я же помнила, как заснула в поезде, как ты успокаивал меня своими прикосновениями, но то, что я проснулась на сиденье автобуса, что на мне шуба, зимние сапоги, совершенно другое платье меня совершенно не удивило. Я куда-то ехала, где-то выходила и пересаживалась, и мне было совершенно все равно. Я как робот была: надо выйти на остановке – я выходила, надо дождаться другого автобуса – я дожидалась, а почему так надо – я и сама не знала, надо – значит надо.» Сколько она так каталась Мику не помнит, но только день никак не заканчивался.
И так продолжалось пока Мику, зайдя в очередной автобус, не увидела меня. И тут время для нее начало течь, и появилась свобода воли, и Мику стала проталкиваться ко мне: «Я тебя сразу узнала, Сенечка. Ну и что, что ты сидел ко мне спиной, ну и что, что в зимней куртке с капюшоном, ну и что, что ты стал старше на десять лет.»
Но, когда я в автобусе повернулся к Мику, к ней пришло и другое знание: «Наверное, ты что-то глубоко во мне затронул, потому что я не должна была это знать. А может им все равно, потому что такие как я, это отработанный материал и наши чувства уже никого не интересуют.» Мику рассказывает с паузами, возвращаясь назад, чтобы подобрать более точные слова. «Меня не существует, Сенечка. Ты вот спишь сейчас и видишь сон про нас, а та Мику, она уже проснулась и ничего не помнит. Только знаешь, Сенечка, когда она задумывается о чем-то, она рисует не цветочный орнамент, а маленькие лодочки под парусом и в них двух человечков, мальчика и девочку, а когда Славя устает от своих обязанностей, она приходит в музыкальный кружок и они с Мику пьют чай и о чем то грустят, а спросишь – о чем, они и сами не знают.» «И Ульяна, она захотела придумать историю про Черного пионера и не смогла.»
Когда Мику-моя уснула в поезде, она не смогла сохранить в себе наработанную за цикл личность и сбросила ее – мы же не ждем от пятилетнего ребенка, что он сможет нести такой же груз, как и взрослый. Но и личность эта оказалась достаточно развитой, чтобы просто так взять, рассеяться и исчезнуть. И системе пришлось создавать временный фантом, говоря языком две тысячи седьмого года виртуальную Мику, которая должна постепенно сойти на нет.
«Но, Сенечка, я бы, наверное, ничего бы и не поняла, но у меня было и другое назначение.» Здешняя система, она очень рациональна и зашивает в фантомы одну программу – фантомы должны искать своих «создателей» (Это таких как я что ли, помнящих прошлые циклы?) и оставаться рядом с ними. Я сразу вспоминаю «Солярис». Но если целей Океана, закидывающего «гостей» на станцию, Лем не обозначил, то в нашем с Мику, и не только в нашем, случае все было просто. Такие как я – помнящие прошлые циклы должны быть нейтрализованы.
Зачем? Исключительно для сохранения стабильности системы. Видимо, такие как я этой стабильности угрожают, инстинкт самосохранения, ничего более.
Как? Лучше всего это объясняется одним словом – вампиризм. Как вам такой научный термин, Семен Семенович? Лишенные физического тела фантомы быстро рассеиваются без внешней подпитки, а встретившись со своим «создателем», нет пусть будет лучше «партнером», начинают жить питаясь его, партнера, воспоминаниями и чувствами, пока личность партнера не упростится до изначально заложенной, а воспоминания о предыдущем цикле не перейдут в разряд смутных сновидений.
После этого фантом, без подпитки, рассеивается, а его, таким образом, упрощенный партнер возвращается в лагерь на автобусе.
«Я, наверное, неправильная, Сенечка. И человек была неправильная, и фантом неправильный. Я не должна была этого всего этого знать, но знаю, или не должна была любить тебя, но я же люблю. И не могу убивать того Семена, которого я знаю и превращать его в обитателя этой квартиры.» «Сенечка, даже то, что мы здесь вместе сейчас, это уже вредит тебе, я знаю. Нет, мы не сможем иногда встречаться, сегодня я еще держусь, мне почти хватает энергии полученной от системы, но чем дальше, тем будет хуже, и чем реже мы будем встречаться, тем больше я буду забирать у тебя за один раз.» «Тебе может и все равно, но я не хочу, чтобы вместо моего Сенечки возникло вот такое.», – Мику садится, обводит взглядом комнату и морщится. «Сенечка, когда ты сказал мне, что любишь меня, когда я сказала тебе, что люблю тебя, у нас сразу же появились права и обязанности по отношению друг к другу. Обязанность поступать так, чтобы было лучше любимому человеку и право решать за любимого человека.» «А теперь подумай обо мне, каково мне знать, что я убиваю тебя? Даже сейчас убиваю.» «Не на много ты моё существование и продлишь, чем дальше, тем я буду голоднее, и тем большие куски буду от тебя откусывать.» Мику подтягивает к себе колени и обнимает их. «Ничего ты не продлишь. Для меня все равно все закончится за сутки, а вот для тебя эти сутки будут тянуться неделю, или год, или двадцать лет, как повезет.» «Сенечка, тебе нужно в лагерь. Нет, пока еще ты сможешь, пока еще ты считаешь это сном – ты сможешь пожелать нужный тебе автобус, ты же смог перенести нас от кофейни к остановке. Ты почти освободился от контроля системы, еще цикл и ты уже сюда не попадешь.» «Другой вариант? Убей меня. Я серьезно.» «Еще вариант? Я смогу встать и уйти, и спрятаться где-нибудь, пока не рассеюсь, я же неправильная, у меня должно хватить на это сил. Или, какой у тебя этаж, восьмой? Наверное хватит высоты.», – Мику встает и, как была, обнаженная, подходит к окну. «Ты же не будешь меня связывать и прятать в шкафу?»
– Сенечка, мой любимый. Я все решила еще на остановке, когда мы выскочили из автобуса. Решила тогда, а решилась вот только сейчас. Не надо было к тебе подходить, или надо было убежать, пока ты меня в кофейне ждал, но я не смогла. И сама не смогла, и программа еще мешала. А сейчас – пора.
Ситуация чем-то похожа на ту, что была несколько дней назад. Только тогда я вел Мику и рассказывал ей о мире, где она обитает, а сегодня Мику рассказывает мне об этой изнанке «Совенка». Она права, она во всем права. Я пришел к ней слишком рано и Мику не смогла сохранить наработанную личность, но разве же мы виноваты?! Это какой-то изощренный вариант ада для избранных, знать бы еще, за какие грехи сюда попадают.
Мы сидим у меня… У меня? Нет конечно, но, надо же как-то обозначить это место. Мы сидим у меня на кухне и пьем чай, нашлась и пачка печенья, «Юбилейного», кстати. Наш последний ужин, наша последняя встреча. Через сорок минут надо выходить.
– Любимый Ленин продукт, – говорю я, кивая на печенье. Просто чтобы что-то сказать.
– Я знаю, – улыбается Мику, – вечные крошки на столе.
– Пошли? Или останешься?
– Пошли, Сенечка. Я провожу тебя.
Грязные стаканы и начатую пачку печенья бросаем на столе, постель тоже не прибираем. Я не собираюсь сюда возвращаться. Перед тем как уйти подхожу к столу, трогаю смартфон, взять? Нет, зачем он мне в «Совенке», удивлять пионерок? Оставляю игрушку на столе. Но вот электроприборы надо выключить, закрываю все программы: браузер, мессенджеры, блокнот. Мелькает заставка какой-то компьютерной игры: зеленое поле через которое зигзагом идет лента дороги, – что-то она мне напоминает, но некогда разбираться, пора на автобус. Выключаю комп, выключаю все лампочки, закрываю воду, я не знаю зачем, но вот так.
– Всё, выходим.
На этот раз мы едем на лифте, а не переносимся на улицу непонятым образом: «Какой реалистичный сон. Даже сожженные кнопки и запах мочи в лифте присутствуют», – отмечаю про себя. Или это я уже что-то потерял, какую-то свою часть и системе уже проще моделировать реальность вокруг меня? Не знаю. К остановке подходим одновременно с автобусом, кажется это тот же самый, на котором мы ехали утром. Мику заходит вместе со мной. Достаю из кармана ключи от квартиры и протягиваю девушке, та только качает головой.
– Не надо, Сенечка. Все равно все здесь исчезнет, как только ты перескочишь из зимы в лето. Уж лучше я провожу тебя до конца.
В этих автобусах есть один закуток: правый задний угол автобуса. От салона он отгорожен вертикальным поручнем и двумя горизонтальными перекладинами, так что места там хватает только на одного человека, ну или на двоих, если они крепко обнимут друг-друга. Мы заскакиваем в задние двери, я сразу ныряю влево, под перекладину, и тащу за собой Мику. Все, теперь нас никто не будет толкать. Разворачиваюсь спиной к салону, отгораживая любимую девушку от толпы, Мику расстегивает на мне куртку и, как утром, прячет лицо у меня на груди, а я запахиваю полы куртки вокруг нее. Автобус ползет через весь город, делая остановки через каждый квартал. Пассажиров, по мере приближения к центру, становится все больше и если бы не спасительные перекладины, нас бы изрядно помяло. Стекло довольно чистое и, в свете рекламы, я вижу на улице Женю и… себя? Нет, моего черного двойника.
– Женя здесь.
– Да, Сенечка.
– И тот пионер.
– Да. И Женя будет держать его здесь, пока его личность не сотрется до нуля. Пока не останется только неуничтожимое ядро. Только тогда этого пионера можно будет отправить снова в лагерь. В младший отряд.
Кажется я могу сделать что-то полезное.
– Я наверное выйду сейчас, Мику-моя.
Мику догадывается о моих намерениях.
– И не пытайся. Ты не сможешь его коснуться. Можешь увидеть, можешь накричать, можешь попытаться пристыдить. Но коснуться не сможешь, так же, как и в лагере.
– Получается и тот Семен, который увел с собой пятерых пионерок...
– Да, он или здесь еще, или уже где-то в каком-то лагере.
Жаль. Вот и верь после этого людям…
Проехали центр города, народу в автобусе все меньше и меньше, уже появились свободные парные места.
– Сядем, Сенечка?
– Пошли, Микусь.
Мы выбираемся из своего уютного закутка, опять подныривая под перекладину, и идем к самой кабине водителя, на самое переднее сиденье. Я пропускаю Мику на место у окна.
– Сенечка, ты можешь забыть этот цикл, или почти забытьь, или будешь вспоминать его как сон. Но я хочу, чтобы ты пообещал мне сделать одну вещь, и выполнил одну мою просьбу.
– Что за вещь, и что за просьба, Мику-моя.
Мы даже прозвищ друг для друга придумать не успели, всех этих заек, мурзиков, котиков и лапок, которыми награждают друг друга влюбленные. Так и зовем по именам: Сенечка и Мику-моя.
– Нет, ты пообещай сначала, а потом я скажу.
– А вдруг ты что нехорошее попросишь?
– Сенечка! Я просто хочу, хочу… Помнишь, я недавно говорила о правах и обязанностях? Вот я об этом.
Загадочно, ну, ладно. Мику не будет просить ни о чем плохом, это то я знаю точно.
– Ну хорошо. Если ты просишь. Я обещаю сделать так, как ты хочешь.
– Сенечка. Скоро мы расстанемся, навсегда. Я растворюсь в системе, а ты поедешь в лагерь. Я хочу, чтобы ты, когда встретишь там девочку, которая тебе понравится, не оглядывался на меня. Я хочу, чтобы вы были счастливы. Вот! Ты пообещал! Но, я поступаю по свински, я знаю, но я не хочу, чтобы этой девочкой была Мику. Я же говорила тебе, что ревную тебя только к самой себе. А это моя просьба. Если не сможешь ее выполнить – я не обижусь.
Мику моя, Мику. Как же это несправедливо, что вот такой замечательный человек растворится через какой-то час. Я бы без колебаний остался здесь, рядом с Мику, на тот срок, который мне отмерен, пожертвовал бы своим Я, своими воспоминаниями, опять превратился бы в безликого Семена, одного из многих, но остановили меня только слова девочки, что это для меня пройдут годы, а для нее, в любом случае, не больше суток. Вспоминаю свои прошлые пробуждения в городе и встречи с Алисой, Ульяной, Славей. Свою жизнь с Леной. Даже не вспоминаю, а просто знаю, что они были, а вот детали, они все ушли безвозвратно. А может это даже и не мои воспоминания, а кого-то из двойников.
– Микуся, получается, что все те девочки, которых я, или двойники встречаем здесь, они все такие же люди, как ты? И знают то же, что и ты?
Не могу заставить произнести себя слово «Фантом».
– Да, Сенечка, такие же. А насчет знают ли… Не могу тебе сказать, я уверена только в себе, но я же неправильная, я тебе уже говорила об этом. Ты слишком глубоко меня изменил.
Автобус уже выехал за город и неспешно катит по шоссе, неспешно, потому что эта древность быстрее не может. В салоне ни одного пассажира кроме нас, даже кондуктор куда-то исчезла. Не знаю, показалось или нет, но это была та же самая тетка, что и буфетчица в утренней кофейне. Меня начинает клонить в сон.
Горы мне покажут путь.
Путь туда, наверх, к снегам.
Но дороги все ведут
Почему то к городам.
Можно и не жить,
Но тогда не будет этих снов.
