Фанфики(БЛ)

1 глава http://vn.reactor.cc/post/2732304
2 глава http://vn.reactor.cc/post/2740447
3 глава http://vn.reactor.cc/post/2744500
4 глава http://vn.reactor.cc/post/2752906
5 глава http://vn.reactor.cc/post/2755836
6 глава http://vn.reactor.cc/post/2765088
7 глава http://vn.reactor.cc/post/2771649
8 глава http://vn.reactor.cc/post/2783898
9 глава http://vn.reactor.cc/post/2790955
10 глава http://vn.reactor.cc/post/2799751
11 глава http://vn.reactor.cc/post/2807427

XII
Невостребованное откровение

– Ну как успехи? – Первое, что спросил Семен у Лены, столкнувшись с ней на выходе из столовой. – Много записалось.
– Не очень. – Лена коротко посмотрела на Семена и опять опустила глаза. – Но достаточно.
– Понятно всё. Когда репетиция?
– Через час.
– Ну, удачи вам тогда.
Делать Семену было решительно нечего, он без цели брел по лагерю, и решал куда ему податься. Запираться в медпункте с Виолой и Анатолием и размышлять о том, как поступить ему не хотелось. Все-таки чувствовалась разделявшая их дистанция. Тот, произошедший много лет назад, выстрел из Выключателя, сбросивший Семену память, не прошел бесследно. И дело даже не в потеряных воспоминаниях, а именно в установившейся дистанции.

Как ни странно, но у бабы Глаши, в обеих ее ипостасях, такой дистанции не чувствовалось: ни у бабы Глаши, ни у Глафиры Денисовны. Баба Глаша, хоть и осталась человеком по происхождению, безоговорочно считала себя частью здешнего мира. Эти же обитатели медпункта, как сейчас начал понимать Семен, всегда занимали позицию внешней силы. Доброжелательно-пристрастной, охраняющей мир бесконечного лета от внешних воздействий, но внешней. Даже, не смотря на то, что они оба были, как выразилась в письме баба Глаша, «детьми тумана», они оба сохраняли память и личности своих оригиналов-людей, и, даже сами себя, ощущали здесь инородными телами. И сексуальность Виолы, и олигофрения Анатолия были, в том числе, и способами сохранения дистанции с обитателями лагерей. «Не повезло», – мысленно посочувствовал Семен, – «хотеть вернуться и не мочь. А могли бы уплыть через теплообменник. Но что-то держит. Может обязательства, может что-то еще». «Так, я опять завис, вернемся к реальности.»

Медпункт отпадал.
Идти к себе в спортзал, значило мешаться Ульяне-большой, которая надолго застряла за работой. Еще и пожаловалась: «У бабы Глаши был Мозг, вот она все, что мне нужно и прописала только в самом общем виде и успокоилась, мол, дальнейшее – очевидно. А мне теперь приходится пробираться сквозь ее мысли и искать решение конкретно нашей задачи. Голова пухнет. Так что ты не мешай мне Сёмк. Ты тоже мозг, но в этих вещах я лучше тебя разбираюсь».
Здешних пионеров тоже не хотелось смущать. Все-таки присутствие малознакомого постороннего взрослого их сковывало. Может, только, кроме самых старших и самых мелких...
Семен еще побродил по территории, посмотрел на шестерых пионеров, играющих в футбол в одни ворота, подслушал, через открытое окно музыкального кружка, как артисты пытаются читать «Костер» разобрав его по ролям, и, уже решительно, отправился на пляж.
Славя. Славя почему-то стеснялась Семена. Никогда и никого в жизни не стеснялась, а тут такое неудобство. Лежала себе на пляже, попутно купание части младшего отряда (не было только Артема, он наступил на острый сучок и доктор запретила ему сегодня лезть в воду) контролировала – сегодня Славина очередь. А тут пришел Семен, поздоровался, разделся и улегся на песок в самой верхней части пляжа, там где на него падает тень от берез. И вроде-бы и не смотрит в Славину сторону даже, больше за октябрятами следит, или вообще глаза прикроет и дремлет, и расстояние-то до него метров двадцать, никак не меньше. А такое чувство, будто руки и ноги эластичной лентой связали и каждое движение неловким, некрасивым получается, и ощущение, как-будто тебе спину сверлят взглядом. Хочется сходить и окунуться, а почему-то неловко. Если неловко окунуться, то может подойти и побеседовать о чем-нибудь, но тоже – неловко.
Вот у октябрят, у тех никаких комплексов не наблюдалось. Половина с визгом скатывается по горке в воду, а несколько человек подошли к Семену, присели рядом с ним на корточки и о чем-то с ним беседуют. Славя даже заревновала чуть-чуть. С малышней она обходиться умела и малыши ее чужой не считали, но чтобы сами, по собственной инициативе, посвящали в какие-то свои дела… А тут, сидят на корточках, что-то по очереди Семену объясняют, тот тоже приподнялся, сел по турецки, взял прутик в руки и что-то говорит в ответ, рисуя прутиком на песке непонятные схемы. А октябрята его не перебивают, а внимательно слушают. Вдруг Вася – самый тихий что-то сказал такое, что Семен аж замер на полуслове и вдруг разулыбался – рот до ушей, хлопнул ладонью по песку, ответил Васе так, что вся компания тоже заулыбалась, и пожал каждому руку. Тут Славя еще вспомнила, как Семен в первый же день пошел на стадион и два часа потратил на то, чтобы поиграть с малышней в футбол. На полном серьезе поиграть, и те его приняли, что интересно.
Славя все-таки пересилила себя – сходила и окунулась. Пока шла к воде – оглянулась и перехватила взгляд Семена, чувствуя, что краснеет. Тот улыбнулся извиняющейся улыбкой и пожал плечами. Как сигнал послал, что-то вроде: «Не хотел тебя смущать». Пока плавала, до буйков и обратно, пока учила Оксану плавать на спине, пока выгоняла посиневшего Серегу из воды, о Семене не вспоминала, но едва-едва на сухой песок вышла, как сразу невольно бросила взгляд на то место, где был Семен и вздохнула с облегчением – тот уже успел уйти.
Славя глянула на часы.
– Девочки и мальчики, младший отряд! Купание закончено! Всем из воды, всем вытереться, всем переодеться! В мокрых трусах никто в домики не пойдет!
– У-у-у-у… – хором протянул младший отряд. – Что попало!
Но, как бы то ни было, режим есть режим и, чаще добрым словом, а пару раз и мягким понуканием, но октябрята были выгнаны из воды, вытерты, переодеты и одеты, и отправлены по домикам. До площади всем: и малышам, и Славе, – было по пути, поэтому шли не разбредаясь.
– Вась, чем ты так гостя обрадовал? – Почему то Славя волновалась, задавая этот вопрос.
– А он не гость, Славя. Он же здесь жил! Я только спросил его –почему он сразу не подошел и не поздоровался?
– А вы разве знакомы были?
Вася вздохнул и повторил еще раз, медленно и терпеливо, как умственно-отсталой.
– Конечно, Славя, я же сказал, что он здесь жил. Вы, большие, иногда не понимаете самых простых вещей.
– Подожди…
Они стояли на площади. Остальные октябрята уже разбежались по своим домикам. И только Сережа с Оксаной маялись поодаль, ожидая, когда помощница вожатой закончит разговор с соседом Сергея по домику.
– … как вы могли быть знакомы, если ему двадцать пять, а тебе десять? Его даже вожатая не помнит, хотя тоже отдыхала в этом лагере, когда пионеркой была.
– Забыла. – Вася пожал плечами. – Мы то, маленькие, почти ничего не помним, а большие всегда вообще все забывают. Ты тоже забыла.
Славя облегченно выдохнула. Кажется, это были детские фантазии.
– И что же я забыла?
– Да всё. Ты встречала его каждую смену, а когда он уплыл от нас ты плакала. А потом каждое воскресенье ходила к автобусу. А потом стал приезжать другой пионер, тоже Семен, но не этот. Этот как все – ничего не помнит.
Славя любила детей и любила общаться с детьми. Слушать их истории, узнавать от них их секреты… Дети любили ее и доверяли ей и она никогда не обманывала их доверия.
– Вот как? А этот Семен, значит, помнит?
– Да, этот помнит. И Ульяна его тоже помнит, но еще не все.
– Вы, большие, иногда перестаете забывать и много смен все помните. А потом опять забываете.
– А этот Семен, он тоже все забудет?
Васины друзья устали ждать, Васиным друзьям стало интересно, и Васины друзья подошли и присоединились к беседе.
– Семен ничего не забудет! – Воскликнула, услышавшая последний вопрос, Оксана. – Он в том своем лагере, где он сейчас физрук, должен был все забыть, но ничего не забыл! Значит уже не забудет.
Два октябренка, пионер (Васе было уже десять и оказался он в малышовом отряде по той же причине, по которой Ульяна оказалась в отряде старшем – средний отряд был переполнен) и помощница вожатой отошли к ближайшей скамье. Малыши, кажется, обрадовались, что у них появился слушатель и фантазировали наперебой.
– Оксана, а откуда ты знаешь что он должен был все забыть в том лагере?
– А мы, маленькие, иногда меняемся лагерями и новости рассказываем. Переходим из лагеря в лагерь. Вот Артем, тот как раз из того самого лагеря, а наш Артем, тот сейчас там.
– Вы, большие, тоже иногда меняетесь, но ничего не помните. – Опять влез Вася со своим «не помните», видимо это его очень огорчало.
– Вася, не мешай, дай я еще расскажу. Жалко, что этот Семен уплыл от нас, потому что Артем рассказывал какая у них там футбольная команда. И какой праздник Нептуна там устраивают.
Славя улыбнулась про себя, стараясь, чтоб малыши не заметили. Обижать их совсем не хотелось – малыши были очень славные. Вася тот уже начинал потихоньку превращаться в подростка, а Сереже с Оксаной – двойняшкам оставалось до той поры еще года два. Они стояли напротив Слави и на лицах у них горела жажда поделиться знанием. Ну да, в таком возрасте охотно веришь в собственные фантазии. Славя не выдержала прилива нежности и запустила ладони в волосы близнецов, прихватила пряди и чуть подергала, не больно и не обидно, а именно так, чтобы близнецы почувствовали ласку.
– Артем говорит, что Семен очень хороший. Но ты Славя тоже хорошая. – Призналась ей Оксана.
А Сережа, тот смутился и отдернул голову.
– Оксана, ты сказала, тот Артем и наш Артем. А почему никто не заметил разницы?
– Потому что в каждом лагере мы одинаковые, как близнецы.
– И что, в каждом лагере есть своя Оксана?
– И Оксана и Вася, и все есть. И даже вожатая.
Пропел горн, зовущий на ужин. Жалко было отпускать ребят, но режим важен для малышей. Славя сделала себе зарубку в памяти – еще поговорить на эту тему с ребятами. Может быть со всеми малышами разом. Уж больно фантазия была интересная, даже Славя ей увлеклась и захотела представить, что где-то сейчас есть другая Славя, которая тоже сидит на лавочке и беседует с малышами.
– Так, мальчики и девочка. Мы с вами еще обязательно побеседуем, а сейчас дуйте в умывальник, и на ужин! Пять минут еще у вас есть – успеете, а иначе без сладкого останетесь – друзья съедят.
Встала сама и тоже пошла, для начала в домик – повесить на веревку купальник.
Если бы Славя видела сквозь деревья, то сейчас бы она смогла увидеть, как на Ульянкиной тропе столкнулись Семен, идущий из библиотеки к спортзалу, и Артем, бегущий с футбольного поля к себе в домик. Как они стояли друг напротив друга, как потом одинаковыми движениями полезли себе за воротники, и как достали оттуда, висевшие у каждого на шее: Артем свисток на кожаном ремешке, а Семен двадцатикопеечную монету на витом черном капроновом шнурке. Как оба расплылись в улыбках, как подошли друг к другу и пожали друг другу руки.
– Вот ты где! Я рад тебя видеть!
– Ага!
– Ладно, беги ужинать, после еще поговорим.

1 глава http://vn.reactor.cc/post/2732304
2 глава http://vn.reactor.cc/post/2740447
3 глава http://vn.reactor.cc/post/2744500
4 глава http://vn.reactor.cc/post/2752906
5 глава http://vn.reactor.cc/post/2755836
6 глава http://vn.reactor.cc/post/2765088
7 глава http://vn.reactor.cc/post/2771649
8 глава http://vn.reactor.cc/post/2783898
9 глава http://vn.reactor.cc/post/2790955
10 глава http://vn.reactor.cc/post/2799751

XI
Здесь записывают в артисты?

Вторую ночь подряд Алисе плохо спалось. Правда, на этот раз, причина была не в ней… Ульянка. Ульянка поднималась несколько раз, выходила куда-то, и, при этом, невольно будила соседку. Пришлось Алисе шикнуть на нее, чтобы Ульянка, проворчав что-то недовольно-жалостливое, наконец угомонилась. А Алиска так и проворочалась до самого утра и, в результате, проспала линейку и едва-едва не проспала завтрак. Так что пришлось второпях одеваться, умываться и бегом бежать в столовую, пока все не съели. Поэтому Алиса оказалась не в курсе новостей, поэтому, выйдя из столовой, она несколько удивилась небольшой толпе у информационного стенда. «Что там такое? Новый распорядок дня? Без линеек, со свободными подъемом и отбоем, и без ограничения в купании?» Протолкалась к самому стенду: все приказы, распорядок дня, правила поведения, план лагеря, – всё оказалось скрыто под листами бумаги с каким-то, напечатанным на машинке текстом. «Ульяна-большая решила пионеров порадовать?»
На самой первой странице (левый верхний угол стенда) значилось: «Мику Хатсуне – Костер (пионерская сказка)», – и ниже – «Действующие лица».
Зря Женя напечатала этот самый список действующих лиц в алфавитном порядке. Потому что самым первым действующим лицом в списке значилось: Анфиса – ранимая бунтарка.
Идиоткой Алиса точно не была, а про эту свою характеристику прекрасно знала и характеристика эта ее раздражала. Тот же Семен ее однажды так и назвал. Тот цикл давно уже канул в Лету, а вот эти два слова засели в памяти у всех причастных.
«Вот значит как!» – подумала, поиграла желваками, посмотрела еще раз – кто автор, и решила, прежде чем предъявлять претензии, прочитать до конца.
То тут, то там раздавались смешки. Остальные пионеры тоже не были идиотами и прекрасно понимали – кто скрыт под именами Анфисы, Ларисы, Жанны, Маши… Тем более, что характеристики персонажам были даны очень хлесткие и меткие. Автор не пощадила и себя, представившись публике, как «Маша – позитивная болтушка», что несколько примирило Алису с «бунтаркой». Алиса, уже успокоившись, хмыкнула и приступила к собственно тексту.

Сцена первая.
На лесной поляне вокруг костра сидят пионеры и вожатая. Одно место в круге пустует. Анфиса задумчиво перебирает струны на гитаре…
Лариса. Оксана Сергеевна, Мы кого-то ждем? Почему вы всегда просите нас сесть так, чтобы одно место у костра осталось свободным?..

