увидели только те

Дубликат, часть 6

Глава 1 http://vn.reactor.cc/post/2956175
Глава 2 http://vn.reactor.cc/post/2967240
Глава 3 http://vn.reactor.cc/post/2986030
Глава 4 http://vn.reactor.cc/post/3004497
Глава 5 http://vn.reactor.cc/post/3021621
Глава 6 http://vn.reactor.cc/post/3051251

VII
Чужие в чужой земле

Оказывается это трудно, по настоящему узнавать другого человека, даже если этот человек тебе нравится. Даже если ты нравишься этому человеку. За шесть часов заместитель руководителя кружка кибернетики и заведующая библиотекой успели три раза поссориться и два раза помириться и сейчас пытались помириться в третий раз.
Началось все с того, что Женя пошутила в своей обычной манере, когда окружающим непонятно, что это: или шутка, или очередная едкость.
— Тебе не поздно еще убежать и сделать вид, что ничего не было.
А Электроник понял все буквально. Ну, почти буквально.
— Если ты так говоришь, значит ты хочешь, чтобы я убежал.
И Женя не нашлась что ответить. Убеждать, что ее не так поняли она не хотела, сказать в ответ: «Ну и скатертью дорога!» — не смогла. Собиралась, но перехватило дыхание.
Были там еще слова, а в результате парочка, собирающаяся распасться не успев сложиться, сидела на лавке. Все там же, в конце библиотечной аллеи, спрятавшись от всех за статуей читающего пионера, каждый на своем конце скамейки, и молчали, отвернувшись друг от друга.
Электроник держался за ручку все того же многострадального портфеля, все искал и не находил в себе силы встать, попрощаться и уйти в кружок. Все таки Жене он не нужен… Женя же, все мучительно пыталась понять, что она сделала не так, что сейчас все рушится. «Сейчас он встанет и уйдет. И всё». Наконец, Сергей решился. Вздохнул, как-то сгорбившись, поднялся на ноги, прихватив портфель левой рукой, повернулся к Жене. «Удачи тебе!» — собирался сказать Электроник, но не успел.
— Спасибо за то, что потратил на меня время. — Женя тоже стояла, наклонив голову так, чтобы в очках отражалось садящееся Солнце, и произносила те слова, которые сумела подобрать, когда поняла, что Сергей сейчас уйдет. Что вот эта мелькнувшая между ними сегодня не любовь, не дружба, не влюбленность, а так, тень взаимной симпатии, это всё, что она получила и получит от жизни. Вообще всё.
— Понимаешь, Женя. — Признается ей Электроник неделей позже, уже в автобусе, когда они сядут рядом и Женя склонит голову на его плечо. — Я вдруг понял, что ты пускаешь солнечные зайчики очками мне в глаза не для того, чтобы дополнительно позлить меня, а чтобы спрятать свои глаза. И тогда увидел тебя. Не умную и симпатичную девочку, которая мне понравилась с первого дня, не стервозную грымзу («Ну спасибо», — подумает Женя), а перепуганную, не знающую что ей делать, девушку, которая прячет свой испуг и растерянность под иронией. Которая еле сдерживается, чтобы не дать себе разреветься в моем присутствии. Которая, действительно, не умеет говорить о каких-то вещах. Я сам не умею, а та девушка — еще хуже. И я нарушил своё правило, рискнул и решил всё про нас самостоятельно.
— А стервозная грымза вдруг увидела твою простоту, Сережа. — Ответит Женя. — Не примитивность, а простоту («Как у отвертки», — пробурчит Электроник), гениальную простоту о которой говорят: «Без страха и упрека». Что бы ты о себе не думал.
А в тот день, портфель упал на скамейку, а Сергей внезапно оказался напротив Жени, взял ее за запястья, и сказал запинаясь, краснея и спотыкаясь через слово: «Тратить время на тебя, Женька, полезно, удивительно легко и приятно. И я собираюсь это так и продолжать». А Женя вдруг уткнулась лицом в Электроника, уронив очки, и, впервые в жизни, заплакала на людях. Парализованный ужасом Сергей только и смог, что обняв Женю дать ей спрятать мокрое лицо у себя на груди, и слушать между всхлипами: «Ты… ты… никто… никогда… никогда не… не называл меня Женькой».

— Ребята, спасибо что пришли. Гораздо приятнее играть для кого-то, даже просто аккомпанировать, чем сидя одной в кружке.
— Тебе спасибо, Мику, — ответила Саша, и продолжила, обращаясь к Максиму, — до дискотечного уровня я тебя подтянула. Еще пару раз позанимаемся, чтобы у тебя все автоматически получалось, и можешь смело приглашать свою «тётю Алису».
Мику смотрела на Сашу с Максимом, стоящих рядом и еще разгоряченных после танца, и любовалась ими. Они так здорово смотрелись вдвоем, оба спортивные, светловолосые, голубоглазые и оба, одновременно, открытые и застенчивые. Жалко даже, что они не вместе. И так не охота их отпускать, потому что они сейчас уйдут и опять сидеть тут в четырех стенах музыкального кружка, в надежде, что кто-то из пионеров вдруг захочет научиться играть на ксилофоне.
— Максим, Саша, а может вы дальше будете заниматься? Ко мне все равно никто не приходит, так что аккомпанемент я вам обеспечу.
Танцоры переглянулись, пожали плечами и: «Мы подумаем», — ответил Максим за обоих.
Все трое вышли на веранду. Уже стемнело и жара отступила, была та самая комфортная температура, когда солнце уже не жарит, а в то же время, прогревшиеся за день, воздух и земля отдают достаточно теплоты, не давая мерзнуть.
— Давайте посидим еще, — попросила Саша, — не хочется расходиться. Только свет не включайте, а то насекомые налетят.
Они присели, вытянув ноги. Мику еще на минутку вернулась в кружок, чтобы поставить там пластинку с музыкой и приоткрыть окно.
— Саш, а ты давно танцуешь? — Спросил Максим.
— Да сколько себя помню, — рассмеялась Саша. — Бальные танцы. Поэтому мне до дискотечного уровня ой как тяжело опускаться, цени. Исключительно ради тебя и Алисы.
— А я, — Максим решился признаться, — подглядывал как ты танцуешь, Саш. Это не бальные. Скажи, почему ты стараешься, чтобы тебя не видели?
— Все подглядывали. — Саша, просто пожала плечами. — Ну, не все, конечно. Видишь ли, Максим, те соло, это просто для души. И как часть души. Вот у Мику — музыка, у той девочки, которая написала сказку и подписалась «Мику Хатсуне», у той слова. А у меня вот такие танцы соло. Я не против если кто-то увидит кусочек моей души, но раскрывать свою душу специально для публики я не готова.
Саша прикрыла глаза и кивнула сама-себе, своим мыслям и замолчала.
Мику, непривычно немногословная, спросила.
— Максимчик, завтра собрание отряда, ты готов?
— Нет, Мику. А как я должен к нему подготовиться? Клятву страшную выучить? Или подойти к каждому из вас и попросить проголосовать за меня?
— Вообще-то, — вмешалась Саша, — все и так проголосуют за тебя. Собрание не для этого, а для того, чтобы ты имел возможность отказаться. Что понять, куда ты попадаешь, ты еще не сможешь. Но, если внутренний голос против, то лучше будет к нему прислушаться. Так мне вчера Лена сказала, только не выдавайте меня.
Они посидели еще немного, обсуждая странности в поведении Лены и Алисы. Вспомнили и про физруков. «Но откуда-то же появилась эта папка. И подписано моим именем и моим почерком, Сашенька, Максимчик. И я чувствую, что могла бы так написать, ну пусть не так хорошо, но похоже. А Леночка и Сенечка отвечают совершенно непонятно». А потом кончилась пластинка
— Пойду я, — Саша вспомнила про время, — спать скоро, а надо еще душ после танцев принять. Максим, я и о тебе договорилась с Ульяной. Пошли, я тебя вперед пропущу, а то тебе еще отбой играть.
Они отправились, каждый к своему домику, за полотенцами, договорившись встретиться у столовой. А Мику смотрела вслед Максиму, уходящему по освещенной аллее, и думала, что пусть эти двое и не влюблены друг в друга, но кажется у Саши появился хороший друг, и это здорово. Потому что Леночка, она замечательная девушка, но иногда ее бывает так трудно понять.