Можно не любить,
Но тогда не будет этих слов.
Будет просто жизнь.
Жизнь, в ожидании следующей любви.
– Спи, любимый, сегодня я буду охранять твой сон. И, Сенечка, я хочу чтобы ты понимал – я ни о чем не жалею. Спи, я здесь, с тобой. А когда ты проснешься, у тебя будет ангел-хранитель. Спи.
Просыпаюсь в автобусе. Почему-то, в этот раз, на переднем сиденье, странно конечно, но, какая разница. Рюкзак вот он, через проход от меня. Встаю с кресла, выбираюсь в проход, заглядываю в рюкзак – все на месте, только вот тряпка незнакомая добавилась. Достаю, оказалось – спортивный костюм. Ну, неплохо, вот только не припомню, когда я его в рюкзак положил. Вообще, прошлый цикл был настолько серый, что не запомнился вовсе. Только вожатая и Мику… А что Мику, кстати? Нет, не помню. Но, надо бы быть с ней подобрее, что ли. А то жалко человечка, пропадает там в кружке у себя. Лишь бы не влюбилась, а то этот поток слов, с ее стороны, я не выдерживаю больше трех предложений подряд.
Ладно, надо сдаваться, чего время тянуть? Поправляю выбившуюся из шорт рубашку, и чувствую, что в нагрудном кармане что-то лежит. Какой то привет из прошлого цикла? Достаю: бланк анализа крови, свернутый в несколько раз и закрепленный каплей клея, чтобы не разворачивался. На чистой стороне бланка надпись Славиной рукой: «Семен, ты здесь не просто так! Это точно, а остальное не важно. Живи, как считаешь правильным.» Хмыкаю. «Ты здесь не просто так.», – да, Славиной рукой этот текст еще не писали. Ну что же, буду жить так, как считаю правильным раз Славя разрешила, буду просто оставаться самим собой. Показалось, как что-то коснулось моего разума(?), сознания(?), души(?)… Не знаю, но легко так коснулось, как будто проходящий за моей спиной очень близкий человек, машинально провел мне по шее тыльной стороной пальцев, едва наметив ласку, но оставив после себя ощущение тепла, любви и доброты. Прячу записку обратно в карман и оглядываюсь. Естественно, никого. Ну что, вперед, навстречу пионерскому лету?
– Привет, ты, наверное, только что приехал?
Глава 1. http://vn.reactor.cc/post/2626275
Глава 2. http://vn.reactor.cc/post/2649697
Глава 3. http://vn.reactor.cc/post/2666697
Глава4. http://vn.reactor.cc/post/2677788
Глава 5. http://vn.reactor.cc/post/2704406
Глава 6. http://vn.reactor.cc/post/2713270
Продолжение
VII
Фамагуста
Забавно это – проснуться внутри своего сна. Проснуться, оглядеться и подумать: «Как же давно я не был здесь, в месте, которое когда-то считал своим домом». Открываю глаза и смотрю на серый потолок, на паутину в углу, на разбросанные вещи и на мигающий индикатором монитор. Говорят, что снами можно управлять, но я не умею и не хочу этому учиться, пусть все идет по сценарию сна, а я просто буду помнить, что это сон. Что я уснул в поезде рядом с Мику, а проснусь в автобусе перед воротами.
Мику, моя Мику, как ты была права. Каждый цикл, оказывается, я теряю близкого человека, более близкого, менее близкого, но близкого. И даже, как правило, не одного. Может потому я и сбежал в первый раз, что невыносимо было все это переживать.
Ладно, хватит грызть себя, надо узнать, хотя бы, когда я «проснулся». Поднимаюсь с дивана и, дотянувшись до клавиатуры, бужу комп. Смотрю время, число. Интересно, вечером, оказывается, у меня встреча с однокурсниками, та самая. Значит меня вернули в сон до попадания в «Совенок», значит, через десять часов мне идти на остановку. Значит, через десять часов, плюс время на дорогу, я окажусь дома. Надо-же, а ведь когда-то я считал сном «Совенок», а здешнее свое существование реальностью. Подумалось еще, что высшей степенью коварства, со стороны местного мироздания, будет отправить меня не обратно в лагерь, а отправить на эту самую встречу. Как их зовут то, этих моих однокурсников? Пытаюсь вспомнить хоть одно имя или, может, лицо – бесполезно, сплошь серые невнятные фигуры. Интересно, у Мику-моей, когда она попыталась вспомнить свою школу в Японии, так же было? Мику… Стоп. Загоняю тоску внутрь себя, это пройдет, надо только перетерпеть.
Но надо куда-то потратить эти десять часов, пусть даже время во сне может и сжаться. И тут вспоминаю, что я не курил уже один только Генда знает сколько. Ищу глазами пачку на полу около дивана – нету, на столе – нету, на подоконнике – нету. Шлепаю босыми ногами на кухню – нету, туалет – нету, в прихожей проверяю карманы своей зимней куртки – тоже пустота. Вот и первое задание квеста – дойти до остановки и купить сигарет. То есть, это второе задание. Первое – одеться. Так, несколько торможу, не обнаружив пионерской формы, потом хмыкаю и надеваю то, что висит на спинке стула и валяется на его сиденье и на полу, рядом со стулом: носки, футболка, джинсы и свитер. Сколько времени прошло, и оригиналы давно брошены в шкафу Ольги Дмитриевны, но вот они вещи – точно такие же, как и были. Ботинки, куртка, в кармане куртки пара бумажек и горсть мелочи, не густо, но на курево хватит, в другом кармане ключи от квартиры. Проверяю – точно от квартиры. Вот телефон не нашел, видимо канул с концами, на столе лежит неизвестно откуда приблудившийся смартфон. Чей? Верчу его в руках, пожимаю плечами и оставляю на столе не включив: я не собираюсь никуда звонить и принимать звонки на неизвестно чей аппарат я тоже не собираюсь. Верните мне мою старенькую Нокию. Теперь – наушники в слуховые проходы и можно идти. Кстати, пока есть время, нужно будет пробежаться по сайтам с музыкой, нужно будет принести что-нибудь новое в «Совенок».
Все-таки сон: вот я запираю дверь и вот я уже на улице, минуя лифт, а вот я уже перед киоском и покупаю упаковку никотиновых палочек. Тут время и пространство сна дают мне послабление и возвращают к привычному темпу, я закуриваю и, закашлявшись и сплевывая, выбрасываю сигарету. Черт, ко всему прочему меня еще и отучили от вредной привычки. Вот помню же все ощущения, и вместо них – полный рот горечи и не могу себя заставить сделать следующую затяжку. Но это мы еще разберемся попозже, что это за сон, где покурить не дают. Автобус только вечером, а вот чем заняться дальше, не очень понятно. Чувствую, что если очень сильно захочу, то проснусь прямо сейчас, точнее, что смогу, в этом своем сне, ускорить время так, что сейчас окажется вечер и к остановке подойдет нужный автобус, но пока хочу этого не очень сильно. Можно вернуться домой и пробежаться по интернетам, я еще не забыл, как это делается, а можно… Можно просто погулять и осмотреться, все-таки я прожил в этом городе двадцать семь лет, ну, может не в этом, а в его копии в реальном мире и не я, а тот человек, чьей памятью я пользуюсь, этакий истинный Семен Семенович. Решаю проехать пару-другую остановок, а обратно вернуться пешком. И, словно прочитав мои мысли, к остановке подъезжает автобус. Сон же, ничего необычного, просто сон.
Автобус тот самый, четыреста десятого маршрута, один из, почти уже вымерших, мастодонтов Ликинского автозавода. Народу не много, я устраиваюсь на сиденье, взгромоздив левую ногу, на металлический короб проходящий вдоль всего автобусного борта, а сам смотрю в полузамерзшее окно. Пассажиры входят, выходят, передают кондуктору деньги, перемещаются по проходу, мне нет до них никакого дела. Кто-то миниатюрный садится рядом со мной. Странно, обычно место рядом со мной пустует до последнего, люди как-будто чувствуют мое нежелание контактировать с ними. А потом этот кто-то нахально вытаскивает музыкальную заглушку из моего правого уха.
– Вот мы и встретились, Сенечка.
Поворачиваю голову – Мику. Это так неожиданно, что я замираю, проглатываю язык и только и могу, что смотреть в глаза своей любимой девушке.
– Что-то случилось, милый?
– Случилось, Мику-моя. Ты внезапно случилась.
А мой паралич сменяется возбуждением, я подскакиваю с места, подхватываю Мику и почти на руках выношу из автобуса, успев протиснуться в закрывающиеся двери.
Автобус рычит отъезжая, кондуктор кричит что-то доброе в наш адрес, но нам нет до нее никакого дела.
Я распахиваю куртку и Мику прячется у меня на груди. Даже когда Мику в шубке я могу прикрыть ее полами куртки. Мику, моя Мику… Миниатюрная девушка, нисколько не повзрослевшая, хоть мы и скакнули из восемьдесят седьмого в две тысячи седьмой, а я повзрослел с семнадцати до двадцати семи. Мех шубы холодит меня сквозь свитер, а Мику прижимается ко мне всем телом, и… плачет?
– Мику-моя?
– Все… Все нормально, Сенечка. Все абсолютно нормально. Я сейчас перестану плакать и мы пойдем гулять.
Микуся еще глубже зарывается лицом мне в свитер, несколько раз хлюпает носом, а потом робко смотрит на меня снизу вверх.
Мику… Не повзрослела, нет, ей все те же шестнадцать, но, как будто постарела: морщинки в уголках глаз, в уголках губ, безнадежный взгляд человека пережившего какое-то смертельное разочарование, я только надеюсь, что не во мне.
– Пойдем гулять, чудо моё. А по дороге всё расскажешь.
– Расскажу, если сумею. А если не сумею, то все равно расскажу, Сенечка, мы же не врем друг другу, только не торопи меня. А еще, я же должна быть красивой. Веди меня куда-нибудь, где можно умыться, тебе лучше знать куда, это же твой город.
За «мой» город отдельное спасибо, Микуся. Заходим в ближайшую кофейню, Мику скрывается в туалете, а я заказываю два эспрессо. Пока Мику приводит себя в порядок, пока булькает кофеварка я оглядываю заведение. М-да, смешение стилей и эпох: обшитые мебельными панелями стены; демонстративно деревянные окна; занавески с подсолнухами; несколько столов, словно переехавших, вместе со стульями, из столовой «Совенка» – это все из восьмидесятых. Оттуда же, если не из семидесятых: стеклянная призма витрины-холодильника, миксер для молочного коктейля и толстая буфетчица в белом фартуке и кружевном… чепчике(?). А вот напитки ядовито-кислотных цветов стоящие на полке над коктейльным миксером и две бутылки отдельно: коньяк «Наполеон» и амаретто, – привет из девяностых. И совершенно футуристическая кофе-машина, доминирующая над всем этим. Впрочем, очень чисто и запах свежий. Кофе-машина выплевывает, наконец, наш эспрессо, появляется Микуся, садится за столик у окна, я отношу наш кофе и возвращаюсь к стойке рассчитаться. Если это сон, то денег должно хватить или они вообще не понадобятся. Не понадобились – тетка куда-то исчезла. Все-таки сон, хотя вкус кофе от этого хуже не стал. В «Совенке» иногда давали ячменный или может желудевый, или цикориевый – черт их разберет, но как же давно я не пил кофейный кофе, еще больше времени, чем не курил, и, в отличие от сигарет, никаких побочных эффектов принятие кофе вовнутрь не вызывает. Мику тоже делает мелкие глотки, посматривает на меня, улыбается и молчит – показатель высшей степени душевного комфорта с ее стороны.
– Как ты, родная, успокоилась? И вообще – рассказывай. Я вот уснул в поезде, а проснулся в квартире, я уже давно не просыпался в квартире, все в автобусе и в автобусе.
– Сенечка, теперь ты засыпаешь меня словами, это, наверное, общение со мной заразно.
Мику опять улыбается, но я что-то нарушил своим вопросом, опять в ее улыбке, кроме радости, проступает еще и горечь.
Как-то так, как во сне и бывает, мы опять оказываемся на улице, незаметно для себя покинув кофейню. И снова Мику чуть улыбается, поглядывает на меня и молчит. Засунула свою руку мне в карман и там переплела свои пальцы с моими.
– Это – твой дом?
Да, мы, оказывается, подошли к той самой остановке, где я утром покупал сигареты и, через промежуток между домами, виден дом мой.
– Да, вон те окна на восьмом этаже.
Но мой настоящий дом, он в другом месте, он за серыми воротами со звездой…
– … хочешь посмотреть? Но имей в виду, мой настоящий дом в «Совенке».
– Дорогая редакция, мужчина, с которым я знакома едва неделю, приглашает меня к себе домой. Скажите, что он имеет в виду?
– Дорогая читательница, мужчина может иметь в виду разные вещи, но то, о чем вы подумали – обязательно. Пошли, Мику-моя?
– Конечно, Сенечка.
– Знаешь, милый. Тот человек, который когда-то уехал из этой квартиры и тот Семен, которого я люблю, они друг от друга отличаются больше, чем Мику, которая проснулась в автобусе у ворот «Совенка», от той Мику, которая, две недели спустя, ждала поезда под дождем.
– Микусь, у Семена и времени больше было.
