Славя(БЛ) Ольга Дмитриевна(БЛ)

Конечно в цитатах с сержантом Хартманом мне не сравниться, поэтому имеем то, что есть.

1 глава http://vn.reactor.cc/post/2732304
2 глава http://vn.reactor.cc/post/2740447
3 глава http://vn.reactor.cc/post/2744500
4 глава http://vn.reactor.cc/post/2752906
5 глава http://vn.reactor.cc/post/2755836
6 глава http://vn.reactor.cc/post/2765088
7 глава http://vn.reactor.cc/post/2771649
8 глава http://vn.reactor.cc/post/2783898
9 глава http://vn.reactor.cc/post/2790955
10 глава http://vn.reactor.cc/post/2799751
11 глава http://vn.reactor.cc/post/2807427
12 глава http://vn.reactor.cc/post/2813773
13 глава http://vn.reactor.cc/post/2818846
14 глава http://vn.reactor.cc/post/2825328


XV
Репетиция

Ольга Дмитриевна проснулась с легким беспокойством. Беспокойством от том, что что-то сегодня обязательно пойдет не так. Пробежала мысленно расписание: три репетиции у театрального кружка и спектакль после ужина; завтра приедет опоздавший пионер и уходят гости, но это завтра; и остальное — повседневная текучка. Кстати, не забыть выяснить — куда пропадает Ульяна-маленькая, и не забыть предложить гостям уехать на автобусе, все-таки неплохие люди.
Встала, натянув спортивный костюм сходила к умывальнику, вернувшись переоделась в вожатскую форму и ворча начала развешивать свою одежду в шкафу.
— Вот жили мы тут жили, никого не трогали. И вот на тебе, получи Оленька, соседа в домик. Пубертатного возраста.
Можно было все развесить и завтра, но что-то, какое-то предчувствие говорило ей, что лучше это сделать сегодня — завтра может не быть времени.
— А он же подглядывать будет. И просто стеснять. А не в спортзал же его селить и не третьим, к этим чудо-изобретателям в домик.
Отметила про себя, что нужно будет еще постель на новенького получить и комплект формы.
Оглядела домик, представила, как за каждой мелочью придется лазить в шкаф и поморщилась. Ладно, ничего не сделаешь. Где-то плавки еще были в шкафу. Вот так приезжает одинокая девушка, заселяется в домик, а в шкафу мужские трусы лежат. «Отдам новенькому, вдруг пригодятся».
Пионеры уже стояли на площади. Славя, увидев вожатую скомандовала: «Лагерь, по отрядам, становись!». Ольга Дмитриевна вышла к пионерам, обвела глазами строй, посмотрела на Славю, стоящую на правом фланге и слова утренней, как ее называл Семен, «молитвы» застряли у вожатой в горле. Захотелось закричать: «Славя! Где твои косы?!» А Славя, с непривычно-маленькой, из-за короткой стрижки, головой, стояла и без улыбки смотрела в глаза вожатой. Лишенное обычного обрамления кос лицо девочки приобрело неожиданно высокомерное выражение. «Задранный подбородок, строгий взгляд. Черт, это просто аристократка какая-то у меня в лагере.» Ольга еще представила реакцию Славиных родителей. «Что это? Подростковый бунт? Надеюсь, что не против вожатой». Захотелось, все же, разобраться и может даже наказать, но повода не было — нынешняя Славина прическа оставалась в допустимых пионерке рамках. А наличие или отсутствие кос у пионерки, это, в конце-концов, не проблема вожатой. «Но, как педагог, я с ней еще побеседую».
Ольга все-таки провела линейку, искренне надеясь, что этот сюрприз от Слави и был тем поводом для беспокойства, что тревожил ее с самого подъема.