Шурик лежал, глядя в потолок, и ждал, когда угомонится Сыроежкин. Очень хотелось, не дожидаясь утра, пойти и посмотреть на результаты расшифровки. Но, во-первых, было неудобно перед напарником за то, что первое испытание провел без него. А, во-вторых, вдруг там записалось что-то такое, за что потом перед Сергеем будет стыдно.
А сосед по домику все никак не хотел затихать. Ходил по комнате взбудораженный, что-то фальшиво напевая, все порывался рассказать Шурику, какая замечательная девушка работает в библиотеке и выяснял, не припрятан ли у Шурика в чемодане бутылек с одеколоном. А потом, когда уже улегся, все мечтательно вздыхал и ворочался сбоку набок и уснул только ближе к полуночи. Шурик подождал еще минут тридцать, дожидаясь, когда дыхание у соседа успокоится, после чего встал и, не одеваясь, осторожно вышел на крыльцо, прихватив с собой одежду.
Лагерь еще не уснул до конца. Еще горел свет в отдельных домиках, слышно было, как кто-то мелкий, ступая бесшумно, но выдавая себя сосредоточенным сопением, крадется от домика к домику, еще можно было нарваться на вожатую, совершающую вечерний обход. Шурик, не зажигая фонаря над дверью, оделся и, избегая чужого внимания, свернул направо, чтобы обогнуть темное здание административного корпуса с северной стороны и, через полосу молоденьких сосенок выйти на дорожку, соединяющую музыкальный кружок с главной аллеей.
То, что он плохо ориентируется в ночном лесу, Шурик понял почти сразу. Захотел повернуть назад, на свет фонарей освещавших аллею, но, услышав как хлопнула дверь в крайнем домике, передумал: «Еще не хватало, чтобы увидели, как я из кустов выбираюсь». Поэтому оставалось двигаться только вперед, используя для ориентировки исключительно внутренний компас потомственного горожанина, не бывавшего никогда дальше городского пара с аттракционами, куда восьмилетнего Шурика водила мама. Это было… нелегко. Паутина липла к лицу, ноги спотыкались о кочки, ветки норовили сбить очки с лица и приходилось очки придерживать левой рукой, потому что со зрением минус четыре передвигаться без очков в ночном лесу остается только на ощупь. Так что, когда впереди показался свет, Шурик обрадовался и зашагал энергичнее. «Кажется это фонарь и я вышел к поперечной аллее. Сейчас мне налево и я окажусь на перекрестке».
— Ой, Сашенька, а что ты здесь делаешь? Ты ко мне пришел? Но уже поздно. Я вот задержалась у себя в кружке, играла и думала, думала и играла, пересела в кресло и задремала. А проснулась — уже поздно. На часы посмотрела — отбой давно был, а я и не слышала. А жалко, мне так нравится, Максима слушать ведь когда живой человек играет, это гораздо лучше чем запись.
«Вот ведь, как не вовремя!»
— Здравствуй, Мику. Я… гулял. И заблудился в лесу, и к твоему кружку вышел случайно.
«Сейчас пойдут разговоры, — подумал Шурик, — она же не удержится. А попросить не болтать, так еще хуже выйдет. Хотя, попробую. Девочка она добрая, — «Микс!», мелькнуло в сознании, — и понимающая, хоть и болтушка».
— Мику, можно тебя попросить об одной вещи?
— Конечно, Сашечка. — Мику вся подалась вперед.
— Не рассказывай никому, что я заблудился. Неудобно.
— Конечно-конечно, Сашечка. Я — могила! Но, пойдем, я тебя до домика провожу, вот тропинка. А то ты опять куда-нибудь заблудишься. — Приговаривая так Мику убирала хвою, сор, мелкие веточки с одежды Шурика, материализовав откуда-то носовой платок и поплевав на него, стерла паутину и попыталась оттереть следы смолы с лица. — Только… Сашечка, может тебе сначала к умывальникам? Мыло и полотенце у меня в кружке есть. А я подожду.
Вот к умывальникам идти было совершенно незачем. Еле-еле удалось доказать Мику, что до клубов идти ближе и по асфальту, что там есть раковина, что там есть и полотенце, и мыло. Но отделаться от Мику не удалось и Шурику пришлось идти, сопровождаемому японкой, по самой середине ярко освещенной аллеи, под ее бесконечное щебетание, привлекая внимание всех, кто хотел и мог это увидеть. Кажется кто-то увидел, кажется чья-то тень мелькнула от фонаря в кусты: «Ну все, Сашечка, теперь нас точно в парочку запишут», — но Шурику было все равно. Шурик оставив щебетанье Мику, как звуковой фон размышлял, как ему, достаточно вежливо и не обижая, избавиться от общества японки, но так ничего и не успел придумать.
— Вот и пришли, Сашечка. Ой, а там же ваша машина, мне Сережа про нее рассказывал, когда табуретку в кружке просил. А можно на нее посмотреть?
Пришлось сначала показывать. А потом пришлось, выполняя обещание Сыроежкина, усадить Мику на вращающийся табурет и сделать запись.
— Нет-нет, Сашечка, я понимаю, что Сережа будет обижаться, поэтому буду делать вид, будто завтра я в первый раз все это вижу. — Мику посмотрела на Шурика непривычно серьезно, будто решая, можно ли тому доверять. — Понимаешь, для меня это очень важно. А когда можно будет увидеть результаты?
А вот с результатами было не ясно. Потому что пока Мику рассматривала интерьеры кружка кибернетики, пока она хихикала, сидя внутри клетки: «Я обезьянка Мику, умею петь и играть на всех инструментах. Дорогая публика, подходите поближе, не стесняйтесь! — И, внезапно погрустнев. — Сашечка, неужели я и есть всего лишь такая забавная ученая обезьянка?» Пока Мику крутилась, совершая один оборот за десять минут, на своем табурете, непривычно печальными глазами наблюдая за Шуриком. Тот сидел перед монитором и пытался понять, что же выдала ему программа расшифровки.
Теоретически, это должно было быть что-то вроде отдельных кадриков, сменяющих друг-друга как слайды и склеенные в тридцатисекундный ролик. И эти кадрики должны были служить подсказками для самого Шурика, или того, кто там перед этим сидел на вращающемся табурете. Большего, от имеющийся у кибернетиков аппаратуры, и ждать было нельзя. А сейчас, с разрешением 640 х 200, с монитора на Шурика смотрело его собственное лицо, ну, почти его собственное. «Кто-то меня состарил, лет на двадцать, — подумал Шурик, — где-то ошибка в программе. Утешает одно, какой-то результат мы получили».
Шурик запустил программу дешифровки, помог выбраться из клетки Мику, и машинально, совсем не задумываясь и не слыша себя, ответил на ее вопрос, заданный десять минут назад.
— Мику, если даже и так. То, задав себе такой вопрос, ты сделала первый шаг из клетки. — А потом, уже придя в себя, продолжил более впопад. — Результаты будут завтра утром, но где-то я ошибся, поэтому истолковать их правильно, скорее всего, не получится…В общем, завтра после подъема встречаемся здесь.
Они, вдвоем с непривычно притихшей Мику, прибрали все в кружке как было, заперли здание. Шурик проводил девушку до перекрестка, откуда Мику убежала по боковой аллее зацокав каблучками. «Нет-нет, Сашечка, дальше провожать не надо, дальше я сама, короткой дорогой». А Шурик, вернувшись к себе в домик, проспал без сновидений до самого подъема, даже не задумавшись о том, что уверенно добрался до него, тоже через лес, тоже самой короткой дорогой, так, как будто исходил тут все на тысячу рядов.