Мы у меня в квартире, лежим на диване, а предметы нашей одежды отмечают наш путь к нему от самой входной двери. Надо бы проверить, не оставили ли мы чего из одежды еще и на лестничной площадке. Мы лежим рука в руке и смотрим на потолок.
– Какой хороший сон, Мику-моя. Мы теперь всегда будем в нем встречаться? Но Мику, моя Мику, скоро я должен буду проснуться.
– Это правильно, что ты понимаешь, значит мне можно не обманывать тебя. Я бы все равно не стала тебя обманывать, но ты бы мне не поверил, захотел бы, чтоб я осталась, захотел бы остаться сам, а я, наверное, не смогла бы тебе отказать. А это, Сенечка… не хорошо. Даже то, что ты узнал меня в автобусе, даже это не хорошо. Для тебя, милый. Для меня уже все равно, а для тебя – не хорошо, но я не смогла к тебе не подойти. Сенечка мой, прости меня, глупую безвольную куклу.
– Ну какая же ты кукла? Я не…
– Не перебивай меня, милый. Пожалуйста.
Мику-моя, оказывается, проснулась в автобусе. Не в том «Икарусе», что привозит пионеров в лагерь, а в обычном маршрутном автобусе, что колесят у нас по городу. Проснулась в зимней одежде, без чемодана и спортивной сумки и: «Сенечка, я была какая-то заторможенная. Я же помнила, как заснула в поезде, как ты успокаивал меня своими прикосновениями, но то, что я проснулась на сиденье автобуса, что на мне шуба, зимние сапоги, совершенно другое платье меня совершенно не удивило. Я куда-то ехала, где-то выходила и пересаживалась, и мне было совершенно все равно. Я как робот была: надо выйти на остановке – я выходила, надо дождаться другого автобуса – я дожидалась, а почему так надо – я и сама не знала, надо – значит надо.» Сколько она так каталась Мику не помнит, но только день никак не заканчивался.
И так продолжалось пока Мику, зайдя в очередной автобус, не увидела меня. И тут время для нее начало течь, и появилась свобода воли, и Мику стала проталкиваться ко мне: «Я тебя сразу узнала, Сенечка. Ну и что, что ты сидел ко мне спиной, ну и что, что в зимней куртке с капюшоном, ну и что, что ты стал старше на десять лет.»
Но, когда я в автобусе повернулся к Мику, к ней пришло и другое знание: «Наверное, ты что-то глубоко во мне затронул, потому что я не должна была это знать. А может им все равно, потому что такие как я, это отработанный материал и наши чувства уже никого не интересуют.» Мику рассказывает с паузами, возвращаясь назад, чтобы подобрать более точные слова. «Меня не существует, Сенечка. Ты вот спишь сейчас и видишь сон про нас, а та Мику, она уже проснулась и ничего не помнит. Только знаешь, Сенечка, когда она задумывается о чем-то, она рисует не цветочный орнамент, а маленькие лодочки под парусом и в них двух человечков, мальчика и девочку, а когда Славя устает от своих обязанностей, она приходит в музыкальный кружок и они с Мику пьют чай и о чем то грустят, а спросишь – о чем, они и сами не знают.» «И Ульяна, она захотела придумать историю про Черного пионера и не смогла.»
Когда Мику-моя уснула в поезде, она не смогла сохранить в себе наработанную за цикл личность и сбросила ее – мы же не ждем от пятилетнего ребенка, что он сможет нести такой же груз, как и взрослый. Но и личность эта оказалась достаточно развитой, чтобы просто так взять, рассеяться и исчезнуть. И системе пришлось создавать временный фантом, говоря языком две тысячи седьмого года виртуальную Мику, которая должна постепенно сойти на нет.
«Но, Сенечка, я бы, наверное, ничего бы и не поняла, но у меня было и другое назначение.» Здешняя система, она очень рациональна и зашивает в фантомы одну программу – фантомы должны искать своих «создателей» (Это таких как я что ли, помнящих прошлые циклы?) и оставаться рядом с ними. Я сразу вспоминаю «Солярис». Но если целей Океана, закидывающего «гостей» на станцию, Лем не обозначил, то в нашем с Мику, и не только в нашем, случае все было просто. Такие как я – помнящие прошлые циклы должны быть нейтрализованы.
Зачем? Исключительно для сохранения стабильности системы. Видимо, такие как я этой стабильности угрожают, инстинкт самосохранения, ничего более.
Как? Лучше всего это объясняется одним словом – вампиризм. Как вам такой научный термин, Семен Семенович? Лишенные физического тела фантомы быстро рассеиваются без внешней подпитки, а встретившись со своим «создателем», нет пусть будет лучше «партнером», начинают жить питаясь его, партнера, воспоминаниями и чувствами, пока личность партнера не упростится до изначально заложенной, а воспоминания о предыдущем цикле не перейдут в разряд смутных сновидений.
После этого фантом, без подпитки, рассеивается, а его, таким образом, упрощенный партнер возвращается в лагерь на автобусе.
«Я, наверное, неправильная, Сенечка. И человек была неправильная, и фантом неправильный. Я не должна была этого всего этого знать, но знаю, или не должна была любить тебя, но я же люблю. И не могу убивать того Семена, которого я знаю и превращать его в обитателя этой квартиры.» «Сенечка, даже то, что мы здесь вместе сейчас, это уже вредит тебе, я знаю. Нет, мы не сможем иногда встречаться, сегодня я еще держусь, мне почти хватает энергии полученной от системы, но чем дальше, тем будет хуже, и чем реже мы будем встречаться, тем больше я буду забирать у тебя за один раз.» «Тебе может и все равно, но я не хочу, чтобы вместо моего Сенечки возникло вот такое.», – Мику садится, обводит взглядом комнату и морщится. «Сенечка, когда ты сказал мне, что любишь меня, когда я сказала тебе, что люблю тебя, у нас сразу же появились права и обязанности по отношению друг к другу. Обязанность поступать так, чтобы было лучше любимому человеку и право решать за любимого человека.» «А теперь подумай обо мне, каково мне знать, что я убиваю тебя? Даже сейчас убиваю.» «Не на много ты моё существование и продлишь, чем дальше, тем я буду голоднее, и тем большие куски буду от тебя откусывать.» Мику подтягивает к себе колени и обнимает их. «Ничего ты не продлишь. Для меня все равно все закончится за сутки, а вот для тебя эти сутки будут тянуться неделю, или год, или двадцать лет, как повезет.» «Сенечка, тебе нужно в лагерь. Нет, пока еще ты сможешь, пока еще ты считаешь это сном – ты сможешь пожелать нужный тебе автобус, ты же смог перенести нас от кофейни к остановке. Ты почти освободился от контроля системы, еще цикл и ты уже сюда не попадешь.» «Другой вариант? Убей меня. Я серьезно.» «Еще вариант? Я смогу встать и уйти, и спрятаться где-нибудь, пока не рассеюсь, я же неправильная, у меня должно хватить на это сил. Или, какой у тебя этаж, восьмой? Наверное хватит высоты.», – Мику встает и, как была, обнаженная, подходит к окну. «Ты же не будешь меня связывать и прятать в шкафу?»
– Сенечка, мой любимый. Я все решила еще на остановке, когда мы выскочили из автобуса. Решила тогда, а решилась вот только сейчас. Не надо было к тебе подходить, или надо было убежать, пока ты меня в кофейне ждал, но я не смогла. И сама не смогла, и программа еще мешала. А сейчас – пора.
Ситуация чем-то похожа на ту, что была несколько дней назад. Только тогда я вел Мику и рассказывал ей о мире, где она обитает, а сегодня Мику рассказывает мне об этой изнанке «Совенка». Она права, она во всем права. Я пришел к ней слишком рано и Мику не смогла сохранить наработанную личность, но разве же мы виноваты?! Это какой-то изощренный вариант ада для избранных, знать бы еще, за какие грехи сюда попадают.
Мы сидим у меня… У меня? Нет конечно, но, надо же как-то обозначить это место. Мы сидим у меня на кухне и пьем чай, нашлась и пачка печенья, «Юбилейного», кстати. Наш последний ужин, наша последняя встреча. Через сорок минут надо выходить.
– Любимый Ленин продукт, – говорю я, кивая на печенье. Просто чтобы что-то сказать.
– Я знаю, – улыбается Мику, – вечные крошки на столе.
– Пошли? Или останешься?
– Пошли, Сенечка. Я провожу тебя.
Грязные стаканы и начатую пачку печенья бросаем на столе, постель тоже не прибираем. Я не собираюсь сюда возвращаться. Перед тем как уйти подхожу к столу, трогаю смартфон, взять? Нет, зачем он мне в «Совенке», удивлять пионерок? Оставляю игрушку на столе. Но вот электроприборы надо выключить, закрываю все программы: браузер, мессенджеры, блокнот. Мелькает заставка какой-то компьютерной игры: зеленое поле через которое зигзагом идет лента дороги, – что-то она мне напоминает, но некогда разбираться, пора на автобус. Выключаю комп, выключаю все лампочки, закрываю воду, я не знаю зачем, но вот так.
– Всё, выходим.
На этот раз мы едем на лифте, а не переносимся на улицу непонятым образом: «Какой реалистичный сон. Даже сожженные кнопки и запах мочи в лифте присутствуют», – отмечаю про себя. Или это я уже что-то потерял, какую-то свою часть и системе уже проще моделировать реальность вокруг меня? Не знаю. К остановке подходим одновременно с автобусом, кажется это тот же самый, на котором мы ехали утром. Мику заходит вместе со мной. Достаю из кармана ключи от квартиры и протягиваю девушке, та только качает головой.
– Не надо, Сенечка. Все равно все здесь исчезнет, как только ты перескочишь из зимы в лето. Уж лучше я провожу тебя до конца.
В этих автобусах есть один закуток: правый задний угол автобуса. От салона он отгорожен вертикальным поручнем и двумя горизонтальными перекладинами, так что места там хватает только на одного человека, ну или на двоих, если они крепко обнимут друг-друга. Мы заскакиваем в задние двери, я сразу ныряю влево, под перекладину, и тащу за собой Мику. Все, теперь нас никто не будет толкать. Разворачиваюсь спиной к салону, отгораживая любимую девушку от толпы, Мику расстегивает на мне куртку и, как утром, прячет лицо у меня на груди, а я запахиваю полы куртки вокруг нее. Автобус ползет через весь город, делая остановки через каждый квартал. Пассажиров, по мере приближения к центру, становится все больше и если бы не спасительные перекладины, нас бы изрядно помяло. Стекло довольно чистое и, в свете рекламы, я вижу на улице Женю и… себя? Нет, моего черного двойника.
– Женя здесь.
– Да, Сенечка.
– И тот пионер.
– Да. И Женя будет держать его здесь, пока его личность не сотрется до нуля. Пока не останется только неуничтожимое ядро. Только тогда этого пионера можно будет отправить снова в лагерь. В младший отряд.
Кажется я могу сделать что-то полезное.
– Я наверное выйду сейчас, Мику-моя.
Мику догадывается о моих намерениях.
– И не пытайся. Ты не сможешь его коснуться. Можешь увидеть, можешь накричать, можешь попытаться пристыдить. Но коснуться не сможешь, так же, как и в лагере.
– Получается и тот Семен, который увел с собой пятерых пионерок...
– Да, он или здесь еще, или уже где-то в каком-то лагере.
Жаль. Вот и верь после этого людям…
Проехали центр города, народу в автобусе все меньше и меньше, уже появились свободные парные места.
– Сядем, Сенечка?
– Пошли, Микусь.
Мы выбираемся из своего уютного закутка, опять подныривая под перекладину, и идем к самой кабине водителя, на самое переднее сиденье. Я пропускаю Мику на место у окна.
– Сенечка, ты можешь забыть этот цикл, или почти забытьь, или будешь вспоминать его как сон. Но я хочу, чтобы ты пообещал мне сделать одну вещь, и выполнил одну мою просьбу.
– Что за вещь, и что за просьба, Мику-моя.
Мы даже прозвищ друг для друга придумать не успели, всех этих заек, мурзиков, котиков и лапок, которыми награждают друг друга влюбленные. Так и зовем по именам: Сенечка и Мику-моя.
– Нет, ты пообещай сначала, а потом я скажу.
– А вдруг ты что нехорошее попросишь?
– Сенечка! Я просто хочу, хочу… Помнишь, я недавно говорила о правах и обязанностях? Вот я об этом.
Загадочно, ну, ладно. Мику не будет просить ни о чем плохом, это то я знаю точно.
– Ну хорошо. Если ты просишь. Я обещаю сделать так, как ты хочешь.
– Сенечка. Скоро мы расстанемся, навсегда. Я растворюсь в системе, а ты поедешь в лагерь. Я хочу, чтобы ты, когда встретишь там девочку, которая тебе понравится, не оглядывался на меня. Я хочу, чтобы вы были счастливы. Вот! Ты пообещал! Но, я поступаю по свински, я знаю, но я не хочу, чтобы этой девочкой была Мику. Я же говорила тебе, что ревную тебя только к самой себе. А это моя просьба. Если не сможешь ее выполнить – я не обижусь.
Мику моя, Мику. Как же это несправедливо, что вот такой замечательный человек растворится через какой-то час. Я бы без колебаний остался здесь, рядом с Мику, на тот срок, который мне отмерен, пожертвовал бы своим Я, своими воспоминаниями, опять превратился бы в безликого Семена, одного из многих, но остановили меня только слова девочки, что это для меня пройдут годы, а для нее, в любом случае, не больше суток. Вспоминаю свои прошлые пробуждения в городе и встречи с Алисой, Ульяной, Славей. Свою жизнь с Леной. Даже не вспоминаю, а просто знаю, что они были, а вот детали, они все ушли безвозвратно. А может это даже и не мои воспоминания, а кого-то из двойников.