Кто-то подошел и встал за левым плечом. Семен – тоже заинтересовался.
– Степан, значит. Ну, пусть будет Степан. Доброе утро, Алиса.
– … – Алиса молча кивнула в ответ.
– А очень даже здорово написано. Все-таки Мику – гениальнейшая девочка. Вот и есть альтернатива спортивному празднику, осталось только «Оксану Сергеевну» уговорить.
А «гениальнейшая девочка» в это время сидела на Ульянкином месте, то есть, в ближайшем кусте и глупо улыбалась подслушанной похвале.
На последнем листе пьесы была приписка от руки: «Желающие принять участие в постановке – запись в библиотеке. Сегодня первая репетиция, завтра вечером – премьера.»
– Пойду с Женей пообщаюсь, – сказал Семен.
– Что? В артисты запишешься?
– Нет, Алиса, не в этом случае, не пионера же мне играть. Но чем смогу – помогу. Вот сейчас, для начала, вожатую уговорю на эту авантюру. А вот ты могла бы и записаться. – Улыбнулся. – На роль Оксаны Сергеевны, а?
Улыбнулся и ушел. Алиса скептически хмыкнула, проводив Семена взглядом. Постояла еще, дочитывая текст, и отправилась к себе. А Мику осторожно, так, чтобы никто не видел, выбралась из куста и помчалась в библиотеку. Не смотря на бессонную ночь спать ей не хотелось совершенно.

– Оля, я тут подумал. Скажи, только честно и откровенно. Насколько тебе дорог твой План мероприятий?
Ольга, сидевшая на ступеньках своего домика, подняла голову, отвлекшись от чтения, и искоса глянула на откинувшегося в шезлонге Семена. Впервые за всю беседу.
– Ты меня к какому решению подвести хочешь?
– К взвешенному и ответственному, Оль. Ты тоже у стенда сегодня была. Поняла, к чему я?
Так получилось, что у стенда, кроме работников столовой, не побывало только четверо: Виола с Анатолием и обе Ульяны. Виола и Анатолий засели в медпункте, пытаясь понять, что же им нужно делать; Ульяна-большая, выгнав Семена, чтобы не мешался, валялась в тренерской на стопке матов, обложившись тетрадями, в попытке разобраться в логике бабы Глаши; а Ульяна-маленькая, набив карманы конфетами, опять умчалась в старый лагерь.
– Ну, предположим. Только не предлагай мне от Плана отказаться.
– Не отказаться, но изменить! Дай пионерам возможность проявить себя, а? Оль?
– Тебе легко говорить. А ну как они провалятся с постановкой? Вы то уйдете, а детям – провал переживать. Заклюют ведь. В общем так: наберут они труппу до обеда – пусть считают, что мое разрешение у них в кармане; не наберут, значит не судьба. Будем тогда…
– Оля, ну, сыграем в волейбол тогда. Опыт есть.
Вожатая подумав секунду кивнула.
– Хорошо. Так и сделаем. Хочешь правду, Семен? Самой интересно посмотреть – что получится.

В библиотеке ждали «артистов». Мику бегала и тараторила что-то вроде: «Женечка, а если это никому не понравилось? Нет, почему никому? Семену же понравилось, правда-правда, я сама слышала! Но вдруг, кроме Семена больше никому и не понравилось? Что тогда? Значит я написала ерунду? Совсем ерунду, которая никому не нравится, а Семен только из жалости меня похвалил». Лена заламывала руки. Женя же только неслышно рычала в ответ, перепечатывая «Костер» в третий раз (Пять копий под копирку, всего получилось пятнадцать экземпляров. Один висел на стенде, по одному уйдет каждому будущему артисту, один в библиотеку и еще пара-тройка про запас). Стук машинки, журчание Мику, общее возбуждение у всех троих… Поэтому момент, когда открылась дверь и в библиотеку вошел Семен девочки не заметили.
– Здравствуйте, барышни.
Лена вздрогнула. Женя тоже вздрогнула, напечатала не ту букву (ь вместо б) и зарычала уже вслух: «Да что это такое? Чуть страницу псу под хвост не отправила! Счастье твое, что это исправить можно! Семен! Или говори – зачем приперся, или сразу уходи! А то сейчас выгоню!» Мику же, наоборот, странным образом успокоилась.
– Здравствуй, Сенечка. Ты записаться пришел? Но у нас для тебя нет роли. Если только вожатым. Но тогда придется Оксану Сергеевну из действующих лиц убирать, а она там нужна.
– Ни в коем случае, Мику. Никого не надо убирать. Я только пришел сказать, что у тебя все замечательно получилось. И вожатая пообещала вам помочь, если вы до обеда успеете набрать труппу.
Мику покраснела от удовольствия.
– Ну что ты, Сенечка, не я же одна работала. Вот, мне девочки помогли очень.
– Одна-одна. – Женя уже успокоилась и не рычала, а, как обычно, тихо поскрипывала. – Лена только характеристики действующим лицам придумала, а я вообще – на клавиши давила.
– Я, собственно, зачем пришел, девочки. Подарите мне один экземпляр, пожалуйста.
Собственно, просьба Семена ни у кого возражений не вызвала. Один экземпляр был собран по листочкам и торжественно вручен. Правда дальнейшее действие Семена девочек несколько озадачило. Попросив у Жени ручку, он вручную пронумеровал все страницы, что было понятно, а на последней странице, уже после текста, написал: «Узел №14», – и еще несколько цифр, которые очень походили на дату, если бы не год: две тысячи седьмой. «Вот так. Теперь не пропадет», – произнес, отвечая на немой вопрос в глазах Лены.
– Ладно, пойду я дальше, девочки. Будет помощь нужна – обращайтесь. И, это, будущих артистов не пугайте. А то сразу убегут, а вам до обеда труппу набрать надо.
Семен встал, покрутил головой, углядел в одном из шкафов несколько пустых канцелярских скоросшивателей, спросил у Жени: «Можно?» И, получив в ответ взмах рукой: «Можно-можно, только проваливай.» – взял один, вложил в него текст, и направился к выходу. Открыл дверь, сделал шаг на улицу, а уже с крыльца…
– Ну, встречайте самых смелых.
Пропустил в библиотеку Катю с Викой, прикрыл за ними дверь и ушел.
Будущие звезды больших и малых академических театров несколько секунд молчали, а потом Катя, пересилив, непонятно откуда взявшееся волнение, спросила: «Здравствуйте, а кто в артисты записывает?»

Семен, по дороге в спортзал, завернул еще раз к информационному стенду, посмотрел на спины читающих пионеров, кивнул сам-себе. «Ай да Мику!» Подумал еще, что это не записка: «… не просто так!» – Это текст по убойнее будет.
В тренерской Семен, уже привычно, залег на стопку матов, глянул, вывернув шею, на сидящую за столом Ульяну. Ульяна что-то писала в своей рабочей тетради, тут-же, на столе, лежала логарифмическая линейка, тут же лежали две раскрытые тетради бабы Глаши. Полюбовался выражением Ульяниного лица: одновременно и серьезно-упрямым, и, в то же время, хитровато-озорным, как-будто она только что придумала очередную свою шкоду и сейчас работает над ее воплощением в жизнь.
– Рыжик, как освободишься, свисти.
– Хорошо, Сёмк, а пока не мешай. Тут еще гора работы. Если хочешь помочь – принеси мне обед. Пожалуйста.

1 глава http://vn.reactor.cc/post/2732304
2 глава http://vn.reactor.cc/post/2740447
3 глава http://vn.reactor.cc/post/2744500
4 глава http://vn.reactor.cc/post/2752906
5 глава http://vn.reactor.cc/post/2755836
6 глава http://vn.reactor.cc/post/2765088
7 глава http://vn.reactor.cc/post/2771649
8 глава http://vn.reactor.cc/post/2783898
9 глава http://vn.reactor.cc/post/2790955

X
Трещины в мироздании

– Так, хорошо. А следующую куда? Нет-нет-нет. Смотри внимательней. Все же на картинках есть. Правильно. Ну, бери иглу и уже сама. Стой, вот так иглу надо держать.
А Ульяна боялась. На грани паники. Нужно было вводить иглы в Семена, а она боялась и каждый раз замирала, прежде чем коснуться иглой его кожи. Но понимал это только Семен – просто чувствовал, как дрожит игла, в момент касания. Поэтому, когда все закончилось, а спина его украсилась двумя рядами проволочных шипов, Семен осторожно повернул голову, поймал взгляд Ульяны и сказал ей одними губами: «Ты молодец, Рыжик».
Виола осторожно накрыла Семена простыней, перевернула песочные часы, и уселась, развернув стул спинкой к столу. Приглашающе кивнула Ульяне, садись-мол, хоть на вторую кушетку.
– Семен, тебя в сон не клонит? Нет? Это хорошо. Тогда можно и поговорить, если готов. Тебя, Ульяна, это тоже касается.

Мику умела работать очень быстро, поэтому когда Лена вернулась, принеся ужин, основная часть текста была уже написана, раскрытая тетрадка лежала на кровати, а Мику, сидела на крыльце, глядя куда-то в пространство.
Леночка занесла в домик судок с макаронами по флотски и термос с чаем, коснулась рукой тетрадки, но, без разрешения автора, читать не решилась, а, вместо этого, вышла наружу и присела рядом с соседкой. Мику слабо пошевелилась, давая понять, что заметила Лену.
– Я тебе ужин принесла, Мику. Ешь, пока не остыл.
– Спасибо, Леночка, я заметила. Я сейчас. Что-то вымотал меня этот четырехчасовой марафон. Никогда раньше столько не писала. А тут вдруг, как накатило. Я и остановиться не могла. Пока все не закончила.
Мику действительно вымоталась. Это было заметно даже по тому, что говорила она непривычно медленно и короткими фразами, как-будто с трудом подбирая слова, как-будто все слова были истрачены на написание текста и сейчас их запас еще не успел восстановиться.
Девушки одновременно поднялись. Чуть замешкавшись в дверях зашли в домик. Мику, постепенно приходя в себя, занялась ужином, а Лена, спросив разрешение, устроилась у себя на кровати со свеженаписанной пьесой.
– Ну и как, Леночка? Я писала, писала… Все что приходило в голову. Остановлюсь, перечитаю все что написала, что-то поправлю и дальше пишу. Как так можно? Говорят, что нужно сперва сюжет придумать, план написать, характеры прописать. А я ничего этого не сделала, потому что не умею. Я играть музыку и петь умею, а книги писать нет. А еще запятые не ставлю и не те буквы в словах пишу. Потому что папа научил меня хорошо говорить по русски, но не научил по русски хорошо писать. А если бы я по японски писала: и пьеса получилась бы совсем другая, и никто не смог бы ее прочесть. Ее по русски нужно было писать, чтобы получилось то, что я хочу. Вот я и писала по русски…
Мику ждала Лениной оценки и отчаянно волновалась. Впервые она написала что-то серьезнее школьного сочинения. Впервые она придумала что-то. Система и создатели наградили ее способностями к музыке, вокалу, танцам и все это воспринималось обитателями как должное и было для здешнего мира естественно. А тут, впервые Мику сделала что-то такое, что не было ей подарено извне, что-то, что вышло изнутри ее, ценой нервных клеток, ценой зверского голода, ценой головной боли и жуткой опустошенности. Что-то такое, что она довела до конца.
Впервые один из обитателей бесконечного лета придумал, создал, довел до конца и представил на суд других что-то действительно новое, чего не было раньше. И мир бесконечного лета еще чуть-чуть изменился.
– Мику. Если хочешь, я могу помочь с запятыми. Скажи. Ты ведь собираешься показать это Семену? Ты ведь о нем это написала?
– Да, Леночка. Сегодня Семен приходил за гитарой, а мы с Алисой после поговорили о гостях. Как они рассказали Алисе и нашей Ульяне сказку про пионеров, которые все время проживали одну и ту же смену по кругу, так что никто ничего не помнил, а один мальчик все вспомнил, но начал расти. Алиса пересказала ее мне, а еще рассказала про то – какой сон Ульяне приснился, и как Алиса сама представила себе, что она стоит на берегу а Семен уплывает на лодке. И вот я все это объединила. Просто так представила себе, что это все про нас и все это было на самом деле. Хочу ли я Семену это показать? Нет, в таком виде не хочу.
Мику катастрофически не с кем было посоветоваться. Ей был симпатичен Семен, но она не решалась подходить к нему с такой просьбой. Оставалась Лена, для моральной поддержки.
– Леночка, я хочу поставить это на сцене. И хочу, чтобы гости это увидели. Хочу, чтобы все увидели, но и гости тоже. Но я понимаю, что могу не успеть, что времени только до вечера субботы.
– Вот что, Мику. Пошли в библиотеку.
В библиотеке, кроме всего прочего, была пишущая машинка, к которой прилагалась Женя. Обе: заведующая библиотекой и руководитель художественного кружка, – всегда несколько пугали друг-друга, но деваться им было некуда, тем более, что текст был хорош.

