лена (БЛ), Ульяна (БЛ)

Конечно в цитатах с сержантом Хартманом мне не сравниться, поэтому имеем то, что есть.

Дубликат. Часть 5.

Глава 1 http://vn.reactor.cc/post/2900488
Глава 2 http://vn.reactor.cc/post/2906357
Глава 3 http://vn.reactor.cc/post/2912485
Глава 4 http://vn.reactor.cc/post/2915101
Глава 5 http://vn.reactor.cc/post/2926880
Глава 6 http://vn.reactor.cc/post/2935043
Глава 7 http://vn.reactor.cc/post/2937564

Глава 8
За перевалом


Воскресенье. 07-30. Елена Тихонова. Где-то под землей.

Открываю глаза и ничего не вижу. Зову несколько раз: «Алиса!» — никакого ответа. Только шорох где-то слева. Только бы не крыса! Что-то слабо вспыхивает над головой зеленым огнем и тут же гаснет. Пытаюсь сообразить: где я, и как я в это «где» попала. Вроде бы мы шли в подземелье, а потом я открыла ворота в вычислительный центр и больше я ничего не помню. Только странный сон, будто мне десять лет, а ко мне в гости, в Ленинград, на велосипеде приехала Алиса. И мы играем в ладушки с моей мамой, как будто мне не десять и скоро уже одиннадцать, а только два годика. Что-то еще было в этом сне, но память упрямо подсовывает мне вот это. Пытаюсь вспомнить всё, но зеленая вспышка над головой опять отвлекает меня. Я, наконец, соображаю, что лежу на чем-то твердом и неудобном, а все тело болит как избитое. Правда голова, мучившая меня с самого утреннего приступа прошла. Опять зеленая вспышка, которая ничего не освещает. Я начинаю шарить руками вокруг себя. Я лежу на полу, а рядом со мной… Рядом со мной сумка. Моя или Алискина? Если моя, то там есть спички и плоский фонарик, если Алискина — зажигалка и опять же фонарик.
Застежка, клапан, термос — значит сумка моя, книжка. А вот и фонарик. Старая батарейка едва оживляет лампочку. Интересно, сколько она протянет? Сажусь и обвожу лучом фонарика вокруг себя: моя куртка у меня в ногах и (Счастье и радость!) совсем рядом, свернувшись калачиком, и положив свою сумку себе под голову, спит Алиса. Кладу фонарик так, чтобы он светил в потолок и тут же вокруг рассыпается пригоршня зеленых бликов. Я даже останавливаюсь, прежде чем будить подругу и оглядываюсь вокруг. Это пещера, или, если судить по обработанному полу какая-то шахта. Может быть эти самые зеленые прозрачные кристаллы, покрывающие стены, нерасчищенные участки пола и потолок, здесь и добывали. «Как мы сюда попали?» — мелькает мысль. «Изумруды?» — мелькает вторая мысль. Но я уже бужу Алису.
Алиса не хочет просыпаться: «Ульянка, отстань!», «Ольга Дмитриевна, еще рано!», «Сенька, глаз подобью!», «Мать, не мешай!», — так и сыпятся из нее. Мне бы так с Сашкой общаться по утрам. Наконец, когда я зажимаю Алисе нос, та подскакивает, чуть не ударившись головой об особо выдающийся с потолка «изумруд», обводит помещение мутным взглядом, и выдает: «Между прочим: тупики с кристаллами, Центр управления, памятники Генде и алтарь находятся хоть и на разных плоскостях, но на одной оси».
— Алиса, ты о чём?
— А? В смысле?
— Ну… Про ось и плоскости. И перед этим.
— Ленка. Чтобы я такое говорила! Да быть того не может! Это, наверное, сон.
Алиса лезет к себе в сумку, проверяет содержимое, достает оттуда фонарик на круглых батарейках.
— Вот. А своего светлячка выключи, не сажай батарейку.
В ту секунду, когда я погасила свой фонарик, а Алиса еще не включила свой, кристаллы над головой выдают серию зеленых, ничего не освещающих вспышек. Космические лучи? Я читала про такое.
Загорается Алисин большой фонарь и я замечаю, что та сидит вцепившись в него обеими руками и затаив дыхание. Да, ей страшно в темной пещере. Чтобы отвлечь Алису спрашиваю её.
— Как ты думаешь, где мы?
Та обводит фонариком вокруг себя, подтягивает к себе свою сумку и куртку, обнаруживает под курткой фомку и радостно восклицает: «Надо же, не потерялась!» Потом отвечает на мой вопрос.
— Такая пещера есть в шахте, и выход вон там, — луч фонарика машет в сторону расчищенной от кристаллов тропы. — А вот как мы сюда попали из того зала, я не знаю. Ну что? Идём? Смысла здесь сидеть я не вижу.
Мы поднимаемся, приводим себя в порядок, насколько это возможно в свете фонарика и без воды. Алиса говорит, что у нее есть вода во фляге, но лучше ее поберечь. А уже на выходе из пещеры, оглянувшись на прощание, мы замечаем небольшую пирамидку сложенную из камней. Как мы не заметили ее раньше? Из под пирамидки торчит бумажный хвостик. Подбегаем: «Бумага, это по твоей части», — говорит Алиса, предоставляя мне право первочитателя. А пока я достаю и разворачиваю сложенный в бумажную полоску листок, она обводит еще раз пещеру фонариком и замирает, что-то увидев.
— Что там, Алиса?
— Нет, показалось.
Листок бумаги, на одной стороне фрагмент отпечатанного на машинке «Плана мероприятий на I смену», а на другой — рукописные строчки: «семен, 35 цикл от выхода», «Славяна, мы встретимся», — рукой Семена. Запись про Славяну вымарана и едва читается. И дальше идут записи уже Ульяниным почерком: «Ульяна, 36 цикл от выхода Семена», «Ульяна, 37 цикл...», — и так далее.
— Вот мелкая ревнивица! — усмехается Алиса. — Ну что, пошли домой, Ленка.
— Подожди…
Я достаю карандаш и добавляю запись: «Алиса и Лена, __ цикл...» — Номер цикла оставляю пустым, ни я, ни Алиса его не помним.
— … вот теперь пошли.
Мы выходим из пещеры в шахту, действительно в шахту: рельсы, деревянные столбы, капающая за шиворот вода, какой-то инструмент, раздавленная масляная лампа, старая вагонетка. «Нам теперь все время направо. Эту дорогу я помню», — говорит Алиса на первой же развилке.

Воскресенье. 11-30. Алиса Двачевская. «Совенок». Выход из подземелья под памятником.