– Микуся, получается, что все те девочки, которых я, или двойники встречаем здесь, они все такие же люди, как ты? И знают то же, что и ты?
Не могу заставить произнести себя слово «Фантом».
– Да, Сенечка, такие же. А насчет знают ли… Не могу тебе сказать, я уверена только в себе, но я же неправильная, я тебе уже говорила об этом. Ты слишком глубоко меня изменил.
Автобус уже выехал за город и неспешно катит по шоссе, неспешно, потому что эта древность быстрее не может. В салоне ни одного пассажира кроме нас, даже кондуктор куда-то исчезла. Не знаю, показалось или нет, но это была та же самая тетка, что и буфетчица в утренней кофейне. Меня начинает клонить в сон.
Горы мне покажут путь.
Путь туда, наверх, к снегам.
Но дороги все ведут
Почему то к городам.
Можно и не жить,
Но тогда не будет этих снов.
Можно не любить,
Но тогда не будет этих слов.
Будет просто жизнь.
Жизнь, в ожидании следующей любви.
– Спи, любимый, сегодня я буду охранять твой сон. И, Сенечка, я хочу чтобы ты понимал – я ни о чем не жалею. Спи, я здесь, с тобой. А когда ты проснешься, у тебя будет ангел-хранитель. Спи.
Просыпаюсь в автобусе. Почему-то, в этот раз, на переднем сиденье, странно конечно, но, какая разница. Рюкзак вот он, через проход от меня. Встаю с кресла, выбираюсь в проход, заглядываю в рюкзак – все на месте, только вот тряпка незнакомая добавилась. Достаю, оказалось – спортивный костюм. Ну, неплохо, вот только не припомню, когда я его в рюкзак положил. Вообще, прошлый цикл был настолько серый, что не запомнился вовсе. Только вожатая и Мику… А что Мику, кстати? Нет, не помню. Но, надо бы быть с ней подобрее, что ли. А то жалко человечка, пропадает там в кружке у себя. Лишь бы не влюбилась, а то этот поток слов, с ее стороны, я не выдерживаю больше трех предложений подряд.
Ладно, надо сдаваться, чего время тянуть? Поправляю выбившуюся из шорт рубашку, и чувствую, что в нагрудном кармане что-то лежит. Какой то привет из прошлого цикла? Достаю: бланк анализа крови, свернутый в несколько раз и закрепленный каплей клея, чтобы не разворачивался. На чистой стороне бланка надпись Славиной рукой: «Семен, ты здесь не просто так! Это точно, а остальное не важно. Живи, как считаешь правильным.» Хмыкаю. «Ты здесь не просто так.», – да, Славиной рукой этот текст еще не писали. Ну что же, буду жить так, как считаю правильным раз Славя разрешила, буду просто оставаться самим собой. Показалось, как что-то коснулось моего разума(?), сознания(?), души(?)… Не знаю, но легко так коснулось, как будто проходящий за моей спиной очень близкий человек, машинально провел мне по шее тыльной стороной пальцев, едва наметив ласку, но оставив после себя ощущение тепла, любви и доброты. Прячу записку обратно в карман и оглядываюсь. Естественно, никого. Ну что, вперед, навстречу пионерскому лету?
– Привет, ты, наверное, только что приехал?
Игры Славя(БЛ) Алиса(БЛ) Ольга Дмитриевна(БЛ) Семен(БЛ) Ульяна(БЛ) Мику(БЛ) Виола(БЛ) ранимая бунтарка VN комиксы Визуальные новеллы фэндомы Бесконечное лето больше тегов богу тегов ! в коментах 18+ Електроник(БЛ)
Каким в действительности должен был бы быть рут "Титан одиночества" :)
Фанфики(БЛ) Бесконечное лето Ru VN Семен(БЛ) Ульяна(БЛ) Мику(БЛ) Славя(БЛ) очередной бред Дубликат(БЛ) Визуальные новеллы фэндомы
1 глава http://vn.reactor.cc/post/2732304
2 глава http://vn.reactor.cc/post/2740447
3 глава http://vn.reactor.cc/post/2744500
4 глава http://vn.reactor.cc/post/2752906
5 глава http://vn.reactor.cc/post/2755836
6 глава http://vn.reactor.cc/post/2765088
7 глава http://vn.reactor.cc/post/2771649
8 глава http://vn.reactor.cc/post/2783898
9 глава http://vn.reactor.cc/post/2790955
10 глава http://vn.reactor.cc/post/2799751
11 глава http://vn.reactor.cc/post/2807427
12 глава http://vn.reactor.cc/post/2813773
13 глава http://vn.reactor.cc/post/2818846
14 глава http://vn.reactor.cc/post/2825328
15 глава http://vn.reactor.cc/post/2828850
16 глава http://vn.reactor.cc/post/2836596
XVII
Чужая память
— Не повезло мне, Рыжик. Опять на гитарке петь заставляют.
Семен лениво ковырял вилкой в распотрошенном голубце, отделяя мясо от капустных листьев.
— Ничего, Сёмк. «Петь на гитарке» у тебя наследственное, оказывается. Я это сегодня от Виолы узнала. Только ты, главное, смотри там, на Мику не заглядывайся. Мне то сколопендру поймать не долго. — Ульяна улыбнулась.
Семен искоса глянул на Рыжика и поддержал игру.
— За что-ж ты так ее?
— Кого?
— Да Мику же. Сколопендрой вот обозвала.
— Ах ты! — Ульяна ткнула указательным пальцем Семена в бок. — Сёмк, иногда видно, что ты вовсе не такой зануда, каким хочешь казаться.
На этом разговор временно затих и гости «Совенка» занялись киселем и ватрушками.
— А я ведь так и не прочитала пьесу. — Пять минут спустя пожаловалась Ульяна-большая. Некогда было.
— Вот сразу и посмотришь. Свежим незамыленным взглядом. — Семен помолчал, а потом вздохнув продолжил. — Рыжик мой, я домой хочу. Не хочу я ни мировые проблемы решать, ни проблемы лагерного масштаба, ни чьи то личные. Здесь посмотрел на девочек, успокоился, и уже хочу домой.
Ульяна чуть прижалась к Семену плечом.
— Завтра дома будем, Сём. В восемь вечера надо на точке быть и идти не далеко. Так-что, к ужину, конечно, не успеем. Но к ночи будем.
— Я представляю, как там из-за нас волнуются. Уходили на сутки — почту передать, и застряли тут из-за моей спины.
— Сём. Прости меня. Это я тебе столько лишнего в рюкзак положила.
— Уля, не выдумывай. Пошли лучше прогуляемся, проводишь меня до кружка. А то ты как засела за свою писанину, так и не выходила. Я даже беспокоился — не заболела ли, не подменили ли.
Мику почувствовала, что говорят о ней, выглянула из-за тарелки на Семена с Ульяной, и опять опустила глаза. Она была сейчас слишком занята постановкой, чтобы тратить время на что-то еще. Даже сон вчерашний окончательно провалился куда-то в глубины памяти. Генеральная репетиция; прослушать, что там Семен споет; всех артистов распустить до вечера; договориться с кибернетиками о реквизите. Нет, сон этот вспоминать, ну его. И почему там — во сне, Семен назвал ее Микусей, хотя было приятно, а потом стало так горько, что Мику во сне убежала от Семена, это сейчас не так волновало, как будущая реакция зрителей, которая станет известна через шесть с половиной часов. Всё, всё, всё потом… А сейчас репетиция. Руководитель музыкального кружка торопясь покончила с обедом, отнесла грязную посуду на мойку и побежала на своё рабочее место. Кивнула Ульяне-большой, сидящей на веранде кружка, зашла вовнутрь, оглядела артистов и сочувствующих…
— Все пришли с обеда? Тогда — последний прогон!
Ульяна-большая проводила Семена до музыкального кружка. Поздоровалась с Алисой, поздоровалась с Мику и осталась там же на веранде, чтобы подумать — чем ей заняться, если не до ужина, то, хотя бы, до конца репетиции. На пляж без Сёмки идти не хотелось, сестрёнка пропадала в Старом лагере, мелких не было видно, а другими близкими знакомыми, не смотря на всю свою контактность, Ульяна-большая не успела здесь обзавестись — сильно уж была занята. Не в медпункт же сейчас идти?
Из открытого окна кружка были слышны голоса Мику и Алисы, прерываемые смехом. «Веселая у них репетиция. Попроситься в гости?» Ульяна встала и уже собралась постучаться, когда ее окликнули.
— Ульяна!
Девушка оглянулась. На дорожке стояла Славя и, незаметно для самой себя, искала левой рукой отсутствующую косу.
— …мне очень нужно с вами поговорить!
От волнения помощница вожатой даже перешла на Вы. Было видно, что девушке ужасно неловко. Что она, пересилив себя, прибежала за поддержкой.
Ульяна вспомнила, как Семен, когда он с больной спиной только вернулся из поселка Шлюз и отлеживался в тренерской, выползая лишь в столовую, сказал ей, уже на равных: «Будь готова к тому, что пионеры, те, кто еще не проснулся, будут бегать к тебе со своими проблемами, как к подруге или как к психологу. Может чувствуют они, в таких как мы, что-то?» Но дома как-то так вышло, что если бегали, то бегали больше к Семену (Ну как больше? Далеко не каждый цикл бегали даже. Всего-то и было раз пять или шесть. Сёмка после всегда ворчал, но, никогда никого прогонял и никогда о чужих проблемах не рассказывал). А остальные три проснувшиеся девочки были избавлены от этого.
Один такой «пациент» сказал потом: «Ну, понимаешь, Семен, можно конечно и к вожатой, но это как наябедничать получается. Если она что узнала, она не будет разбираться, она будет меры принимать и наказывать кого попало. А еще будет кричать. А ты, хоть и начальник, а свой. И никогда не кричишь».
А тут Славя пришла с бедой к Ульяне.
— Если нужно, то, пожалуйста. И, Славя, мы же на ты, не забыла?
Разговаривать на веранде музыкального кружка Славя отказалась. Покосилась на дверь, покачала головой и сказала, что нет, лучше в другом месте. Где-нибудь, где не помешает никто. Поэтому домики отпадали, спортзал тоже отпал. Подходящее место нашлось за сценой. Чтобы не попасться на глаза вожатой, девушки пошли вокруг всего лагеря, по тропинке, проходящей вдоль забора. По дороге же, как только миновали умывальник, и начали разговор.
— Ульяна, ты прости, что к тебе обращаюсь, но мне просто не к кому. Тем более, что ты… — Тут Славя порозовела и замолчала.
— Тем более, что я завтра уйду, и никому ничего не разболтаю? Так?
— Да. Нет. Не только… — Славя порозовела еще больше. — Понимаешь…
Не пошли они ни к какой сцене. Где-то было слышно, как пионеры играют в футбол, где-то вожатая искала свою помощницу, где-то Виола сформулировала мысль и искала Ульяну, чтобы поделиться с той, до своего ухода. А девушки просто неторопливо гуляли по лагерному лесу, переходя с тропинки на тропинку.
Славя рассказывала, как ей постоянно вспоминается то, что происходило не с ней, но одновременно и, как бы, с ней. Вот, как гостей лагеря увидела впервые, так, на следующий день, и началось.
— Понимаешь, вот хоть прихожу я к умывальнику, а там твой Семен… — Славя смахнула паутину с лица, оглядевшись увидела небольшую россыпь лесной земляники, коснулась Ульяны и приглашающе кивнула.
— Там Сёмка, так.
Земляника была мелкая, было ее не много, но задержаться около нее стоило.
— … поздоровались, он ушел, а я осталась умываться. А пока умывалась вдруг вспомнила, как мы с Ольгой Дмитриевной делали пробежку утром и застали его около умывальника же, а он там, голый по пояс, обливался ледяной водой. Бр-р-р-р. И, главное, я точно знаю, что этого не было никогда, а Ольга Дмитриевна бегает только в исключительных случаях. Но я же помню. И какой спортивный костюм был на Ольге Дмитриевне, и то, что я поддразнивала Семена там, у умывальников.
Созревшая земляника на полянке закончилась, можно было двигаться дальше. Девушки дошли до дыры в заборе и Ульяна спросила, показывая на тропинку, что шла уже с той стороны.
— Пойдем?
— Пойдем. Ни разу еще не бывала за забором, все некогда. Только на остановке. И есть еще озеро, я туда купаться хожу.
— Ага, я знаю это озеро. Если хочешь, можно и туда завернуть. Но ты про воспоминания и про Сёмку рассказывала.
Ульяна-большая раздвинула висящие на одном гвозде доски, и девушки пролезли через дыру за территорию лагеря.
— Да там не только про Семена воспоминания. Бывают и просто про меня, про лагерные дела. Обычные воспоминания о том, что я могла делать, но точно знаю, что не делала. А бывает, что вспоминаю что-то, как давно прошедшее, а на следующий день это что-то происходит. Вот, вроде голубцов сегодня на обед.
Стоял обычный жаркий день бесконечного лета. Ветер в лесу не чувствовался, а вот духота давила. Поэтому девушки, после дыры в заборе, не сговариваясь свернули в сторону озера.