— Ты куда-то ходил ночью? Смотри, что это со Славей?
Именно так, без паузы, спросила утром Семена Ульяна-большая, сразу о двух вещах одновременно.
— Это отдача, Уля. Помнишь, я тебе рассказывал про Славяну? Так вот, здешняя Славя, да и не только здешняя, теперь частично Славяна.
— Это как?
— Чужая память. Как у меня.
— Знаешь, Сёмка, у меня, кажется однажды так же было…
— Мне ведь не спалось ночью, Рыжик. Я и вышел подышать. А так получилось, что попрощаться. Нет больше ни Славяны, ни Мику-моей.
Ульяна вздрогнула. Они отстали от толпы пионеров, идущих на завтрак, и стояли друг напротив друга на главной аллее, там где аллея, со стороны столовой, вливалась в площадь.
— Сёмк. Ты никого и никогда не называл раньше своим, своей.
— Кроме тебя, Рыжик. Я, наверное, зря тебе это рассказываю, но кому еще, если не тебе? Помнишь, три дня назад, ты спросила меня про девочек? Так вот, я вспомнил Мику. Весь цикл, от знакомства, до прощания. И тогда, с ней, мне действительно, и взлететь хотелось и сердце болело. А еще, она, единственная, из не готовых проснуться девочек, поверила мне, и понимала, что исчезнет. И вела себя так, что я и сейчас завидую ее мужеству, и тогда завидовал. До сегодняшней ночи не помнил тот цикл, система заблокировала его в моей памяти. А сегодня ночью та Мику и Славяна окончательно простились со мной. Уже окончательно. И приказали беречь тебя.
Ульяна долго молчала, думая о чем-то, и что-то решая для себя.
— Сём. Мне нужно время, чтобы принять это. Про Мику. А потом… Обещай, что ты мне всё-всё про вас расскажешь.
— Конечно, Рыжик. По дороге домой всё расскажу.
Хлопнула дверь в столовой и первые позавтракавшие вышли на крыльцо. Кто-то, не задерживаясь, бежал по своим делам, кто-то еще некоторое время стоял на крыльце, поджидая компанию. Мимо гостей лагеря, в сторону музыкального кружка прошли Катя с Викой, пробежала туда-же Мику. Ульяна-маленькая, обогнув крыльцо, спряталась в кустах, ожидая, когда разойдутся лишние свидетели, и можно будет спокойно совершить налёт на кухню.
— Пошли завтракать, Сёмк. Может там еще не все съели.
И Семен с Ульяной пошли в столовую, навстречу потоку, теперь уже, сытых пионеров.
Столовая уже опустела, только копуша Светка из младшего отряда еще допивала кофе, да оба кибернетика, отгородившись от мира, что-то обсуждали, рисуя непонятные схемы пальцами на столе. Но уже подбиралась к ним со спины, дежурившая в тот день Алиса, из внутренней вредности своей, решившая начать протирать столы именно с этого столика.
Алиса, действительно, решила для начала шугануть засидевшихся кибернетиков, а потом уже разбираться с грязными столами. Но в столовую зашли опоздавшие гости лагеря — те, кого Алиса даже побаивалась, с некоторых пор. Конечно, не их самих побаивалась, а тех перемен, которые, она чувствовала, вот-вот придут в ее жизнь. Как-будто первый раз в первый класс идет. Нет, даже тогда так не волновалась. А тут, стоит остаться одной, как накатывает эта чертова фантазия-видение-воспоминание, с Семеном в главной роли. И сердце колотится часто-часто. Алиса еще держалась, еще сопротивлялась неизбежному изо всех сил. Даже находка на острове ее не убедила. Алиса уверила себя, что все то барахло, которое и сейчас лежит спрятанное под кустом на острове Ближний, она уже находила во время прошлого визита на остров, просто забыла об этом.

… Все вглубь, все настежь.