Утром, однако, никто и ничего не сказал про то, что видел, как Шурик и Мику поздно вечером, вдвоем шли к клубам, а потом возвращались обратно.
Протрубил в горн Максим, убежала Сашка на стадион, пионеры, пользуясь тем, что никто не гоняет на зарядку, начали медленно выползать из домиков и перемещаться в направлении умывальников. Счастливый Сыроежкин с первыми звуками горна подскочил и убежал на пост к домику Жени.
Вожатая, додремывая в шезлонге, наблюдала за постепенным пробуждением лагеря и думала о том, что завтра прибывает опоздавший пионер, что придется селить Алису у себя, а опоздавшего, вместе с Максимом, — в Алисином домике. «Ох и ругаться будет Рыжая». Небо с запада постепенно затягивало тучами, да еще и неприятный такой ветерок потянул с реки. «Кажется, погода все портит, кажется весь день будем сидеть по домикам».
Прозвучал сигнал сбора, пора и на линейку. Нет, горнист в лагере, это, действительно, здорово. Ольга поднялась и пошла на площадь, чтобы там довести до пионеров программу сегодняшнего дня.
— Лагерь, по отрядам, на линейку. Становись!
Семен сзади чуть слышно фыркнул, он всегда фыркает при этой команде, но ничего не объясняет.
Средний отряд подгоняемый Ульяной встал на свое место. Прибежали малыши, построились. Солидно выступили старшие: Мику, Лена, Саша, Алиса на правом фланге. Стоп, а где остальные? Но спрашивать не пришлось, со стороны домиков прибежали Женя с Сергеем Сыроежкиным, а со стороны клубов — Шурик. Все на местах?
— Равняйсь! Смирно! Вольно!
Можно начинать.
— Дорогие пионеры, сегодня седьмой день смены… — Как обычно, в эти минуты, разум у Ольги отключился, а текст пошел на полном автопилоте. — …а программу спортивного праздника до вас доведет мой заместитель.
Семен вышел вперед, оглядел пионеров.
— Вот скажите, товарищи пионеры. А чего вы ждете от сегодняшнего праздника?
«Бега!», «Плавания!», «Футбола!» — раздались выкрики с мест. На слове «Футбол» Семен заинтересованно повернул голову в сторону кричавшего, но промолчал. «Поспать!» — все засмеялись, Ольга поджала губы, а Семен одобрительно кивнул.
«Клоун, — беззлобно подумала Ольга, — сейчас скажет, что...». Ничего Семен не сказал, потому что серые и низкие тучки уже начали сеять дождиком, сперва мелким, но постепенно все более и более сильным и увереным.
— Лагерь. Напра-во! В столовую, бегом, марш! — физрук не стал дожидаться решения вожатой и перехватил инициативу.
А уже под хорошим таким ливнем, оставив Ольгу с Ульяной управляться в столовой с пионерами, побежал с Алисой к складу за плащами: прозрачными накидками из пленки, красными для малышей, желтыми для среднего отряда, синими для старшего и бесцветными для персонала.

Женя в хорошем настроении и Женя в настроении обычном, это два разных человека. Начиная с самого утра, когда поздоровалась с куда-то торопящейся соседкой, и выбежала навстречу Сергею, нет — Сереже.
— Доброе утро, я рада тебя видеть.
— А как я рад, Женя.
И вот это: «как я рад», — еще добавило градус счастья. Даже торчащие у Сергея из кармана шорт полотенце и зубная щетка вызвали только умиление. Что может быть романтичнее совместного утреннего похода к умывальникам и обратно? Зашла Мику, необычно грустная и серьезная, кивнула Сергею.
— Женя, Сережа, не опоздайте на линейку.
Кажется, Мику едва сдерживала слезы, но это парочку сейчас не интересовало, парочка сейчас была самодостаточна. Потом была совместная романтическая пробежка к домику Сергея, чтобы тот оставил там свои умывальные принадлежности, романтическая пробежка на площадь. Романтическая линейка, когда можно стоять рядом и поминутно оглядываться друг на друга, и касаться случайно руки, взяться за руки ни Сергей, ни Женя пока еще не решались. Романтическая пробежка под дождем к столовой, когда Сергей все норовил стащить с себя рубашку, чтобы прикрыть ею Женю.
В столовой Женя перехватила взгляд Шурика.
— На тебя Шурик ворчать не будет? Если будет, ты скажи мне. Я его на место поставлю.
— Не знаю, — Сергей легкомысленно пожал плечами, — сейчас провожу тебя до библиотеки и проверю.
Они забрали у Семена накидки и, стараясь идти по поребрику, чтобы не намочить ноги, побежали под дождем в библиотеку.
И вот, после того как Сергей убежал наконец в свой кружок. «Женя, у меня там сегодня опыт важный, я побежал!». После того, как Женя десять раз поправила на нем капюшон накидки, прежде чем выпустить из помещения библиотеки, после того, как следила за ним в окно и махала рукой, пока Сергей не скрылся за поворотом аллеи. Женя включила настольную лампу и, выбрав книжку, соответствующую настроению, романтическую и теплую, устроилась в кресле, закинув ноги на журнальный столик. Пролистала пару страниц, подняла глаза на зеркало, но под этим углом отражения своего не увидела. Поэтому произнесла просто, обращаясь в пустоту: «Я хочу сказать, Евгения, что вы, определенно, влюблены. Это замечательно, но, если бы не ваша мнительность, вы бы не потеряли целую неделю так бездарно». Улыбнулась своим мыслям и продолжила чтение под шум дождя. Почти невероятно, что кто-то из пионеров соберется в такой ливень в библиотеку. «И как там Сережа? Не промок ли, пока бежал в кружок? Надо будет, чтобы он телефон сюда провел. Из кружка в библиотеку. Тогда, в следующий раз я буду знать, что с ним все в порядке».

*Продолжение, в комментариях.