Разговаривали не только и не столько о Славином деле, разговаривали и просто о жизни. Славя рассказывала о себе, Ульяна о себе.
— Славя, а ты купальник взяла. — Смахнув с верхней губы каплю пота спросила Ульяна.
— А зачем? Здесь все равно никто не ходит.
Славя, постепенно привыкшая и к Ульяне, и к теме разговора улыбнулась, даже и чуть лукаво.
Местность уже ощутимо понижалась, и стало видно, в просветы между деревьями, кольцо камыша окружающее озеро.
«Ну да, кроме Сёмки здесь никто не ходил, — подумала Ульяна, — но надо же что-то ответить про воспоминания. Славя же ждет».
А Славя не ждала ответа пока. Славя опять вернулась к разговору, к главной его теме. Перед этим она долго молчала, посматривая на Ульяну, по дороге достала припрятанный сверток, оказавшийся покрывалом и полотенцем. «Извини, я сюда одна хожу, поэтому полотенце только одно, но я могу и покрывалом вытереться». Потом, наконец решившись, тихо-тихо, едва на грани шепота сказала: «А самое страшное воспоминание, как меня убивают. Не Семен, но кто-то очень на него похожий. Вот я и хочу тебя спросить, Ульяна. Ты меня раньше не знала и, действительно, уйдешь завтра. Может быть сможешь сказать как есть. Я понимаю, что я сошла с ума, но скажи, я похожа на нормальную?»
К счастью темп разговора не требовал быстрого ответа. Как, перед этим, Славя, собираясь с силами, болтала о пустяках. Так и сейчас девушки успели искупаться, вытереться, обсохнуть сами и высушить покрывало, прежде чем Ульяна собралась с мыслями. Семен когда-то делился с ней своим опытом общения с еще не проснувшимися пионерами, которые вот-вот проснутся. Но все вылетело из головы. Осталась только фраза: «Я, тогда подумал, что вот я тебе вечером совру, а твой разум возьмет и проснется утром. И что мне? На сто восемьдесят градусов разворачиваться? Так я слишком ленивый для этого. Лучше было правду сказать и наплевать, на то, что ты в нее не поверишь».
— Славя, тебе, наверное, повезло. — Осторожно начала Ульяна.
Славя, сворачивающая покрывало, замерла, повернулась и непонимающе посмотрела на Ульяну. И тут Ульяна поняла, о чем нужно говорить.
— …мне сейчас все равно, поверишь ты или нет, я, действительно, уйду завтра. Но ты не похожа на нормальную, ты и есть нормальная! А твои «лишние» воспоминания, это называется «чужая память». Не твоя, а чужая — твоих двойников. Просто кто-то может ей пользоваться, а кто-то нет. Я — нет, а Сёмка может. И ты, получается, можешь. Только, ты еще учишься ей пользоваться. Но повезло тебе не поэтому. — Ульяна перевела дыхание и продолжила. — В моем лагере нет твоего двойника, там живет другая девочка. Похожая на тебя, но другая. — Ульяна поморщилась вспомнив о Саше. — Так что ты единственная Славя, которую я знаю. Но то, что я вижу… В общем, я уверена, что никто из твоих двойников никогда и никому не причинил зла, и таких воспоминаний у тебя не будет. — И уже грустно продолжила. — А у моего Сёмки они есть.
Обратно шли молча, свернув на знакомую Славе тропинку, выводящую к остановке. Ульяна, чем-то расстроенная, молчала. Славя же не знала, как отнестись к словам гостьи. С одной стороны, Ульяне не было нужды ее обманывать, а с другой — все это звучало, как продолжение вчерашних фантазий ребятишек из младшего отряда.
Переждав, на опушке леса, гуляющий по остановке пыльный смерчик, девушки перепрыгнули через придорожную канаву и подошли к лагерным воротам. Приоткрыв раскалившуюся на солнце створку и пропуская вперед Ульяну, Славя осторожно начала.
— Ульяна, если я сейчас нечаянно коснулась какой-то тайны…
Но Ульяна не захотела продолжать беседу.
— Это не ты, Славя, тайны коснулась. Это мы тебя в нее нечаянно макнули. Скоро все сама поймешь. Дней через восемь-девять точно. Не бойся, теперь уж тебя одну не оставим. Главное — среды дождись.
И, извинившись перед Славей побежала догонять Семена, как раз вышедшего со стороны музыкального кружка и свернувшего к площади.
2 глава http://vn.reactor.cc/post/2740447
3 глава http://vn.reactor.cc/post/2744500
4 глава http://vn.reactor.cc/post/2752906
5 глава http://vn.reactor.cc/post/2755836
6 глава http://vn.reactor.cc/post/2765088
7 глава http://vn.reactor.cc/post/2771649
8 глава http://vn.reactor.cc/post/2783898
9 глава http://vn.reactor.cc/post/2790955
10 глава http://vn.reactor.cc/post/2799751
11 глава http://vn.reactor.cc/post/2807427
12 глава http://vn.reactor.cc/post/2813773
13 глава http://vn.reactor.cc/post/2818846
14 глава http://vn.reactor.cc/post/2825328
15 глава http://vn.reactor.cc/post/2828850
16 глава http://vn.reactor.cc/post/2836596
XVII
Чужая память
— Не повезло мне, Рыжик. Опять на гитарке петь заставляют.
Семен лениво ковырял вилкой в распотрошенном голубце, отделяя мясо от капустных листьев.
— Ничего, Сёмк. «Петь на гитарке» у тебя наследственное, оказывается. Я это сегодня от Виолы узнала. Только ты, главное, смотри там, на Мику не заглядывайся. Мне то сколопендру поймать не долго. — Ульяна улыбнулась.
Семен искоса глянул на Рыжика и поддержал игру.
— За что-ж ты так ее?
— Кого?
— Да Мику же. Сколопендрой вот обозвала.
— Ах ты! — Ульяна ткнула указательным пальцем Семена в бок. — Сёмк, иногда видно, что ты вовсе не такой зануда, каким хочешь казаться.
На этом разговор временно затих и гости «Совенка» занялись киселем и ватрушками.
— А я ведь так и не прочитала пьесу. — Пять минут спустя пожаловалась Ульяна-большая. Некогда было.
— Вот сразу и посмотришь. Свежим незамыленным взглядом. — Семен помолчал, а потом вздохнув продолжил. — Рыжик мой, я домой хочу. Не хочу я ни мировые проблемы решать, ни проблемы лагерного масштаба, ни чьи то личные. Здесь посмотрел на девочек, успокоился, и уже хочу домой.
Ульяна чуть прижалась к Семену плечом.
— Завтра дома будем, Сём. В восемь вечера надо на точке быть и идти не далеко. Так-что, к ужину, конечно, не успеем. Но к ночи будем.
— Я представляю, как там из-за нас волнуются. Уходили на сутки — почту передать, и застряли тут из-за моей спины.
— Сём. Прости меня. Это я тебе столько лишнего в рюкзак положила.
— Уля, не выдумывай. Пошли лучше прогуляемся, проводишь меня до кружка. А то ты как засела за свою писанину, так и не выходила. Я даже беспокоился — не заболела ли, не подменили ли.
Мику почувствовала, что говорят о ней, выглянула из-за тарелки на Семена с Ульяной, и опять опустила глаза. Она была сейчас слишком занята постановкой, чтобы тратить время на что-то еще. Даже сон вчерашний окончательно провалился куда-то в глубины памяти. Генеральная репетиция; прослушать, что там Семен споет; всех артистов распустить до вечера; договориться с кибернетиками о реквизите. Нет, сон этот вспоминать, ну его. И почему там — во сне, Семен назвал ее Микусей, хотя было приятно, а потом стало так горько, что Мику во сне убежала от Семена, это сейчас не так волновало, как будущая реакция зрителей, которая станет известна через шесть с половиной часов. Всё, всё, всё потом… А сейчас репетиция. Руководитель музыкального кружка торопясь покончила с обедом, отнесла грязную посуду на мойку и побежала на своё рабочее место. Кивнула Ульяне-большой, сидящей на веранде кружка, зашла вовнутрь, оглядела артистов и сочувствующих…
— Все пришли с обеда? Тогда — последний прогон!
Ульяна-большая проводила Семена до музыкального кружка. Поздоровалась с Алисой, поздоровалась с Мику и осталась там же на веранде, чтобы подумать — чем ей заняться, если не до ужина, то, хотя бы, до конца репетиции. На пляж без Сёмки идти не хотелось, сестрёнка пропадала в Старом лагере, мелких не было видно, а другими близкими знакомыми, не смотря на всю свою контактность, Ульяна-большая не успела здесь обзавестись — сильно уж была занята. Не в медпункт же сейчас идти?
Из открытого окна кружка были слышны голоса Мику и Алисы, прерываемые смехом. «Веселая у них репетиция. Попроситься в гости?» Ульяна встала и уже собралась постучаться, когда ее окликнули.
— Ульяна!
Девушка оглянулась. На дорожке стояла Славя и, незаметно для самой себя, искала левой рукой отсутствующую косу.
— …мне очень нужно с вами поговорить!
От волнения помощница вожатой даже перешла на Вы. Было видно, что девушке ужасно неловко. Что она, пересилив себя, прибежала за поддержкой.
Ульяна вспомнила, как Семен, когда он с больной спиной только вернулся из поселка Шлюз и отлеживался в тренерской, выползая лишь в столовую, сказал ей, уже на равных: «Будь готова к тому, что пионеры, те, кто еще не проснулся, будут бегать к тебе со своими проблемами, как к подруге или как к психологу. Может чувствуют они, в таких как мы, что-то?» Но дома как-то так вышло, что если бегали, то бегали больше к Семену (Ну как больше? Далеко не каждый цикл бегали даже. Всего-то и было раз пять или шесть. Сёмка после всегда ворчал, но, никогда никого прогонял и никогда о чужих проблемах не рассказывал). А остальные три проснувшиеся девочки были избавлены от этого.
Один такой «пациент» сказал потом: «Ну, понимаешь, Семен, можно конечно и к вожатой, но это как наябедничать получается. Если она что узнала, она не будет разбираться, она будет меры принимать и наказывать кого попало. А еще будет кричать. А ты, хоть и начальник, а свой. И никогда не кричишь».
А тут Славя пришла с бедой к Ульяне.
— Если нужно, то, пожалуйста. И, Славя, мы же на ты, не забыла?
Разговаривать на веранде музыкального кружка Славя отказалась. Покосилась на дверь, покачала головой и сказала, что нет, лучше в другом месте. Где-нибудь, где не помешает никто. Поэтому домики отпадали, спортзал тоже отпал. Подходящее место нашлось за сценой. Чтобы не попасться на глаза вожатой, девушки пошли вокруг всего лагеря, по тропинке, проходящей вдоль забора. По дороге же, как только миновали умывальник, и начали разговор.
— Ульяна, ты прости, что к тебе обращаюсь, но мне просто не к кому. Тем более, что ты… — Тут Славя порозовела и замолчала.
— Тем более, что я завтра уйду, и никому ничего не разболтаю? Так?
— Да. Нет. Не только… — Славя порозовела еще больше. — Понимаешь…
Не пошли они ни к какой сцене. Где-то было слышно, как пионеры играют в футбол, где-то вожатая искала свою помощницу, где-то Виола сформулировала мысль и искала Ульяну, чтобы поделиться с той, до своего ухода. А девушки просто неторопливо гуляли по лагерному лесу, переходя с тропинки на тропинку.
Славя рассказывала, как ей постоянно вспоминается то, что происходило не с ней, но одновременно и, как бы, с ней. Вот, как гостей лагеря увидела впервые, так, на следующий день, и началось.
— Понимаешь, вот хоть прихожу я к умывальнику, а там твой Семен… — Славя смахнула паутину с лица, оглядевшись увидела небольшую россыпь лесной земляники, коснулась Ульяны и приглашающе кивнула.
— Там Сёмка, так.
Земляника была мелкая, было ее не много, но задержаться около нее стоило.
— … поздоровались, он ушел, а я осталась умываться. А пока умывалась вдруг вспомнила, как мы с Ольгой Дмитриевной делали пробежку утром и застали его около умывальника же, а он там, голый по пояс, обливался ледяной водой. Бр-р-р-р. И, главное, я точно знаю, что этого не было никогда, а Ольга Дмитриевна бегает только в исключительных случаях. Но я же помню. И какой спортивный костюм был на Ольге Дмитриевне, и то, что я поддразнивала Семена там, у умывальников.
Созревшая земляника на полянке закончилась, можно было двигаться дальше. Девушки дошли до дыры в заборе и Ульяна спросила, показывая на тропинку, что шла уже с той стороны.
— Пойдем?
— Пойдем. Ни разу еще не бывала за забором, все некогда. Только на остановке. И есть еще озеро, я туда купаться хожу.
— Ага, я знаю это озеро. Если хочешь, можно и туда завернуть. Но ты про воспоминания и про Сёмку рассказывала.
Ульяна-большая раздвинула висящие на одном гвозде доски, и девушки пролезли через дыру за территорию лагеря.
— Да там не только про Семена воспоминания. Бывают и просто про меня, про лагерные дела. Обычные воспоминания о том, что я могла делать, но точно знаю, что не делала. А бывает, что вспоминаю что-то, как давно прошедшее, а на следующий день это что-то происходит. Вот, вроде голубцов сегодня на обед.