Алиса обнаружила, что стоит за спинами у кибернетиков, но сама смотрит на Семена с Ульяной. Даже больше на Семена, который как раз закончил читать стихотворение.
— Это и нас с тобой, Рыжик, касается. И вообще всех. — Семен поднял глаза, чуть улыбнулся Алисе, и приглашающе показал глазами на место за столиком. — Ты думаешь, что я морочу тебе голову. — Утвердительно и несколько грустно сказал, обращаясь уже к Алисе.
Можно было задавать вопросы, все, какие придут в голову и получить на них точный, простой и понятный ответ. И Алиса чувствовала, что сможет задать их без всяких для себя последствий, что непонятных этих приступов больше не будет, что вчера вместе с веревкой она выбросила в реку что-то еще, что-то, что не давало ей думать на некоторые темы. Но Алиса обещала Мику свою помощь.
— Семен, можно в другой раз? — Ответила на невысказанное приглашение, и неожиданно для себя, улыбнулась. Как старому доброму знакомому. — Только. Неужели это правда? То, что я провожала тебя на берегу?
— Ага, и еще ругалась при этом. Я уже отплыл далеко, но выражение лица и то, что у тебя губы шевелятся, я разглядел.
Алиса кивнула и вернулась к обязанностям дежурной. Наскоро вытерла столы, вымыла пол и побежала в музыкальный кружок. В голове у нее роились всяческие теории из научной фантастики, вроде путешествий во времени. Но одно было уже ясно — сумасшествие откладывается на неопределенный срок.
В музыкальном кружке репетиция уже началась. Мику крутилась вокруг актеров, пыталась донести до них свои мысли, малолетние актеры капризничали или баловались. Зрителей было поменьше, но, по прежнему, то одна, то две головы всплывали над подоконником окна, на которое не хватило портьеры. Из-за этих же зрителей, отвлекавших труппу, пришлось запереть дверь и закрыть все окна, поэтому в кружке было душно. Работа не шла. Жени не было, Женя узнав, что Алиса записалась в помощницы, с облегчением сказала: «Всё, я в библиотеке, надоело пугалом работать!». Лена тоже категорически отказалась помогать в режиссуре. Поэтому Мику, до появления Алисы, пришлось крутиться в одиночку. А еще Мику сегодня приснился очень странный и тяжелый сон, от которого в памяти остались одни обрывки, но она не чувствовала себя выспавшейся. В общем, к приходу Алисы, Мику опять успела расстроиться, как и вчера. А Алиса пришла сегодня какая-то другая. Веселая и рассеянная, одновременно. Она разогнала зрителей и утихомирила расшалившуюся труппу, одним фактом своего появления. Потом поглядела-послушала, как вяло и деревянно читают свои роли артисты…
— Не верю! Так кажется, да?
— А что же делать, Алисочка? Я просто не знаю даже. Просто руки опускаются. — Мику уже чуть не плакала. — Надо было, наверное, рассказ написать. Но я то хотела пьесу, чтобы на сцене поставить и все ее сразу увидели. Неужели я такая бездарность?
— Знаешь, Мику. Кажется я поняла в чем дело. — Алиса демонстративно не обращалась напрямую к артистам. — Давай, мы сами сейчас прочитаем отрывок и посмотрим, что у нас получится.
Да, так дело пошло. Пионеры — дети же еще, не понимали, когда им Мику пыталась словами объяснить что-то, а, видя перед глазами игру Мику с Алисой, начали втягиваться в процесс и, к середине, репетиции, наконец поняли, что от них хотят, и финальная сцена прошла уже почти без сбоев.
— Музыки в конце не хватает. — подала голос Катя.
Двойник той Кати, что бегала с Сашкой по утрам в лагере бабы Глаши, кокетливая блондинка в жизни, она играла Анфису. Причем очень хорошо играла. Алиса, наблюдая за ней, несколько раз вздрагивала: «Неужели это я? Я не такая!» — но понимала, что именно такая. «Да и черт с ним. Я такая, какая есть!»
— А кто играть будет, Катя?
— Ты, Алиса. Или Мику. Или я, только я никогда не играла со сцены. Или, можно Семена попросить. Я не знаю.
— Катечка, ну поздно уже все переделывать, всего две репетиции осталось. Запутаемся. Если только, действительно, Семена попросить.
— Правильно, Мику. Семен у тебя гитару взял — пусть теперь отрабатывает. Посадим его за ширмой, чтобы зрители не видели. Только голос.
Но неожиданно выяснилось, что и Алисе, и Мику неловко просить Семена о помощи. Обе, оказывается, стеснялись в его присутствии. Обе знали, что Семен им не откажет, но обе стеснялись, причем Мику неожиданно для самой себя. Что-то мешало ей, как будто во вчерашнем сне она сделала что-то такое, чего теперь, перед Семеном стеснялась. И ведь понимала, что это сон, а все равно стеснялась.
— Девочки, если надо, то я могу попросить. — Подала голос молчавшая до сих пор Лена. — Вы пока репетируйте, а я пойду его поищу.
А Семен с Ульяной-большой как раз в это время подходили к медпункту и оба отчаянно волновались. Им предстоял тяжелый разговор с неплохими и уважаемыми ими людьми.

Начало:
Глава 1. http://vn.reactor.cc/post/2626275

Продолжение.