Ульяна с Семеном шли из медпункта к себе короткой дорогой. Шли молча, только держались за руки. До отбоя оставалось каких-то полчаса, уже стемнело, и пара шла по тропинке, полагаясь больше на память, чем на зрение.
Оба прокручивали в головах разговор с Виолой и Толиком, который никому ничего толком не дал. Да, вроде как, все согласились, что мир меняется и трещит. Да, вроде как, все согласились с выводами бабы Глаши от том, что причины этому: обитатели выпадающие из циклов, и влияние извне. Да, но что делать с этим знанием? Применять Выключатель по пионерам? Мало того, что все были против, но проблема была еще и в том, что чем меньше в лагерях действовало проснувшихся пионеров, тем сильнее расшатывался мир лагерей от воздействия снаружи. Ульяна попросила рабочие тетради Глафиры Денисовны, в надежде разобраться.
– Бери. Если успеешь до вашего ухода. Все равно в цифрах лучше тебя никто не разберется. Есть еще Шурик из вашего узла, но он, сами понимаете…
– А что там случилось у Шурика? – Вступил в разговор Семен. – Или нам лучше не знать?
– Наверное лучше знать. Чтобы не навредить ему ненароком. Тем более, что тогда ты был в курсе. Все мы были в курсе. Ты же помнишь, что такое было самое начало девяностых? Резня и война на окраинах бывшего Союза. А у Шурика, у Шурика-оригинала, были жена и дочка. Яна. Были. А потом уже нет. Поэтому он и оставался здесь, поэтому он и полез в маяк. Он же не знал, что уцелеет, и Виола успеет отправить его в туман. Был Шурик-оригинал, а стал Шурик-подлинник, но какая разница? Даже на нашей аппаратуре было не отличить. Особенно если оригинал при этом, так или иначе, всегда погибает. Сразу, как в нашем с ним случае, или через пару месяцев, как в случае с Виолой.
Толик вздохнул.
– Надо что-то решать. Время у нас еще есть, но нельзя затягивать.
Уже в тренерской Семен сказал.
– Вот значит как. Никогда бы не подумал про Виолу.
– Ты о чем, Сём?
– Да сны мне снились одно время, как Виола в туман уходит. И баба Глаша намекала.
В тренерской Ульяна положила на стол стопку тетрадей, дотянулась до гитары и одним пальцем тренькнула по струнам. Глянула на Семена сразу завалившегося на постель.
– Ну ведь лучше тебе стало, не придуривайся, Сём. Я же видела, каким ты шел в медпункт вчера, каким ты шел туда сегодня и каким ты шел сейчас оттуда.
– Рыжик, у тебя легкая рука. Завтра еще сеанс, и буду лучше чем был.
– Ага, а знаешь, как я боялась.
Семен обвел глазами тренерскую, встал, подошел к канцелярскому шкафу, нагнулся, хмыкнул. Выпрямился.
– Замечательно. Замечательно быть здоровым.
Нагнулся еще раз и выкатил из под шкафа волейбольный мячик. Несколько раз стукнул им об пол.
– Вот и ответ на вопрос вожатой. Как вариант, а Рыжик? Свисток с собой?
– Скучаешь? Я тоже. Два дня не играли, а я уже скучаю.
– Я музыкантш наших в гости зазывал, но их, похоже, не будет. Мику и за ужином не было, её порцию Лена в домик унесла. А Алиса задумчивая какая-то ходит. – Семен поймал удивленный взгляд Ульяны. – Черт! Наших, местных, тутошних, тамошних, здешних… Я запутался с этими двойниками, Уля. Конечно здешних. Я к чему говорю – спать еще не охота. Может, пойдем погуляем?
Ульяна-большая отложила первую тетрадку из пяти, улыбнулась Семену.
– А пошли.
Столовая, площадь и Генда, аллея домиков, Алисин домик (свет горит, слышно как Алиса играет на гитаре, на крыльце одна пара обуви – Алисина).
– Зайдем, Сём?
– Может завтра, Уля? А то получится, что я разбираться пришел – почему на приглашение не откликнулась.
Гости постояли еще, подумали и пошли дальше. На перекрестке чуть не попали под Ульянку, бежавшую со стороны Старого лагеря.
– Привет, вы к клубам? Занесите бинокль кибернетикам, я обещала сегодня вернуть! Пожалуйста!
И умчалась к себе.
– Ну все, показала ты мелкой дорогу. Теперь, до конца смены, девочка будет занята, а вожатая будет скучать.
Прошли к клубам, Шурик как раз запирал двери, передали ему бинокль. Дошли до музыкального кружка, оттуда, по тропинке вышли к домику Лены (Свет не горит, обуви на крыльце нет). Прошли по аллее мимо домика Ольги, поздоровались с вожатой, собравшейся на вечерний обход. По тропинке вышли на концертную площадку, оттуда прошли к библиотеке.
Библиотека оказалась обитаема, в библиотеке горел свет и, в приоткрытое окно, был отчетливо слышен стук пишущей машинки и спорящие о чем-то голоса (серебряный колокольчик против скрипучей двери), иногда смех.
– Женя. И Мику. Какая странная компания.
– Хочешь зайти, Семка? Не надо.
– Да, лучше не надо. Я понимаю, что, с тех пор как я сбежал, у них своя жизнь. Хотя, на Шопенгауэра глянуть неплохо-бы было.
На занавеске мелькнула тень.
– И Лена здесь. Ладно, спать пора, пусть делают что хотят. Все что нам нужно знать мы узнаем завтра.

1 глава http://vn.reactor.cc/post/2732304
2 глава http://vn.reactor.cc/post/2740447
3 глава http://vn.reactor.cc/post/2744500
4 глава http://vn.reactor.cc/post/2752906
5 глава http://vn.reactor.cc/post/2755836
6 глава http://vn.reactor.cc/post/2765088
7 глава http://vn.reactor.cc/post/2771649
8 глава http://vn.reactor.cc/post/2783898

IX
Прогулка

Ольга Дмитриевна, взяв на раздаче поднос с обедом, не пошла к вожатскому столу, а присела напротив Слави.
– Приятного аппетита.
– Спасибо, Ольга Дмитриевна.
Некоторое время обедали молча. Обе: и вожатая, и ее помощница – отсутствием аппетита не страдали и предпочли сначала утолить первый голод, а потом уже говорить о делах. Когда суп из сайры был съеден, Ольга Дмитриевна наконец заговорила.
– Послезавтра по плану спортивный праздник. Есть какие-нибудь идеи?
– Нету пока, Ольга Дмитриевна. Но я что-нибудь придумаю. А если у вас из методичек списать? Или из «Костра»?
Вожатая поморщилась.
– Понимаешь. Хотелось, чтобы что-нибудь оригинальное было. Чтобы одновременно: и по плану, и не как у всех.
– А может у гостей помощи попросить, Ольга Дмитриевна? Они, говорят, оба: он – физрук, она – начальник спорткомплекса. Только мне неудобно будет, я уже Ульяну один раз просила о помощи.
– Физрук? Что же мне Виола тогда… Ладно, я сама спрошу.
Ольга оглянулась на вожатский стол, но гостей уже не было в столовой. Гости уже пообедали, и Семен вспомнил о своем обещании – показать Ульяне-большой свой родной лагерь глазами того, старого Семена.
– Уже ушел. Хорошо, Славя, у тебя есть чем еще заняться. Потом, если что – подключу.

Ульяна-большая и Семен подошли к калитке на Старый лагерь, чтобы, выйдя за территорию, свернуть к автобусной остановке. Мимо пробежала, крикнув на бегу: «Привет!» – Ульяна-маленькая. Причем, судя по оттопыренным карманам, Ракета обчистила половину продовольственного склада, а если к этому приплюсовать направление ее перемещения – девочка, похоже, всерьез собралась переселиться в Старый лагерь.
– Ульян, ночевать-то придешь? – Успел крикнуть вслед Семен.
– Я еще подумаю! – Отшутилась маленькая на бегу, перед тем как скрыться за деревьями.
Семен пожал плечами: «Ну, хотя-бы подумает».
С внешней стороны забора, от калитки на север, к остановке вела подзаросшая, но все еще хорошо заметная тропинка.
– А нам, Рыжик, туда. На остановке я всегда просыпался в этом мире, на остановке я себя осознал – с нее мы и начнем. Там меня всегда встречала улыбчивая синеглазая Славя: «Привет! Ты, наверное, только что приехал?»
Семен мотнул головой в сторону тропинки.

Ульяна-маленькая, забежав в старый корпус, выгрузила на стол в бывшем кабинете начальника лагеря содержимое своих карманов. (Конфеты-батончики «Волейбол» – пол пакета; яблоки средние зеленые – две штуки; ватрушки с творогом, оставшиеся в столовой от завтрака – две штуки, завернутые в «Пионерскую правду»; лимонад «Буратино» – одна бутылка, лимонад, правда, пришлось нести в руках, в карман он не поместился; расческа – одна штука.) Посмотрела на образовавшуюся кучку. Удивилась сама себе – как только донесла? И отправилась на верх. То есть на самый верх: поднялась на второй этаж; там, по вертикальной лестнице на чердак (люк был открыт, а Ульянка не смогла вспомнить – в каком состоянии его оставили и боялась, что он заперт); вылезла через слуховое окно на крышу. На крыше осторожно поднялась по скату, цепляясь левой рукой за обрамление слухового окна пока, наконец, не оказалась на самом коньке. Посидела на корточках, привыкая, медленно встала на ноги, огляделась, и сняла с шеи бинокль. За бинокль пришлось выдержать отдельный торг с кибернетиками. Помогли только обещания вернуть прибор сегодня вечером и, до конца смены, не приближаться к кибернетикам ближе, чем на двадцать метров.
Стоять на коньке крыши было трудно и даже Ульяне страшновато, но вид в бинокль того стоил. Река: от края, до края с ниткой моста. Лес, в противоположную от реки сторону: сперва светлая зелень листвы, дальше – отдельные острова темной хвои, еще дальше – острова сливаются в сплошной сосновый массив до самого горизонта. Поля, разрезанные пополам узкой лентой шоссе. Лагерь: Генда, как на ладони; Лена с книжкой на площади; пляж, вожатая и купающиеся октябрята; Мику, подметающая остановку – вожатая отправила, и гости, выходящие из леса на дорогу и свернувшие к остановке же – сейчас они с Мику друг-друга увидят. Ульяна перевела бинокль и еще раз посмотрела вдоль шоссе. Где-то там, на том конце дороги: райцентр, вокзал, поезд, дом и мама с папой. Попыталась вспомнить свою комнату и не смогла.

Мику, на свое несчастье, пробегала мимо столовой в тот момент, когда оттуда выходила вожатая.
– Хатсуне! Что у тебя сегодня по графику? Впрочем, не важно. Нужно подмести остановку, а Славе некогда. Сейчас получишь у нее на складе метлу и вперед.
И ушла, не слушая возражений.
И вот Мику пришлось вылезти из прохладного кружка и разминаться с метлой на солнцепеке автобусной остановки. Сперва честно подметала, потом, от скуки, представила себя ведьмой, потом попыталась вообразить танец ведьмы – в этом лагере не было Саши и здешняя Мику, чтобы заполнить вакуум, еще и танцевала. В общем, когда танец закончился, на остановке обнаружились двое зрителей – гости.
– Мику, нам очень понравилось. Это была самая веселая ведьма на свете.
– Здравствуй, Сене… Сем… Ну не могу я! Ульяночка, можно твоего мужа звать Сенечкой?
Мнением Семена девушки не интересовались. А Семен опять вздрогнул. Нет, в его лагере Мику тоже звала его Сенечкой, но там Семен к этому привык и не реагировал. А тут – как будто что-то простреливало в голове. Что-то, что он не успевал отследить.
– Ну что с тобой делать, Мику? Зови, если иначе не получается. А то я все Сёмкой и Сёмкой. И Занудой еще, иногда.
– Иногда? Я понял, спасибо, любимая. Два раза в час, это значит иногда.
И понеслась… Семен и Ульяна-большая откровенно наслаждались этой пикировкой. А Мику сначала испугалась оказаться причиной семейного скандала, а потом отставила метлу в сторону, отошла к остановке, присев там на деревянную скамейку (два вкопанных в землю обрезка бревна и доска между ними). И, так же как Персуновы только что любовались ее танцем, любовалась спектаклем. А то, что эта перепалка была именно спектаклем, не было никаких сомнений.
– Ребята, может… пьесу какую поставим, пока вы здесь? Хотя… вы же в субботу уйдете?
– В воскресение, Мику. Но, все равно, не успеем, а халтурить не хочется…
Семена, после дня Нептуна, уже ничего не пугало, а Мику очень обидно было ощущать свою бесполезность в лагере. Так и родился этот диалог.
– Мику, ты закончила здесь? А то мы помочь можем.
– Нет, ребята, спасибо. Я уже все.
Мику спрятала метлу за гипсового пионера, улыбнулась гостям и упорхала. А гости пошли дальше – мимо клубов на площадь.
– Вот такой вот она человечек – Мику. Во всех лагерях, где я побывал. Разница, конечно, чувствуется, но, все равно, никогда и нигде, ничего, кроме позитивной улыбки не вызывает. Хотя, пока не привыкнешь – общаться с ней, конечно, утомительно. Но это ты и сама знаешь.
Персуновы гуляли по лагерю до ужина, повторяя маршруты Семена, и проходя по памятным ему местам, и под Семеновы же комментарии.
– Понимаешь, Сёмка. Меня то ты знаешь, можно сказать, с пеленок. Я у себя и для тебя даже никакой загадки не оставила. А тебя я тоже хочу знать чем больше, тем лучше.
– С пеленок, говоришь? Почему ты тогда мне приснилась уже взрослая, даже чуть постарше, чем сейчас, в городе, которого нет? Когда тебе было «почти четырнадцать». И, до сих пор снишься? Так что, не беспокойся, есть в тебе загадки.
Уже перед дверями спортзала, гости столкнулись с вожатой.
– Здравствуйте, Ольга Дмитриевна.
Уставшая загорать и купаться Ольга Дмитриевна улыбнулась.
– Семен, Ульяна, давайте, пожалуйста, без отчества, и на ты.
Дождалась, когда между ней и гостями пройдут, возвращающиеся с пляжа, пионеры из среднего отряда и продолжила.
– Мне нужен ваш совет. В плане у меня стоит спортивный праздник, но не хочется обыденности, вдруг захотелось оригинального. Может вы мне что подскажете?
Гости переглянулись, одинаково пожали плечами и Ульяна ответила за обоих.
– Ольга Д… Оля, времени мало что-то всерьез менять, но мы подумаем, чем можно помочь.

А Мику, вернувшись в домик, достала из чемодана тетрадку, уселась за стол и наморщила лоб. Беда была в том: что рассчитывать можно было только на себя, обеих Ульян, Семена и Славю, да и то, Славя пошла бы исключительно из чувства долга, можно было бы уговорить Алису, но это пятьдесят на пятьдесят. Но, все равно, еще не сложившиеся в слова буквы рвались наружу и не давали ни о чем другом думать. Мику погрызла колпачок ручки, посмотрела в окно на лес, посмотрела на акварель над Лениной кроватью, и, с силой нажимая на стержень так, что едва не рвалась бумага, вывела на первой чистой странице: «Костер» – и, чуть ниже: «Действующие лица». Надо было поспешать – если Мику хотела поставить спектакль до того, как гости покинут лагерь, то надо было успеть написать текст до вечера.
Так ее и застала Лена, когда пришла положить книжку перед ужином: яростно строчащую в тетрадке, перечитывающую, вымарывающую не понравившиеся слова и предложения или даже вырывающую страницы целиком, тихо ругающуюся или тихо хвалящую саму себя, по поводу качества написанного. Подняла одну из вырванных страниц, почитала.
– Я принесу тебе ужин. Не отвлекайся.