Вот мы и пришли. Хорошо, что фомку не бросила, хотя Ленка и косилась на нее всю дорогу. Как бы я теперь решетку взламывала? Что обидно — я сама же когда-то эти гайки старательно закручивала. Вот зачем спрашивается? Гашу последний живой фонарик. Света, падающего через решетку, вполне достаточно, чтобы разглядеть лица. Слышно, как сверху о чем-то перекликаются пионеры. О! Вот и вожатая подала голос, и нет никакого дела ей до того, что ее помощница пропала куда-то позавчера, в компании с самой странной пионеркой из отряда. Интересно, кто-то, вожатая например, что-нибудь из этого сна вспомнит? Ленка-то не помнит ничего, я всю дорогу это осторожно выясняла. Для Ленки все закончилось тогда, когда она начала вращать штурвал, открывая ворота. Но я-то помню. Я ближе всех к Ленке стояла. Я, Второй и Сенька, может поэтому. А может, потому что увидела в глубине пещеры велосипед «Украина», весь заросший зелеными кристаллами. Только переднее колесо и часть рамы еще относительно чистые. Очень приметная рама, со следами сварки. Надо бы рассказать Ленке о том, что там было. Пусть знает — кто в ее голове живет. Она крепкая, она выдержит. А я сейчас гадаю: сон это был, галлюцинация, или нас всех вынесло к той куче черных камней в материальном виде. И кроме «сна» в голове еще куча всяких вещей, как-будто в библиотеку записали и я оттуда месяц не выходила. Вот только голова теперь болит и эти знания в в ней путаются.
Наверное я перезабуду большую часть. Надо бы записать, но не на чем. Не на Ульянкиных же бумагах писать, я слишком люблю этих чертей: Рыжую и Сеньку.
Этой ночью мы убили разум в Системе. Она пыталась сохранить себя, и ей нужен был Сенька. И мы вместе с ним. Разум каждого пионера прошедшего активную фазу вливался в Систему, но когда пионеров в активной фазе становилось слишком много, Система начинала трещать и сыпаться. Потому пионеры просыпались по одному и тихо засыпали, отгуляв свой срок. А Сенька взял и сошел с этих рельсов, не знаю, сам по себе, или оригинал его над ним поработал, или это попытки пробиться к нам снаружи, через навязываемую ему личность, виноваты. Сейчас уже не важно. Как там бабуля Сеньке сказала? «Создав нечеловеческий разум мы испугались». Мы, идиоты, себя посчитали «нечеловеческим разумом», а надо было не себя… Да и бабуля тоже не все знала. Жертвенные алтари и точки входа, во всем пучке параллельных миров, они ведь со времен ледникового периода существуют.
Люди испугались. А когда Сенька начал будить всех подряд, прямо или косвенно — испугалась Система. И, у нечеловеческого разума тоже, оказывается, есть инстинкт самосохранения. Был инстинкт самосохранения. Но теперь это просто система, с маленькой буквы. Система обеспечения функционирования… И дальше много слов. Голова болит их вспоминать.
А для тех, кто не знает, и для тех, кто забудет, все останется по прежнему: циклы, активная фаза, пассивная фаза, выход из циклов.
Что-то, Викентьевна, ты много думаешь. Пора уже и начать забывать лишнее и превращаться в «ранимую бунтарку». Это не меня лично так Сенька назвал, но я и это теперь знаю.

— Алиса. — Ленка поднимает на меня глаза и опять опускает. — Нас что-то держит?
— Да! — Я достаю из сумки нож. Совершенно не страшно выглядящий, для бывшего жертвенного ножа. — Забери его. Я с такой тяжестью на верх не полезу.
Смотрю на Ленку и улыбаюсь ей. Ленка смотрит на меня и улыбается мне. Очень подозрительно понимающе улыбается. Надо лезть наверх, ломать решетку, не Ленке же это поручать. А нам, к приезду автобуса и приходу Сеньки с Рыжей, надо еще помыться и в себя прийти, а мне персонально и с вожатой поругаться. Я, наверное, дождусь того цикла, когда Ленка с визгом повиснет у Второго на шее, очень уж мне хочется услышать, как Ленка визжит радостно. А потом возьму велосипед, гитару и поеду по лагерям с концертами, всё — девочка созрела. А потом вернусь. Главное сейчас, как попаду в домик, пока не забыла, записать неожиданно простое правило перехода между лагерями.

***
Конец 5й части.

1 глава http://vn.reactor.cc/post/2732304
2 глава http://vn.reactor.cc/post/2740447
3 глава http://vn.reactor.cc/post/2744500
4 глава http://vn.reactor.cc/post/2752906
5 глава http://vn.reactor.cc/post/2755836
6 глава http://vn.reactor.cc/post/2765088
7 глава http://vn.reactor.cc/post/2771649
8 глава http://vn.reactor.cc/post/2783898
9 глава http://vn.reactor.cc/post/2790955
10 глава http://vn.reactor.cc/post/2799751
11 глава http://vn.reactor.cc/post/2807427
12 глава http://vn.reactor.cc/post/2813773
13 глава http://vn.reactor.cc/post/2818846
14 глава http://vn.reactor.cc/post/2825328
15 глава http://vn.reactor.cc/post/2828850
16 глава http://vn.reactor.cc/post/2836596
17 глава http://vn.reactor.cc/post/2840565

XVIII
Точки над Ё

— Сёмк, подожди.
Семен оглянулся, увидел догоняющую его Ульяну, кивнул Славе, оставшейся возле клубов. Остановился.
— Как вода в озере?
— А ты откуда знаешь, что мы на озере были?
— Элементарно, Ватсон. Вы со Славей были за территорией, это раз. Волосы у тебя, — тут Семен ткнулся носом в рыжую макушку и с удовольствием втянул аромат Ульяниных волос, к которым примешался легкий запах болота, — еще чуть влажные, это два. Пахнут озерной водой, это три. А самое главное, — Семен понизил голос, — это тот предмет одежды, который утром был у тебя под футболкой, а сейчас ты держишь его в руках.
— Да ну тебя, Холмс! Пошли?
Ульяна-большая взяла Семена под руку и они степенно последовали к своему жилищу, чинно раскланиваясь со знакомыми. «Степенно» и «чинно», следует понимать с поправкой на характер Ульяны и скрытое Семеново ехидство, конечно. Напротив Генды поздоровались с Ольгой Дмитриевной, воспитывающей не вовремя попавшегося ей на глаза пионера. Она и на Ульяну посмотрела так, что та предпочла спрятаться за Семена.
— Знаешь, Сём. Славя что-то начинает понимать. О чем-то догадываться. У нее… — тут Ульяна замолчала, сообразив что не стоит выбалтывать чужие секреты, — … появились вопросы. А я ей сказала, что она скоро все сама поймет. И, Сём. Придется на следующий цикл сюда придти. Я Славе пообещала, что одну ее не оставим.
— Славя, Алиса, может быть Ульянка и Мику. Лена вряд ли. Что из себя представляет здешний Семен я не знаю. Да, придется заглянуть.
— Вот только Ольга не меняется. Хотя она столько видела, что могла бы и сама измениться. — Ульяна оглянулась на смотрящую им вслед вожатую.
— Ольге незачем меняться, Рыжик. — Семен тоже оглянулся и перехватил взгляд вожатой.

Ольге, действительно, незачем было меняться. Потому что под ограниченными: взбалмошным ментором, и милой и доброй эмоциональной матрицей, — третьим слоем, включающим в себя первые два, и полноценной личностью, жила монитор узла, существование которого оказалось секретом даже от создателей микса по имени Ольга Дмитриевна. Это распространенное явление, когда то, что выходит из под наших рук, оказывается не тем, что мы задумывали, когда начинали работу.
И сейчас эта монитор наблюдала за гостями лагеря, вспоминала Семена и размышляла.
«Все возвращается… Последние люди возвращаются домой. Семен вернулся туда, откуда начинал. В кои то веки активация и побег пошли кому то на пользу. Поговорить с ним? Поздороваться, наконец. Но ситуация не чрезвычайная — я же не смогу и рта раскрыть. За меня будет говорить даже не Матрица, а Ментор, а что она скажет? Что нужно активнее участвовать в лагерной жизни? Что этому лагерю тоже нужен физрук и это в лучшем случае? Даже если Семен разговорит Матрицу, то она только поулыбается и скажет, что Семен молодец.
Как это все-таки плохо: все знать, все помнить, все понимать, а общаться только раз в неделю с себе подобными. С сестренками, как Ульяны назвали друг-друга. Да, с сестренками. А я теперь ему даже привет от своей сестренки передать не могу. Может все-таки бросить это дело, пустить узел на самотек? Но Монитора и Матрицу жалко. Тоже личности, своего рода. И одиночество. Так, хоть с сестренками могу общаться, а иначе — только со случайно проснувшимися пионерами. А еще — страшно».
Ольга, улыбнувшись одними глазами, едва заметно кивнула Семену.
— Я рада, что ты заглянул к нам.
— Я тоже был рад всех увидеть, даже Ольгу Дмитриевну. Теперь будем заглядывать.
— Заглядывайте.
А потом воспитываемый пионер подергал вожатую за рукав и безмолвный диалог прервался.