II
Зажигание

Проснулся чуть позже вожатой, дождался, когда она выйдет из домика и поднялся сам. Полотенце, мыло, зубной порошок, зубная щетка. Можно было бы и поваляться еще, тем более, что во второй день мне положена такая поблажка, но смысла не вижу. Выхожу, и на крыльце сталкиваюсь с Ольгой.
– Доброе утро Семен, ты чего вскочил в такую рань? Мог бы и поспать еще. Даже до подъема еще двадцать минут, а ты вчера приехал, я бы до линейки тебя не будила.
Холодно. Лето, оно, конечно, здесь бесконечное, но по утрам, пока солнце не поднялось, холодно. Еще бы чуть-чуть и начал бы дрожать.
– Доброе утро Ольга Дмитриевна. Да выспался, знаете ли.
А действительно, как осознал сам себя, так и начал высыпаться после приезда в лагерь. Когда встаю рано, как сейчас, когда валяюсь до самой линейки, но просыпаюсь всегда вместе с Ольгой.
– Ну, тогда тебя ждет зарядка!
Ой спасибо, родная. Вчера Славя помянула Устав, сейчас соседка по домику – зарядку.
– Я надеюсь, что вы это серьезно?
Я, как-то, выработал стиль общения с Ольгой и этот стиль вполне допускает и юмор, иногда даже на грани фамильярности.
Ольга вздыхает.
– Ну, почти. Вообще-то, в распорядке она есть, но проводить некому, вот все и спят лишние полчаса. А так как сегодня линейка в одиннадцать, то и, минимум, целый час. Лишь бы к завтраку успеть. Но если ты захочешь, то спорткомплекс в твоем распоряжении. Подумай Семен, одному пионеру – целый спорткомплекс. Очень выгодное предложение.
Вроде, Миронова у ней фамилия, а товар расхваливает… и о подводных камнях, в лице девочки-ракеты, умалчивает.
– Ольга Дмитриевна, у вас в роду купцы первой гильдии были? Уж больно товар нахваливаете хорошо.
– Нет, из военных мы, а после революции все больше с приставкой «гео-»: географы, геодезисты, геофизики, геологи. Одна я педагог, да и то – географию преподаю.
Я так понимаю, что если спрошу – где преподает, то получу ответ, что здесь, в соседнем городе. Или еще вопрос, о вчерашнем ночном разговоре – что со мной не так? Спросить, не спросить? Но у Ольги настроение для бесед закончилось.
– Так, ты со мной бежишь, или умываться идешь?
Гм. Вчера я аборигенов удивлял, а сегодня они меня. Ольге в шезлонге, с книжкой в руках, сейчас дремать положено. А она в спортивной форме и вся прям вот-вот с места сорвется. Локальная особенность? Может быть. Некоторое время думаю, а не подружиться ли мне с вожатой, на почве бега? В общем-то, она тетка неплохая, хоть и взбалмошная и даже с приступами самодурства, но все решают за меня. Кусты в конце аллеи раздвигаются, и на дорожке появляется Славя, как и Ольга она в спортивной форме.
– Здравствуйте, Ольга Дмитриевна, привет Семен! Семен, ты с нами?
А тут, оказывается, компания для бега уже есть. И, похоже, отношения между здешним начальством здесь чуть более дружеские и чуть менее официальные, чем обычно. Ну, в любом случае, я все еще хочу минимизировать общение со Славей, поэтому мой ответ отрицательный.
– Выпишите мне кроссовки со склада. А то от пробежек сандалеты развалятся послезавтра. Так что, кто-куда, а я умываться.
Ольга со Славей, обгоняя меня, уносятся по дорожке вперед и, напротив пятнадцатого домика, сворачивают в сторону площади. Прикидываю их маршрут: через площадь, в сторону домика Рыжих, оттуда – к выходу на старый лагерь и далее, вдоль забора, не важно с какой стороны, до хозяйственных ворот и оттуда к пляжу. По крайней мере я бы побежал именно так. Ладно, если за территорию выбегать не будут, у умывальников пересечемся.
Иду к умывальникам мимо домика Лены и далее по тропинке, а сам пытаюсь вспомнить свой сон, и ничего я не могу вспомнить, кроме того, что снились местные катакомбы, надо было сразу этот сон мысленно пересказать самому себе, тогда бы запомнил, а так: катакомбы и какие-то люди в них. Или не люди? Или не совсем люди? Нет, не помню. У умывальников некоторое время размышляю, насколько радикально я хочу все поменять? В данном случае «радикально» означает, что я сниму рубашку и умоюсь ледяной водой до пояса. Пока рыжие спят, можно каверз, в виде испорченной или пропавшей рубашки не опасаться. Ну, я, хотя бы, попробую. Снимаю рубашку и остаюсь в одних шортах, открываю кран и осторожно подставляю ладонь под струю воды. Б-р-р-р-р… И так холодно, когда снял рубашку стало в два раза холоднее, а сейчас – в три раза. Ну его нафиг, такой радикализм! Сейчас зубы почищу, личину смочу и все будет хорошо.
– Семен, оказывается с тобой еще не все кончено! Из тебя, оказывается можно человека сделать!
Ну, спасибо, что хоть не порядочного пионера. Спортсменки успели добежать до умывальников и сейчас даже прервали бег, ради моей скромной персоны. Была бы мускулатура, я бы сейчас принял красивую позу и поиграл бы ею, а так я дрищ-дрищем: худой, длинный и сутулый. А еще я стесняюсь сейчас этой своей худобы и сутулости, перед ботами стесняюсь. Бот стесняется ботов, да.
– Закаляешься? Не будем тебе мешать. Ну что, Славя, мы отдохнули? Бежим дальше?
Славя, не произнесшая за всю сцену ни одного слова, только улыбается, молча кивает, и администрация «Совенка», полном составе, уносится дальше, в сторону пляжа. И, мне не показалось, бесенята в глазах Ольги так и мелькали. Куда я попал? Или это то, что я вчера заглянул в музыкальный кружок, запустило такие перемены? А мне теперь приходится таки проводить закаливающие водные процедуры – спалился. Поплескав себе на грудь, лицо, шею и спину ледяной воды, почистив зубы и изрядно забрызгав все вокруг, растираюсь полотенцем, натягиваю рубашку и отправляюсь в домик, дремать до завтрака. По дороге к домику, у музыкального клуба, встречаю всю зомби-компанию бредущую к умывальнику: Лена, Мику, Алиса, Ульяна. Я здороваюсь, но они только невнятно бурчат в ответ, им нет до меня сейчас никакого дела, они еще не проснулись, кроме, может быть Ульяны.