1 глава http://vn.reactor.cc/post/2732304
2 глава http://vn.reactor.cc/post/2740447
3 глава http://vn.reactor.cc/post/2744500

IV
Персуновы

 – Сем, как спина?
 – Как кисель, Рыжик. Так что зря мне Виола нагрузки ограничила, я и сам близко сейчас ни к чему тяжелому не подойду.
 Гости неспешно шли по тропинке от медпункта к спортзалу и делились впечатлениями о прошедшем дне.
 – Я за купальником заходила когда, Виола сказала что ты ностальгировать ушел.
 – Ага. Сходил на пристань; к кибернетикам зашел; к Мику в кружок; на площади с Леной посидел, парой слов перекинулся, насколько это возможно с нераскрывшейся Леной. Даже с местной мелюзгой на спортплощадке мячик по пинал, и пожалел себя за то, что я на эту мелочь пузатую раньше внимания не обращал. Но, правда, тогда я тебя бы не встретил. А потом меня Славя выловила и мы в тренерской мебель переставляли. Вас я видел, но не стал догонять.
 – А я девочек к нам вечером на чай пригласила.
 – Молодец. И я даже не спрашиваю – кого. Знаешь, Уля, с вами, Рыжими, у меня почему-то всегда были хорошие отношения. Во всех узлах. И, вот я вернулся в родной лагерь, с которого у меня все начиналось. И не пионер, а, вроде как, один из... Один из не знаю кого, из местного начальства, что-ли, явного и тайного, но вот оказалось, что девочки мне ближе, мне с ними легче, чем с вожатой, с Виолой, с Толиком.
 Ульяна долго молчала, не решаясь спросить, а Семен терпеливо ждал. И только когда Персуновы зашли в спортзал, и Ульяна, потрогав укрытую одеялом стопку матов, которая заменит им кровать на ближайшие три дня, одобрительно кивнула, разговор возобновился.
 – Это лучше для твоей спины, чем кровать с провисшей сеткой. Семк, ты только не обижайся, пожалуйста.
 – Что случилось, Рыжик?
 – Вот ты здесь сто циклов прожил, так?
 – Ну, плюс-минус, конечно, но так.
 – И девочки здесь очень хорошие, я сегодня сама убедилась. Скажи… Скажи, у тебя что-то, серьезное для тебя, с ними было? Чтобы вот, сердце болело. Или, наоборот, улетало на небо от счастья?
 А теперь настала очередь Семена держать паузу. Он поставил чайник на плитку, достал из рюкзака пару железных кружек, достал из шкафа пару стаканов для гостей, достал оттуда же литровую банку под заварку. Опять полез в рюкзак и выложил на стол бумажный пакет со стряпней Сашкиной выпечки. И только потом заговорил.
 – Уля. Я очень хочу, чтобы было. Но я не помню, вот в чем беда. Я знаю, что было, я уверен, что было, но то, что я помню, это или как черно-белые фотографии в чужом альбоме, или же сухие факты, как в протоколе, или сон, где все перемешано и невозможно его толком описать. А что чувствовал в те моменты – не могу сказать вовсе, так иногда, как проблеск, проскакивает: вот Алиса сидит на пристани, свесив ноги в воду, а я замираю от неожиданной нежности к этой хамке, а вот мы с Леной стоим, прислонившись спинами к одной и той же березе и разговариваем и мне больно от того, что я не могу до нее докричаться, вот здешняя Ульяна, с глазами по пять рублей, слушает мою страшную историю, а я удивляюсь произведенному эффекту. Алиса, Лена, Славя, Мику… Нет, Мику не здесь, не в этом лагере, или здесь? Я не помню, не могу вспомнить, от Мику даже картинки не осталось, только ощущение ее руки, и знание что, если держать Мику за руку и смотреть ей в глаза, то она успокаивается и перестает трещать как пулемет, и помню, как мы купались на острове. Ульянка? Нет. Хотя дружили крепко, и на выручку мне она всегда бросалась не задумываясь, это, наверное, у вас, у всех Ульянок, в крови. Но это еще до моего пробуждения. Зря ты об этом спросила, Рыжик. Я уже почти смирился со своим беспамятством, а теперь опять буду себе мозги наизнанку выворачивать, пытаясь вспомнить хоть что-то, хоть на один бит памяти, но стать богаче. Ну, а про те циклы, которые я уже помню, ты про них все знаешь, повторяться не буду.
 – Да знаю, Сем. Я почему спросила. Помнишь ты днем про здешнюю Лену сказал, а перед ужином еще про Славю? Я ревновать пыталась, честно. Не получилось. А сейчас, когда познакомилась с девочками здешними, и вовсе не получится. Потому что, если бы не эти девочки, ты бы не стал таким, каким ты есть, какого я люблю, понимаешь?. Ты сам не замечаешь, а в тебе есть какие-то черты от всех девочек, те, которыми они поделились с тобой, это надо просто увидеть. Ты, конечно, пропустил все, что тебе подарили, через свою личность и все изменил под себя, но они, эти черты, есть и никуда не делись, и я их вдруг увидела, что-то от Алисы, от Лены, от Мику, понимаешь? От тех девочек, которые еще не проснулись. Я не знаю Славю, но то, что я в ней успела заметить, есть и в тебе. Семка, они сделали тебя, а ты сделал нас, понимаешь?
 Очень редко Ульяну пробивало на такие откровения, очень редко она так копалась в себе и в Семке, но когда это происходило девочка-ракета, самый лучший друг и товарищ, всегда веселый и озорной антипод внешне мрачному Семену, куда-то исчезали и всплывала Ульяна серьезная, с распахнутыми глазами, которые не отпускали, с дрожащим от волнения голосом, требующая понимания больше всего. И если однажды Семен ее не поймет, то кто тогда, если не он?
 – Рыжик, думаю, мы все здесь делаем друг-друга. И раньше делали, и продолжаем делать, и ты продолжаешь, вот прямо сейчас. Но, о Славе, я что, тоже люблю подметать площадь?
 – Ты этого терпеть не можешь! Но ты ни разу не прошел мимо нашей Алисы, когда она вспоминает о своих обязанностях, чтобы ей не помочь. И порядок в спортзале, тебе не охота его поддерживать, но ты всегда за ним следишь. И октябрята, тебе же нравится с ними возиться, вот даже сегодня. Так что живи пока, Семк. Не буду я тебе сколопендру в постель подбрасывать, тем более, это и моя постель тоже.
 Ульяна прижалась к Семке, спрятав лицо на его груди.
 – Семка, я совсем не ревнивая и совсем не дура, да? Я все боялась, что за те пять циклов, за десять недель, после твоего возвращения, повзрослела физически на пять лет, а сама осталась той же четырнадцатилетней дурочкой, понимаешь? Оказывается у меня не только сиськи на полтора размера выросли, но еще и мозги.
 А Семка только прижимал Ульяну к себе, целовал в макушку и глупо улыбался.
 – Рыжик мой, все хорошо. Ты такая, какая есть и именно такая, какая мне нужна. А когда ты меняешься, то становишься нужна такая, какая становишься. Думаешь я не понял, почему ты вдруг разбираться в себе, во мне, в наших отношениях захотела? Ты сейчас боишься, что забудешь меня в следующий раз, в следующую активную фазу, или, что не нужна мне окажешься, как уснешь. Вот и пытаешься все понять и все запомнить, чтобы хоть что-то осталось. А ты не бойся, ты, когда опять проснешься, все вспомнишь. А если не вспомнишь, то я тебе напомню, обещаю. И пока ты спишь, тоже напоминать буду, каждый день, в каждом цикле. Только не вздумай впасть в детство и вернуться в свои четырнадцать лет. Иначе мне придется опять ждать, пока ты не подрастешь. Не хочу, одного раза мне хватило.
 – Да, а кто тебе спину лечить будет, пока я сплю? Будешь сюда к Виолке этой бегать, знаю тебя, ходока налево. Карий глаз-то ты от нее подцепил. Придется, наверное, мне в активной фазе оставаться.
 – Ну конечно, только я предвкушать свободу начал, как вот он, облом.
 И эта шутливая разрядка после момента откровения, продолжалась бы еще, если бы дверь в тренерскую не открылась и в комнату не заглянули.
 Алиса долго сомневалась, откликаться или нет на приглашение Ульяны-большой. Если бы компания ограничилась только двумя Ульянами, то пошла бы не задумываясь: Ульяна-большая ей нравилась, даже не смотря на недавний неловкий момент, но Семен был личностью непонятной.
 – Уля, ты пойдешь?
 – А то, Алиска. Где еще чаем напоят? А может и чего интересного расскажут.  А ты что, Семена Ульяниного стесняешься?
 – Я!? Да, есть немного. Сегодня, когда вечером встретились на площади, он так улыбнулся, как старой знакомой. И потом, пока к столовой шли, все поглядывал на нас. Поглядит – улыбнется, поглядит – улыбнется, как будто убеждался, что все у нас хорошо. Или вот это вот чувство, что мы обе его знаем. А как на него другие смотрят ты видела? У других тот же вопрос на физиономиях: «Где мы его видели?», – даже у вожатой. Хотя Ольга здесь же в детстве отдыхала и должна его знать, раз они ровесники.
 – Вот и спросишь его сама. Ну, пойдешь?
 Пошла конечно. И люди интересные, и чтобы самой себе, Семену и Ульяне-большой доказать, что никого не стесняется. Подумала еще, не взять ли гитару, но решила не брать, все-таки не настолько еще сложившиеся отношения с гостями, чтобы им что-то показать захотелось. А пока шла, все думала – какой же вопрос гостям задать и не опозориться, как два часа назад с Ульяной. Ведь хотелось же спросить о многом, но вдруг, когда уже Ульяна-большая не просто разрешила, а даже сама попросила задавать вопросы – как будто стыдно стало спрашивать, и язык не повернулся. И надо на этот раз пересилить себя и спросить.
 Ульянка отстала, сказала, что переоденется и догонит, но не догнала. Поэтому пришлось толкать дверь самой, опять непонятно чему волнуясь.
 – Здравствуйте.
 – Заходи, Алиса. Ты одна?
 – Нет, она не одна!
 Ульянка, все-таки догнавшая Алису, протиснулась мимо нее в тренерскую и по хозяйски огляделась.
 – А здесь неплохо. Надо будет у вожатой ключ свистнуть. Или, может попроситься в физруки? Женька в библиотеке, Мику у себя, а я здесь буду.
 Почему-то гости лагеря переглянулись при этих словах, Ульяна-большая непонятно хмыкнула, а Семен тихо пробурчал что-то, опять про сходимость.
 – Девочки, чтобы не было вопросов, почему мы вас пригласили – не почему. Сёмка молчит, но ему было важно убедиться, что все здесь в порядке. А еще у него комплекс вины перед вами. И не морщись, Сём, так оно и есть, сам же меня врать отучил. Поэтому пейте чай, а Сёмка вам сейчас сказку расскажет. Или нет, лучше я расскажу. У него сказки красивые получаются, он очень умный и умеет их сочинять и рассказывать, он вообще умнее нас всех, может быть, кроме Виолы и Шурика, но расскажу сказку я. Сёмка, не дергайся, так надо.