До ужина оставалось еще целых три часа и в бедном событиями «Совенке» все замерло.
Мелкие сосредоточились на футбольном поле. Все, кроме Артема, который, оставшись один в домике, что-то писал.
Средний отряд, включая артистов, оккупировал пляж.
Алиса учила роль. Ей все-таки навязали роль Оксаны Сергеевны, и сейчас, когда Ульянки не было, она ходила по домику и повторяла реплики.
Ульяна-маленькая осваивала территорию Старого лагеря и, конкретно сейчас, сидела на верхней площадке лестницы, когда-то спускавшейся к реке с обрыва. В лагере бабы Глаши эта лестница рухнула целиком, в поселке Шлюз она уцелела, а здесь от нее осталась только верхняя площадка. На этой площадке и устроилась Ульянка, свесив ноги в обрыв и разглядывая речной простор во «временно позаимствованный» в клубах бинокль (кибернетики запирали двери, но всегда забывали про форточки).
Славе нужно было обдумать разговор с Ульяной-большой, поэтому она опять занялась цветами на площади.
Кибернетики решили, что лучше уступить Мику, чем отбиваться, и обустраивали сцену, старательно заглушая стуком молотков руководителя музыкального кружка.

Семен с Ульяной-большой стояли около хозяйственных ворот, имея в виду все тот же малинник за забором, когда на аллею с тропы шагнули Виола и Анатолий.
— Клубнички захотелось… молодожены?
«Интересно, — подумала Ульяна, — почему Виоле так нравится изрекать пошлые двусмысленности?»
А Виола неожиданно грустно продолжила.
— А мы вот ходим и прощаемся.
— Составить вам компанию?
— Нет, не беспокойтесь, Ульяна. Хотя… Составьте, нам будет приятно.
Они пошли обходить лагерь по часовой стрелке: от спортзала вдоль забора на пляж, а там присели на стыке травы, кустов и песка, глядя на купающихся пионеров.
— Вот так каждый раз. Они купаются, а ты следишь за ними. А потом, скажем, Максим и Витя, вот, как сейчас, начинают бегать друг за другом. — Виола кивнула в сторону пионеров. — Игра у них такая, дети же. Выскакивают на асфальт. И кто-то из них обязательно спотыкается и его приводят к тебе, с разбитым носом, шатающимся зубом, и очень живописным животом в вертикальную красную полоску. Но главное, с торчащим из этого живописного живота куском арматуры. Или острым сучком. Или еще чем-то подобным. Славя бегает, Ольга бегает, обе плачут. А ты знаешь, что, независимо от твоих трудов, пионер завтра будет как огурчик, но все равно делаешь все как надо. Обрабатываешь его по полной программе, потому что давала клятву лечить людей. Да и просто его жалко. Пионер то не знает, что он завтра будет как огурчик и страдает по настоящему. И все вокруг страдают. А через две недели ты, кажется, принимаешь все меры, но калечится уже другой пионер: или током бьет кого любознательного, или кто с качелей летит. И все повторяется снова. И ты принимаешь и принимаешь меры, и понимаешь, что бороться с этим, это как головы у змея рубить. Что все это зашито в программу, которую сама для себя составила Система. И если ты, Ульяна, говоришь, что Система это мы сами, то непонятно, для чего это Системе нужно. И тебе пионеров жалко, в том числе и по этому, и еще за этот замкнутый цикл жалко, в который их сама же запихнула, а теперь не знаешь, как оттуда выдернуть. И ты изображаешь из себя чудовище, чтобы не подпускать пионеров к себе в душу, а потом эта маска так прирастает, что уже не можешь остановиться. А пионер, который опаздывает на неделю, и все что мы смогли сделать для которого, это поселить в этом лагере, у себя на глазах, тычется, как слепой котенок и, кажется, не собирается просыпаться. А потом он, внезапно, сбегает, сначала подняв на уши, а потом вогнав в столбняк весь лагерь. И жизнь в лагере останавливается, буквально. Все ходят, как в воду опущенные и столовая не работает, и даже на приезд автобуса не реагируют. И ты уже подумываешь, не применить ли прибор и не сбросить ли текущий цикл у пионеров, но рука не подымается. А сбежавший пионер не появляется на следующую смену, а вместо него приезжает копия, с нулевой памятью, и еще является призрак того… пионера-искусителя. А сбежавший пионер пропал, о нем никаких известий и ты волнуешься, не встретился ли он с этим-же самым пионером. Приборы не показывают изменения состояния Сети, но что приборы… А потом тревога — сброс ста восьми килограмм массы через теплообменник, и тебе опять ничего не понятно. Пока однажды не умудряется дозвониться Денисовна…
Виола замолчала, думая о чем-то своем. Все четверо поднялись на ноги и, не торопясь, пошли в сторону лодочной станции. Прошлепали по мосткам, вышли на дебаркадер. Анатолий глянул на остров, зажмурился от солнечного зайчика, отразившегося от воды.
— Устали мы, Семеныч. Потому и сбегаем так легко.
— Если это легко, Толь, — Семен кивнул на замолчавшую Виолу, — то что же тогда тяжело? Лучше скажите, как вы думаете, что будет после вашего ухода?
В разговор вмешалась Ульяна, пребывавшая, после монолога Виолы в грустно-задумчивом настроении.
— Я скажу, Сём. Закроется этот ваш переход через теплообменник. Потому что он держался только на убеждении Виолы, Анатолия и, раньше еще, бабы Глаши, что все происходит именно так. Это за три-четыре цикла произойдет. Но небольшая вероятность попадания сюда или ухода отсюда сохранится. Не смейся, но при помощи магических действий. Это потому что у этой вероятности появится мнимая часть.
Четверка ушла с пристани и шла по аллее, мимо Алисиного домика.
Алиса, привлеченная голосами, выглянула из дверей, увидела Анатолия. Не Толика, а именно Анатолия подтянутого, быстрого, сканирующего окрестности цепким взглядом. Округлила глаза и спряталась обратно в домик.
А Ульяна продолжала.
— …еще несколько сот циклов и эта вероятность почти полностью уйдет в мнимую часть. Что значит: «Как?» Сниться будем друг-другу, а попасть изнутри наружу и наоборот будет практически невозможно. Нужно будет опять водородную бомбу взрывать, и, воспользовавшись энергетическим импульсом, создавать пузырь свернутого пространства, а из него уже пробивать каналы сюда. Вот только попадешь ли именно сюда? И вообще, что такое мнимая вероятность не спрашивай, этого даже Глафира Денисовна внятно объяснить не смогла. Да, Шлюз схлопнется довольно быстро и станет для нас недоступен, как раз за несколько сот циклов. Он ведь построен в том пузыре. Как это будет выглядеть снаружи, я не знаю. Мне это сейчас не интересно, а я и так безвылазно два дня просидела над бумагами…
На перекрестке четверка уперлась в обоих кибернетиков. Шурик и Электроник как раз опустили на землю конструкцию из направленного вертикально вверх бытового вентилятора и четырех лампочек смонтированных на деревянной раме.
— Пионеры, а у вашего аппарата, кроме пропеллера есть другие… насадки. — Виола вспомнила о своем имидже.
— Ой, что вы, Виола, — подскочила Мику с рулоном декоративной бумаги в руках, — это же декорация костра. Вот смотрите, сюда крепятся полоски бумаги, их раздувает вентилятором, а снизу подсвечивает лампочками, получается костер. Это ребята придумали, правда красиво? Ну, пойдемте мальчики, а то до ужина поставить не успеем.
Анатолий проводил взглядом процессию.
— Надо будет сходить на спектакль. Очень интересно, что там она придумала. Ну. Ульяна, что там дальше?
— Дальше? Лагеря или узлы, называйте как хотите, разойдутся друг от друга, но останутся доступными. Периметр искривленного пространства вокруг лагерей начнет расползаться и постепенно сойдет на нет. Выходит, на шестьдесят пионеров и персонал целая планета, и еще куча планет незаселенных. Небольшие, правда, пятьдесят семь километров диаметром. Правда это и не планеты вовсе, а, как бы объяснить, тени от Земли на четырехмерных плоскостях. Система сохранится, но изменится очень сильно. Большие сессии у Системы уйдут, останутся только малые — во время сна. Что будет с людьми я не знаю.
— Я знаю, — подключилась Виола. — Я, все таки, не зря здесь торчала. Только я коротко. Все будет почти так, как сейчас. Живешь в октябрятах — освободилось место в среднем отряде — добро пожаловать. Живешь в среднем отряде — переходишь в старший. Числишься в старшем, если готов — будь добр осознать себя. Если, осознав себя, хоть что-то изменил в себе самом, то выпадаешь из этой сансары. Ну а закончится все… так, как и должно в таком случае закончиться. Люди, они умирают. В этом «почти» и заключается. — Виола усмехнулась. — Как почувствовал, что стареешь, значит и выпал. Я, как видите, не старею. — Виола посмотрела на непонимающие лица Семена с Ульяной и сочла нужным расшифровать ребус. — Помните анекдот про девочку, которая смотрит на себя в зеркало и спрашивает: «Бабушка, что со мной?», — а та ей отвечает: «Стареешь, внученька».
— А… дети? — Ульяна долго решалась, но уже напротив музыкального кружка, все-таки выпалила вопрос, покраснев в цвет футболки.
— А вот как начнешь стареть, так будут и дети. Медицина не возражает. До семи лет дети как дети, а потом — в младший отряд, как все. А еще, про медицину. Там, — Виола неопределенно покрутила пальцем, — вас ни одна медкомиссия не выявит. Как и здесь людей оттуда. Даже нейтринное кольцо, то, что в документации называется «неуничтожимое ядро личности» присутствует. То, что когда-то называлось Ка.
— И что, среди них, — тут уже Семен кивнул в сторону площади, — могут быть люди? Оригиналы?
— Могут. Сам понимаешь, в каких узлах и как зовут, я не назову. Но технически это возможно. Одна помешалась на вечной молодости, другой от семьи убежал… Кое-кто потом с должности слетел, но попробуй найди оригинал среди идентичных копий. Даже шрамы совпадают.
Они говорили еще долго, просто о разных вещах. Семена расспрашивали о его воспоминаниях. «Понимаешь, Семеныч, твои воспоминания о 2007 годе, это похоже, воспоминания или той личности, которую хотели подсадить к тебе, или ты ими заразился от того… пионера, которого ты спровадил в теплообменник. Но это единственная наша информация о внешнем мире. Так что выковыривать из тебя будем все, что сможем».
Подошли к медпункту как раз, когда горн протрубил ужин.
— Ужинайте без нас… молодожены, а мы еще погуляем. Так что, до завтра.