1 глава http://vn.reactor.cc/post/2732304
2 глава http://vn.reactor.cc/post/2740447
3 глава http://vn.reactor.cc/post/2744500
4 глава http://vn.reactor.cc/post/2752906
5 глава http://vn.reactor.cc/post/2755836
6 глава http://vn.reactor.cc/post/2765088
7 глава http://vn.reactor.cc/post/2771649

VIII
Рутина и быт

Ульяна-большая думала, чем ей заняться после завтрака. Думала напомнить Сёмке про его обещание поводить ее по лагерю, но ее перехватила Славя.
– Здравствуйте. Вы не могли бы мне помочь?
Славю Ульяна-большая увидела вчера впервые в жизни и сейчас невольно сравнивала Славю и девочку, которая оказалась на ее месте, в лагере Ульяны: «Интересно, а ведь Сашка, действительно, на нее очень похожа. Только лицом серьезнее и выглядит сдержанней и строже, что-ли. Застенчивая – от Лены набралась, и командовать она не любит – ее вообще лагерь особо не занимает. Танцы-соло на сцене – ночью, когда никто не видит; повозиться с мелкими, которых она делит с Сёмкой; и тот же Сёмка, через два цикла на третий – вот ее интересы. А здешняя Славя – нет. Славя – хозяйка, ей лагерь как дом, а все пионеры – как младшие братья и сестры. Причем сильно младшие. Которыми нужно командовать и которых нужно опекать. А площадь-то она, сама и лично, подметает, просто потому, что в доме должен быть порядок…»
– Славя, давай на ты. Я тебя всего на два года старше. – И, почти повторяя слова Семена, сказанные им – тогда еще физруком-самозванцем, при появлении в лагере бабы Глаши. – И то, что в нашем лагере я начальник спорткомплекса не делает меня еще старше. Так что ты хотела?
– Хорошо – на ты. Я как раз и хотела, чтобы ты помогла мне в спорткомплексе порядок навести, раз уж вы все-равно там поселились. А четверых мальчиков из среднего отряда, для помощи и переноски тяжестей, я сейчас пришлю.
«…А еще она начальник по характеру, ей командовать нужно. Это не в упрек Славе, потому что хороший администратор – человек нужный. Но где-ж их взять-то, хороших, да еще и с признаками совести? Вот Славя такая подрастает, но все, с Семкиных времен, никак подрасти не может. А, когда подрастет, однажды случится так, что совесть у нее вступит в противоречие с долгом администратора. Так, кажется я начинаю зависать, как Семен. Заразилась. О чем я думаю, вообще, мне же девятнадцать лет, а настоящих воспоминаний и того меньше? Или память с предыдущей активной фазы? Или, как Сёмка говорил, есть еще и чужая память? Других двойников? Оригинала? И вот она просыпается? Бедный, как он с этим живет?»
– Присылай, буду ждать.
Вот так и прошел целый час в привычных уже делах начальника спорткомплекса: в перетаскивании лишних матов в кладовую, в установке на свои места брусьев и перекладины, в подвешивании к потолку колец и каната, в мытье пола и вытирании пыли, и прочая, и прочая, и прочая… Когда, кажется, все было сделано Ульяна отпустила «добровольцев» и пошла в тренерскую разбираться с вещами. Повесить сушиться полотенца, плавки и купальник, разобрать рюкзак, чтобы через три дня сложить его по новой. Когда разбирала – из кармана в клапане выпал Выключатель. Ульяна вздрогнула и, брезгливо поморщившись, засунула его обратно, даже знать о существовании таких приборов было неприятно, не то что брать в руки. А Семён ничего: терпит и таскает с собой. Говорит: «Век бы его не видеть, но оставлять без присмотра боюсь. Вдруг найдет кто». Почему бы не отплыть на лодке подальше и не утопить прибор?
Сёмки все ещё не было, а до обеда оставалась уйма времени. Ульяна достала из своей сумки рабочую тетрадь, ручку, план лагеря и окрестностей, логарифмическую линейку. Надела стеклянный бегунок на древний артефакт, действительно древний – сорок шестого года выпуска: пожелтевший целлулоид; свойства металлов и древесины и физические константы, отпечатанные на обратной стороне линейки; надпись выцарапанная под движком: «Андрейко. Г. Д.»; уже ставшая хрупкой от времени методичка – руководство по использованию, отпечатанная в виде небольшой брошюрки. Вспомнила слова бабы Глаши, сказанные ей при вручении линейки: «Калькулятор – хорошо, но доверять здешним калькуляторам не советую. А вот это – не подведет.» И устроилась за столом, чтобы рассчитать точные место и время обратного перехода. На столе лежал журнал мод. «Советская модница», – не то, чтобы у Ульяны очень болела об этом голова, но она все же была девочка и, отложив в сторону тетрадь, потянулась к журналу. «Спасибо Сёмка, полистаю». Журнал раскрылся, конечно же, на тех страницах, между которыми Семён положил конверт с письмом. Да, тот самый конверт с письмом бабы Глаши.
Очень давно Ульяна, не задумываясь схватилась бы за письмо просто так – от любопытства. А сейчас – повертела конверт в руках, потом, пересилив себя, отложила его в сторону и взялась за расчеты. «Сёмка придет – спрошу. Баба Глаша не чужой мне человек.» Так и провозилась до полудня, когда пришел Семен.
Было слышно, как хлопнула входная дверь, как Семен не торопясь идет через зал, как он останавливается около гимнастического коня и шлепает ладонью по его дерматиновой спине. Наконец зашел, разулся, прошлепал босыми ногами по свежевымытому полу, аккуратно прислонил гитару к стене и, с видимым облегчением, лег на стопку матов. Поймал обеспокоенный взгляд Ульяны, виновато улыбнулся.
– Прости, Рыжик. Виола обещала, что после второго сеанса легче будет. Так что готовься – на тебя вся надежда.
– К Мику ходил?
– К ней, к болтушке нашей японской. Инструмент попросил, а заодно попытался напомнить ей и Алисе наши выкрутасы на сцене. Не знаю, что получилось. Может и вспомнят потом. Попозже.
– А я порядок в спортзале навела, по Славиной просьбе. Так что можно считать участие в жизни лагеря мы приняли.
Ульяна вздохнула, отложила в сторону тетрадь – по расчетам выходило, что если отправляться в обратный путь послезавтра, то выходить нужно после обеда и даже ближе к ужину. Точка перехода еще требовала уточнения, но, похоже, что приходилась на Семенову, то есть на их с Семеном поляну. «Ну хоть топать не далеко. Лишь бы сестренка не начала следить.» – Подумала. А потом взяла в руки конверт.
– Сёмк?
– Да, Уля?
– Ты письмо прочел?
– Прочел, но, если честно, то ничего не понял. Написано много и со смыслом, но уже устарело на двадцать лет. Может быть моему оригиналу это и было бы интересно… Или тому, кем был я, перед тем, как уехать из поселка. А сейчас. Ну узнал я, что баба Глаша – оригинал; наш Шурик, Толик и Виола – подлинники; я – дубликат; ты, скорее всего, копия; а Ольга или Сыроежкин и половина мелочи – миксы. Так! Я зря сейчас про копию сказал, Рыжик?
Ульяна внимательно посмотрела на мужа. Улыбнулась.
– Конечно зря, Сёмк. Теперь тебе придется мне объяснять – кто это такие и чем мы все друг от друга отличаемся. Это и мой мир, и я тоже хочу знать о нем всё. Но ты о письме говорил.
А Семен, сбившись с мысли, молчал еще несколько минут.
– В общем, главная мысль в письме та, что наш мир, в котором мы живем нестабилен. Рано или поздно, все здесь может начать сыпаться и, в конце концов, рухнет. Уже признаки есть. Помнишь совершенно осеннее дерево по дороге попалось? А ведь сейчас июнь. И причина нестабильности, вроде как, в здешних обитателях. А что делать баба Глаша не знает и уже не узнает, и оставляет решение нам троим, ну, а теперь, получается – четверым, с тобой вместе.
Семен вздохнул и, с тоской в голосе, продолжил.
– Может ты, Рыжик мой, что подскажешь. Так что – читай, а вечером нам нужно будет что-то промямлить. Потому что – когда еще все встретимся. Я бы...
Прозвучал сигнал горна, перебив Семена. Тот, несколько театрально кряхтя, поднялся, приняв протянутую руку Ульяны.
– Пойдем, продегустируем здешнее меню.

Ульяна-маленькая возвращалась из Старого лагеря. Не смотря на темперамент и детскую еще нетерпеливость, девочка умела и строить планы и выполнять их. Вот и сейчас, проведя полдня в Старом лагере и избавившись от украденной ватрушки, яблока и половины кулька конфет она шла домой и улыбалась, довольная собой.
Старый лагерь был обследован весь: от чердака, и даже от конька крыши и до бомбоубежища. Ульянка пошла бы и дальше, но не смогла открыть вторую дверь, просто не хватило сил. Но и так: на первом и втором этажах были найдены пригодные для обитания комнаты, с целыми окнами и без потеков на потолке и стенах, с матрацами свернутыми в рулон, одеялами, подушками и комплектами белья, с печью-буржуйкой в одной из комнат; в бомбоубежище обнаружен целый ящик с сигнальными ракетами, несколько картонных коробок с консервами и запаянными в полиэтилен сухарям, несколько противогазов и костюмов химзащиты.
Вырванные из Алисиной тетради с песнями несколько чистых страниц, сейчас все исчирканные записями, схемами и рисунками лежали в кармане, еще несколько страниц было оставлено в Старом лагере. А еще нужно было осмыслить все это найденное богатство.
Спрятав в домике за шкаф остатки конфет и положив под матрас свои записи, Ульяна побежала в столовую. Перспективы на вторую половину смены были увлекательнейшие. Настолько, что даже мысли – в очередной раз напугать Лену не возникло и девочка-ракета проскочила мимо Лены не останавливаясь.

Лена проводила взглядом пробежавшую мимо Ульянку, закрыла книжку, заложив страницу кленовым листом, поднялась с лавочки и пошла к себе.
Не стоило тащить книгу в столовую – Женя бы не перенесла следы от рассольника на переплете. И тогда – до свидания источник хороших книг.
По дороге поздоровалась с Ольгой Дмитриевной, кивнула гостям. Гости шли держась за руки и им пришлось замедлить шаг и потесниться, чтобы разойтись с Леной. А Лена, пока расходились, невольно подслушав фразу Ульяны-большой: «Сёмк, а кто тогда такие дубликаты?» Что такое дубликат Лена более или менее представляла, но вот местоимение «кто», примененное к дубликату ее озадачило. Самое интересное, Лена чувствовала, что она знает ответ на этот вопрос. Точнее, когда-то знала, но успешно забыла. Так, как забывают ненужные в повседневной жизни: алгоритм нахождения корней квадратного уравнения или доказательство теоремы Пифагора, или неправильные английские глаголы – почти сразу после сдачи экзаменов.
– Здравствуй, Леночка. Ты на обед сейчас или у тебя какие-то еще дела? Если на обед, то пойдем вместе?
«Микс, – мелькнуло в голове у Лены, – первый удачный микс. Стоп! О чем это я?» Потом, как не пыталась, так и не смогла вспомнить – каким словом она назвала Мику.
– Да, то есть нет, Мику. Нет никаких дел, зашла только книжку положить.
По дороге увернулись от трех октябрят, несшихся, не разбирая дороги, к умывальникам. «Хорошо, что маленькие, а то затоптали бы». – подумала Лена. Мику рассказывала о визите Семена, о том, что он попросил гитару, о том, что он играет, конечно, средне, но терпеть можно, потом Мику перескочила на больную, для нее, тему, что пионеры вообще никак и ни на чем не играют и не хотят учиться. Потом опять на Семена, что он…
– Мику, – мягко позвала Лена. И, дождавшись молчания подруги, продолжила – У меня такое впечатление, что Семен, как минимум, понравился всем девочкам в лагере. Начиная от Оксаны, – Лена оглянулась вслед пробежавшим октябрятам. – И заканчивая Ольгой Дмитриевной. И мы с тобой тоже в этом списке.
Мику рассмеялась негромким, но мелодичным колокольчиком.
– Жаль, что он так влюблен в свою рыжую. Все время ищет ее глазами. Не знаю, как у тебя, Леночка, а и у меня, и у Алисы, и у нашей Ульянки такое чувство, будто все мы его давно знаем, причем с хорошей стороны. – Потом вспомнила и добавила. – Знаешь, он, пока был у меня в кружке, все время посматривал на то место, где должна висеть пятая портьера, которой не хватает. Мне было так неудобно, будто это я виновата, что их только четыре.

Ольга Дмитриевна стояла на крыльце столовой. Кивнула Виоле с подопечным Толиком, улыбнулась гостям – Семену и Ульяне-большой.
– Ульяна, спасибо за помощь в спортзале.
– Радастартьсятоварщвожатая! – Вытянувшись во фрунт схохмила Ульяна. Потом, продолжая улыбаться, но уже нормальным голосом добавила. – Только ваши мальчики всю работу сделали, я только показывала: что и куда. Особенно, – Ульяна оглядела толпу у крыльца, увидела кого хотела, кивнула. – Особенно Артем. Отметьте его как-нибудь, пожалуйста. А то я только спасибо сказать могу.
Ольга Дмитриевна согласно кивнула, сделав зарубку в памяти. Дождалась, когда последний пионер зайдет в столовую и пошла к раздаче сама. Долг вожатой обязывал убедиться, что все население лагеря накормлено и уже потом обедать самой. Пятый день смены без происшествий был прожит до середины.

1 глава http://vn.reactor.cc/post/2732304
2 глава http://vn.reactor.cc/post/2740447
3 глава http://vn.reactor.cc/post/2744500
4 глава http://vn.reactor.cc/post/2752906
5 глава http://vn.reactor.cc/post/2755836
6 глава http://vn.reactor.cc/post/2765088

VII
Последнее письмо


Ольга Дмитриевна собиралась будить гостей. Она не стала посылать Славю, рассудив, что той, возможно, будет неловко отправлять на линейку взрослых людей, которые к лагерю не имеют никакого отношения. Ольга и сама не очень-то понимала – зачем это нужно, но порядок есть порядок – все обитатели лагеря, исключая занятый персонал кухни, должны утром присутствовать на линейке. Понятно, что всегда находились прогульщики, те же обитатели двадцать третьего домика, например, но это являлось нарушением дисциплины и каралось, хотя бы в теории.
Вожатая только что вернулась от умывальников, и сейчас переодевалась из спортивного костюма в форму. Не смотря на запрограммированную привычку следовать нормам, уставам и правилам распорядка Ольга этими правилами тяготилась, и находила отдушину в мелкой бытовой лени и раздолбайстве. Потому и спортивный костюм, и повседневная форма, и ночная рубашка вместо того, чтобы висеть в шкафу лежали сейчас рядком на свободной кровати.
Ольга потянулась к одежде и вздохнула – скоро свобода закончится, скоро появится опаздывающий пионер, а селить его негде, кроме как у себя. А это значит – прощай свобода, пусть и столь ничтожная, как возможность просто бросить вечером форму где удобно, а не прятать ее в шкаф. Не так уж и много свободы у вожатой, чтобы без сожаления расставаться пусть и с таким незначительным ее кусочком. Вожатая поправила галстук, надела панамку, еще раз оглядела себя в зеркало, вышла из домика и направилась к спорткомплексу.
По счастью будить никого не пришлось. И Семен, и Ульяна-большая (вот прижилось же в лагере, в первые же часы пребывания гостей: Ульяна-большая и Ульяна-маленькая) стояли на крыльце и, судя по всему, только что пришли с пляжа.
– Доброе утро, Ольга Дмитриевна. – Семен коротко улыбнулся странно знакомой улыбкой.
– Доброе утро, Семен. Я пришла предупредить вас, что ровно в восемь линейка – явка обязательна.
– Все понятно, придем. И, спасибо, что приютили.
– Пустяки, два человека за три дня не смогут объесть пионерский лагерь. Но вот еще что: вы, Семен, раз вы болеете, то болейте, но я бы хотела, чтобы вы, Ульяна приняли участие в жизни лагеря. В общем, жду вас обоих на линейке через полчаса.
И, не дожидаясь ответа, ушла на площадь.
– Прямо как наша. Найдите десять отличий. – Ульяна пожала плечами, глядя на удаляющуюся вожатую.
– Ну что, умываемся и вперед – на танки? А вожатая, вожатая нигде не меняется. Зато ты изменилась. Заметила? Ты не стала возмущаться, ругаться или как-то пытаться избежать «участия», а отнеслась к этому с философским спокойствием.
– Сёмк. Я уверена, что вожатая и сама не знает – какое именно участие я должна принять. Что это за нее программа сейчас говорила. Так что я могу голубую ленточку на ногу Генде повязать и назвать это «участием», и прокатит.
– Вот-вот, я именно об этом, Рыжик. Ну, давай умываться и пойдем уже.