Стоял обычный жаркий день бесконечного лета. Ветер в лесу не чувствовался, а вот духота давила. Поэтому девушки, после дыры в заборе, не сговариваясь свернули в сторону озера.
Разговаривали не только и не столько о Славином деле, разговаривали и просто о жизни. Славя рассказывала о себе, Ульяна о себе.
— Славя, а ты купальник взяла. — Смахнув с верхней губы каплю пота спросила Ульяна.
— А зачем? Здесь все равно никто не ходит.
Славя, постепенно привыкшая и к Ульяне, и к теме разговора улыбнулась, даже и чуть лукаво.
Местность уже ощутимо понижалась, и стало видно, в просветы между деревьями, кольцо камыша окружающее озеро.
«Ну да, кроме Сёмки здесь никто не ходил, — подумала Ульяна, — но надо же что-то ответить про воспоминания. Славя же ждет».
А Славя не ждала ответа пока. Славя опять вернулась к разговору, к главной его теме. Перед этим она долго молчала, посматривая на Ульяну, по дороге достала припрятанный сверток, оказавшийся покрывалом и полотенцем. «Извини, я сюда одна хожу, поэтому полотенце только одно, но я могу и покрывалом вытереться». Потом, наконец решившись, тихо-тихо, едва на грани шепота сказала: «А самое страшное воспоминание, как меня убивают. Не Семен, но кто-то очень на него похожий. Вот я и хочу тебя спросить, Ульяна. Ты меня раньше не знала и, действительно, уйдешь завтра. Может быть сможешь сказать как есть. Я понимаю, что я сошла с ума, но скажи, я похожа на нормальную?»
К счастью темп разговора не требовал быстрого ответа. Как, перед этим, Славя, собираясь с силами, болтала о пустяках. Так и сейчас девушки успели искупаться, вытереться, обсохнуть сами и высушить покрывало, прежде чем Ульяна собралась с мыслями. Семен когда-то делился с ней своим опытом общения с еще не проснувшимися пионерами, которые вот-вот проснутся. Но все вылетело из головы. Осталась только фраза: «Я, тогда подумал, что вот я тебе вечером совру, а твой разум возьмет и проснется утром. И что мне? На сто восемьдесят градусов разворачиваться? Так я слишком ленивый для этого. Лучше было правду сказать и наплевать, на то, что ты в нее не поверишь».
— Славя, тебе, наверное, повезло. — Осторожно начала Ульяна.
Славя, сворачивающая покрывало, замерла, повернулась и непонимающе посмотрела на Ульяну. И тут Ульяна поняла, о чем нужно говорить.
— …мне сейчас все равно, поверишь ты или нет, я, действительно, уйду завтра. Но ты не похожа на нормальную, ты и есть нормальная! А твои «лишние» воспоминания, это называется «чужая память». Не твоя, а чужая — твоих двойников. Просто кто-то может ей пользоваться, а кто-то нет. Я — нет, а Сёмка может. И ты, получается, можешь. Только, ты еще учишься ей пользоваться. Но повезло тебе не поэтому. — Ульяна перевела дыхание и продолжила. — В моем лагере нет твоего двойника, там живет другая девочка. Похожая на тебя, но другая. — Ульяна поморщилась вспомнив о Саше. — Так что ты единственная Славя, которую я знаю. Но то, что я вижу… В общем, я уверена, что никто из твоих двойников никогда и никому не причинил зла, и таких воспоминаний у тебя не будет. — И уже грустно продолжила. — А у моего Сёмки они есть.
Обратно шли молча, свернув на знакомую Славе тропинку, выводящую к остановке. Ульяна, чем-то расстроенная, молчала. Славя же не знала, как отнестись к словам гостьи. С одной стороны, Ульяне не было нужды ее обманывать, а с другой — все это звучало, как продолжение вчерашних фантазий ребятишек из младшего отряда.
Переждав, на опушке леса, гуляющий по остановке пыльный смерчик, девушки перепрыгнули через придорожную канаву и подошли к лагерным воротам. Приоткрыв раскалившуюся на солнце створку и пропуская вперед Ульяну, Славя осторожно начала.
— Ульяна, если я сейчас нечаянно коснулась какой-то тайны…
Но Ульяна не захотела продолжать беседу.
— Это не ты, Славя, тайны коснулась. Это мы тебя в нее нечаянно макнули. Скоро все сама поймешь. Дней через восемь-девять точно. Не бойся, теперь уж тебя одну не оставим. Главное — среды дождись.
И, извинившись перед Славей побежала догонять Семена, как раз вышедшего со стороны музыкального кружка и свернувшего к площади.
Art VN Ульяна(БЛ) Алиса(БЛ) Славя(БЛ) Юля(БЛ) Семен(БЛ) Мику(БЛ) Лена(БЛ) Трусики(VN) Сиськи(VN) Визуальные новеллы фэндомы Бесконечное лето Ru VN Katawa Shoujo Foreign VN Ero VN конкурc плакатов VN Dracu-riot! Setou Kenji Yuri(Ero VN) Rin Tezuka Lilly Satou Женя(БЛ) Ольга Дмитриевна(БЛ) Ikezawa Hanako
Финал конкурса! (Отборочных туров будет несколько)
Победители получать вот такие медальки:
-За занятое 1 место в конкурсе vn.reactor.cc!За занятое 2 место в конкурсе vn.reactor.cc!
За занятое 3 место в конкурсе vn.reactor.cc!
Также было предложено для всех участников ввести такую медальку:
Нужно ли?
Также будут множители:
х2 для рисунков
х1,5 для фотошопа
х1 для текста
А может и не будут, не мне решать, а организатору и участникам.
1
2
3
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
Какой лучше?
1 | |
|
7 (5.3%) |
2 | |
|
6 (4.5%) |
3 | |
|
7 (5.3%) |
4 | |
|
4 (3.0%) |
5 | |
|
7 (5.3%) |
6 | |
|
2 (1.5%) |
7 | |
|
1 (0.8%) |
8 | |
|
6 (4.5%) |
9 | |
|
3 (2.3%) |
10 | |
|
15 (11.3%) |
11 | |
|
10 (7.5%) |
12 | |
|
2 (1.5%) |
13 | |
|
2 (1.5%) |
14 | |
|
2 (1.5%) |
15 | |
|
13 (9.8%) |
16 | |
|
9 (6.8%) |
17 | |
|
3 (2.3%) |
18 | |
|
19 (14.3%) |
19 | |
|
2 (1.5%) |
20 | |
|
13 (9.8%) |
Фанфики(БЛ) Бесконечное лето Ru VN Семен(БЛ) Мику(БЛ) Славя(БЛ) Ульяна(БЛ) и другие действующие лица(БЛ) очередной бред Дубликат(БЛ) Визуальные новеллы фэндомы
1 глава http://vn.reactor.cc/post/2732304
2 глава http://vn.reactor.cc/post/2740447
3 глава http://vn.reactor.cc/post/2744500
4 глава http://vn.reactor.cc/post/2752906
5 глава http://vn.reactor.cc/post/2755836
6 глава http://vn.reactor.cc/post/2765088
7 глава http://vn.reactor.cc/post/2771649
8 глава http://vn.reactor.cc/post/2783898
9 глава http://vn.reactor.cc/post/2790955
10 глава http://vn.reactor.cc/post/2799751
11 глава http://vn.reactor.cc/post/2807427
12 глава http://vn.reactor.cc/post/2813773
13 глава http://vn.reactor.cc/post/2818846
XIV
Осколки прошлого
Семен проснулся как от толчка. Было самое начало третьего часа ночи и всякая послеотбойная жизнь в лагере уже давно затихла: уже погас свет в медпункте, уже закончилась репетиция в театральном кружке, уже обошла территорию вожатая, уже Рыжие совершили ночной набег на столовую и успели уничтожить улики. Давно уснули самые отъявленные полуночники и страдающие бессонницей. Кузнечики замолкли, а утренние птицы еще не начинали проверять голос. А Семен лежал и пытался понять – что же его разбудило. В тренерской было темно и только под дверью угадывалась сероватая полоска; стояла абсолютная тишина и только на плече уютно сопела Ульяна, что за нарушение тишины не считалось; ни спина ни зубы не болели. Казалось бы – закрывай глаза и досыпай.
А Семену не спалось. Он лежал с открытыми глазами и героически пытался ни о чем не думать, не получалось. Сам собой вспоминался прошедший вечер. Беседа с Виолой и Анатолием, особенно фраза, брошенная Виолой на прощание: «Думаешь, ты один до этого додумался?»; репетиция, на которую их деликатно, насколько это возможно со стороны Алисы, но решительно не пустили; вопросительный, нет не вопросительный, а о чем то просящий взгляд той же Алисы; высунувшася было из домика и тут же спрятавшася назад Славя, что-то было в ней не так, но она так быстро мелькнула, что Семен не понял – что именно.
Отдельно вспомнилась беседа с Артемом за ужином. Они втроем специально сели за один стол и никто, кроме мелких, не понял почему и зачем.
– Я все гадал, куда ты подевался. А ты здесь.
– А я здесь.
– А почему сразу не подошел?
– Я думал ты все забыл и не узнаешь меня, как… – Артем замялся.
– Ой, Артемка, ну я же извинилась перед тобой уже, но я и правда тебя не узнала. – Вмешалась Ульяна.
– Бывает, Рыжик, – успокоил Ульяну Семен, – мне сколько лагерей пришлось пройти, чтобы начать двойников различать.
А в ходе беседы всплыла любопытная вещь. Оказывается, мелкие тоже просыпались и засыпали как старшие, но, в отличие от старших, они верили проснувшимся, не считая их слова бредом или вымыслом. И поэтому те малыши, которые просыпались, у них не было нужды прятаться и скрываться, по крайней мере в пределах своего отряда. И засыпали они легко, потому что знали, что рано или поздно снова проснуться. И всегда, в каждом младшем отряде, в каждом лагере было не меньше двух человек, которые не спали, которые делились информацией с вновь проснувшимися. Поэтому традиция не прерывалась. «Нет, мы тоже не все помним. Смены сливаются в голове в одну, да еще и в пересказах информация теряется», – примерно так, в переводе на взрослый язык, ответил Артем на вопрос Ульяны о прошлом лагеря.
– Ты, Семен, когда сказку начал рассказывать, мы сразу всё поняли. – Артем улыбнулся чему-то своему.
– А почему не сказали?
– Так интересно-же. И потом, ты самый первый из старших, который с нами на эту тему говорил.
«Нет, так я никогда не засну, – подумал Семен, – выйти подышать?»
Он осторожно вытянул плечо из под Ульянкиной головы, Ульяна обиженно засопела, но не проснулась. Семен поцеловал жену в макушку, на мгновение втянув в себя запах ее волос, сел на стопке матов, заменяющей постель, нашарил стул с одеждой, вслепую натянул футболку и спортивные брюки, встал и, стараясь ни во что не врезаться, направился к двери. Приоткрыл дверь и в лунном свете, залившем спортзал, нашел свои кеды, обулся и вышел. Подумал об Ульяниных страхах, и, прикрыв дверь, включил в спортзале свет. Если проснется, то света, пробивающегося под дверь, ей будет достаточно. «Взрослая ведь уже, а так и боится оставаться ночью одна, в темной комнате. Что там было в ее биографии? Мнимой или реальной. Ее самой или ее оригинала.» Подумал еще написать записку, чтоб не волновалась, если проснется одна, но не стал. Это надо было возвращаться в комнату, шариться в темноте по столу и в столе в поисках бумаги и ручки, включать свет. А значит, гарантированно разбудить Ульяну. «Далеко не пойду. Так, постою на крыльце».
На крыльце было прохладно и светло от полной Луны. «Вот интересно. В каждом лагере своя фаза Луны. Всю смену. В этом – всегда полнолуние.»
Сразу, только перейти на ту сторону главной аллеи, начинался пляж, пустой, по случаю глубокой ночи. «Окунуться? Нет. Это надо возвращаться за плавками, а не хочется. Конечно, сейчас можно и без плавок, пока зрители спят, но нет». Семен вдохнул полную грудь ночного воздуха и задержал дыхание. «Все-таки это – мой мир. Не тот, с той стороны теплообменника, или откуда там приходил Пионер, а именно этот. Надо его сохранить, и как мне не жаль, но придется Виолу и Толяныча огорчать и ставить перед выбором. Интересно, что там Рыжик насчитала?» Семен зевнул, кажется можно возвращаться. «Пойти пройтись еще? Я не далеко, спортплощадку обойду по кругу и назад».
Семен, сойдя с крыльца, повернул налево, в сторону хозяйственных ворот, прошел вдоль спортзала и, по тропинке между туалетом и спортзалом вышел на футбольное поле. Прошел вдоль трибун к проходу между скамьями, вышел по нему на беговую дорожку и обошел поле по периметру. У восточных ворот белел забытый пионерами мяч. Семен огляделся – никто не видит? Разбежался и отправил мяч к центру поля.