Лагерь у моря часть 48. Рут Алисы.

Страница фанфика на Фикбуке

Часть 40

Часть 41
Часть 42
Часть 43
Часть 44

Часть 45

Часть 46
Часть 47


Только когда я покинул корпус, в голову пришла шальная мысль; - А что если это, была провокация? С Виолы станется, посмотреть на мою реакцию, при разных обстоятельствах. Гетерохромная хитрюга ведет свою игру. Ну да и пофиг, познакомится с такой же как я, было занятно…

Лагерь тем временем, жил своей жизнью. Мимо меня пробежала толпа ребятишек, направляясь к футбольному полю с мячами в руках. И зачем им, три мяча? На пляже, даже отсюда было видно, уже поднимались волны. Счастливые серферы, похватав доски, радостно мчались покорять очередную волну.
"-О, ля-ля, - сказал Шиза, глядя как по золотистому песку бежит Славя с доской в руках, - нет чувак, посмотри, посмотри какая красота!"

Да уж, я мог понять свой внутренний голос. Спортсменка в открытом купальнике, бегущая под лучами ясного солнца, и правда красивое зрелище. После каждого шага, за ней поднималось облачко сухого песка. Наконец, Славя с разгона ухнула в воду, и лежа на доске, начала грести в сторону моря. Свою волну девушка поймала сразу, и поднявшись на шаткой опоре проехалась почти до берега, потеряв равновесие только под конец. Упав в воду она совсем не расстроилась, а с новым силами перехватив доску, целеустремленно отправилась штурмовать следующую. Попутно отряхивая волосы от лишней влаги.

Пока я шел к своему корпусу, уже сейчас размышляя, в чем пойти на дискотеку, мимо меня прошествовала целая делегация. Во главе с Ольгой Дмитриевной, шел почти весь её отряд. Кто-то тащил мотки проводов, кто-то колонки, а несколько парней волокли довольно увесистые синтезаторы.
-Да не оскудеет рабский труд, да, Оль? – Обратился я к вожатой. Со стороны, картина действительно немного напоминала знаменитое полотно - "Бурлаки на Волге".
От отряда раздались редкие смешки, а Ольга пригрозила мне пальцем.
-Ну-ну, нечего мне тут анархию плодить! – Сказала она, поправляя на голове неизменную панамку. То ли вожатая берегла свои роскошные волосы от солнца, то ли просто не любила ходить с непокрытой головой. Но я слышал, что в узких кругах, её уже стали называть Боярский.
-У них как раз по расписанию физкультура, так что и поработают, и разомнутся, и к дискотеке помогут подготовиться. – Ольга как всегда находила железобетонное основание, для своего деспотизма.
-А разве для танцев не отдельный зал, - припомнил я огромное помещение, в котором иногда проводили не только танцы, а познавательные лекции. Да я и сам парочку провел, читая отдыхающим ликбез, про некоторые болезни. Тогда и видел всё это оборудование.
-Ну, мы с отрядом подумали, и Я решила, - широко улыбнулась Ольга, - что на свежем воздухе будет лучше. Вечером синоптики обещают прохладу.

И Ольга повела своих рабо…ребят, дальше. Замыкала отряд знакомая девушка, с переливающимися на солнце фиолетовыми хвостиками. Лена, кажется. Она, как и другие, была сейчас в спортивной форме, состоящей из довольно коротких черных шорт, и белой майки. Видел её всего раз, с книгой на крыше, но девушка весьма запоминающаяся. И не столько смазливым личиком, и довольно развитой для подростка фигурой. Сколько большими, выразительными, зелеными глазами. Глубоким, и немного печальным взглядом, смотрящими на мир, из под яркой челки. За собой она буксировала большой сабвуфер. Хоть эта махина и была на колесиках, но весила видимо немало. Учитывая, с каким убитым видом, её тащила вспотевшая девушка. Неужели некому помочь? Я оглядел отряд, но все были и так нагружены сверх меры.

"-У меня когнитивный диссонанс, - вдруг сказал Шиза, - тут люди работают, а Славя катается".
-Ну, надо же ей иногда отдыхать, да и на доске она видимо, только учится плавать, - ответил я про себя, глядя как Славя снова падает в море.
-Давай помогу, - сказал я берясь за ручку от сабвуфера, при этом случайно задев запястье Лены. Кожа у неё была удивительно мягкой, было с чем сравнивать. У рыжих, кожа тоже нежная, но ещё упругая и загорелая. У Леночки же, она вызывала ощущение… Не знаю как сказать! Хрупкости, ранимости. Она была белая, как некрашеный шелк, мягкая, как теплый бархат. И вот эту вот девушку, заставили таскать тяжести? Ну, Ольга! Тиран в юбке!
-Нет, нет, что вы, - сразу всполошилась она, и залилась краской. Было бы с чего, я же всего лишь руки коснулся. - Я сама, мне совсем не тяжело…
-Брось, нам по пути, да и для меня, это не вес. – Сказал я, стараясь не слишком глубоко вдыхать запах её дыхания, и пота... Девочка и так распространяет феромоны, ещё и я тут, со своим чутким носом. Конечно, я себя контролирую и все дела, но блин, как же она классно пахнет!