Двадцать минут спустя Семен и Ульяна-большая были представлены лагерю. К счастью, про «экологов» никто не вспомнил, а то Семен уже мысленно чертыхался и ругал фантазию Виолы, представляя, как он мямлит что-то собирающейся, вроде-бы, стать экологом Славе. Правда был еще и запасной вариант – просто сказать Славе, что никакого «завтра» у ней нет и не будет, а есть только вечные две недели, и если она не начнет меняться внутри себя, то так в этих четырнадцати днях и останется запертой. Но вожатая просто сказала, что, из-за проблем со здоровьем у Семена, они останутся здесь до воскресенья, в качестве гостей лагеря.

Из письма Глафиры Денисовны Андрейко.
«Здравствуй Виола; здравствуй Толя; Семен, я надеюсь, что ты это прочтешь, поэтому здравствуй и ты. Очень плохо, что я не могу рассказать вам всего лично, но поездку к Шлюзу я уже точно не выдержу, а рассказать это одному лишь Семену я не могу. Прости Семен, ты просто не поймешь о чем речь, и когда будешь пересказывать обязательно ошибешься и исказишь смысл. Сам виноват – меньше надо было играть в педагога и воспитателя, а больше посещать занятия.
Друзья мои и коллеги, я, наверное, огорошу вас сейчас своими словами, но постарайтесь дочитать письмо до конца. Дело в том, что вы: Виола и Анатолий должны… (тщательно зачеркнуто несколько строк, текст не читается). Если вы не считаете это письмо бредом сумасшедшей старухи, то можете просто поверить и сделать так, как я прошу. А можете читать дальше и попытаться разобраться в моих аргументах – мои дневники вам в помощь. А можете ничего не делать и не читать, я уже этого не узнаю, но плохо вам будет в любом случае. Прежде всего это касается вас двоих. Я, к сожалению или к счастью, уже точно не доживу до последствий вашего решения, а применить к себе предлагаемое вам не могу – по известным вам причинам Выключатель на меня не действует. Да, дорогие мои, вам нужно пройти через Выключатель: код один-четыре-шесть-семь, или вторая и третья кнопки, как вам удобно. Вот так, взяла и написала, что вам нужно стереть память и сбросить наработанную личность, практически убить себя, и второй раз вычеркивать не буду. Тебя, Семен, это не касается, ты это сделал еще тогда. Ума не приложу, догадался ли ты тогда, что пройти через Выключатель необходимо, но ты прошел. Александр, конечно, тоже сделал это, но его мотивы мне как раз понятны…»

Зазвучал горн – сигнал к завтраку. Семен отложил письмо и поднял глаза на Анатолия. Подумал: «Узнаю бабу Глашу. Предложить человеку выбор и предупредить, что в любом случае ты будешь страдать, это вполне в ее стиле».
– Я возьму это письмо?
– Бери конечно. Для того и позвали тебя, чтобы ты прочитал, а потом сказал нам свое мнение.
– Мнение… Я же не знаю почти ничего. Так, отдельные моменты помню, в промежутке от отправления последнего транспорта с эвакуируемыми и до разъезда по лагерям. Могу только сказать, что сумасшедшей баба Глаша точно не была. А что там за мотивы у Шурика? Или, мне лучше не знать?
– Наверное, лучше знать. Чтобы не навредить ему ненароком. Тем более, что тогда ты был в курсе. Все были в курсе. Ты помнишь, что такое было самое начало девяностых? Резня и война на окраинах бывшего Союза. А у Шурика, у Шурика-оригинала, были жена и дочка. Яна. Были. А потом уже нет. Поэтому он и оставался здесь, поэтому он и полез в маяк. Он же не знал, что уцелеет, и Виола успеет отправить его в туман. Был Шурик-оригинал, а стал Шурик-подлинник, но какая разница? Даже на нашей аппаратуре было не отличить. Особенно если оригинал при этом, так или иначе, всегда погибает. Сразу, как в нашем с ним случае, или через пару месяцев, как в случае с Виолой. Ладно, пошли завтракать. Дурачок Толик не может пропустить прием пищи. – И Толик уже другим голосом закричал. – Запеканка! Ы-ы-ы!
Семен аккуратно спрятал письмо в конверт, конверт спрятал в журнал – тот самый – «Советская модница» и, через спортзал, отправился в столовую. Пока шел – раскланивался направо и налево – вот и плюс от посещения линейки. Потому что в первый день очень хотелось с каждым встречным поздороваться, а фактически выходило что этот встречный – совсем не знакомый пионер. Не напоминать же, что уже познакомился с ними много-много циклов тому назад – не поймут.
Алиса кивнула прошедшему мимо Семену. «Интересно, а модный журнал ему зачем? Ульяне-большой отдаст почитать? Не сам же… Гипнотизер чертов!» На самом деле Алиса так не считала, но как иначе, чем гипнозом, было объяснить продолжающееся с прошедшей ночи буйство воображения? В планах у Алисы было: все-таки прогнать ночную песню, может быть дать оценить ее Мику и как-то заставить Семена поиграть на гитаре – почему-то Алисе это казалось важным. Но все время в голове всплывали картины и образы как-то связанные со вчерашней репликой Семена про пристань, лодку и двадцать гребков в минуту. Вставшая перед глазами, придуманная тогда, сцена на пристани обрастала деталями: тут была и всхлипывающая Славя; и подпрыгивающая на месте, от избытка азарта, Ульянка; и вожатая, наконец решившаяся и скомандовавшая: «Сыроежкин, бей стекло в сарае и доставай весла! Феоктистова – отвязывай лодку! Феоктистова, Двачевская, Сыроежкин – со мной в лодку!» А еще, почему-то представлялся импровизированный концерт и сорванная этим концертом дискотека, и они вдвоем, нет втроем – еще Мику, на сцене.
– Гипнотизер чертов! – Вырвалось.
Подошла Ульяна-маленькая. Глянула вслед Семену, посмотрела на Алису, опять глянула вслед Семену.
– Уж не влюбилась ли ты в самом деле? – Выдала.
– Нет. – Алиса даже прикрыла глаза, прислушиваясь к себе. – Точно, нет. Это наверное гипноз. Точно, с тех пор, как нам сказку вчера вечером рассказали всякая ерунда в голову лезет.
– Тебе тоже? И тоже про Семена? Тогда точно – гипноз. А может они нам что-то в печенье подмешали? – Ульяна смотрела на Алису круглыми глазами. – Нет, они же и сами его ели. А давай пока последим за ними…
На том порешили, успокоились, и отправились завтракать.
Но проследить за гостями лагеря не получилось – у каждой обнаружились свои дела: Ульяна, стащив ватрушку, на этот раз у Сыроежкина, куда-то умчалась, а Алиса отправилась в музыкальный кружок – помучить все-таки гитару и показать приснившуюся песню Мику.
Мику за завтраком постоянно поглядывала на гостей: девушка, похожая на местную Ульяну, как старшая сестра, и высокий, мрачный, одновременно незнакомый и знакомый парень, которого почему-то хотелось называть не Семеном, а Сенечкой. (Нет, это была не та Мику, что однажды купалась с Семеном на дальнем берегу острова. Да и от той Мику не осталось практически ничего – неуничтожимое ядро личности и оболочка. Но не могла та их встреча с Семеном, тот выплеск чувств, пройти бесследно: как всем Алисам снилась одна и та же песня, так и уменьшительно-ласкательное «Сенечка» расползлось по всем узлам сети.) Поэтому, когда двумя часами позже, в дверях музыкального кружка, предварительно постучав, нарисовался Семен, Мику расплылась в улыбке и совершенно автоматически воскликнула: «Заходи, Сенечка! Конечно же можно!». И совершенно не поняла – почему вдруг Семен вздрогнул и озадаченно на нее уставился. Впрочем, это продолжалось какие-то полсекунды и Мику об этом моменте успешно забыла, обрушив на Семена одну длинную-длинную фразу, о том, что она слышала, что Семен разрешил обращаться к нему на ты, поэтому она сразу к нему на ты и обратилась. Что она сидит в музыкальном кружке все время одна, потому что пионеры не хотят заниматься музыкой. Что жаль, что Семен не пионер, потому что он бы обязательно в кружок записался. Что она – Мику японка только по маме, а папа у нее русский инженер. Что… что… что… А Семен только слушал, кивал и улыбался чему то своему.
Наконец у Мику кончился запас воздуха в легких и это позволило Семену вклиниться в монолог.
– Здравствуй Мику. А я гитару попросить зашел. В долг до воскресения.
И тем самым дал повод Мику продолжить монолог еще на несколько минут. Мику очень приятно, что Семен все-таки играет. А может быть Семен еще зайдет к ней в кружок? Потому что она – Мику всегда рада, когда приходят новые люди. Что сейчас что-нибудь подходящее она найдет.
Все это сопровождалось быстрыми, какими-то летящими, перемещениями по кружку, которые, при всей своей хаотичности, имели цель и завершились возле трех, одинаковых с виду, инструментов. Мику, поводив пальцем над прислоненными к стене гитарами, остановилась на крайней левой, взяла ее в руки, провела пальцами по струнам, удовлетворенно кивнула и вручила Семену.
– Это лучшее, что здесь есть. Не считая моей и Алисиной. Но пионеры даже гитарой не интересуются.
Жаль, что Алиса уже успела уйти, потому что она бы сразу взяла Семена в оборот, напомнив про ночное обещание обязательно сыграть. А Мику просто стояла и смотрела, как Семен присел на табуретку, как взял несколько аккордов (тут Мику просто впилась в Семена глазами), послушав как звучит инструмент.
И тут Семен перехватил взгляд Мику.
– Ну не могу же я уйти просто так. – Улыбнулся, и вдруг посерьезнев, как-то даже чуть косноязычно продолжил. – Ты же знаешь, что я отдыхал здесь раньше. Вот столько времени здесь не был, а сейчас пришел и почему-то грустно. Наверное потому что вырос. Правильно говорят про то, что нельзя дважды войти в одну реку. Поэтому песня тоже будет не веселая. Мелодию ты знаешь, а слова – может быть тоже.

Блеснет слезой лиловый рассвет
И берег тронет прибой
Никто из нас не знает ответ,
Где встретимся снова с тобой...

А Мику, которая со второй строчки поняла, что да, она знает эту песню и даже сама когда-то, неизвестно когда, yj исполняла ее, не смогла удержаться, поймала взгляд Семена, умоляюще кивнула, и второй куплет пела уже сама.

Невольный плеск соленых ресниц,
Прощальных слов разнобой
Светлеют тени дальних границ,
Где встретимся снова с тобой.

Все-таки у обоих музыкантов Совенка было чутье и была интуиция. Потому что, где-то в начале второго куплета, в музыкальный кружок вернулась Алиса и история повторилась, и уже новый голос подхватил третий куплет.

Слепая мгла, мерцание звезд
Играют каждой судьбой
А сердце ждет в молчании верст
Где встретимся снова с тобой.

И закончил опять Семен.

...Никто из нас не знает ответ,
Где встретимся снова с тобой.

Минуты три все молчали, переживая песню, а потом Алиса задала вопрос. Даже два.
– Это что сейчас было? И почему я знаю твою манеру игры?
– Алисочка, – вклинилась Мику. – Просто вы играете очень похоже.
– Да? А мне показалось, что это вы играете очень похоже.
Тут уже не выдержал и расхохотался Семен.
– Девушки, это был сеанс активации генетической памяти. Можете считать, что вы сами учили меня играть, две моих жизни назад. Спасибо, Мику. Так можно я гитару у себя подержу до воскресенья?
– Ой, да можно, конечно. Все равно она тут никому не нужна. Только, Сенеч… Семен, поиграешь еще? Я все-таки хочу понять, откуда мне твоя манера знакома.
– Поиграю. Приходи вечером. Все приходите.
– Семен. А может выступим?
Семен тихо пробурчал про себя: «Ага. И сорвем дискотеку». Но Алиса услышала и вздрогнула.
– Знаешь, Мику. Я не согласен на концерт. Но собраться здесь, на веранде, вечером – почему нет. Или отойти подальше и костер устроить, но лучше на веранде. Сегодня нет, а вот завтра – пожалуйста.
И ушел в сторону клубов, а девочки, глядя в окно, видели, что ему тяжело нести даже гитару. Что там Виола делает с его спиной?

1 глава http://vn.reactor.cc/post/2732304
2 глава http://vn.reactor.cc/post/2740447
3 глава http://vn.reactor.cc/post/2744500
4 глава http://vn.reactor.cc/post/2752906
5 глава http://vn.reactor.cc/post/2755836

VI
Бессонница

Алисе плохо спалось – слишком много впечатлений она получила за прошедший день. Стоило закрыть глаза, как начинал сниться один и тот же сон, в котором она и Мику учили Семена играть на гитаре. Потом Мику, исчезала, а Алиса с Семеном переносились на эстраду, где вдвоем подбирали какую-то песню. Почему-то Семен во сне был ее ровесником, и оба глаза у него были одинакового серого цвета. Но это, несомненно, был тот самый Семен, который сегодня пришел в лагерь, которому Виола лечила спину и который угощал их вечером чаем с домашним печеньем. Во сне этот Семен собирался рассказать ей что-то важное, уже открывал рот, но, в самый последний момент, Алиса каждый раз просыпалась. Наконец бунтарка не выдержала, встала с кровати, и, стараясь не разбудить подругу, вышла на крыльцо.
Воздух уже успел остыть, и стоять босиком, в одних трусиках и длинной футболке, было довольно зябко. Но, все равно, было приятно так стоять, хватать ртом и втягивать носом ароматнейший воздух спящего лагеря: дневные цветы закрылись, ночные открылись, пыль, поднимаемая подошвами пионеров, успела осесть и запахи, совершенно непохожие на дневные, что-то обещали и куда-то звали. Вожатая давно уже обошла территорию и спала у себя в домике. Фонари горели только дежурные – каждый третий. А, с учетом того, что небо затянуло облаками, закрывшими и Луну, и звезды ночь казалась особо темной. Кусты, например, на противоположной стороне аллеи, едва воспринимались, как что-то темное и бесформенное. Алиса еще подумала – не включить ли лампочку над крыльцом, но решила, что так она вообще ничего, за пределами освещенного круга, не увидит, а сама будет как на ладони. «Нечего им на меня в неглиже любоваться», – подумала. Кому – им, Алиса и сама не знала. Какая-то зверушка шуршала в кустах позади домика. «Яблоко моё доедает», – подумала Алиса, – «а я даже не откусила ни разу, как достала, так и забыла – Ульяна-большая меня отвлекла своим приходом». Вдруг отчаянно, так что заныли подушечки пальцев, захотелось взять в руки гитару, а Алиса вспомнила ту песню, что они подбирали во сне: все слова и аккорды, начиная с самого первого Dm. «Все равно не усну – пойду поиграю». Гитара, забытая, осталась на сцене, и, прежде чем идти туда, Алисе пришлось вернуться в домик чтобы одеться. Бесшумно оделась, поправила одеяло на спящей Ульяне, вышла из домика и, обходя открытые места, иногда крадучись, иногда шагом, направилась к эстраде. Она собиралась всего лишь пробежать пару раз приснившуюся песню и решить: можно ли ее показывать или лучше будет спрятать подальше и постараться забыть.
Минут пять-десять спустя, когда Алиса, миновав площадь и медпункт, как раз таки кралась мимо библиотеки, чтобы свернуть к концертной площадке, завозилась и проснулась Ульяна-младшая.