И тут же, словно от удара по мячу, включилось остальные, дополнительно к зрению, органы чувств. Стало слышно, как ежик фыркает и топает где-то под скамьями; запахло близким лесом, Семен зачем-то вспомнил, что там, за футбольным полем, где в лагерях уже начинается лес, в поселке Шлюз стоят три пакгауза, к которым подходит железнодорожная ветка, и пахнет больше креозотом от шпал, чем грибной сыростью; легкий ветерок со стороны леса приласкал правую щеку. И Семен, больше догадался, чем услышал удары по мячу со стороны волейбольной площадки. «Интересно, кто бы это мог быть? Да еще в это время? Бадминтон это Лена. А волейбол?» Пока не торопясь шел к волейбольной площадке, обходя футбольное поле по периметру и чуть повисев на турнике, игра, видимо, закончилась. Удары по мячу стихли и стали слышны девичьи голоса. Знакомые и незнакомые, одновременно. Калитка в сетчатом ограждении волейбольной площадки открылась, и навстречу Семену вышли…
– Здравствуй, Сёмушка.
– Славя? Славяна?
И следом.
– Здравствуй... Сенечка?
– Мику...ся?
И забытый цикл с отчетливым таким щелчком занял в памяти Семена свое место. Это было… болезненно. Да что там, больно это было, настолько больно, что Семен охнул и схватился за виски. К счастью удалось устоять на ногах. Девушки подбежали к Семену, но тот уже справился с приступом. По крайней мере, руки от головы он убрал и смог посмотреть на девушек еще раз и сказать.
– Вы – не они. – Произнес это даже со злобой, хотя, вообще-то, по настоящему злился очень редко. Просто решил однажды, что его чувства слишком дорогого стоят, чтобы тратить их на бытовые мелочи.
В затылке Семена что-то пульсировало, и мир плыл перед глазами. Очень хотелось сеть, хоть прямо на землю.
– Пойдем, Сенечка, посидим.
Семена взяли под руки с обеих сторон...
– Прости, Сенечка. Я... Мы чувствуем, как тебе сейчас плохо. Но нам очень нужно было с тобой поговорить.
– И мы не они, ты прав Сёмушка. Но мы еще помним…
Славя (Или Славяна?) говорила что-то еще, но Семен ее не слышал. Он проживал тот, потерянный и возвращенный цикл. От дурашливого: «К воротам, рысью, марш-марш!», – до прощального: «Сенечка!».
Наконец острота воспоминаний стала спадать. Вернулось восприятие мира. Семен обнаружил, что сидит на волейбольной площадке, на зрительской скамье, а обе девочки сидят по сторонам от него и чего-то ждут.
– Вот так, Славечка. Говорила ты, говорила, и все зря. Сенечке же плохо и ему не до нас. Сенечка, мы действительно не они. Мы то, что осталось от них в памяти системы.
– Да, Сёмушка, можешь считать нас призраками. Это ближе всего к правде. – Славяна вздохнула, помолчала чуть, и, решившись, продолжила о наболевшем. – Не удержалась я, Семушка. Наверное я должна была умереть тогда, в душевой. Восстановиться с нуля и начать с чистой памятью. Но оказалсь слишком крепкой и выжила, а потом ты меня выдернул из кошмара, но я не смогла одна. Тридцать циклов я держалась, а меня все перекидывало из лагеря в лагерь, это Система искала мне место, но не нашла. И, когда я проснулась в Городе, я сдалась. И рассеялась. И сейчас, в одном из узлов живет просто Славя. Только кос у ней нет, просто волосы до плеч. Но что-то от меня в Системе осталось, вот как и от Мику…
– Сенечка. Мы помогали тебе, как могли. Почти-почти никак. А пришли чтобы сказать, что мы скоро больше не сможем этого делать. То, о чем догадался ты, и то, что вычислила Ульяна, навсегда изменит Систему. Уже изменило, просто, Сенечка, у ней очень большая инерция.
– Сёмушка, мы уже уходим. Нужно, чтобы девочки отдохнули. Если сумеешь, то попроси у них прощения, от нашего имени. И, Сёмушка, береги Мику и Славю. Когда мы… когда нас не… когда мы расеялись... В общем, теперь в каждой из них есть наша частичка.
Семен вымученно улыбнулся и без голоса ответил.
– Так и сказала бы: «Береги всех».
У него и тени сомнений не было, что все это правда. Только всплыли изнутри тоска и чувство вины перед этими девочками. «Не смог. Не удержал. Ни одной». «А как же Ульяна?»
– И Ульяну свою береги, Сенечка. Вы с ней вместе не просто так.
– Пора идти, Мику. Сёмушка, пока мы еще можем, мы с тобой. С вами.
– Да, Сенечка. Может у нас почти и не осталось чувств, но мы о них еще помним.
Славя поцеловала Семена, легко поднялась, подошла к рубильнику и погасила освещение на площадке.
– Пошли, Мику.
Мику встала на ноги. Семен, чуть пошатываясь, поднялся следом, девушка придерживала его под руку, не давая упасть. Подошла Славя и все трое вышли за ограждение площадки.
– Прощай, Сенечка. И, спасибо тебе за всё. За то, что сделал нас живыми.
Мику качнулась к Семену, будто хотела его обнять, но тут же отшатнулась назад и даже отступила на пару шагов. Всхлипнула: «Прощай!» И убежала, закрыв лицо руками.
– Прощай, Сёмушка. – Славя коснулась щеки Семена тыльной стороной ладони. – Девочкам сейчас снится сон о нас троих. Так что завтра не удивляйся. – Повернулась легко и ушла следом за Мику.
Семен постоял еще несколько минут, потом вернулся к себе, поцеловал так и не проснувшуюся Ульяну: «Завтра я тебе все расскажу. Надо». И уснул, как провалился в колодец.
2 глава http://vn.reactor.cc/post/2740447
3 глава http://vn.reactor.cc/post/2744500
4 глава http://vn.reactor.cc/post/2752906
5 глава http://vn.reactor.cc/post/2755836
6 глава http://vn.reactor.cc/post/2765088
7 глава http://vn.reactor.cc/post/2771649
8 глава http://vn.reactor.cc/post/2783898
9 глава http://vn.reactor.cc/post/2790955
10 глава http://vn.reactor.cc/post/2799751
11 глава http://vn.reactor.cc/post/2807427
12 глава http://vn.reactor.cc/post/2813773
13 глава http://vn.reactor.cc/post/2818846
XIV
Осколки прошлого
Семен проснулся как от толчка. Было самое начало третьего часа ночи и всякая послеотбойная жизнь в лагере уже давно затихла: уже погас свет в медпункте, уже закончилась репетиция в театральном кружке, уже обошла территорию вожатая, уже Рыжие совершили ночной набег на столовую и успели уничтожить улики. Давно уснули самые отъявленные полуночники и страдающие бессонницей. Кузнечики замолкли, а утренние птицы еще не начинали проверять голос. А Семен лежал и пытался понять – что же его разбудило. В тренерской было темно и только под дверью угадывалась сероватая полоска; стояла абсолютная тишина и только на плече уютно сопела Ульяна, что за нарушение тишины не считалось; ни спина ни зубы не болели. Казалось бы – закрывай глаза и досыпай.
А Семену не спалось. Он лежал с открытыми глазами и героически пытался ни о чем не думать, не получалось. Сам собой вспоминался прошедший вечер. Беседа с Виолой и Анатолием, особенно фраза, брошенная Виолой на прощание: «Думаешь, ты один до этого додумался?»; репетиция, на которую их деликатно, насколько это возможно со стороны Алисы, но решительно не пустили; вопросительный, нет не вопросительный, а о чем то просящий взгляд той же Алисы; высунувшася было из домика и тут же спрятавшася назад Славя, что-то было в ней не так, но она так быстро мелькнула, что Семен не понял – что именно.
Отдельно вспомнилась беседа с Артемом за ужином. Они втроем специально сели за один стол и никто, кроме мелких, не понял почему и зачем.
– Я все гадал, куда ты подевался. А ты здесь.
– А я здесь.
– А почему сразу не подошел?
– Я думал ты все забыл и не узнаешь меня, как… – Артем замялся.
– Ой, Артемка, ну я же извинилась перед тобой уже, но я и правда тебя не узнала. – Вмешалась Ульяна.
– Бывает, Рыжик, – успокоил Ульяну Семен, – мне сколько лагерей пришлось пройти, чтобы начать двойников различать.
А в ходе беседы всплыла любопытная вещь. Оказывается, мелкие тоже просыпались и засыпали как старшие, но, в отличие от старших, они верили проснувшимся, не считая их слова бредом или вымыслом. И поэтому те малыши, которые просыпались, у них не было нужды прятаться и скрываться, по крайней мере в пределах своего отряда. И засыпали они легко, потому что знали, что рано или поздно снова проснуться. И всегда, в каждом младшем отряде, в каждом лагере было не меньше двух человек, которые не спали, которые делились информацией с вновь проснувшимися. Поэтому традиция не прерывалась. «Нет, мы тоже не все помним. Смены сливаются в голове в одну, да еще и в пересказах информация теряется», – примерно так, в переводе на взрослый язык, ответил Артем на вопрос Ульяны о прошлом лагеря.
– Ты, Семен, когда сказку начал рассказывать, мы сразу всё поняли. – Артем улыбнулся чему-то своему.
– А почему не сказали?
– Так интересно-же. И потом, ты самый первый из старших, который с нами на эту тему говорил.
«Нет, так я никогда не засну, – подумал Семен, – выйти подышать?»
Он осторожно вытянул плечо из под Ульянкиной головы, Ульяна обиженно засопела, но не проснулась. Семен поцеловал жену в макушку, на мгновение втянув в себя запах ее волос, сел на стопке матов, заменяющей постель, нашарил стул с одеждой, вслепую натянул футболку и спортивные брюки, встал и, стараясь ни во что не врезаться, направился к двери. Приоткрыл дверь и в лунном свете, залившем спортзал, нашел свои кеды, обулся и вышел. Подумал об Ульяниных страхах, и, прикрыв дверь, включил в спортзале свет. Если проснется, то света, пробивающегося под дверь, ей будет достаточно. «Взрослая ведь уже, а так и боится оставаться ночью одна, в темной комнате. Что там было в ее биографии? Мнимой или реальной. Ее самой или ее оригинала.» Подумал еще написать записку, чтоб не волновалась, если проснется одна, но не стал. Это надо было возвращаться в комнату, шариться в темноте по столу и в столе в поисках бумаги и ручки, включать свет. А значит, гарантированно разбудить Ульяну. «Далеко не пойду. Так, постою на крыльце».
На крыльце было прохладно и светло от полной Луны. «Вот интересно. В каждом лагере своя фаза Луны. Всю смену. В этом – всегда полнолуние.»
Сразу, только перейти на ту сторону главной аллеи, начинался пляж, пустой, по случаю глубокой ночи. «Окунуться? Нет. Это надо возвращаться за плавками, а не хочется. Конечно, сейчас можно и без плавок, пока зрители спят, но нет». Семен вдохнул полную грудь ночного воздуха и задержал дыхание. «Все-таки это – мой мир. Не тот, с той стороны теплообменника, или откуда там приходил Пионер, а именно этот. Надо его сохранить, и как мне не жаль, но придется Виолу и Толяныча огорчать и ставить перед выбором. Интересно, что там Рыжик насчитала?» Семен зевнул, кажется можно возвращаться. «Пойти пройтись еще? Я не далеко, спортплощадку обойду по кругу и назад».
Семен, сойдя с крыльца, повернул налево, в сторону хозяйственных ворот, прошел вдоль спортзала и, по тропинке между туалетом и спортзалом вышел на футбольное поле. Прошел вдоль трибун к проходу между скамьями, вышел по нему на беговую дорожку и обошел поле по периметру. У восточных ворот белел забытый пионерами мяч. Семен огляделся – никто не видит? Разбежался и отправил мяч к центру поля.
И тут же, словно от удара по мячу, включилось остальные, дополнительно к зрению, органы чувств. Стало слышно, как ежик фыркает и топает где-то под скамьями; запахло близким лесом, Семен зачем-то вспомнил, что там, за футбольным полем, где в лагерях уже начинается лес, в поселке Шлюз стоят три пакгауза, к которым подходит железнодорожная ветка, и пахнет больше креозотом от шпал, чем грибной сыростью; легкий ветерок со стороны леса приласкал правую щеку. И Семен, больше догадался, чем услышал удары по мячу со стороны волейбольной площадки. «Интересно, кто бы это мог быть? Да еще в это время? Бадминтон это Лена. А волейбол?» Пока не торопясь шел к волейбольной площадке, обходя футбольное поле по периметру и чуть повисев на турнике, игра, видимо, закончилась. Удары по мячу стихли и стали слышны девичьи голоса. Знакомые и незнакомые, одновременно. Калитка в сетчатом ограждении волейбольной площадки открылась, и навстречу Семену вышли…
– Здравствуй, Сёмушка.
– Славя? Славяна?
И следом.
– Здравствуй... Сенечка?
– Мику...ся?
И забытый цикл с отчетливым таким щелчком занял в памяти Семена свое место. Это было… болезненно. Да что там, больно это было, настолько больно, что Семен охнул и схватился за виски. К счастью удалось устоять на ногах. Девушки подбежали к Семену, но тот уже справился с приступом. По крайней мере, руки от головы он убрал и смог посмотреть на девушек еще раз и сказать.
– Вы – не они. – Произнес это даже со злобой, хотя, вообще-то, по настоящему злился очень редко. Просто решил однажды, что его чувства слишком дорогого стоят, чтобы тратить их на бытовые мелочи.
В затылке Семена что-то пульсировало, и мир плыл перед глазами. Очень хотелось сеть, хоть прямо на землю.