Отвоевав ручку, я спокойно покатил колонку, для меня вес совсем не ощущался. При необходимости, я мог и понести его. Мы с Леной шли замыкающими, она или была робкой, или просто в настоящий момент не хотела зря болтать, но мы двигались молча. В отличие от других из отряда. За время, что мы шли до площади, я успел услышать самые разные сплетни. От незначительных. О том, что глава музыкального кружка, на спор прошлась по лагерю в костюме горничной. До весьма интересных. О том, что оцепление с обсерватории сняли, и некоторые любопытные даже побывали на вершине горы. Судя по слухам, там обновили несколько скамеек ( из тех что сломала одна черная туша), а так же покрасили саму башню, и пропололи клумбы ( наверняка чтобы скрыть боевые действия, я лично видел кучу дырок от пуль, на стене). Правда, было разумное непонимание, зачем на это время там поставили военных, но они быстро развеялись. Когда на дворе лето, а вокруг столько интересного, кого волнует какие-то там дядьки с непонятными делами?

Возле площади, мы с отрядом распрощались. Напоследок, Ольга проводила меня задумчивым взглядом, но быстро отвернулась. Когда я уходил, она уже бодро командовала расстановкой динамиков, и мальчики из отряда, тяжело повздыхав, принялись за работу. В то время как Лена, и другие отдыхающие женского пола, переводили дух в тени, на скамейках.

Когда я раскрывал свой шкафчик с одеждой, передо мной замаячил вопрос. Что, черт побери, экипировать, на этот ивент, под названием «танцы»?! Довольно редкий для меня, ибо обычно мне пофиг что носить, лишь бы было чистое и удобное. У меня было несколько рубашек, пара льняных брюк, пиджак, галстук, куча маек… Но я всё равно чувствовал, что мне нечего надеть!
"-Как баба, ей богу, - фыркнул Шиза".
-А ну, заткнись! – возмутился я. На танцы с Алисой, я пойду великолепным!
В итоге, я остановился на белоснежной, ни разу не ношенной рубашке, и джинсах с туфлями. Аккуратно сложив вещи возле кровати, и бросив на них ещё и галстук, я пошел в вожатские душевые. Меня ждала моя щетка, бритва и.т.д. Хоть танцы и вечером, надо готовиться уже сейчас, чтобы потом не бегать. А Шиза прав, я сейчас сам себе напоминаю взбалмошную барышню, перед свиданием.
-Ну, там же будет Алиса, - сказал я, оправдывая свои метания, - может, и с Ульянкой потанцую заодно!

                                                                      Где-то на полуострове Юкатан.

-Виола, прием, источник прекратил движение, - шепотом сказал Капитан в динамик, закрепленный на его шлеме.
После того, как датчики смогли поймать след аномалии, вызвавшей цунами, по нему был отправлен полноценный боевой отряд. В который, напросился и кэп. След вел далеко, в совершенно другой часовой пояс, к развалинам древнего города, с пирамидой в центре. И если в лагере сейчас, вовсю светило солнце, то тут, была глубокая ночь. И сейчас, почти дюжина человек, в полной боевой экипировке, состоящей из легкой брони из секретного сплава. Рядом с которой, пара-арамидное волокно кевлара покажется жалкой ватой. В шлемах с датчиками движения и приборами ночного видения, и вооружением, с которым можно расстрелять хоть танк. Медленно прочесывали город.

Прошлое столкновение с аномалией ужасающей силы, было хорошим уроком. У каждого бойца, было крупнокалиберное оружие, с бронебойными патронами, а у двоих, тактические ракетометы. Кэп взял даже заряд со взрывчаткой, способной разнести в хлам, среднего размера здание. Они бы вооружились и получше, технику там захватили, и так далее. Но Виола справедливо рассудила, что правительство Мексики, посчитает это за военное вторжение.

Находясь у подножия пирамиды, которая загадочно возвышалась в лунном свете, капитан чувствовал. Что-то не так. Это ощущение, эта тишина вокруг. Совсем, как тогда…

-Никому не лезть на рожон, - сказал он в динамик, и внутренняя связь разнесла его слова до всех. При этом из шлемов наружу, не просочилось ни малейшего шума. Техника!

Отряд медленно проходил разрушенный неумолимым временем город. Перекошенные каменные здания, с провалившимся фундаментом, и сухими деревьями, растущие прямо на дорогах. Встречались так же развалины фонтанов и небольших башен. То тут, то там, виднелись корни, пробивающиеся сквозь слои, за столетия обветрившихся камней и песка. Где-то вдалеке, шумели ночные птицы, слышалось тявканье каких-то зверей. В поле зрения приборов, иногда попадали ночные бабочки и летучие мыши, которыми окрестные места просто кишели. Но чем ближе люди подходили к ступенчатой пирамиде, тем тише становилось вокруг.
Когда они достигли подножия, на отряд опустилась звенящая тишина.

-Ох блин, не к добру это, - тихо сказал кэп, - но идти надо. Верно?
Пирамида была совсем не похожа на египетские, и построена была так, что по ней шли ступени, ведущие к залу на вершине. Поднимаясь по ним, бойцы старались издавать как можно меньше шума, но нет-нет, да наступали, на предательски скрипящие трещины в камнях. Уже у самой вершины, они услышали едва уловимый шепот.

-Ку-куль-кан, ку-куль-кан, ку-куль-кан, - нараспев повторяло множество голосов.

На площадке пирамиды, находящейся на самом верху, в свете огня, мелькали тени. Множество, не меньше трех десятков людей, облаченных в странные одежды, стояли вокруг алтаря. На них, как в древние времена, были набедренные повязки, браслеты и бусы из костей, когтей и перьев. Но самыми удивительными были маски, деревянные маски, с прорезями для глаз, чья поверхность была разукрашена, создавая ощущение оскаленной пасти. При всём при этом, они мало походили на аборигенов, половина была белокожими, был даже один азиат, судя по всему. Люди разных рас, полов, и национальностей, словно в трансе взывали к чему-то. Или скорее...к кому-то...

-Твою ж мать! – Прокричал по связи один из солдат. – Кэп. Алтарь!
На каменной плите, лежала девушка, крепко скованная цепями, она изо всех сил извивалась, отчего цепи издавали жуткий звон. Худенькая девушка, с простой туристической одежде, она плакала, и наверняка кричала бы, если бы не кляп во рту.
-Ку-куль-кан, ку-куль-кан, ку-куль-кан! – продолжали хором петь культисты, несмотря на различия в диалектах и произношении. Капитан мог поклясться, что от некоторых слышно совершенно ясно, русскую речь!

-Датчики аномалий зашкаливают, - донеслось из динамиков, - уже восемьдесят процентов! Что бы тут не было, это надо прекратить!
Вокруг пирамиды, зарождалась катастрофа. Набежали тяжелые тучи, закрыв звездное небо до самого горизонта. Поднялся сильный ветер, собираясь в воющий поток, который, подняв кучу песка, превратился в огромный смерч. Кольцо песка и ветра окружило пирамиду, лишь в самом центре, оставалось спокойно. А вокруг уже рушились тысячелетние здания, словно карточные домики, сносимые ветром.

-Расстрелять! – не выдержал командир, глядя, как один из культистов достал костяной нож. Он склонился над алтарем, с вполне очевидными намерениями. Ветер сразу завыл сильнее! В воздухе уже кружились щепки, камни, даже целые деревья, вырванные с корнем.
Раздалась дружная канонада, но судьба внесла свои коррективы. Все почему-то решили, что стрелять надо в того кто с ножом. В итоге неудачника просто разорвало на части, и пока большинство культистов разбегались, один из них, подобрав упавший нож, вонзил его в грудь девушке, по самую рукоять.