Продолжение
1 глава http://vn.reactor.cc/post/2310619
2 глава http://vn.reactor.cc/post/2336203

III
Тишина

Футболисты сидят и о чем то шепчутся, Мику с Сашей молча глядят на костер. Амазонки где-то вне круга света, но это не страшно, я их слышу, а с острова они никуда не денутся. Только бабы Глаши нет, но она категорически отказалась идти на репетицию, сказала, что и так роль отыграет, в чем клянется протоном и нейтроном, и вообще, невелика хитрость – позолоченную тумбочку сыграть. Передала только от столовой полведра картошки, пачку чая и кружки, а котелок у нас свой. Могу сказать, что и генеральная репетиция прошла удачно, и посидели мы после нее хорошо. Уже гитара прошла по кругу, уже спела Мику, уже спела Алиса, уже Ульяна в первый раз исполнила в этом мире «Танец на цыпочках» – Ульяна все-таки заставила нас подобрать мелодию, уже я категорически отказался петь, осознавая всю убогость своих талантов. Уже достали из золы и съели картошку, и теперь просто сидим и смотрим на пламя. Кто-то еще допивает чай, но пора давать команду гасить костер, а всех гнать спать, в том числе и самого себя. Завтра до обеда будет сумасшедший день. Хотя, предыдущие три дня были не менее сумасшедшими, пора бы и привыкнуть.
Сейчас, пробегусь еще раз мысленно по всем пунктам и скомандую.

Место действия – пляж, а наша временная база на завтра – пристань.
Время действия – завтра сразу после линейки и до обеда, то есть, где-то с 9-30 и до 12-30.
Зрители – весь средний отряд и половина мальков, те что в футбольной команде не задействованы. Зрители ничего не подозревают, в чем заслуга Ульяны. Когда она, в среду рано утром, прибежала в спортзал я сидел на крыльце и тупо смотрел, как над рекой поднимается Солнце, заснуть я в ту ночь толком так и не смог. Ульяна-же о причинах моей тоски не догадывалась, поэтому сразу взяла меня в оборот. Похвасталась, что сценарий за ночь почти сочинили, пожаловалась, что не выспалась.
– Тут я тебя понимаю, Ульяна.
– А ты-то почему не выспался? Всю ночь с Леной на площади за руки держались?
– А ты откуда знаешь?
– Ты, Семка, сколько живешь, а не знаешь, с какой скоростью тут сплетни распространяются, скучно-же. И про то, что Лена вчера тебя за руку держала уже известно, а про то, что ты с вожатой на Ты теперь, еще вчера обсудили.
– И как же нам три дня секрет хранить?
– Это моя забота. Будем ложные слухи распространять.
Так и распространяли – все, не задействованные в подготовке, и половина задействованных, так, до сих пор, и уверены, что мы готовим программу к фольклорному фестивалю, и что завтра участники уедут на день в райцентр.

– Семен, а расскажи, пожалуйста, сказку.
Мои мысли грубо прерывают. Самый мелкий, как там его зовут? Гришка. Едва-едва семь лет. Очень скучает по маме. Из тех двоих, что записались в этом цикле. Остальные, кстати, смотрят с интересом – как я выкручусь. Сказку им… Ну держите!
– Я так полагаю, что из «Ивана-царевича на сером волке» ты уже вырос?
Кивает головой – вырос. Гм: «А до «Ивана-царевича на Василисе прекрасной» не дорос», – это чуть не вырвалось.
– Ну слушайте тогда.
«В земле была нора, а в норе жил...», – смотрю у некоторых разочарование на лицах появилось, ну да, «Хоббита», кажется, уже перевели. Но вы не угадали, судари и сударыни мои дорогие.
«… а никто в той норе не жил. Это был просто проход в подземное царство. Все в том царстве было, как у нас, хоть оно и подземное: так же светили солнце днем, а луна ночью, так же росли трава и деревья, так же текли реки, так же стояли на берегах рек пионерские лагеря. В каждом лагере, примерно по пятьдесят – сто детей, и по трое – шестеро взрослых. Все как здесь. Только два отличия и было: не было из тех лагерей выхода и дети там не взрослели. Приезжали они в те лагеря, жили там смену, а потом садились в автобусы и уезжали. В автобусах тех они засыпали и снилось пионерам, что приехали они домой, что прожили они целый год и, следующим летом, опять поехали в пионерский лагерь. А пока пионеры спали, автобусы делали круг и опять высаживали пионеров на остановке перед лагерем. Так и жили они, по две недели, от начала смены к концу. А если бы кто захотел пешком уйти из лагеря, то увидел бы, что он идет-идет, а нисколько от ворот не удаляется. И вот однажды...»