– Что новичок, на улице дождь или ветер?
– Да.
Огибаю компанию, и пусть Ульяна дальше сама думает, что значит мое «Да».
Жду завтрака, сначала в домике, через десять минут приходит с пляжа ОД и выгоняет меня, выхожу на улицу и жду завтрака в шезлонге. Совершенно бесцельное времяпрепровождение, лучше бы поспал, тем более, что сегодня можно. А еще, думаю о том, что стоило мне самому, да, мне самому отойти от сценария и собственной маски, как пионеры стали раскрываться с неожиданной стороны. Выходит вожатая и присаживается на крыльцо.
– Я ваше любимое место занял, Ольмитриевна? (Захочет – сама выгонит, но спросить надо).
– Сиди Семен, я, как раз на своем любимом месте сейчас сижу. Жаль только редко получается.
Ну да, больше на пляже, или на кровати с книжкой. Хотя, конечно, в этом и есть талант администратора – все наладить так, чтобы само крутилось, а самому валяться с книжкой на кровати.
– Чему улыбаешься?
– Уютно у вас, я так думаю.
Вспоминаю вчерашнее групповое заступничество передо мной за Ульяну, но спрашивать мне лениво, потом, как-нибудь.
– Придумал уже, чем будешь заниматься?
Да к побегу готовиться. И, в перерывах, за Ульянкой с топором гоняться, так и скажу. А на самом деле буду думать об одной вещи – о своей дальнейшей жизни. Отвечу-ка я правду. Если вожатая запрограммирована, она либо наорет на меня, либо не услышит, а если подумает своей головой, то… Посмотрим, что она скажет.
– Ольмитриевна, чем по вашему можно заняться в течение одной оставшейся недели? Конечно, работать над собой.
Ольга встает, нависает надо мной, и, уперев руки в бока, чтобы казаться побольше, выдает.
– Семен, ты же музыкальным кружком интересовался? Сразу после линейки пойдешь обходной подписывать, и чтобы обязательно куда-нибудь записался! Ты меня понял?!
– Я в медпункт запишусь, Ольмитриевна, или к Двачевской на курсы. – Со смехом отвечаю и бегу спасаться в сторону столовой.
Все верно, задумавшийся пионер, он ведь хуже откровенного лодыря, лодырь понятен и прозрачен, а этот, он до чего угодно может додуматься. Поэтому, пусть будет при деле и, если не хочет делать кошкороботов, то пусть таскает сахар для вожатой. Вряд ли, правда, Ольга такой про меня вывод сделала, она, скорее, решила, что я над ней просто издеваюсь. Ладно, наверняка обойдется без последствий.
В столовой оказываюсь за одним столом с кибернетиками.
– Здравствуйте.
– Доброе утро. Ты новенький, Семен, да? А я Электроник, настоящий.
Далее следует самопрезентация Электроника, которую я вчера сорвал своими выходками, не вписывающимися в сценарий. Шурик в это время кивает мне и жмет руку. Сейчас охмурять начнут.
– Семен, ты не хочешь к нам записаться?
Главный по охмурежу, сейчас и всегда, у нас Шурик. И чего же вам не хватает, скажите мне, пожалуйста?
– Тут такое дело, нам не хватает рук.
О как, ну хорошо хоть рук! Значит негр вам нужен, а я тут причем?
– И где я вам негра найду, ребятушки?
– Нет, ты не обижайся, но нам и правда не хватает рук. У нас проект, который мы никак не успеваем до конца смены. А еще постоянно идут ходоки с просьбами что-то починить: то усилитель дискотечный, то лагерное радио, то еще чего подобное. Лагерь-то на самообслуживании, сам видишь, из персонала тут только вожатая, врач и кухня, вот и занимаемся рутиной. Потому нам и нужен кто-то, на кого можно спихнуть неквалифицированную работу по всем направлениям.
А взамен мне обещаны некоторые послабления режима и более терпимое отношение со стороны вожатой, а так же характеристика и рекомендации для поступления в технический ВУЗ.
На самом деле, я их понимаю. Самого бесило, когда приходилось тратить время на тупую работу, да и приди они ко мне с такими условиями в первой половине моей допобежной жизни, я бы, наверное, подумал. А сегодня…
– Нет ребята. Я здесь всего на неделю, и тратить эту неделю на раскручивание-закручивание винтиков и на продувку плат от пыли я не хочу. Да и просто мне это не интересно.
– Что-то такое и ожидалось. Но спросить мы были обязаны. Bon appétit.
Ну, мы тоже не штиблетом консоме хлебаем, поэтому отвечаю на понятном кибернетикам языке.
– Merci.
На этом мои познания в языке Вольтера и Гюго, в общем-то и заканчиваются, но, кажется, кибернетики тоже выложились по полной программе. А я, наконец-то, приступаю к завтраку, что тут у нас? У нас тут: каша пшенная на молоке, хлеб белый, два куска, кубик сливочного масла на одном из кусков, и маленькая порция яблочного джема в пластиковой ванночке запечатанной фольгой, а на жидкое – какао. Местное какао, оно слишком сладкое, на мой вкус, но придется терпеть. Разделываюсь с кашей, размазываю подтаявшее масло по хлебу, собираюсь проделать тоже самое с джемом и обнаруживаю его отсутствие. Пожимаю плечами, голодные пионеры, они такие, они изо рта кусок вырвут. Попутно вспоминаю, как что-то красное мелькало на периферии поля зрения. Вот не хотел поить ребенка компотом с перцем, но, наверное, придется. Иначе не отвяжется.
В любом случае, завтрак закончен и я пока пускаю события на самотек. До линейки еще час, можно было бы попросить обходной заранее и добежать хоть до доктора, но лень. Поэтому я иду в лесок разделяющий пляж и лодочную станцию и там устраиваюсь так, чтобы не отсвечивать ни с пристани, ни с аллеи, за эти циклы я научился неплохо скрываться, когда мне нужно подумать.