Ульяне тоже снился сон, и тоже про Семена. Снилось Ульяне, что она стоит на берегу, около пристани, и смотрит на, преодолевшую уже половину расстояния до острова, лодку. Стоящая рядом Алиса тихо произносит: «Ну Сенька, если не сумеешь сбежать – лучше до самого отъезда мне на глаза не попадайся». А Ульяна сначала прыгает на месте, от избытка эмоций, и машет Семену обеими руками, как спортсмену на стадионе, а потом опускает левую руку, а правой машет все медленнее и, наконец, замирает с поднятой правой рукой, прощаясь. И на душе, там, во сне, становится, одновременно, и радостно за Семена, потому что уже ясно, что все у него получится, и грустно, что он уплывает, и обидно, что не позвал с собой и даже не попрощался. С этим ощущением радости-грусти-обиды Ульяна-младшая и проснулась.
Проснулась и, еще не открыв глаза, поняла, что подруги нет в домике и Ульяне сразу же стало неуютно. Ульяна не боялась бегать одна по ночному лесу, она уже мысленно включила в свои планы ночной визит в Старый лагерь, она безо всякого страха бросалась в катакомбах на помощь Семену (не помнила о катакомбах, конечно, но, какая разница), но она старалась никогда не оставаться ночью в домике одна. Сразу вспоминались все те страшные истории, которыми она любила пугать октябрят из младшего отряда, и в каждой тени, в каждом темном углу, чудился кто-то из персонажей этих историй. Ульянке бы встать, добежать до выключателя и зажечь свет, но не хватало храбрости выбраться из под одеяла. Наконец, когда на борьбу со страхом не осталось никаких сил, Ульянка вскочила и зажмурившись, как была, выскочила на крыльцо и мгновенно стало спокойнее и тут же страх куда-то ушел. Девочка еще постояла, приходя в себя и осматриваясь в поисках Алисы. За домиком зашуршали кусты и Ульянка, всунув ноги в стоявшие тут же на крыльце сандалии, крадучись пошла в обход. «Ну Алиска, сейчас я тебя напугаю!»

Анатолий с Виолой тоже не спали, правда никакие необычные сны их не тревожили. Последние, не считая Шурика, люди-подлинники* вспоминали. Вспоминали закрытие проекта, вспоминали поселок Шлюз, вспоминали Денисовну, которую видели последний раз лет десять назад, когда удалось созвониться, удалось договориться о встрече, и последние люди, сохранявшие память, собрались в ночь между циклами на автобусной остановке, у ворот поселка. А еще не давало уснуть письмо Глафиры Денисовны. По словам Семена, пакет с письмом ему было вручен за один цикл до смерти профессора Андрейко, вручен со словами: «Передашь Виоле или Анатолию. Если не сумеешь – прочти сам, а там уже решай – как поступить.» А через две недели Глафира Денисовна ушла, и первый настоящий переход между узлами Персуновы совершили неся печальную весть.
А завтра нужно было еще раз, уже внимательно, перечитать письмо, в той его части, которая касалась Сети лагерей. Изучить содержимое общих тетрадей, проверить обоснованность содержащихся там выводов, и уже тогда принимать решение. Кстати, нужно было показать это письмо еще и Семену, тем более, что там была пара абзацев обращенных к нему лично.
– Давай спать, старушка, головы должны быть свежими. Сейчас мы все равно ничего не решим.
– Семен?
– Поговорю. Он не помнит почти ничего, но поговорю. Или ты поговори. Может он что-то со стороны в этой ситуации увидит.
– Да уж – человек-загадка какой-то… Он должен был либо вспомнить все, либо давно уже отключиться. У него в узле только пятеро в активной фазе, а он не спит. И, похоже, пока он не спит, он и другим, вокруг себя, спать не даст. Ладно, оставим ему, его проблемы. А нам, действительно, пора спать.
Свет в медпункте погас, и оба обитателя, не беспокоясь больше ни о чем, легли спать и проспали до самого подъема. Их ждало пять общих тетрадей, исписанных от корки до корки, и у них было трое с половиной суток на прочтение и принятие решения.

– Сёмк, ты спать думаешь идти?
– Думаю, Рыжик. Или поиграть еще?
– Пф. Что ты меня-то спрашиваешь? Я только поинтересовалась – собираешься ли ты спать. Ты ответил что – да. А идти спать или еще поиграть – дело твоё. Поиграй, а?
– Ты знаешь, я ведь учился играть именно на этой гитаре. А Алиса мне щелбаны ставила, за каждую ошибку. И не улыбайся – случится с тобой приступ ностальгии – поймешь меня.
Семен и Ульяна-большая лежали на скамье первого ряда концертной площадки. Головой к голове, так что их волосы перемешались. Лежали в одинаковых позах, подложив руки под голову и глядя в небо. Казалось бы, что можно рассмотреть на затянутом облаками небе? Последний раз Луна мелькнула в просвете между облаков минут пятнадцать назад, а звезд вообще не было видно. Две сорокаваттные лампочки: одна под половинкой купола накрывающей сцену, а вторая у входа на площадку, – освещали только сами себя, и даже край сцены только лишь угадывался. Но нет, они разглядывали мотыльков, кружащих по своим орбитам вокруг лампочки, и разговаривали.
– Поводишь меня завтра по лагерю? Я хочу твоими глазами его увидеть.
– Я же водил.
– Ты по нашему водил, а я хочу по этому. – Ульяна повернула голову в сторону входа. – Кто-то идет.
– Хорошо, – Семен улыбнулся, – только в шахту не полезу.
Теперь и Семен услыхал осторожные шаги – Алиса. Зашла на площадку, смерила глазами парочку, посмотрела на гитару, лежащую на соседней скамье…
– Хозяйка за гитарой пришла. Вот и поиграл. Так что, только спать, Рыжик. – И уже обращаясь к Алисе добавил. – Спокойной ночи.
А Алиса, неожиданно для себя, спросила то, о чем думала с самого обеда, и о чем не решилась спросить у Ульяны-большой после ужина.
– Послушай, Семен. Где я тебя видела?
И что-то внутри Алисы оборвалось от ее собственного вопроса. И было слышно, как Ульяна с шумом вдохнула воздух и так и замерла. А Семен улыбнулся, хорошо так улыбнулся, поощрительно. Правда в темноте этого никто не увидел.
– Жаль, что ты не Славя. Потому что для нее я уже сто лет назад приготовил красивый ответ, но мне нравится то, что этот вопрос задала именно ты. Последний раз ты меня видела в лодке: ты стояла на берегу и что-то говорила Ульяне-маленькой, а я уплывал от вас, делая двадцать гребков в минуту. Я бы помахал вам всем на прощание, но боялся сбиться с ритма. Что-то еще? Спрашивай.
Но Алиса только неподвижно стояла на месте и, кажется, перестала дышать.
– Алис, ты в порядке?
Персуновы с двух сторон подхватили Алису и помогли ей сесть. Та сделала несколько судорожных вдохов и выдохов, пока не задышала более или менее нормально, но, взамен, ее начала бить дрожь и закружилась голова. И хорошо, что рядом были Семен с Ульяной, которые сели с двух сторон от Двачевской, и на которых она смогла опереться.
– Алиса, все хорошо. Сейчас мы тебя к Виоле отведем.
– Чт-то эт-то так-кое был-ло? – Дрожь постепенно проходила, но говорить было трудно.
– А что именно было?
– Т-ты сказал мне про лодку. – Тут с Алисой чуть опять не случился новый приступ. – И я вдруг увидела это все, как будто вспомнила. И после этого мне стало плохо.
– Не знаю. – Персуновы переглянулись, Ульяна при этом пожала плечами.
– Алис, ты идти сможешь? – Ульяна вступила в разговор.
– К Виоле? Нет-уж, нет-уж. – Алиса быстро приходила в себя.
– А домой тебя проводить?
– Да в порядке я уже! Вообще-то я поиграть пришла, на гитаре. Которую кое-кто успел потрогать.
– Ну не ломать же было дверь музыкального кружка, а тут стоит инструмент, брошенный хозяйкой. – Ответил Семен. – Мы сейчас уйдем. Только скажи мне честно и откровенно – ты действительно в порядке?
– Р-р-р-р!
Семен даже расхохотался и сказал, что теперь верит.
– Пошли, Ульяныч, не будем мешать творческому процессу.
А когда Семен и Ульяна встали со скамейки. Когда Семен, вдруг протянул руку и сжал на секунду предплечье Алисы, обеспокоенно взглянув ей в глаза и, что характерно, Алиса поморщилась, но руку не выдернула. Когда Персуновы уже отошли на несколько метров. Алиса вдруг спросила Семенову спину.
– А ты играешь?
– Немного. – Гости обернулись.
– Сыграешь?
– Не сейчас, но до отъезда – обязательно. А сейчас я спать. И ты не засиживайся, а то Ульянка одна проснется.
Где-то на тропинке, на полдороги от концертной площадки, смахнув паутину с лица, Ульяна тихо сказала.
– Я сейчас очень сильно испугалась за Алису.
– Я тоже. Когда я на вас орал в бункере вы просто боялись. Мику и Сашка мне не поверили. Вообще, большинство или пальцем у виска крутило, или говорило, что я красивую сказочку рассказываю. А тут такая реакция. Хорошо, что успели подхватить.
И уже в тренерской, когда Персуновы наконец-то легли спать, и Ульяна-большая привычно устроила голову на Семеновом плече, он продолжил.
– Шоковую реакцию своими фразами у пионеров вызывает Виола – сам сегодня видел, правда шок, гм, специфический. Шоковую реакцию вызывает Пионер – вспомни случай с Сашкой. И, получается, что теперь шоковую реакцию вызываю еще и я. Я боюсь, Рыжик. Я не хочу, чтобы от моих неосторожных слов кто-то пострадал.
Алиса попробовала поиграть, но, после непонятного приступа, ничего толкового не получалось. Несколько раз пробовала – бесполезно. Перед глазами стояла описанная Семеном сцена, и всплывали подробности, о которых Семен не упоминал. «Что за гипноз такой? Зачем спросила? Кто за язык тянул? Ведь пришла поиграть, вот и играла бы.» Оставалось только идти спать. Когда свернула с площади на аллею показалось, что кто-то побежал от их домика в сторону Старого лагеря. Ульяна? Нет, просто тени так сложились. А Ульяна, тихая и грустная, сидя на крыльце ждала Алису.
– Давно сидишь?
– Нет, не очень. Как песня?
– Никак – надо еще работать. Давай спать.
– Давай.
И последние обитатели лагеря наконец-то угомонились. До подъема оставалось чуть больше пяти часов.

Туман, похожий на огромное, свалившееся с небес, облако, своей исполинской массой придавил верхушки деревьев, крыши домиков. Солнце только начинало восходить. Вот первый луч дневного светила ворвался в вязкую волокнистую пелену и, словно муха, запутался в этой паутине. За ним еще несколько лучиков солнца влетело в это белесое море и, как стая волков, начали разрывать его. Через несколько мгновений этот молочный гигант был изрешечен лучами, как голландский сыр. Когда с туманом было покончено, свет разлился по еще спящему лагерю, освещая все его тропинки и укромные места.
На голове Генды, недавно приобрётшего красный оттенок, сложив ноги в позе лотоса, сидел пионер, с ног до головы испачканный краской. Он смотрел куда-то вдаль и улыбался.
«Ну и зачем я сделал это?» – мозг еще не совсем пришел в себя, а проблемы уже навалились на мои плечи. Насколько нужно быть отбитым, чтобы обливать памятник краской, находясь на этом самом памятнике? Правильно достаточно быть мной.
В который раз проверив высохла ли краска и вновь убедившись, что еще нет, Семён от досады стукнул по бетонной голове генсека, что было с его стороны весьма необдуманно. Его немного качнуло, и, не сумев удержать равновесие, он полетел вниз, чтобы на собственной шкуре ощутить закон притяжения. К счастью пионер успел зацепиться за руку статуи и соскользнул на землю, попутно снимая на себя слой краски, так тщательно размазываемой им ранее.
- Не пили сук, на котором сидишь! – подняв палец, в никуда произнес пионер. Осмотрел предмет своей работы, ухмыльнулся, затем посмотрел на свою форму, хотя формой это уже точно назвать было нельзя, мало того, что его рубашка теперь стала красной, так он еще умудрился ее порвать. И, раздосадовано хмыкнув, направился к складу через одному ему известные тропинки.
Через полчаса паренек уже прокрался в свою кровать, не разбудив свою соседку, а по совместительству вожатую. Перед тем как направиться в царство Морфея он еще пару раз прокрутил в голове модель утренней линейки и невольно улыбнулся - «сегодня точно будет весело».