-Урод! – Крикнул командир. - Оставить этого для допроса, остальных. Убить!
Однако, тратить пули не было нужды. Девушка затихла, а по каменной плите, медленно стекала густая, красная кровь. Внезапно, стены пирамиды засветились призрачно-красным сиянием. Мало того, что зловещим, так ещё и по внутренней связи пришло «-Сто процентов, датчики аномалии показывают стольник! – испуганно сказал один из бойцов». На камнях, по очереди, начали проступать символы, и барельефные рисунки, очень-очень странные. Вот изображение множества людей, сидящих вокруг большого туземца в маске, окруженной ореолом света. Вот другой рисунок, где этому человеку приносят жертвы, и ещё, и ещё! На каждом последующем изображении обрядов, тот, кому приносили жертвы – менялся. В нем оставалось все меньше человеческого, а на последнем изображении, в центре жертвенного круга, сидело чудовище. Крылатый змей, нарисованный рукой древнего мастера, с человеческим лицом, на длинном чешуйчатом теле.

-И тут змеи! – злобно выплюнул кэп, - ненавижу!
Стена ветра за спинами отряда внезапно почернела, а недобитые культисты, рухнули как подкошенные. Падая, люди начали иссыхать на глазах, словно мумии, пока не осталась лишь кожа да кости. Отряд не пострадал, а причина падения культистов, выяснилась скоро.

В смерче что-то двигалось. Что-то большое, и ему было глубоко плевать, что ветер крошит в пыль многотонные камни, оно свободно плавало в смертоносном потоке. С небес ударила молния, подсветив контуры аномалии. В ярком свете, отряд увидел…Больше всего, это было похоже на крокодила, научившегося летать и отрастившего крылья. Вытянутое, торпедообразное тело, закованное в темные костяные пластины. Шесть хаотично двигающихся крыльев, со стального цвета перьями, и голова. Напоминающая очертаниями ту, что изображена на стенах пирамиды. В ней, хоть она и была похожа на змеиную, просматривались человеческие черты. Огромная пасть, усеяна частоколом треугольных острых зубов. Что совсем не похоже, на обычные два клыка змей. А вокруг головы, ореол из перьев, напоминающий то ли корону, то ли причудливый воротник.

-Вы все, пришли засвидетельствовать, моё возрождение, - вдруг раздался голос, настолько громкий, что перекрыл даже вой ветра. Он не спрашивал, он утверждал… – Не удивляйтесь, смертные, я знаю все ваши языки. Кукулькан, имя мне, и в этом мире, мне ведомо всё. Служите, и я награжу достойных. Откажетесь, и я сожру ваши души.

Каждый в отряде, почувствовал необъяснимое желание пасть на колени, склониться перед неведомой тварью. И когда люди уже начали опускаться, один из них выпрямился во весь рост, и сорвал шлем с головы.
-Что случается с твоими последователями мы уже видели тварь, - громко произнес капитан, внимательно следя за тенью. И, подловив момент, он бросил в смерч свой рюкзак, в который заткнул подожженный флаер. Ветер подхватил его, и когда огонек приблизился к аномалии, капитан нажал на детонатор.

Раздавшийся взрыв сбросил наваждение, люди удивленно приходили в себя, многие трясли головами. Тварь откинуло ударной волной, но даже одна пластинка, не упала с бронированного тела. Ночь окрасилась огненными всполохами, на время, дезориентируя врага. Монстр рухнул на землю, подняв на месте падения кучу пыли.

-А ТЕПЕРЬ. ВАААЛИМ! – проорал капитан, первым бросаясь вниз по ступеням. Взрыв был такой силы, что смерч исчез, или же это из-за удара по Кукулькану? Отряду было все равно, они просто убегали, оставляя за собой беснующуюся в руинах города, змею.
Когда подоспевший вертолет, уносил бойцов прочь, Капитан напоследок выглянул в окно. В руинах мелькнул пластинчатый хвост, заползающий под пирамиду. В голове у всех, тихо прозвучало.
-Никому, не уйти от моего гнева! Ни вам, ни тому, кто помешал. Моей... Жатве... – И голос затих.

                                                                                      Лагерь. Вечер.

В этот раз, танцы почему-то вызвали неподдельный ажиотаж. Площадь не только чисто вымели, но и украсили окружающие деревья гирляндами. Несколько каменных стел, так же обмотали сверкающими диодами, и расставили вокруг колонки. Как никто не ушибся пока лазил, странно. Под конец приготовлений, на лицах отряда Ольги, можно было крупными буквами прочесть «Убейте меня!». Но тем не менее, всё было готово в срок. И народ начал переодеваться в парадную одежду.

Собранный диджейский пульт, пока пустовал. Как сказала Ульяна, диджеем будет та самая Мику, которая на данный момент совершает марш-бросок по магазинам с Алисой. Я сидел на скамейке, в одиночестве, глядя, как снуют туда-сюда вожатые и дети. Раз уж импровизированная площадка так огромна, то было решено провести танцы для всех, а не как обычно, по корпусам. Недалеко от меня, о чем-то беседовали Славя и Ольга Дмитриевна.

Ольга была в темно-зеленом платье, красиво облегающим фигуру до самых колен, и выгодно сочетающемся с её глазами. А Славя нарядилась в атласно-голубое, казавшееся воздушным и легким одеяние. Кроме того, блондинка распустила волосы, которые сейчас сверкали в свете фонарей, и ниспадали до самого пояса. При этом золотистые космы не просто висели, а легким флером колыхались от ветра и движений своей хозяйки. Даже отсюда, до меня доносился запах её шампуня, и духов Ольги Дмитриевны. Главное, как-то привыкнуть к громкому шуму, я чувствую, что стоить диджею поддать басов, мои бедные ушки свернутся в трубочку.

Я посмотрел на часы, где носит Алису? Из всего своего гардероба, я остановился на джинсах, туфлях, и простой белой рубашке. Была конечно мысль пойти при полном параде, в брюках, галстуке и пиджаке. Но, во-первых, жарко, хоть сумерки и унесли удушающее пекло, танцевать в свободной одежде легче. А во-вторых, я чувствовал что буду белой вороной, и правда, пока что, я никого не видел в строгой одежде. Всем было весело, хоть танцы ещё и не начались, но отдыхающие уже собирались группами, и радостно беседовали. В одной из таких групп, я заметил Ульянку. Рыжая стояла с подружками, и что-то с оживлением им рассказывала, помогая себе жестами и мимикой. Девочки громко смеялись. По цвету, её платье напоминало Славино, но было не несколько тонов темнее. Этот цвет, на удивление неплохо гармонировал с рыжей шевелюрой. А сама девочка, в облегающем наряде вместо привычной майки  и шорт, казалась старше на пару лет.
"-Но всё равно, нельзя! - вставил пять копеек Шиза. Можно подумать я на неё сейчас брошусь! Я мелкую рыжую моську конечно люблю, но в другом смысле".

-Прекрасный вечер, - подумал я, - пойти что ли, встретить Алису у входа. А то телефон у неё выключен. Или тут подождать?

Дубликат. Часть 5.

Глава 1 http://vn.reactor.cc/post/2900488

Глава 2

Пятница. 12-00. Елена Тихонова. Лес, остатки насыпи.