Слова льются сами-собой, а я мысленно продолжаю перебирать пункты, чтобы завтра не осрамиться.
Следующий пункт – сценарий в целом. Первый вариант, с Нептуном и чертенятами не прошел. Ольга непременно хотела, чтобы за основу были взяты русские сказки. Тут уже уперся я, не хотелось мне играть роль водяного, категорически. Сошлись, в итоге, на былине «Садко», как основе, благо, там морской царь тоже присутствует и чертенят заменили пиратами. С третьей попытки общий сюжет согласовали: царь морской заинтересовался, что за фигня творится на берегу и со своей матушкой и со свитой приплывает посмотреть. Ольга с пионерами встречает морского царя, демонстрирует таланты своих подчиненных, владчица морская дает благословение, царь морской дает разрешение, все поют и танцуют. Про макание пионеров в воду я сказал пиратам только что, про планы свои на Ольгу скажу, только, когда будем отчаливать.
Детали сценария и роли персонажей. В это я не вникал, то есть вообще. Отдал все на откуп девочкам. Свою роль только прочитал и всё.
Участники вакханалии, береговой отряд: Ольга – хозяйка лагеря, согласилась сразу и с энтузиазмом; Лена и Женя – свита Ольги, этих пришлось уговаривать, интравертки наши были согласны помогать, но, чтобы на публику… Леночку пришлось уговаривать мне лично, Леночка традиционно не ладит с Алисой, а пока уговаривал, Леночка все кидала на меня беспокойные взгляды, ночной разговор запомнила, видимо; кибернетики – стража хозяйки лагеря, тоже хотели отсидеться и изготовлением реквизита ограничиться, объяснил, что вся их роль – стоять на два шага позади Ольги с мужественным видом и с арбалетами в руках; ведущий праздника – Ульяна; артисты представляющие лагерь – остаток октябрят и пионеры из среднего отряда, ничего не знаю, с ними Саша работала, а я не вникал.
Морской отряд: Владычица морская, она же мать морского царя – баба Глаша, прочитала сценарий, прочитала пару своих реплик, презрительно поморщилась, спросила: «И это всё? Тогда до представления не будите»; Царь морской – ну, это понятно, это я – маленький; Пиратский капитан – Алиса, задача – гонять младших пиратов; младшие пираты – мои футболисты, задача – изображать стражу морского царя, макать публику в море, грести на веслах; русалки – Мику и Саша, задача – сидеть на носу у лодок, красиво улыбаться и молчать(!), жалко, но Мику петь не придется, никак не вписывалось.
Реквизит. Кибернетики пахали как лошади, надо будет поблагодарить отдельно. Оружие пиратам, особые весла, чтобы октябрятам не тяжело было, трезубец мне, посох владычице, украшения на лодки, помост для хозяйки лагеря со свитой, отдельное место для ведущей, бонусом – радиомикрофоны. Они похожи на ручные гранаты из фильмов про войну и тяжелые, но это лучше, чем таскать с собой провод. А еще брызгалки – пришлось тайно собирать бутыльки от шампуня и от моющего средства, ну, набрали двенадцать штук подходящих, это моим пиратам, вместо пистолета, правда брызгалки, это мы с Алисой, кибернетики здесь не причем.
Грим и костюмы. Лена, Саша и Ульяна, и я, как критик и тягловая сила: «Сам со склада тащи, если такой умный!».

Продолжаю сказку: «... а если бы кто захотел пешком уйти из лагеря, то увидел бы, что он идет-идет, а нисколько от ворот не удаляется. И вот однажды появился в таком лагере пионер один, может он всегда там жил, может случайно в ту нору забрел – сейчас уже и не знает никто. Но вот начал тот пионер замечать, что каждая смена в лагере, как две капли воды, с предыдущей совпадает.»
Подошли рыжие, Ульянка опять подлезла ко мне под бок. Алиса только молча покачала головой, глядя на это безобразие, а я только брови поднял в ответ, мол, что я могу?
«Одну смену заметил одно, на следующую – другое, потом взял и сам себе записку написал: «Ты здесь не просто так!». Написал и в укромное место спрятал, а на следующую смену там-же, где прятал, там и нашел.»

Вроде все. А, еще личные мои дела. Правда, личные мои дела, за эти три дня, отошли куда-то в подсознание, не до них было. Баба Глаша не совсем понятно проворчала по этому поводу: «Довлеет дневи злоба его».
Ночь на среду почти не спал, забылся часа в три ночи, а в пять утра уже был на ногах, очень уж сильно приложила меня баба Глаша этим докладом. Вышел из спортзала, сел на крыльцо и глядел, как над рекой появляется краешек Солнца, а думать ни о чем не мог. В голове по кругу гуляло: Алиса, Ульяна, Ульяна, Алиса… Со своей судьбой я, на тот момент, примирился, но не мог простить себе, что девкам надежду дал. Ложную. Пообещал и не сделал, и оправдание «Я пытался» не принимается.
Потом прибежала Саша и начала круги нарезать, а я сидел, слушал, как стучат ее кроссовки, слушал как поет какая-то птаха и меня постепенно отпускало. Нет, за амазонок я переживал по-прежнему, но острая боль как-то ушла вглубь, и болело уже просто, как не пролеченный зуб, на который хозяин давно уже махнул рукой. Злая ирония судьбы – вчера еще делал внушение Алисе, что здесь все живые, независимо от того, один цикл им отмерено, или полная жизнь, а вот оказалось, что есть она, разница. Саша отбегалась, заметила меня подошла, поздоровалась, присела рядом.
– Привет, сегодня пораньше прийти решила? Чтобы с «директором» не пересекаться?
– Нет, просто проснулась, выглянула в окно – утро замечательное, нельзя такое утро проспать.
Вместе с Сашей прибежали еще две девочки из среднего отряда. Те, кого я во вторник обозвал фоновыми персонажами и на кого не обращал внимания. Ничего, скоро и я таким же буду. Вот, подумал об этом и, сразу же, опять заболело тогда, где-то в душе. Я аж скривился, к счастью – никто не заметил.