Утро началось с топота вожатой и её недовольного ворчания о «неправильности» нынешних пионеров. Тихое ворчание постепенно перешло в звонкую агитационную речь, она словно не замечала своего соседа и продолжала причитать.
- Ольга Дмитриевна, - сонным голосом пробубнил Семён – ну что стряслось, неужели нельзя было после подъема начать свои инсинуации?
И это было роковой ошибкой. Знаете, что будет если ткнуть иголкой в воздушный шарик, правильно он лопнет. Тоже самое случилось с терпением вожатой, и она вылила на полусонного пионера такой поток информации, что его мозги закипели. Из всей триады он понял лишь, что он один из главных подозреваемых в деле о перекраске лагерного достояния и вообще совсем не настоящий пионер, и милиция по нему хулигану эдакому плачет.
- А теперь марш умываться и сразу на площадь! – хлопнув дверью выкрикнула вожатая, оставив озадаченного Семёна наедине с мыслями.
«Шоу началось слишком рано, я то надеялся увидеть улыбающихся пионеров на утренней линейке, а тут получается, что линейку для меня персонально перенесли на раннее утро. Теперь еще и Генду отмывать заставят»
И понурой походкой горе-маляр отправился к умывальникам. Там он столкнулся с остальными членами его отряда. На всех, кроме Слави, было больно смотреть, они еле передвигались, то и дело задевая углы раковин.
«Значит не я один под подозрением, хотя разве можно было думать, что это сделал кто-то из них? Единственный кто это мог сделать, кроме меня, Алиса, все остальные видимо попали под горячую руку нашей любимой вожатой»
- Салют пионерам! – улыбнувшись крикнул я, - как спалось?
В ответ каждый из этих сомнамбул буркнул что-то нечленораздельное и скорее всего оскорбительное, лишь Славяна, улыбнувшись так, как может улыбаться только она, бодро ответила:
- Привет Семён, лично мне отлично, ну а тебе судя по всему так себе!
На что Алиса хмыкнула и вроде собралась что-то сказать, однако промолчала и начала еще усерднее тереть свои зубы.
Через довольно короткое время наш отряд уже стоял на площади, осматривая плод моих утренних работ.
- И вот из-за этого меня подняли в такую рань? – возмущалась Алиса – подумаешь обновили стиль, а мы что оценивать теперь проделанную работу обязаны?
- Вы обязаны отмыть этот памятник Двачевская, - грозным голосом произнесла вожатая, волшебным образом материализовавшаяся за нашей спиной, как раз в конце фразы рыжей пионерки. – вообще это должен сделать этот ночной маляр, но кто он, к сожалению, не узнать.
Еще раз оглядев нас, Ольга Дмитриевна скомандовала
- Пионеры пулей на склад за тряпками и ведрами
- Но… - попытались отговорить мы вожатую, но, наткнувшись на ее грозный взгляд, решили промолчать, уж лучше чистить памятник, чем быть похороненными под ним.
И мы шеренгой двинулись по направлению к складу.
- Двачевская! Где галстук? – крикнула вожатая нам в спину.
- Потеряла! – ответила ей Алиса.
- Когда по памятнику лазила? Ребята похоже вы свободны, мы нашли нашего художника.
- Но я ничего не красила! – начала возмущаться Алиса.
- Да, а, что тогда тут забыл твой галстук?
- Я же говорю, что потеряла его! – начала от злости краснеть бунтарка.
- Правильно не потеряла, а обронила. И обронила ты его, когда памятнику новый стиль предавала, и как же не стыдно, ведь из-за тебя ребятам чуть напрасно не досталось – прикрикнула ОД на нее, а затем добавила командным тоном – отмывай теперь, Славя тебе ведро с тряпкой выдаст.
- Но я правда не красила ничего – топнув ногой от обиды крикнула Алиса. – и в душе не чаю, от куда тут этот галстук взялся!
«Зато я знаю, т.к. сам его туда и положил, как раз для того чтобы ее подставить, правда сейчас об этом очень жалел, признаться что ли?»
Вожатая была неумолима. Она и слушать не желала, что там за аргументы приводит рыжая. Похоже наша Алиса уже смирилась со своим проигрышем и была готова отдуваться за то, чего не делала. Тут в игру и вошел я.
- Ольга Дмитриевна! Это я раскрасил памятник, и галстук этот мой.
Вожатая смерила меня взглядом и улыбнувшись сказала
- Семен, во-первых, вытащи галстук из кармана пока он не помялся, во-вторых не выгораживай Двачевскую, пусть уж получит по заслугам, может пакостить перестанет.
-Ольг…- начал было я, однако вожатая меня перебила
-Не слова больше, все по домикам через час начнется линейка, чтобы никто не пропустил!
И все начали разбредаться, оставляя злую на весь мир Алису и красного Генду наедине.
Сделав вид, что тоже направился домой, я скользнул в кусты и по тропинкам вернулся на площадь. Алиса что-то бубнила себе под нос и с остервенением терла тряпкой поверхность памятника.
- Осторожнее, дырку протрешь, панама тебя еще и чинить заставит. – с усмешкой произнес я, подойдя поближе.
Алиса дернулась, и повернулась. Я еще ни разу не видел ее слез, хотя поводов было хоть отбавляй, видимо, единственное, что могло ее пробить это несправедливость. Она лишь на пару секунд остановила свой взгляд на мне, а затем вновь вернулась к своему занятию.
- Спасибо, что вступился, хотя не стоило – ее голос еще немного дрожал, однако справившись с ним он продолжила уже более знакомым нахальным тоном – хотя я знаю зачем ты это сделал, даже не думай, что так ты мне сможешь понравиться.
«Все-таки жаль, что у меня есть совесть, надо было бросить ее тут одну и направиться творить свои проказы дальше, ведь осталась всего неделя до конца смены, а дальше я отправлюсь домой в родной город под названием. Стоп, я не помню его название, рановато для склероза»
-Ты живой там? Ауу Семена вызывает Алиса, как слышно? – махая перед глазами тряпкой спросила рыжая, на лице уже не осталось и намека на слезы.
- Да я…задумался просто.
- Думает он, - фыркнула она – либо помогай, либо дуй на все четыре стороны!
Ну и что мне оставалось делать? Собственно, то для чего я сюда и пришел. Справились мы чуть раньше начала линейки поэтому решили дождаться всех здесь, мимо шныряли пионеры, спешащие пораньше умыться, а мы с коллегой сидели на лавочке и наслаждались утренним солнцем.
- Эх найду я этого художника и руки ему оторву – спокойно произнесла Алиса, глядя на стрекозу, крутившуюся, над недавно образовавшейся, не без помощи доблестных пионеров-памятникомоек, лужей.
- Можешь рвать, - улыбнувшись ответил ей я и протянул руки – только поклянись, что они достанутся Рин
- Погоди, так это, что действительно ты сделал? – начала заводиться рыжая, - да я тебя.
Что она со мной сделать хотела я уже не слышал, т.к. улетучился куда подальше, ведь в мои планы не входило умирать молодым. Гнались за мной не долго, видимо наша юная мстительница решила, что выцепит меня на завтраке. Ха-ха три раза. Вот мне и занятие до обеда.
Когда горн начал созывать пионеров на завтрак, я уже за обе щеки уплетал завтрак туриста. Вообще-то это было припасено на последний день, но вышло как вышло.
Он устроил себе пикник на обочине у ворот лагеря, конечно можно было уйти в глубь леса или на полянку за пляжем, но там были кровопийцы, а делиться кровью в его планы не входило. Костерок уже потух, и пионер собрался уходить, как вдруг из-за поворота послышался звук приближающегося автобуса. Семен скользнул за остановку и принялся ждать. Через пару минут на кострище уже стояло колесо Икаруса. Дверь со скрипом распахнулась. Но никто не торопился покидать салон.
Что-то эта картина ему напоминала. Какие-то странные картинки замелькали в его голове. Заросший мужик с недельной щетиной одетый в пионерскую форму сидит на краю крыши, сжимая в руках магнитофон. Вот он же, но в черном пальто забегает в автобус. В луже крови, держа на руках искалеченное тело рыжеволосой красавицы, парень кричит что-то в небо, и Семен в ужасе узнает в нем себя.
Видения исчезли так же быстро, как и появились. Тряхнув головой, он направился прочь от остановки, не то, чтобы он испугался этих картинок. Напротив, его заинтересовало это явление, но если сюда приехал автобус, то с минуты на минуту здесь должна появиться вожатая, а встречаться с ней он не очень хотел.

1 глава http://vn.reactor.cc/post/2732304
2 глава http://vn.reactor.cc/post/2740447
3 глава http://vn.reactor.cc/post/2744500
4 глава http://vn.reactor.cc/post/2752906

V

Сказка рассказаннаяУльяной-большой

Давным-давно... «Нет, Семка, не в далекой-далекой галактике», – в некотором царстве, в некотором государстве,стоял пионерский лагерь. И вот однажды приехал туда пионер. До конца смены оставалась всего неделя, а он взял и приехал, только что он, глупый, за эту неделю успеет?

«Сестренка,не морщись, это история не про черного пионера, а наоборот.Откуда я про черного знаю? Так все про него сочиняют,не ты одна.»

Что он там делал, эту неделю, никто не вспомнит, наверное: ни другие пионеры,ни он сам, ни вожатая, может только кто-то из персонала, если захочет, но ведь давно же это было. А на следующую смену опять приехал, и тоже с опозданием, и наследующую, и на следующую…

«Что значит, сколько лет пионеру было? Неважно, это же сказка, Алиса, ты просто слушай. Про Питера Пена читала? Ну вот,а сейчас слушай. Семнадцать ему было, каждую смену. И другим пионерам тоже, а кому и меньше. Кое-кому и четырнадцать, в сентябре исполнялось.»

И так каждую смену и всегда семнадцать,сказка же. Да, остальные пионеры тоже одни и те же приезжали, только вовремя,на полную смену и никто из них прошлую смену не помнил.

«Семка,не мешайся, и вообще, не путайся под ногами,это моя сказка,а не твоя. Ты ту, свою, которую на острове начал рассказывать,так и не закончил, а ведь Гришка все ждет. Хорошо, что он маленький и для него все в одно бесконечное лето сливается, а то давно бы плюнул и ждать перестал.»

Ну и отличался наш пионер от остальных-прочих,а чем – потом расскажу.

Много с ним всякого за эту неделю происходило, но всегда, в каждый его заезд, все, как будто повторялось. Начинал с того, что, как положено, с обходным бегал, с пионерами знакомился, с кем-то так привет-привет,пока-пока; с кем то ближе, с кем то совсем близко и каждый раз думал, что вот, смена закончится, он друзей-то не потеряет. А смена заканчивалась, он домой приезжал,и оказывалось, что все это сон и что пионеру тому, на самом деле, двадцать семь лет, семьи у него нет, любимой девушки нет, друзей нет, любимой работы нет, просто одна тоска безрадостная.День проходил, а вечером он опять засыпали опять ему снилось, что он пионер,опоздавший к началу смены.

Так много смен прошло, а пионер тот…

«Как звали? Не важно, пусть будет Степан.»

Так вот, Степан те свои сны утром забывал и днем жил обычной жизнью, а во сне сначала помнил, что хоть он и пионер,но ему на самом деле двадцать семь, и зима у него в городе, и Новый год скоро,а потом почти забывал, что это сон, верил,что все, что в лагере – на самом деле с ним происходит, а сон – это та его взрослая жизнь. И правильно верил, потому что однажды он взял и сам себе записку оставил и на следующую смену ее прочитал.И на следующую, и на следующую… В общем,если долго колотить по одному месту, то когда-нибудь в этом месте появится трещина, в общем, когда в сто тысяч миллионный раз ему эта записка попалась,вспомнил он, как эту записку писал и постепенно понял, что на самом деле все здесь живут, просто забывают об этом, а то, что считают домом – только сон. Ну,еще разные проверки делал и в лагере, и дома, но все сходилось. И как только он это понял, так начал свою жизнь в лагере запоминать, а те сны, что про взрослую жизнь, у него постепенно прекратились.Он помнил, что ему двадцать семь и иногда вел себя так, как будто ему двадцать семь, но внешне был как все пионеры и ничем от них старался не отличаться.

А он отличался,помните, я говорила? Просто, все в лагере жили, как роботы: записано в программе у роботов, что нужно купальный сезон в четверг открывать, а в субботу спортивный праздник устраивать – так и будет,записано, что вон тому пионеру должна нравиться вот эта пионерка – так и будет, написано, что другая пионерка должна убежать купаться за территорию на четвертый день после приезда, значит она убежит, и ее там поймает вожатая и накажет, потому что у вожатой тоже программа – пойти и проверить выходы к воде за территорией. А что там дальше,вокруг лагеря, их не интересовало, и даже самые любопытные дальше костровой поляны не ходили никогда. И думали все,что так и надо, что это как будто онисами все делают, так как хотят.

«Да, Сем, спасибо, очевидные причинно-следственные связи, именно так.»

А когда тот пионер приезжал вся программа начинала рассыпаться, потому что тот пионер просто жил, даже когда еще ничего не помнил: сегодня он на гитаре учится играть, в следующую смену вдруг активистом оказывается, в следующую – прячется от всех, – что-то в его программе не учли и она не работала. Ну а остальные только рады были и тоже начинали жить, потому что программа рассыпалась и надо самим думать, потому что они, хоть и как куклы были, но не куклы же, пусть они ничего и не помнили, и программа ими руководила,но они тоже любили и чувствовали, и плохо им было, где-то внутри, пусть они и не понимали, что с ними происходит.

«Сем, если тяжело сидеть, ты ляг. Мы не обидимся.»

Ну, а тот пионер, он разворошит лагерь и хорошо ему, потому что видит,что и люди вокруг, оказывается, живые,и сам он живой, а не кукла и не сумасшедший.С кем-то подружится, в какую-то девочку влюбится, какая-то в него влюбится. Он может потому и понял все про себя, что все, что человеческого от пионеров получал, он в себя впитывал и сам изменялся, может быть просто случайно, может по недосмотру программы. А когда изменений много накопилось, он и стал отличаться от того пионера для которого программа была записана.

«Алгоритм поведения, спасибо, Семк. Девочки, я понятно рассказываю? Хорошо.»

Вот только плохо ему бывало потом,когда старый цикл заканчивался, а новый начинался.

«Цикл?Да, он, сестренка, смены циклами стал называть, потому что все по кругу ходило.»

Приезжает в лагерь, а там все по прежнему и никто его не помнит, даже та,с кем в любви друг-другу клялись –смотрит на него и не узнает и надо все с начала начинать. Начинаешь с начала,а результат другой: с кем неделю назад дружил, с тем сегодня поссорился, кто тебе жуков в ботинки подбрасывал – тебе в глаза заглядывает и каждое слово ловит, потому что живые же люди и С…Степан, и те, что вокруг него, они не могут каждый раз одинаково. А на следующий цикл опять надо по полной выкладываться,чтобы до пионеров достучаться, потому что если просто сидеть и ничего не делать, то все пионеры и ведут себя как куклы, а так, из цикла в цикл, в окружении кукол, с ума можно сойти. Некоторые исходили.

«Молчи, Семка, не говори ничего».

Вот тот пионер и решил из этих циклов вырваться, взял и сбежал из лагеря. И получилось так, что прибежал в другой лагерь, точно такой же, думал, что убегает, а оказался в другом лагере. Цикл там прожил – убежал в третий. Потом в четвертый, пятый,тридцать третий. Много лагерей и все одинаковые и в каждом одинаковые пионеры.Почти одинаковые, потому что живые же люди, не может программа совсем все в человеке отключить. И Степан тот опыта набирался и вот однажды получилось у него до двоих достучаться так, что они тоже стали все помнить. А на следующий цикл еще до одного, а потом еще, потому что, чем больше человек в лагере проснулось, тем легче разбудить следующего. И даже если кто опять уснет,он просыпается уже легко, как будто что-то там в голове у него включается.