Традиционно задаю сам себе вопрос: «Итак, что мы имеем!» А имеем мы лагерь, в котором я, кажется, запустил нестандартное течение цикла. Запустил двумя ударами: когда пошел знакомиться с Мику и когда, вполне мирно, пообщался с Алисой на сцене, вместо того, чтобы встретить ее на крыльце столовой. В отличие от попыток в предыдущих циклах все получилось достаточно легко, видимо, чем раньше ты вмешиваешься, тем легче расшатать лагерь, и еще, поступки изменяют ситуацию гораздо эффективнее, чем слова. Слова, они вообще никак не изменяют, слова, они просто игнорируются. Интересно, что было бы, если бы я начал импровизировать прямо на остановке? Как? Ну, например, представил себе, как я, прямо на остановке, целую Славю в уста сахарные. Да, у всех губы, а у Слави именно, что уста сахарные. Эх, сарафан бы Славе и кокошник еще, как дополнение к устам. Улыбаюсь. Не стал бы я, по некоторым причинам, ее целовать, так что этот пункт отпадает. Лагерь, правда, сопротивляется, пытается все вернуть к исходному сценарию и история с Ульяной, и попытка меня покормить, со стороны Слави, тому подтверждение. Попробовать дальше по озорничать? Дополнительно к тому, что мне нужно решить – как жить дальше? Ответ даже не обсуждается, иначе можно с тоски умереть, иначе, двенадцать циклов назад, можно было бы и не убегать. То есть, передо мной стоит две задачи: тактическая – разработать план «мелких пакостей» и стратегическая – разработать план собственной жизни. Ох! По второму пункту, конкретно, ох! Может, ну его, второй пункт, да и первый, кстати. Может продолжить импровизировать? Тоже вариант, но то, что, просто так, тупо убегать из лагерей бессмысленно, это, похоже, даже вон тому ёжику, который бегает во внеурочный час – средь бела дня, понятно.
Пора, наверное, и на линейку уже. Хочу встать и слышу, как по мосткам, ведущим на пристань, кто-то идет. Два раза кто-то: один кто-то туда, другой кто-то обратно.
– Привет Лена. Семена не видела?
Славя? Да, она. А Лена, получается, на пристани отсиживалась. Сейчас из кустов выскочу.
– Привет. Нет, не видела.
Сейчас из кустов выскочу со страшным криком.
– Линейка сейчас начнется, а его нету. И в домике нет.
Сейчас из кустов выскочу со страшным криком. В черном плаще.
– Хочешь, чтобы мы поискали?
Сейчас из кустов выскочу со страшным криком. В черном плаще, который распахну. Вот это будет мелкая пакость – все лагеря за один раз, циклов на десять сразу, расшевелю. Лезет же бред в голову! Это что, мне подсознание подсунуло в ответ на мою мысль про «уста сахарные»?
– Даже не знаю. Я видела, как он сюда завернул, вот чувствую, что он где-то здесь же, рядом.
Сейчас, только из кустов выползу, по возможности бесшумно. Отползаю метров на десять, встаю на ноги, отряхиваюсь и выхожу на главную аллею напротив входа в столовую. Так и выходим на площадь все четверо: я, Лена, Славя и, как и я, вынырнувшая откуда-то из кустов Ульяна. Ульяна делает вид, что не замечает меня, я делаю вид, что не замечаю ее, хотя так и подмывает спросить о судьбе джема. А еще я думаю, это что, меня теперь так и будут Славя с Ульяной пасти? В стиле: злой и добрый полицейский? У меня штампик «Склонен к побегу» в личном деле появился? Так бесполезно, я все равно сбегу, когда нужно будет, и места я знаю, где спрятаться можно, так что не найдете. Пожимаю плечами и встаю в строй.
– Ты чего?
– Ты о чем, Славя?
– Плечами пожимаешь. Непонятно что-то?
– Нет, это я о своем думаю. Все хорошо.
– Семен, Славя, прекратите шептаться в строю!
Яволь, фрау вожатая! Она, правда, фрейлен, но фрау – солиднее.
Все хорошее, когда-нибудь заканчивается и почти все плохое, кстати, тоже, это я про линейку, да. Мне дают обходной и отправляют навстречу приключениям. А я что? Я иду в музыкальный кружок самой короткой дорогой, по аллее мимо домика кибернетиков и дальше по тропинке. И, кстати, иду с удовольствием.
Мику в этот раз, наверное в виде исключения, сидит не под роялем, а за ним и, по-моему, ждет меня. По крайней мере, обрадовалась очень искренне.
– Ой, Сенечка, как хорошо, что ты пришел.
– Явился, сейчас будешь должок отрабатывать.
А это уже Алиса. Мог бы и догадаться, что так будет, каждый раз, при обходе с бегунком, на нее натыкаюсь.
– Алисочка, не груби, ты же не такая! А то Семен больше не захочет с нами общаться. Сенечка, Алиса говорила, что ты играешь…
Вопрос и просьба одновременно. Тут же Двачевская протягивает гитару: «Давай, отрабатывай!»
– Алис, если это продолжение вчерашнего спора, то ты понимаешь, что с тебя тогда одно желание?
Алиса слегка краснеет, не знаю, что она там обо мне подумала.
– Что еще за желание?
– Я еще не придумал, но обещаю, ничего неприличного не будет, наверное, я подумаю.
Гляжу на краснеющую Алису, гляжу на ее раздувающиеся ноздри – я удовлетворен.
– Алис, не взрывайся. Ничего мне не надо, я так сыграю.
– Сенечка. – Это Мику. А мы тут с Алисой тоже поспорили. Умеешь ты играть, или нет.
– Ну и какая же ставка? И кто на что поставил?
– Не важно, или играй давай, или отказывайся – Алиса привычно грубит.
– На трех аккордах?
Я вопросительно смотрю на Алису.
– Зубы не заговаривай! Хоть на одном сыграй!
Я, наконец, беру гитару в руки, смотрю на девушек и, перед тем как начать говорю.
– Все отдают себе отчет, что вы играете лучше меня? Так что терпите, сами напросились!