Продолжаю сказку. Ульянка две предыдущие ночи толком не спала, все у меня в спортзале костюмами да текстами занималась, поэтому сейчас прижалась к моему боку и спит.
«И как прочитал тот пионер свою записку, так и начал все вспоминать: день за днем, смену за сменой. И увидел он, что все смены одинаковые, как пуговицы на одной рубашке, и что остальные пионеры этого не замечают, и что делали в прошлую смену, то и в эту делают, о чем говорили, о том и говорят, а когда смена закончится, то почти все забывают, а что помнят, то как-будто сон видят. Он рассказать об этом сначала всем пытался, а ему никто не верил, потом только близким друзьям своим – самым лучшим, а те тоже – кто не верит, кто верит. А даже, когда кто и поверит, то на следующую смену все забывает. Другие то жители лагеря, они же почти как куклы были, хоть и очень похожие на настоящих людей, но куклы. Может они и рады были тому пионеру поверить, но им не позволялось, может они тоже хотели по своему поступать, но программа не давала. А так, жили по две недели, и начинали каждый раз заново, а считали, что живут нормальной жизнью. И всяко бывало, даже если утонет кто, или на дерево полезет и покалечится, то на следующую смену привозят его, как новенького, а он ничего и не помнит. А в том пионере, наверное, сломалось что-то, вот он и стал свободным. И решил, тот пионер, что это лагерь во всем виноват, и решил он из этого лагеря убежать, может к родителям, а может – еще куда. Он ведь не знал, что в подземном царстве ничего, кроме лагерей пионерских нет, и во всех лагерях жизнь одинаково проходит. Он то думал, что лагерь такой единственный...»

Как меня, после линейки в среду, начали всякими оргвопросами засыпать, я не то что к бабе Глаше, я на обед чуть не забыл сходить, и если бы не Алискино: «Ты с поварихой-то думаешь договариваться?», – так бы все и закончилось.
Баба Глаша наш послеобеденный разговор начала не с того доклада, черновик которого она мне подсунула. Бабу Глашу, оказывается, заинтересовали лагерные дела.
– Семен, что вы там такого устроили, что лагерь с самого утра на ушах стоит. Какой фольклорный фестиваль? Какой райцентр?
– Райцентр? Обыкновенный, куда 410 автобус ходит. А фестиваль… Глафира Денисовна, я, конечно, не золотая рыбка, но, хотите стать владычицей морскою?
В общем, за полчаса, я рассказал ей про идею праздника и, кажется, убедил, что без владычицы морской – матери морского царя, все будет выглядеть бледновато и скучно.
А потом пошла совсем другая тема…
– Вы доклад прочли?
– Точно так.
– Что вы поняли?
– Глафира Денисовна, а можно, для начала вопрос? – И, не дожидаясь разрешения. Двадцать пять лет, вы с огромным научным интересом наблюдали, как мы летим, как мошкара на костер, и в этом костре сгораем. Извели тринадцать журналов и сочинили целый доклад. Скажите, какие эксперименты мы должны поставить на вас, людях, чтобы этически уравнять себя с вами?
В общем, «слово за слово – мордой по столу». Поругались друг с другом знатно. Мне было глубоко наплевать в тот момент, что я, молодой здоровый парень, скандалю, с вообще-то слабой и усталой старухой.
Поскандалили, высказали друг-другу все, что думаем. Потом аргументы и эмоции у обоих закончились и мы сидели опустошенные, друг напротив друга. Наконец баба Глаша встала.
– Пойду кофе сварю. И не вздумайте сбежать.
После, уже за кофе, разговор продолжился.
– Семен, если бы вы, кроме доклада, полистали бы и журналы вы бы так не злились. Четыре самоубийства за эти годы. А сколько депрессий и срывов… Первый руководитель сектора наблюдения за вами, кстати, спился. Вы же ничем от нас не отличаетесь, а в чем то – превосходите. Красавцы, умницы, таланты, очень… чистые какие-то. Кстати, происхождение ваше, тоже вполне человеческое, хоть и не от мамы с папой, а… если вы меня поймете, то это в чем то сходно с картиной световых полос при дифракции. А уж когда активируетесь…
– Я предпочитаю – «просыпаетесь».
– Как угодно, пусть будет «просыпаетесь». Наш молодняк, через одного, просто влюблялся в вас. И вот такие ваши срывы раз за разом. А тот доклад, это просто вывод о нашем бессилии. И ничего вам не помогает, от гипноза, до электрошока, вот так. И вообще, как вы сами-то себя сейчас чувствуете?
– Ну как вам сказать. Девочек жалко. А сам я эту ночь выл и орал, а сейчас загрузился этим праздником, и, вроде как, легче стало, и не вспоминаю почти. Но вы же не зря со мной возню затеяли?..

У меня уже начала образовываться мозоль на языке, как я завтра буду царскую речь говорить я не знаю, но продолжаю сказку.
«Долго тот пионер способ убежать искал, наконец – придумал. Долго готовился к побегу, наконец – убежал. Ну правда, его и не ловили почти, так, для виду погнались и отстали. Ни у кого просто в программах не было записано того, что кто-то сможет убежать из лагеря, ну и другое кое-что еще было. Потому что тот пионер, как сбежал из лагеря, весь день шел, а вечером уснул. Только проснулся он опять в том автобусе, что их в лагерь привозит. Смотрит, а автобус на остановке стоит, только остановка эта не такая, как в его лагере, похожа, но не такая.» – Про способ побега я умалчиваю, а то еще начнут массово уплывать, а лодку через заграждение им не перетянуть и парус не соорудить. Вывози их потом с острова. Про Славяну тоже решил не рассказывать, рано им еще. И страшно. «Вышел тот пионер из автобуса – деваться то некуда, не в автобусе же жить и пошел в лагерь. А в лагере том что-то сломалось, поэтому и не жил в нем никто. Только один пионер оставался, за порядком присмотреть, да и того вожатая должна была на днях забрать и в другой лагерь отвезти. В общем, подружились эти пионеры, и наш пионер взял и все и рассказал этому новому, а новый взял и поверил. Он ведь уже сам начинал обо всем догадываться, потому что лагерь то его сломан был и так сильно не мог им управлять. И решили эти пионеры вместе убежать, потому что вдвоем веселее и помочь друг-другу можно. Пять раз они убегали, пять раз они в автобусе просыпались, а на шестой раз они разлучились. Наш пионер в новый лагерь попал, а что с тем, другим, стало, непонятно.»

А баба Глаша после моей той реплики, про возню, задумалась.
– Не знаю Семен. Вы же не думали всерьез, что я смогу вас за, не знаю сколько там мне осталось, научить всему, чему училась сама всю жизнь? Просто хотела как то помочь вам. Дело в том, что те из вас, кто начинали учиться чему-то, те держались дольше. Я так думаю, что дело в том, что ваш мозг, он постоянно взаимодействует с системой. А когда начинает функционировать самостоятельно, без костылей, то не выдерживает, срывается и откатывается назад.
В общем, рассказала она, что считает, что нужно мозг развивать. Хотя Виола, бывший главный биолог проекта с ней и не согласна. Вот так вот и получилось в тот день с бабой Глашей: полчаса на уговоры в празднике поучаствовать, полчаса на скандал, полчаса на кофепитие с извинениями и полчаса на беседу. Не скажу, что надежду она во мне зародила, но хоть какую-то программу действий мы обсудили. Все лучше, чем лежать в тоске и помирать.
А тогда, только вышел от поварихи, прибежала Лена с текстами и с эскизами костюмов. Пришлось разбираться. Хотел возмутиться – почему ко мне? Но вспомнил, что судьба мне – быть изолятором, между Леной с Алисой. Потом прибежала Ульяна, спросила разрешения после отбоя работать в спортзале – делать те же костюмы и декорации, хорошо хоть вникать не пришлось, попросил только себя и никого из помощников не загонять и не калечиться.
Так и пошло, утром и вечером – репетиции. Сухопутные отдельно, морские отдельно и Ульяна с Алисой, как посредники между нами и там, и там. Чувствую, что с той стороны нам тоже сюрпризы приготовили. Днем и после ужина – реквизит, костюмы, уточнение сценария, ну и мои беседы с бабой Глашей. Да формат бесед сменился, баба Глаша выключила режим злобного препода и превратилась в очень умную, даже наверное мудрую, пожилую женщину и вместо лекций были просто беседы.
– Баба Глаша, а этот мой двойник, что империю сколотил, он ведь долго уже существует. И ничего с ним не происходит.
– А это, Семен, еще одна загадка. Он ведь, как со мной один раз пообщался, так, с тех пор меня и избегает. Видимо, во всяком правиле есть исключения. По слухам – в незанятом узле еще один такой живет, но он тихо себя ведет и на люди не показывается.