Вот только те пионерк… пионеры из самого первого лагеря, из которого Степан убежал, они же никуда не делись, они так с ним и остались, в памяти его, и забыть их не получается, и он себя виноватым передними чувствует. Потому что они столько ему дали человеческого, а он разбудить их не может. Вот такая сказочка. Ложь,да в ней намек.

– Подруга, ты в журналы не пробовала писать? В «Уральский следопыт» или в «Пионер» какой?

– А зачем, Алиса?Все равно не напечатают. Я же так, для себя и для вас на ходу сочинила.

– Ну так запиши это, и в стенгазету отдай, хоть нашу.Пусть народ почитает, потому что красиво у тебя получилось.

Вообще, чаепитие удалось. Семен, внешне угрюмый, оказался остроумным и понимающим собеседником нисколько не давящим разницей в возрасте и в статусе. «Девочки, окажетесь у меня на спортплощадке, будете звать меня по имени-отчеству, а сейчас, пожалуйста,просто по имени и на ты. Может быть потом, лет через десять, а сейчас, меня до сих пор коробит.» Рассказали про свой лагерь,расспросили про житье в здешнем. «Почему вожатая меня не помнит – да кто ж ее знает, сам удивляюсь. А бросаться ей на шею с криком: «Оля!» – жены боюсь». Рассказали про футбольную команду в своем лагере, тут Ульяна-младшая с особым интересом посмотрела на гостей и повздыхала: «Жаль, что у нас такой нет.»Поблагодарили за показанное озеро. «Не за что, нам то оно уже не пригодится,потом вам еще одно место покажем.Считайте, что наследство получили. Нет,Ольга о нем не должна знать, все может быть, конечно, но вряд ли. Вот Виола и Анатолий – те знают, но туда не ходят и болтать не будут». «Кто такой Толик? Знаешь, давай не будем ворошить чужие секреты. Вы считали его дурачком, вот и продолжайте делать вид, что считаете. Вреда он никому не принес, а пользы –многим.» «До нашего лагеря? Мы за полдня добрались, но это дорогу нужно знать.» О разном еще поговорили, пошутили, Алиса даже пожалела, что гитару не взяла.

Когда, где-то через час после отбоя, Рыжие шли к себе Ульяна спросила.

– Ну и как они тебе?

– Твоя «сестренка», та, конечно, девушка хорошая, но молодая еще. А вот Семен… Что он там говорил о себе? Что он физрук и заместитель вожатой у себя в лагере? Был бы он у нас в лагере, я бы может и не хамила ему никогда.

– Так я и поверила. Не хамить ты не можешь, только очень близким людям если, а Семен уже занят. Другое дело, что он бы понимал тебя, и на твою ругательность внимания бы не обращал.

– Да, я не знала,что физруки умные бывают. Правда, он может, на лето только, физруком устроился,а зимой, не знаю, может работает где, там где голова нужна.

Тут девочки одновременно встали и одновременно же сделали шаг в сторону ближайших кустов,куда не добивал свет от фонарей, чтобы пропустить совершающую вечерний обход Ольгу Дмитриевну. Та подошла к спортзалу, постояла на крыльце, занеся руку и собираясь постучаться, но передумала и свернула к пляжу.

– Отбой тревоги. Уля, ну ты и слово придумала, «ругательность».

– Алис, а я все  о сказке этой думаю. Как ты думаешь, о ком она?

– А я знаю? Ну не о Семене же. Не хочешь же ты сказать, что мы одну и ту же смену постоянно проживаем,а Семен раньше с нами жил и сейчас проведать приехал. Я так думаю, что ее та Ульяна сочинила, и просто рассказать кому-то незнакомому захотела, чтобы проверить, как получилось.

День, богатый неожиданными событиями, закончился. Девочки добрались до домика, взяли полотенца и побежали к умывальнику. Нужно было успеть умыться и залечь в койки. Скоро, мимо их домика, должна была пройти вожатая, и выслушивать порцию воплей совершенно не хотелось, не хотелось портить впечатление от, в целом, хорошего дня.

1 глава http://vn.reactor.cc/post/2732304
2 глава http://vn.reactor.cc/post/2740447
3 глава http://vn.reactor.cc/post/2744500

IV
Персуновы

 – Сем, как спина?
 – Как кисель, Рыжик. Так что зря мне Виола нагрузки ограничила, я и сам близко сейчас ни к чему тяжелому не подойду.
 Гости неспешно шли по тропинке от медпункта к спортзалу и делились впечатлениями о прошедшем дне.
 – Я за купальником заходила когда, Виола сказала что ты ностальгировать ушел.
 – Ага. Сходил на пристань; к кибернетикам зашел; к Мику в кружок; на площади с Леной посидел, парой слов перекинулся, насколько это возможно с нераскрывшейся Леной. Даже с местной мелюзгой на спортплощадке мячик по пинал, и пожалел себя за то, что я на эту мелочь пузатую раньше внимания не обращал. Но, правда, тогда я тебя бы не встретил. А потом меня Славя выловила и мы в тренерской мебель переставляли. Вас я видел, но не стал догонять.
 – А я девочек к нам вечером на чай пригласила.
 – Молодец. И я даже не спрашиваю – кого. Знаешь, Уля, с вами, Рыжими, у меня почему-то всегда были хорошие отношения. Во всех узлах. И, вот я вернулся в родной лагерь, с которого у меня все начиналось. И не пионер, а, вроде как, один из... Один из не знаю кого, из местного начальства, что-ли, явного и тайного, но вот оказалось, что девочки мне ближе, мне с ними легче, чем с вожатой, с Виолой, с Толиком.
 Ульяна долго молчала, не решаясь спросить, а Семен терпеливо ждал. И только когда Персуновы зашли в спортзал, и Ульяна, потрогав укрытую одеялом стопку матов, которая заменит им кровать на ближайшие три дня, одобрительно кивнула, разговор возобновился.
 – Это лучше для твоей спины, чем кровать с провисшей сеткой. Семк, ты только не обижайся, пожалуйста.
 – Что случилось, Рыжик?
 – Вот ты здесь сто циклов прожил, так?
 – Ну, плюс-минус, конечно, но так.
 – И девочки здесь очень хорошие, я сегодня сама убедилась. Скажи… Скажи, у тебя что-то, серьезное для тебя, с ними было? Чтобы вот, сердце болело. Или, наоборот, улетало на небо от счастья?
 А теперь настала очередь Семена держать паузу. Он поставил чайник на плитку, достал из рюкзака пару железных кружек, достал из шкафа пару стаканов для гостей, достал оттуда же литровую банку под заварку. Опять полез в рюкзак и выложил на стол бумажный пакет со стряпней Сашкиной выпечки. И только потом заговорил.
 – Уля. Я очень хочу, чтобы было. Но я не помню, вот в чем беда. Я знаю, что было, я уверен, что было, но то, что я помню, это или как черно-белые фотографии в чужом альбоме, или же сухие факты, как в протоколе, или сон, где все перемешано и невозможно его толком описать. А что чувствовал в те моменты – не могу сказать вовсе, так иногда, как проблеск, проскакивает: вот Алиса сидит на пристани, свесив ноги в воду, а я замираю от неожиданной нежности к этой хамке, а вот мы с Леной стоим, прислонившись спинами к одной и той же березе и разговариваем и мне больно от того, что я не могу до нее докричаться, вот здешняя Ульяна, с глазами по пять рублей, слушает мою страшную историю, а я удивляюсь произведенному эффекту. Алиса, Лена, Славя, Мику… Нет, Мику не здесь, не в этом лагере, или здесь? Я не помню, не могу вспомнить, от Мику даже картинки не осталось, только ощущение ее руки, и знание что, если держать Мику за руку и смотреть ей в глаза, то она успокаивается и перестает трещать как пулемет, и помню, как мы купались на острове. Ульянка? Нет. Хотя дружили крепко, и на выручку мне она всегда бросалась не задумываясь, это, наверное, у вас, у всех Ульянок, в крови. Но это еще до моего пробуждения. Зря ты об этом спросила, Рыжик. Я уже почти смирился со своим беспамятством, а теперь опять буду себе мозги наизнанку выворачивать, пытаясь вспомнить хоть что-то, хоть на один бит памяти, но стать богаче. Ну, а про те циклы, которые я уже помню, ты про них все знаешь, повторяться не буду.
 – Да знаю, Сем. Я почему спросила. Помнишь ты днем про здешнюю Лену сказал, а перед ужином еще про Славю? Я ревновать пыталась, честно. Не получилось. А сейчас, когда познакомилась с девочками здешними, и вовсе не получится. Потому что, если бы не эти девочки, ты бы не стал таким, каким ты есть, какого я люблю, понимаешь?. Ты сам не замечаешь, а в тебе есть какие-то черты от всех девочек, те, которыми они поделились с тобой, это надо просто увидеть. Ты, конечно, пропустил все, что тебе подарили, через свою личность и все изменил под себя, но они, эти черты, есть и никуда не делись, и я их вдруг увидела, что-то от Алисы, от Лены, от Мику, понимаешь? От тех девочек, которые еще не проснулись. Я не знаю Славю, но то, что я в ней успела заметить, есть и в тебе. Семка, они сделали тебя, а ты сделал нас, понимаешь?
 Очень редко Ульяну пробивало на такие откровения, очень редко она так копалась в себе и в Семке, но когда это происходило девочка-ракета, самый лучший друг и товарищ, всегда веселый и озорной антипод внешне мрачному Семену, куда-то исчезали и всплывала Ульяна серьезная, с распахнутыми глазами, которые не отпускали, с дрожащим от волнения голосом, требующая понимания больше всего. И если однажды Семен ее не поймет, то кто тогда, если не он?
 – Рыжик, думаю, мы все здесь делаем друг-друга. И раньше делали, и продолжаем делать, и ты продолжаешь, вот прямо сейчас. Но, о Славе, я что, тоже люблю подметать площадь?
 – Ты этого терпеть не можешь! Но ты ни разу не прошел мимо нашей Алисы, когда она вспоминает о своих обязанностях, чтобы ей не помочь. И порядок в спортзале, тебе не охота его поддерживать, но ты всегда за ним следишь. И октябрята, тебе же нравится с ними возиться, вот даже сегодня. Так что живи пока, Семк. Не буду я тебе сколопендру в постель подбрасывать, тем более, это и моя постель тоже.
 Ульяна прижалась к Семке, спрятав лицо на его груди.
 – Семка, я совсем не ревнивая и совсем не дура, да? Я все боялась, что за те пять циклов, за десять недель, после твоего возвращения, повзрослела физически на пять лет, а сама осталась той же четырнадцатилетней дурочкой, понимаешь? Оказывается у меня не только сиськи на полтора размера выросли, но еще и мозги.
 А Семка только прижимал Ульяну к себе, целовал в макушку и глупо улыбался.
 – Рыжик мой, все хорошо. Ты такая, какая есть и именно такая, какая мне нужна. А когда ты меняешься, то становишься нужна такая, какая становишься. Думаешь я не понял, почему ты вдруг разбираться в себе, во мне, в наших отношениях захотела? Ты сейчас боишься, что забудешь меня в следующий раз, в следующую активную фазу, или, что не нужна мне окажешься, как уснешь. Вот и пытаешься все понять и все запомнить, чтобы хоть что-то осталось. А ты не бойся, ты, когда опять проснешься, все вспомнишь. А если не вспомнишь, то я тебе напомню, обещаю. И пока ты спишь, тоже напоминать буду, каждый день, в каждом цикле. Только не вздумай впасть в детство и вернуться в свои четырнадцать лет. Иначе мне придется опять ждать, пока ты не подрастешь. Не хочу, одного раза мне хватило.
 – Да, а кто тебе спину лечить будет, пока я сплю? Будешь сюда к Виолке этой бегать, знаю тебя, ходока налево. Карий глаз-то ты от нее подцепил. Придется, наверное, мне в активной фазе оставаться.
 – Ну конечно, только я предвкушать свободу начал, как вот он, облом.
 И эта шутливая разрядка после момента откровения, продолжалась бы еще, если бы дверь в тренерскую не открылась и в комнату не заглянули.
 Алиса долго сомневалась, откликаться или нет на приглашение Ульяны-большой. Если бы компания ограничилась только двумя Ульянами, то пошла бы не задумываясь: Ульяна-большая ей нравилась, даже не смотря на недавний неловкий момент, но Семен был личностью непонятной.
 – Уля, ты пойдешь?
 – А то, Алиска. Где еще чаем напоят? А может и чего интересного расскажут.  А ты что, Семена Ульяниного стесняешься?
 – Я!? Да, есть немного. Сегодня, когда вечером встретились на площади, он так улыбнулся, как старой знакомой. И потом, пока к столовой шли, все поглядывал на нас. Поглядит – улыбнется, поглядит – улыбнется, как будто убеждался, что все у нас хорошо. Или вот это вот чувство, что мы обе его знаем. А как на него другие смотрят ты видела? У других тот же вопрос на физиономиях: «Где мы его видели?», – даже у вожатой. Хотя Ольга здесь же в детстве отдыхала и должна его знать, раз они ровесники.
 – Вот и спросишь его сама. Ну, пойдешь?
 Пошла конечно. И люди интересные, и чтобы самой себе, Семену и Ульяне-большой доказать, что никого не стесняется. Подумала еще, не взять ли гитару, но решила не брать, все-таки не настолько еще сложившиеся отношения с гостями, чтобы им что-то показать захотелось. А пока шла, все думала – какой же вопрос гостям задать и не опозориться, как два часа назад с Ульяной. Ведь хотелось же спросить о многом, но вдруг, когда уже Ульяна-большая не просто разрешила, а даже сама попросила задавать вопросы – как будто стыдно стало спрашивать, и язык не повернулся. И надо на этот раз пересилить себя и спросить.
 Ульянка отстала, сказала, что переоденется и догонит, но не догнала. Поэтому пришлось толкать дверь самой, опять непонятно чему волнуясь.
 – Здравствуйте.
 – Заходи, Алиса. Ты одна?
 – Нет, она не одна!
 Ульянка, все-таки догнавшая Алису, протиснулась мимо нее в тренерскую и по хозяйски огляделась.
 – А здесь неплохо. Надо будет у вожатой ключ свистнуть. Или, может попроситься в физруки? Женька в библиотеке, Мику у себя, а я здесь буду.
 Почему-то гости лагеря переглянулись при этих словах, Ульяна-большая непонятно хмыкнула, а Семен тихо пробурчал что-то, опять про сходимость.
 – Девочки, чтобы не было вопросов, почему мы вас пригласили – не почему. Сёмка молчит, но ему было важно убедиться, что все здесь в порядке. А еще у него комплекс вины перед вами. И не морщись, Сём, так оно и есть, сам же меня врать отучил. Поэтому пейте чай, а Сёмка вам сейчас сказку расскажет. Или нет, лучше я расскажу. У него сказки красивые получаются, он очень умный и умеет их сочинять и рассказывать, он вообще умнее нас всех, может быть, кроме Виолы и Шурика, но расскажу сказку я. Сёмка, не дергайся, так надо.