Конечно, Алиса опоздала. Она всегда так: или опаздывает, или приходит задолго до назначенного срока. Правда я на нее не в обиде — это уже не переделать. Так только, притворилась, что опоздание мне неприятно, и то именно притворилась. Потому что, пока Алисы не было, я успела основательно изучить здешний малинник.
— Ну что. Идем?
— Идем.
— Тогда нам вдоль забора на север, а потом выйти на остатки насыпи. Ульяна так говорила.
На север, так на север, как скажешь, Алиса. И мы замолкаем, на этот раз надолго, обмениваясь только односложными репликами: «Смотри, как красиво!», «А нам точно сюда?», «Осторожно, здесь кочки под травой»… Насыпь местами заросла высокой травой, а местами совершенно голая. Иногда только траву на насыпи разбавляют молодые деревца. Лиственный лес постепенно сменяется хвойным. А перед нами здесь, действительно, проходили, потоптанная трава, правда, уже поднялась, но попадаются и другие следы: то брошенный фантик, то срезанная ветка, то отпечаток ботинка на муравейнике. Иногда я останавливаюсь и стараюсь запомнить какие-нибудь особо красивые места, вроде поляны покрытой васильками или осины усыпанной красными, как-будто сейчас сентябрь, листьями. Надо будет позже выбраться сюда, чтобы порисовать — такие вещи нельзя оставлять просто так. Алиса в моменты остановок ворчит, но ворчит беззлобно.
— А сколько идти Ульяна не говорила?
— Сказала, что из-за искривления пространства там сам черт ногу сломит. Вот и все, что я знаю.
Значит, идем дальше. Тем более что следы — вот они, только слепой не увидит. Нет, Алиса тоже следов не замечает, судя по тому, как она только что прошла мимо очередной надломленной ветки, но зато подобрала с земли черное перо какой-то большой птицы. Повертела в руках и вставила в волосы. Черное на золотисто-рыжем, довольно симпатично. Так и говорю Алисе об этом, та улыбается в ответ.
— Ленка, а мы правильно идем?
— Наверное. Да. Видишь следы? — Показываю Алисе на очередной брошенный и втоптанный в землю фантик.
— Я и не замечаю, надо-же. Кто-то ведь научил тебя этому.
Кто-то научил… Я, на самом деле, это умею. Семен говорил, что это или Система в меня вложила, или это навыки моего прототипа. Лучше бы второе.
В свои первые два цикла я еще ничего не понимала и просто наслаждалась обретенной свободой воли. А на третий цикл меня скрутило. Я начала вспоминать, что смогла, о том, какая я была до того, как проснулась и мне вдруг стало просто очень плохо. Я убегала в лес, или уплывала на остров, или пряталась в домике и все пыталась отделить себя настоящую от того, что вложила в меня Система. Пыталась, всматривалась в себя, и не могла. Не было точки отсчета. Я даже в своих чувствах к Семену, не к этому Семену, а ко Второму, начала сомневаться: а не внушили ли мне это извне? Бедная Саша видела мое состояние, переживала, но ничего не понимала, а я не могла ей объяснить — она-то была не проснувшаяся. Вот тогда Семен и сказал всего несколько слов: «Все нормально, Леночка. Считай, что ты родилась три цикла назад заново, такая, какая есть, и все что в тебя вложено, все что досталось по наследству, все до чего сама дошла — все твоё и никто это у тебя не отнимет. Просто живи и будь сама собой», — и вот именно за эти слова я ему и благодарна больше всего.

Пятница. 13-00. Алиса Двачевская. Лес. Остатки насыпи.

Ленка — следопыт. Я просто доверилась ей и иду следом. Она какое-то время еще пыталась показывать мне следы, оставленные Семеном и Ульяной, а потом махнула рукой и идет молча, только внимательно смотрит по сторонам и под ноги. Я же только пытаюсь запомнить дорогу, если придется идти еще раз, хотя что там запоминать — заскочил на насыпь и вперед.
Интересно, долго ли еще идти? Идем быстрым шагом, а движемся едва-едва. Специально проверяю себя: замечаю впереди приметное дерево, прикидываю расстояние — метров пятьдесят. Засекаю время и считаю число шагов, за которые мы с ним поравняемся. Выходит так, что эти пятьдесят метров растягиваются втрое. Это что, и есть то самое искривление пространства, о котором говорила Ульяна?
Разглядываю Ленку. Кепка с прозрачным козырьком, белая футболка, светло-зеленые хлопчатобумажные брюки. Такую же куртку она одевать не стала и несет, сложив пополам и повесив на противогазную сумку (Все сумки из бомбоубежища разворовали: сумка у Ульяны, сумка у Семена, сумка у меня, сумка у Лены). Кеды со склада «Совенка». Свой нож, о котором все знают, но которого никто не видел она где-то прячет. Может в сумке, я не знаю. Может и мне стоило арбалет прихватить? Хотя, в кого тут стрелять?
Вот, подумала про арбалет и сразу вспомнила своё знакомство с Сенькой. Как я выцеливаю его под основание черепа. Как он останавливается, скидывает рюкзак и собирается поставить рюкзак на землю. Как я перевожу прицел Сеньке между лопаток и начинаю плавно тянуть спуск. Как Ульяна с шипением: «Ты что делаешь? Дура!» — толкает арбалет вверх, но я уже успела нажать на спуск и стрела уже летит. Как Сенька падает, а Ульяна всхлипывает: «Это я виновата!» — срывается с места и бежит к Сеньке. А я стою, не в силах пошевелиться, и думаю, что я, наверное, только что совершила главную ошибку в своей жизни. Все воспоминания о прошлых циклах, что всплыли у меня тогда, когда Сенька разбудил нас в бомбоубежище, постепенно размылись и ушли в течение первых циклов активной фазы, а этот эпизод я помню. Иногда даже просыпаюсь от того, что вижу этот момент во сне. Сенька-то давным-давно меня простил, да он и не считал меня виноватой никогда, но я так и не избавилась от чувства вины. Вспомнила об этом случае и сразу настроение испортилось, и сразу стало грустно.
— Ленка, можно тебя спросить? — Не такая я уж и нахалка, я умею и вежливо, когда мне грустно.
Ленка молча кивает, но я вижу, как напрягается ее спина. Ну да. Она не любит ни слышать прямые вопросы, ни давать прямые ответы. И в глаза глядит очень редко, пока не привыкнешь это раздражает. Все время ждешь какого-то подвоха с ее стороны.
— Ленка, скажи, у тебя остались воспоминания о тех снах, что мы видели между циклами? Или еще раньше, о детстве.
Не верю я Сеньке, о том, что у нас детства не было, что нас из какого-то тумана слепили. Не хочу верить.Ничего почти не помню о тех временах, но ведь это «почти», а обрывки воспоминаний все равно вертятся. Вроде длинного худого парня, повисшего на турнике и пытающегося сделать подъем переворотом. А турник этот из отполированной тысячами ладоней водопроводной трубы, одним концом прибитой к старому, отпиленному на высоте три метра, тополю, а другим –- к дровяному сараю.
Ленка останавливается, оборачивается и смотрит на меня. Потом улыбается чему-то своему. Смотрит вдоль насыпи в обе стороны, смотрит по сторонам. Лес вокруг насыпи здесь отступил и она идет по поляне заросшей высокой травой, а над травой висят сотни стрекоз разных размеров. От стрекоз-богатырей, с синим телом, длиной с мою ладонь, до совсем маленьких — короче мизинца. Видимо Ленка нашла, что хотела, потому что она машет мне рукой, приглашая следовать за ней, осторожно спускается с невысокой здесь насыпи и подходит к зарослям травы. На одной из стеблей сидит, отдыхая, стрекоза. Ни большая, ни маленькая, — так, средняя. Ленка медленно подводит указательный палец к стрекозе и, чудо, стрекоза перебирается с травинки на палец. Ленка подносит стрекозу к глазам, какое-то время разглядывает ее, а потом так-же медленно протягивает ее мне. Я, по примеру Ленки, подставляю свой палец, и чувствую крючки на концах стрекозиных лапок, вцепляющиеся в мою кожу. Подношу стрекозу к себе и вижу в ее радужных глазах свое крошечное отражение. Тут стрекозе надоедает внимание и она покидает нас, теряясь среди висящих в воздухе сестер.
— Между прочим, это ты меня научила. Когда мне было семь, а тебе восемь.
Ленка опять смотрит мне в глаза (второй раз за одну беседу!) и, внезапно, снова улыбается. Совершенно по детски улыбается.И до меня вот только сейчас, впервые за все те циклы, что я ее знаю, доходит, что внутри Ленки живет вот эта семилетняя девчонка, которая иногда выглядывает наружу и заставляет хозяйку улыбаться.
— Идем дальше? — Спрашивает Ленка и, не дожидаясь моего ответа, легко взбегает на насыпь, сорвав на ходу и засунув в рот ягоду шиповника.