«… и так мотался тот пионер от лагеря, к лагерю, а в последнем лагере обнаружил, что может сам других пионеров будить. Разбудил он двоих, и еще один пионер сам проснуться собирался, надо ему только помочь. Но вот беда, узнал он про себя, что через пять смен вся его жизнь закончится. Опять он уснет и будет как все, а вместе с ним уснут и все те, кого он разбудил. И встал пионер, остановился и не знает, что ему дальше то делать...»

Смотрю, пираты мои носом клюют. Пихаю легонечко Ульянку локтем – просыпайся.
– А? Я все проспала, Семен, расскажешь еще раз потом? Мне тоже интересно, что там было.
Ничего не отвечаю, да ответа сразу и не требуют.
– Так, на сегодня сказки кончились и началась действительность! Девочкам – к лодкам, мальчикам – костер потушить, чтоб ни уголька не осталось, пожара тут еще не хватало и тоже к лодкам. Потом – марш на веслах к пристани, реквизит спрятать в лодочном сарае, лодки привязать и все бегом по домикам. И не проболтайтесь мне до праздника! Кто проболтается, тот больше ни в чем участвовать не будет!
Все забегали, засуетились, зашуршали. А Гришка подходит ко мне и за штанину дергает
– Семен, а что дальше то было?
– А ничего не было. Стоит тот пионер и думает, как ему быть. Хочешь – дальше сам сочини.
Через четверть часа все разобрали весла, а я использую этот момент, чтобы еще раз прорепетировать подход к берегу.
Причаливаем, выгружаемся, привязываем лодки, помогаю октябрятам спрятать все украшения с лодок, весла, оружие в сарае и командую: «По домикам!» А когда уже идем с пристани, и мостки скрипят под ногами так, что не дают говорить, Алиса сжимает мне локоть и шепчет на ухо.
– Расскажешь эту сказку Ульянке – убью!
Я сплоховал с этой сказкой, надо было мне за языком следить, а то девки мои – умницы. Догадалась вот, догадалась и все поняла.
– Алиса, я виноват перед вами.
– Потом обсудим, после праздника. Все нормально, ни в чем ты не виноват.
На том и расстались. Сейчас иду к себе, а сердце колотится из-за завтрашнего дня так, как будто собрался в первый раз в жизни девочку на свидание пригласить. Так никогда и не решился, кстати. Дошел до спортзала, пока шел заметил – в столовой свет горит. Баба Глаша тоже не спит – волнуется. Интересно, есть ли у бабули коньяк в загашнике, или настойка какая? Стою на крыльце спортзала, смотрю на звезды, на их отражение в реке, на отражение Длинного в той же реке. Нет, спать! Не должно быть у Морского царя мешков под глазами!

Попытка написать что-то годное, первый блин комом все дела

Щелк.
- Первая запись пробная. Дата, - ломающимся голосом проговорил кто-то из динамика и сделал паузу, ожидая чего-то
- Двадцать седьмое июня тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года,- радостно вторил ему задорный детский голосок.
- Итак, меня зовут Семен и я не из твоего мира, -продолжил первый голос, на последней фразе послышался смешок, но оратора это не остановило, и он продолжил, - сейчас ты сидишь и улыбаешься мне, не веришь наверно, но я прошу тебя, даже не так, я умоляю тебя: найди меня там если вдруг я исчезну.
Щелк.
- Запись номер два, дата та же, - звонкий девичий голосок донесся из динамика, - меня зовут Ульяна, и я считаю, что ты такой тугодум Семка, но если так надо, то я найду тебя там.
Щелк.
…
Щелк.
…
Щелк.
…
Зимний город спал. Не спешили по тротуарам никуда пешеходы, не стояли в пробках автомобили. Не горел свет в окнах домов, а их стекла лишь отражали свет полной луны. А с неба мелкими крупинками падал снег, покрывая пустынные улицы. На крыше одного из домов, свесив ноги вниз, сидел парень лет двадцати пяти в пионерской форме, тень от света луны прятала его глаза от окружающих. Он был одет совсем не по погоде, может быть поэтому и дрожал всем телом. Руки его сжимали старенький магнитофон, который уже долгое время крутил одну и ту же пленку.
-…но если так надо, то я найду тебя.
- Я ждал, что ты найдешь меня, но не таким же способом, Уль! – крикнул он со злостью в пустоту.
Луна на мгновение осветила его лицо. Красные заплаканные глаза, наполненные болью и разочарованием, под которыми красовались огромные синяки. Он не следил за собой, о чем говорила густая щетина не было ни желания, ни смысла.
Она нашла его повесткой в суд, расследование ее смерти, вот что их столкнуло в этом мире. Это был обычный день, ничем не отличающийся от других, такой же серый, бессмысленный. Семен проснулся к обеду, ничего нового, старая привычка, которая никак не хотела никуда уходить. Пару шагов от кровати к компьютеру, и он вновь погружен в виртуальный мир, а почему собственно нет? Ни уж то кто-то думал, что пионерлагерь изменит его? Смех, да и только, единственное, что могло его изменить осталось там в образе бойкой жизнерадостной девчушки. Снова кольнуло слева. «А ведь зарекался же не вспоминать, сейчас опять в депресняк уйду». Стук в дверь.
-Кого там еще черт принес, - вполголоса поинтересовался Семен.
Постучали настойчивее.
- Открывайте, это полиция!
Тут то все и завертелось. Следствие, длившееся пару месяцев. Его обвинили в убийстве, той ради которой он был готов на все, ну тогда, когда еще не решил забыть об этом самом всем. Дело в том, что при ней был обнаружен только магнитофон с этой записью и все, больше никаких улик, а разве кому-то хочется возиться с глухарем, да и он сам так удачно подвернулся под руку доблестного правосудия. Но потом следствие сдвинулось с места и с него сняли все подозрения. Чудо. Удача улыбнулось ему, хотя скорее это было издевкой, ухмылкой старухи. Семен был вывернут наизнанку и раздавлен жизнью, она указала ему место, но он не хотел с эти мириться, именно поэтому он здесь на этой крыше. Хотя быть может это и есть план жизни? Быть может он сейчас плывет по течению?
Щелк.
- Первая запись… Магнитофон с терском разлетелся на куски от удара о землю.
- Ну теперь вроде как моя очередь,- как-то отстраненно сказал парень, поднялся на ноги, отряхнул с формы прилипший к ней снег и сделал шаг в пропасть. Говорят, перед смертью вся жизнь проносится перед глазами, но это говорят те, кто ни разу не умирал, можно ли им доверять? У Семена по крайней мере перед глазами ничего не пронеслось, если не считать бетонных стен и окон в которых отражалась полная луна. Взвизгнувшая девушка с ярко-рыжими волосами – последнее, что он увидел перед тем как погрузиться в вечный сон.