– Пойдем, Сенечка, посидим.
Семена взяли под руки с обеих сторон...
– Прости, Сенечка. Я... Мы чувствуем, как тебе сейчас плохо. Но нам очень нужно было с тобой поговорить.
– И мы не они, ты прав Сёмушка. Но мы еще помним…
Славя (Или Славяна?) говорила что-то еще, но Семен ее не слышал. Он проживал тот, потерянный и возвращенный цикл. От дурашливого: «К воротам, рысью, марш-марш!», – до прощального: «Сенечка!».
Наконец острота воспоминаний стала спадать. Вернулось восприятие мира. Семен обнаружил, что сидит на волейбольной площадке, на зрительской скамье, а обе девочки сидят по сторонам от него и чего-то ждут.
– Вот так, Славечка. Говорила ты, говорила, и все зря. Сенечке же плохо и ему не до нас. Сенечка, мы действительно не они. Мы то, что осталось от них в памяти системы.
– Да, Сёмушка, можешь считать нас призраками. Это ближе всего к правде. – Славяна вздохнула, помолчала чуть, и, решившись, продолжила о наболевшем. – Не удержалась я, Семушка. Наверное я должна была умереть тогда, в душевой. Восстановиться с нуля и начать с чистой памятью. Но оказалсь слишком крепкой и выжила, а потом ты меня выдернул из кошмара, но я не смогла одна. Тридцать циклов я держалась, а меня все перекидывало из лагеря в лагерь, это Система искала мне место, но не нашла. И, когда я проснулась в Городе, я сдалась. И рассеялась. И сейчас, в одном из узлов живет просто Славя. Только кос у ней нет, просто волосы до плеч. Но что-то от меня в Системе осталось, вот как и от Мику…
– Сенечка. Мы помогали тебе, как могли. Почти-почти никак. А пришли чтобы сказать, что мы скоро больше не сможем этого делать. То, о чем догадался ты, и то, что вычислила Ульяна, навсегда изменит Систему. Уже изменило, просто, Сенечка, у ней очень большая инерция.
– Сёмушка, мы уже уходим. Нужно, чтобы девочки отдохнули. Если сумеешь, то попроси у них прощения, от нашего имени. И, Сёмушка, береги Мику и Славю. Когда мы… когда нас не… когда мы расеялись... В общем, теперь в каждой из них есть наша частичка.
Семен вымученно улыбнулся и без голоса ответил.
– Так и сказала бы: «Береги всех».
У него и тени сомнений не было, что все это правда. Только всплыли изнутри тоска и чувство вины перед этими девочками. «Не смог. Не удержал. Ни одной». «А как же Ульяна?»
– И Ульяну свою береги, Сенечка. Вы с ней вместе не просто так.
– Пора идти, Мику. Сёмушка, пока мы еще можем, мы с тобой. С вами.
– Да, Сенечка. Может у нас почти и не осталось чувств, но мы о них еще помним.
Славя поцеловала Семена, легко поднялась, подошла к рубильнику и погасила освещение на площадке.
– Пошли, Мику.
Мику встала на ноги. Семен, чуть пошатываясь, поднялся следом, девушка придерживала его под руку, не давая упасть. Подошла Славя и все трое вышли за ограждение площадки.
– Прощай, Сенечка. И, спасибо тебе за всё. За то, что сделал нас живыми.
Мику качнулась к Семену, будто хотела его обнять, но тут же отшатнулась назад и даже отступила на пару шагов. Всхлипнула: «Прощай!» И убежала, закрыв лицо руками.
– Прощай, Сёмушка. – Славя коснулась щеки Семена тыльной стороной ладони. – Девочкам сейчас снится сон о нас троих. Так что завтра не удивляйся. – Повернулась легко и ушла следом за Мику.
Семен постоял еще несколько минут, потом вернулся к себе, поцеловал так и не проснувшуюся Ульяну: «Завтра я тебе все расскажу. Надо». И уснул, как провалился в колодец.
Бесконечное лето Ru VN Фанфики(БЛ) Маша(БЛ) Славя(БЛ) и многие другие Визуальные новеллы фэндомы
Глава 1 - http://vn.reactor.cc/post/2731961
Глава II. Приятный вечер.
Утро. Вот как оно должно начаться, чтобы люди на него не ворчали? Правильно - рядом с любимой девушкой, в тепле, в хорошем доме. А что у меня? Абсолютно наоборот - ужасный сосед, прохладная комната, которая еще и скрипит везде. Ну и за десять минут до будильника. Я даже переставил его на пару минут раньше, а он все встает за десять минут до него. Сосед мой странный какой-то, очень.У умывальников было малолюдно. Все же вставание раньше времени приносит свои плоды. Возле них были лишь Славя и Карина. Причем первая была в спортивной форме, а вот музыкантша - явно этого не желала. С моей стороны было слышно что они лишь спорили. Я решил подойти чуть поближе, и мне стало ясно слышно о чем они говорят
- Карина, утренняя пробежка пойдет тебе только на пользу!
- Мне нельзя, я уже это говорила. И вообще, не стоит говорить мне что делать, я сама прекрасно справлюсь со своей жизнью.
- Но так будет лучше!
- ТАК НЕ БУДЕТ ЛУЧШЕ!!!
Карина закричала и в слезах убежала. Я подошел к Славе.
- Вот что ты наделала! Если она сказала что она не хочет или не может, то не надо. Видишь, до чего доводит твоя излишняя забота, навязчивость, выбери нужное.
Славя опустила голову.
- Пожалуй ты прав... Даже бегать расхотелось... Но я просто хотела как лучше.
- Пойми, то что лучше не для тебя, необязательно лучше для других. Всегда.
- Ты прав. Я пойду...
Она ушла, (но обещала вернуться) и вместо нее пришли все остальные пионеры. А я так и не умылся, а они уже все раковины заняли. Впрочем, ненадолго. Этот леденящий ужас они долго не переживут.
На завтрак я пришел достаточно рано, столовая была еще закрыта. Но мое одиночество прервала Карина.
- Чего один тут сидишь?
- Да так... Делать нечего... Ты Славю прости, она просто уверенна что ее образ жизни идеальный, и надо всех к нему приравнять.
- Да ладно тебе, что было - то прошло. Я на нее зла не держу... Просто сорвалась немного. Не переживай по этому поводу.
Она заулыбалась. Но по ней было видно, что она хотела сделать что-то еще, но сдержалась. Я все чаще замечаю, что (меня как-будто кто-то заменил) она часто грустит. Наверное, у нее какое-то горе. Это, впрочем, должно быть логично. Приезд сюда - не самая лучшая идея. Может, ей просто не нравится в лагере?
- Как тебе в лагере?
- В лагере просто замечательно! Я думала что мне негде будет играть, а здесь есть музыкальный кружок. Да и его хозяйка добрейший человек.
- Мику то? Ну может оно и так, только говорливая сильно.
- Ну, не самый сильный недостаток.
- Твоя правда.
Нашу идиллию нарушила гудящая толпа пионеров. В этой толпе я потерял нить, связывающую меня и Карину. А нет, нашел, она просто отошла к Мику. Я тоже решил подойти к ней.
- Привет Сема! Сядешь с нами?
- Привет. Если вы настаиваете.
Улыбка проскользнула на лицах обеих. Замечательно! Джекпот! Так... Стоп, Мику тут не нужна. Ну, в моих мыслях уж точно. Я ведь вроде как однолюб. Именно!
Завтрак прошел тихо мирно, без происшествий. Под происшествием я подразумевал очередной неудачный вопрос, который бы вывел Карину. Ольга Дмитриевна что-то там говорила про танцы вечером, и про то, что прямо сейчас мы все дружно будем убирать площадь. Ну как все, Славя и парочка тех, кого Оля увидела сама. Ну ладно, только Славя. Жалко ее, одна пытается помочь лагерю. Может тоже стоит проявить инициативу?
- Семен, ты пойдешь помогать?
Похоже, Карина тоже будет там. Отличная новость!
- Да, надо же чтобы кто-то помог Славе.
- Жаль, я думала ты снова посидишь у нас в кружке.
О черт! Ну вот, я знал, что что-то пойдет не так. Надо быть в кружке, обязательно! Значит, надо будет как можно быстрее завершить все дела на площади и идти в муз. кружок.
На площади было много людей. Как-то странно. Видимо, все на моей стороне. Мы довольно быстро прочистили метлами площадь, разнесли все коробки, и даже приготовили оборудование. Теперь мы свободны! Ну, я нет. Я то знаю чем мне заняться. Ноги сами понесли меня в сторону музыкального кружка. Там уже звучала флейта и распевалась Мику. Я постучался в дверь.
- Да, проходи, мы тебя тут заждались уже. Будем на гитаре играть?
- Ну да, я сюда ради этого и пришел.
Карина улыбнулась. Видимо, она что-то знает.
Наше занятие продолжалось до самого обеда. Карина играла, Мику пыталась петь и показывать мне аккорды, я же неторопливо их запоминал. Иногда мы о чем-то разговаривали. О чем-то простом, обыденном. Там я налажать уж точно не мог. Но горн прервал наши занятия.
- Даже не заметила, как быстро летит время в компании друзей.
Карина заулыбалась. "В компании друзей". Ты уже близок, как никогда, Семен! Нельзя ошибаться. Ошибка дорогого стоит! Можно ведь и погрязнуть в этой пучине дружбы, и уже не выбраться из нее. Осторожней!
- Я так понимаю, наше трио будет всегда вместе?
- Именно так. По-крайне мере, в столовой и кружке уж точно. Пока что...
Ох уж эта ехидная улыбка Карины. Она была очень завораживающей. А это значит что все идет хорошо и в нужное русло.
...
Я уговорил двух музыканток все же сходить на реку. Все же жара на улице стояла сильная, а в кружке уж тем более. Было забавно наблюдать за тем, как они плюхаются в воде. Вроде бы и взрослые уже. Впрочем, это вдохновило и меня. Вода оказалась очень теплой, и из нее даже не хотелось выходить. От слова совсем. Единственная кому хотелось чтобы мы вышли - Ольга Дмитриевна. Ну, а ее слово закон.
У нас было немного времени перед ужином. Буквально час-полтора. Я решил провести это время с пользой. Я направился в баню. Все равно делать больше нечего. Девочки сказали что будут по домам сидеть, готовиться к танцам. Кстати о танцах - это идеальный шанс улучшить отношения с Кариной. Ну а пока - банька...
...
На ужин как обычно была рыба. И хотя музыкантки поедали ее с увлечением, я все же не мог побороть свою неприязнь к ней. Но вот булки и кефир были весьма вкусны. Правда весьма странно, что здесь в столовой подают рыбу и кефир. Впрочем, здесь, говорят, такая медсестра, что болезни проходят сами.
- Семен, ты с кем на танцы пойдешь?
Голос Карины быстро оборвал паутину моих мыслей о медицине.
- Ну... Пока не знаю... Есть одна девочка.
- У нее русые волосы и зеленые глаза?
- Да, думаю да. Ты согласна?
Честно говоря, такой поворот меня самого удивил.
- Нет, я предпочитаю прогулки. Мы можем прогуляться, верно?
- Конечно. А ты Мику?
- О нет нет, я же ведущая. Ну почти. Мне вообщем обязательно надо будет там быть. А вам приятной прогулки.
Карина улыбнулась ей в ответ и пошла относить поднос. Я последовал ее примеру.
Стоя на крыльце, мы договорились с Кариной о месте встречи - пирс. Сразу же после этого я сам пошел готовиться. Но вовремя понял, что мне незачем готовиться - у меня только форма и есть. Поэтому я решил сразу идти на пирс. Оставшись наедине с вновь появившейся Луной я задумался. Задумался о Карине. Ведь неспроста она часто злиться, грустит. Ведь что-то же должно быть не так. Не бывает в этом мире все слишком просто или слишком хорошо. Тогда это была бы не жизнь, а сказка, история. Но, увы жизнь сурова. Нет, я не собираюсь плакаться о своей судьбе. Но стоит признать, что и меня жизнь помотала серьезно. А что же тогда случилось с ней, с Кариной? Этот вопрос долго будет мучить меня, пока я сам не узнаю у нее. Но в прошлый раз у меня это не сложилось.
- Семен? Это ты там сидишь?
Издали послышался приятный голос Карины. Я выдвинулся ей навстречу. Когда я ее увидел, я замер. Она была прекрасна! Длинное, почти в пол красное платье, да и вся она, освещаемая луной, была прекрасна!
- Ну что, пойдем?
Она протянула мне свою руку, и я обхватил ее своей. Получилось не очень умело, на что она просто улыбнулась.
- Я так понимаю, ты не часто это делаешь?
- До этого не доводилось.
Она засмеялась.
- Мне тоже.
Мы начали нашу прогулку по окрестностям лагеря. Мы очень долго разговаривали на отвлеченные темы. Я старался не затрагивать на мой взгляд больные для нее темы.
- Ладно, уже очень поздно. Было очень приятно погулять с тобой, Сема. До завтра!
Она обняла меня и поцеловала меня в щеку. Это было очень приятно. А вместе с тем пришло и осознание того, что все идет более чем хорошо. Очень хорошо.
- Мне тоже, очень. До завтра!
Придя домой я очень быстро рухнул на кровать и заснул. Я услышал какое-то бормотание моего соседа, но уже не придавал этому значения.