Пятница. 16-00. Елена Тихонова. Где-то в лесу.

Кажется здесь, на этой поляне, наша спасательная экспедиция и закончится. Вот сюда Семен с Ульяной пришли, вот здесь посидели (вон след от маленького костра и выброшенная из кружки заварка), и исчезли… Входной след есть, выходного нет. Нет, я знаю и понимаю куда Семен с Ульяной направились, но вот так, своими глазами увидеть, как они исчезли. И я теряюсь и не знаю, что делать. Алиса, кстати тоже. Она хорохорится, строит какие-то планы и что-то предполагает, но, после того, как я ей все показала и ткнула в следы носом, глаза у Алисы совершенно растерянные.
Шесть часов назад, когда мы уходили по насыпи от лагеря все казалось просто и понятно: дойдем, проверим, если нужна помощь — поможем. Но оказалось, что мы до конца так и не верили во все Ульянины расчеты и Семеновы рассказы и логические доказательства. Нужно было увидеть собственными глазами.
— Это что? Получается вот так вот, запросто, можно перескочить в другой лагерь? — Алиса думает о том же, о чем и я.
Получается, что так. Нужно только оказаться в правильном месте и в правильное время.
Мы едва не проскочили это правильное место. Лес, в очередной раз, отступил от насыпи и та вывела нас на большую квадратную поляну. Или, может, это называется пустошь? Или вырубка? В общем, это было расчищенное от деревьев квадратное поле со стороной квадрата, может быть, в полкилометра. На северной стороне этого квадрата, в стене сосен, виднелись начала двух просек, кажется здесь насыпь раздваивалась. И куда нам теперь? Направо? Налево? К счастью идти никуда не пришлось, очередной фантик (Специально Ульяна их что-ли бросала, как Мальчик-с-пальчик хлебные крошки?) показал направление: сойти с насыпи на левую сторону, углубиться в лес и выйти на еще одну поляну. Небольшая, идеально круглая поляна, окруженная по периметру цветущими кустами желтой акации (правильно говорят, что с сезонами здесь полный беспорядок: июнь, июль, август, — все перемешано, да еще и май с сентябрем добавляются). Да, сюда Семен с Ульяной пришли и отсюда не вышли.
— По крайней мере мы сделали все, что могли. До точки перехода они дошли спокойно и с ними все было в порядке. — Говорю больше, чтобы успокоить Алису. — Пойдем назад? Больше мы ничего сделать не сможем.
— Пойдем. Только, Ленка, давай отдохнем чуть. А то с утра на ногах.
Давай отдохнем, ноги, действительно, слегка гудят от усталости.
Кидаем на траву куртки, на то же место, где отдыхали и Семен с Ульяной, и достаем из сумок свои припасы: я — чай в термосе и пачку печенья, Алиса — фляжку с водой, полбуханки хлеба и кружок копченой колбасы. С минуту колеблюсь, потом лезу в сумку и достаю нож. Не знаю почему, но мне всегда тяжело показывать его посторонним, хотя ничего в нем особенного нет: обычный охотничий нож в простых кожаных ножнах, с прямым обухом, узкими долами и затертой от времени деревянной рукоятью. Не такой уж и большой, что бы там сплетники про него не говорили. Ничего я об этом ноже не знаю, кроме того, что он всегда со мной. И, успокаиваюсь я, если за рукоятку подержусь. Алиса косится на нож, но молчит, и это правильно.
Кажется здесь, в лесу, где кроме нас больше никого нет, мы с Алисой поменялись ролями: у Алисы пропали нахальство и самоуверенность, но добавились робость и растерянность; а я чувствую себя спокойной и собранной.
Мы перекусили, собрали остатки припасов и, не сговариваясь, откинулись спинами на траву. Изумрудно-зеленая трава, кусты акации усыпанные желтыми цветами, стрекозы, кажущиеся черными, на фоне светло-голубого неба. И тишина. Шепот листвы, треск стрекозьих крыл, жужжание насекомых (нас не трогают и прекрасно) нисколько не нарушают эту тишину. Нет, что-то нарушает. Прислушиваюсь: кажется, со стороны насыпи, слышны голоса. Я поднимаюсь на ноги и прислушиваюсь внимательнее.
— Что-то случилось?
— Алиса, голоса. Слышишь?
Алиса рывком подскакивает и встает рядом, тоже прислушиваясь.
— Нет, Ленка. Тебе показалось. Когда мало внешних раздражителей, мозг пытается заполнить эту пустоту знакомыми образами. Например, пытается из шумов сложить обрывки привычных звуков: голоса, музыка, шум мотора, поезд… Мне это доктор объяснила. Мы, когда с Ульяной дежурили по ночам в Старом лагере часто такое слышали.
Мы опять ложимся на траву закинув руки под голову, у Алисы во рту оказывается травинка.
— Минут пятнадцать отдохнем, и пойдем обратно?
— Да.
— Ленка. — Алисе хочется поговорить. — Я заметила. Когда ты приманивала стрекозу, и потом улыбнулась мне… Я поняла, что в тебе живет семилетняя девочка. Что бы там не рассказывал Сенька о нашем происхождении.
Ну да, живет. Я не даю ей разгуляться, но она есть.
— Знаешь, Алиса. В тебе тоже живет семилетняя девочка. Иначе стрекоза не пересела бы к тебе на палец. Поищи её, там, у себя — эту девочку. А вообще, я думаю, что в любом человеке всегда живут вместе и маленький ребенок, и взрослый, и старик. Просто в разные моменты мы видим по разному, но все эти люди уже там, в нас, с самого рождения. И семилетние девочки и семидесятисемилетние бабушки.
Какое-то время жду ответа, но, повернув голову, вижу, что Алиса уснула. Улыбаюсь этой рыжей, она все-таки неплохая девушка, хоть и может быть хамоватой, и тоже засыпаю.

Пятница. 18-30. Алиса Двачевская. Непонятно где.

Просыпаюсь первая. Первая уснула и первая просыпаюсь. Какое-то время еще лежу вслушиваясь в лесной шум, в который вплетается звук поезда. Вот то, о чем я говорила Ленке. Если сейчас начать прислушиваться, то так и будет казаться, что где-то далеко идет поезд, а если не обращать внимания, то звуки поезда исчезнут, чтобы через какое-то время смениться чем-нибудь другим. Так и поступаю — перестаю обращать внимание, лежу и мысленно уговариваю себя, что время встать, собраться и идти возвращаться в лагерь. И тут сообразив, что звуки поезда слышны все громче и громче, вскакиваю на ноги. От моего движения просыпается Ленка.
— Что…?
И замолкает, тоже услышав поезд.А я уже чувствую, как под ногами еле заметно трясется земля. Слышен гудок тепловоза. Мы, не сговариваясь, бросаемся к насыпи и видим хвост товарного вагона, проплывающего мимо нас со стороны «Совенка».
Обе мы понимаем, что куда-то переместились пока спали, неизвестно куда, и теперь, похоже, спасать придется уже нас. Как ни странно, но паники нет. Ленка еще подходит и зачем-то трогает блестящие рельсы: одну, а потом другую.
— Кто бы мог подумать? Час назад еще не было. — Шутит она. — Куда пойдем? Направо? Налево?