На кухне мышка уронила банку.
Черная фишка, белка в колесе.

Когда заканчиваю, девочки, некоторое время переглядываются, потом кивают друг-дружке, видимо экзамен выдержан. Ну, я особо не боялся, сами они меня однажды учили и тогда же и одобрили. Понятно, что практики не было и я сильно сдал, но не настолько же, чтоб совсем разучиться.
– Хиппи что ли? И хаер у тебя подходящий.
Алиса фамильярнейше запускает руку мне в волосы.
– … подходящий, но слишком чистый.
Я только улыбаюсь и отрицательно качаю головой.
– Алисочка, а по-моему Сеня не о том пел.
Мику напевает чистым голосом

С силами собравшись, до зари поднявшись, и
С песней северного ветра по шоссе…

– Жаль только, что на концерте не исполнить. Ольга Дмитриевна не поймет. Сенечка, ты точно не хочешь в кружок записаться?
Мы все-таки репликанты. Потому что для девочки, прожившей шестнадцать лет в Японии, Мику поразительно и подозрительно хорошо говорит по русски и ориентируется в советских реалиях.
– Микуся (пусть будет Микуся в этом цикле, Алиса при этом фыркает), я принципиально никуда не записываюсь, но заходить буду так часто, что еще надоем, это я обещаю.
Ставлю гитару на место, а сам протягиваю обходной Мику. Она чиркает там автограф, а Алиса комментирует.
– Мог бы и сам заполнить, все равно Дмитриевна его смотреть не будет.
А то я не знаю. Но отвечаю другое.
– Так интереснее. Сейчас к нашим техническим гениям пойду, послушаю, как они меня вербовать будут.
– Тогда подожди, я с тобой.
Алиса поднимается, мы прощаемся с Мику, и я замечаю, каюсь – впервые за все циклы замечаю, какая у той замечательная открытая улыбка. За такую улыбку я сразу же прощаю ей всю ее болтливость, и прошлую и будущую. А еще мне теперь думать: где кончается управляющий сценарий и начинается импровизация маски, где кончается импровизация маски и начинается свобода воли? Страшно боюсь разочарований, но всегда ловлю вот такие вспышки человечности, это как знак, что не все еще потеряно для бедных нас – репликантов, включая и меня самого, конечно же.
Выходим из музыкального кружка и по дороге Алиса говорит
– Знаешь, иди к ним сам. Не люблю Сыроежкина, боюсь – не сдержусь и в глаз ему засвечу.
– Тут я тебя понимаю Алиса, я сам его в больших дозах с трудом перевариваю. Вроде и ничего плохого, но, как прилипнет, так хочется или убежать, или силу применить.
На перекрестке у как всегда неработающих душевых расстаемся: я направо – к кибернетикам, а Алиса налево – на площадь.
Против ожидания, кибернетики меня почти не домогались. Или мой отказ за завтраком подействовал, или то, что как раз прозвучал сигнал на обед, но Шурик только спросил.
– Не передумал? Жаль. Ну, давай сюда обходной.
В клубе все стандартно: чертежи, верстаки, приборы, кошкоробот, кибернетики… Нет, не мое это. Когда учился у Электроника слесарным и столярным навыкам – даже нравилось, и Электроника терпел в больших количествах, но, как только выучился до необходимого мне уровня – ушел и не жалею.
Кибернетики остаются запирать клуб, а я, через умывальник, отправляюсь в столовую.
Пока делал крюк к умывальникам, пока умывался, основная масса народу уже пообедала, практически, из знакомых в столовой вижу только Лену. Киваем друг-другу, думаю – не составить ли компанию, но, пока думаю, место рядом с Леной успевает занять Женя. Чтобы не мешать девочкам сажусь за отдельный столик и разбираюсь с обедом. Суп с гречкой, сосиска, пюре, компот, два куска хлеба и пирожок, как выяснилось, с капустой. В общем-то даже не плохо. Пока обедаю столовая пустеет, остаюсь только я и двое дежурных – сегодня это девочки из среднего отряда, они уже начали наводить порядок с противоположного угла, не дожидаясь, пока я уберусь. Я сижу за колонной, на своем любимом месте, чтобы не отсвечивать от входа, поэтому только слышу, а не вижу, как в столовую входит Ульяна, здоровается с дежурными и исчезает на кухне – еще одна жесткая привязка сценария. Сейчас она вернется с куском мяса, а я отправлю ее за булочкой и, пока она ходит, насыплю ей перца в компот. Не буду.
Возвращается Ульяна и идет в мой угол, огибает колонну и сталкивается со мной лицом к лицу. Это настолько неожиданно для нее, что она сбивается с шага, но пересиливает себя и садится со мной за один столик. Все это молча, не говоря ни слова. Перед Ульяной поднос, на подносе стакан чая и тарелка с парой булочек. Ну, молчит и молчит, я дожевываю сосиску и уже нацеливаюсь на компот, когда Ульяна лезет в карман и достает оттуда утреннюю порцию джема, которую, все так же молча, и ставит передо мной. И ведь видно, что Ракете чертовски не хочется этого делать, что она пересиливает себя, но делает. Тоже интересно, что стало причиной этому поступку: сценарий, импровизация, свобода воли или накачка, допустим, Алисы? Но, что бы там не думала вожатая и прочие аборигены, но я не могу обидеть Ульяну, просто не могу. Для меня Ульяна это, прежде всего, та девочка, которая бросалась в шахте защищать меня от Шурика, которая спала на моем плече, которая, которая прибегала ночью к моему домику, чтобы поцеловать, и убегала счастливая, которая, одна из всей компании, махала мне руками, морально поддерживая меня, во время моего первого удачного побега, это – настоящая Ульяна, а не здешняя мелкая пакостница. Да и здесь она оказалась лучше, чем пыталась создать о себе мнение, поэтому я молча беру этот несчастный джем и ставлю его на поднос перед Ульяной. Та какое-то время думает, потом вскрывает упаковку, берет одну булочку, ту что побольше естественно, и мажет ее джемом, а тарелка со второй булочкой, и остатки джема оказываются передо мной. Не капризничаю. Все это, повторяю, происходит при полном молчании обеих высоких сторон, только, когда я вымазываю остатки джема на свою булочку, мы смотрим друг-другу в глаза и коротко киваем. Кажется какое-то перемирие между нами установлено, кажется персональных пакостей можно не опасаться, хотя разговаривать со мной по прежнему не хотят.
Обед закончен, относим с Ульяной грязную посуду на мойку, выходим из столовой и разбегаемся, каждый по своим делам. Ульяна, я так думаю, на промысел жуков и саранчи, а я – выполнять последние два пункта сегодняшнего задания: медпункт и библиотеку, причем последний пункт – обязательный, почтовый ящик на странице Шопенгауэра никто не отменял.
Медпункт. Ничего не могу о нем сказать, кроме того, что он полностью повторяет все лагерные медпункты виденные мной до того, включая и самый первый, и отличается от самого первого только одним, в нем нет Виолы. В нем нет Виолы, а та докторша, что имеется в наличии, при всем портретном сходстве, совершенно не похожа характером, а очень напоминает замотанного жизнью участкового терапевта из районной поликлиники.
– Здравствуйте, мне бы обходной подписать.
– Давай сюда. Жалобы на здоровье есть?
– Нет.
– До свидания.
И все это, не поднимая головы от журнала.
В библиотеке вообще все без изменений, даже Женя такая же, как везде и, как и в шести предыдущих лагерях, отметины на нужной мне странице: подчеркнутое ногтем слово и углубление от остро заточенной спички в углу страницы. Кто-то еще продолжает двигаться передо мной, в каждом лагере, в котором я побывал, я вижу эти метки. Может и мне продолжить путешествие? Но, как бы там ни было, завтра мне предстоит наведаться в библиотеку еще раз, чтобы оставить свой автограф. Осторожно, чтобы не разбудить хозяйку, покидаю библиотеку – я поставлю закорючку в обходном сам, и в дверях сталкиваюсь с Леной. От неожиданности Лена вздрагивает, роняет «Унесенных», я бросаюсь поднимать, Лена тоже бросается поднимать, мы бьемся лбами. И все это под язвительные комментарии свежепроснувшейся Жени, что-то про то, что сотрясения кое у кого точно не будет, в связи с отсутствием мозгов, и про то, что клеить переплет за нас она не намерена и лучше бы этому переплету вообще уцелеть, потому что у Жени бедная фантазия и казнь для нас будет не самая изощренная. К счастью для нас все заканчивается благополучно, меня даже не выгоняют из библиотеки, пока Женя проверяет целостность издания. Выходим, наконец, из библиотеки и на крыльце облегченно улыбаемся друг-другу. Ну, это я улыбаюсь, а у Лена коротко смотрит на меня, чуть поднимает уголки губ и опять опускает взгляд на свои туфли. Неловкость, неловкость, неловкость…

***
Продолжение в комментариях